— Огромная, Серёжа! Словоохотливый стукач может не только пожить, но и зажиться на этом свете! Вот если я накрою "Хозяйство" и твою РГСпН-314 в придачу и обряжу всю эту братию в полосатые пижамки, то ты вполне можешь оказаться не на скамейке подсудимых, а свидетелем обвинения...

— Вам Дикого мало, товарищ капитан? Подполковника всё равно так сразу не дадут... — "Да, Вересов, тебя исправит только пуля..."

— Тамбовский волк тебе товарищ! — вместо того чтобы разозлиться, Лаврик жизнерадостно хохотнул. — Дикий, Серёжа, это — слепая игра Фортуны. Нельзя на её заскоки в жизни надеяться! Ну так, дубль два: что такое "Хозяйство" и где оно находится?

— Дубль два: где находится — не знаю!

— Вересов, ты — мазохист?

— Ну не знаю я, где оно находится!!!

Лаврик встал, потянулся и прошёлся по кабинету. "Ща Сеню кликнет и — хана..." Кэптан постоял у окошка, щёлкнул пальцем по антикварному вентилятору, заглянул за занавеску (в этот момент у Сергея внутри ёкнуло) и аккуратно приземлился на край стола. Имевший место эмоциональный всплеск улёгся, и Лаврик опять грустно улыбнулся:

— Серёжа, ты хочешь сказать, что ты, боец "Скаута", месяц с гаком прожил в "Хозяйстве" и не узнал, где оно находится?

— А оно мне надо?

— Это как? — Лаврентьев не въезжал в происходящее.

— Вход в район "по улитке"; перед ПС — шесть коленьев; рулил командир; как дошли, он навигаторы и собрал...

— Ты в Гвардейске — второй раз?

— Ну да...

— И что, за два раза ты, спецназ, блин, дорогу не запомнил?!

— А мне это надо? Меньше знаешь — дольше живёшь!

— Очень спорное утверждение... Серёжа, тебе когда-нибудь ногти дёргали?

"Так, а вот это — уже лишнее..."

— Да хоть вместе с пальцами... Хоть ломтиками настрогайте — НЕ ЗНАЮ!!! — "Серый, орать-то зачем?"

— Так... — Лаврентьев стал пальцами отбивать дробь на крышке стола.

— Ну, не верите — вколите ещё этой дряни... как её... во, — барбамила... Я Вам то же самое скажу...

— Дрыхнуть ты будешь пару часов. Как младенец... Передозировка, — Лаврик пошарил в кармане и извлёк никелированный причиндал — гильотинку для сигар. Серёжке совсем поплохело. — Чё дёргаешься? Слушай, может тебе, в натуре, палец этой штучкой откусить?

— Да хоть два, — буркнул Серёга. — Только я в процессе придумаю координаты от балды, и употеете по джунглям ползать...

— И кому хуже будет?

— Вам. Мне уже по фигу будет всё.

— Милый, у тебя пальцев-то сколько? Два?

— А вопросов у вас ещё сколько? Десяток? Два?

— Оборзел детёныш... — Лаврентьев опять сел за стол. — И Толя, зараза, детектор спалил на прошлой неделе... Серёжа, я сейчас разозлюсь и точно палец тебе оттяпаю. Один. Для экономии.

"Мамочка, а если в натуре оттяпает?!" — напрягшись, Серёжка изобразил полное безразличие и пожал плечами, мол, "всё я сказал". Получилось плохо.

— Да... из последних сил изображаем бесстрашие и хладнокровие... — кэптан хмыкнул. — Что, и на карте не покажешь?

— Последнюю точку, где навигатором щёлкал...

— И где ж ты им, бедным, щёлкал? Сень, карту! — из-за ширмы проявился Эскулап ("Он чё, универсальный палач?!"); карта легла на стол. — Показывай. Только подумай сначала.

— Линейку дайте... — Лаврик выдал Серёге тонкую пластмассовую линейку. Серёжка с минуту вспоминал цифры, потом ещё пару, сопя, вспоминал, что такое "координатная сетка", и в итоге ткнул в точку на карте. — Тут. За час до выхода на ПС.

— Так. Ну шли вы, конечно, не по прямой...

— Три контрольки. На ПС навигаторы собрали.

— Твою мать!.. — капитан с минуту непечатно высказывался по поводу Серёжкиных способностей к ориентированию. — Ты думаешь, я тебе поверил?!

— А мне-то что?! Верите — не верите...

Лаврентьев несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и, вроде, успокоился.

— Ладно, к этому мы ещё вернёмся. Что такое "Хозяйство" ты тоже, конечно не знаешь... — Лаврик крутил в руках гильотинку. — Сидел в палатке, жевал сухпайки и читал комиксы...

— Крапивина я читал...

— Сень, он над нами издевается, — подвёл итог Лаврентьев, — подержи его... — кэптан встал, щёлкая причиндалом. — Крапивина он читал...

"Так, ща он мне что-нибудь отрежет..."

— Не надо! Не сидел я в палатке!!!

— Ну зачем так орать? — Лаврик опустился на стул и сунул гильотинку в карман. — Слушаю тебя внимательно.

— Чё "слушаете"? — хмуро уточнил Серёга. — Спрашивайте.

— Логично. "Давид" — прозвище, псевдоним, имя?

— Не знаю. Все его так зовут. Вроде, имя.

— И фамилии его ты не знаешь?

— Нет.

— А что ты вообще знаешь? — улыбка Лаврентьева Серёжке совсем не понравилась. Кэптан полез в карман.

— Ефим Семёнович, может кусачки принести? — это Эскулап. "Очень вовремя!"

— Сеня... Иди за ширму. Я сам, — Эскулап пожал плечами и скрылся за ширмой. — Серёжа, не зли меня!

— Ну, кулинарный техникум он закончил. При Союзе ещё... Лейтенант-морпех. На Тиморе остался, когда ваши его захватили... Всё! Кто он, а кто я?..

— Ты его видел?

— Да. Через оптику...

Лаврик расхохотался:

— И не судьба тебе была спусковой крючок нажать?

— У меня винтовка на предохранителе была! — огрызнулся Серёга.

— Зря. А то я тебе медальку пробил бы... Описать сможешь?

— Не... — капитан сдвинул брови. — Смогу. Может быть.

— Хорошо, с Толей потом поработаете. Дальше, золотко! Замы у этого "кулинара" есть?

— Зам по спец операциям Гайкалов Юрий Николаевич. Погоняло — Лезвие. Кто такой — не знаю. Я его видел один раз... вру, два, — по двадцать минут каждый...

— Погоди... Лезвие? Гайкалов?.. — Лаврик явно мыслил вслух. — Так, — на стол легла пачка фоток. — Глянь, здесь его, часом, нет?

Основную массу снимков составляли хмурые военные то Республиканских, то Конфедеративных ВС. Предпоследний товарищ в форме старлея ВДВ Конфедерации и был Гайкалов.

— Вот, — Серёжка положил фотку на стол.

— Всплыл-таки, урод. Дальше, пожалуйста...

За час такого общения Серёга сдал с потрохами всех, кого знал в "Хозяйстве" и Бамбуре. Последний, правда, интересовал Лаврентьева слабо. В процессе Серёжка понял наконец, что наговорил Лаврику. У кэптана имелась масса отдельных фактов, которые следовало собрать в кучу и разложить по полочкам.

Разговор плавно перетёк на самую скользкую и нежелательную тему: "Что такое РГСпН-314, где её найти и как с ней бороться?" Комплект вопросов, "Что такое..." требовал только лёгких уточнений, — всю основную массу информации Серёга выдал ранее; тема "Как с ней бороться" практически не поднималась: у Лаврика были свои методы борьбы с вражьими разведгруппами, и Серёжкино мнение его не интересовало.

— ...Так-так. И теперь вопрос главный: как мне твоих боевых товарищей найти? Очень хочется пообщаться.

"А вот теперь, Серый, тебе будут откусывать пальцы."

— Аллё, Серёжа, что молчим?

А чего ещё было делать?!

— Так. Реакция номер один, стандартная: "А больше я вам, проклятые буржуины, ничего не скажу!"; слегка, правда, запоздалая. Серёженька, ты уже сдал весь белый свет. Чего уж там, давай дальше.

Молчание.

— Понятно. "Нет уз святее товарищества!", "Да как я боевых друзей закладывать буду!", — так, что ли? Серый, может тебе бумагу с ручкой дать? Так проще...

Молчание.

— Милый ребёнок, ты что думаешь, я тебя всё это время "на пушку" брал?.. — Лаврентьев был крупным спецом в своей области, но сейчас он, сам того не подозревая, допустил две серьёзные ошибки: "Серёженькой" Серёгу называла только мама, и это было то немногое "чистое, доброе, светлое", что есть у каждого, и что не стоит "лапать грязными руками"; обращение "ребёнок", тем более — "милый", Серёжка терпеть не мог годов с восьми. Если до этого момента Серёга сидел, тоскливо и безуспешно пытаясь вспомнить, чего ж он такого наговорил ранее, а за редкими выступлениями прятал жуткий леденящий душу страх, то сейчас в нём мутной волной поднялось тихое бешенство, аккуратно разбавленное фифти-фифти лютой ненавистью к окружной контрразведке в целом и к капитану Лаврентьеву в частности. В воздухе беззвучно "щёлкнул тумблер"... — ...Ты что, надеешься, что твои сотоварищи тебя отсюда как-то вытащат? На дебила ты не похож... Так в чём проблема, Вересов?

Молчание.

Лаврик начал заводиться:

— Сеня! — Эскулап появился со стандартным выражением лица: "Чего изволите?!" — Сеня, кусачки, пожалуйста!

Эскулап исчез. Из-за ширмы донеслось тихое звяканье, и Сеня проявился вновь со страхолюдного вида никелированным приспособлением.

— Ефим Семёнович, может его в кресло?

— Логично...

Критическая масса ещё набрана не была, поэтому Серёжка особо не сопротивлялся. Страх никуда не исчезал, просто на время "утонул", накрытый волной ненависти, а сейчас весьма неудачно "всплыл". Серёгу привязали. Он машинально дёрнулся, но было поздно: ремни держали крепко.

"Всё, Вересов, за что боролись, на то и напоролись..."

— Сень, убери это, — Лаврентьев покрутил в руках "изделие" и протянул его Эскулапу. Сеня бережно взял кусачки, откинул тряпицу и почти торжественно водрузил инструмент на пустующее место в стройном ряду прочих сверкающих крючков, зажимов и скальпелей. От увиденного вся Серёжкина решимость разом куда-то делась. Куда?!!

— Ефим Семёнович, может его просто выпороть? Для начала...

— Сень, думаю здесь я. Договорились?

— Как скажете... — Эскулап слегка обиженно замолчал.

Лаврентьев извлёк из одного кармана гильотинку, из другого — здоровенную сигару, демонстративно обрубил кончик и закурил.

— Ты знаешь, калечить так сразу я тебя не буду, — Лаврик помахал перед носом Серёги сигарой. — Температура тления — девятьсот по Цельсию, на затяжке — до трёх тысяч...

"Серый, это больно! Может — ну всё на фиг?! — Заткнись!!!"

— ...Серёженька, подумай: а стоит оно...

А вот это Лаврентьев сделал совсем зря. Вспышка гнева, приведшая Серёжку на кресло и почти задавленная процессом приготовления, полыхнула с новой силой; и, глядя в карие, слегка грустные, глаза капитана Лаврентьева, Серёга проникновенно сказал:

— А пошёл ты знаешь куда...

Лаврик поперхнулся окончанием фразы. Сеня хмыкнул. Ярко тлеющий уголёк ткнулся Серёжке в запястье...

Тьма.

...Когда вас нарезают ломтиками мерзко хихикающие враги, а вам есть, что скрывать, то способов бороться с болью не так уж много. Можно сдавливать зубами язык или спичку, можно мысленно трансформировать себя во что-либо, боли не воспринимающее — камень, облако, — но, как утверждал Серёгин ротный майор Гладкий, примеров удачного применения этих двух способов история не сохранила. Чуть более эффективный метод — пытаться пережить сеанс на всплесках эмоций, — гневе, ненависти, — это помогает, но эмоции — штука такая... ненадёжная. Или можно просто стукнуться лбом об стену — и вырубиться; но это — если вам позволят. Эффективнее всего два наворота: "выход в астрал" приёмами даосско-буддийского транса, но специалистов в этой области мало; или — то, что Штирлиц обозвал слегка замороченно, но очень точно, — "пережигание нерва". Вот этому при толике старания может научиться почти каждый дурак. Всё очень просто. Подлый враг хочет сунуть вам под мышку раскалённую железку? — Представьте себе заранее, КАК это будет происходить: как идёт пузырями и лопается кожа, как горят мускулы, как с шкворчанием испаряется с раскалённого металла ваша кровь, как темнеют и начинают трескаться от температуры ваши кости... отдайтесь воображению! Оно покажет вам такие картинки, какие не снились и самому завзятому садисту. Почувствуйте заранее запах СВОЕЙ палёной плоти... и при некотором навыке вы хлопнетесь в глухой и добротный обморок ещё за секунду до того, как пышущая жаром железяка коснётся кожи. Штирлиц бился с Серёжкой месяц. С воображением у пацана всё было более, чем нормально, но майор не мог объяснить Серёге, что от него требуется. Терпение и труд всё перетрут: в один прекрасный день это удалось. Через неделю Серёжка на заказ хлопался в обморок просто при виде горящей в десяти сантиметрах от носа зажигалки. Серёга так же быстро забыл про своё умение, как и научился. Но жизнь — штука суровая, и за долю секунды до того, как уголёк Лавриковой сигары ткнулся в запястье, Серёжка просто вспомнил всё, чему его учили.

Возвращение в реальный мир происходило под жуткую вонь нашатыря. Лаврентьев удивлённо крутил в руках сигару. Эскулап индифферентно молчал.

— Сень, это как понимать?

— Что, Ефим Семёнович?

— Я ж его коснуться не успел, а он уже — того... Может, — ещё раз?

— Можно. А толку? Он, скорее всего, делает это вполне осознанно.

— Это как? — Лаврик в сердцах запустил сигару в урну.

— Да, у меня одноклассник был, так он кровь из носа по желанию пускал...

— Кулаком?

— Нет! Напрягся, решил, что надо, она, родимая, и потекла. Как на контрольной завал, так — нет проблем...

— Нос слабый...

— Да не в том дело: ему нужно — течёт. Нет — всё о'кей.

— То есть, дитя будет хлопаться в обморок от малейшего прикосновения?

— Запросто. Можно проверить, но скорей всего — так оно и есть.

— Это мы сейчас проверим... Сень, дай сигару. В урне она...

Сеню скривило, но сигару он достал.

— Что жизнерадостно улыбаешься? — Лаврентьев повернулся к Серёге.

— А что мне, плакать, что ль?

— Эскулап правду говорит?

— Ага, — Серёжка хихикнул. — Проблемы, господин капитан?

— Это — у тебя проблемы... — капитан во второй раз, но уже медленно, стал тушить "Гавану" о Серёгино запястье...

...Дубль два: невыносимо воняет нашатырём. Новое ощущение: болит обожжённая кисть. Сильно, но пока терпимо.

— Сень, что делать-то?

— Чего... Любое болевое воздействие — и он в отключке. Детектор или сыворотка. Третьего, вроде, не дано. Можно, конечно, вколоть двадцать пять кубиков миорелаксанта дитилина, но как только он просечёт, в чём суть, — отключится.

— А с барбамила?

— Тут нет. От иголки — запросто, но вколоть это не помешает. Потом приводим клиента в норму, и раствор оказывает запрограммированное воздействие. Только в ближайшие шесть часов фокус не удастся.

— Да знаю я! И Царьков, урод, детектор спалил...

— Да, господин будущий майор, не быть Вам подполковником... — Серёжка нашёл крайне неудачный момент, чтобы приколоться.

Лаврентьев медленно повернулся, вздохнул и с чувством влепил Сергею сногсшибательную оплеуху. В голове возник переливчатый звон, из носа закапала кровь.

"Ну, и чего добился?!"

— Что, не успел? — Лаврик усмехнулся. — Чего добился, дурак? Сиди и молчи! Целее будешь.

"Так. Ещё один телепат."

— Если я из-за каждой плюхи буду в обморок хлопаться — жить когда? — Серёжка сплюнул кровь прямо на Сенин "арсенал". Тот дёрнулся, но удержался.