Наследники (часть 2)

Часть 2.

Герои просто так не умирают.

Глава 1.

Церемония прощания завершилась, и гости неторопливо покидали церковь через узкие двери. Старинный костел, построенный еще полтысячелетия назад, явно не рассчитывался на такое количество прихожан, но ни малейшего неудобства не возникло. Обстановка тихой печали и сдержанной вежливости побуждала гостей, высокородных дворян, облаченных в черный бархат и меха, учтиво уступать друг другу дорогу. "Прошу Вас", "будьте добры", "о нет, я подожду" звучали вполне искренне, благодаря чему множество людей в одном тесном месте, вопреки статистике, так и не превратились в толпу.

Элиза фон Берхаген, молодая герцогиня, темная колдунья и скорбящая дочь, стояла перед гробом отца, неотрывно глядя в строгое лицо человека, еще при жизни прозванного Холодным. Забавная игра слов, отличное прозвище для неулыбчивого северного герцога, чье сердце казалось столь же промерзшим, сколь и его владения.

И лишь дочь, единственный ребенок этого мрачного и властного правителя, знала, сколько на самом деле любви и теплоты скрывается в глубине глаз родителя, даже цветом напоминающих лед. С самого детства Элизу ни на день не покидала уверенность, что все действия, все помыслы и устремления отца ведут к благополучию дочери.

Потому тонкая черная полоска, ведущая из уголка левого глаза вниз по щеке, не была нарисована искусной рукой в знак скорби; то была горячая слеза ведьмы, на самом деле растворившая стойкую тушь. Первая в жизни слеза, пролитая дочерью из-за отца.

Стянув с руки черную перчатку, колдунья нежно погладила покойника по седым волосам, как часто делала в детстве, и почти никогда после. Внезапно, словно очнувшись, колдунья оглянулась. Гости давно покинули церковь, оставив дочь наедине с родителем.

Ряды скамей пустовали... за исключением самого дальнего. Там, склонив голову и поставив колени на генофлекторий, будто бы в молитве, что-то тихо бормотал одинокий прихожанин. Вот только от его молитвы ощутимо веяло колдовской силой.

— Кто ты? — гневно спросила Элиза, готовая дать отпор любому некроманту, покусившемуся на тело отца.

Темно-русая голова дернулась вверх, открывая неожиданно знакомое лицо.

— Ясон?! — растерялась колдунья.

Чернокнижник медленно поднялся с колен, неловко улыбаясь. Было чему смущаться: левая половина его длиннополого сюртука имела милый, но совершенно не траурный светло-бежевый, почти белый окрас, в то время как правая прямо-таки сочилась абсолютной чернотой. Брюки и даже кожаные туфли с затейливыми пряжками также имели двойственную цветовую гамму. Причем, каждая туфля не продолжала цвет соответствующей брючины, но сама делилась на две части.

— Прости, я не знал о... — колдун виновато скользнул глазами по гробу у алтаря, — и не захватил траурный наряд. Попытался сделать на месте, но... — Чернокнижник оглядел себя и брезгливо скривился.

Герцогиня смешалась. Горе утраты сжимало сердце Элизы, но чернокнижник, нежданно явившийся в шутовском костюме, обрадовал, разозлил и рассмешил ее одновременно. Вздохнув, она натянула перчатку и пошла к колдуну, придерживая на ходу тяжелую пышную юбку. Тугой корсет неприятно сжимал бока при каждом шаге, а меховой воротник щекотал шею. Элиза мысленно пообещала себе проклясть портного.

Умение держать чувства в узде — обязательное условие для адепта высшей магии, и чернокнижнику в который раз пришлось поупражняться в нем. За время, прошедшее с последней встречи, колдун успел забыть, как сильно воздействует одно лишь присутствие Элизы на его эмоциональное состояние. Какая-то древняя магия, взывающая в обход сознания напрямую к животным инстинктам, наполняла воздух вокруг колдуньи, покоряя волю окружающих мужчин. Чернокнижник не видел ее следов, но не сомневался в присутствии этой силы; слишком уж легко герцогиня очаровывала его.

Впрочем, представлялось вполне возможным, что гордый чернокнижник всего-навсего стыдился признать недостатки собственного эмоционального щита, благодаря которым эта женщина проникала в его сердце. Герцогиня могла впечатлять мужчин и без какой-либо магии.

— Элиза... — начал колдун, но тут же озадаченно замолк, поймав странный взгляд.

— Пойдем отсюда, — сдержанно велела Элиза и взяла чародея под руку.

На выходе ему все же пришлось пропустить герцогиню вперед, узкая дверь упорно выпускала людей исключительно по одному, но Элиза подождала колдуна и снова ухватила за локоть, словно опасалась, что он растает в воздухе.

— Красиво, — произнес чернокнижник, окинув взглядом заснеженный двор. Колдунья промолчала.

Древний город Бер, построенный недалеко от Северного моря, в отличие от изнеженной столицы, знавал настоящую зиму. Белые сугробы причудливыми изгибами устилали все пространство между высокими кирпичными стенами поместья, ослепляя наблюдателя. Рой нервных снежинок, подхваченных порывами ветра, постоянно норовил броситься в лицо идущей вместе паре, но колдун почти бессознательно отталкивал его прочь.

Церковь стояла вдалеке от остальных строений, на краю обширного парка с замерзшим прудом и садом. Судя по следам на снежной тропинке, гости направились в особняк, едва различимый в метели, но Элиза повела колдуна в другую сторону, к застывшим, словно в тонком слое хрусталя, деревьям. Приглядевшись, чернокнижник увидел небольшую деревянную беседку.

Холода, похоже, не чувствовал никто из этих двоих.

Тропа сама собой расчищалась под ногами идущей пары, и чернокнижник ломал голову, как так выходит, что он не чувствует в происходящем магии. Наконец, тягостное молчание измотало его.

— Элиза...

— Ты мерзавец, — хладнокровно ответила женщина.

— Возможно, — осторожно признал колдун, мысленно радуясь и такой беседе. — Я лишь хотел выразить соболезнования...

— Замолчи.

Чернокнижник повиновался, размышляя, будет ли правильным оглушить колдунью и влезть в ее сознание, чтобы разобраться, о чем, черт подери, она думает.

Наконец, они добрались до круглой беседки, пустой, если не считать покрытой снегом скамейки. Небрежным жестом Элиза смела сугроб в сторону, затем, сложив пальцы свободной руки знаком малого огня, высушила доску. Второй знак, потока воздуха, она, очевидно, держала в уме, и чародей оценил возросшее мастерство колдуньи. Сам он, впрочем, справился бы не в пример быстрее, даже не шелохнувшись.

— Садись, — приказала герцогиня, увлекая чернокнижника на скамью вслед за собой.

-Элиза... — в третий раз повторил настырный колдун.

— Год. — В голосе герцогини фон Берхаген звучала вся холодная ярость севера. — Ты исчез на целый год, ни разу не озаботившись подать весть о себе.

— Меня искала Инквизиция, — оправдывался колдун. — И сейчас ищет, между прочим. Я боялся подставить...

— Замолкни, — прошипела Элиза и впилась ему в губы.

Минут через пять, когда они отдышались, разговор возобновился.

— Я знаю, что ты солгал.

— Э? — колдуну определенно требовалось больше времени, чтобы собраться с мыслями.

— Никакого договора с императором ты не заключал. Ты мог жениться на мне в любое время.

Чернокнижник все же подавил, хоть и с трудом, желание применить заклятие телепортации.

— Элиза, я все объясню...

"Чертов Октавиан", — мысленно прорычал чародей. "Это была его проклятая идея".

— Не нужно. Я понимаю. Ты еще совсем не знал меня, да и сейчас почти не знаешь. Ты даже не представляешь, как много я могу дать тебе.

Глаза прекрасной колдуньи пылали огнем фанатизма. Алые губы отрывисто и страстно метали слова, словно молнии. Черные волосы, отросшие за прошедший год ниже плеч, слегка шевелились, будто сонные змеи.

Эмоциональная защита колдуна куда-то испарилась, что, вообще-то, грозило катастрофой. Вышедшая из-под контроля власть столь сильного чародея могла обернуться средней силы землетрясением, эпидемией чумы, нашествием саранчи... армией замерзших, покрытых инеем и оттого демонически озлобленных насекомых, пытающихся понять, какой идиот призвал их посреди зимы.

— Элиза, я безродный преступник, преследуемый властями. Ты герцогиня. Наш брак, даже если я соглашусь, никто и никогда не признает законным.

— Безродный, как и та шлюха, из-за которой монахи тебя вычислили, — злобно сверкнув глазами, процедила герцогиня.

"Ой-ей", — только и прозвучало в разуме колдуна.

— Да, я знаю о ней. Я весь год собирала о тебе информацию. Хочешь, перескажу твою характеристику из университета магии? Весь документ наизусть не помню, но отдельные моменты меня изрядно повеселили.

"Она просто ревнивая женщина, ничего особенного", — подумал чернокнижник, но эта мысль только усилила панику.

— "Слабый, ведомый, полностью лишенный лидерских качеств". "Магический дар средний". Неожиданно, правда? Это ведь не глава твоего приюта писал, это слова магов. Как ребенок сумел обмануть их технику? Ясон или как тебя там зовут, ответь, где ты прятал свою силу до того турнира?

— Элиза, — устало произнес чернокнижник. — Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты возглавил гильдию отступников, сокрушил магов и позволил мне родить дюжину наследников-колдунов, равных тебе по силе. С твоей помощью я изменю облик Империи.

— То есть, строго говоря, тебе плевать кто я и откуда, ты ищешь во мне лишь средство реализации амбиций? — уточнил колдун, осмыслив слова герцогини.

Элиза поняла, что немного заигралась в роли стальной девы и смягчила тон.

— Нет, Ясон. Ты единственный мужчина, который мне интересен. Я знаю, что ты любишь власть, так возьми ее! Через меня ты достигнешь любой цели быстрее и вернее.

Чернокнижник отвел взгляд и уставился в деревянный пол беседки. Губы его искривились в ироничной усмешке.

— Элиза, я не отвергаю тебя. Мне еще многое нужно сделать, и твоя помощь придется кстати. Но я не вижу ни единого пути, ведущего к нашему с тобой браку. Для закона я — никто.

— Первый император родился рабом в посудной лавке. Серый узурпатор был сыном контрабандиста. Шатак-а-Таби не знал своих родителей, как и ты. Да сам Спаситель, в конце концов, лишь...

— Это было давно, — отмахнулся колдун.

— Дю Магниф — сын шута, — раздраженно продолжила Элиза, не привыкшая к подобному пренебрежению. — О прошлом Архимага ничего не известно. Твой друг Леонардо сколотил состояние, скупая долги и выбивая их при помощи бандитов.

Колдун удивленно посмотрел на герцогиню. Как-то не вязалась эта информация с чопорным обликом благородного банкира.

— Да и я сама... незаконнорожденная, — отвернувшись, закончила колдунья.

— Я не знал, — признал очевидное чернокнижник, чтобы хоть что-то сказать.

— Об этом не принято говорить. Герцогу было уже за сорок, когда он окончательно потерял надежду стать отцом. Он был женат дважды, но ни одна из жен даже ни разу не забеременела. Такое случается иногда, мужчина тоже может быть бесплодным.

Колдун с интересом наблюдал за Элизой, упорно разглядывающей кружащие вдали снежинки.

— Маги в Империи только разводили руками. Ни один не решился ставить эксперименты на герцоге, сколько тот ни умолял. И тогда отец отправился на восток. Два года он пропадал в странах рассвета, и когда уже император собирался назвать нового владыку Берхаген, отец вернулся вместе со слепой колдуньей. Глаза ее постоянно закрывала черная повязка, но ведьма вела себя как зрячая. Говорят, она была очень красива.

— Как ты?

Герцогиня невольно улыбнулась.

— Не знаю. Я никогда ее не видела. Ведьма приехала уже беременной, прожила в этом поместье три месяца, после чего родила девочку и на следующий день исчезла. Видишь, — Элиза резко обернулась и заглянула колдуну в глаза, — я тоже не знаю своей матери.

"Это объясняет ее смуглую кожу и несколько непривычно изогнутый разрез глаз. Она говорит правду", — подумал чернокнижник и тяжко вздохнул.

— Я понял тебя.

— Прекрасно, — одобрила Элиза. — А теперь прекращай свои унылые рыдания в стиле "ах, я сирота и душегуб" и займись делом. Царящий в Империи хаос нам на руку.

Колдун мысленно отметил это "нам" и уточнил:

— Намекаешь, что я могу заслужить помилование?

— Не намекаю, а говорю прямо. У тебя богатый выбор мест, где можно проявить себя: восточный фронт, бунтующие западные провинции, да хоть пираты во внутреннем море. Среди отступников ты уже почти легенда, станешь таким и для простых людей — Инквизиция не посмеет тебя тронуть.

— Глас народа — глас Божий, — усмехнулся колдун, вспомнив покойного императора. — Но... Элиза, ты что, репетировала эту речь?

— Да, — ответила колдунья, не моргнув и глазом. — Я ждала тебя. Только не думала, что ты появишься именно в такой день...

Чернокнижник смотрел, как Элиза борется со слезами, и медленно осознавал, что путей к отступлению ему не оставили. С другой стороны, все, о чем говорила герцогиня, звучало вполне разумно и казалось осуществимым. "Не вечно же мне от монахов прятаться?" — подумал чернокнижник. Архимаг за два века не постарел ни на день, и колдун почти не сомневался, что сможет повторить этот фокус. Но какой смысл жить сотни лет, если ты вынужден провести их, как крыса, в подполье? Нет никакой радости от жизни в изгнании, где каждый встречный может оказаться доносчиком или переодетым инквизитором, где общение с тобой смертельно опасно, где никто не может верить тебе, как и ты не вправе никому доверять.

Герцогиня просто озвучила то, что чернокнижник и так собирался сделать.

— Отец всегда говорил мне, — снова заговорила колдунья, подавив некстати нахлынувшие эмоции, — что есть два вида аристократии. Первый — аристократия крови, когда ты чувствуешь поколения предков за своей спиной и не можешь предать их честь и надежды. Империя построена на костях титанов, положивших свои жизни в основание нашей мечты о совершенном обществе. Кто мы такие, чтобы предать их великое дело, отбросить его в сторону, сделать напрасным?

Чернокнижник завороженно слушал, почти физически ощущая, как слова колдуньи оплетают его тончайшими цепями подчинения.

— Но есть и другая аристократия. Аристократия духа. Человек, которому не требуются другие мотивы быть великим, кроме своей воли, обретает собственное величие. Он сам становится титаном. Стоя спиной к солнцу, он отбрасывает длинную тень далеко в будущее. Ему незачем озираться на светило авторитетов, он в себе самом находит достаточное основание жить и творить. Такие люди становятся основателями тысячелетних династий.

Колдун сидел, совершенно подавленный.

— Я сказала что-то не так? — смутилась Элиза, оставив патетику.

— Нет, твоя маленькая речь превосходна. Просто странно слышать такое... от женщины.

Несколько секунд колдунья сидела спокойно, потом начала тихонько смеяться. Смех становился все громче и громче. Изумленный чернокнижник увидел текущие по щекам хохочущей девушки слезы и невнятно выругал сам себя. "Устроил тут день потрясений", — подумал он и, не придумав ничего лучше, обнял колдунью за плечи и привлек к себе.

— Ни один мужчина не любит, когда женщина учит его жизни, — сквозь сдавленный смех выговорила Элиза, уткнувшись лбом колдуну в плечо.