Грации солнца. Приманка для зверя

— Я не гоню вас, — поспешил перебить наместник, опасливо глядя на рукоять боцьена, — но почему нельзя хотя бы вынести изгнанного за пределы Непос-викус?

— Моему сыну нужен отдых и покой, — пояснила старейшая. — И мне тоже. А там придётся его охранять.

— Но мыйо...

— Пока я здесь, мыйо не проблема. Если мы и уйдём за ворота, то только втроём, — отрезала Анэ. Глаза априки блеснули, подтверждая сказанное.

— Значит, мне придётся оставить его, — прошипел старик, — тогда разрешите хотя бы помыть его?

— Разрешаю.

Пресветлая встала и вышла вон из комнаты. Фабиус размял пальцами лоб и крикнул рабов.

V

Йоко очнулась, чувствуя как прямые солнечные лучи греют тело. Дева подняла веки, улыбаясь пречистому богу. Априка ощутила под собой черепицу, давящую на спину. Юбка и жилет оказались распахнуты, боцьен лежал у правой руки. "Где я?" — подумала дева, силясь привстать.

— Очнулась, напарница? — наполненный безмятежностью голос достиг левого уха. — Расслабься: тебе надо насытиться.

— Маниус! — вспомнила Йоко. Пресветлая положила на спутницу руку, не позволяя подняться.

— Ему полегчало. Наверное, скоро проснётся, — информировала древняя.

Йоко расслабилась.

— Сереньких чувствуешь? — прервала молчание Анэ. Деве снова пришлось напрячься.

— Нет.

— Отлично. Знаешь, что я поняла, дитя?

— Нет, — Йоко приподнялась-таки и с интересом посмотрела на старейшую.

— Ты совсем не умеешь плавать, и ещё ты совсем не умеешь нырять, — сказала Анэ тоном философа, выдвигающего новый постулат.

— Я пыталась сказать, — извинилась априка, пробежав глазами по сторонам. Представший перед взором посёлок выглядел незнакомо.

— Где мы? — спросила дева.

— На крыше, дитя. На крыше. Отдыхай. Скоро надо будет прикупить Маниусу новую одежду.

— На крыше... — улыбнулась Йоко и прикрыла глаза, — а куда пойдём, когда Маниус поправится?

— На запад: к морю. Придётся преодолеть сохнущий лес, где обитают зрелые мыйо, — объяснила старейшая, зевая. — Но лодка хранится не у моря, а у притока Тенуса, так что мы потратим трое суток на пеший переход, а потом сплавимся по реке... ещё придётся заготовить Маниусу еды про запас.

— А что нам делать у моря? — уточнила дева.

— Не "у", а "в", дитя, — поправила древняя. — Мы поплывём на Птичий остров. Ромеи называют его Столбом Салации. Слышала?

— Нет.

— Географии вас сама Йо учила, что ли?

— Нет. А почему ты так думаешь?

— Не важно. На острове имеется зимний дом, — информировала Пресветлая. — Маниуса нельзя оставлять достигаемым для мыйо, дитя. Ты и сама это понимаешь.

— Ага, — согласилась Йоко. — Но всё-таки, почему ты вспомнила о Йо?

— Йо ни разу не покидала Благую Землю, дитя, — пояснила Анэ.

— За столько-то остановок, — добавила древняя.

— Йо ведь... самая младшая из детей праматери? — спросила Темноокая.

— Это правда, — подтвердила старейшая.

— А ты? — резко сказала дева, не дав напарнице продолжить фразу.

— Я? — переспросила Анэ с наигранным удивлением. — Я — одна из старших её дочерей.

Йоко кивнула себе: предположения подтвердились.

— Но почему тогда мне о тебе не рассказывали?

— Думаю, Йо неприятно вспоминать о моём существовании, дитя, — заметила Пресветлая.

— Зачем ты так? Йо очень добрая. Она...

— Знаю, знаю. Передай ей привет, когда вернёшься к семье, дитя. А пока прекратим пустой разговор: тебе всё ещё нужно насытиться, — сказала Анэ и приготовилась дремать, поручив контроль над телом вовремя проснувшейся лени. Априки продолжили лежать, не произнося ни слова.

VI

Атон прошёл две трети небосвода, щедро поливая землю живительными лучами. Напарницы лицезрели его путь, наслаждаясь светом.

— Пора, — сказала Анэ и принялась лениво одеваться. Йоко последовала примеру старейшей, чувствуя пульсацию наполненной энергией крови в каждом кончике тела.

— Весь день ни облачка. Атон ясен и улыбается нам, — сказала охотница, разминая затёкшие руки.

— День действительно светлый, — согласилась старейшая. — Спускаемся: лучше успеть до того, как купцы разбегутся.

— У тебя есть консульские рубины? — удивилась Йоко.

— Давно таскаю на всякий случай, — пояснила древняя, — и вот он — всякий случай.

Дева взглянула на старейшую, восторженно блеснув глазами, и начала спуск по лестнице. Анэ предпочла спрыгнуть, чем сразу приковала внимание случайных прохожих. Априки направились к купцам.

На краю площади оказалось несколько лавок. Одежду продавали в двух. Та, что дальше, была свободна. У той, что ближе, стоял с виду не примечательный ромей. Мужчина оживлённо беседовал с купцом, не забывая о жестикуляции. Априки неспешно подошли к ближней лавке; увлечённые собеседники не заметили их приближения.

— Я дам тебе двадцать пять камней, — говорил купец, — но ты вернёшь мне тридцать через год.

— Это грабёж, Гае! — не соглашался мужчина. — Двадцать семь и ни камнем больше!

— Как хочешь, Вете, только никто в Непос-викусе не даст тебе столько камней, — продолжал купец. — Уходи! Не загораживай товар!

— Постой... — Ветус склонил голову. — Я согласен.

Лицо купца расплылось в улыбке. Гаюс хотел сказать что-то, но Анэ упредила его:

— Не торопись, Вете! — громкая фраза заставила мужчин вздрогнуть. Они повернули головы, недоуменно взглянув на априк.

— Ты не выглядишь оборванцем, Вете. Для чего тебе столько камней? — полюбопытствовала Анэ.

— Чтобы выкупить у наместника Энию, — ответил Ветус и потупил взгляд.

— Зачем занимать такую сумму, если можно собрать её? — продолжила старейшая.

— Послезавтра Фабиус повезёт её на рынок в Мирнию! — взорвался Ветус. — Мне нужны деньги сейчас!

— Энию, похоже, охмурила глупца, — рассмеялся Гаюс. — Ударим по рукам, Вете?

— Я дам тебе двадцать пять камней, Вете, — предложила древняя, — вернёшь мне столько же, когда я снова загляну сюда.

— Правда? — обрадовался ромей.

— Правда, — Пресветлая отвязала мешочек, предусмотрительно повешенный на поясе, и отсчитала двадцать пять рубинов. Каждый камень представлял собой помещающийся на большом пальце плоский восьмигранник, на одной стороне которого красовалась аккуратно выгравированная буква "С", на другой — "R".

— Как вас зовут? Я... должен поклясться? — спросил Ветус.

— Анэ. Но лучше запомни рисунок на моей повязке, — ответила старейшая.

— Я клянусь Юпитером и Юноной, что верну вам камни, богиня, — проговорил Ветус и поклонился, — а сейчас простите: я должен бежать.

Ромей поклонился ещё раз и побежал искать наместника. Пресветлая ухмыльнулась и посмотрела на товар.

— Мне нужна мужская одежда, Гае, — сказала старейшая, обращаясь к купцу, — туника, хорошая кожные сандалии, пояс с бронзовыми застёжками... показывай всё, что есть. Я выберу.

— Как скажете, светлая госпожа, — улыбнулся Гаюс и начал раскладывать товар.

Когда Анэ купила всё, что по её мнению было нужно Маниусу, и нагрузила покупками Йоко, купец набрался наглости и спросил:

— А почему вы помогли Ветусу, светлая госпожа?

— Помогла? — переспросила Анэ. — Я ему не помогала.

— Вы же дали глупцу двадцать пять консульских рубинов, — напомнил Гаюс.

— Он вернёт столько же, Гае.

— Невыгодная сделка, — заключил купец.

— Грабить, конечно, выгоднее, — подтвердила Анэ.

— Грабить? О чём вы, госпожа? Мы, купцы, путешествуем между городами и селениями, рискуя жизнью на дорогах, чтобы привести людям товар. Мыйо, как и бандиты, знаете ли, безжалостны. И разве зазорно просить небольшое вознаграждение за свои труды?

— Аха... — протянула древняя. — Тогда понятно. Охотиться на мыйо намного опаснее, чем слоняться с товаром. Наверное, нам стоит наложить на республику дань за нашу помощь, правда, Йоко? — спорила Анэ, кивнув в сторону спутницы. Напарница весело улыбнулась. Априки отвернулись от лавки и увидели толпу, следившую за ними в удалении. Йоко заметила хмурые взгляды, смотревшие больше на Гаюса, чем на них. Спутницы обошли толпу и направились в сторону виллы.

— Кто позволял тебе распускать твой поганый язык, Гае? — донеслось до априк, не успели они пройти и десяток шагов. — Что, если они...

— Люди, — произнесла старейшая по-априкски.

— Странные, — добавила Йоко.

— Странные? Нет. Просто люди не упускают возможности ограбить или убить друг-друга, дитя. Потому старейшие и не рекомендуют молодым априкам контактировать с ними, — пояснила Пресветлая.

— Но ведь не все такие.

— Большинство именно такие. Удел людей — умереть детьми.

— Маниус не такой.

— Маниус лишён свободы, дитя. Когда к нему вернётся свобода, мы узнаем, каков он на самом деле.

"Хотя едва ли она к нему вернётся", — мысленно закончила древняя.

— Может он и вспыльчив, но не станет вот так грабить, — сказала Йоко.

— Видишь, дитя? И ты заметила тёмное в нём.

— Что с того? И на Атоне есть пятна.

— Но они не мешают Атону светить, дитя.

Темноокая смолкла и задумалась.

VII

Маниус проснулся, чувствуя лёгкость, пронизывающую всё естество. Тело оказалось чистым, расслабленным. Одеяло и подстилка — мягкими и приятными. Примус раскрыл глаза, позволив рассеянному свету заполнить взор. Изгнанника окружала маленькая убранная слабо освещённая сквозь матерчатую занавеску комната. Кроме лежанки в ней поместился лишь широкий шкаф, хранящий глиняную посуду. Занавеска шевельнулась. Маниус скосил глаза и на мгновение захватил светлые волосы, тут же исчезнувшие за складками ткани.

— Йоко? Анэ? — спросил ромей у занавески, но ответа не последовало. Вскоре, ступая бесшумно, словно забитая мышка, в комнату вошла светловолосая голубоглазая худенькая рабыня, которую толкал сгорбившийся пожилой раб. "Варвары", — подумал отверженный, не спуская с них глаз. Рабыня молча положила около гостя поднос, на котором лежала курица, запечённая с овощами, ломоть пшеничного хлеба и глиняный стакан с водой.

— Поешьте, господин, — сказал сутулый. Рабы не сводили глаз со лба юноши, но Маниус не обратил на это внимания, сражённый ударившим в нос запахом. Правая рука изгнанника схватила левую, уже готовую потянуться к курице. Впервые в жизни при взгляде на еду захотелось плакать. "Нет! Йоко меня не простит! Йоко?" — пронеслось в голове у юноши.

— Где Йоко, старик!? — крикнул изгнанник уже уходившему рабу.

— Априка?

— Да, априка. Где она?

— На улице, господин, — сказал сутулый.

— Хорошо, — Маниус облегчённо выдохнул. — Скажи ей, что я проснулся.

Раб не мешкая скрылся за дверью. Взгляд Примуса снова сосредоточился на еде. Рука потянулась к подносу, но взяла только стакан. Изгнанник сжал его и услышал треск. Хват сразу стал нежным. Ромей поднёс стакан ко рту и осушил его, затем повертел на свету, найдя трещину. "Халтура, — решил отверженный. — Нужно дать стимула тому, кто его сделал... Да чем я теперь лучше рабов? Погоди у меня, Клодо!". Маниус сжал руку, и стакан рассыпался. Боль от впившихся кусочков вернула разум в реальность.

— Унеси. Я не могу это есть, — сказал Маниус, подняв глаза на рабыню.

— Но господин... — попыталась возразить девушка.

— Унеси! — крикнул Примус. Рабыня подняла руки, загородившись от ромея. Изгнанник взял поднос и протянул девушке.

— Унеси, — спокойно повторил юноша. Варварша перехватила поднос и собиралась уходить, но путь преградили априки.

— Энию? — спросила Анэ, глядя на рабыню. Девушка испуганно кивнула.

— Знаешь Ветуса? — продолжила древняя.

Двушка снова кивнула, сверля старейшую недоумевающим взглядом.

— Похоже он сегодня выкупит тебя, Энию, — информировала Пресветлая, выбрав наречие местных племён. Рабыня сначала опешила, потом заплакала от радости.

— Благодарю тебя, солнечная богиня! — ответила девушка на родном языке.

— Иди — умойся и подготовься, Энию, — рекомендовала Анэ. Рабыня выбежала. Пресветлая проводила её довольным взглядом; Маниус в последний раз прощался с курицей и ломтем хлеба. Йоко кинула на постель новую одежду, завалив юношу.

— Одевайся скорее, — сказала дева. Ромей последовал слову априки.

— А где мои вещи? — спросил юноша, когда натянул тунику.

— Я их выкинула, Эксул, — информировала древняя, — сушёные плоды оставила, не бойся.

— А гладий?

— Ржавеет на речном дне.

— На дне!? Чем мне теперь защищаться!?

— Этот кусок железа всё равно бесполезен против Мыйо, особенно в твоих неумелых руках, Эксул, — просветила Анэ. — Всё, что ты можешь, — уклониться от хищника и ждать спасения, а для этого тебе лучше быть налегке. Радуйся, что я смогла-таки вылечить тебя и впредь не бери воду из рек, озёр и других цветущих водоёмов. В ней может быть отрава.

— Хорошо, — пообещал Маниус и замолк, продолжая одеваться.

Надев всё, что принесли априки, Примус оглядел себя. Туника была на совесть прокрашена зелёным красителем; по всему чувствовалось, что соткана старательно. Пояс из доброй кожи — снабжён крепкой бронзовой пряжкой. Новые плотные сандалии не забыли дополнить высокими задниками, оберегавшими голень. Ромей со стороны стал похож на мелкого купца или отставного легионера, точно не на изгнанника.

— Последний элемент, Эксул, — Пресветлая подала юноше знакомую белую повязку. Маниус закрыл ей лоб, скорчив печальную гримасу.

— А сума с пенулой? — спросил ромей.

— Они тебе ни к чему, — информировала древняя.

— Но...

— Идём, — сказала Йоко. Изгнанник обречённо вздохнул и молча последовал за охотницами.

Закончив экипироваться, априки и Маниус собрались покинуть Непос-викус, провожаемые большой толпой селян. Наместник лично вышел, чтобы попрощаться с ними. Фабиус прошипел долгую сбивчивую речь, но власть имущего никто не слушал.

— Смотри! Мечи сами висят.

— И копьё у главной.

— Говорят, их ковал сам Вулкан, — непрерывно шептались мальчики.

— Какие у богинь волосы!

— Какая чистая кожа!

— А глаза! Мне бы такие глаза! — наперебой делились впечатлениями женщины и девушки.

Анэ и Йоко дружелюбно улыбались толпе, иногда махая селянам руками. Маниус бросил единственный хмурый взгляд на сборище жителей и отвёл глаза в сторону, предпочтя людской толпе осмотр домов. Тут взор юноши наткнулся на пару, обнимающуюся за углом очередного сарая. "Та рабыня? Неужели?" — пронеслось в голове изгнанника. Ноги юноши продолжали неспешно вышагивать за Йоко, глаза — следить за парой, словно прикованные. Ворота приближались, и селяне начали кричать благословения априкам, но ромей не слушал их. Примус смотрел на двух людей, коим не было дела до ухода богинь, не было дела до шумящей толпы, не было дела до туч, прилетевших проводить Атона за горизонт. Пара целовалась. Робко, осторожно, будто проверяя мир на реальность. "Пусть Фортуна и дальше помогает тебе, рабыня", — подумал изгнанник, и влюблённых загородила воротина.