- ...И твой тренер оказался таким же безответственным мальчишкой, как и ты. Могли бы хотя бы предупредить меня! Рявк!
- А ты бы разрешила, если бы предупредили?
- Конечно, нет!
- Ну вот, видишь! Нельзя было предупреждать! Ведь больше ЭТО никогда, ты понимаешь? — НИКОГДА! — не повторится... Ведь самое главное — это то окно разбитое, отражающее луну! Дом вот-вот снесут, и этого фокуса, зрительного парадокса с луной, её отражением и метеоритным следом, когда кажется, что на луне возникает волшебный Меч, этого уже НИКОГДА больше нельзя будет увидеть! Ведь правда, это здорово, что всё так счастливо сегодня совпало? Лапушка, правда ведь, здорово? Мам, вот видишь, и Лапушка подтверждает!
Мама засмеялась, взяла на руки кошку, стала её гладить. Мама просто не умела долго на меня сердиться. Она знала, что я не соврал ей про Меч, мама очень хорошо чувствовала моё враньё. Поэтому напрямую обманывать её я уже давно даже и не пытался. Когда надо было скрыть от неё что-то, что могло её расстроить или напугать, я всё равно говорил ей правду. Почти всю. Умалчивая лишь самую малость. Но — самую важную малость.
В этот раз я умолчал лишь о том, что Лунный Меч показался мне очень уж настоящим.
Шокотерапия
Не могу сказать, что сатори, возвращение Камня, прикосновение к Лунному Мечу тут же заметно изменили меня и мою дальнейшую жизнь. Я жил вроде бы как прежде, как будто ничего не случилось. И Олег ни разу потом не заговаривал о Мече. И вскоре я стал склоняться к мысли, что всё-таки Лунный Меч мне всего лишь пригрезился. А поразмыслив ещё, решил, что на самом деле тогда в Крыму Лунный хрусталь мне вложил в руку Олег. Подошёл к постели, увидел, что мне снится кошмар, и, чтобы успокоить, вложил в руку. И никак не стал разубеждать, когда понял, что для меня появление этого Камня — ожившая сказка. А потом, когда ему показалось, что мне нужна ещё одна "ожившая сказка", придумал сказку про Меч и подарил её мне. Я, наверное, слишком впечатлителен, а к тому, что рассказывает Олег, вообще очень уж трепетно всегда относился. Вот и "поймал глюк", наслушавшись его сказок...
От таких размышлений становилась грустно, но это была светлая грусть. Вперемешку с тихой радостью, радостью, что у меня есть Олег. Умеющий оживлять сказки и с царской щедростью дарить их друзьям. И что я — тоже его друг.
А иногда мне казалось, что появление Камня и Меч — всё-таки не совсем сказки. Или даже совсем не сказки...
Так или иначе, но след в душе Камень и Меч оставили неизгладимый. Особенно — Меч. Я не мог забыть, как моя ладонь сжимала огненную рукоять Меча. Пусть даже выдуманного, но ведь всё равно — сжимала! По-настоящему сжимала! Олег был прав, частица Меча осталась со мной навсегда. А человек с Мечом ведёт себя всё-таки немного иначе, чем человек без Меча. Даже если этот Меч, хранящийся в душе, невидим для других.
По крайней мере швырнуть Бурого в унитаз — раньше такого бы я не позволил себе даже "при отключенном сознании"...
После моей драки с Бурым школа гудела весь день как потревоженный улей. Подобные события случались у нас далеко не каждый год.
Сенсацией было не то, что тихий незаметный пацан сумел ткнуть Бурого головой в унитаз. Здесь-то как раз ничего удивительного не было. Бурый вовсе не отличался ни силой, ни умением драться, очень многие сумели бы сделать это не хуже меня. Невероятным было то, что я отважился на это, поднял руку на "шестёрку" самого Тайсона. И не просто избил его, с этим Тайсон ещё мог бы смириться. Но я на свою беду умудрился очень крепко унизить Бурого, "опустил" его. То есть сделал то, о чём втайне мечтала чуть ли не половина школы, но никому и в голову не приходило на самом деле отважиться на такое безумие.
На переменах на меня приходили смотреть из других классов, в один миг я сделался школьной знаменитостью. Нельзя сказать, что я был в восторге от обрушившегося на меня внимания. Внутри всё холодело от тяжёлого предчувствия.
Ребята подходили, похлопывали по плечу, говорили что-то вроде "Ну ты, блин, даёшь, Макс!". Один "мелкий" парнишка неожиданно назвал меня "Дебилом". Не желая обидеть, просто он пару раз приходил в наш клуб, когда там ещё был мой ненавистный тёзка, и запомнил меня именно под кличкой "Дебил". В школе об этой моей позорной кличке никто почти не знал, и выходка пацана была воспринята как намеренная "провокация".
Тут же услужливые руки подхватили несчастного мальчишку, его подтащили ко мне вплотную. Видно, недоумки рассчитывали на новое бесплатное зрелище, решив, что раз уж у меня настолько "съехала крыша", что я "опустил" Бурого, то уж этого пацана, за которым не стоит никто наподобие Тайсона, я сейчас вообще размажу по стенам.
Мальчишка побелел и, заикаясь, стал извиняться. Ох, как мне не понравилось всё это, как напомнило тот случай в Крыму, распахнутые от ужаса глаза Ромки, то, как покорно он опускался на колени... Я молча растолкал уродов, набивающихся ко мне в "шестёрки", а пацану не очень ласково сказал, что нечего извиняться, я и есть самый настоящий дебил, раз позволял когда-то себя так называть.
Слова мои тут же были подхвачены и стали передаваться "из уст в уста". Сегодня что бы я ни сказал, даже последнюю глупость, какой бы дикий поступок ни отмочил, всё было бы воспринято школьной толпой с восторгом, ореол мученического героизма буквально витал у меня над головой.
Я вовсе не чувствовал себя героем. Чувствовал действительно дебилом. Который сам себе подписал чуть ли не смертный приговор. И уже ничего не исправить, теперь ведь не докажешь, что вовсе не собирался унижать Бурого, даже драться с ним не собирался. Да и не стану я ничего доказывать Тайсону! Я точно знал, что не стану. Просто не смогу. Не только из-за Меча. Случай в Крыму тоже оставил в моей душе неизгладимый след, и Камень, живое напоминание об этом случае, вновь был со мной, лежал в нагрудном кармане. Теперь любые проявления добровольного унижения, бессильной покорности вызывали у меня такое болезненное отвращение, что было оно сильнее любого страха.
А страх был всё-таки очень силён, от него не спасали даже прикосновения к Камню, успокаивающе звенящего хрустальным светом Луны. Страх глодал и глодал мою душу и к окончанию уроков настолько измотал меня, что я уже торопил про себя время, мне нестерпимо хотелось, чтобы неизбежная "разборка" с Тайсоном произошла поскорее. Чем бы она для меня ни закончилась, лишь бы поскорее.
Ничем хорошим эта "разборка" закончиться для меня не могла. Но ожидание её было настолько невыносимым, что я почувствовал страшное разочарование, когда Тайсон так в этот день в школе и не появился
Сашка смотрел на меня страдающими глазами и не знал, чем меня утешить. Так что утешать его пришлось мне самому. Я весь день старательно делал вид, что мне всё нипочём. В основном из-за Сашки делал. И ещё, конечно, из-за Любы. Остальным было в общем-то плевать на меня. Народ был сильно возбуждён, но переживал не из-за моей, как все были уверены, незавидной судьбы. Расправы со мной ждали как редкого бесплатного зрелища, события, о котором потом можно будет долго судачить. За моей спиной кипели горячие споры о том, как именно он меня уложит, надолго ли я окажусь в больнице, осмелюсь ли я сопротивляться избиению и тому подобное. Люба вроде бы переживала, но я вовсе не был уверен, что именно из-за меня. Вдруг она тоже просто сгорала от любопытства и нетерпения узнать, чем всё это закончится?
Сашка — тот точно переживал именно из-за меня. Причём едва ли не больше, чем я сам. Когда уроки закончились, а "железный Майк" так и не появился, Сашка слегка ожил.
- Макс, давай Олегу скажем! Ну хочешь, я сам скажу? Он что-нибудь придумает! Обязательно заступится!
Я едва не поддался подленькому желанию согласиться с Сашкой, подставить вместо себя Олега, переложить собственную проблему на него. Даже и соглашаться вслух не надо было, просто промолчать — и всё. И понятливый Сашка помчится к Олегу. И тот поможет, не сможет он не помочь. Я совершенно не представлял себе, как Олег это сделает, но что сделает обязательно, не сомневался. Всего-то — промолчать, и больше мне ничего угрожать не будет.
Но в памяти вспыхнул вдруг серебряным светом Меч, и я скрутил себя, сжал в кулак остатки самолюбия. Хотя, какое уж там самолюбие... Просто я знал, что ввязать Олега в разборки с мелкой школьной шпаной означало бы подставить его. По крупному.
Нельзя Олегу, никак нельзя оказываться в поле зрения ментов! Даже случайно. Увидев, как он грамотно путал за собой следы в Крыму, я сразу понял, что за Олегом наверняка тянется ещё не один такой след. Очень уж ловко и привычно заметал он тогда следы за собой. К тому же таких моральных уродов, как тот бандит, много по свету ходит, это Олег сам говорил. А Олег при всей своей доброте был к таким гадам совершенно беспощаден. Может, и не было за ним других трупов, но что-то, за что запросто можно угодить в тюрьму, было наверняка. Наверняка менты его ищут. Деже если Олег прав, и ищут его без особого рвения, но ведь всё равно — ИЩУТ! Потому я тогда и всучил ему Камень (наверное, его же Камень!), верил, что он отведёт беду. Но теперь Камень опять у меня. И если Олег хоть как-то "засветится" перед ментами... Нет, этого допустить нельзя!
И я, застонав внутренне из-за того, что сам сжигаю за собой мосты, сказал небрежным тоном:
- Да ты что, Санёк? Я что, похож на младенца, за которого надо заступаться? Завтра "сделаю" этого Тайсона — как Бог черепаху. Как Бурого — тоже в говне будет валяться.
Сашка с изумлением вытаращился на меня. Он не поверил своим ушам. Не потому, что "интеллигентный мальчик" вдруг заговорил чуть ли не "на фене". Когда рядом не было взрослых, даже такие, как я "интеллигенты" не очень-то стеснялись выражаться и куда более "энергично". Просто Сашка знал меня с детского сада, и не было при нём ни разу такого, чтобы я собирался кого-нибудь "сделать" в драке. Это ещё в лицо я мог сказать кому-нибудь (да и то — совершенно неубедительно), что, дескать, сейчас по морде получишь. Но чтобы я стал бахвалился, что кого-то заставлю "валяться в говне", такого мой друг, наверное, и вообразить не мог. Он растерянно поморгал, явно не очень-то поверил моему "ухарскому" тону, но промолчал. А я с тяжёлым сердцем поплёлся домой.
Дома меня встретила, как обычно, Лапушка. И пока я закрывал дверь, разувался, мыл руки, она успела с возмущением объяснить мне на своём кошачьем языке, какое это свинство, оставлять девушку одну в пустой квартире. Да ещё так надолго! Я был согласен с любимой кошкой, но что делать! Мы со Светулькой учимся, мама работает. Оставаться с Лапой некому, и с собой её тоже не возьмёшь.
Моя мама — учительница, только работает она в другой школе. После уроков она ещё ведёт там "продлёнку", а моя младшая сестра Светулька ходит на "продлёнке" в её группу.
Я взял простившую меня наконец и начавшую разнеженно мурлыкать кошку на руки, поплёлся на кухню. Покормив Лапку, поставил было на плиту разогревать оставленный для меня суп, но вдруг понял, что не смогу есть. Сердце дёргалось, желудок свело спазмом ледяного страха, мысли о еде вызывали тошноту. Мама опять будет переживать, что "ребёнок" остался голодным. Вылить что ли этот суп? Нет, не буду, не так уж богато мы живём. Лучше совру, что у Сашки пообедал.
Я какое-то время безуспешно пытался читать, смотреть телевизор, разговаривать с Лапкой, просто слоняться из угла в угол. Но вскоре не выдержал и пошёл в клуб к Олегу. Я не собирался ничего говорить ему про предстоящую "разборку", просто нестерпимо захотелось услышать его голос, увидеть улыбку, улыбнуться в ответ. Когда мне было плохо, рядом с Олегом всегда становилось легче. Я знал, что общение с ним поможет мне и в этот раз. Мне было немного стыдно, казалось, что я так "высасываю" из Олега его энергию, но поделать с собой ничего не мог.
В этот день Олег тренировал "малышовую" группу, в этом году его уговорили взяться за работу с детишками младше десяти лет. Олег очень долго не решался на это, но в конце концов всё-таки сдался. Потом он не раз клял себя за этот "опрометчивый" шаг, но назад пути уже не было, не бросать же малышню, которая крепко к нему привязалась. Олег по крайней мере бросить не мог. Я собирался отвести в сентябре к Олегу и свою восьмилетнюю Светульку, сама Светулька тоже рвалась к нам в клуб, и мы в конце концов смогли с ней вдвоём уговорить маму, хотя ей очень не хотелось, чтобы её дочка "училась драться".
Когда я пришёл, тренировка уже закончилась, но народ расходиться не спешил. Родители и бабушки терпеливо ждали своих чад, а сами чада, вопя от восторга, азартно набрасывались на Олега. Олег так же азартно носился по татами, уворачиваясь от стремительно атакующих малышей, очень осторожно, чтобы никого не придавить и не ушибить, освобождался от их захватов, кувыркал их. Когда увидел меня, позволил малышне наконец поймать себя, повалить и, немного повырывавшись для вида, сдался: "Всё ребята, ваша взяла. Молодцы. Настоящие ниндзи-чебурашки!".
Радостные малыши попрощались с любимым тренером и побежали к родителям, стали взахлёб рассказывать им о своих сегодняшних успехах, о том, сколько раз кого из них и за что похвалил Олег Иванович.
Самое интересное, что малышня и в самом деле делала у Олега грандиозные успехи, некоторые за этот учебный год изменились просто до неузнаваемости, превратились из робких, ссутуленных, плаксивых и медлительных маленьких старичков в "нормальных", по выражению Олега, детей — раскованных, шустрых, весёлых и ловких.
Олег не стал спрашивать, что привело меня сюда в неурочный час. Он приветливо кивнул мне: "Здорово, Максимка. Я минут через пятнадцать освобожусь, подождёшь?"
Потом он стал разговаривать с родителями и бабушками, озабоченными тем, достаточно ли быстро развивается их ребёнок, не отстаёт ли от других, большие ли у него перспективы для занятий и не лучше ли было бы отдать его в другую секцию, где есть соревнования, жёсткая дисциплина и т. д.
Мне было обидно за Олега, обидно из-за того, что некоторые чуть ли не прямым текстом говорили, что хотели бы для своего малыша тренера получше, чем Олег (как будто такое вообще возможно!). Дисциплины им, видите ли, жёсткой подавай. Такой, чтобы дети по струнке ходили и даже пикнуть не смели, не то, что "баловаться". А у Олега даже на наших тренировках редко бывает тихо, а на малышовых — вообще то и дело раздаётся восторженный визг. Малыши чувствуют себя счастливыми у него на тренировках, а когда человек, тем более в таком возрасте, счастлив, ему трудно вести себя тихо, "ходить по струнке" и "не баловаться".
Олег терпеливо объяснял родителям, что "баловство" детей — это на самом деле чаще всего игра, самое естественное для ребёнка состояние, в котором он лучше всего развивается, учится всему, что ему нужно будет в жизни. Учится прежде всего тому, чтобы воспринимать неизбежные в жизни трудности и проблемы не как повод для уныния, а как причину для радости, как предвкушение азартной игры. Что без игры ребёнок вообще не может нормально жить, что лишить его игры означает лишить детства, сделать несчастным и ущербным, фактически — инвалидом, и он останется таким и в будущем, в предстоящей взрослой жизни.
