Божественное вмешательство

Божественное вмешательство

Часть 1

Этрурия

Глава 1

Бегу и удивляюсь: тело парит над землей, ноги легко, словно крылья несут по дороге. Вспоминаю о необходимости сосредоточиться на желании. Пробую представить что-то конкретное, но мысли навязывают образы средневековых побоищ, просторных каменных залов и прекрасных женщин. В груди появляется знакомое чувство, и я понимаю — для того, что намереваюсь совершить, мысли не нужны.

Чувствую восторг, опьянение силой, желание сражаться и любить. Что-то еще, невыразимое. Может, просто отвращение к своей нынешней жизни? И вот я снова вижу плавящуюся кинопленку и пиратский нож, чиркающий по стволу пистоля....

Асфальт под ногами исчез. Пережитая недавно легкость в ногах сменилась тяжестью: будто бегу по грудь в воде. Останавливаюсь. Идти не могу, ноги не слушаются. Падаю на дорогу.

Свершилось! Вижу обычную грунтовку метра полтора в ширину. По обе стороны от нее раскинулись виноградники. Я попал!

Слушаю глухие удары сердца, отдающиеся во всем теле, и не замечаю приблизившихся всадников. Только услышав за спиной конское ржание, вскакиваю и не верю глазам: "Римляне! Мать их!"

Едва подумал, как взвыл от боли. Один из них ударил длинным бичом. Скриплю зубами. В груди вспыхивает ярость. Отчаянно бросаюсь на обидчика. Из глаз летят искры.

Очнулся в каком то сарае. Раздет, со связанными за спиной руками. Черт! Ногами тоже пошевелить не могу. Как все началось, так, похоже, и закончится.

* * *

Препод монотонно вещал о сущности и личности человека, а я грустил о проигранных в карты деньгах, высланных мамой на полгода. "Ну, почему я такой? Почему у всех вокруг не бывает таких глупых проблем? Вроде не дурак, но с завидной регулярностью совершаю действия, о которых не только потом отчаянно сожалею, но и понять не могу — как это вообще могло произойти со мной. Словно тогда это был не я!"

Мои мысли органично перетекли к тому, о чем рассказывал Иммануил Семенович — наш преподаватель философии, и так же непредсказуемо втолкнули в воспоминание почти годичной давности.

В начале учебного года мы с Серегой, невероятно гордые поступлением на бюджет, решили обзавестись подругами. А как же! Два самостоятельных пацанчика, безнадзорные — это в смысле, что предки теперь не станут кричать в окно или трезвонить на мобильник, мол, пора домой. Самое время познакомиться с приятными девчонками и нагнать упущенное в школьные годы.

Обсуждение вариантов, где познакомится, было недолгим. Решили мы пойти в пятницу в ночной клуб. Ну и пошли. Полночи просидели за столиком, разглядывая народ.

— Послушай, Серый! У меня складывается впечатление, что мы тут сидим и ждем, пока на нас кто-нибудь из девушек обратит внимание, — прокричал на ухо товарищу. Уж очень шумно играла музыка. Серега, странно улыбаясь, закивал головой.

— Точно!

Отчаявшись услышать от Серого разумное предложение, я, махнув рукой, стал выискивать ту, кого непременно приглашу на медляк. Народ подустал прыгать, и парочка подходящих композиций уже отзвучала.

Вот эта ничего! Фигуристая блондинка с умеренным макияжем, что для меня имело немаловажное значение, интенсивно двигала телом, оставаясь при этом обворожительно грациозной. Уже представив себе, как подойду и что скажу ей, разочаровался, когда увидел долговязого юношу, подкатившего к моей "мечте". Он по-хозяйски обнял ее, похлопывая ладошкой ниже талии.

И тут меня осенило! "Лови рыбу там, где она водится. Если девушка пьет одна, значит, мужика у нее точно нет!"

Бросив Сереге многозначительный взгляд, направился к барной стойке. Получив бутылку воды по цене обеда, я по-партизански, незаметно сканировал барышень на насестах.

В поле зрения нарисовался бородатый мужик, прооравший: "Куры на выход!"

Мной овладел безудержный смех: захотелось пошутить, крикнуть ему, что он — петух.

Ясное дело — промолчал, но фантазия разгулялась, и я предствавил этого пузана в роли куриного вожака. А тут еще девчонки, спустившись на пол с барных стульев, чуть ли не строем двинули за "командиром".

Мой выбор мгновенно снизился до одной кандидатуры, потягивающей через соломинку зеленую жидкость в бокале со льдом. Я толком и рассмотреть ее не успел, как зазвучала композиция KREC "Нежность".

"В твоих красных глазах не было льда", — стою рядом с ней и, не пытаясь кричать, чтобы не выглядеть полным идиотом, протягиваю руку.

"Спасибо тебе, благодарю тебя", — она бросает оценивающий взгляд, и я млею от глубины взгляда темно— голубых глаз незнакомки.

"На южных пляжах венчались", — встает, опираясь на мою руку.

"Сжимали кисти, акустика.

Твоя нежность меня пленила с первых минут"...

Обнимаю ее за талию, сразу наглею, проникая коленом между ног и делая жете, начинаю па.

Я никогда не видел таких красивых глаз — да, ее большие, широко посставленные глаза, открытый высокий лоб, небольшой носик и полные губы, овал лица, все вместе смотрится просто великолепно, — но синева глаз и взгляд, наполненный странным любопытством, останавливают мое дыхание.

Улыбнувшись краешками губ, склоняюсь к ней и шепчу на ушко о том, что не могу долго смотреть в ее глаза, потому что боюсь за свое сердце, то каменеющее, то плавящееся от нежности.

Словно случайно касаюсь губами ее шеи у мочки уха. Она легонько сжимает мое плечо и прижимается щекой к груди, где колотится влюбленное сердце.

Мы танцевали лучший в моей жизни танец.

"Об одном прошу — утешь душу грешную.

Об одном молю — спой мне колыбельную.

Я велю всем птицам замолчать,

Лишь бы ты была со мною нежной, как и прежде".

На последних аккордах я так проникся моментом, что поцеловал ее в губы. Нежно, едва прикоснувшись. Она звонко рассмеялась и потянула за руку к бару.

Потом болтали до утра. Обо всем и ни о чем. Было легко и радостно, пока не появился Серый.

— Я Сергей, — не дожидаясь ответа, галантно поцеловал даме ручку. При этом он просто взял ее за руку, не размышляя о том, как она отнесется к такой фамильярности. — Тебя как зовут?

Я, думая о том, что снова накосячил, поскольку за все время общения не представился и не поинтересовался именем прекрасной незнакомки, начал злиться и на себя и на Серегу.

— Спуриния, — улыбнувшись и не пытаясь освободить руку из лап товарища, ответила она.

Услышав столь необычное имя, я впал в анабиоз. А Сереге пофиг, будто с Наташей или Машей познакомился.

— Пойдемте одеваться. Пора сваливать отсюда, — сказал Сергей и потащил девушку за собой.

Она пошла!

Не понимая, как это возможно, бреду за ними.

Дальше для меня все происходило словно в тумане. Мысли стали вялыми, настроение — ниже плинтуса. Я шел за ними, тихо офигевая от расклада.

Мы спустились в метро. В полупустом вагоне они сели рядом, а я демонстративно — напротив.

Серега достал откуда-то апельсин, и они, словно влюбленная пара, стали увлеченно чистить его, потом кормить друг друга дольками.

Вот с этого момента мысли совсем покинули меня. Я кипел как чайник на плите. Они вышли из вагона. Я едва поспел выскользнуть за закрывающиеся двери. И тут нахлынуло. Какие-то мысли-чувства о том, что я готов совершить подвиг, что-то экстраординарное, невозможное. Только так она меня заметит, обратит внимание!

Перед глазами появилась пленка, точнее, ее проекция, как на экране, когда демонстрируется старый фильм с черточками и пятнами света. Пленка запузырилась и вместо черточек мультяшные нож и пистолет стали тереться друг о друга, будто ствол правил лезвие. Сознание выключилось и вернулось ко мне, выбегающему из метро, на улицу.

При этом бежал я целенаправленно: останови меня кто-нибудь в тот момент, я не смог бы ответить, куда и зачем бегу, но в то же время какая-то цель была!

Я успел! Здоровенный мужик, обнимая за шею одну из девчонок, отвел руку в сторону. В предрассветных сумерках блеснуло лезвие выкидухи.

Хватаю его за рукав и, развернув к себе, отбираю нож.

Тут же выбрасываю его подальше.

И мужик, и девчонки как-то странно смотрят на меня, ничего не предпринимая.

Помню, как закричал: "Девчонки, убегайте!" — и они побежали.

Невысокий и коренастый обладатель лица кавказкой национальности сжал кулаки, присел, согнув ноги в коленях. Наверное, собрался проучить меня.

Андрей Петрович, тренер по айкидо, часто повторял: "Не используйте полученные навыки, чтобы произвести впечатление на друзей. Найдите достойного противника. Тогда поймете, чему смогли научиться".

Сейчас наступил тот самый момент! Я стал в свободную стойку, опустил руки и приготовился к "уходу с линии атаки" и "присоединению".

Врать не буду, было страшно.

— Стойте! — закричал Серый. — Что происходит?

Я оглянулся и увидел бегущего к нам Сергея и стоящую у выхода из метро Спуринию.

Мужик выпрямился и каким-то стеклянным взглядом уставился в небо. Я сбивчиво рассказал Сереге о том, что этот хмырь хотел порезать двух девчонок.

Подошла Спуриния. В ее глазах — ужас.

— Случится беда, — пробормотал кавказец и рванул куда-то.

Такой развязке я был рад.

Мы провожали нашу подругу домой, и я раз пять рассказал о том, что, мол, выхожу из метро и вижу...

Я — герой! Восторженные взгляды Спуринии. Мы идем, взявшись за руки. А Серега вовсю расхваливает меня. Бессонное утро в мыслях о собственной крутизне: девятнадцатилетний парень не побоялся выйти против взрослого мужика!

Встречи со Спуринией превратились в привычку. Порой даже напрягали. Я успел разглядеть в ней изъяны, чувства остыли. Сейчас мне стыдно, но я просто решил уложить ее в постель. Не дала. Мы расстались.

Теперь я не романтик, поссорился с Серегой, проигрался в карты, скучаю на лекциях.

Препод бубнит: "Человек рождается в сущности, а семья и общество формирует его личность. Иногда, личность человека по отношению к сущности может трансформироваться..."

Начинаю понимать, что со мной случилось настоящее чудо: неведомая сила тогда телепортировала меня из подземелья метро к выходу таким образом, чтобы я успел спасти девчонок. И все это произошло потому, что я желал больше всего на свете совершить что-то подобное!

Я размечтался о возможности уйти из этого мира туда, где жизнь была бы другой. Какой? Другой! Чистый воздух, леса и поля, верный конь и меч в руке. Где-то так.

* * *

После озарения на лекции по философии каждое утро на пробежке я пытался увидеть пузырящуюся пленку и нож с пистолетом. Хотел, мечтал снова ощутить то чувство-желание.

Мне пришлось занять денег, вроде как на жизнь. Но я снова умудрился проиграться. Мне тут же заняли, но на игру. И снова выиграли. Вчера звонили и угрожали, объявили заоблачные проценты.

Сегодня утром отчаяние и страх помогли и почувствовать, и увидеть. Теперь лежу связанный, абсолютно голый, избитый и грязный.

Хочу, есть и пить. Как мне плохо! Угораздило же меня попасть в Древний Рим. Шансов нет никаких. Если ты не гражданин, то — раб. Только бы не казнили. Готов служить изо всех сил. Твою мать! Как мне себя жаль...

Самозабвенно рыдаю, с надрывом, во весь голос. Правда, недолго.

Все-таки, если вспомнить философию препода, моя сущность всегда себя проявляла действием и какой-то рассудительностью.

Почти всегда я наблюдал за собой, будто зритель, со стороны.

Вот и сейчас моя жалкая личность сопливила, рыдая во весь голос, а что-то во мне прагматично гнало параллельный мысленный ряд: "Не раскисай! Осмотрись! Все, что Бог ни дает — все к лучшему!"

Осматриваюсь.

Наверное, тут хранили продукты: пахнет зерном и еще чем-то съедобным. Сейчас амбар пуст. Заскрипели двери-ворота. Солнце ворвалось в мою темницу, сразу стало теплее.

В ярком солнечном свете появляются два вояки, типичные легионеры: в кольчугах, с прямоугольными щитами и копьями в руках. За ними мужик в белой тоге и девушка.

Стражник или охранник, дыхнув чесноком, разрезал путы. Пытаюсь встать на ноги. С трудом, но мне это удается. Стыдливо прикрывая причинное место ладошкой, вглядываюсь в лица вошедших. Шепчу: "Abiit, excessit, evasit, erupit (ушел, скрылся, спасся, бежал)", — вдруг вспомнив крылаток выражение от Цицерона.

Вершитель моей судьбы, тот, что в тоге, нахмурился и что-то сказал. Я интуитивно понимаю, что взболтнул не к месту. Он, видно, подумал, что я беглый раб.

Легионеры бьют древками копий по ногам. Падаю на земляной пол. Парни грубо осматривают мое тело, наверное, в поисках клейма.

От страха во мне открывается резервуар вдохновения.

Я вспоминаю несколько цитат на латыни и, выбрав подходящую, кричу, что есть мочи: "Ad cogitandum et agendum homo natus est (для мысли и действия рожден человек)", — легионеры докладывают, что, мол, клейма нет. А мужик, оценив спич, присаживается рядом и бесцеремонно осматривает мои руки.

Что-то говорит, я понимаю только — "философия". С меня снимают ремни. Рядом присаживается девушка.

Доброжелательный взгляд синих глаз кажется удивительно знакомым: "Спуриния?" — хриплю я и теряю сознание.

Во второй раз очнуться было гораздо приятнее.

Похоже, вечереет.

Ощущения, в общем, комфортные: пока валялся в отключке, меня вымыли и одели. Лежу на деревянном ложе, одетый в белоснежную тогу и обутый в кожанные сандалии. Рядом на маленьком стульчике сидит она и что-то ласково щебечет.

"О чем ты говоришь? Я не понимаю ни слова!" — в отчаянии мысленно кричу, от всей души сокрушаясь над этим обстоятельством. Свет в глазах на мгновение гаснет, вижу внутренним взором пузыри на пленке и сознаю, что все понимаю.

Девушка говорила не со мной, а со своими богами. Сейчас она просит у богини Туран (Этрусское божество, у Римлян — Венера, греков — Афродита) здоровья для меня и истины. Хочет узнать, откуда мне известно ее имя.

Я сел, Спуриния встала. Дивясь легкости, с которой произношу непривычные звуки, представляюсь:

— Меня зовут Алексей. Там, откуда я родом, живет девушка как две капли воды похожая на тебя. Ее зовут Спуриния, — страх в ее глазах исчезает, но появляется вопрос.

Я продолжаю, мол, помню только ее, и ничего больше не помню. Не помню, как оказался на дороге. Может, меня похитили и бросили там? Врать так врать, а что еще можно сказать, оказавшись в такой ситуации?

— Что ждет меня в твоем доме?

Спуриния отвечает не сразу. Задумалась.

— Я попрошу отца, что бы ты, Алексиус, стал нашим гостем. Я прямо сейчас пойду, — сказала она и выскользнула из комнаты.

Пользуясь случаем, осматриваюсь: вокруг просторное помещение, в голове проносится определение — атриум.

Две арки из обожженного кирпича — что-то вроде окон, а центральная арка — дверь. То есть именно через нее покинул эту беседку мой синеокий ангел.

Пол украшен разноцветной мозаикой. По периметру — изображения мифических животных, в центре круг, в нем — голова медузы Горгоны.

Стены оштукатурены и побелены. На них розовой и зелеными красками весьма реалистично мастера изобразили колонны, обвитые плющом. За стенами атриума раскинулся сад.