Николай-бис, продолжение

>>

Ушастая дивизия

Тут-то и проявляется постепенно рядовой чин транспортной команды "Слава" Мухтузалиев. Поскольку именно он был назначен в тот день в сопровождение 47-мм горных орудий, переделанных из противоторпедных автоматов Гочкиса.

На выбранной для орудий позиции особо много снарядов хранить не планировалось. Всё-таки горная пушка — это даже не полевая, перемещать её с позиции на позицию гораздо проще. А артиллерийская стрельба в горах имеет много особенностей, большинство из которых требуют быстрого маневра.

Поэтому командир батареи выбрал сразу несколько позиций, с разными сеторами стрельбы, и распорядился организовать промежуточный склад выстрелов несколько поодаль. Батальон настраивался на серьёзное стояние — судя по карте и полученным радиограммам, встретившийся турецкий полк был авангардом, и крупных турецких частей ближе к морю не наблюдалось. Позиция же была вполне неплохой для обороны — не для батальона, разумеется, а хотя бы бригады. Поэтому Юденич приказал батальону закрепиться с расчётом на получение помощи в течение суток-полутора, а сам развернул горнострелковую бригаду с марша и приказал двигаться к месту завязавшегося боя.

В принципе, будь на месте турок обычная армейская часть, её командир наверняка предпочёл бы подождать подкрепления и артиллерию, и вульгарно обойти наглый русский батальон с флангов, если бы не удалось сковырнуть его шрапнелью. И началась бы гонка пота — кто успеет быстрее, русские стрелки или турецкие артиллеристы. Однако в данном случае турецкий полковник мечтал блеснуть оперативным талантом, а вдобавок к его мечтам в полку было два немецких инструктора в чине лейтенантов... и началась гонка крови.

Особенно она обострилась с учётом того, что в результате артиллерийского наступления, как это было пафосно названо в донесении, полку пришлось уступить целых пару сотен метров неудобной для лежания под шрапнелью равнинки, и откатиться к северу. Это уже переходило границы — поскольку у полковника уже было понимание, что перед ним — максимум пулемётный взвод, каким-то шайтаном занесённый вместе с батареей лёгких пушек в эти горы и практически лишённый пехотного прикрытия. Взвод против полка — это безобразие, которое ликвидируется простым способом — обходом по флангам. Поэтому спустя буквально час группы пошли.

Строго говоря, полковник был прав. Бог на стороне больших батальонов — особенно если они умеют рассыпаться на малые группы. И действовать туркам было желательно быстро — пока русские сами загнали себя в мешок. Потому что если они сбегут под покровом ночи, то завтра полк попадёт в точно такую же засаду, опять понесёт потери и застрянет ещё на день. Поскольку дорог тут не так уж и много — "здесь вам не степь!"

Кто же знал, что полк напорется на Славину удачу? Подкреплённую, правда, вполне приличным пехотным прикрытием, о котором турецкий полковник и не догадывался...

...

Слава Мухтузалиев не расставался с доверенным ему карабином. Хотя даже попробовать пострелять ему удалось всего четыре раза, и три из них — увы, как сказали бы в XXI веке, были "коммерческими". Патронов и снарядов в частях Босфорской операции в принципе было в достатке, но по старой привычке их старались экономить и не расходовать "зазря". А идея учить обозников стрелять, да ещё из карабина — это было то самое "зазря". Поэтому Слава выменял несколько десятков патронов просто на махорку — поскольку не курил, но табачное довольствие исправно получал. После чего опытные строевые, посмеиваясь, прихватили счастливого обозника с собой на занятия по стрельбе. Где он оторвался до звона в ушах, что называется, за свои кровные.

...

А ещё Слава не пил водки!

Столь здоровый образ жизни позволил ему осуществить ещё одну Мечту. Славе удалось разжиться аж двумя ручными гранатами — неучтёнными трофейными, разумеется. Ибо вольница с товарообменом казённых боеприпасов и обмундирования была Брусиловым ликвидирована быстро и жёстко — с применением пиар-технологий следующего века, почерпнутых из познавательных бесед с Императором.

А вот трофеи... не то чтобы "пожалуйста", но вполне возможно.

Слава столько раз мысленно ввинчивал запал, взводил предохранитель, бросал гранату "с оттягом", что мог бы, наверное, преподавать в академии гранатных искусств — если бы таковая была организована.

И вот теперь полностью готовый физически и морально, экипированный по последнему слову пехотной тактики, Слава шагал прилично впереди своего "отряда лёгкой ишалерии". Бдительно озирая окрестности — точь в точь, как фельдфебель Скрипчак, неделю назад ходивший в поиск и с удовольствием пересказывавший приключения отряда охотников. Каждый раз подробностей было всё больше, фельдфебель всё грознее для турок... и неусыпное славино внимание к этим рассказам очень здорово помогло. Да что там — сначала просто спасло Славу, а потом и расщедрилось на настоящий Подвиг.

Слава первым заметил сначала одного турецкого солдата, а потом и целый десяток. Медленно и печально, как обсказывал господин фельдфебель, чтобы не привлекать внимания резкими движениями, Слава отодвинулся за поворот рельефа, и уже тут отчаянно засемафорил своей "опергруппе". Опергруппа, как ни странно, не запаниковала. А сделала самое правильное, наверное, что можно было сделать — тихонько остановила ишаков и преподнесла каждому по сверхурочной порции жвачки. Счастливые ишаки, уже проникшиеся одной из главных армейских мудростей насчёт дают-бери, зачавкали нежданным угощением. Погонщики же уселись рядом на корточки с истинно восточным фатализмом. Тем более, что им совершенно не было видно, из-за чего Слава поднял весь кипиш.

И тут Слава отличился второй раз. Да так, что штабс-капитан, писавший представление, только качал головой и приговаривал что-то вроде "далеко пойдёт!"

Слава нашептал донесение сначала одному аульнику и отослал его к господину фейерверкеру. Потом опять аккуратно сбегал глянуть на турок. Потом подкинул осликам жвачки, и послал с донесением второго аульника. Оставив казённое имущество без присмотра, себя чуть ли не под трибуналом, но здраво рассудив, что информация важнее. А также быстро прикинув, что два аульника вместе дойдут гораздо медленнее и не туда, а порознь — глядишь, кто и попадёт на глаза строевым.

Отряд турок-башибузуков тем временем довольно близко подтянулся к месту славиной теперь уже засады. И пора было принимать решение — делать ноги в одиночку, пытаться уводить аж трёх осликов, или начать геройствовать. Хотя, честно сказать, первые два момента Слава уже упустил — оставалось только геройство.

Почему-то в своём умении стрелять Слава сомневался гораздо сильнее, чем в способностях гранатомётчика. Возможно, из-за того, что стрельбу он попробовать вполне успел, а боевой бросок гранаты был вновинку? Хотя — мы же помним, сколько раз боец Мухтузалиев мысленно попадал гранатой прямо в круг врагов — а то и в лоб их командиру!

В общем, Слава начал с того, что метнул обе гранаты... "А дальше закружило-понесло".

...

Всё-таки в описываемые переломные времена в войне многое оставалось от спорта. Пускай опасного, головоломного, — но соревнования "с элементами соблюдения правил приличия". Особенно между противниками, ощущавшими себя равными.

Турки собирались неожиданно выйти в тыл русским и, в зависимости от обстоятельств, либо сначала пальнуть пару раз, а потом крикнуть оставшимся "рус, сдавайся!", либо сразу перейти к последнему пункту. В этой войне тоже частньно не брали пленных, но это поисходило обычно в горячке боя, либо при явном нарушении противником тех принципов честной драки, которые исповедовала побеждающая в данный момент сторона. Эрих Мария Ремарк ещё не прославил своё имя, но я-то помнил один из эпизодов книги "без перемен". Когда фронтовики-старожилы первым делом изымают у новичков пополнения штатные штыки и выдают им неуставные. Потому что тех, кто захвачен противником со штатным "живодёрским" штыком, ждала мучительная смерть, невзирая ни на какие Гааги и Женевы. В окопах своя юриспруденция и дипломатия...

Турки собирались неожиданно пробить "хук справа" — и нарвались на аперкот. Бывает. В таких случаях "словившему" боксёру сама Природа рекомендует не суетиться, но лечь и спокойно поразмыслить над своими ошибками. Боёв в этой жизни будет ещё достаточно... если не стремиться эту самую жизнь искусственно укоротить.

Поэтому, когда турки услышали разрывы аж двух гранат (никого не убило, и лишь одного прилично задело осколком), а потом их накрыло толстым слоем отборного русского, турецкого, татарского и башкирского мата, сопровождаемого несколькими выстрелами явно в воздух... все сразу всё поняли.

Окружены со всех сторон превосходящими силами. Противная сторона не питает кровожадных намерений, гарантирует гуманное обращение и предлагает мирно положить оружие.

Что же — вполне по-джентльменски, на взгляд рядовых, набранных в северных бедноватых вилайетах. Да и командир отряда, находящийся в чине, соответствующем младшему сержанту будущей советской армии, тоже всё понял. Бросать дорогостоящие гранаты просто "на испуг", а потом стрелять в воздух, могут только в одном случае — при подавляющем численном и огневом превосходстве. Поэтому он утвердил своим авторитетом ту идею, которая уже обуяла его подчинённых — кратко скомандовал бросить оружие. Что и было сделано.

...

А когда солдат Первой Мировой бросил винтовку в сторону, он снова становится крестьянином северного вилайета, который по доброй воле эту винтовку в руки уже не возьмёт, нет! Так что последующие действия русских (и примкнувших к ним башкир и татар, регулярно поминавших как Аллаха, так и его антиподов), выглядели перестраховкой. Тем не менее русские не успокоились, пока всё оружие (включая гранаты), не было сложено аккуратными кучками: винтовки отдельно, затворы отдельно, подсумки сами по себе, гранаты неподалёку. Догадливые военнопленные декхане сами отошли на приличное расстояние, чтобы не раздражать нервных пленителей, время от времени в особо сложных для объяснения местах продолжавших палить в воздух.

...

Самое смешное, что турки так и не узнали о том, что всю эту кутерьму устроил один-единственный рядовой "ушастой" дивизии — Салават-Слава. Потому что, пока решались все эти оргвопросы, на взрывы и шум стрельбы подтянулся аж целый взвод, предводительствуемый эталонным фельдфебелем Скрипчаком. И первое, что увидели турки, было дуло ручного пулемёта "мадсен", приданного взводу для увеличения огневой мощи. Что лишний раз убедило турок в правильности выбранной линии поведения. Особенно в сочетании с добродушно ржущей физиономией пулемётчика.

В общем, "все выжили" и остались вполне довольны итогами этого эпизода Большой Войны, понемногу катившейся к своему странному и неожиданному финалу...

Аль-Рашид, Николай Александрович, очень приятно!

Идея "хождения в народ" начала превращаться во что-то конкретное.

Во-первых, большое количество дел были запущены, и требовали уже не внимания и управления, а спокойного выжидания. Так что небольшое частное приключение смотрелось вполне ко времени.

Во-вторых, Спиридовичу после помятия Нашего Величества его сотрудниками на недавнем покушении было всё ещё довольно стыдно, и он не мог протестовать против "этой авантюры" столь же активно, как неделей ранее.

И в-третьих, схема "путешествия" и, что немаловажно, охраны, сложилась и в голове, и на бумаге.

Так что в вечерних московских сумерках Государь привычно проследовал в трёх авто "на ближнюю дачу в Кунцево", и даже туда доехал, заночевал и наутро приказал его не беспокоить... Правда, в тех же вечерних сумерках из ворот Кремля вышел невзрачный штабс-капитан в сопровождении одного из офицеров дворцовой охраны. Поскольку документы у обоих были в порядке, караул пропустил их без вопросов.

Офицеры взяли извозчиков, несколько церемонно распростились, и каждый двинул по своим делам.

Где Гиляй вечеряет, установили?

Точно так, ваш-с-тво!

Хорошо. Тогда давай и двинем к этому трактиру.

Пролётка резво, но без суеты, двинулась по вечерним московским улицам. Пассажир рассеянно поглядывал по сторонам с видом человека, который никуда не торопится, и у которого в делах и судьбе всё в порядке. По крайнй мере, пассажир доволен этим порядком.

Я действительно никуда не торопился. Когда начинаешь погружаться в совершенно новый для себя мир, лучше не ставить конкретных задач. Иначе рискуешь нацепить на восприятие слишком сильные фильтры и пропустить много важного. В народ, так в народ. Причём медленно и аккуратно, поэтапно. Как учил инструктор по дайвингу: и при погружении, и при подъёме следует делать компрессионные и декомпрессионные остановки. Иначе организму может стать печалька. Начать знакомство с Москвой через знакомство с "дядей Гиляем" — мысль была в меру продуктивная и в меру безопасная. Но, если бы дядя Гиляй не пошёл бы нынче ужинать в свой любимый трактир, можно было задействовать и запасные варианты.

...

Очень приятно, Николай Александрович Ротмистров! Весьма рад личному знакомству! Заочное знакомство по Вашим стихам, книгам и статьям произошло сугубо ранее...

Да уж полно Вам, Николай Александрович! Пишем, что видим — вот многим и нравится узнавать себя и знакомые места! А Вы, скажите, с фронта? По виду — не москвич!

Вы наблюдательны, Владимир Алексеевич! Наверное, так писателю и полагается? Не москвич, действительно. Но, не совсем с фронта, скорее наоборот.

Я постарался произнести последнее слово так, чтобы все вокруг прониклись. А некоторые и поняли. Основной моей легендой для офицерской аватары была "партизанская". Дескать, шустрил на неприятельских коммуникациях, только вернулся — вызвали в Москву с докладом, вот и не знаю многих тонкостей... и язык стараюсь не распускать.

Гиляровский, по крайней мере, осознал всё в нужном ключе. И даже для непонятливых, поглядывая на меня с подчёркнутым уважением, поведал пару баек из своего личного "спецназовского" опыта времён предыдущей турецкой войны.

Постепенно разговор, несколько всколыхнувшийся с моим присоединением, вернулся в русло.

...

"Да, земгусары, похоже, достали всех. И если начать чистить массово, то под этот повод можно спокойно прибрать многих из тех, кто мешается. Главное — делать "интеллигентно", и быстро показать, что органы работают аккуратно и справедливо. Прихватить с явным избытком, обращаться вежливо, условия содержания обеспечивать по категории "разбираемся", а не "колем"... И начать быстро выпускать с извинениями и намёками на оговор. Тогда отношение и к властям, и к органам, должно улучшиться и укрепиться. Запомним..."

Да, нынче положение многих рабочих существенно улучшилось. С поправкой на войну, конечно. Единственное, чего им недостаёт — это времени на окультуривание! Всё же двенадцатичасовой рабочий день не располагает к чтению книг и хождению в театры, а в воскресенье дай Бог с семьёй в церковь успеть, и снова на работу!

Вы полагаете, что для культуры необходим восьмичасовой рабочий день? Но ведь, насколько я знаю, иностранные рабочие имеют столь же, если не более, рабочий день — но живут не в пример культурнее!