| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Даже если это каприз, пусть сам отвечает за последствия. Ах, ранимый и чувствительный... Может, избалованный сопляк жизни научится, — съязвил Гортензий.
— Ваша милость, вы рассуждаете жестоко, — укоризненно заявила принцесса.
— Я никогда не утверждал, что милосерден, — согласился он, глядя ей в глаза.
— Вы утверждали, что далеки от варварской родни, но чем вы от них отличаетесь? — с возмущением спросила Айрин.
"Вот это уже интересно...", — искренне удивился граф. Доселе Айрин еще ни разу не предъявила ему претензий.
— Наверное тем, что умнее. Ну еще холод переношу хуже, но здесь это не имеет значения, — он ухмыльнулся.
— Рискну предположить, из-за этого нюанса и не только, вы были там отщепенцем. Наверняка, вам такое отношение не нравилось. Что же теперь? Сами уподобились им, — обвинительным тоном заявила принцесса.
"Забавно, как далеко вы готовы зайти, чтобы помочь сопляку", — изумился Гортензий.
— Вы ничего не путаете? Когда это я глумился над больными? Что до сопляков, попрошу не приравнивать меня к ним. Я даже будучи малолетним отщепенцем не устраивал капризов и не донимал никого нытьем, — резко ответил он.
— Тем не менее, вы считаете всех, кто слабее вас, недостойными уважения, — с долей презрения заявила принцесса.
— Ваше Высочество, я считаю недостойными уважения капризных сопляков и нытиков. Никто им не мешает засунуть свою чувствительность куда подальше и вести себя достойно, — отмахнулся граф.
— Легко судить, будучи бездушным сухарем, — с укором бросила она.
— Если, по-вашему, чтобы не быть сухарем, я должен уважать ничтожеств, ещё и ловить их по всей Империи, чтобы утереть сопли, предпочту принять оскорбление за похвалу, — уверил граф.
— Только ли чувства вы полагаете зазорными?! — вспылила Айрин.
— Чувства не равны нытью и капризам, — возразил граф, с нетерпением ожидая, в чем ещё его обвинят.
— Полагаю, дело не только в чувствах. Кто-то не столь умен? Недостаточно смел? Пусть рассчитывают на снисхождение, прикрытое лицемерной улыбкой. Пока нужны, разумеется. Много ли тех, кто по-вашему достоин большего? Не думаю. Вы не просто недалеко ушли от родни, а превзошли её. Угодить вам сложнее, а точнее, невозможно. У Ирских есть сомнительное, но оправдание — глупость, вы же просто самодовольный пафосный мерзавец! — обвинительным тоном заявила Айрин.
"Прекрасно, еще и пафосный...", — пожалуй, если с остальным он был согласен, это возмутило. Впрочем, спорить он не видел смысла. Ясно же, сказала для красного словца,..
— Рад, что вы поняли, кто я такой. Кстати, открою вас секрет, Тинатиэль уехал из-за меня. На оргии... Простите что упоминаю. Ладно, вы и так все знаете. Так вот, он устроил скандал отцу из-за шлюхи. Разозлил меня. Я высказал ему всё, что думаю и посоветовал не ныть, а проваливать в Аркадию, — похвастался Гортензий.
— Демон бездушный! — в негодовании выпалила принцесса.
— Возможно, — расплывшись в улыбке, граф пожал плечами.
Айрин зло уставилась на него, видимо, не зная, что сказать. Впрочем, молчание продлилось недолго.
— Как же я была наивна.., — растерянно произнесла она.
— Я предупреждал, вы меня не знаете.
— Если с ним что-то случится, я вам никогда не прощу! — с этими словами принцесса резко развернулась и ушла, хлопнув дверью.
"Вот и катитесь. Если вернется, замуж за него выйдете. Он будет стишки сочинять, а вы ему сопли утирать", — вдогонку подумал Гортензий и поплелся к столу, где тут же взял самокрутку.
От мысли, что Айрин выйдет замуж за Тинатиэля, ему стало смешно. Вряд ли его послали из-за полнейшего ничтожества. Наверняка, Айрин за оргию обижена. Женщины любят обидеться за одно, а придраться к другому. В случае принцессы, ревновать ей достоинство не позволяло, вот и выкрутилась. Впрочем, все к лучшему. Гортензий все равно жениться на Айрин не собирался. Конечно, как безумие окончательно прошло, он успел пожалеть, что, по сути, послал её. Тогда при одних воспоминаниях про её сонеты было мерзко. Казалось, та воспылала к нему из-за воинского подвига. Как в себя пришел, рассудил, пусть даже и так, какая разница? Тем не менее, Гортензий решил, пусть всё останется как есть.
Оргии ему понравились, быть фаворитом Эрики — тоже. Айрин определенно не станет покорно терпеть, и уж точно не присоединится. Какой смысл её мучить? Тешить самолюбие, женившись на принцессе? Ничто так его не тешит, как божественная любовь, а точнее, безразличное сластолюбие. Он сделал выбор. Конечно, ему хотелось возлечь с принцессой, однако морочить ей голову язык не поворачивался. Та ведь, похоже, испытывала искренние чувства. Он все же не совсем бездушный чурбан. К своему сожалению. Будь он совсем бездушным сухарем, рассудок бы не потерял. Пожалуй, это было еще одной причиной относиться к соплякам с особым презрением.
Даже у глупцов есть оправдание, Мироздание не наградило их должным умом. Какое может быть оправдание у нытья? Бывают, конечно, исключительные случаи, сам однажды обойтись не смог. Мария вынудила его. Речь шла про его репутацию. Тварь вела себя как глупая наседка, ладно бы в покоях, она позорила его при дворе. Как он только с ней не говорил, разве только не колотил, бесполезно. Решить проблему, пока Мария не родит, не мог. Себе дороже. Если бы молчал, придворные сочли бы, ему нравится, когда супруга с ним носится. Пришлось не только пускать слухи о безумии Марии, но и возмущаться всем подряд. Но это был исключительный случай. Какое оправдание у Тинатиэля? Никакого, просто сопляк.
"Надо искать другого сочинителя. Обратно брать не буду", — довольно рассудил граф.
На счет аркадийца он не обольщался. Принцесса права, вот уж кому на него не стоит равняться. Наверняка, претензии на оргии подействовали, вот и свалил в истерике. Вряд ли юнец даже до порта доберется. Такой нерешительный слюнтяй либо передумает и сам вернется, либо его поймают. У него ведь даже прятаться ума не хватит. Другое дело, терпеть его он у себя больше не станет...
Когда в дверь снова постучали, Гортензий уже собирался идти в зал, на часах было почти три часа до полудня. Канцелярист доложил, что прибыл Имперский судья Эрхабена Максимус. Граф велел его впустить.
— Максимус, вы не вовремя. У меня скоро суд начнется. Одиннадцать заседаний, между прочим. По какому вы вопросу?
— Почему же, вовремя. Императрица велела опыт перенимать. Вот я и пришел, посмотрю, как вы судите, — поставил перед фактом он.
— Ее Величество велели перенимать опыт в организации дознавателей, а не смотреть, — напомнил граф, мысленно выругавшись.
Вот уж кого здесь не хватало, так это Максимуса...
— Я решил посмотреть, как можно за день рассудить одиннадцать злодеяний. Я вправе здесь присутствовать, когда захочу, — не унимался тот.
— Смотрите, только в дело вынесения приговоров не лезьте, — счел нужным заметить граф.
— Я, как Имперский Судья столицы, вправе изменить ваш приговор, — напомнил Максимус.
Не иначе, нарочно злит. Никак не простит ему каменоломню, договор о которой он вынудил подписать...
— По закону, а по факту это моя округа. Только попробуйте отменить, — зло улыбаясь, бросил Гортензий.
— Если я отменю, что вы мне сделаете? Пойдете к Ее Величество жаловаться? — съязвил Максимус, явно намекая на его связь с ней.
— Вы не отмените. Уверяю. Кстати, чтобы понять, как я могу рассудить одиннадцать злодеяний за один день, не поленитесь заглянуть в доклады, — он сунул ему увесистую стопку бумаг.
Одиннадцать заседаний подряд, было, действительно, много. Обычно судьи больше чем три суда не проводили. Причем, это добросовестные, его предшественник Кондратий дай Мироздание, до одного заседания в день снисходил. Раз в неделю. Гортензий тоже судил максимум раз в неделю, зато много и по-быстрому. Чаще не было ни времени ни желания. Злодеяния, предусматривающие каторгу и пошлину, а также тяжбы и споры он спихнул на помощников. Единственное, важные, то бишь касающиеся большого количества золота, вниманием не обходил. Однако злодеяния, которые предусматривали смертную казнь, должен был судить сам Имперский Судья...
В его интересах было поскорее навести порядок. Тянуть с приговорами, держа людей в темнице месяцами граф полагал неправильным. Во-первых, на кой кормить их и охранять? Во-вторых, мор начаться может. В-третьих, не хорошо, случается же, что невиновные попадают. При Кондратии половина узников не доживали, а когда он должность принял, темница была забита, там содержалось больше двухсот человек. Гортензий велел навести порядок, составить списки: за что взяли, что вменяют. Вскоре оказалось, злодеяний, которые надо судить ему лично — тридцать два. От одной мысли едва дурно не стало. В деле было принято разбираться прямо на суде, если судить по-нормальному, дело иной раз не один день занимает.
Стоит ли удивляться, часто судили без разбору. Тот же Самилий вовсе наглел, даже не приходил, просто ставил подпись и печать на приговорах. Эрика сказала прямо, разбирайся как хочешь, главное, чтобы был порядок. Целыми днями торчать в управе Гортензию было некогда, но выносить приговоры почти вслепую, как это делал Самилий, тоже не хотелось. Тогда ему и пришла идея поручить другим разобраться, допросить узников и свидетелей, а ему принести доклады.
Он отобрал грамотных стражников и надзирателей, на разбирательства дал неделю. Чтобы скорее разгрести, поначалу даже своих людей привлек. В итоге, он потом за три дня всех рассудил. С утра до ночи, конечно, в суде торчал, но зато разгреб. Впредь такого граф допускать не собирался. Так и повелось, отдельных стражников новоявленный судья освободил от караула, дабы они разбирались. Придумал должность — дознаватель. Гортензий ждал, пока у него наберется десяток злодеяний и назначал день суда. С прочими делами так же повелось...
В итоге, его нововведение привело к неожиданному результату. Разумеется, об этом прознали другие судьи. Все, как один, уверяли, как до Императрицы дойдет, накажут его за самодурство. Графу было плевать, Эрика даже не интересовалась как он судит. Порывался рассказать, она отмахнулась, не до этого. Стараниями Максимуса и канцлера его беспредел все же дошел до Ее Величества. Как итог, на Соборе упразднили священный суд, а Императрица издала указы о запрете суда поединком и введении должности... дознавателя. Более того, собрала всех судей на совет и привела его в пример, призвав перенимать опыт. Впрочем, если учесть, что теперь нет священного суда и поединком не отделаешься, его опыт им, действительно, пригодится...
Шум из судебного зала был слышен еще в холле. Когда они с Максимусом вошли, в зале было не протолкнуться. Помимо стражи, свидетелей, пострадавших и сочувствующих, пришло много зевак. Граф мог бы запретить, все зависело от судьи. Например, Кондратий никого кроме причастных к делу и родни не допускал. Самилий, а точнее его помощники, вовсе публику не жаловали. Максимус и Ромиус, напротив, были сторонниками открытого суда. Судья Изумрудной округи Галирий тоже судил в открытую. Впрочем, в этой округе в принципе так повелось. Если бы тот запретил, господа не поняли бы. Судья Зеленой округи Антипий поступал в зависимости от дела и настроения, а Судья Нижней округи Енасий при всем желании вынужден был никого не пускать, не зря управу охранили два десятка стражников. Гортензий принял решение судить открыто. Как минимум, если за дело брался он сам. Это способствует авторитету судьи в округе, что в свою очередь способствует порядку.
На его суды всегда приходило больше народу, чем даже в столичный к Максимусу. Иные очередь до рассвета занимали, даже с прочих округ приходили. Гортензий отдавал себе отчет, изначально люди просто хотели посмотреть на героя. Императрице было выгодно, чтобы о битве узнало как можно больше народу, ведь в результате его хитрости фанатики предстали прислужниками Проклятого. Без его имени обойтись не получилось. Парад все довершил. Он сам того не желая стал практически легендой. Конечно это злило, но раз ничего изменить нельзя, Гортензий решил воспользоваться ситуацией. Если люди приходят, пусть слушают его речи о справедливости. Теперь ему было даже приятно, тем более, приходить стали не только из-за его геройских лавр. Речи он толкал хорошо, по округе уже пошла молва, что самый справедливый судья...
Едва они вошли, толпа затихла, перейдя на шепот, который впрочем быстро пререрос в гул. Граф присел на место судьи, Максимус присел рядом. Гортензий сразу распорядился, чтобы стражники привели первого подсудимого...
— У меня на суде в последний раз так людно было, когда судили безумца, вырезавшего у детей сердца. Семерых выпотрошил, пока попался. Спасибо Велльскому, выпустил упыря, — заметил Максимус.
Именно по инициативе маркграфа проверили приют для безумцев Светлый дух и в итоге выпустили треть постояльцев. Шум поднялся, когда Карл уже был сослан на север, а стражникам попался опрометчиво выпущенный оттуда злодей...
— Поговаривают, он в юности побывал в подобном месте. Видать, пожалел собратьев по несчастью, — прокомментировал Гортензий.
Откуда эти слухи, он сам не знал, да и не выяснял. Скорее всего, Игрок старается. Но если учесть, что с головой у маркграфа не все хорошо, этот факт вполне мог оказаться правдой.
— Определенно. Только я к чему это. Вам для толпы на суде безумцы ни к чему, — отметил Максимус.
"Безумного судьи вполне достаточно", — про себя сыронизировал граф.
— Ну вы сравнили. У меня минимум десяток злодеев сразу. Конечно, народу больше приходит, — намеренно поскромничал он.
— Думается, дело не в злодеях, а в судье. Любопытно, с каких пор молодые девицы начали интересоваться судами? — с усмешкой спросил Максимус.
— Вы о чем вообще? — бросил Гортензий и присмотрелся к толпе, прищурив взгляд.
— Да так, удивился просто. К нам на суд, ежели не по делу, из женщин по большей части старухи приходят. Здесь же, глаза разбегаются, а, главное, все нарядились, как на праздник, — иронизировал он.
Действительно. Треть зала женщины. Раньше он внимания не обращал, кто именно приходит. Толпа, ну и ладно...
— Скучные у вас суды, раз только старухи приходят, — отшутился граф.
— Точнее, судья не легендарный герой со смазливой мордой.
— Не завидуйте, — отмахнулся Гортензий.
— Скорее, я сочувствую вам.
"Ну, ну...", — граф улыбнулся, но ничего отвечать не стал. Привели первого подсудимого. Он постучал судебным молотком, чтобы объявить начало заседания...
— ...Итак, гончар Пармоний, тебе слово, — лениво бросил Гортензий в сторону обвиняемого.
Свидетели уже высказались. Первое на сегодня заседание почти закончено.
— Да, я убил Дариолу, потому что она убила моего брата, чему были свидетели. Больше мне сказать нечего, — дрожащим голосом мрачно высказался ремесленник.
Пожалуй, это стало бы одним из многих заседаний, не будь жертвой девица, которую граф сам помиловал две недели назад.
— Насколько я помню, Дариола была признана невиновной. Твой брат, будучи бездельником и пропойцей, четыре года колотил жену, отбирал у нее честно заработанные непосильным трудом монеты, оставляя без пропитания не только ее, но и родного сына. В своем рвении он дошел до того, что забил жену до потери ребенка. По сути, он убил собственное дитя! Несчастная не вынесла горя и в отчаянии пошла на вынужденное злодеяние. Тем не менее, ты свершил самосуд по своему произволу. Ты не просто лишил жизни и так настрадавшуюся девушку, ты оставил сиротой дитя и выказал согласие с деяниями изверга детоубийцы..! — граф перешел к самому обвинению, а потом к приговору.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
