Телепупс. Роман-фантазия. Постмодернизму посвящается.

Белый шлем пилота. Штурмовик заходит на цель. Пш-ш-ш-ш... Ракета со спутниковым наведением. Взрыв в горном ауле. Нет аула. Улыбающиеся летчик, аэродромные техники, жены, служащих на базе и Гурам.

Погрузка/Выгрузка переселенцев/репатриантов. Вагоны, машины, самолеты. Инфраструктурный проект века. Освоение богатств Восточной Сибири. "Добро пожаловать в Якутию!" Аборигены братаются с прибывающими на постоянное место жительство представителями некоренных народностей. Улыбающиеся старики, женщины, дети и Гурам

И вот, наконец, Гурам Артемович на открытии национального парка-полигона-заповедника "Чечня". (Один из немногих случаев, когда победивший Кандидат выполнил свое обещание). Окончательное решение кавказского вопроса. Перерезают ленточку. Первая группа туристов на аттракцион "Грозный". Гимн. Салют. Улыбающиеся Президент, остальные и Гурам.

Это был пик его карьеры. Многомиллиардная и многомесячная эпопея небывалой в истории человечества гуманитарной программы — спасение от самоуничтожения маленького, гордого, но глупого народа. Спасли. Не только людей. Их культуру, язык, традиции и обычаи. Круглосуточный прямой эфир, тысячи закадровых рабочих, сотни точек съемки, десятки камер и один Гурам на всех. Совершенно не понятно, откуда у него взялось столько жизненных сил. И ведь до чего талантливо старик сработал! Скрестил сразу несколько казалось бы несовместимых жанров. В одном телеформате поместились живописные виды равнин, гор, рек и неба, рассказы о неповторимой флоре и еще более неповторимой фауне, выпуклые характеры людей-тружеников, людей-героев, людей-страдальцев, людей-жертв и, наконец, глубокие историко-политические экскурсы. Подал он этот "коктейль Гурама" с помощью быстрых наездов картинки, крупных планов, фантастических ракурсов, сочных красок, бешеного вращения камеры и небывалых спецэффектов. В качестве особой приправы его голос. Проникновенный, тихий, но одновременно четкий и твердый.

В это время я был во Франции и когда в своем задрипанном подвале в компании с парижскими мышами смотрел это мега-шоу, готов был разрыдаться от зависти к таланту Гурама и заодно от сострадания к многодетной семьей переселенцев, над которой тот взял шефство. С камерой на плече наш шоумен-подвижник проследил путь этой ячейки общества от полуразрушенного дома в Гудермесе до благоустроенного вагончика в городе Бестях, что на могучей русской реке Лена. Он приходил к ним в гости, на нем висли маленькие детишки, а он жестом Деда Мороза доставал из карманов плитки шоколада. С тех пор Гурам Артемович стал зваться "Дядя Гурам". Даже получил несколько премий, в том числе международных, с общей формулировкой "за выразительность художественных форм и документальную правдивость передачи материала".

Дошло до того, что Дядя Гурам стал начальствовать на канале "Столица" и занялся проектами в стиле art-chaos. Воздвигает памятники под общим названием "Кумир прошлого". Каждый год — новый персонаж, новый памятник. Отстоял пенопластовый герой на алюминиевой основе и, пожалуйста, — в положенный срок уже все готово. Конкурс на замещение начинается чуть ли не на следующий день после установки. Словом, докатился. Живой классик.

* * *

Вы хотите платить за трафик меньше?...Да?...

Нет!

Чтобы пожаловаться на мобиспам нажмите 1.

Макс не удивился моему звонку, но было бы преувеличением сказать, что он выказал радость по поводу моего появления. Нечто вроде неизбежного зла, присущего посещению стоматологического кабинета, где вместо бормашины и врача единый во всех функциях Вася Чапаев. Я никак не мог облегчить его страдания. Из всего многообразия Шуркиных кремлевских друзей, приятелей и собутыльников мне был известен только Макс.

— Что ж вы все от меня так шарахайтесь? — поинтересовался я у Человека-из-Администрации.

— Все?

— Ну да. Ты бы видел лицо нашего гэбешника, когда он со мной разговаривал в больнице. Даже отпустил меня быстро, а ведь ты знаешь, он любит поговорить.

- Болтаешь, — не поверил Макс, наблюдая за тем как Зоенька тыкала кнопки на подлокотнике своего кресла. Она уже в который раз пыталась разобраться с автомобильной электроникой и опустить стекло.

— Как дела?

— Сливочно.

— И у меня также.

— Почему?

— Ты же понимаешь, что ситуация с Шурой весьма необычна.

— И?

— Дурака-то из себя не строй.

— Грубишь.

— Называю вещи своими именами.

— Шутишь.

— Я вообще думаю, что весь этот сыр-бор начался с подачи наших доблестных чекистов.

— Нас пишут.

— Удивил! — отмахнулся я, переключив внимание на Зоеньку. Девушка, бросив упражнения с кнопками, заблокированными водителем, беззвучно вертела пальцем у виска. Пришлось ей объяснить:

— Он нормальный. Просто у Макса редкий дар. Он говорит, точно также как пишет инструкции и речи. Если Гурам маг визуальный, то наш дорогой Человека-из-Администрации пример мага вербального.

— Льстишь, — отреагировал Макс, хотя было заметно, что ему понравилось. Он даже откинул свои неформально длинные пряди волос, продемонстрировав нам серебренное колечко в левом ухе. Оно должно было олицетворять духовную связь Макса-чиновника и Макса-писателя.

— Чистая правда, — подтвердил я и в этот момент почти поверил в исключительность своего собеседника. — Макс наш новый русский словесник. С будущего года его произведения войдут в школьный курс вместо... Вместо кого?

— Бунина.

— И сколько ты за это заплатил?

— ...

— Старичье прошлого века все равно никто уже не читает, а у Макса популярности в творчестве столько же, сколько таланта брата краткости. Дядя Гурам сравнивает его с Бертольдом Брехтом.

— Правда? — спросил русский Брехт.

— Правда, — подтвердил я, считая в душе, что термин "словесность" подходил к его работам лишь в сокращении "слово". — Насчет похожести я готов с ним поспорить, но то, что ты вписался в глобальный технологический дискурс, нет никаких сомнений.

Зоенька вряд ли знала кто такой Б. Брехт и вряд ли помнила И.А. Бунина, но наверняка читала по своему телефону SMS-романы Макса: "Поле. Лес. Туман. Мы встали. Пошли. Вперед! Вперед! Пули. Трудно. Взрывы. Страшно. Выдержали. Справились. Победили". Их еще обычно сопровождают картинки и музычка. Когда нечего делать в метро, очень даже способствует.

— Кстати, познакомься, — это Зоя. Я встретился с ней в Петербурге.

— Уже, — познакомился Макс.

— Как это?

— Твои выкрутасы в Интернете.

— Уроды!

— Ну, вот я и стала знаменитой, — замечает Зоя.

— И я тоже, — поддакиваю я и смотрю на секретаршу.

— Обещали не выставлять, — сообщила Татьяна, слушавшая наш разговор вне кадра. — Привет, Макс!

— Таня. Привет. Что звонишь?

— Ты там по кремлевским курилкам не слышал, кто нас мог заказать? — спросил я и тут же уточнил: — В смысле, кому это выгодно?

— Не знаю. — "Честно" ответил Макс, враз бледнея и покрываясь испариной. - Другим бы интересовался.

— Например?

— "[Голово]ломкой".

— Я к тебе заеду за заданием на игру ближе к вечеру.

— Нет. Выслали фельдсвязью.

Я не поверил своим ушам:

— Повтори, пожалуйста.

— Не приезжай.

— То есть меня даже в Кремль теперь не пускают?

— Мы заняты.

— Мы? Это кто "мы"?

— ...

— Слушай, а не Администрация ли тут химичит с Шурой и Президент-Шоу?

— Слухи.

— Какие слухи?! — не выдержал я. — Это я только что догадался. Колись, сука!

— Проспись.

— Да я... !

"No connect" — сообщил мне телефон и больше с Максом не соединялся. Кремль вырубился. Не отвечал ни один телефон Администрации. Мое лицо поставили на односторонний блокиратор. Даже сайт висел, выдавая белостраничный "error".

— Моб, вашу ять, — резюмировал я. — Вот тебе и "электронное правительство". Связь, бдядь, между государством и его гражданами. Ох, и держит же гражданин Гурамчик нос по ветру. Не зря про Макса напомнил. Носяра. Ох, и нюх у него.

Я попытался дозвониться до нашего гбешного куратора.

Телефон недоступен или находится вне зоны устойчивой связи. Попробуйте позвонить позднее.

— Ну ваще, заебись. Это когда же позднее?!

— Не надо нервничать, — распорядилась Таня. — Еще пока ничего страшного не произошло.

— Да!?

— Будем работать.

— Да?!

— Снимем наручники и...

* * *

О том, как я приобрел эти сомнительные украшения, у меня остались весьма смутные воспоминания. Зато я хорошо осознавал необходимость от них избавиться. Но так как наручники были сделаны из титана и снабжены магнитным кодовым замком, то, как вы понимаете, просто так они не снимались. Зоя же молчала, как настоящая партизанка, и не раскрывала страшной тайны комбинации из четырех цифр. Космодемьянская, блин!

Татьяна объясняла подобное поведение склонностью молодежи к инфантильному максимализму. Возрастное, значит. А раз так, то Федя предлагал радикальные отцовские меры в виде хорошей порки. Зоя бледнела, краснела, еще больше потела и все равно молчала. Даже когда Федя снял ремень и демонстративно пощелкал им у ее чуть курносого носика. Она жмурила глаза, готовилась разрыдаться, но ничего не говорила.

Как старший по должности я не допустил насилия, выбрав в качестве наказания пытку голодом. Решил, не предлагать ей бочку варенья, корзину печенья и просто деньги, посчитав, что до обеда (без ужина и завтрака) ее хрупкий организм признает невозможность существования без пищи.

Не могли же мы, в самом деле, ходить с ней в туалет вдвоем. Пришьют еще развращение малолетних.

— Тебе лет-то сколько?

Не ответила. Насупилась.

— А давай ей руку сломаем или отпилим, — предлагала настойчивая Татьяна.

— Нет. Она, дура упрямая, меня всего кровью забрызгает, — отнекивался я, считая, что если пилить, то поднимется крик, от которого у меня еще и перепонки полопаются. — И так нам все расскажет.

Оказалось я плохо знаю современную молодежь. Девушка демонстрировала приспособляемость к запредельным условиям существования и готовность к всевозможным обстоятельствам. Во всяком случае, это было ясно из ее поведения в милиции, куда нас доставили после разгона "несанкционированной демонстрации" у здания Петербургского избиркома.

Начала она с домашней заготовки: "он меня завлек". Когда менты припугнули, она изменила показания на: "он меня заставил". Когда припугнул я, версия событий приобрела вид: "это была моя неудачная шутка". Нам оставалось только посмеяться и отправиться в "Four Seasons" забирать мои вещи и "воровать" очередной гостиничный халат. Там Зоя, наконец-то, представилась и назвала нас "буржуями погаными", что стало началом серии нелицеприятных комментариев к вещам и людям "другой реальности". Из ее дальнейшего выступления следовало, что конкретно я, конкретно Татьяна и конкретно Федя, а также наши родственники и предки, испортили ей всю жизнь. После этой страстной полит-ругани мне пришлось успокаивать Татьяну, намеревавшуюся надавать этой "террористке малолетней" тумаков и мимоходом выцарапать глаза. Тогда-то я и решил оставить Зоеньку без сладкого, на что, к моему удивлению, она не слишком обиделась.

— И откуда вы такие беретесь? — вопрошал обычно молчаливый Федя и из жалости предлагал, что бы девица не почувствовала боли, перед тем как пилить руку, дать наркоз. Ему простительно, он не ознакомился с ее биографией.

Из досье, любезно предоставленном Управлением безопасности, следовало, что девушка обиделась на мир из-за своего непоступления на филфак Университета. Сами понимаете, после приватизации высшей школы заработать деньги на образование — большая проблема. Искала гранты по профилю и не нашла. В век высоких технологий никому не нужны бедные любители филологии, даже с хорошо сданным Единым экзаменом. Нужны только богатые, способные оплатить счета за место в кампусе, учебники, дополнительные семинары и стажировки с глубоким погружением в информационную среду. Вот если бы она увлекалась высшей математикой, программированием или физикой... Но абитуриентка Зоя отдавала предпочтение романскими языками: "La visite d'amitiИ. Le roi d'Angleterre Ю Paris". Ничего непонятно, зато как звучит, как звучит! И еще ей нравилось творчество французских писателей середины ХIХ века. В особенности Дюма "Королева Марго".

Словом, достаточных средств она не имела и, недолго думая, попыталась попасть в МГУ на reality "Alma mater".

Только у нас! Явная и тайная жизнь лучшего учебного заведения страны!

Естественно, не прошла по конкурсу и с отчаянья чуть не покончила самоубийством, наглотавшись ecstasy. Умереть получилось примерно так же, как поступить в Университет, поэтому после реанимации ее тут же подхватило молодежное отделение партии "Социальный Союз". Так она оказалась в СС.

Все это я читал в надежде найти заветную комбинацию для кодового замка. Но дата рождения эссесовки, даты рождений ее родителей и младшего брата, и даже дата вступления в "Союз" не подходили. Наручники продолжали крепко сжимать мое запястье, демонстрируя качество отечественного титана и неприступность российских замков. Девушка подстать этому несложному приспособлению демонстрировала, что для нее борьба с классовым врагом важнее физиологических потребностей. Я уже давно отказался от столь непримиримой жизненной позиции и проявлял абсолютную неготовность идти на конфликт с человеческой природой. Мне хотелось есть, спать и еще больше принять ванну. Во мне копилось раздражение, которое сдерживалось лишь бессонной заторможенностью.

Между тем, Зоенька перешла в контрнаступление, подавая признаки разумной жизни в виде реплик и "случайных" толчков ногой. Уже утром, по приезде в Москву, в пути из аэропорта на работу, заметив, что я готов заснуть, Зоя начала вещать про свою нелегкую партийную жизнь. Трындела про то, что "демократия — это болезнь" и ее надо лечить. При этом она не скрывала, что основные политические идеи были почерпнуты от участников шоу "Рокподвал", где в прямом эфире под патронажем пива "ПИТ" рождались звезды альтернативной культуры. Этот underground вдохновлял ее на участие в массовке шоу "СоцПротест". Там она била витрины и жгла машины не просто так, а потому что. Деньги же на жизнь и E-learning Зоенька зарабатывала на передаче "Тимур и его команда", в которой молодые эссесовцы помогали престарелым и немощным пенсионерам ходить в магазин, выносить мусор, таскать воду, переходить дорогу и колоть дрова.

Вот уж поистине, вся жизнь — борьба. Зоя жила и боролась. Боролась и жила. С кем она жила не говорила. Подозреваю, что одна. Женщины с такой бурной биографией большие поклонницы free love, как суррогата free life. Мы, в некотором роде, были коллегами. Оба любили свободу и зарабатывали на шоу-бизнесе. С последним утверждением Зоя не соглашалась, ибо ее участие в шоу считалось протестом, а мое коллаборационизмом. Однако наш почти профессиональный интерес к самому процессу создания действа привел к мирному сосуществованию двух противоборствующих систем за столом моего кабинета. Она даже начала улыбаться, что добавило подозрительности во взгляд Татьяны.