Зверь лютый Книга 38 Ляхолетье

Зверь лютый

Книга 38 Ляхолетье

Часть 149 В эфире тихий треск — Далекая земля....

Глава 763

— Княже! Тама... сигналка. Искро...всистая.

Шепот. Из-за полога шатра. У дальней стены вспыхнули два огня: Курт глаза открыл. Посмотрел. И закрыл. Ничего интересного. Не опасно.

Пришлось вставать, накинуть простынку на разметавшихся по ложу моих сегодняшних со... со-ложниц. Хорошенькие. Так бы и... и съел бы. Принцессу с монашкой.

Так что там притащили?

За пологом шатра под пологом звёздной летней ночи — охрана и парнишка из радистов. С пачкой бланков.

Обычно сообщения короткие, типа телеграмм. Целую. Куда хочешь, туда ударение и ставь.

Тут... много написали.

— Сигналка. Из Гданьска. Липок... ну... юнот из наших.... Вот, отстучал. Мы подумали... эта вот... важно и спешно. Кажись.

Парень смущён: так не делается.

Двойное нарушение регламента. Связист — передаточное звено между отправителем и получателем. Сам отправлять ничего не должен. Этот Липок — кандидат на неприятности.

Парни молодые, начинают болтать по линии, анекдоты рассказывают, хвастают успехами на любовном фронте. Балаболят. У нас тут не соц., а гос.сеть. Исключения — чрезвычайные ситуации. Типа: медведи толпами пришли, начальника доедают, скоро за меня примутся. Об чём и сообщаю.

Второй прокол — на нашей стороне. Припёрся середь ночи, помешал течению гос.дум, вырвал босса из объятий... Нет, не из тех, о которых вы подумали — из объятий Морфея. Что тоже чревато.

Сначала повышаешь связность. Хочу всё знать.

Ну и? Сбылась мечта идиота.

Поток сообщений нарастает. И — захлёстывает. Думать и делать уже некогда: только дёргаться по событию.

Диалектика, факеншит.

* * *

У Лема демону подсунули устройство, которое алмазным пёрышком пишет на ленту все сообщения, в которые складывается броуновское движение молекул во вселенной. Демон перешел в режим пользователя соц.сети — непрерывно впитывал новые посты. Перестал делать гадости и вообще проявлять себя в окружающем мире.

* * *

Во Всеволжске у меня построена система сортировки. По источникам, по получателям. Канцелярия этим занимается. И этим — тоже. А вот в походе... Начальник станции сам решает: что идёт мне, насколько срочно. Может подождать до утра и потом подсунуть.

Насколько сообщение чрезвычайное? — Не всегда легко понять. Молодёжь ЧП любит: ах-ах! волнительно!, важно! — несут часто всякое... не особо срочное.

— Посиди тут, гляну.

Вернулся в шатёр, нашёл зиппу.

Какой я молодец! Что зажигалку придумал. Теперь можно с её помощью и свечку найти... в этом... во всём... после групповых игр... игрищ...

Ну и чем же этот Липок мне сон прервал? Ежели безделица — уши надеру.

Мда... А Липок-то — умница. Ух ты какой умница! И свои наблюдения, и из других источников. И, что очень важно — быстро. Это меняет дело. Нет, не меняет, Но резко вносит определённость. И ускоряет. Как хороший пинок.

* * *

Пендельтюр — дверь, открывающаяся в обе стороны, присутствует при входе в метро или в салуне. Когда догоняет — даёт пендель.

Пендельтюр в Польшу распахнулся. Пришёл волшебный пендель, в смысле: по радио, и все побежали.

* * *

Так было мило, тихо, уютно и расслаблено.

Было. И прошло.

— Вестовой! Сюда! Пиши приказ. Салману. По получению спешный марш в Берестье. Такой же в обоз. Допиши: кто не успеет — опоздает. Навсегда. Гонца. Быстро.

Мальчишка выскочил из шатра, а с ложа из-под простынки вылезла заспанная принцесса. Какая она со сна... привлекательная.

— Что за шум... спокойно поспать...

— Иди сюда. Бумаги на ковре, свечка. Читай. А я пока подумаю.

Принцесса спросонок тяжело опустилась на ковёр шатра в колено-локтевую... Какая она... неосторожная.

— Ай! Ты что делаешь?! Я же не готова!

— Тебе назвать? Что я делаю? Называю: я — думаю. А ты должна быть готова. Всегда. Как хозяина увидела, так сразу и... Поняла?

— А-ай! Я же читаю!

— Не айкай. Цезарь мог сразу писать, читать, диктовать и слушать. Диктовал своим секретарям по четыре письма одновременно, а если не был занят ничем другим — то и по семь. А тебе-то... читай да давай. Всего-то.

— Я не Цезарь!

— Заметно. И это радует. Гая Юлия я бы так... не стал. Что я, Гней Помпей какой-нибудь? Но что-то цезарёвое в тебе есть. Вот, Минск взяла.

— Не хочу цезарювать. я же баба!

— Тогда взамуж. К своему законному.

— Не-ет!

Напоминание о безальтернативности, точнее: о нежелательности альтернативности, заставило сосредоточиться. Лицо её закаменело, глаза уставились в телеграммы на полу, вся она напряглась. И принялась... насаживаться. Мощно. Чуть не снесла меня.

Тут до неё начало доходить. Не только наша моторика, но и контент послания. Она вывернулась через плечо и, ткнув пальцем в сигналку, потрясённо спросила:

— Это... это правда?

— Попка у тебя хорошая. Крепкая. Коли и голова такая... Читай.

И мы продолжили наши занятия. Она — читать, а я — думать.

Напомню: мы тут вообще-то польским крестовым походом занимаемся.

Зачем это развлечение трём ляшским князьям братьям Болеславичам — уже объяснял. Меня втянули в мероприятие вот этой попкой. Точнее: женщиной, у которой эта попка выросла.

В начале апреля мы встретились в Берестье с её мужем, князем Вислецким Казимиром, епископом Краковским Гедко и воеводой Плоцким Святославом Властовичем. Обсудили моё участие в доношении благой вести до тёмных и злобных язычников в форме крестового похода против пруссов, согласовали объёмы, сроки и оплату. В качестве аванса я получил жену Казимира, мою давнюю симпатию, бывшую Самую Великую Княжну Всея Руси Елену Ростиславовну, которой я когда-то, в Смоленске ещё, в ходе наших любовных похождений, нагадал стать принцессой.

Договаривающиеся стороны после встречи разбежались дела делать. Я — брать Минск, примучивать Полоцк и Подвинье, пробивать Двину до моря, исправляя тысячелетнюю ошибку Новгородского варианта пути из варяг в хазары. И конечно, перевоспитывать принцессу. Приводить её душу и тело в состояние не стыдно посмотреть. На мой взгляд.

Ещё, по моему приказу, на Западном Буге строили плав.средства и собирались охотники — добровольцы для будущего доношения. Аналогичными операциями занимались в своих землях и князья: Болеслав (Болек, IV, Кудрявый), Мешко (в РИ: III, Старый) и Казимир (Казик, в РИ: II, Справедливый).

На текущий день, точнее: ночь, я вполне в графике. Войска почти собраны, лодки-барки почти построены. Два-три дня — полная готовность.

Мда... полученная сигналка заставляет чуток поторопиться.

План похода содержал согласованные действия трёх армий.

Первым 15 июня отправился из Быгдоща Великий Князь Краковский Болеслав. Спустился по Висле, высадился на Правобережье и пошёл, уничтожая пруссов, на северо-восток к урочищу Старый Камень.

Через неделю отплыл из Гданьска князь Мешко.

Даже и ветра небесные, дующие по воле божьей, были в согласии с планами князей польских: 21-го задул западный, флот Мешко отправился из Гданьска на восток. Огромное войско, шесть сотен рыцарей, пять тысяч воинов, тысяча коней, тысяча моряков и слуг, более сотни вымпелов. В ночь на 23-е флот втянулся в проход в Вислинской косе, дабы утром пройти остаток пути и засветло высадиться на берег вблизи древнего заброшенного Труссо.

Радиограмма из Гданьска содержала основные сведения. Позже я получил сообщения и из других источников, которые позволили раскрасить картинку.

Глухая ночь, мерно накатывающие морские валы, прячущийся за облаками серп луны, темная пена ночного леса, накрывающего в эту эпоху всю поверхность Вислинской косы. Узкая белая полоса пляжа. Густая россыпь световых пятнышек: на кораблях зажгли масляные лампы, чтобы не наскочить друг на друга. Впереди машут фонарями: лоцманы на лодочках нашли и обозначили проход. Корабли, лежавшие в дрейфе в версте от берега, начинают вытягиваться в колонну.

Впереди двенадцативёсельная ладья буксируют флагман Мешко — 80-тонный двухмачтовый Святой Войцех. На его высокой корме сразу три фонаря — признак главного. По ним ориентируется следующий корабль. Протока не широкая, 20-25 м, прямая, версты две. Корабли идут плотно друг за другом: князь предупредил, что ждать никого не будет.

Лес закрывает ветер. Часть кораблей парусно-гребные, они тянут сотоварищей, потерявших ход в безветренном пространстве протоки. Вариации скандинавских кнорров, карви и шнек широко распространены на Балтике. Боевых галер в колонне нет: морской бой не предполагается. Довезти войско до места и вернуться за оставленным в Гданьске обозом.

Лёгкий прилив помогает движению.

Передовая лодочка с лоцманом уже выскользнула на простор залива, уже Мешко с носа своего корабля видит лунную дорожку на морской глади впереди, столь радостную после густой тени прибрежного леса, накрывающей протоку, как вдруг Св. Войцех содрогается от удара килем о грунт.

Здесь нет подводных камней или коралловых рифов! На мель наскочили?! Лоцманы! Куда смотрели бестолочи?!

Все орут.

Мешко, горделиво стоявший на носу корабля скрестив руки, временами довольно оглядывавший густой частокол мачт огромной эскадры за своей спиной, от внезапного толчка вылетает головой вперёд за борт.

Все орут.

Следом с борта градом сыпятся спасатели. Вытаскивают одетого в тяжёлое княжеское облачение господина, тот отфыркивается, ругается. С борта кидают концы, потом верёвочную лестницу. Князя, беспорядочно дёргающегося в воде, подтаскивают к борту. Пытаются обвязать верёвкой, упускают под воду, снова вытаскивают и, ругаясь аж до драки, впихивают ему в руки штормтрап. Мешко, как и положено сухопутному человеку, хватается за балясину — деревянную ступеньку штормтрапа. И с маха прищемляет себе пальцы о борт. Вопит, отпускает, уходит под воду. Его вытаскивают, успокаивают, выдвигают и обсуждают разные предположения...

Все орут.

На парусниках — тормозов нет. Идущие за флагманом корабли не могут мгновенно остановиться. На гребных табанят, но следующие за ними парусники скользят по инерции, сокращают дистанции, наваливаются на свои буксиры. Некоторые, пытаясь избежать столкновений, принимают влево или вправо, сходят с кильватера.

Все орут.

На кораблях зажигают факела, пассажиры выскакивают на борта, толкаются, хватают оружие, выглядывают вперёд, чтобы понять причину происшествия. Обсуждают всевозможные свободно выдвигаемые гипотезы.

Наиболее популярны: кит, кракен и косая дева. В смысле: морская дева Вислинской косы.

Все орут.

В общем оре теряется вопль матроса, задержавшегося на месте падения Мешко.

Князь утопил сапог с золочёной шпорой — надо достать. Одинокий факел, оставшийся на носу Св. Войцеха когда все ушли на борт вытаскивать мокрого князя, даёт мало света. Парень ныряет второй, третий раз. И, наконец, вопит:

— Zasadzka! Zasadzka!

Правильнее — не засадка, а засадище или засадилище. Но для этого надо знать словообразование в русском языке.

Его не слышат. Точнее: не слушают. Все подают советы по теме как поднять насквозь мокрого и злого князя на борт. Понятно же: если господин заметит усердие в деле спасения себя, любимого и особо ценного, то... возможна благодарность в весьма широких, хотя и разумных, пределах.

Матроса слышат на берегу, в том смешанном хвойно-широколиственном лесу, что растёт на невысоком обрыве над водой. Ко всем прочим несчастиям, там понимают польский.

Оттуда, из невидимой в темноте ночного леса группы полиглотов-любителей, раздаётся:

— Ugnis, mušti (огонь, бей).

Струя пламени вылетает из темноты, озарив на мгновение странное сооружение на обрыве: большой щит с дыркой и торчащей из неё металлической трубкой.

Пламя ударяет в чёрный, всего неделю назад просмоленный борт Св. Войцеха, разливается по палубе. Несколько свитских, старательно тащивших Мешко на борт, вспыхивают, роняют канаты, тот опять падает в воду. А горящие живые факела вопят и катаются по просмоленной палубе.

Орут — все.

В голове эскадры — тяжёлые парусники. Они шли след в след по фонарю флагмана. Дистанция для моих огнемётов на пределе, но допустима. Дальше по очереди срабатывают ещё две машинки. А впереди, уже на взморье, в поле зрения посетителей протоки вдвигается Харальд Чернозубый на своём огненосном ушкуе. Как обычно: пьяный и распевающие поэтические висы.

Орущий их.

Буксир флагмана успел скинуть канат. И это последнее что он успел сделать. Дальше... Харальд перешёл на баркас. И на новую вису.

Конец протоки со стороны залива превращается в большой костёр. Куда лёгкий прилив и инерция движения несёт следующие корабли. Огнемёты добавляют огонька. И густо летят стрелы.

Пруссы — не сильно хорошие лучники. Но на двух-трёх десятках метров с подсветкой... попадают. А ещё они кидают короткие копья. Все.

Часть корабликов пытается отвернуть к западному берегу. И оттуда тоже сыпятся стрелы и дротики. Эффективно.

На кораблях, частью на палубах, частью в трюмах — тысяча лошадей. Они, конечно, привязаны. Но не подвешены, как делают европейские рыцари в Средиземноморье в долгих плаваньях для сохранения своих драгоценных коней. Кони впадают в панику. От огня, от сыплющихся острых предметов, более всего — от ора и суеты команд. Бьют копытами во всё, до чего могут дотянутся, рвут недоуздки, мечутся, сносят людей, валятся и прыгают за борт.

И ржут. Все.

В доспехе не гребут. Найти его в куче сваленного на дне лодки барахла, в темноте, надеть посреди охваченной паникой командой... спина, прикрытая только одной рубахой... под густым градом дротиков и стрел...

Каждое попадание отмечается криком. И того, кто поймал — от боли, и того, кто пустил — от восторга.

Орут — все.

У Кастуся не было и двух тысяч человек. Втрое меньше, чем ляхов. В правильном бою, с развёрнутыми и одоспешенными конницей и пехотой — нет шансов. Но пруссы мастера засад. Рыцарь, сражаясь с рыцарем, рассуждает о благородном бое, о чести. Мы ж все свои! И забывает об этом в битве с иноверцами, простолюдинами, язычниками. А язычник и вовсе считает рыцаря чем-то вроде бешеной собаки. Для язычника честь — черепа врагов на кольях забора вокруг дома.

Теперь орут все: ляхи, пруссы и кони.

Часть судёнышек пытается развернуться, сталкивается в узкой протоке. Пробивают борта, тонут. Другие сцепляются снастями, застревают поперёк канала. Рубят снасти, свои и чужие, дабы освободить корабли, роняют друг на друга мачты, ломают весла и бьют морды.

Кто-то из двигавшихся последними в колонне пытается выскочить назад. И натыкается на препятствие!

Здесь же ничего не было! Мы ж полчаса назад свободно прошли!

А вот. Всплыли акульи зубы.

В апреле в Берестье главный воен.спец, воевода Властович сообщил мне план крестового похода.