Наследники (часть 2)

Чернокнижник взмахнул мечом и стремительно вогнал клинок в землю, примерно наполовину длины, после чего отпустил рукоять и раскинул пустые руки.

— Здесь, среди нас есть лишь один достойный, и вы все знаете, о ком я говорю!

И снова все смотрели на невозмутимого графа. Чернокнижник не ошибся, среди солдат авторитет дю Магнифа всегда оставался стабильно высоким, его светлость был прирожденным лидером, и даже недавние неудачи не поколебали преданности воинов своему полководцу.

— Но я не буду никого принуждать! Я оставлю клинок здесь, и пусть ваше решение будет только вашим. Но бессмертная армия не будет ждать вечно! Завтра в это же время я приду, и если меч останется на месте, я заберу его и навсегда уведу Легион Смерти за собой на тот свет, и никто больше никогда о нас не услышит!

Воины с трепетом смотрели на кричащего колдуна, который сейчас выглядел сущим фанатиком.

— Такова моя жертва, ибо я поставил на кон душу! И теперь ваш черед решать, готовы ли вы пожертвовать частицей своей совести, своей непогрешимости ради существования страны, ради жизней и благополучия ваших жен и детей! Моя судьба и судьба всей Империи в ваших руках!

Колдун перевел дух.

— Идем, Генрих! Теперь от нас ничего не зависит!

Чернокнижник стремительно развернулся и быстро зашагал прочь, и никто не пытался его окликнуть. Через несколько секунд молодой некромант, скользя на крутой дороге, догнал соратника.

— Ясон, — с некоторым смущением заговорил он, когда крепость осталась позади, — вы ведь говорили неправду? Я имею в виду — насчет своего пророчества?

— Ну конечно, — усмехнулся колдун. — Предвидение — сложная магия, даже если бы у меня был врожденный талант прорицателя, все равно потребовались бы годы тренировок, чтобы научиться ориентироваться в хаосе видений.

— Я так и думал, — с облегчением признался некромант. — Но ваша речь почти убедила даже меня, хотя я ведь участвовал в ритуале и знаю, как все обстоит на самом деле.

— Для народа не важно, как все обстоит, им важно, как это выглядит, — хмыкнул чернокнижник. — Теперь воины сами будут убеждать дю Магнифа принять клинок. Завтра я зайду и объясню графу, как им пользоваться. А пока он будет делать вид, что колеблется и спрашивать совета у доверенных рыцарей. Все-таки душа на кону, как бы.

— Меня только одно смущает... — вдруг задумчиво проговорил некромант.

— И что же?

— Где боевые маги графа? Разве император не выделил ему нескольких?

— Нет, ни одного, — покачал головой чернокнижник. — Видишь ли, кочевники научились как-то обходить нашу магию. Не так, как монахи, те просто глушат все заклинания, а по-своему. И в определенный момент маги становятся бесполезными, их заклятия перестают на что-то влиять, превращаясь просто в красочный фейерверк.

— Это делает Шойта?

— Да, похоже. Он необычный чародей, если вообще таковым является.

Колдуны спустились на дорогу. Впереди лежало поле боя, щедро осыпанное телами кочевников. Легион Смерти неподвижно стоял чуть дальше.

— Столько людей гибнет зря, — заметил Генрих. — Не по себе становится.

— Они бы в любом случае однажды умерли, — равнодушно сказал чернокнижник и вдруг замер. Собственный цинизм почему-то показался ему непривычно болезненным, как будто он уже произносил нечто подобное прежде, но как оправдание.

— С такой логикой можно убивать сразу младенцев, — недовольно отозвался некромант.

— Да... я неправ, прошу прощения, — хмуро буркнул колдун, скрывая смятение. — Идем уже.

Глава 4.

Вечный город лихорадило. Болезнь еще не проявилась во всей силе, но ее симптомы не ускользали от внимательного взора. Повсюду на холодных зимних улицах наблюдатель встречал встревоженные группы горожан и приезжих, говорящих между собой слишком тихо, чтобы не вызывать подозрений. И стражники, прежде казавшиеся декорацией, ныне сновали повсюду, настойчиво вмешивались в чужие разговоры, как только слышали крамолу, готовые словом и делом наставить нарушителя на путь истинный.

А всё потому что восточные беженцы наконец-то достигли столицы и принесли с собой вести, старательно замалчиваемые властями. Горожане с удивлением и трепетом передавали из уст в уста новости о том, что кочевники начали наступление на Анатолию, и Азиатский полуостров едва держится; о том, что блистательный дю Магниф не справляется и отступил уже так далеко, что некогда гостеприимное Темное море оказалось во власти пиратов и варваров; о том, что дикие орды собираются на его северных побережьях, и нет силы, способной их остановить; о том, что император бессилен, его легионы слишком заняты удержанием мятежных провинций, но даже это не помогает, и его величество отдал некоторые области во власть крупнейших рыцарских орденов.

Да, город был болен, и Октавиан ясно видел причины болезни. Слишком много плохих вестей сразу обрушилось на жителей.

Рыцарь брел по холодным улицам столицы, закутавшись в серый плащ, не особенно задумываясь над направлениями. Чувствовал он себя паршиво. Его шляпу полчаса назад забросило на крышу какого-то дома резким порывом ветра, под дыханием которого незащищенные пряди черных волос теперь развевались и путались. Некоторые встречные горожане узнавали статного воина, но здороваться не спешили, устрашенные злым хищным блеском в его стальных глазах. Даже знакомые дворяне молча уступали дорогу высокому мрачному драконоборцу, который сам не замечал никого на своем пути.

Октавиан ни о чем не думал, просто шел. Из-за глупой клятвы, вырвавшейся в миг беды, он теперь не мог даже напиться, хотя кое-какие монеты все еще глухо звякали в его карманах. Орден приостановил выплату жалования рыцарю, как было сказано "до прояснения обстоятельств", а иначе говоря, до тех пор, пока у столичного командования Пяти Мечей пройдет затянувшийся приступ бессильного бешенства. Такемет, древняя и богатая провинция, из которой можно было тянуть сочные и вкусные налоги долгое, очень долгое время, вырвалась из рук Ордена, и братству срочно нужны были виноватые. Сбежавшие с войны на угнанном корабле маг и рыцарь должны были идеально подойти на эту роль, но не тут-то было. Тит Аврелий Виктор, помимо статуса брата Ордена, все еще оставался магом Гильдии, а это не та организация, членов которой можно использовать как мальчиков для битья. Кроме того, даже ослепленные жадной злостью магистры Пяти Мечей понимали, что обижать своего последнего боевого мага — плохая идея, и вообще хорошо, что выжил хотя бы один из троих. Октавиан же, несмотря на почти очевидный факт дезертирства, формально всего лишь подчинялся старшему по званию, и тоже с точки зрения устава Ордена не совершил ничего плохого. Правила Пяти Мечей были написаны разумными людьми и не требовали в одиночку биться против целого города мятежников.

Но магистры все-таки тоже не были безумными бюрократами, и нашли фактический способ наказать рыцаря, временно лишив его жалования "на время расследования" и отобрав оружие. Последнее угнетало Октавиана сильнее всего. Без меча он ощущал себя беспомощным.

Но из Ордена его не изгнали, и то было хорошо для всех. Пять Мечей ныне нуждались в опытных воинах как никогда, а Октавиан просто не мыслил, куда еще податься со своей черной репутацией. Разве что в наемные убийцы.

В общем, в какой-то момент рыцарю надоело сидеть в дешевой гостинице, которую Орден временно снимал для своих младших братьев, и воин решил развеять уныние прогулкой по городу. Но неожиданной проблемой предстало то, что Октавиан, в сущности, не знал куда пойти. Друзей в столице, кроме Ясона, он так и не завел, по кабакам ходить, учитывая обет трезвости, больше не имело смысла, в театр рыцаря как-то не тянуло, а на приличный бордель не хватало денег. Прогулка растянулась на несколько часов, но драконоборец так ничего и не придумал. Возвращаться в опостылевший номер, впрочем, он тоже не хотел, и потому просто продолжал бесцельно бродить, благо погода стояла терпимая. После тропического Такемета, конечно, любая зима казалась нестерпимо холодной, но речь шла лишь о пронзительном ветре, а никак не о морозе. Горожане положительно оценивали нынешнюю зиму по сравнению с прошлогодней, когда выпавший в ноябре снег шокировал жителей. Снегопады случались в столице раз в десять лет, а то и реже, и всех это вполне устраивало.

Октавиана погода не беспокоила. Холод он воспринимал как неотъемлемую часть свалившихся бед и продолжал мерзнуть на ветру с отчаянной решимостью.

— Сэр Октавиан? — неожиданно услышал рыцарь и вздрогнул, будто разбуженный криком.

Перед рыцарем стояла очаровательная девушка в приталенном светло-оранжевом пальто и темно-коричневых сапожках. Ее нескромно распущенные волнистые волосы цвета красного золота укрывали плечи и почти прятали от чужих глаз теплый оранжевый шарфик, обмотанный вокруг шеи. Стояла она в неловкой позе, обеими руками в коричневых перчатках сжимая ручку толстого черного портфеля.

Рыцарю потребовалась пара секунд, чтобы опознать Франческу де ла Видья.

— Госпожа Франческа. — Рыцарь поклонился, хотя по этикету мог этого не делать. Технически дочь банкира значительно уступала Октавиану происхождением, и тот мог вообще ее никак не приветствовать, особенно посреди зимней улицы. Но за краткое время службы в гвардии тело рыцаря само собой сделало вывод, что всем женщинам надо кланяться, ибо они поголовно превосходят Октавиана титулами. Во дворце это действительно было так, но не на улице, однако привычка все еще порой просыпалась.

Франческа заметно смутилась и ответила быстрым книксеном. При этом она слегка покачнулась вслед за портфелем и едва удержала равновесие.

— Позвольте помочь вам, — вежливо предложил Октавиан, сам не зная зачем, и отобрал у девушки ношу, оказавшуюся действительно весомой.

Франческа, впрочем, оказалась только рада. За те десять минут, что девушка тащила портфель с документами, она успела проклясть и отцов банк с его массивной бюрократией, и карету с ее сломавшейся осью, и некстати заболевшего телохранителя, и всех встречных мужчин, ни один из которых не ответил на ее умоляющие взгляды, и свою чертову самонадеянность.

— Охотно позволяю, — весело сказала она, ощущая долгожданную легкость, но тут же снова смутилась, — а разве вы шли не в другую сторону?

— Я никуда не тороплюсь, — со сдержанной улыбкой ответил рыцарь. — Вы домой?

Девушка кивнула, и они неторопливо зашагали на площадь Карла Великого. Рыцарь мысленно радовался, что в его блужданиях по столице появился хоть какой-то смысл, а Франческа вспоминала все, что помнила о драконоборце и постепенно терялась в обилии противоречивой информации. По большому счету, следовало держаться от шевалье де Софо подальше, чтобы не бередить уже почти позабытый скандал годичной давности, но и просто оттолкнуть рыцаря было невозможно — все-таки не раз был гостем, да и помощь сразу предложил.

Октавиан заметил беспокойство спутницы.

— Если вы раскаиваетесь, что вообще заговорили со мной, то скажите прямо, — тихо сказал он. — Я пойму и просто уйду.

Франческа невольно ощутила себя виноватой.

— Простите, сэр Октавиан, — ответила она, опустив глаза. — Но, поверьте, я лишь немного растерялась. Не ожидала вот так вас встретить.

— Хм. Да, мне везет на неожиданные встречи, — туманно согласился рыцарь.

— А мне не очень. Если бы не встретила вас, наверняка тащила бы бумаги сама.

По мнению Октавиана в портфеле находились не бумаги, а все двенадцать бронзовых таблиц с законами, о чем он не замедлил сообщить. К удовольствию рыцаря Франческа, как выяснилось, отлично знала историю Империи и пошутила в ответ, что лучше уж таскать с собой двенадцать таблиц, чем десятерых мужей. Смех разрядил обстановку, и оба вспомнили, что вообще-то неплохо ладили в прошлом.

Франческа спросила рыцаря о жизни после роспуска гвардии. Рыцарь первым делом вспомнил многочасовые ежедневные допросы в Инквизиции, в ходе которых монахи пытались выяснить причастность последнего де Софо к преступлениям чернокнижника, но предпочел о том умолчать. Вместо этого он поведал о возвращении в действительные войска Ордена, о морском путешествии в Такемет и о первых впечатлениях от другого континента. Девушке история понравилась, и она запросила подробностей. Неожиданно для себя рыцарь вдруг понял, что уже четверть часа кряду рассказывает обо всем, произошедшем во время восстания, опуская только самые неприглядные детали. Франческа, с другой стороны, осознала, что уже пять минут никуда не идет, а стоит перед крыльцом своего особняка и определенно не хочет прерывать такого интересного собеседника. В газетах о мятеже заморской провинции писали крайне скупо, и большая часть рассказа рыцаря явилась для нее новостью. Тем не менее, продолжать маячить перед домом было нелепо, и когда Октавиан закончил рассказ, изрядно повеселив девушку частью про захват корабля и звучавшие при этом горестные и затейливые причитания эллина-капитана, Франческа решила прощаться.

— Я рада, что встретила вас, — тепло сказала она. — Не знаю, как благодарить за помощь и приятную беседу.

— Просто подайте руку для поцелуя, — галантно предложил рыцарь.

Девушка снова рассмеялась и послушно стянула правую перчатку. Октавиан перенес портфель в левую руку, и, взяв свободной ладонью кисть девушки, поднес тонкие пальчики к губам.

— Да вы совсем замерзли! — воскликнула девушка. И рука, и губы рыцаря были холодны как лед.

— Ерунда, — отмахнулся тот.

— Нет-нет, вы простудитесь. Вам нужно согреться. — Девушка мысленно отметила, что рада такому предлогу для продолжения разговора. — Прошу вас, зайдем в дом, я угощу вас кофе, а вы, если считаете это чрезмерной услугой, расплатитесь со мной еще одной историей.

Рыцарь сдался.

Спустя пару минут Октавиан, избавившись от плаща, уже сидел в хорошо знакомой гостиной, удобно развалившись в синем кресле перед стеклянным столиком. Неизменный близорукий Жерар мужественно забрал портфель и, выслушав указания госпожи насчет кофе, вежливо осведомился:

— Какой кофе желаете, шевалье?

— Горячий, — прозвучал по-военному четкий ответ рыцаря, и пожилой слуга без дальнейших бессмысленных расспросов удалился.

Франческа попросила подождать и вскоре вернулась, успев сменить уличное облачение на приталенное шелковое платье приятного бежевого цвета. Октавиан размышлял, будет ли с его стороны правильней не глазеть чрезмерно на девушку или же, напротив, не отводить взгляда, отдавая должное ее красоте.

Сам Октавиан оказался одет в скучный повседневный мундир Ордена, грубый, неудобный, цвета чугунной сковороды, похожий на потертую сутану. Никаких знаков отличия временно бесправный рыцарь не носил, и оттого казался больше священником, чем военным.

Приветствуя девушку, рыцарь снова поднялся, и лишь когда они вместе расселись по креслам, заговорил.

— А как поживает ваш отец?

— Полагаю, прекрасно, — нейтрально ответила Франческа. — Я его почти не вижу, но, думаю, у него все хорошо.

Рыцарь несколько удивился такому ответу, и девушка пояснила: