Саске разомлел — пальцы его клона дарили наслаждение, бегая по голове массирующими движениями. Миллиард лет никак не укладывался в его голове, сотня еще куда ни шло, но миллиарды?!

— И чем ты занимался все эти миллиарды лет? — Недоуменно. Про сильную пресильную скуку он понял теперь отлично.

— Признаться, я не особо лезу в ту область памяти. Вот представь себе Луну. Вот она висит над Землей и все вращается и вращается одним боком, год, век, миллион, принимая падающие космические камни, для нее редкую и опасную еду, увеличивающую массу. Вот одну такую луну я и слопал от жадности. Запомни, сынок, жадность это плохо. Почти всегда, хе-хе, — дергая за уши.

— Слопал Луну... — протянул впечатленный Саске, не обратив внимание на дерганье, ставшее приятно массирующим.

— Угу, и что от нее в итоге осталось, спросишь ты? Физически я сейчас в десятки раз тоньше волоса. Попал в ловушку и еле выжил, предельно ослаб. Ополчись на нас Хокаге-сама всерьез и внезапно, нам бы пришла крышка... без Ворот Учиха и скважины. Так что мы взаимно друг друга усиливаем. Ладно, хорош трепаться.

— Приготовься, — уже в голове. Клон опал лужей, привидение растаяло.

Хиаши

Глава клана Хьюга не одобрял вчерашней пьянки, но сейчас горько жалел о таком своем имидже. Вчера он не поверил, сегодня проиграл. Сандайме Хокаге себе приписал "булавку лавы", как прозвали это хидзюцу в народе (острые язычки он игнорировал), хотя Хиаши готов был прозакладывать душу, что все решилось в те два часа, на которые он опоздал. И Ворота Учиха он тоже себе приписал. Хиаши не верил, гендзюцу на мальчике усиливало его доверенное лицо, запрятать что-либо глубже могли разве что Яманака. И все же то была дезинформация.

А началось все опять с Учиха Саске! Хиаши тогда выпал в осадок, увидев, как Хокаге тянет откуда-то из-под земли огромные объемы сенчакры вперемежку с чакрой со свойством Йоган, на котором строилась вчерашняя линия доводов — невероятно! На старости-то лет пробудить Кеккей Генкай Йотон? Но теперь-то что, бьякуган врет?! Дальше больше. Хокаге-сама при участии Саске-куна воздвиг малую улучшенную копию прежних Ворот Учиха, потом вовлек всех с первичным сродством с Хи в ритуал с кровью, воспламенив мемориал "Вечный Огонь" и толкнув трогательную речь про Волю Огня. Сильный ход прямо перед общим сбором — естественно, оставшееся время до полудня все только это и обсуждали, бегая смотреть. Еще вчера днем Хиаши готов был поклясться, что Хокаге добровольно сложит с себя полномочия, что он, Хьюга Хиаши, реально поборется за титул. Но не тут то было!

Продвижение Тактика Конохи в Совет прогнозировалось давно, но для общего сбора джоунинов (саннины остались за пределами деревни) мало. Хирузен всех удивил предложением защитить деревню самой стихией — безумная идея безумного Профессора! Однако... Однако он создал клонов лавы, разбежавшихся вместе с огневиками в кандзи Огонь. Новоявленный член совета поразил не меньше — из него буквально потекла тень, он применил "Таджу Каге Буншин но Дзюцу", разбежавшихся со всеми остальными шиноби в гигантское кандзи Щит, вписанное в круг Конохагакуре, как и предыдущее. Хиаши просто не верил своим глазам — Нара Шикаку протянул свою тень иероглифом, соединившим джоунинов, чюнинов и генинов, распределившихся по всей деревне, чтобы отдать свою чакру в целях защиты. Явление своей полной мощи после избрания стратегически верный ход, вознесший Шикаку и клан Нара на пик популярности и почета. Откуда такая силища?! Сарутоби Хирузен, вроде как сдававший свое старик, тем не менее, превратил площадь перед своей резиденцией в лавовый пруд и протянул... умопомрачительное "Нинпо: Хокаге Мане но Дзюцу"!!! "Белиберда!" — подумал сперва Хиаши, но потом стекающая с Хирузена огненная тень растянулась в колоссальное кандзи, две группы клонов лавы применили это же дзюцу, соединившись огненной тенью с джоунинами, использующими огонь.

Все участники-шиноби, все юные зрители с Монумента Хокаге, каждый житель ощутил текучую кровь земли, дарующую свое благословление и защиту Конохагакуре, скрытой в стране Огня.

Правда, оба верховодящих свалились, едва чудо свершилось — Нара Ёшино и Нара Енсуи мгновенно оказались рядом, вливая эликсиры в бессознательные тела. Этим своим сногсшибательным дзюцу Сандайме Хокаге громко проорал всем — меня рано списывать со счетов! Он живее всех живых и силен, как никогда! На этом фоне официальное объявление Корня в целом и Данзо в частности вне закона буквально проскочило через Совет, на котором что вчера, что сегодня отсутствовал упомянутый шиноби, объявленный нукенином. На этом же совете еле сидящий и осунувшийся Хирузен создал "Фонд Помощи Сиротам", присовокупив к бывшим и еще сохранившимся активам некогда цветущего клана Учиха по законам отходящее Конохе от Шимура Данзо — Ичирэ Чинчиру присутствовал лично, подтвердив и заверив.

Хьюга Хиаши умел проигрывать. Он далек от Хокаге как земля от неба. Сандайме Хокаге встряхнул всю Конохагакуре, сориентировав на по-прежнему сильнейшего себя, заботящегося о всеобщем благе, мире и укреплении обороны:

— Мы не стремимся воевать, но любой агрессор обломает о нас зубы! — Всплыла фраза, предшествовавшая началу подготовки к Фуиндзюцу, с большой буквы.

Вымотавшийся за суетливые сутки Народ нашел силы неистовствовать за окнами опустевшего зала заседаний с одиноко откинувшимся на спинку своего кресла Хиаши. Отряженный в сторожа клан Хьюга в опале, Хиаши не пригласили на вечернее торжество, к которому все уже спешно готовились, ни взгляда в его сторону, ни слова, ни полслова. Хирузен и Шикаку открыто собирали закрытый круг общих друзей на грандиозный праздник с лучшей выпивкой и почетными гостями, саннинами Цунаде и Джирайей — тоже правильное решение обойтись без давления их авторитета и помощи, оставив за пределами деревни на подстраховке.

Некстати вспомнилась история с Хинатой и Нейджи, произошедшая в АШК во вторник с участием Учиха Саске, спровадившим до печенок доставших Хьюг на первую парту вровень с Наруто — ужасный позор!

Клан в его лице оступился, возмечтав о главенстве, пришла неизбежная и скорая расплата.

— Хохето!

— Да, Хиаши-сама, — тут же нарисовался Хьюга-дзин.

— Я на Монумент Хокаге, беру дозорную вахту на себя. Отправь всех веселиться...

— Спасибо, Хиаши-сама! Я всем передам и вернусь, не уходите без меня, пожалуйста... — с радостным уважением.

— Хорошо, — скрывая настигшее его удивление.

От телохранителя он такого не ожидал. Вновь оставшийся один Хиаши утвердился в правильности своего решения — за свои ошибки должен платить он сам, а не клан.

— Пожалуй, поддержу-ка завтра ФПС деньгами и людьми, — вслух подумал глава клана Хьюга, втайне возмечтав услышать от отца похвалу. Такая малость, а сколь много значит. — И приготовленные "Гофу Кеккай" с прочими пойдут на благотворительность, — вновь вслух подумал Хиаши, готовя вчерне приказ на завтра об обустройстве защиты новых коттеджей и кварталов в целом, организованных на месте бывшего квартала Учиха, с согласия последнего владельца хозяйской рукой сметенного с лица деревни ради блага ее жителей.

Хьюга Хиаши понял намек, быть столь беспечным мечтателем вредно для благополучной жизни. Работать и тренироваться в поте лица! Хиаши не помнил, когда в последний раз изобретал новое дзюцу. Все вокруг движутся вперед, а он застыл в развитии. "Откуда у Нара такая сила?" — все вертелся и крутился в голове тревожный вопрос, так и норовя сбить концентрацию на десятикилометровой зоне вокруг, обозреваемой бьякуганом — он докажет, в первую очередь себе, что сам не стар и еще кое-что героическое может. День продержаться и ночь простоять кровь из носу должен! Иначе в своих же собственных глазах потеряет авторитет.

На закате о нем не забыли, прислав сразу несколько корзин с провиантом от разных очагов веселья.

У шиноби мало праздников, сплошь боль потерь и кровь на руках, поэтому любые пирушки очень ценятся и любимы, особенно всеобщие, в которых шиноби за всю жизнь удается поучаствовать от силы раза два или три — Танзаку не в счет, поминки тоже. Хиаши в душе завидовал разгульным компаниям, балагурящим в деревне, он сам желал сбросить напряжение, возникшее по вине вчерашнего траура и ЧП, оказавшимся для всех труднопонимаемым сюрпризом с каторжным трудом опосля, когда от каждого требовалось по максимуму выложиться при возведении обороны наново по недоработанным проектам.

— И откуда силы берутся? — вопрошался глава клана после очередного огненного дракона в небо или грохота петард и фейерверков. — Молодые... — сам же отвечая на свой вопрос. — Радующиеся жизни... — с грустной улыбкой. А ведь повод официально смехотворный — открытие мемориала "Вечный Огонь", но раз Хокаге-сама разрешил всем веселиться, то все сегодня будут самозабвенно веселиться.

В ту ночь Хиаши урывками много размышлял о ритуалах на крови. Проснувшиеся Кеккей Тота у Саске и Кеккей Генкай у самого Хирузена что-то да значат, а еще каком-то боком к ним присоседился Нара Шикаку.

Солеан

Изнывающий от нетерпения Саске смирился до моей просьбы шагнуть в завесу огня с закрытыми глазами и не открывать их, пока не разрешу. Там я взял его за руку и повел, развернув.

Его ауры за прошедшие месяцы стала в два раза шире, ярче, плотнее. Теперь я мог без ущерба отделить часть и уплотнить ею воздух, чтобы соткать приемлемый образ. До того использовал гендзюцу и колыхал ауру, пленяя ветер, чтобы он видел мой призрак и получал тактильные ощущения. Сейчас моя имитация стала качественно реальнее, для Саске я могу теперь моделировать весь спектр ощущений как при общении с реальным человеком — додзюцу, конечно, опознает подделку.

Держа поле безветрия, я, не прерывая контакта с рукой, а потом и плечами, зашел за спину, встал на колени, крепко обнял ворчуна, дав ощутить тепло мнимого тела и его дыхание на правом плече.

— А-а-а-а!.. — Разнесся визг, потонув в морозно гудящем ветре.

— Тише, малыш, я с тобой... — шепчу ласково, вожу руками по груди, плотнее стискивая и согревая.

И вскоре чистый восторг брызжет фонтаном, обливающим его самого — ни-ни, свое слово держу. Рядом с ним я сам полнюсь безудержными эмоциями.

Мы в око бури, стоим на самом краю летающего острова — отсутствием перил и маломальского клочка опоры за торчащими из обувки пальцами ног создавалось ощущение полета. Солнце со спины прожектором высвечивает громады волн, кажущиеся с высоты облаков мелкими и незначительными. Грозные тучи кружатся на карусели вокруг нас, сверкая молниями и весело грохоча о чем-то своем. Вот они поистине величественны, они рядом и заслоняют своими тушами весь горизонт, грозясь поглотить всякую мелкую сошку, сунься она в их тесную компанию, устрашая стеной воды, хлещущей из их пуза, и теменью под ними, неустанно подсвечиваемой лесом молний.

И вновь крик — мы в свободном полете, мы падаем в самую гущу. Крепко держу, давая ощутить монументальную надежность. Остров плюхается в бушующий океан, разворачивая нас на пробивающийся сверху широкий луч солнца золотого. Колоссальные волны впечатляют, представая валами с Монумент Хокаге. Одна такая обрушивается прямо на нас. Саске вскрикивает, зажмуриваясь и крепко-крепко сжимая имитацию моих рук, вдавливаясь в меня спиной. Нас обливает с ног до головы и... наш пузырь под водой несется сквозь толщу волны. У Саске нет слов, одни эмоции — он ничего не может выговорить, мыслит бессвязно, вместе со мной утопая в неистовстве голой стихии.

Как я мечтал хотя бы краешком сознания вновь коснуться бесконечной глади океана, грохочущего оду в мою честь!

Выныривая, мы стремительно несемся ввысь, будто уклоняясь от прицельно бьющих по нам молний, толстенных и ветвистых до жути, оглушающих почище воющего ветра и секущих падающие горы воды струй. Мы врываемся в толщу туч, пронзая их черно-бурую хмарь насквозь и попадая в благостную тишину и покой. Яркое солнце и клубящаяся белая пустыня из воздушной ваты — щемяще мирная пастораль с убегающим в бесконечность горизонтом. Резок контраст, аж сердце выпрыгивает из груди, громогласно колотясь в ушах за полным отсутствием звуков, акромя собственных.

Дышу ровно, нежно щекоча шею и стараясь не обращать внимания на идиотский воротник-стойку. Расслабляющее умиротворение. Я показал ему силу его эмоций, пленивших сознание на долгий получас. Я был рядом надежным и преданным щитом, одновременно проводящим через элементы Мизу, Казе и Киминари и укрывающим от их подавляющего могущества в естественном виде. Хи он видел и чувствовал, настал черед остальных, включая твердь Цучи, на которой стоим. В Саске разбушевался огонь, откликаясь на зов остальных элементов, устроивших безумную свистопляску к вящей радости. Чистая мощь, незамутненная человеческой волей (я не в счет).

— Здесь можно, — вновь шепчу я. — Доверься мне...

Сам рвался выплеснуть огонь. Он не знал, а я безумно тосковал по небу, по полетам, рассекающим тучи мощным крыльям, пока все еще недоступным.

Сейчас я огрызок, аморфный плазменный сгусток, но для изголодавшегося любая крошка бесценна, мне ее смаковать долгие годы — сегодня можно потратить полсуток на восстановление тела, сегодняшнее станет стимулом, манком для Саске, а я потерплю, мне не впервой являть послушание долготерпением.

Нашим сгустком управлял мысленно визжащий от распираемого восторга и счастье Саске, лоб в лоб сталкивающегося с громадами волн, ловящего съестные молнии и прожигающего в тучах замысловатые туннели, словно червь в земляной толще, пылающего в лучах солнца на самом морозе ока бури, остывая от бурлящей внутри горяченной энергии.

— Достаточно, сынок, летим к дому...

Ему хочется еще, огонек не наигрался вволю, однако следует знать меру, иначе из-за перебарщивания осадок ляжет усталым грузом, а не приятной тяжестью, понукающей хотеть еще и еще. Да и собранной мной энергии окружающих стихий достаточно для наших нужд, тем более привлеченное бурей уже иссякает, еще полчаса и остановившаяся воронка высвободившимся ветром начнет стремительно разрываться на мелкие клочки — мое присваивание усмирит, просто для штормовой топки уже не хватит энергии.

— Свободно летать не обещаю, но полетами верхом на летающем острове Учиха раз-другой в месяц буду баловать. Рули к дому, Саске... — улещивал я. Подействовало.

Огромная полусфера разделена на сегменты красными спицами, становящимися на второй полусфере круглыми коническими столбами ограды. Пентаграммой расположены пять врат, олицетворяющих собой пять основных свойств, пылающих факелами по центру перекладин: Хи, Казе, Каминари, Цучи, Мизу. Перед каждыми круглая каменная площадка, охватывающая оба боковых сегмента. Внутри кругового периметра вписан прежний квартал Учиха, обрамленный плотным пушистым мшисто-травянистым настилом, жутко приятным для босых ног.

— Мы можем пронаблюдать за успокоением, Саске, но если хочешь немедленно обрести человеческое тело, то пролети через врата хи прямо сейчас... — сжаливаясь.

Конечно же он послушался. Правда, я не сказал, что сам от перенапряжения и боли отката отключусь до рассвета (время он сможет уловить).