Я уселся посреди разгромленного зала и стал ждать. Прошло около получаса, прежде чем в бар заглянул какой-то человек с улицы. Увидев меня он тут же скрылся за дверями и убежал, а я не стал за ним гоняться. Я внезапно понял, что мои действия в этом заведении остались совершенно без свидетелей, а это означало только одно.

Мое тело изменилось, я покинул бар и вскоре шагал по улице, где было не мало самых разных существ, и поэтому еще один "зверь" не особенно бросался в глаза.

Я некоторое время раздумывал, что же делать? Во-первых, я понял, что попал на дикарскую планету. Здесь не было нормальных Контролирующих, иначе город давно был бы эвакуирован, а за мной гонялись бы с десяток армейских группировок, потому что согласно законам Контролирующих я существо незаконное, а значит, должен быть изничтожен любыми средствами.

Впрочем, сам я совсем иного мнения. Да, у меня есть некоторые недостатки и недомолвки с законом. Я не особенно уважаю закон, устанавливающий совершенно неоправданные искусственные барьеры перед моими хищническими наклонностями, а по сему, пожирание посетителей бара или пассажиров космического лайнера для меня не являются чем-то незаконным. Они − моя законная добыча, и я не позволю никаким законам и никаким Контролирующим отнимать ее у меня.

Я остановился перед широким плакатом, на котором была нарисована ужасная рожа двуногой лысой обезьяны и внизу подписано, что за поимку этой вот гориллы назначена награда в энное количество местной валюты. И цифра была весьма значительна по меркам местных жителей. Остановился я потому, что эта самая морда всего час назад угодила в протоплазму.

− Тебе нужны эти дурацкие деньги, Протоплазма?

− Не нужны. Мне нужно совсем другое.

− И что же вам нужно? − раздался голос рядом, и я обернулся. Бугай, стоявший рядом, улыбался гнилыми зубами.

− Вы, наверно, знаете, где в этом городе самое злачное место? − спросил я его в лоб.

− Конечно знаю, вы прямо перед ним! − Бугай указал на вывеску рядом. На ржавом фоне "белыми" буквами было написано: "Полиция".

− И как это я не догадался, что на дикарской планете полиция такая же дикая? − пробормотал я и шагнул к двери под вывеской. Бугай пошел вслед за мной, и я не стал задерживаться, входя в участок.

− Смотрите ка, Пупс пришел! − раздался чей-то возглас, и мимо меня к бугаю пронеслись два человека в формах. Я чуть оглянулся и подошел к окошку, на котором было подписано: "дежурный".

− Вы что-то желаете? − спросил человек из-за стекла.

− Да, я хочу, чтобы мое гражданство было принято официально, − проговорил я. Офицер, казалось, только и ждал этих слов. Он вышел ко мне, взял меня за руку и проводил в кабинет, где начался формальный допрос, в котором люди желали знать мое имя, мой возраст, где и когда я родился, и еще много всяких разных глупостей, вплоть до того, какой у меня половой орган.

Я отвечал, не особенно задумываясь, зачем им это надо, и вскоре у меня появился документ, в котором значилось, что мое имя − Протоплазма, фамилия − Жидомассонская, пол − женский, что мне 18 лет, я не за мужем, у меня нет детей. В общем, они вписали в документ почти все мои ответы, даже не удосужившись их проверить на совпадение с реальностью.

Документ я спрятал в стальную коробку, в которой носил с собой некоторые ценные вещи. Коробка, разумеется оказалась глубоко внутри моего тела, и ее никто не мог достать без моего разрешения. Обычным живым существам это было и не под силу.

* * *

Я изображал из себя этакого ангелочка − девицу-недотрогу, которая несколько дней искала работу, пока не поступила на службу в тот же полицейский участок. На второй день после моего появления в участке началась круговерть. Обнаружилось исчезновение нескольких человек, и все следы исчезновений вели в одно место − в бар, где они и "пропали". Пропали вместе со служащими бара и другими возможными случайными свидетелями.

Я слушала рассказы следователей и едва не срывалась на смех. Да, с того времени я стала называть себя в женском роде, чтобы не путаться в разговорах. Должность мне определили совершенно смехотворную, я сидела на телефоне, выслушивала жалобы граждан и регистрировала их, если это требовалось, а требовалось это всегда, по любому самому глупому поводу. В первый день работы незарегистрированным остался только звонок с вопросом какого-то гражданина, на месте ли комиссар, и можно ли с ним поговорить? Комиссара на месте не было, и разговор не состоялся, хотя я и попыталась выяснить, что же этот гражданин хотел сообщить комиссару. Он сослался на что-то личное и повесил трубку, а я продолжила работу.

На третий день комиссар проверяя мои записи заявил, что с такой грамотностью мне тут не работать, и перевел меня на другое место. Я оказалась в местной кладовой, где работала подручной у старой кладовщицы, а та вела себя так, что у меня периодически возникало желание зажать ее в угол и сожрать, со всеми потрохами. Старой мымре не нравилось, что я выгляжу слишком привлекательно, и я это четко видела, потому что мысли всех людей оставались у меня навиду, независимо от того, желали они их скрыть или нет. Потому что раса эта была очень примитивной, и у меня довольно быстро сложилось мнение, что их можно жрать десятками не задумываясь о последствиях.

Свое желание сожрать кого-нибудь я удовлетворяла по выходным. Просто шла на улицу, цепляла какого-нибудь кобеля, и мы отправлялись в место, где нас никто не видел. Обычно, это предлагал он, но иногда и я, а он не отказывался. Я сначала удовлетворяла его низменные похоти, не забывая получать и порцию своего наслаждения, а затем приходило мое время, и моя жертва узнавала, что она жертва, а не клиент. Кричать возможности я им не давала, а вот насладиться моментом − сколько угодно! Наслаждалась в этот момент, разумеется, только я. Жертвыам оставалось только трястись от ужаса, терять сознание, получать разрывы сердца и ощущать иные прелести предсмертия низшего животного. Некоторых я жрала сразу, некоторых по кусочкам, растягивая себе удовольствие. Но всегда от жертв не оставалось никакого следа, не оставалось даже крови, которой я не давала вытекать зря.

− Семнадцатая жертва, − объявил комиссар, бросая на стол фотографию. − А ты чего улыбаешься, Прота? − бросил он в мою сторону.

− Похоже, ваш зукариотский мозг не способен запомнить мое имя, комиссар, так вот, специально для вас я повторяю. Мое имя − Протоплазма, а не Прота!

− Ты желаешь вылететь с работы, девочка? − произнес комиссар, свернув со своего пути и направляясь ко мне.

− Предположение последнего нейрона в вашем примитивном мозгу, комиссар, не имеют ничего общего с действительностью, − заявила я, прекрасно зная, что после этого произойдет.

− Ты уволена! − Заорал комиссар так, что все вокруг обернулись. − Убирайся отсюда, шлюха! Немедленно!

Я вышла из-за стойки, за которой располагалась кладовая и показав комиссару "знак психа" покинула участок.

Он выскочил вслед за мной, и я остановилась, разворачиваясь к нему лицом.

− Убирайся, и не попадайся мне на глаза, проститутка! − закричал он.

− У тебя на лбу, комиссар, написано, что ты станешь следующей жертвой, − сказала я и развернувшись помчалась через улицу.

Жертвой комиссар стал в эту же ночь. Я не церемонилась, влезла в его дом, забралась к нему в постель, и человек в конце своей жизни узнал, кто такая Протоплазма на самом деле. На этот раз я поступила совсем не так, как обычно. Я перегрызла ему горло, и располосовала тело на фарш, так что, когда утром в дом пришли полицейские узнать, почему комиссар не явился на работу, они обнаружили на его постели кровавое месиво, какого еще никогда не встречали.

Меня вытащили из дома на вторые сутки, и я предстала перед новым комиссаром участка, который тут же начал с меня требовать объяснений, почему я прогуляла два дня.

− Вам не сказали, что ваш предшественник позавчера полдня раззорялся на тему того, что я уволена с работы? − спокойно спросила я.

− Почему он вас уволил?

− А вы этого дурака спросите, почему, − ответила я, отворачиваясь.

− Приказ об увольнении не был ни написан, ни подписан, поэтому ты прямо сейчас приступишь к своим обязанностям, − объявил комиссар. − Ты все поняла, девочка?

− Моей единственной обязанностью было слушаться старую швабру, но я ее сейчас здесь не вижу.

− Твоя бывшая начальница больше здесь не работает, а ты заступаешь на ее место. Иди!

И я оказалась на прежнем месте, только теперь вся работа была полностью на мне − как составление отчетов, так и работа по выдаче/приему материальных ценностей. Для меня эта работа не была сложной. Через некоторое время я узнала, что моя бывшая начальница загремела в камеру за обнаруженные хищения. Потом выяснилось, что за хищения эти был ответственнен бывший комиссар, но кладовщицу не вернули на старое место, и место это почти целый месяц занимала я, пока не прибыла новая "баба Маруся". А комиссаром на постоянно остался тот человек, что временно занял место старого.

Дело об исчезавших людях обрастало все новыми и новыми жертвами, а следователи не продвинулись ни на шаг. Они вели поиск, выявляли подозреваемых, находили какие-то связи между исчезавшими, но все без толку. Я каждое начало недели выслушивала гневную тираду комиссара, что распекал своих подчиненных за неспособность защитить жителей города, но смысла в этом распекании, разумеется, не было никакого.

Сложившееся положение меня не особенно устраивало. Мне было нужно больше свободы, и я нашла причину для увольнения со службы. Ей формально стала очередная потасовка случившаяся прямо в участке, когда туда ворвалась группа бандитов и начала палить куда попало. Несколько пуль залетело и в отдел, где я работала. Новая кладовщица от этого просто упала в обморок, а я осталась сидеть за перегородкой, ожидая окончания разборок.

Когда же все закончилось, и в участке появился комиссар, на его стол легла бумага с моим заявлением об увольнении, где я прямо написала, что "я боюсь!", а потому хочу найти себе более безопасную работу.

Комиссар глянул на меня и подписал заявление, требуя, чтобы я задержалась на некоторое время, пока он что-то еще оформит для меня. Этим "чем-то" оказалось рекомендательное письмо, в котором было утверждение, что я "хорошо работала" и т.д. и т.п.

На следующее утро я оказалась на улице, в том самом районе, где обычно подыскивала себе жертв. Выглядела я подобающе группе других женщин, что "работали" здесь же обыкновенными проститутками. За таковую принимали и меня. Вот только сутинеры давно перестали меня задевать, потому что еще месяц назад все такие бесследно исчезли и даже не попали при этом в список жертв, заведенный полицией. Просто потому, что о них некому было подать заявление о пропаже. Все эти господа, разумеется, угодили в протоплазму.

− Привет, детка, ты на кого работаешь? − голос сзади сопровождался резким рывком за волосы, и я обернулась к схватившему меня бугаю.

− Ну, уж точно не на тебя, импотент, − сказала я ему, рожу бугая перекосило, словно от кислятины. Он попытался меня ударить второй рукой, а я не ждала удара, и резким рывком вырвала волосы из жесткой хватки, оставляя на его ладонях кровавые порезы, словно мои волосы были из острых стальных нитей. Удар у него не получился из-за возникшей острой боли в руке, и я ему этой боли добавила, пнув промеж ног.

− С-сука! − зашипел он. Из-за его спины выскочило двое мужиков помельче.

Драка была недолгой. Двое сразу же угодили в протоплазму, а бугай, что первым приставал ко мне, разинул хавало и попятился к своей машине. Сесть в нее я ему позволила, а вот уехать...

Он давил на газ что было силы, а я невидимо сидела позади и представляла, каково будет наслаждаться его агонией, когда он попадется в когти Протоплазмы.

Город вскипел в одно мгновение. Кто-то что-то придумал, кому-то что-то показалось. В какую-то газету попали сведения из полиции о пропадавших людях, и началась свистопляска, в которой можно было запросто выдумать что угодно, и люди поверили бы.

И они верили. Верили в чудовищ, пожиравших людей, верили в вампиров, пьющих кровь, верили в метрвецов, утаскивавших жертв в свои могилы.

А я устроилась на новую работу. Просто один из попавшихся мне "клиентов", не успев влипнуть в протоплазму, сделал предложение, которое мне вполне понравилось, и я оказалась в его доме в роли любовницы, с которой он забавлялся каждую ночь.

А потом стали пропадать его слуги. Просто в какой-то день кого-то в доме недосчитывались. Я, разумеется, делала вид, что Протоплазма тут ни при чем, хотя они все именно в протоплазму и угодили.

А затем мой любовник начал под меня копать, и сразу же наткнулся на то, что я работала в полиции. В тот вечер он примчался в дом, ворвался в мою комнату и накинулся на меня с кулаками, пытаясь вырвать некое признание, и я призналась.

− Да, я нечеловек, − сказала я, отшвырнув человека к стенке так, что он ударился головой и потерял сознание, а затем он увидел перед собой огромную клыкастую пасть, и желание орать у него пропало. − Ну, мальчик желаешь еще знать, кого я слопала? − спросила я его.

− Н-нет, − пробормотал мой любовник, закрываясь от меня руками.

− Как же это нет-то? − зафыркала я. − У тебя разве не встает от мысли, что ты их всех поимел вместе с протоплазмой?

Он дернулся, и я наклонившись повалила его лапой на пол.

− Чего тебе надо?! − закричал он. Ответ был закономерен, и он не мог противиться протоплазме, отдавая себя ей. Я его съела медленно, по кусочкам, смакуя каждой откушенной частью человека.

И на этом история моей жизни в его доме закончилась, предварительно завершившсь аккордом еще одного группового поглощения протоплазмой всех слуг, что были свидетелями появления разъяренного хозяина, бросившегося в комнату любовницы.

Я не боялась свидетелей и преследования. Мне просто не хотелось связываться со всей местной сворой, которую непременно пришлось бы сожрать, а это повлекло бы уже более чувствительные реакции, такие, как сообщения на иные планеты и, возможно даже, вызов войсковых подразделений, с которыми мне встречаться уже было совсем нежелательно. Опять же, не потому, что страшно, а потому что мороки много.

На этот раз, я решила не искать новую работу в городе, а отправилась дальше, вглубь колонии. Или, говоря точнее, на периферию колонии.

* * *

Пожрать, поспать, по лесу погулять, вот и весь список моих занятий. Я не искала себе дела, и не особенно пыталась прятаться. Достаточно просто выглядеть девчонкой, и никто не видит во мне коварного и беспощадного людоеда. В лесу случалось всякое. Не раз попадались любители полапать девчонок, и они, разумеется, влипали в протоплазму моментально.