| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В итоге так и сделали. Действительно, на общих планах оператор никаких различий не увидел, причем у меня довольно неплохо получалось копировать жесты и походку Янковского.
— Как это я сам-то не догадался! — качал головой режиссер, в кои-то веки признавший собственный промах.
— А это кого к нам несет? — вдруг воскликнул один из техников.
Мы все дружно повернули головы в сторону, куда он смотрел. Там действительно поднимались клубы пыли, а вскоре мы могли различить кавалькаду, состоявшую из трех машин. Впереди пылил правительственный 'ЗиЛ', затем черная 'Волга', а следом — милицейский 'уазик'. Интересно, что это за шишка к нам пожаловала?
Вскоре все прояснилось, когда с заднего сиденья 'ЗиЛа' выбрался пожилой, улыбающийся человек восточной внешности со звездочкой Героя Социалистического Труда на лацкане пиджака, при котором чуть ли не козликом скакал лысоватый помощник с реденькими усиками.
— Это же сам первый секретарь компартии Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов, — так громко прошептал наш водитель Фархад, что его, похоже, услышали все присутствующие на съемочной площадке.
— Здравствуйте! Вот, приехали посмотреть, как у вас тут снимается кино, все ли в порядке, может, где-то нужно помочь?
— Да вроде справляемся, спасибо, — ответил Тарковский, пожимая руку первому секретарю.
Мы тоже присоединились к рукопожатиям, в том числе и Верочка, ассистентка режиссера, которой Рашидов плотоядно улыбнулся. Не иначе, запал старичок на нашу красотку с первого взгляда. Следом за первым секретарем руки нам жал руководитель Навоийской области, в которую входил этот район пустыни.
Начались расспросы, что да как, все это время рядом выплясывал не только помощник Рашидова, но и фотограф, оказавшийся корреспондентом центральной республиканской газеты.
— Ладно, не буду вас отвлекать от процесса, — сказал Шараф Рашидович, обстоятельно ознакомившись с положением дел. — Вижу, все у вас нормально, и по срокам успеваете. А как закончите — я в вашу честь в Ташкенте банкет организую. Не отказывайтесь, для нас святая обязанность накормить и напоить гостя так, чтобы он всю жизнь потом об этом вспоминал. Отметим, так сказать, успешное окончание съемок.
— Ну до окончания еще далеко, у нас немалая часть будет сниматься в павильонах 'Мосфильма', — улыбнулся Тарковский. — Но за приглашение спасибо, обязательно посетим мероприятие.
— Тогда мой помощник, — Рашидов кивнул в сторону усатенького, — будет с вами на связи. Вот его номер. Доберетесь до Учкудука, там с вокзала позвоните, и как прибудете в Ташкент — вас встретят.
По срокам мы действительно уложились, даже на два дня раньше запланированного закончили. С вокзала в Учкудуке отзвонились по выданному нам Рашидовым телефону, а на ташкентском вокзале нас встречал тот самый помощник, которого звали Мансур. Сначала группу — кроме Веры, которая отправилась в аэропорт за билетами — повезли в гостиницу. Билеты в наличии имелись, так что в Москву завтра в 11.30 мы вылетали все одним рейсом. До вечера оставалось время, и мы решили посетить знаменитый восточный базар.
Оказалось, что в Ташкенте их несколько. Мы выбрали 'Старый базар', что напротив проспекта Ахунбабаева. Слева высился красавец-минарет, куда мы тоже решили зайти, но попозже.
Арбузов пока было немного, в основном предлагали так называемые 'скороспелки'. С дынями та же история. Но, когда мы попробовали предложенную нам дыню сорта 'амири', то решили взять каждый по штуке домой в надежде, что бахчевые выдержат транспортировку. Еще парочку купили поснедать в гостинице, чтобы успеть до вечернего банкета. А вот арбузы были пока не очень сладкие, мы вежливо отклонили предложения настойчивых продавцов.
Вечером за нами приехал специальный автобус, на котором мы отправились в один из лучших ресторанов Ташкента 'Зарафшан'. Ого, да тут нас встречают лучше, чем во время банкета с Брежневым на Дне учителя. Обилие блюд и напитков поражало воображение. Сам Шараф Рашидов поднял первый тост, произнеся какую-то витиеватую речь, с алаверды выступил Тарковский, в этот вечер пивший мало. Как мне объяснили, он в последнее время пьянство не жаловал.
Затем пришло время подарков. Тут первый секретарь разошелся не на шутку. Вручил режиссеру халат небывалой красоты, и честно говоря, глядя на этот подарок, я невольно испытывал зависть. А потом еще и для жены Тарковского шубу из каракуля. Мне достался тоже халат, но попроще, а еще кинжал удивительной работы, с узорами на ножнах, и на самом клинке.
— Я ведь тоже книги пишу, — сказал Рашидов, узнав, что я не только сценарист, но и писатель. — И стихи, и прозу. Последний мой роман называет 'Зрелость', думаю, о чем бы еще написать.
— Пишите фантастику, — ляпнул я, слегка потеряв над собой контроль после нескольких рюмок выпитого. — Вот где простор для фантазии! А то про хлопок и трудовые подвиги, наверное, писать уже надоело?
— Фантастику? У вас же, кстати, тоже фантастика, по которой фильм снимается?
— Есть такое дело. Хотя имеется и современная проза, и военно-историческая. Я вообще разноплановый писатель.
Понимая, что меня повело куда-то не туда, а Рашидову, как якобы писателю, наверняка хочется, чтобы обсуждали его творчество, я сказал:
— Кстати, как прилетели в Узбекистан, появилась мысль почитать ваши книги. Какие посоветуете, с чего начать?
Зря я задал этот вопрос. Минут двадцать Рашидов, забыв о присутствующих, которые, впрочем, уже никого не стесняясь, пили и ели, рассказывал о своем творчестве. А в итоге заставил верного Мансура куда-то бежать и нести мне подарочное издание своей трилогии, состоявшей из романов 'Победители', 'Сильнее бури' и 'Зрелость'. Мда-а, мои книги в таком богатом переплете, с такими потрясающими иллюстрациями, наверное, не выйдут никогда.
— Чем же я отдариваться буду, Шараф Рашидович?
— Какой отдариваться?! Обижаешь, дорогой! Это подарок от чистого сердца. Вы — наши гости, а на востоке гостям дарят самое лучшее.
— А давайте я вам песню подарю про Учкудук!
Честно говоря, озарило меня не вдруг, о песне я вспомнил, как только в разговоре с Тарковским промелькнуло название этого городка. Уж что-что, а эту композицию в отличие от многих других попсовых вещей я все же в свое время запомнил. Правда, в суете съемочных дней мысль о песне как-то погасла, а вот сейчас снова загорелась этакой сверхновой, усиленной действием спиртосодержащих напитков.
Естественно, Рашидов заинтересовался, и с его одобрения я отправился к ВИА, лениво наигрывавшем в углу какие-то восточные мотивы.
— Ребята, имеется несложный мотивчик, давайте по-быстрому подберем ноты, чтобы вы могли подыграть, а песню я, так уж и быть, спою сам.
Музыканты оказались парнями понятливыми, и 'Учкудук' мы выучили минут за десять, если не меньше. Инструмент ни у кого отнимать я не стал, ограничился микрофоном. А вскоре уже весь зал подпевал:
Учкудук — три колодца
Защити, защити нас от солнца
Ты в пустыне спасительный круг, Учкудук.
Песню пришлось дважды исполнять на бис и, судя по довольному выражению лица первого секретаря ЦК КП Узбекистана, и по тому, как он хлопал в такт, эта вещь ему ужасно понравилась.
— Вот молодец, какую песню сочинил! — обнимая меня, воскликнул Шариф Рашидович. — Это ведь Кызылкум и Учкудук воодушевили тебя, правильно?
— Так и было, как только мы высадилась в Учкудуке, и я узнал, что название города переводится как 'три колодца', так сразу песня и родилась, — вдохновенно врал я, не успевая отвечать на рукопожатия приближенных к лидеру Узбекистана чиновников. — Позвольте подарить эту песню гостеприимному народу Узбекистана.
— Это поистине бесценный подарок! — воскликнул Рашидов.
Одним словом, халат и кинжал с книжками я отработал, вызвав в то же время у Тарковского приступ ревности. Внешне это почти никак не проявлялось, но за месяц рядом с режиссером я научился понимать его мысли по малейшим признакам. Вот и сейчас он совсем чуть-чуть прищурился, да еще и закурил, что стало для меня признаком возможного попадания в опалу. Ладно, переживем как-нибудь.
Между тем внимание Рашидова переключилось на нашу ассистентку режиссера. Верочка, довольно неумело играя скромницу, то и дело заливисто хохотала в ответ на все более скабрезные шутки первого секретаря ЦК КП Узбекистана. Под занавес вечера она разве что у него на коленках не сидела. Но тут еще трезвый Тарковский незаметно погрозил ей пальцем, поблагодарил Рашидова за теплый прием, и Верочка вместе с нами откланялась.
На прощание Шариф Рашидович пообещал, что обязательно прислушается к моему совету и попробует написать научную фантастику. Ну да, знаем мы ваше творчество. Небось наймешь пару-тройку малоизвестных писателей, а то вон Брежнев тоже вроде бы сам написал трилогию 'Малая земля', 'Возрождение' и 'Целина'. Но свои мысли я благоразумно оставил при себе.
Из Москвы я решил сразу же отправляться в Пензу, тем же днем, причем на самолете. Хватит поездами ездить, время — деньги, жена уже заждалась. Да и дыня не вечная, хотелось привезти ее домой более-менее свежей.
— Сережа, ничего себе, сколько всего!
Я стоял в дверях, с сумкой через плечо, в которую каким-то чудом запихал трехтомник Рашидова, с дыней в одной руке, с халатом в другой и, улыбаясь, смотрел на любимую супругу. Данька спал, правда, в дальней комнате, но все равно наша встреча проходила вполголоса. Объятия, поцелуи, разглядывание гостинцев из Узбекистана, дегустация дыни... А потом бурная ночь, по ходу которой я понял, как мы соскучились за этот месяц друг без друга.
Глава 2
Лестница на второй этаж слегка поскрипывала, но я посчитал это мелочью. Да, дом не первой молодости, но в целом этот особняк, располагавшийся на улице Лермонтова в Переделкино, мне понравился. Построенный по немецкому проекту, двухэтажный, с открытой верандой, гостиной с кухней на первом и спальнями и рабочим кабинетом на втором, раздельным санузлом... Правда, канализация была не проточная, отходами жизнедеятельности заполнялась специально вырытая под домом яма, которую должен осушать периодически приезжавший в поселок золотарь на своей машине с цистерной и насосом.
Дерево прогнило лишь в одном месте, а именно лестница, ведущая в подпол, но заменить ее было по большому счету парой пустяков. А буквально в двух шагах от дачи текла Сетунь. В прежние времена, говорят, речка была куда полноводнее. По соседству высилась дача Окуджавы, а чуть дальше — особняк Леонида Леонова.
— Как вам дачка, впечатляет? Между прочим, здесь раньше проживал известный писатель и драматург Всеволод Иванов.
— Да-да, наслышан.
Я обернулся к моему спутнику Давиду Израилевичу Раху, представлявшему в Переделкино местную власть. Вроде бы из несостоявшихся поэтов, зато на жилищном поприще карьера у товарища удалась. Пристроился в Переделкино своего рода завхозом, обзавелся массой полезных связей, и писатели с поэтами, артисты и режиссеры, если что случалось, шли на поклон именно к Раху. С ним я планировал завязать дружеские отношения, раз уж такой нужный человек. Но вот распределением дач заведовал Литфонд, и просто так, как выяснилось, приобрести жилье в элитном поселке было нельзя. Сначала я произвел небольшую разведку, побродив по кулуарам Союза писателей, выяснил, как проходит процесс распределения жилплощади в Переделкино. Запомнив фамилию главного в этом деле человека — им был некто Евгений Петрович Мишин — стал думать, как к нему подкатить. И тут позвонил Чарский, с радостью объявивший о том, что Инга стала лауреатом международного конкурса в Сопоте, выиграв 'Янтарного соловья' с песней 'Искала'. Ну я же знал, что этой вещи уготовано большое будущее! Да и девушке тоже, если уж на то пошло.
Между делом я поделился своей проблемой. И тут выяснилось, что Чарский неплохо знает этого Мишина, занимающегося распределением писательских дач. Пообещал закинуть крючок и отзвониться.
Через два дня у нас состоялся новый разговор с Анатолием Авдеевичем.
— В общем, в следующую среду к двум часам дня нам назначено у Мишина, я вас сопровожу. Судя по намекам Евгения Петровича, положительное решение вопроса обойдется в пределах 5 тысяч рублей. Так что деньги захватите. Кстати, вы состоите в Союзе писателей? А, ну тогда нет вопросов, жду вас в среду в Москве.
Вот так, за пять тысяч целковых, я и стал обладателем вполне приличной дачки в знаменитом поселке. После Иванова здесь проживал его сын, известный лингвист, а последние три года дача стояла законсервированной. Надеюсь, Вале, когда я ее сюда привезу, мой выбор понравится. Хотя, честно говоря, выбирать было особо не из чего. Мне предложили три варианта, и этот мне показался самым достойным, с чем согласился и Давид Израилевич.
— Конечно, тут надо бы обои подклеить, здесь пол подлатать, лестницу в подвал поменять, само собой, — бормотал Рах. — Мебель старая, но, в принципе еще добротная.
— Точно, мне очень понравился рабочий стол в кабинете на втором этаже, его я оставлю по-любому. А вот этот шкаф — на помойку.
— Не торопитесь, молодой человек, на помойку всегда успеется. Если надумаете избавляться от шкафа, я сам все устрою. Пришлю людей, и заберу у вас мебель. А вот этот гарнитур на восемь персон оставите, или тоже, того?
Вишь ты, какой рачительный, настоящий Плюшкин. Интересно глянуть на его жилище, наверное, стащил туда все, что плохо лежало. Ну да это его дело, главное, чтобы мне от него была польза.
— Нет, Давид Израилевич, гарнитур я не 'того', стулья добротные, хоть и не гамбсовские, на них еще сидеть и сидеть. Других у меня пока все равно нет.
— Понимаю, вопросов больше не имею. Пойдемте, я вам двор покажу, там тоже немало интересного...
Получив ключи от дачи, и чувствуя себя почти состоявшимся небожителем, вечером того же дня я отправился в Москву. У меня была назначена встреча с Полевым, причем инициатором выступил я. Во-первых, подкупил его якобы новой рукописью, которая, впрочем, на самом деле имела место быть, и называлась 'Азазель'. Да, вот так, я все же рискнул предложить вещь подобного плана к печати, хотя и в довольно прогрессивном журнале. Но, по большому счету, главной целью встречи была отнюдь не рукопись.
На этот раз мы пересеклись в ресторане Центрального Дома литераторов. Место выбрал сам Полевой, когда я попросил его о встрече в неофициальной обстановке. По пути к заказанному Борисом Николаевичем столику ему то и дело приходилось здороваться, да и мне пару раз довелось пожать чьи-то руки. Меня узнавали, тогда как я сам, казалось, всех здесь присутствующих видел впервые.
— Выбирайте, Борис Николаевич, сегодня я угощаю, — великодушно заявил я, открывая карту меню.
— А что, есть повод?
— Можете поздравить, сегодня я стал счастливым обладателем дачи в Переделкино.
— Серьезно?! Ну, тогда и впрямь повод есть. Даже я, и то не сподобился в поселок заселиться.
Узнав, что дача раньше принадлежала писателю и драматургу Всеволоду Иванову, Полевой под рюмочку холодной 'Столичной', которую закусил корнишоном, тут же пустился в воспоминания. Вспомнил историю, как Иванов, выступая на съезде советских писателей, оговорился, назвав Эренбурга Эдинбургом, тем самым едва не доведя Илью Григорьевича до инфаркта.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
