За стеной Кавказа

Девушка рассказывала все это так просто и мило, что лорд Уилмор не удержался и улыбнулся:

— И не вам одной, моя дорогая, — заметил он, продолжая улыбаться. — Я, знаете ли, тоже не совсем Уилмор...

— И совсем не лорд, — добавил Грей. — Моего друга зовут Эдмонд...

— На самом деле меня зовут Эдмóн, — перебил его Уилмор, — но, в силу, очевидно, какой-то странной особенности строения британской гортани, произнести это имя правильно не может ни один англичанин...

— Эдмóн, — подумав, произнесла мисс О'Хара. — Эдмóн... Какое красивое имя...

И пока лорд Уилмор поражался её способностям, обернулась к Грею:

— Милорд, я готова приступить к своим обязанностям. Ваши инструкции я уже получила и в дороге выучила их наизусть, так что...

— Вот об этом, моя дорогая, вы и поговорите с лордом Уилмором. А сейчас позвольте пригласить вас украсить собой нашу холостяцкую компанию. Окажите честь отобедать с нами...

— Охотно, милорд, охотно! — мисс Бонд легко поднялась и, взяв под руку лорда Уилмора, добавила, обращаясь к своему спутнику:

— Нам надо очень многое обсудить, милорд. Не будем же напрасно терять время!

Из записной книжки мисс Бонд.

По сообщению Л. недавно С.-х. встречался с русскими из Тегерана. Велись переговоры о военном содействии. С.-х. обещано полное прощение.

Лавандовая вода:

1 унция эфирного масла лаванды;

1 капля мускуса;

1 1/2 пинты винного спирта.

Полученную смесь поместить в сосуд емкостью в одну кварту, долго и тщательно взбалтывать. Настаивать в течение нескольких дней, после чего снова хорошенько взболтать и разлить по маленьким бутылочкам, которые должны плотно закрываться.

Или взять:

1 унцию эфирного масла розмарина;

1 3/4 пинты высококачественного бренди.

Перед использованием развести чайную ложку смеси в стакане воды.

Из документов Л. известно, что русские перебрасывают два линейных батальона на границу с Персией. Места дислокации должен выяснить Э.Д.

Гвоздичная вода:

8 унций лепестков гвоздики;

1 пинта 90% спирта.

Лепестки поместить в спирт на десять дней, затем профильтровать через бумагу и добавить 4 унции настойки бензоя.

Важно!!! Ни в коем случае не использовать виски! Спрятать от папеньки и дедушки!!!

Важно!!! Есть подозрение, что за Л. ведется наблюдение. Просить Э.Д. проверить! Срочно!!!

А он довольно мил, этот Э.Д.

Глава 8

Печально я гляжу на наше поколенье

Гарун бежал быстрее лани,

Быстрее чем заяц от орла...

М.Ю. Лермонтов

Коллежский советник Лагутин проснулся в прекрасном расположении духа, что бывало с ним не так уж и часто. Намедни он получил от посланника ответ на свое письмо, касательное надворного советника Подколесина, в котором генерал Симонич явственно и недвусмысленно обещал оградить своего подчиненного от 'посягательств всяких господ, хотя бы и в лазоревом'. Это совершенно успокоило Константина Ивановича, который в последнее время чувствовал себя несколько растеряно, после внезапного исчезновения своего задушевного приятеля Абдаллы Дост-Мухаммада. Точил господина коллежского советника какой-то червячок: ну как не сгинул Абдалла от татей ночных, а попал в руки к людям, полномочиями облеченным? Что, ежели та история с депешами, к коим Абдалла интерес выказывал, выплыла наружу, и теперь по службе помешает? Да что там — 'по службе', тут как бы под судом не оказаться. А ведь судье не объяснишь, что бумагам тем — грош цена, и что знакомство с ними купца из далекого Бенареса — хоть кто-нибудь знает, где этот Бенарес находится?! — никакого вреда Отечеству нанести не могло и не нанесло! А на теплое местечко консула охотников сыщется вдоволь. Сунут такому вот судье барашка в бумажке — и прощай Тебриз...

Но, слава Богу, все счастливо разрешилось. Надворный советник Подколесин, у которого за версту проглядывало из-под вицмундира голубое , наконец, убрался восвояси, начальство пообещало защиту и поддержку — так чего же еще желать?

Но не только осознание крепости своего положения грело душу коллежскому советнику. Не только! В прошлом месяце случилось с ним весьма приятное — да что там! — приятнейшее знакомство. Лагутин даже языком прищелкнул и прикрыл глаза, вновь переживая те сладостные минуты...

...В памятный день тот, после полудня ему вздумалось совершить променад верхом по окрестностям Тебриза. Долгое сидение в присутственном месте миссии сковало члены и безумно хотелось вырваться из-под душной крыши куда-то на приволье — туда, где можно дышать легко и свободно, не помышляя о скучной службе. Он велел заседлать свою английскую кобылу и, в сопровождении двух казаков, поскакал из города прочь.

В этот час солнце палило по-летнему, но воздух был тонок и сух, а потому немилосердного жара, опускавшегося с обеда на Тебриз, тут не чувствовалось. Зеленели поля и сады, звенели, прыгая по камням, ручьи, и птицы вольно носились по безоблачному простору, вознося свои песни к небесному престолу. Лагутин приостановил лошадь и невольно залюбовался открывавшейся окрест благодатью. Мысли его улетели куда-то далеко-далеко...

— Вашскабродь, вашскабродь, погляньте! Эвона!..

Грубый голос казака вернул Константина Ивановича с небес на землю. Недовольный и раздосадованный он посмотрел туда, куда указывал бородач:

— Ну, что там еще?

— Кажись, шалят...

Господин консул пригляделся. Верстах в полутора, ниже по склону стояла коляска явно европейской работы, которую окружили с полдесятка халатников. Ему показалось, что он разглядел один или два взблеска кинжалов, а над коляской вдруг взметнулся кружевной зонтик, отброшенный явно мужской рукой. И вроде бы послышался слабый вскрик.

В голове вихрем пронеслось: 'Благородные люди попались местным башибузукам!.. Смеют грабить женщину!..' И тут же следом за этим — другая мысль: ' ...А, может статься, она молода и хороша собой?..' И тут же в голову ему начало забираться что-то такое бесшабашно-романтическое, в чем бы он никогда никому не признался.

Он вытащил из кармана двуствольный пистолет, и взвел курки. Обернулся к казакам:

— Что ж вы стоите, братцы?! Там же...

Договорить он не успел. Засвистав, оба казака рванули вперед, на скаку вытягивая из чехлов ружья, и Лагутин поторопился за ними. Но, хотя кобыла его была не чета лохматым казачьим дончакам, догнать их ему не удалось вплоть до самой коляски. Оба донца выпалили на скаку, от чего двое разбойников снопами повалились наземь, и врубились в разбегающихся халатников шашками. Константин Иванович хотел было выстрелить из своего пистолета, но оба курка осеклись . Впрочем, помощь казакам не требовалась: крики незадачливых абреков явно свидетельствовали о том, что пощады им не будет.

Соскочив с седла, Константин Иванович торопливо подошел к коляске и застыл, пораженный увиденным. На сидении, неловко согнувшись, полулежал католический священник в черной сутане, глаза его были страдальчески прикрыты, а по бледному челу его струилась кровь. Возле него в отчаянье заламывала руки девушка невиданной красоты. Белоснежная кожа, блестящие и черные, точно вороново крыло, растрепанные локоны, бездонно-синие испуганные глаза — все это поразило господина консула в самое сердце. Конечно, он надеялся, что ему когда-нибудь доведется спасти прекрасную незнакомку из лап разбойников, но что прекрасная незнакомка будет столь прекрасной, он никак не смел ожидать...

— Oh! My poor brother! They killed him! He is dyeing! Dyeing! — рыдала девушка, обнимая священника.

Она был так немыслимо хороша в своем горе, что Константин Иванович даже прослезился. Он решительно вскочил в коляску и, вытащив дорожную фляжку с коньяком, поднес горлышко к губам раненого:

— Глотните, друг мой! Это придаст вам сил! — произнес он по-английски.

Священник сделал добрый глоток, вздохнул, щеки его слегка порозовели.

— Благодарю вас, наш благородный спаситель... — произнес он слабым голосом. — Умоляю вас: позаботьтесь о моей сестре... — он перевел дух. — Если мне не суждено выжить, помогите ей добраться до британской миссии... ???

Тут, должно быть от пережитого волнения и от полученной раны, он лишился чувств. Его прекрасная сестра, решив, что брат отошел в лучший мир, готова была последовать его примеру, но Лагутин успокоил ее весьма твердым голосом, пообещав, что священник не умер, и что они сейчас же отправятся к доктору, который, без сомнения, спасет пострадавшего.

Он велел одному из вернувшихся казаков занять место на козлах, а второму — отвести лошадей в конюшню миссии, сам же уселся в коляске и осторожно придерживал раненого, иногда, словно невзначай, задевая рукой ручки его очаровательной сестры.

В дороге красавица рассказала ему, что они с братом — сироты, и что брат ее патер Браун возложил на себя обет стать миссионером в Персии, а она, не имея иных средств к существованию, последовала за ним.

— Но, мисс Браун, разве вы не боялись отправиться в дикую варварскую страну, в которой, к тому же, относятся к христианству более чем холодно? — изумился консул. — Вы удивительно отважны!

— Ах, господин Лягуйтиин, — мило исковеркала она его фамилию. — Что делать бедной девушке, совсем одной, в холодной и неприветливой Англии? Родственников у нас с братом нет, друзей — тоже, так кто же позаботится обо мне? А Британский лев не отличается милосердием к бедным и одиноким...

Лагутин слушал ее и чувствовал, как тонет в ее синих, словно горные озера, глазах...

...Врач британской миссии подтвердил диагноз русского консула: состояние патера Брауна было тяжелое, но не опасное для жизни. Несколько ранений, нанесенных священнику мусульманскими фанатиками, врач основательно обработал, прозондировал порез, оставленный кинжалом, и прописал патеру полный покой и крепкий бульон. Константин Иванович благородно взял на себя расходы по обеспечению раненого и иной свежайшей пищей в весьма изрядных количествах. Правда, расходы эти чудесным образом оказались вписаны в расходную статью консульства, но, в самом деле, разве это не гуманно — помочь христианину? Разве не этому учит Святое Писание?..

Так или иначе, господин Лагутин, стал частым и желанным гостем в скромном двухэтажном доме, нанятом патером Брауном для себя и своей сестры. Иной раз он даже позволял себе задержаться в гостях на день-два, оставаясь ночевать. И с каждым разом все более и более привязывался к очаровательной сестре священника. Да и сама прекрасная иностранка — он это видел ясно! — подавала ему надежды на прекрасную будущность.

А вот сегодня — именно сегодня! — он приглашен на скромное торжество. День ангела мисс Браун. И уж сегодня он не собирается ударить лицом в грязь! Заготовлен красивый и приличествующий случаю подарок — изящный зонтик итальянской работы с серебряной ручкой. Нежные дамасские розы куплены и положены в воду. Для маленького банкета приобретено и вино — настоящее шампанское и несколько бутылок нарочно выписанного из России Цимлянского... Сегодня — ах! — сегодня, Константин Иванович попробует открыть сердце мисс Браун и, что уж там греха таить, имеет все основания полагать, что недалек тот час, когда милая мисс Браун станет именоваться госпожой Лагутиной!..

-...Подайте, ради Аллаха, милостивого и милосердного!

Заунывный голос, точно нож, прорезал шум одной из улочек Тебриза. Нищий дервиш брел прямо посредине ее, при каждом шаге сильно ударяя о землю длинной палкой с привязанной сушеной тыквой...

— Ради Аллаха, милостивого и милосердного, подайте, правоверные!

Стоявший возле лавки менялы молодой курд — длинноусый, в серой домотканой одежде, среди которой пятном выделялся лишь ярко-алый салта , подошел к дервишу и протянул ему серебряную монетку. Тот схватил ее с жадностью коршуна, хватающего цыпленка, взревел, закружился на одном месте, выкрикивая что-то бессвязное. Курд уже шел было назад, когда вдруг услышал в завываниях бесноватого нищего нечто вполне осмысленное. Остановился, прислушался...

— И-й-а-а-а-а Алла! Найди Османа из рода Бенгеров! Уах! Алла! Алла! В чайхане кривого Рахмани! Йа-а-а-а! Хасан! Хусейн! Омар! Али! Алла! Й-а-а-а-а! Скажи ему: они будут сегодня в доме! Й-а-а-а-у! Спеши, брат! Алла!..

Курд тряхнул головой и вдруг поймал взгляд скачущего вокруг дервиша. Темные глаза смотрели твердо и разумно.

— Сделаю, святой человек, — кивнул молодой курд.

— Да будет с тобой милость Аллаха!

Дервиш перестал скакать и снова побрел, взывая о милосердии. Курд смотрел ему вслед. Осман из рода Бенгер был человеком известным среди племен Курдистана. В последнюю войну он со своими пешмерга вырезал целый отряд спагов, разорявших курдские селения, а голову командира отряда отправил самому паше. Осман-богатырь — называли его уважительно. И дервиш просит что-то передать ему? Конечно, немедленно! Кто же откажет в просьбе святому человеку, кто же не поможет герою? Молодой курд быстро зашагал к базарной площади...

...Господин российский консул ехал в коляске в самом приятном настроении. Конечно, досадно, что мадмуазель Браун не согласилась отметить свой праздник в здании русского консульства, где можно было бы принять достаточно гостей и устроить бал, но, пожалуй, единственному гостю будет легче объясниться и с прекрасной именинницей, и с ее братом. Патер Браун, конечно, вряд ли будет рад браку сестры с некатоликом, но он — образованный человек и должен видеть благо сестры... А мисс Браун... Лагутин вновь вспомнил ее бездонно-синие глаза и на душе сразу как-то потеплело, как бывает, когда видишь первые цветы весной, или входишь летом в нагретый солнцем сосновый бор...

Занятый своими мыслями Константин Иванович не заметил, что за коляской во весь дух бежит какой-то оборванец. Консул остановил экипаж возле дома предмета своих сладостных томлений и, велев казаку не ждать его, а возвращаться в миссию, вошел внутрь. Коляска уехала, а мальчишка в драном халате и грязном головном платке внимательно оглядел двери, начертил на них что-то вытащенным из-за пояса куском мела и еще шибче припустил обратно. Добежав до базарной площади, он, задыхаясь, огляделся и, отыскав в толпе дервиша, торопливо подошел к нему:

— Святой человек! Я сделал, как ты велел. Гяур вошел в дом, и я пометил этот дом...

С этими словами маленький оборвыш протянул руку. Дервиш вложил в нее серебряную монету:

— Да пребудет с тобой милость Аллаха, маленький верный...

С этими словами он погладил мальчишку по голове, потом повернулся к толпе:

— Правоверные! Правоверные! Ашхаду ан ля ил`яха `илля Лл`аху уа `ашхаду `анна Мух`аммадан ра`сулю Ллахи уа `Алиййун Уалиййу л-Лах! Гяуры топчут нашу землю! Стравливают наши народы! Истину говорю вам, братья: грядет беда на головы правоверных!

Люди начали останавливаться и прислушиваться, к тому, что кричит дервиш, когда с другой стороны площади вдруг раздался ответный крик:

— Святой человек говорит сущую правду! Правоверные! Мусульмане! Вы разве не знаете, что в город прибыл священник гяуров, чтобы отвращать вас от веры в Истинного Бога?!