— Сейчас они покрошат друг друга, и можно снова на боковую, — глубокомысленно заметил Перевой. — Хорошо бы...
Однако Снага уже овладел собой.
— Не время для поединков, — уже спокойно ответил он. — Скажи, матха, где гарантия, что предатель попадет куда надо, а не слиняет в кусты по дороге?
— Моего слова достаточно? — осведомился Хлаш.
— Не знаю, — пожал плечами орк. — Надо подумать. Ждите, мы недолго.
Он прошипел какую-то команду, и кольцо орков вокруг стоянки рассыпалось. Пришельцы растворились в окружающей тьме.
— Что ты нес? — зло набросился на Хлаша Телевар. — Мы что, тюремщиками для каждого встречного бродяги теперь становиться должны? Дел у нас других нет, кроме как с орками бездомными возиться?
— Но ведь ты же, уважаемый темник, все равно собирался подобрать его, — пожал плечами тролль. — А до Тхул-Д'зибара парень на ноги не встанет. Нам так и так придется искать, кому оставить его в городе — вы вскорости отправитесь по домам, у меня тоже свои заботы. Я не пообещал ничего такого, что не получалось само собой.
— Само собой... — проворчал тысячник, остывая. — Уж больно легко у тебя получилось. И чего они тебе на слово поверили? Хотя... не лежит у меня сердце отдавать бедолагу на верную смерть, как бы оно ни повернулось.
— Ты же не знаешь, что он совершил, — логично возразил тролль. — Подобными обвинениями просто так не бросаются. Виновен он или нет — решать не нам, но суды у орков чаще всего справедливые. По крайней мере, по сравнению с человечьими.
Телевар только махнул рукой.
— Да мне-то, в общем, все равно, — сокрушенно пробормотал он. — Свалились вы на мою голову... Не поездка на торжище получается, а прямо игра в войнушку какая-то. Сначала волколаки, теперь вот орки...
— Волколаки? — встрепенулся Хлаш. — Какие волколаки?
— Вчера. Выли посреди бела дня, понимаешь, — вяло откликнулся Телевар. — На глаза не казались, но выли. Не к добру оно, ох, не к добру...
Хлаш внимательно посмотрел на тысячника, но промолчал.
Несколько томительных минут спустя в свете уже затухающих костров возник одинокий орк.
— Тролль Хлаш Дэрэй и человеческий вождь! — торжественно заявил он. — Даете ли вы слово, что сдадите ублюдка с рук на руки клану Красной Печи в Тхул-Д'зибаре?
— Даю свое слово, — откликнулся тролль.
— И я, темник Телевар, даю, — нехотя заявил тысячник после мгновенного колебания. — Доставим и сдадим в лучшем виде, не сомневайтесь.
— Меня устраивает, — фыркнул орк. — Извиняюсь за наезд. До встречи.
Он слегка поклонился и исчез.
Несколько минут люди лежали в укрытиях, подозревая злую хитрость, но орки, видимо, действительно не собирались нападать. Первым из-за тележного колеса поднялся Громобой. Вопросительно взглянув на тысячника, он махнул рукой Броше и двинулся к лесу.
— Постойте, уважаемые! — окликнул их тролль. — Вместе сходим.
Поколебавшись, Громобой кивнул. Несколько мгновений спустя троица исчезла в ночном лесу. Люди поднимались на ноги, настороженно оглядываясь по сторонам, с трудом разжимая затекшие на рукоятях мечей кулаки.
— Вот счастье привалило! — старый тысячник с зло пнул ни в чем не повинную телегу. — Теперь еще и тюремщиками стать пришлось! Всё один к одному, как бусины на ниточку нанизываются...
Он подхватил откатившуюся в сторону от огня тлеющую ветку и подошел к раненому орку — теперь уже пленнику. Тот хрипло дышал сквозь стиснутые зубы, широкие сплюснутые ноздри раздувались как лодочные паруса под сильным ветром, под полуприкрытыми веками виднелись белки закатившихся под лоб глаз. Неподалеку, привалившись к боку волка, посапывала Ольга. "Сильна же девчонка дрыхнуть!" — поразился Телевар. Волк приоткрыл один глаз, взглянул на Телевара и сладко зевнул. Тому вдруг показалось, что зверюга ухмыльнулась ему. Он ошарашено потряс головой, но волк уже снова дремал, уткнув морду в скрещенные лапы. Пожав плечами, Телевар отошел в сторону.
До возвращения разведчиков никто не сомкнул глаз. Те не показывались довольно долго, и Теомир нервно хватался за рукоять меча, вскакивал и начинал ходить из стороны в сторону, так что на него начинали шикать. В конце концов он привалился спиной к тележному колесу неподалеку от Ольги. Ему чудились тихо ползущие сквозь ночь орки с кинжалами в зубах, со всех сторон целящиеся в него из луков. Он то казался себе маленьким и беззащитным, то вдруг становился могучим воином, без промаха разившим врагов на глазах у восхищенной девушки. Огромный орк с капающей с клыков пеной, горящими во тьме глазами и отблескивающим в смутном отсвете угольев ятаганом выпрыгнул из травы, бросился, замахнулся, ударил. Теомир волчком крутнулся в сторону, уворачиваясь, ударился затылком о что-то твердое и проснулся.
На востоке брезжила заря. Розовый краешек неба понемногу разгонял темноту, обозначая четкие, будто нарисованные верхушки деревьев. На западе еще виднелась Голубая звезда, утренний влажный холодок пробирал до костей. Где-то негромко свистнула ранняя пичуга. Теомир чихнул и с трудом поднялся на ноги. Болела затекшая за ночь спина. Все уже поднялись. Хмурые невыспавшиеся люди бродили по лагерю, на костре ключом кипела вода. Ольга склонилась над орком, осторожно обтирая его морду какой-то тряпкой. Тролль сидел неподалеку, водил оселком по лезвию длинного кинжала или короткого меча, казавшегося миниатюрным в его здоровой лапище. Рядом валялась суковатая дубина в человеческий рост, утыканная железными шипами. С уважением покосившись на нее, Теомир поздоровался с Ольгой, коротко кивнул троллю в знак приветствия — чешуйчатый гигант учтиво привстал, склонив голову в ответ — и отправился в ближайшие кустики. В утреннем полусвете было видно, что трава вокруг лагеря вытоптана тяжелыми орочьими сапогами. Вернувшись назад, Теомир ухватил кусок хлеба, но тут набежал тысячник и погнал его собирать разбредшихся за ночь лошадей.
Когда обоз двинулся дальше, солнце уже наполовину поднялось над горизонтом. Смотреть на огромный красноватый шар почему-то казалось приятно, и Теомир пялился на него, пока в глазах не заплясали темные круги. Тролль легко шагал рядом с телегами, хотя переволновавшиеся за ночь обозники подхлестывали лошадей, и обоз двигался по меньшей мере раза в полтора быстрее обычного пешехода. Его чудовищная дубина, обвязанная веревкой, мирно покачивалась за спиной рядом с небольшой дорожной котомкой. Теомир краем глаза, чтобы не показаться неотесанной деревенщиной, рассмотрел неожиданного спутника. Впрочем, ничего такого, что не увидел накануне вечером, он не заметил. Огромный, едва ли не вдвое выше Теомира и в полтора раза — здоровяка Громобоя, одет в зеленую рубаху из грубой ткани и такие же зеленые, под цвет чешуйчатой шкуры, штаны... Обуви тролль не носил, по всей видимости, принципиально. Во всяком случае, не походило, что его плоские стопы когда-либо знали башмаки. Волк мирно покачивался на телеге рядом с до сих пор бессознательным орком. Видимо, он вознамерился не оставлять хозяина ни на миг. Любоконь, сейчас правивший впряженными лошадьми, иногда подозрительно косился на него через плечо, но серый зверь равнодушно оглядывал окрестности, не обращая на возницу никакого внимания. Теомир глазел на зверя, пока не вспомнил кое-что из прошлой ночи. Он тронул бока коня шенкелями и нагнал Телевара.
— Господин темник, а господин темник! — затеребил он тысячника, угрюмо погруженного в свои мысли.
— Чего тебе, парень? — нехотя откликнулся тот. — Живот прихватило?
— Господин темник, а куда мы сейчас едем? — не обращая внимания на подковырку, спросил парень.
— Как куда? — удивился Телевар. — В Купчище, вестимо, куда и вчера ехали. А что, куда-то свернуть должны?
— Ну, как же... — замялся Теомир. — Ночью вот про какой-то Га... Гах... Гашурум говорили. Ну, орка сородичам доставить... А еще Хлаш, ну, тролль, про Тулибар говорил...
— А, вон оно что... — повел плечами тот. — Не Гашурум, а Гхаш-Курум, Торговый Город, значит, на старом орочьем языке. По-нашему — Купчище, а по-ихнему — Гхаш-Курум. А у троллей он Тхул-Д'зибар зовется, Город Базаров. Сами же горожане его Хамиром кличут, но это уже ничего не означает, просто название. А других городов, кроме Купчища да нашего Столеграда, здесь, почитай, на сотни верст окрест нет. Так, землепашские деревеньки да орки по лесам охотятся...
— А, вон оно как, — разочарованно вздохнул Теомир. — Я-то думал... А когда мы до Купчища доберемся?
— Ну... — задумчиво пощипал бороду Телевар, — ежели ничего особенного более не случится, денька через три, а то и раньше. А что, устал уже в седле бултыхаться?
— Ничего я не устал, — обиженно буркнул Теомир. — Просто не терпится...
Волколаки атаковали, когда обоз почти проехал рощицу, длинным языком выступавшую от опушки Орочьего Леса. Сначала забеспокоился волк. Он вдруг вскочил, обернулся назад и глухо зарычал, напряженно покачиваясь на напружиненных ногах. Перепуганный Любоконь бросил вожжи и кубарем скатился с телеги, хватаясь за топор. Прочие тележники последовали его примеру. Верховые выхватили копья из притороченных к седлам чехлов. Обоз встал, и тут же взбесились кони. Оседланные животные храпели, яростно взрывая копытами землю, так что Всадники с трудом удерживались на них. Тягловые лошади ломали и выворачивали оглобли, прочие же рвали поводья, привязывающие к телегам, роняли на землю кровавую пену с рассеченных губ. И тут же на отряд обрушился вой.
Казалось, посмертная тоска всех ушедших водопадом изливалась на людей. В глазах темнело, руки бессильно опускались, роняя оружие, черный ужас пленил рассудок. Испарина покрывала кожу, становилась трудно дышать. Низкий вибрирующий звук вкручивался во все поры парализованного страхом тела. Лошади уже не храпели, а сдавленно сипели, обессиленно опускаясь на колени, некоторые в корчах бились на земле. Солнце стремительно таяло в чернеющем небе, превращаясь в собственный призрак, исходя промозглым холодом. Деревья превратились в скелеты, обвешанные сгнившими прямо на ветвях листьями. Вой сверлил уши, и казалось, что во всем мире не осталось ничего, кроме жуткого звука да еще предчувствия неминуемой страшной смерти и еще более ужасного посмертия.
Волколаки один за другим выходили из-за деревьев, охватывая обоз кольцом. Чудовищно огромные — раза в два выше, чем совсем не маленький орочий волк, холкой достигая до колена всадника, с кинжальными клыками в багровых пастях, с горящими безумным огнем глазами и клацающими на ходу о землю тупыми когтями, они не торопились. Еще ни один человек не уходил, парализованный их мрачной силой. Полуразумные, изредка они оставляли кого-то в живых — чтобы те разносили по свету страх, изгоняя из сердец слушателей сами помыслы о возможном сопротивлении. И выжившие передавали свой ужас другим, матери пугали непослушных детей безжалостной смертью от волколачьих зубов, и даже специально снаряженные отряды сорвиголов-охотников, случалось, бежали со всех ног, едва заслышав их вой. Орки умели сопротивляться ужасу, на троллей вой не действовал совсем, но тролль здесь присутствовал только один. И сейчас незвери не сомневались в легкой победе. Они могли рвать глотки беззащитным людям и животным, но не торопились, наслаждаясь каждым мгновением, что их жертвы корчились в судорогах ужаса.
Ногу почти потерявшей сознание Ольги, лишь чудом удерживающейся в седле на дрожащей лошади, пронзила острая боль. Непонимающе она взглянула вниз, где на телеге валялся бессознательный орк. Впрочем, нет, уже не бессознательный. Орк смотрел на нее красными глазами из-под набрякших век, судорожно вцепившись когтями девушке в щиколотку. Штанина начала намокать теплой кровью, но Ольга вдруг почувствовала, что ужас потихоньку отступает, воздух понемногу проникает в грудь, а серая пелена перед глазами чуть отодвигается.
— Быстро!.. — прохрипел орк. — Быстро, дура, помогай, пока все не сдохли!.. — Второй рукой он шарил по поясу. — Найди... амулет! Медный лист! — Он бурно закашлялся. — Быстро!
Боль от когтей стала еще нестерпимее. Странно, но чем больше когти драли ее кожу, тем слабее становился наводимый волколаками ужас.
Словно в кошмарном сне, Ольга выдернула ногу из орочьей хватки, сползла с седла на землю, склонилась к раненому и провела свободной рукой по его поясу. В разных местах он топорщился — видно, что-то лежало в потайных карманах — а в одном месте прощупалось что-то твердое, плоско-овальное, с зубцами. Девушка слабо потянула за клапан, но орк отбросил ее руку и сам вытащил предмет наружу. Затем он сжал его в кулаке, обессиленно откинулся на спину и закрыл глаза.
И тут же словно молотом ударило по головам людей. Черепа будто стали пустыми, гулкими, все эмоции растаяли в свете солнца, вдруг засиявшего с удвоенной силой. Всадники судорожно хватали ртами воздух, но уже не отдавая дань надвигающейся смерти, а с жадностью затянутого водоворотом пловца, нежданно выброшенного течением на поверхность. Волколаки все еще выли, но вой отступил куда-то далеко-далеко. Он прокатывался по сознанию, словно могучий прибой по гранитным валунам, не властный над ними.
Ольга почувствовала, как холодеет ее тело, как подкашиваются ноги от неподъемной усталости, словно ее жизнь утекала куда-то по невидимому руслу. Но тут же ее подхватила мощная рука тролля, и тьма накрыла девушку милосердным покровом.
Она уже не видела, как волколаки, почувствовав неладное, оборвали вой и одновременно бросились на людей. Теомир заученным движением всадил звезду в глаз ринувшегося на него незверя, и над дорогой снова раздался вой — но на сей раз обычный, скулящий от боли. Волколак кубарем покатился по земле, охватывая морду лапами, пытаясь вырвать из нее острое железо. А Громобой уже принял на копье второе чудовище, третье же рухнуло на землю с длинным кинжалом Телевара в глотке. Казалось, что вся поглощенная сиюминутным ужасом сила многократно вернулась в тела отчаянно бившихся людей. Волколаки привыкли убивать беспомощных, парализованных жертв, а потому проигрывали бой, несмотря даже на размеры и численное превосходство. Они сталкивались в прыжке, вдвоем-втроем пытаясь напасть на одного человека, катились по земле, исполосованные беспощадной сталью, но не отступали. Вот свалился под тяжестью нападающего Чеготар — он запнулся за корень — но, кошкой извернувшись в падении, приземлился сверху, чудом избежав клыков, и тут же вогнал кинжал в смрадную пасть. Зубы другого волколака рванули левое плечо Кореша, но Всадник, упав на одно колено и мотнув головой, уклоняясь от мощных челюстей, распорол ему брюхо мечом. Массивный тролль ужом крутился между нападающими, демонстрируя чудеса ловкости, и нацеленные клыки щелкали в воздухе, лишь изредка соскальзывая по его чешуйчатой коже, а страшная палица методично вздымалась и опускалась, круша черепа и хребты. Перевой и Броша, чуть в стороне от остальных, встав спина к спине, отбивались сразу от десятка незверей, четыре тела уже валялись вокруг.
Вдруг как-то сразу битва замерла. Тяжело дыша, покрытые своей и чужой кровью, люди настороженно смотрели на чудовищ, кольцом окруживших телеги. Впрочем, нападать вторично те пока не решались — их осталась едва половина, полтора десятка серых тел валялось окрест. Впрочем, люди хоть и не потеряли никого, но почти все с трудом держались на ногах. Кореш кривился от мучительной боли, зажимая прокушенное плечо. Теомир в падении ударился о телегу головой и теперь оглушенно оглядывался по сторонам. Телевар тяжело опирался о телегу, не в силах поднять налившиеся свинцовой тяжестью руки. Даже тролль выглядел не лучшим образом: изорванная одежда болталась на нем, обнажая глубокие, сочащиеся голубоватой кровью царапины. Один из волколаков снова завыл, но тут же разочарованно осекся. Орочий волк, весь исполосованный зубами врагов, повернул к нему морду и насмешливо вывалил язык.
