Сороковник Книга 4

И ещё не даёт покоя мысль: успел ли Томас вернуть серьгу? Наверное, успел, оттого Васюта и не оборачивается. Что ж, Вася, я смогла порвать — и ты смоги, хотя бы ради той, первой и единственной, она этого заслуживает. Ни к чему ей узнать однажды, что хотел ты сына от чужой женщины своим наследником назначить. Взглядом провожаю кавалькаду до самых ворот. Прощаться надо до конца. До конца.

Скрип закрывающихся створок, звяканье засова, отдаляющийся цокот копыт. Пляска теней от древесных крон на опустевшей дорожке, чёрная птица, пикирующая на плиты из тёсаного песчаника символической жирной точкой. Всё. Вот теперь можно бы и поплакать.

А нечем.

* * *

— Вань, хватит уже.

Аркаша с досадой отворачивается, мечет в пруд камушек; тот, срикошетив пару раз от воды "блинчиком", тонет с прощальным бульком. Мы сидим на низком берегу, на подстеленной друидом куртке, я, страдая, шмыгаю носом, а оборотник делает вид, что злится. На самом деле — просто даёт мне выговориться.

— Хватит, сказал. И Василий тоже хорош — размечтался, с собой звал... Дивлюсь я, как он тебя поперёк седла не кинул и силком не увёз, вполне в его духе была бы выходка. Ах, да, при тебе же Хранитель, это ребята серьёзные... Серьгу правильно вернула. Дети вырастут — сами разберутся, искать им отца или нет, а ежели найдут — то уж не ради княжества. Думаю, у них своего добра будет немало, — хмыкает, — если оно вообще им будет нужно, пацаны хозяйством не особо интересуются. Им бы подвигов и славы...

Кивнув, задумываюсь, потирая щёку предложенным носовым платком.

— Так-то так... Погоди. Аркаша, откуда ты всё знаешь, тебя ведь при нашем разговоре не было? Или был?

— Сорока на хвосте принесла, — усмехается мой собеседник. — Рыжая такая, хитрая, на рыжем хвосте... Кешка, конечно. Зачем мне самому по кустам прятаться, когда есть кого вместо себя послать? Не обижайся, Вань, но иногда о друзьях нужно знать всё, по крайней мере, в моменты, когда они дров могут наломать по недомыслию. Считай, мы с моим парнем тебя подстраховывали. — Ласково треплет за уши бельчонка, притихнувшего на коленях. — Так я к чему: Вань, ты же не девочка, всё понимаешь. Пробой энергетики — это фигня, можно и амулеты против него подобрать, и много чего придумать, но ведь не это главное. Портал, хоть долго не продержится, но наши отцы-корифеи покумекают — и, глядишь, через полгода-год вскроют его по остаточному следу, хотя бы ради того, чтобы узнать: получится или нет. Но только ты к Васюте уже не пойдёшь, хоть и дорога открыта будет. Разные вы. Одно дело — вместе провести неделю, и совсем другое — всю жизнь.

— Не только из-за этого. Пусть разные, но, может, и притёрлись бы со временем, я уживчива... Есть тут ещё кое-что. — Собираясь с мыслями, ищу камушек, отбрасываю: не плоский, для запуска по воде не годится. Берусь за другой. — В каждой семье случаются иногда нелады, вот и в нашей... У моего отца была когда-то давно женщина на стороне. Он с ней год любовь крутил, потом признавался: как наваждение какое-то нашло, и рад бы уйти — да её жалко... Мать ему сколько раз твердила: перестань всех нас мучить, любишь — женись, да и дело с концом. Нет, говорит, я и вас оставить не могу — тоже люблю. Мне тогда лет десять было, но я на всю жизнь запомнила, что чувствуют дети, когда у отца другая женщина, а главное — каково при этом матери. Малявка была совсем, а слово себе дала: когда вырасту — ни за что с женатым не буду связываться, чтобы другой семье горя не принести. И вроде глупо — в таком возрасте подобные обещания давать, да? но, оказывается, до сих пор с этой установкой так и живу. Поэтому, как Любаву увидела — так сразу поняла: всё. Нельзя. Запретная зона.

Аркаша задумчиво пристукивает камушком о камень, не замечая, как из-под гладких бочков проскакивают редкие искры

— Вот оно что... Так вроде бы Васюта тебя замуж звал, всё чин по чину, и обычаи у них дозволяют. Не любовницей брал — женой...

— Да брось ты! — У меня даже глаза высыхают. — Не верю я в эту полигамию. Ни одна женщина в здравом уме не согласится добровольно мужика делить. Да и представь: его Любаша пятнадцать лет ждала, все глаза проглядела, и вот является ненаглядный — да не один, а с чужой бабой, и в ножки кланяется: вот тебе, Любонька, ещё одна моя жёнка, люблю вас обеих, ничего поделать не могу... жалко. Каково? За что ей всё это? И будет она любить меня горячей любовью до самой смерти — добавляю саркастически. — Ты сам-то в это веришь?

Мой друг хмыкает.

— С трудом. Попробовал бы я такой номер отколоть — меня моя благоверная в порошок растёрла бы. Я вот тоже не могу понять: многожёнство это у некоторых, многомужие... распущенность одна. Люди не звери, чтобы гаремы для размножения набирать. Пара должна быть парой, может, и не на всю жизнь, но надолго. Ну и хватит об этом, Ваня, тем более что ты, оказывается, давно определилась, что теперь в пустой след плакаться?

— Да всё я понимаю... — С непонятным облегчением швыряю в пруд целую горсть камушков, как будто окончательно избавляюсь от овеществлённых мыслей. Галька разлетается веером, часть так и шлёпается на берег, оставшиеся долетают-таки до воды, где от них в разные стороны порскают стайки мелких рыбёшек, незаметные ранее в своей неподвижности. Отряхиваю ладони. — Извини, Аркаша. Надо было, наверное, просто выплакаться. Мы ж такие, женщины.

— Угу. Рад за тебя. Может, пойдём, наконец? А то битый час торчим на семи ветрах, ещё немного — и Перси нас прибьёт за всё сразу: и за посиделки у воды, и за простуду... авансом. Пошли обедать. Я сегодня заспался, завтрак пропустил, а теперь брюхо подвело, мы же, мужчины, народ простой и жрать хотим всегда.

— А мне что-то не хочется, энергетикой перекормили. Давай, я с тобой просто за компанию посижу.

— Идёт. — Аркаша, уперев кулаки в землю, встаёт, напрягая сперва здоровую ногу, затем подлеченную. — Да брось, — отмахивается, и даже довольно ловко помогает мне подняться. — Ты-то хоть не дёргайся, хватит и того, что Ло меня за младенца держит. Хоть бы родила поскорее да на дите переключилась, всё мне меньше будет доставаться... Пойдём, глянешь, какая здесь столовая.

Не торопясь, обходим по широкой аллее крыло госпиталя, приближаясь к парадному крыльцу. Оборотник помалкивает, дорвавшись, по-видимому, до долгожданной тишины, лишь косит время от времени на мелькающий в акациях знакомый рыжий хвост. А у меня так и вертится на языке вопрос:

— Так что с ногой? Сильно повредил? И как тебя угораздило?

— Ерунда, подставился случайно. Хвостом шарахнуло, не углядел. Ещё повезло, что по касательной... Хвост, Ваня, вообще-то опасная штука. Твоя Нора им все коленки отшибёт, а под драконий попасть — никому не посоветую.

— Драконий? — Я даже останавливаюсь. — Это там, куда вы отправились Васюту искать? Аркаша, хоть ты мне расскажи толком, что там было, я же ничего не знаю! От Лоры вчера я так ничего и не добилась, а с утра всем не до меня было...

Оборотник смущённо чешет в затылке.

— Так тебе никто ничего... А-а, понятно. Покой твой стерегут. Да вроде уж чего стеречь-то, раз даже Васюту к тебе допустили, теперь уж самое нервощипательное позади. В общем-то, и Персиваль, когда нас вдвоём отпустил, ни на что такое не намекал, чтобы, дескать, я помалкивал и лишнего не говорил. Правильный мужик, понимает, что для женщины нет ничего хуже, чем остаться без новостей. Я, конечно, не как Лорины девицы, те, пока полгорода не обсудят, не успокоятся; но кое-что рассказать могу. Погоди, с мыслями соберусь... Глянь, красота какая! Вот отсюда на Тардис — самый лучший вид, я давно заметил!

С пасмурного неба словно сдёргивают пелену. Солнце проливается на идеально чистые высокие окна здания, оживляет улыбки статуй, замерших в нишах. Флюгеры на боковых башенках и центральном коньке, сверкая полированными боками, с мелодичным скрипом одновременно поворачиваются, причём не по ветру. И бронзовый всадник, поражающий дракона, и мальчик со шпагой, на кончике которой играет солнечная капля, и трубящий ангел — все они вопреки законам аэродинамики указывают на славный город Тардисбург, который, благодаря тому, что Белая Роза расположена на возвышенности, виден как на ладони.

— Смотри-ка, ветер сменился, — Аркадий настораживается, а я и без дальнейших пояснений замечаю нечто необычное. Тучи развеяны только над Белой Розой; над городом же они сгрудились плотным руном, лишь над самым центром зияет идеально круглая дыра, сквозь которую снисходит с небес столп золотого сияния. У самого основания, где он, предположительно, упирается в землю, змеятся и вздуваются толстые синие жилы, жутко напоминающие варикозные вены.

— Аркаша, что это? С порталом неладно? Или наоборот, его так поддерживают?

— Держат. — Лицо моего спутника сосредоточено; похоже, он на мыслесвязи. На какое-то время прикрывает глаза. — Ну да. Собственно, оно и раньше так было, только на солнце яснее проявилось... Ло, — неожиданно говорит в сторону, — можешь подъехать ближе, это интересно? Да не могу я ей передать, в том-то и дело, она не увидит, ты же знаешь... Погоди, попробую по-другому...— Кеш, сюда, — неожиданно командует Аркадий и касается моего плеча. В кустах шуршит, и вот уже встрёпанный фамильяр подпрыгивает, щекоча моё ухо.

— Ваня, глянула бы. Пока твои способности не вернулись, связаться с Ло напрямую не получится, а вот через меня — пожалуйста. Кешка у нас проводником поработает, ты только разреши себя ущипнуть разок, это не больно, зато картинку увидишь.

Щипнуть — не клювом тюкнуть, уж не больнее контакта с Карычем. Однако чего я на площади не видала? Только-только успокоилась, а сейчас могу вновь распереживаться... Не дав мне додумать, в шею впиваются острые зубки. Уже не видя Аркадия, чувствую, как он привлекает меня к себе, цепко поддерживая за плечи.

— Голова может закружиться, так я подстрахую, — слышу, но уже не вижу. — Будешь немного свысока смотреть, Ло ведь в седле...

Ничего, верхом и я успела в недавнишней жизни поездить, уже привычно. Только проморгаться нужно, а то никак не могу сфокусировать взгляд.

"Вань, ты, что ли?" — ловлю удивлённый оклик подруги. "Ну, Аркашка, хитёр, придумал... Ладно, смотри моими глазами, только помалкивай, а то от чужих мыслей голова потом долго болит. Никого тут не узнаёшь?"

Цветовые пиксели перед глазами прекращают пляску. Я-Лора замираю метрах в тридцати от портала. По обеим сторонам выстроились почётным караулом представители множества кланов: похоже, что Совет Верховных в полном составе прибыл выказать уважение уходящему народу. Сверкают парадные доспехи паладинов, реют флагами плащи стихийников, Кайсар с уцелевшими огневиками салютуют кипарисовыми жезлами. Послушники ордена Незрячего Ока тоже здесь, и старец Симеон, и амазонки, в кои-то веки хранящие молчание, и друиды с боевыми псами и медведями, и конечно — некроманты: помимо Главы с сыновьями — ещё десяток Тёмных рыцарей в странных чешуйчатых панцирях. Впрочем, это не только почётный караул. Чересчур похоже сосредоточены и напряжены лица присутствующих, будто сообща делают они какую-то очень важную работу...

Они держат портал. И Симеон, в упор не видящий шалых протуберанцев, едва не подпаляющих его седины, и сэр Арктур, главный паладин, и незабвенные господин и госпожа Хлодвиги, и летуньи, и... все, кто могут. Что уж там случилось ночью, во время грозы — не знаю, да и вряд ли пойму когда-нибудь толком, даже если начнут объяснять; но структура портала стала крайне неустойчивой, и лишь постоянная подпитка силами целого сонма магов позволяет ей ещё какое-то время не только быть, но и функционировать.

Возле выхода в Ново-Китеж суровыми изваяниями замерли Васюта со товарищи, пропуская последних дружинников. Всё правильно. Князь должен отследить, чтобы ушли все. Чтобы никого не забыть. А уж в город — свой город! — он потом въедет первым, под приветственные крики соотечественников...

У Лоры замечательное зрение, гораздо лучше моего, оно позволяет разглядеть мельчайшие подробности — и помятое пёрышко на шапке одного из воинов, и обломанную шпору на сапоге у другого. Лица: сочувствующие, одобряющие, отмеченные искренней скорбью или неподдельной печалью. Кто-то вскидывает руки в прощальном приветствии. Кто-то отдаёт честь. Но вот в толпе что-то меняется. Всё больше голов, подобно недавнишним флюгерам, начинают поворачиваться в одну сторону, и глядят куда-то за мою-Лорину спину, определённо. Мне невольно хочется обернуться.

"Ну, смотри, подруга" — в Лорином голосе слышится предупреждение. "Я-то их давно вычислила, просто не хотела раньше времени тебя дёргать. Сейчас я обернусь — и ты их увидишь, только спокойно там, поняла? Без обмороков, чур!"

Она трогает поводья, разворачивая Снежинку. Будь я физически на месте подруги — точно свалилась бы с седла, потому что буквально в нескольких шагах вижу себя самоё — только не на верном Лютике, а на прелестной тонконогой лошадке какой-то странной золотисто-рыжей масти. Причём посадка у меня отнюдь не дамская, держусь я в седле по-казацки — или по-амазонски, твёрдо, уверенно, и за спиной у меня колчан, а в налучи у пояса — лук. Более подробностей не могу разглядеть, потому что Лора переводит взгляд на двух тоненьких девиц, следующих за "мной", также верхами, в мужских сёдлах... господи, хорошо хоть без оружия... А, нет, рано обрадовалась: у каждой за расшитым поясом — по кинжальчику в драгоценных ножнах... Глазищи нараспах, торопятся весь новый мир охватить, губы плотно сжаты — чувствуют девочки серьёзность момента, но держатся с достоинством, как настоящие аристократки.

"Ох, Ванька", — восторженно шепчет Лора, и я уже не разберу чьё сердце — её ли, моё — наливается нежностью и гордостью. — "До чего же они у тебя хороши! Я тоже близняшек хочу, слышишь? Ну, хороши... Слушай, а ведь папаша их до сих пор ещё не видел, он со всеми портал держит и по сторонам не глядит; ой, что-то сейчас будет... А это, что ли, и есть твоя бывшая проекция? Ото ж, наш человек!"

Только сейчас с большим запозданием понимаю, что вижу перед собой не себя — Анну.

Да не может быть!

Мне пришлось переступить через собственные страхи, пережить сломанную шею и замирение с Васютой, чтобы позволить усадить себя на лошадь... на коня, но до сих пор в седле я чувствую дискомфорт, даже сейчас, в теле амазонки, но Анна — поражает меня до глубины души. Когда она успела так освоиться? Откуда в ней это умение, словно врождённое — быть со своей лошадью единым целым? Явно не от меня.

"Увидел", — каким-то замороженным голосом сообщает Лора. — "Ох, не вовремя... Зря это они сейчас явились. Не к месту. Нельзя Маге отвлекаться..." И пытается преградить троице дорогу. С недоумением скользнув по ней взглядом — ведь девочки знают Лору только по моим рассказам — они проезжают мимо. Тёмный всадник из сопровождения, видимо, одновременно с нами поняв несвоевременность подобных действий, поспешно вырывается вперёд, пытается перехватить уздечку золотистой лошадки... Дальше всё разворачивается стремительно. Поскольку Лора только и успевает, что переводить взгляд с одного действующего лица на другое, действие у меня перед глазами сливается в сплошные стоп-кадры.