Повелители Улья

Олег Лукьянов

Повелители улья

Пролог

Калашников — умный мужик. Может даже гений.

СВД в моих руках создан на базе разработанного им автомата и его я не променяю ни на новомодный винторез, ни на, так полюбившийся арабам, АВП.

Я стою там, где не так давно жили люди — сейчас об этом напоминает сметенная в хлам мебель и остатки разбитой кухонной утвари. Прямые лучи бьющего в окно солнца создают густую, контрастную тень, которую почти можно потрогать руками. Тень обволакивает меня и делает практически невидимым — а я же могу следить за городом безнаказанно. Удобная точка.

Безликий город распростерся передо мной как на ладони. Улицы, обрамлённые бесчисленными железобетонными завалами, были пустынны и безжизненны — за два последних дня, в зону видимости лишь пару раз попадала полуживая, вконец одичавшая собака.

Ещё иногда казалось, что стоящие напротив высотки, выгоревшими изнутри окнами, следят за мной из своей потусторонней реальности.

В одном из них блеснуло. Винтовка поднялась, цель прыгнула в оптику сама собой... В тот же момент в грудь ударила невероятная сила: я отлетел и свалился навзничь. Тело перестало чувствоваться, а в голове запульсировала только одна мысль:

— Пробит ли бронежилет?

Часть 1. Лето

Глава 1. Дьявол

Ночью город преображается. Нет, не становится ни лучше, ни хуже, просто меняется до неузнаваемости...

Наверно найдутся люди готовые оспорить это утверждение. Мол, он становится лучше, потому что освещается тысячей неоновых огней, народа и автомобилей на улицах почти нет, а значит, прохладный воздух будоражит даже дальние закоулки душ суетливых днем горожан. А может, отыщутся такие, что расскажут о ночном городе как о вотчине грабителей и бомжей, и вообще как в темноте можно рассматривать неподражаемый архитектурный стиль и облик зданий?

Пускай говорят. Мне нет никакого дела до них, как впрочем, и до самого этого муравейника из бетона и льда. Сейчас я иду по тротуарам, перехожу бесчисленные перекрестки, а золотые огни светофоров подмигивают со всех сторон разом. Метро закрылось больше часа назад, денег на попутку нет, так что топать еще долго.

Проклятье, не рассчитал со временем. А ведь с боевыми товарищами выпил в том баре совсем немного, но сильно захмелел и... вредный мужик закрыл двери метрополитена перед самым носом.

В такие моменты, когда разум незанят повседневной рутиной, наверно не только я начинаю лезть в дебри философии. Думаю о чем угодно, о городе, о людях, о Луне, Марсе и даже Боге, но только недавно поймал себя на том, что старательно гоню подальше главную мысль: зачем я? Мысль только кажется нелепой, но лишь до того момента пока не начинаешь в неё вдумываться. Тогда она становится другой: злой, страшной, хищной. Она и только она может унести за ту черту отчаяния когда задумавшийся над ней, ты вдруг осознаешь всю жуть бытия и решаешь свести счеты с тем, в чем отсутствует всякий смысл... С жизнью, если кто не понял.

Очередной перекресток вывел к небольшому огороженному кованым забором садику. Тусклый фонарь освещает парковую скамейку и рассевшегося на ней седого человека со скрещенными на груди руками.

Выглядит лет под пятьдесят вид очень серьезен и если бы в нем не чувствовалось равнодушие и даже презрение к окружающему миру я бы прошел мимо... Но пьяный угар заставил изменить направление и, войдя через кованую арку в сад, я приблизился к мужчине. Нет, он вовсе не стар, лишь волосы седы... но ближе к серому пеплу чем режущему глаза снегу.

Он не повернул в мою сторону головы и ничем не выдал того, что видит человека неуклюже попытавшегося просить разрешения сесть рядом. Странный, веет льдом. Надо бы развернуться и идти, но алкоголь почти перекрыл тревогу в отчего-то затрепетавшей душе.

— Добрая ночь, не правда ли? — спросил я, не в полной мере осознавая происходящее.

— Во все времена люди считали что ночь зла и опасна... — тихо проговорил он, даже не скосив в мою сторону глаз. — Куда катится человечество если забыло наставления предков?

— Хм, интересный вопрос, — произнес я озадаченно, — но к чему он?

— Ты прав, ни к чему... — протянул странный мужчина.

Он, наконец, повернул лицо, внимательно меня оглядел и опять уставился вникуда. Начинающий стареть мужчина выглядит довольно плотным, но не видно жировых отложений, а судя по осанке и размаху плеч, военный в отставке или тяжелоатлет.

— Что вы здесь делайте в столь поздний час? — спросил я, чтобы сбить повисшую паузу.

Он криво улыбнулся:

— Полагаю то же что и ты. Изучаю этот могильник.

— Могильник?!

— Этот город — жемчужина России и один из красивейших городов мира. Сюда рвутся туристы в надежде открыть для себя новые ощущения и чувства. Но хоть кто-нибудь из них почувствовал, что этот город многовековой могильник?

— А-а-а, вот ты о чем. Ой, простите, что перешел на "ты". Я вас понял, тут вправду погибли десятки тысяч людей. Сначала при осушении болот, строительстве, а потом в блокаде, тогда только от голода умерли более полумиллиона...

Он скривился, но глаза остались равнодушны:

— Задолго до того, как царь Петр запланировал постройку города, на этом месте уже погибли миллионы людей. Здесь была последняя битва...

— Чего?

— Ничего, мысли вслух, — сказал он звучно, но с той же толикой великого равнодушия, которая ощущалась во всей его фигуре. — Лучше расскажи, что гложет тебя.

— Что? Я не совсем понял...

— Я же вижу, что твоя душа находится в объятиях пустоты. Как бы ты не скрывал, мне всё равно это видно.... Так в чем же причина?

— Скажи отец, — решился спросить я, поколебавшись лишь несколько секунд, — вот ты прожил вдвое больше моего, но ты знаешь зачем ты жил?

Видя непонимание в лице негаданного собеседника, я продолжил быстрее:

— Ты родился, учился, вырос, похоронил родителей, создал семью, растил сыновей, скоро настанет их очередь хоронить тебя. Но скажи, ты понял зачем? Зачем жил ты и зачем живут они? Неужели только для того чтобы их похоронили твои внуки?

— На свете мало людей, которые задаются столь пустым вопросом, — ответил он равнодушно. -Еще меньше тех кто смог бы на него ответить. Я сам не принадлежу к числу ни тех и ни других. Могу лишь посоветовать тебе зайти в клуб, познакомится с женщиной... Или если на это не отваживаешься, то заработай на хорошую машину, и женщины сами тебя найдут...

— Машины? Девушки?... — задумчиво переспросил я. — Мне это ненужно. Вправду: зачем мне эти пустышки с пудом штукатурки на лице? И для чего мне притворяться или даже быть обеспеченным и престижным? Меня не прельщает зависть людей, куча кружащих надо мной женщин, и свалки денег в банке. Это замкнутый круг, ширма за которой ничего нет. Лишь один из поводов не думать о смысле...

— Тогда вложи смысл жизни в своих детей, или на худой конец, на благо своей цивилизации, корми нищих, спасай природу...

— Милая жена скоро застервенеет, нежные черты лица одрябнут, а дети... Зачем дети? Чтобы мучались, так же как и я, не понимая в чем смысл всего этого? Предлагаешь спасать людей? Это еще хуже. Зачем их спасать если они сами выбирают свой путь и каждый из них, каким бы хорошим ни был, приносят в мир столько зла... Нет, это порочный круг.

Край сознания не затронутый парами алкоголя осознавал всю бессмысленность этого разговора, но так хотелось верить, что этот повидавший век незнакомец сможет ответить...

— Твою душу изъела пустота. Чтобы не мучится, лучше, покончи с собой сейчас. Иначе станешь наркоманом или сопьешься.

Я засмеялся так дико, что темная куча у металлического забора зашевелилась, и до нас донеслось ворчание пьяного бомжа.

— Нет, что ты, — утирая выступившие слезы, проговорил я. — Самоубийцы это те слабаки, что не выдерживают тяжести мира. Я не такой. Я слишком сильный чтобы сломаться и слишком гордый, чтобы влачить полубессознательное существование вроде этого бомжа.

Собеседник, так и не расцепив на груди руки, отвернулся. Наверно я ему противен, а может, умудрился его зацепить. Молчание затягивалось, а он все смотрел в противоположную от меня сторону.

Я встал, намереваясь прощаться, но он меня перебил:

— Ну что ж. Я дам тебе возможность найти ответ на этот вопрос. Я дам тебе умение менять мир. Я дам тебе власть над людьми.

Я смотрел на шутника ошалело: равнодушное лицо не изменилось... Только...

В голове разорвалась граната, по затылку ударили чем-то тяжелым. Не в силах закрыть веки, я наблюдал, как мучительно медленно к лицу приближается кирпичная мостовая. Сознание, словно сопротивляясь неизбежному, меркло медленно...

— Неужели это конец? — еще смог подумать я.

Кто-то тыкал палкой в бок. Я с неохотой разлепил глаза, и тут же вспомнил ночной кошмар.

— Эй ты, вставай, — сказал тот, в чьих руках была дубинка.

— Чего у тебя, Кулагин?

— Это не бомж. Просто какой-то перебравший удод, вчера не дошел до дому.

— Оставь его, поехали.

Я присел на холодный булыжник, чтобы увидеть, как патрульный захлопывает дверь УАЗика и древняя машина с грубым ворчанием трогается с места. За зарешеченным стеклом на секунду показалось грязное лицо бомжа.

Аккуратно ощупал затылок. Слава богу, липкого ничего нет, и даже не болит. Проклятье чем меня ударили? В кармане, как ни странно в сохранности лежит кошелек, нетронутой была последняя сотня и даже мобильный телефон.

Чертов псих, а показался нормальным мужиком...

Так утро, метро уже наверно открыто, отряхнуться и пойти к нему.

— Эй ты, деньги есть?

Голос, раздавшийся из-за спины, заставил онемевшее за ночь тело вздрогнуть и резко повернуться. Трое двадцатилетних парней в кожаных куртках и в ботинках до колен, взяли меня в полукольцо.

— Слышь, старичок, гони деньги. И давай по-хорошему.

— У меня нет... — выдавил я.

— Дрон, обыщи его.

Парень по кличке Дрон, с грязными волосами до плеч, подошел ко мне вплотную и принялся охлопывать карманы.

— А это что? Кошелек? Слон смотри тут сотка.

— Ах ты гнида, а говорил денег нет!

— А сто рублей разве деньги? — спросил я только чтобы потянуть время.

Трое на одного. Шансов нет — просто затопчут тяжелыми ботинками.

"Слон" — вожак этих отморозков, угрожающе придвинулся, грозно заглянул мне в лицо. Его авторитет укрепится, если он сейчас спровоцированный "наглым козлом", даст ему в морду.

В груди зреет что-то непонятное. Не страх, ни ненависть, а словно все мои чувства собираются в тугой ком и... Нечто самопроизвольно вырвалось из моей груди и угодило прямо в парня намеривавшегося со мной разобраться. Зрачки Слона расширились, он неуверенно потряс головой.

— Простите... — сказал он. — Дрон, верни его кошелек и деньги.

— Что?! Почему?

— Я сказал верни! Ты чё, не понимаешь, это повелитель!

Два его друга переглянулись, один спросил насмешливо:

— Слон, ты что, спятил? По утрам тебе пиво больше не наливаем.

— А ну верни кошелек, — грозно рыкнул он. — Дрон, быстро я сказал!

Дрон побледнел так, что грязь на лице выступила так же отчетливо, как чернильная клякса на белой простыне.

— Ну... ну ладно. На держи, козёл, — обратился он ко мне, протягивая кошелек.

Я взял его, на автомате положил в карман, и с интересом стал наблюдать за "спятившим" Слоном.

— Извинись перед ним быстро.

— Ты чего, Слон?

— Быстро сказал!

— Слышь приятель... извини.

— Ты его прощаешь? — спросил у меня подозрительный Слон.

Я кивнул.

— Мы можем идти, или нужны?

— Идите...

— Хорошо повелитель, зови если понадоблюсь.

Он развернулся и провожаемый ошарашенными друзьями зашагал прочь.

А я еще долго смотрел им вслед, попутно удивляясь такому количеству придурков в этом несчастном мире.

Оказывается, было не так уж и рано. В подземном поезде хоть и не забитым разъезжающимся на работу людом, все же не было сидячих мест. Встав у дверей, стал бороться с подступающим головокружением.

Наверно все дело в пиве что вчера выпил, наверняка оно было разбодяжено спиртом... Да еще этот вагон, на который слесари-ремонтники давно начихали, скрежетал, стучал, отклонялся от вертикальной оси на не допустимые по всем техническим нормам углы. Приходилось держаться крепче, но всё равно меня охватывало чувство, что вот-вот упаду на грязный пол.

Чтобы отвлечься стал прокручивать в голове события получасовой давности. Эти трое в "кожанках" — просто чудики. Отняли кошелек, но сразу вернули с извинениями. Как этот "Слон" меня назвал... повелителем? Идиотизм...

Свежие воспоминания неожиданно обрели объем, запах и звуки. Слон — спятивший лидер банды, стоит в окружении приятелей в конце вагона метро...

Я оглянулся: чувство, будто я раздвоен нахлынуло тошнотворной волной. Нет. В этом вагоне Слона нет. Но я отчетливо вижу, что он в вагоне метро... Постепенно, поддавшись новому ощущению стал разбирать голоса, людей вокруг, покачивание вагона, разговор... О себе самом я уже не вспоминал.

— Все-таки не пойму, зачем ты вернул ему кошелек? — спросили рядом.

— Дрон, уймись, — ответил Слон... или это был я. — Я же сказал он повелитель.

Дрон демонстративно отвернулся, засаленные волосы рассказали о хозяине лучше всяких слов. Наверное, молчаливый третий уже мысленно махнул на Слона рукой, потому что, несмотря на то, что Дрон отчаянно нуждался в поддержке "для наезда", лишь удостоил лидера косым взглядом. Нет, они не смогут понять кто такой повелитель, что толку им объяснять?

Но ведь он может потерять свою банду!

Пока он обдумывал, как замять эту историю с повелителем, в вагон вошла группа скинхедов. То что это именно скинхеды безошибочное чутье Слона уловило мгновенно. Шесть здоровых парней и одна подтянутая девушка, все бритоголовые. У некоторых на руках видны наколки...

— Черт, — рядом в сердцах воскликнул Дрон.

Была надежда что все обойдется, но когда скины достали и натянули на лица черные вязаные шапки с дырками для глаз... Стало понятно, что это была плановая "зачистка". Черт, почему именно сейчас, и именно в этом вагоне?!

— Мы дети и спасители Руси! — на весь вагон возвестил их лидер. — Всем оставаться на своих местах, вам Руссичам ничего не грозит. А вот всякой черной твари, мы объясним, что значит губить Россию!

С этими словами люди в масках медленно, но целенаправленно шли между замершими в шоке и страхе рядами сидящих людей. Когда они всматривались в лица, даже здоровые мужики отворачивались и опускали глаза, словно не были уверены в своей принадлежности к чистокровным славянам.

— Интересно, почему они натянули маски только в вагоне? — тихо спросил Дрон.

— Заткнись дятел, — зашипел на него Слон. — Какая нафиг разница?!

Толпа скинхедов остановилась рядом с пытавшимся стать невидимым таджиком.

— Ну, чего тебе дома не сиделось? — сочувствующе спросил у него лидер. — Все заработать хотел, да? А ты подумал о тех русских, которые из-за тебя не могут заработать на хлеб, а? Ладно, подумаешь об этом в больнице...