'А ведь Всевидящие все-таки вняли тогда напуганному до полусмерти мальчишке, внезапно оказавшемуся на рабском аукционе, его отчаянным мольбам о помощи, послав на выручку Тессу...
Его личную богиню...'
Пожалуй, только попав сюда, он почувствовал себя кому-то действительно нужным, понял, что такое тепло домашнего уюта, что значит быть членом семьи... Ведь даже получая очередной выговор за какую-нибудь оплошность или собственную глупость, все равно это не холодное пренебрежение раздраженных тем, что он болтается под ногами, людей, погруженных в свои проблемы. Здесь если и ругают — то за дело. Не для того, чтобы он почувствовал свою унизительную ничтожность, а чтобы в следующий раз постарался не ошибаться, подставляя самого себя или близких.
Ренальд только недавно осознал, что бывает различный страх, и для нормальных людей, страх потерять самых дорогих, гораздо ужаснее опасений за собственную шкуру, несмотря на свойственные всем живым инстинкты самосохранения...
Неужели чужие люди за такой непродолжительный срок могли стать родными, а те, кто был родным за семнадцать... ну пусть за двенадцать лет (первые пять, пока был жив отец, его, наверное, все же любили) не смогли стать теми, кого невозможно было забыть, и пришлось просто простить, чтобы понапрасну не бередить душу...
Значит все-таки именно тут его дом. И его место рядом с Асланом и Тессой...
Пусть пока и в качестве раба-наложника.
Может быть, когда-нибудь его статус все же изменится?
Любовь порой творит чудеса...
И ведь Тесса права — не сказано о том, кого любить, как и о том, что плотская близость — великий грех... Нет этого в Заветах...
И в том, что при почти болезненной зависимости от Тессы, его влечет и к Аслану, скорее всего, нет ничего богопротивного...
По каким-то косвенным признакам, почти интуитивно, Ренальд чувствовал, что это у них взаимно.
Наверное, действительно он должен все решать для себя сам, как ему быть дальше.
Хозяин, этот непостижимый варвар, и так слишком лоялен и терпелив...
И мысли о близости с мужчиной уже не казались наложнику такими удручающими и постыдными. Ведь это теперь будет не из страха оказаться неугодным и не из благодарности за полученные блага, вовсе нет!
Ну, может быть, совсем чуточку именно из-за этого.
Но должно случиться не просто для удовлетворения специфических интересов хозяина, а станет своеобразным признанием его прав на искреннюю привязанность раба, возможно, даже на любовь. Хотя любовь к Аслану, наверное, никогда не сравнится с тем ярким всепоглощающим чистым чувством, которое Ренальд испытывает к Тессе...
Юноша так и не получил ответов на те вопросы, которые он задавал вслух, зато пришло понимание о сокровенном.
Такое вот неожиданное взросление и переосмысление ценностей... Хотя вряд ли его можно назвать неожиданным — за прошедшие полгода слишком много всего поменялось в окружении и его внутреннем мире.
Пора уже научиться жить в ладу с самим собой.
По крайней мере, можно попытаться, постепенно приняв все, как есть...
Кто он такой, чтобы требовать отчета у Всевидящих?
Не стоит гневить богов понапрасну. Сейчас у него есть почти все, чтобы быть счастливым...
И на ближайшее время статус раба скорее защищает от проблем, с которыми парень его возраста мог бы столкнуться, окажись один на один с суровой прозой взрослой жизни без поддержки родни и добрых знакомых. Можно считать, что такое положение не помешает наслаждаться этим счастьем — жить в окружении любящих людей, если не придавать подобному факту, что он наложник, неуместного в его ситуации трагизма...
Так что не стоит роптать на судьбу.
Она много чего отняла, но зато подарила взамен Тессу и Аслана...
А еще Ориса, язву-Дерека, Верена, Руслана и даже целый Клан родичей-степняков...
— Благодарю, — вспугнув тишину, искренне произнес Ренальд вслух, поднимаясь с колен.
Уверенно загасив огонь, юноша вышел и плотно прикрыл за собой дверь в часовню.
И чем дальше он уходил от места, сохранившего втайне помыслы богов, обретя душевное равновесие, тем увереннее и быстрее шагал в сторону своей спальни.
Откуда взялась убежденность, что Тесса именно там, волнуется и переживает в ожидании его возвращения, Рени не знал, но интуитивно чувствовал тревогу девушки, и огорчать свою ненаглядную лишним промедлением был не намерен...
Он не мальчишка — мужчина! Не только его право, но и святая обязанность — оберегать свою женщину от ненужных печалей и забот. Чтобы она могла быть счастлива рядом с ним, также как и с Асланом, незамутненной радостью обладания друг другом, и не взваливала бы на свои хрупкие плечики решение его проблем, которые он с пугающей регулярностью сам себе придумывает на пустом месте.
Иначе, какой же он мужчина? Так — то ли дите неразумное, то ли просто эгоист...
Нет уж!
Ренальд вовсе не хотел становиться обузой, чтобы нравиться Тессе лишь за красивые глазки... Жаль, что он не может пока служить идеалом, но ради нее... и Аслана придется постараться...
Губы юноши тронула теплая улыбка — отчего-то в душе теплилась надежда, что его хозяева все же не рассчитывают на слишком уж кардинальные изменения в кратчайшие сроки...
* * *
Распахнув дверь в собственную комнату, погруженную в полутьму призрачного лунного света, проникающего сквозь окно, Ренальд испытал секундное разочарование — он же так надеялся, что Тесса ждет его...
Но почти тотчас легкую обиду смыло волной ликования — любимая действительно находилась здесь. Она не зажигала лампы, и устроилась в кресле, умудрившись уместиться в нем прямо с ногами, погруженная в какие-то свои печальные мысли.
При его появлении девушка встрепенулась, быстро вскочив, легкими шагами пересекла комнату, и почему-то замерла в шаге от него, лишь несмело прикоснувшись ладонью выше его локтя:
— Рени, Солнышко... ты как, родной мой? — участливо спросила она, вызвав ответную благодарность, окутавшим Рени теплым облачком, заставив наложника глубоко вздохнуть, избавляясь от спазма в горле.
Он не ошибся в своей убежденности насчет настоящих чувств, он действительно им дорог. И пусть с Асланом все немного сложнее, но это уже неважно, главное — он дорог ей!
— Я в порядке, ангел мой, все хорошо, — улыбнулся юноша и для пущей убедительности, прошептал:
— Честное слово...
— Рени, я сожалею, что Аслан позвал тебя...
— Не стоит об этом — это мои проблемы, — спокойно ответил наложник.
— Ренальд, — немного опешила Тесса, — разве я не говорила тебе, что всегда готова помочь справиться с твоими проблемами или хотя бы выслушать их? Вместе легче найти пути решения их устранения. Что изменилось, милый? Я же вижу, что тебе сейчас тяжело. И знаю, что именно тебя больше всего не устраивает в твоем положении...
— Тесс... ох, ты не так поняла... или я, наверное, немного не так выразился. Я ничего от тебя не скрываю. Я действительно уже пришел в себя. А что касается твоих опасений — это наша с Асланом проблема. Мы ее сами решим. Да уже и не проблема, в общем-то, — твердо ответил наложник. — Я знаю, что ты обо мне беспокоишься и всегда готова поддержать, но давай закроем эту тему. Все.
— Хорошо, — напряженно отозвалась девушка, опустив руки, — давай не будем об этом...
Таким решительным своего ненаглядного мальчика она не привыкла видеть.
— Эй, золотоко мое, — спохватился Рени, — только не вздумай обижаться. Тесс, не надо драматизировать, со мной действительно все хорошо.
— Я не обижаюсь, — пожала плечами Тесса, попытавшись улыбнуться, только улыбка вышла какая-то жалкая, ненастоящая.
— Я вижу, — с горькой иронией заметил наложник.
— Я... я просто... ладно, дай мне пять минут прийти в себя, — вздохнула девушка, отворачиваясь.
— Я в твоем распоряжении до самого утра, если наш варвар не решит иначе, — мягко произнес Рени, и, не дав ей отойти, привлек в свои объятия. Наверное, впервые он ощутил себя гораздо взрослее любимой. Ее женственность, хрупкость, обманчивая беззащитность, растерянность покоряли. У него и раньше возникали такие моменты прозрения, но никогда еще он не был настолько твердо уверен в том, почему у мужчины возникает потребность защищать и оберегать свою любовь, даже когда нет никакой явной угрозы.
Тесса прислонилась лбом к его плечу, подозрительно промолчав.
— Ну что ты, Тесс? Не выдумывай ничего лишнего, — аккуратно прижался Ренальд щекой к макушке, понимая, что готов стоять так целую вечность, вдыхая аромат ее волос, ощущая грудью ее сердечко, бьющееся в унисон с его собственным, и успокаивающе прошептал:
— Не надо расстраиваться, я сам справился. Ты только не обижайся, звездочка моя, я люблю тебя больше жизни, Тесс, ты же знаешь... но пора бы мне уже позволить самому хоть такие маленькие решения принимать... — Ренальд чуть отстранился, руки юноши скользнули вверх.
— Пора... — эхом откликнулась Тесса, соглашаясь. Только при этом отчего-то снова тяжело вздохнула.
Рени разжал объятия. Нежные чувственные прикосновения его ладоней к лицу оказались очень приятными, но вот только наложник не спешил продолжать ласки, удержав, заставил посмотреть ему в глаза, ища подтверждения, что она действительно с ним согласна:
— Я тебя огорчил, да? — констатировал он, отметив тщательно подавляемое любимой смятение.
— Нет, мое сокровище, — улыбнулась Тесса, обняв его за талию, — я просто пытаюсь привыкнуть к этой мысли, что ты меняешься, — фыркнула она, подавшись вперед, чтобы опять спрятать свои эмоции, прижавшись к его груди.
— Вредная моя, — юноша опустил ее лицо и вдруг крепко стиснул в объятиях, вызвав довольный всхлип госпожи, с трудом заставив себя чуть ослабить хватку. — Прости...
Ренальд сам не мог понять, почему ему все время хотелось добавлять к разным эпитетам, которыми награждал свою ненаглядную хозяйку, глупое указательное местоимение 'моя', словно где-то в подсознании свербело, что чем чаще он будет произносить это вслух, тем тверже останется их незримая связь.
Аслан не возражал, понимающе ухмыляясь, если ему удавалось услышать из уст наложника обращение к собственной жене. А Тессе, кажется, и вовсе было приятно. По крайней мере, Рен не раз непроизвольно отмечал, как девушка становится мягче, доверчивее, нежнее...или, наоборот, шаловливее, в зависимости от ситуации.
Ну а для него самого уже просто вошло в привычку, от которой Рени совершенно не хотелось избавляться.
— Солнышко, — вкрадчиво прошептала Тесса, обретя возможность дышать, и в голосе девушки появились бархатные игривые нотки, — а как ты себя чувствуешь?
— Я же сказал, Тесс, со мной все норма... — начал Рени, но тут же спохватился, что любимая имеет в виду уже нечто другое. — Думаю, мое тело вполне готово к тому, чтобы доставить тебе удовольствие, — пообещал он. — Я так соскучился, — признался парень, смущенно улыбаясь.
— Я хотела предложить тебе обоюдное удовольствие, глупота, — хмыкнула Тесса, немедленно обозначив намерения.
Вытянув заправленную в штаны рубаху наложника наружу, девушка беспардонно задрала ее, и, прижав ладони к его обнаженной спине, довольно зажмурилась в предвкушении...
— Кто я такой, чтобы возражать моей госпоже? — подхватил Рени игривое настроение, радуясь, что Тесса переключилась со своих переживаний о нем на более интересную тему. — Я полностью в твоей власти, любимая...
— Развей же скорее мои сомнения, — озорно мурлыкнула хозяйка, потянув его в сторону кровати.
— Ты же не сомневаешься, притворщица! — возмутился Ренальд.
— Да знаю я, знаю, — сдалась Тесса. — Ну что тебе трудно подыграть, что ли? — шутливо надула она губы.
— Нет, конечно, не трудно. Наоборот звучит заманчиво, — поспешил заверить парень. — Я просто испугался, что ты и впрямь засомневалась... без недельной практики, — поддел он.
— О! Точно! Нам же придется наверстывать упущенное за целых семь дней! Держись, Рени, — многообещающе приникла Тесса к нему всем телом, заставив юношу взволнованно сглотнуть, почувствовав, как желание концентрируется во вполне конкретное подтверждение, что он готов осуществить доказательство своей преданности и покорности немедленно.
— Вот только не надо меня пугать, — прошептал он. — Я-то как раз готов, а вот ты... — поймал он губами мочку ее ушка, довольно рассмеявшись, почувствовав, что теперь и у Тессы сбилось дыхание, — ты готова?
И, не давая возможности ответить, сохраняя невозмутимость, прижался губами к чувствительному местечку на изящной шейке, вызвав у девушки ощущение ползающих вдоль позвоночника приятных мурашек.
— Рениии...ааах...
— Умм?
— Сол...нышко, подожди, — очнулась Тесса, попытавшись отстраниться и не придавать значения зарождающемуся внизу живота вожделению.
— Что, милая? — нахмурился Рени, не понимая, чем вызвано замешательство.
— Подожди. Зажги сначала светильники, пожалуйста.
— Тесс... — немного обескуражено заморгал наложник, прогнав пошлую мысль, которая могла появиться только в связи с дурным влиянием Сауша, не всегда сдерживающего свой язык при хозяйском мальчике: 'я и в темноте не промахнусь', — зачем нам сейчас светильники?
— Как это зачем? Я же тебя еще не разглядела, как следует. Все не обязательно. Зажги лишь возле кровати. Хочу получить не только тактильное, но и эстетическое наслаждение, — откровенно призналась жена Аслана, лукаво улыбаясь.
— Тесса... — удрученно простонал смутившийся парень, — ты снова смеешься надо мной?
— Вовсе нет! Ну что ты, — уверила девушка, нетерпеливо переместив шустрые пальчики на застежку его штанов. — Я уже просто извелась от нетерпения увидеть тебя полностью обнаженным, то есть преображенным, — слега стушевалась она из-за собственной оговорки. — Ах, не морочь мне голову! — рассмеялась Тесса, попытавшись оттолкнуть Рени.
Но он уже завелся, не желая выпускать ее даже на пять минут, поэтому прежде чем идти исполнять пожелания хозяйки, обхватил ладонями ее затылок, и заставил замолчать долгим чувственным поцелуем. Начавшимся нежно, почти целомудренно и закончившимся страстным яростным сражением языков, ощущая растекающийся по жилам жар, слепо шаря ладонями в ненасытном поиске оставшегося ненароком необласканным местечке на теле партнера. Цепляясь остатками рассудка за мысль о том, что это лишь прелюдия к настоящему действию...
Рени понимал, что вряд ли сегодня Тесса позволит ему вести — слишком соскучилась. Она и вообще-то делала такие 'подарки' нечасто.
Ему нравилось покоряться своей госпоже, угадывая и исполняя ее пожелания... Но изредка все-таки хотелось ощущать свое превосходство. И сегодня хотелось именно этого.
Особенное удовольствие доставляло, если удавалось чем-то удивить или смутить любимую, заставив ее раскрыться так, чтобы она казалась трогательно беззащитной, не в силах противиться захлестнувшим ее эмоциям...
Не всегда же господам 'издеваться' над ним, умиляясь его чувствительности к восприятию их ласк. Правда, при Аслане он и помыслить не мог, чтобы продемонстрировать свое желание доминировать в постели...
