Существа те обладали могучими челюстями, острыми зубами в два ряда и длинными крепкими когтями. Подобно своим дальним родственникам, они прекрасно плавали, подолгу оставаясь под водой, ловили рыбу голыми руками, не гнушаясь, впрочем, и длинными водорослями, в изобилии произраставшими на отмелях. Но главным их занятием являлась постоянная междоусобная война, к которой их подталкивал кровожадный нрав. Поскольку людей в те края заносило редко, а про орков тогда и слыхом не слыхивали, воевали они между собой. Периодически одно племя нападало на другое, и самым распространенным поводом являлся злобный взгляд, брошенный чужаком.
Но появился среди Народа один, откликавшийся на имя Усимбэй, не любивший убивать. Нет, он не был мягкотелым размазней, с визгом убегающим от сильного врага. Со временем он стал одним из лучших воинов, и его племя редко проигрывало в драке. Но когда его соплеменники с торжествующим ревом плясали среди вражеских трупов, пожирая их сердца, он уходил на берег моря и с тоской смотрел в его бушующую даль, и кровь капала с его когтей в бурлящий прибой. Он мечтал узнать, что же там, за горизонтом, и нет ли где в мире страны, где можно не убивать, не опасаясь, что убьют тебя.
Долго мечты оставались мечтами — предки Народа хорошо плавали, но вплавь преодолеть более двухсот верст до Западного материка не могли даже они. Впрочем, те полузвери даже и не знали, что такое материк, полагая весь мир состоящим из таких же островов. И вот однажды буря занесла к ним корабль. По нынешним меркам он сошел бы лишь за утлую спасательную шлюпку, рассчитанную на трех-четырех человек и совершенно не предназначенную для морских путешествий. Но для Народа, который не умел даже толком вязать плоты, она являла собой недосягаемый шедевр мастерства. Впрочем, судно их не заботило — люди интересовали чешуйчатых забияк исключительно с кулинарной точки зрения. Редкое, надо сказать, было лакомство, ибо хлипкие рыбацкие лодчонки не выносили даже просто крупной зыби и, случалось, переворачивались от простого ветра. Обычно до островов доносило лишь обломки, за которые иногда цеплялись чудом выжившие. Впрочем, и на островах они жили ровно столько, сколько требовалось, чтобы попасться на глаза зеленым чудищам.
На той шлюпке также оказался выживший человек. Буря оборвала парус, смыла весла и весь такелаж, оставив лишь обломок мачты да рукоять сломавшегося рулевого весла. Почему лодка не затонула, почему за много дней, что ее носило по океану, человек не умер от жажды, осталось загадкой. Но имело значение лишь, что первым на нее наткнулся Усимбэй. Он отпоил человека пресной водой, свернул шеи паре особо нетерпеливых собратьев, жаждущих попробовать чужака на вкус, и долго держал человека взаперти в специально построенной клетке. Тот не возражал против плена, прекрасно понимая, что в случае побега его скоро разыщут голодные соплеменники тюремщика. Через какое-то время Усимбэй выучил несколько десятков слов на человечьем языке и научил пленника полусотне фраз на диалекте Народа. Через полгода тот уже смог через пень-колоду рассказывать зубастому хозяину о жизни за морем, о бескрайних степях, о рыбацких поселках, о лесах, полных дичи, и о могучих горах, по сравнению с которыми островные пики казались не такими уж и высокими. Тогда же, кстати, Народ узнал и свое человеческое имя: тролли, что значило — дикие звери-людоеды.
Пламенная жажда новых ощущений вспыхнула в Усимбэе с новой силой. Удостоверившись, что лодка пленника сгнила окончательно, он затеял строить новую. Без инструментов, без умения, с негодными материалами затея окончилась бы неминуемым провалом. Но, к счастью, неудачливый рыбак оказался заодно и мастером-корабелом, работавшим некогда на верфях в небольшом купеческом городе на Восточном континенте. Мореходных кораблей не строили и там, их суда являлись предшественниками галер и не отходили от берега дальше, чем на две сотни саженей. Но опыт пленника позволил Усимбэю сделать нечто, способное выдержать морское путешествие. Гвозди вытащили из старой лодки — часть их проржавела не до конца, а кое-где как замену использовали длинные крепкие колючки кустарника желтоцвета. Дерево из ближайшего леса натаскали получившие затрещин соплеменники, а для обработки материала использовалась невиданная доселе драгоценность — плотницкий топор, который рыбак по старой привычке постоянно таскал с собой. Поначалу Усимбэй оценил лишь его удобство для проламывания черепов, но впоследствии неплохо научился использовать орудие и по прямому назначению.
Долго ли, коротко ли, но лодку построили. Судя по дошедшим до современности описаниям и неумелым рисункам на глиняных табличках, она являла собой страшненькое зрелище — корявое угробище, непонятно как держащееся на воде. Однако она не тонула, по крайней мере, в спокойную погоду. В один такой прекрасный тихий полдень, когда очередного урагана не ожидалось как минимум два дня, Усимбэй вместе с рыбаком погрузился в свое суденышко и отчалил от берега. Сопровождали их лишь выразительные взгляды соплеменников, окончательно удостоверившихся в сумасшествии предводителя.
Следующие несколько дней лодка медленно продвигалась к материку. Усимбэй проявил нехарактерную для тролля тягу к знаниям и вскоре уже умел сносно управляться с веслом и парусом. Потом кончилась пресная вода. Для Усимбэя, прекрасно обходящегося и соленой, особой проблемы не возникло, но рыбак загрустил и начал быстро слабеть. Потом налетел ураганный шквал, сначала оборвавший парус, а затем вообще разваливший хрупкое сооружение. Не растерявшийся Усимбэй сумел продержаться на плаву сам и даже не дать утонуть бесчувственному товарищу, а после связал из уцелевших остатков судна небольшой плот и поплыл туда, где, по его расчетам, находился берег. Он не сбивался с направления даже ночью — тролли известны своим чувством пространства. По дороге несколько небольших акул поплатились жизнью за чрезмерное любопытство — гастрономическими комплексами Народ не страдал (и не страдает по сей день), а прочная акулья шкура не спасала рыб от могучих острых когтей. Акулье же пресное мясо помогло выжить и человеку.
Через какое-то неизвестное время Усимбэй сумел-таки достичь земли — не материка, но первого из небольшой группы островов, расположенных в каких-то десяти верстах от большой земли. Какое-то время Усимбэй бездельничал там, отъедаясь диковинной, но непуганой дичью и откармливая своего отощавшего в плену друга. Непонятно, почему он так поступил — предки Народа обычно обедали ослабевшим или умирающим собратом, не говоря уж про какого-то человека. Многие усматривают в том еще одно доказательство, что уже тогда Усимбэя вел Путь. Другие заявляют, что это всего лишь слепая судьба или просто случайность. Но фактом остается то, что вскоре тролль с рыбаком достигли материка.
Поблуждав немного по побережью, они набрели на какую-то рыбацкую деревню. Одинокого тролля, скорее всего, убили бы, несмотря на его рост, силу и свирепость, но спасенный рыбак сумел остановить перепуганную толпу с дрекольем. Тролль же для разнообразия не стал очертя голову кидаться в схватку, а попытался улыбнуться. Улыбке он научился у своего нового друга и в последнее время много тренировался. Эффект, как выяснилось, оказался прямо противоположным задуманному. Устрашенные внушительным набором зубов, поселяне не рискнули броситься на странную парочку, и рыбак сумел воспользоваться замешательством. Он долго и красочно описывал свои приключения, не забывая упомянуть, какую роль сыграл в них его дважды спаситель. Так неожиданно для себя тролль выяснил, что поклонение — это приятно. Особенно когда тебе тащат много вкусной свежей рыбы.
Следующие несколько лет Усимбэй провел в скитаниях по материку между людьми. Он осознал, насколько проще налаживать отношения, когда носишь одежду, отличающую тебя от дикого зверя. Попутно он оценил преимущества теплой одежды — теперь понижение температуры уже не заставляло его сонно забиваться в ближайшую щель. Он в совершенстве научился управляться с рыбацкими лодками. Попробовал себя в качестве наемного купеческого стража (не понравилось — никакая броня, никакое человеческое оружие не могли противостоять его огромной суковатой палице, так что упоения от боя он ни разу не почувствовал). Какое-то время работал на верфях, где проявил недюжинную сообразительность и даже усовершенствовал кое-какие инструменты (молоток и долото в его руках оказались слишком хрупкими). Пробовал ремесло молотобойца в кузне (хозяин сделал ему специальную кувалду с железной рукоятью), но его выгнали после того, как он ненароком расколол наковальню. Какое-то время он работал приказчиком в разнообразных лавках на ярмарках. Денег он так и не нажил — ему хватало кормежки и новых впечатлений. Но поскольку толпы посетителей валили к его нанимателям, лишь бы взглянуть на диковинного разумного зверя, а грабители и воры обходили лавки стороной, хозяева с радостью кормили его от пуза. Собственно, его бы кормили и за так — считать толком он все равно не научился, а торговые обороты поднимались как минимум вдвое — но он не желал бездельничать. Какая-то неведомая внутренняя тоска гнала его все дальше и дальше, не давая оставаться на старом месте дольше нескольких осьмиц.
Все закончилось в день, когда он с несколькими рыбаками вышел в море на баркасе, чтобы обследовать поставленные накануне переметы. Неожиданный шквал, гораздо сильнее того, давнего, в щепы разметал суденышко и выбросил его в море. Падающей мачтой ему крепко досталось по голове, и не утонул он лишь благодаря своим водным инстинктам. Когда Усимбэй пришел в себя, он в одиночку дрейфовал посреди океана, мертвой хваткой цепляясь за какую-то доску. Его несло от берега мощное течение, каковых не встречалось в тех краях ни до, ни после. Оценив ситуацию, Усимбэй смирился с невозможностью возвращения на берег и отдался на волю стихии. В глубине души ему стало даже интересно, куда его выбросит и что там ожидает. А в том, что его куда-нибудь да выбросит, он не сомневался.
Предчувствие оказалось верным. Спустя пару дней его вынесло почти в те же края, где он потерпел первое в своей жизни кораблекрушение. Тут течение неожиданно пропало, и на горизонте, подсвеченные восходящим солнцем, обозначились контуры небольшого песчаного островка с тремя кокосовыми пальмами. Обессиленный долгим плаванием, тролль кое-как выбрался на берег и, привалившись к первому попавшемуся (и единственному на весь островок, как выяснилось позже) камню, намертво заснул.
То, что он проспал несколько дней кряду, не так уж и необычно. Тролли, случается, не просыпаются десятки дней, особенно в холодную погоду. Но вот то, что он видел сны, не лезло ни в какие ворота. Тролли вообще почти не видят снов, а уж таких красочных и запоминающихся — тем более.
Проснулся Усимбэй совершенно изменившимся. Удивительно, что его глаза не начали светиться от переполняющей тело энергии. Следующие два сезона он в гордом одиночестве жил на острове, питаясь рыбой и придонной мелюзгой вроде мидий и морских белок. И все время он отрабатывал то, что позднее назвали Искусством Пути, или просто Искусством.
Дикий Народ, в общем-то, являлся не слишком опасным противником для умелого воина. В бою ярость затмевала разум, и тролли бросались вперед, круша все вокруг и не обращая ровно никакого внимания на обстановку. Подловить их ложным финтом и ударом в спину труда не составляло. Только невероятным везением можно объяснить тот факт, что Усимбэй не наткнулся на такого воина во время своей карьеры охранника. Сейчас же все стало по-другому. Разумеется, Искусство являло собой убийственную боевую технику, используя как невероятную реакцию и пластичность Народа, так и его необоримую силу. Но сверх того оно дисциплинировало ум, превращая буйство берсеркера в холодную боевую ярость, не туманящую рассудок. Путем упорных тренировок и долгих медитаций Усимбэй научился воспринимать мир вокруг себя в его целостности, не упуская ни малейших деталей, вбирая в себя и запоминая целиком, до последней песчинки на пляже. Позднее тех, кто достигал особых успехов в таком просветлении, начали называть матхами.
Спустя примерно полгода на остров выбросило куски дерева — обломки какого-то кораблекрушения. Усимбэй воспринял событие как знак, изобразил из материала нечто вроде плота и спокойно отплыл в сторону родных островов, вычисленную по восходам и закатам. Погода ему благоприятствовала, помогало снова невесть откуда взявшееся течение, и через трое суток он ступил на родную землю.
К его изумлению, смешанному с непонятным облегчением, здесь ничего не изменилось. Он сходу попал в засаду. Пять троллей из родного племени, успевшего напрочь его забыть, бросились из кустов, твердо намереваясь обеспечить себе как минимум плотный обед. Однако им не удалось не то что пообедать Усимбэем, но даже и полюбоваться видом его крови в качестве моральной компенсации. Замахи когтистых лап проваливались в пустоту, зубы впустую клацали в воздухе, а земля и деревья не упускали случая как следует приложиться к хребтам и головам нападавших. Усимбэй не хотел их убивать, и то, что двое таки сломали себе шеи, стало, разумеется, чистой случайностью, чем-то вроде несчастного случая. Трое же выживших настолько изумились непривычному поведению намеченного к обеду собрата, что, обессилев, позволили заговорить себе зубы. Наскоро перекусив одним из неудачников, Усимбэй и трое его сопровождающих, известных позднее как Три Брата, явились в ближайшую деревню.
Следующие годы Усимбэй провел попеременно в войне и мирном строительстве. Тролли неплохо обучались Искусству, но просветляться духом упорно отказывались. Хотя Усимбэй и стал номинальным вождем всех островов, его приказам прекратить войны подчинялись ровно столько времени, сколько он оставался в пределах видимости. Едва он с дюжиной наиболее продвинувшихся в Искусстве телохранителей бросался в теплую морскую воду и уплывал дальше, племена возвращались к любимому делу — междоусобицам. Искусство Пути подняло военное ремесло на недосягаемую высоту, и число жертв сражений иногда исчислялось сотнями. Поскольку Народ размножался и рос весьма медленно, население островов начало стремительно сокращаться.
Отчаявшись, Усимбэй снова сварганил из подручных материалов лодку и отплыл куда глаза глядят. С ним отправились и Три Брата, хотя и не просветлевшие духом, но достигшие высот в Искусстве и отчего-то проникнувшиеся огромным уважением к Учителю. К тому времени Усимбэй нашел на островах самородную медь, и новую лодку уже скрепили медными гвоздями. У Народа в массе, однако, находка особого энтузиазма не вызвала — медные топоры были мягкими и куда менее сподручными в драке, чем обычные дубины. О запасах олова на островах, равно как и о способах делать твердую бронзу, Усимбэй в то время, к счастью, не знал.
В первый же день пути поднялся ветер и медленно, но настойчиво погнал лодку в сторону песчаного островка, на котором Усимбэй провел лучшее время своей жизни. Тролль не удивился — он уже воспринимал мир с присущим ему в последние годы фатализмом. На островке тролли-изгнанники первым делом крепко заснули, а когда проснулись, двое из Троих Братьев достигли Просветления. Как заметил Усимбэй, они, в отличие от третьего, спали под боком того самого единственного на островке камня. Третий же, спавший поодаль, остался темным, как и раньше. Подивившись странному событию, Усимбэй придумал эксперимент. Весь день он гонял учеников по острову, обучая их новым, привидевшимся во сне, приемам Искусства, а ночью устроил последнего отсталого собрата под самым камнем.
