|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Don't you think it's rather funny,
I should be in this position.
I'm the one who's always been
So calm, so cool, no lover's fool,
Running every show...
He scares me so.
J-C Superstar
Мы были безгранично счастливы пять лет, а это не так уж и мало. Но по истечении этого времени я понял, что есть проблемы, к которым привыкнуть невозможно. Их нужно или решать, или игнорировать. А еще я понял, что не могу ни того, ни другого.
У меня есть несколько страхов и одно желание. Не ожидал, что оно реально, ведь я всегда считал себя хорошим человеком в общем и родителем в частности. Однако если оно начинает вытеснять страхи, значит, я переоценил себя, и солидно так переоценил.
* * *
Я всегда знал, что этот день будет одним из самых сложных в моей жизни. Да что тут говорить — любой отец знает об этом с того самого момента, как впервые возьмет на руки свою новорожденную дочь. Я знал, что это будет сложно, но не представлял, что настолько.
Я лишь полагал — проблема будет в том, что парень недостаточно хорош. И даже не думал, какой стороной она обернется.
Темные, тревожные сны мне не снились уже давно, хотя за эти годы случалось всякое. И когда я услышал визг Лекси, то не сразу понял, что это наяву. Скорее я вспомнил то утро, когда моя дочь впервые встретила свою судьбу — нашу судьбу — и то, как страшно испугался тогда, проснувшись. И то, что не сразу сообразил, что она смеется. И сейчас, как и тогда, слыша в ее голосе лишь восторг, зная, что все хорошо — проснулся все в том же темном страхе без имени.
— Папа! — завопила она, вбегая в комнату. — Манола позвонила мне, чтобы поздравить первой!
— Очень хорошо, — пробормотал я. Девочка в день своего рождения, девушка в день своей свадьбы — трудно было поверить, что это один и тот же человек. Она и была девчонкой, черт возьми, ей только исполнилось восемнадцать, но я все равно видел ее тринадцатилетней. Словно время остановилось в тот день, когда она вернулась от Брианы из Нью-Йорка и рассказывала взахлеб о том, что там происходило, а у меня дрожали руки и я, разумеется, не рассказывал о том, что случилось со мной. О таком не рассказывают дочерям, в каком бы возрасте они ни были, нет, не рассказывают. Об этом не говорят даже сами с собой, пытаясь совершить невозможное — забыть. Забыть, как сон. Ведь это был сон, разве нет?..
— Ты что, меня не слушаешь?! Манола ПОЗВОНИЛА! Она заговорила, о боже, и первым ее словом было мое имя, я уверена, это не просто хороший знак, это лучший на свете знак, как ты думаешь? Я сказала, что мне не нужно других подарков, никто же не сможет переплюнуть ее, ведь так?!
— Без сомнения, — подтвердил я, едва вникая в смысл.
— Жаль, не могу рассказать Дэшу, это ведь плохая примета, да?.. я слышала, что это очень плохая примета, но не помню, касается ли это платья или даже разговаривать нельзя, ты не знаешь? А по телефону? Можно?
Я покачал головой, это были трижды риторические вопросы — из Лекси бил фонтан слегка истеричной энергии, так быстро заполняя комнату, что я ощущал настоятельную потребность встать на цыпочки.
— Пап, обожаю тебя, обожаю! — она кинулась мне на шею, сделала по комнате несколько танцевальных па и исчезла за дверью. Снаружи доносился едва заметный, но усиливающийся шум — то просыпался дом, начинались последние приготовления и уже через несколько минут я вынужден буду окунуться в эту суету. Часть меня одержимо хотела просто закрыться здесь изнутри и переждать, но в целом я понимал, что остаться в этой комнате и погрузиться в мысли будет гибельно и нечестно. Чего я хотел больше всего остального — чтобы этот день стал самым счастливым в жизни моей дочери, а еще хотел свалить свои сомнения на стресс и фильм "Отец невесты". Да, мне очень этого хотелось.
Однако я не двигался с места, пока не услышал звук мотора за окном, и, выглянув, не увидел одну из машин семейства Кидман-Риз. Это придало мне уверенности — с кем я мог поговорить, так это с Ризом, и буду рад, если поможет. Обычно помогало. По-быстрому я оделся и вышел из комнаты, готовый увидеть кого угодно... ну, не совсем. Кое-кого я не хотел бы встречать до церемонии. Глупо, но одна мысль об этом побуждала вернуться и снова спрятаться, так что я наступил ей на хребет и сделал глубокий вдох. Дыши, Стоун, это просто паническая атака, и по статистике в такие дни она случается с отцами гораздо чаще, чем с матерями. А поскольку ты — два в одном, так соберись, мать твою, и прекрати вести себя как идиот.
Гости приглашены на одиннадцать, но определенная категория людей бегала по дому уже с самого утра — устроители и те, кто не считал себя гостями. Первой, на кого я наткнулся, оказалась Натали — вспомни дьявола. Не представляю, что она здесь забыла так рано, ведь вряд ли Лекси пригласила ее помогать одеваться. В руке у нее был бокал с мартини, и судя по всему, не первый.
— Стоун, господи боже мой, ты что, обкололся ботоксом? — спросила она, не удосуживаясь тратить время на приветствия, и я вздрогнул, будто увидел призрак Шор, настолько похожа была интонация. Десять лет ничего не напоминало мне о Шор, это было как сдернуть пластырь с давно зажившей раны. Мы дружили три года, почему я раньше не замечал, как много в них было общего? — Ну конечно, при таких деньжищах можешь позволить себе лучшие кабинеты...
— Я тоже рад тебя видеть.
Натали не сводила с меня глаз, цепко ощупывая с ног до головы, ощущение не приятнее ректального обыска в аэропорту. Да, мне уже давно не сорок, но я по-прежнему выгляжу на сорок, в отличие от Натали, чьи "под пятьдесят" маршируют по лицу всеми своими гусиными лапками, или как их там называют. На самом деле это странно, что за десять лет лишь Лекси выросла, и мне одному заметно повзрослел Дэш, а я хорошо если пару лет прибавил. То же можно сказать и про Бриану, и вряд ли тайна кроется в голливудской диете и пластической хирургии. Я говорил об этом только с Ризом по причине схожести проблемы, если цветущий вид можно так назвать, — они оба тоже застряли в промежутке около сорока, кроме Хоши, на которой возраст, похоже, не отражался вовсе. Тогда он рассмеялся и сказал, что нам повезло не раз и не два. Я понял, что теория его мало волнует, и решил брать с него пример. В конце концов, в наших жизнях было достаточно необъяснимого, чтобы игнорировать мелочи, какими бы приятными, невероятными и пугающими они ни казались.
— Объясни мне, как вам удается оставаться на плаву? У вас цены — "Серендипити" курит в углу, блюда — с бабушкиной кухни, а поди ж ты — очередь на полгода вперед. В чем секрет, Стоун?
Я едва усмехнулся. Все, кто знали секрет, — Бруно, Глэм, Шор, Кейн и его парни — давно уже не могли им поделиться, и нас устраивало такое положение дел.
— Мы тщательно моем тарелки, поверь, это уже половина успеха.
— Ясссно.
Натали все еще смотрела на меня, и я понимал, что разговор не окончен, как бы мне этого ни хотелось. Начинать издалека — не слишком на нее похоже.
— Ты не можешь хотя бы на свадьбе забыть о деньгах?
— Проблема совсем не в них. Стоун, ты уверен, что наша дочь должна выходить за него?
Я хотел ответить, что Лекси перестала быть ее дочерью в тот миг, когда ее сгрузили у дверей квартиры вместе с чемоданом, и что я несказанно рад поддерживать статус кво и дальше, а вместо этого лишь переспросил:
— Что?..
— Ты слышал.
— Я слышал, что это не помешало тебе взять его деньги. Что ж не отказалась?
— Ух ты, праведный гнев, — Натали сделала жест рукой так резко, что едва не пролила коктейль. — Думаешь, ему вообще можно отказать?
— Я отказывал.
— Ага. В мелочах. Попробуй по-крупному — и увидишь его настоящего.
Она повернулась, чтобы уйти, и тут я схватил ее за запястье. Не знаю, что на меня нашло.
— Что. Он. Тебе. Сделал?
Я был уверен, что она просто рассмеется мне в лицо. Но Натали только сжала губы — я помнил это выражение, хотя не видел его много лет.
— Точно не знаю. Но когда он сделает то же самое с нашей дочерью, надеюсь, ты найдешь нужные слова.
Она ушла, а я остался. Мимо бегали какие-то люди, делая последние приготовления, для украшений завезли не те цветы, и Джейн, глава этого кошмара, вопила, что пара еще не определилась с песней для первого танца. Касательно песни — казалось бы, чего проще, Дэшил, конечно, был за "Мун Ривер", а Лекси — за танго "Por una cabeza", то самое, из фильма "Запах женщины"... и когда они позвали меня в судьи, я будто оцепенел. Я же должен быть на ее стороне, всегда, но я НЕ МОГ голосовать за это чертово танго, никак не мог, язык не поворачивался... и тогда Дэш выручил меня, помню — просто свернул разговор на выбор торта. Там тоже были разногласия, но я хоть был способен судить без зазрения совести...
В общем, по дому гулял торнадо, во дворе вообще свершался маленький Армагеддон — не сравнимый, впрочем, с тем, что зрел в моей душе. Поэтому, наткнувшись на Элиса, я был рад его видеть. В кои-то веки.
Конечно, я предпочел бы поговорить с Ризом — он единственный мог меня понять, даже когда я сам не знал, на что жаловаться. Никогда не мешает поговорить с тем, у кого есть дочь — и не только дочь... А Элис... Хоши была большим мудрым ребенком, но от Элиса у меня всегда бегали мурашки. На самом деле я всегда считал его аномалию наиболее приближенной к нашей, хотя у него никогда не бывало разделения на свет и тьму, он казался очень и очень цельным. Может, не всегда — но таким я его знал.
— Я привез подружку невесты, — сказал он, поднявшись ко мне на несколько ступенек.
— А... где Риз?
— Скоро приедет — мы забыли "что-то старое", или как-то так. Мои поздравления, Льюис.
— И вам, — ответил я первое, что пришло на ум. Нет, рядом с ним определенно трудно было расслабиться. — Слышал, Манола заговорила.
Он чуть улыбнулся, будто это ничего не значило.
— Моя дочь всегда говорила со мной.
— Моя тоже.
Элис посмотрел на меня чуть пристальнее, склонив голову, а потом вдруг коснулся ладонью моего плеча. Никогда прежде не видел, чтобы он трогал кого-то не из своей семьи. Он коснулся — и вдруг наступила осязаемая тишь, будто оба мы попали под прозрачный колпак.
— Как это...
— Научился у Хоши, — улыбнулся он снова, дежурно, но у него все улыбки такие. При этом освещении глаза Элиса казались почти нормальными. Мне всегда казалось, что он видит меня насквозь — хотя, в общем, так и есть. И это вызывало легкое беспокойство, что, если подумать, характеризует меня не с лучшей стороны. Это просто значит, что мне есть что скрывать. — Льюис, чего ты так боишься?
Я глубоко вдохнул и выдохнул. Если б я знал.
— Если бы я знал...
— Разумеется, знаешь.
Это прозвучало так уверенно, что помогло — а может, то, что Элис стоял так близко, и все оказалось вдруг таким прозрачным. Вряд ли я стал бы говорить с ним обо ВСЕХ моих страхах, но о некоторых — почему бы и нет?
— Что... ну как... например — что войду однажды в его комнату, а его нет. Как боялся входить в комнату Лекси, когда мать ее вернула, боялся, что это был только сон... Он же лайт, он может в любой момент просто...
— Он не лайт, иначе его бы здесь не было, — ответил Элис спокойно. — И это не то, чего ты боишься.
Я молчал, меня кидало в жар от одной мысли, что кто-то так четко видит несказанное. Пусть даже Элис, для которого условности — пустой звук, потому он и рассматривал меня с легким искренним недоумением. А потом добавил:
— Риз говорит, что люди не говорят правду вслух по какой-то причине, и выпытывать неприлично. Так что я и не буду.
— А ты... знаешь, о чем думает Дэшил?
Он сузил глаза, будто размышляя.
— Чаще это лишь тревога, но иногда... Понимаешь, о чем я?
— О том, что он опасен?.. — брякнул я и прикусил язык. Ну я и дебил.
Его брови едва заметно приподнялись.
— Не представляю, зачем ты это сказал, ты же так не считаешь, он тем более. Дэшил скорее сам умрет, чем причинит вам вред. Ты такой странный... хотя не спорю, я многого не понимаю. Риз меня не торопит, говорит, на все нужно время, кому больше, кому меньше.
Я вздохнул.
— Люди действительно странные, и тебе действительно понадобится время.
— Возможно, но Дэшила это не касается. Послушай... ты уверен, что я могу рассказывать что-то такое? Риз все время говорит что-то про тайны и частную жизнь...
— Решай сам. В конце концов, тебе не раз придется принимать такие решения.
Еще секунду Элис промолчал в раздумье и наконец сказал:
— Мне все ваши тайны одинаковы, но ладно. Все просто — он думает, что ты хочешь дать им с Лекси жить своей жизнью, вот и все.
— Он тебе сказал?..
— В каком-то смысле. Это едва ли не единственная мысль в его голове сейчас, а еще беспокойство. Море тревоги. Знаешь, по-моему, самое простое и конструктивное решение таких вопросов — разговор. И я не понимаю, почему вы так часто игнорируете ближайший путь. Но, как было сказано, я многого еще не понимаю.
Я понятия не имел, что на это ответить, но Элис в ответе и не нуждался. Он только еще раз коснулся моего плеча и пошел вниз, словно мы и не говорили. В том числе и о том, что так навязчиво крутилось в моей собственной голове, и что я так и не облек в слова.
— Осторожно! — ухнуло что-то прямо у моей головы, и я едва разминулся с одним из работников, волочащим музыкальную колонку. Вместе с этим тишина рассыпалась звонкой пылью и снова навалился шум. — Мистер Стоун, откуда вы взялись, я вас не заметил!
Я лишь выдохнул, провожая Элиса взглядом. Хотел бы я быть им. Ими. Воспринимать мир как они, без условностей и сложностей. Когда-то в редком порыве откровения я спросил у Риза, как ему удается и как мне научиться, он лишь снова рассмеялся и ответил, что у него таких проблем нет. А у меня все отлично получается. Дэшил на порядок сложнее, такова его природа — его просто невозможно любить полностью платонически, и мне остается принять это и жить дальше. И да, я научился с этим жить, я целую его на ночь так же, как и мою дочь, уже десять лет, и все у нас прекрасно. И да, я был рад тогда, что Риз не умеет читать мысли, очень рад.
Дать жить своей жизнью? Но ведь я и сам это планировал... какое-то время.
На самом деле основную часть времени, что мы провели втроем в этом доме, я не думал вообще ни о чем, хотя, может, и следовало. Я наслаждался, будто предчувствуя, что с каждым глотком дно все ближе и ближе, а потом Лекси просто исполнилось восемнадцать, и они сообщили мне дату свадьбы.
Как ни странно, Бриана оказалась среди тех немногих, кто понимает без слов, остальные же постоянно интересовались, почему никто еще не занял моего сердца. Я пожизненно прописан в топ-10 самых желанных холостяков, но в какой-то момент Бри просто перестала знакомить меня с "хорошими девушками из приличных семей" и вообще закрыла эту тему, настолько глухо, что однажды я не выдержал и сам поднял вопрос. На что она невозмутимо ответила: "Детка моя золотая, никто не станет спать на дерюге, попробовав египетский хлопок", — и от неожиданности я залился краской, как подросток, хотя это было за год, за целый год до того, как у меня появился для этого повод...
Столько лет прошло, а будто вчера было. Я сделал еще один шаг по лестнице... и внезапно внизу открылась дверь, повеяло таким привычно-сладким... и я не стал дожидаться, когда запах обретет плоть. Я развернулся и почти бегом рванул наверх, на крышу, туда, куда не достанет этот шум и суета, где я смогу наконец перевести дух и собрать то, что расползалось под пальцами — если получится. Мне вести дочь к алтарю — я просто должен, должен быть в форме, и все тут.
На крыше мы соорудили убежище, в котором абсолютно не нуждались до сегодняшнего дня. Это была лавочка-качели, милая старомодная вещь, незаменимая для того, чтобы по вечерам пить на ней кофе и любоваться тьмой города, хаотично расцвеченной огнями и расчерченной стробоскопами. Но сейчас был день, а у меня был виски, припрятанный здесь на всякий случай, хотя и вряд ли на такой. И я дал себе слово, что выпью только пару глотков. Только пару.
Не уверен, что сдержал бы его, если бы от хлопнувшей двери ополовиненная бутылка не выскользнула из рук и не разбилась вдребезги.
Дэшил бесплотной тенью обошел качели и остановился передо мной, то, что я видел — он был без пиджака, рубашка навыпуск, манжеты расстегнуты. Это все поправимо, самое сложное — волосы, а их, похоже, расческа еще не касалась.
— Ты не причесан, — сказал я тихо, первое, что пришло на ум.
— Успеется.
Наконец я решился, взглянул. Дэшил не улыбался, он казался напряженным, а синева глаз — вязкой, будто застывающее стекло. Линзы линзами, а здесь в солнечный день ему было некомфортно. А может, от чего другого, не знаю.
— И не одет. Дэш, церемония на носу, а ты...
— Вы тоже.
— Не я же сегодня женюсь.
Внезапно он опустился вниз, медленно, и пряди с алыми краями поползли по моим коленям.
— Да, хорошо, что напомнили... Знаете, мы с Лекси тут подумали на днях... все просто шло своим чередом, как мы и хотели, но я ведь даже не попросил у вас ее руки. Я даже не знаю, хотите ли вы этой свадьбы.
— А это что-то изменит?
— Это изменит все.
Я ожидал услышать что угодно, только не такое, я снова взглянул на него, пока тугие шелковистые петли потихоньку стягивали мне руки.
— О чем ты говоришь, Дэш?
— Если вы против, ничего не будет. Не беспокойтесь, Лекси поймет... я просто хочу вам счастья.
— А кому больше? Мне или Лекси?
Что-то в груди заныло и дрогнуло от собственных слов, а его глазам чуть прибавилось глянца, только и всего.
— Не говорите так, вы знаете, как я люблю вас обоих. Но она в порядке, а вот вас что-то тревожит, и я не могу это игнорировать, простите уж.
Что-то тревожит, он серьезно? Я не ответил, лишь приподнял руки в жесте капитуляции, и Дэшил пересел рядом на скамейку, не освобождая от пут. Чтобы не тянуть его за волосы, пришлось повернуться и приблизиться — то, чего я сейчас планировал меньше всего.
— Значит, ты сделаешь ей больно, чтобы не делать больно мне?
— Вы знаете свою дочь, она откажется сама. Льюис, я не читаю мысли. Придется поговорить со мной, или гости начнут волноваться.
Алые кончики прядей освободились и гладили мне ладони, я опустил глаза и больше не мог их поднять.
Тогда Лекси было тринадцать, Бри увезла ее в Нью-Йорк — первый в жизни мюзикл и бесконечные магазины Мэдисон-авеню. Мы с Дэшилом в тот вечер остались дома, пили шампанское за удачную сделку, пили и пили, пока оно не закончилось, потом — не помню, как это вышло — заговорили о танцах, он сказал, что всегда мечтал научиться танго, а я сказал, что учился, давным-давно. Потому что Натали возжелала его в качестве первого танца новобрачных, то есть нас.
Дэшил тут же понудил меня откопать копию видео — Лекси хранила ее только из-за убийственно элегантной Брианы и дедушки, которого так и не успела узнать. Мы смотрели запись в моей комнате и смеялись до слез, и он сказал, что у меня выходит просто отлично. А потом мы включили музыку, то самое танго "Por una cabeza", потому что "Кумпарситы" не нашлось. И танцевали... а потом...
Шампанское — единственное, что разит меня наповал, а его было так много, и с какой-то секунды все поплыло и смешалось. Погасли лампы, остались только звуки, прикосновения и запах — обволакивающая ваниль. И танец стал объятием, а может, всегда им был, таким, что жарко и не держат ноги. Они недолго держали, ноги... И ведь не порыв, не одурь — неторопливость, будто столько еще впереди, неспешность и плавность в кромешной синеве, и под пальцами шелк и атлас. И такое наслаждение делать кого-то счастливым лишь тем, что позволять делать счастливым меня... делать то, что он хочет и так хорошо умеет. Умеет так, что сомнения остаются за порогом, за захлопнутой дверью, в немой пустоте дома. И принимая это, и отдавая столько раз, что не сосчитать, купаясь в звуках и задыхаясь на взлетах, часть меня все же знала, что утро придет. Оно всегда приходит.
А утром все рухнуло на меня котлом ледяной воды, на той самой грани, когда еще не знаешь, сон то был или явь. Хуже всего то, что шло время, но я так и не понимал. Больше всего на свете я хотел, чтобы это было сном, только вот от моего желания он не становился менее реальным.
А потом вошел Дэш в своей белой шелковой пижаме, немного сонный и бледный, принес две чашки кофе и расческу — так чертовски КАК ОБЫЧНО, что не оставалось места ни страху, ни памяти. Он спросил, не болит ли у меня голова после вчерашнего, и попросил расчесать ему волосы, поскольку Лекси еще нет, и я думал, что буду рыдать от счастья или от горя, зарывшись в эти пряди, но к концу процесса мысли истаяли, расслоились, приобрели неверность и шаткость. И та самая рациональная частичка, точно знавшая, что это был не сон, осталась в меньшинстве — хотя никуда и не исчезла. И мы пили кофе и говорили о Лекси, а потом поехали за ней в аэропорт, и все, что было или не было, осталось запертым в спальне, потихоньку впиталось в стены, в мебель, незаметно, как тепло ночника или волос лайта в "ловце снов".
Мы никогда с тех пор не говорили об этом — если было о чем говорить. Я боялся, что не смогу больше уснуть в этой благоухающей снами комнате, на этой пропитанной сладким кровати, но ошибался. Нельзя сказать, что все изменилось, нет, только иногда приходилось просыпаться с тем ощущением в руках, на губах, по телу — шелк волос и атлас кожи, ваниль с легкой горечью. Элис прав — проще всего, конечно, было поговорить и все прояснить, но Дэш молчал, а меня даже мизерная вероятность реальности этого сна приводила в ужас. Сны я еще мог вытерпеть, но такая явь была мне не по зубам, и последующие пять лет тому доказательство. И сегодняшний день в особенности.
— Льюис, чего вы хотите? — Голос Дэша упал до шепота, и я чуть склонился к нему, чтобы лучше слышать, хотя вряд ли в этом была нужда. — Сделаю все что угодно, клянусь. Все, что скажете. И если вы сомневаетесь, что Лекси будет счастлива со мной, я приму это без возражений, честно. Вы отец, вам лучше знать. Я даже шанса у вас не попрошу, потому что если за десять лет не убедил, то сейчас уже вряд ли...
И тут я почувствовал себя таким дураком и долбаным эгоистом, что чуть не заплакал. Лекси — вот о ком я должен думать, а не о своих идиотских снах и эротических фантазиях, и Дэшил не виноват в том, как реагирует моя физиология на его феромоны. Господи, да люди тратили сотни тысяч, сходили с ума и убивали себя из-за него, с чего я взял, что будет легко? Главное, что меня не беспокоит его дикая тьма, что я доверяю ему как самому себе, что не боюсь за жизнь своей семьи — что он, черт возьми, и есть моя семья. А с остальным я справлюсь, сколько бы времени ни ушло, и ничего не испорчу, чего бы это ни стоило. Перееду в другой дом, Лекси пойдет в колледж... и мы уже не будем видеться так часто... от этой мысли голову сжимала удушливая тоска, но такова жизнь. Она будет традиционной, как эта свадьба, включая голден ретривера и внуков с синими глазами. Я наклонился еще сильнее, так, что мы почти соприкоснулись лбами — у меня тоже не осталось голоса.
— Убедил, меня? Дэш, да ты соображаешь, что несешь? Да ты столько дал нам, мне и Лекси, будто до тебя чего-то не хватало... Ты свет в нашей темной комнате, так что же я могу пожелать дочке, как не такого счастья навсегда?
— Это здорово, — прошептал он в ответ, и хватка на запястье ослабла, повисла скользящей, ласкающей петлей. — Но у вас все равно есть право спросить, так что... Только пожалуйста, не спрашивайте, кого из вас я люблю больше... просто спросите — люблю ли я Лекси, готов ли на все ради нее, и я отвечу искренне, не сомневайтесь.
У меня сводило челюсть, но я справлялся. Труднее всего было отодвинуться, хоть немного, чтобы просто увидеть его лицо.
— Я не собираюсь ничего спрашивать. Только идиот не разобрался бы за десять лет, а я ведь не идиот?.
Дэш улыбнулся, как-то знакомо горько, а потом обнял меня, на корню погубив все прежние попытки. Хотя это было уже совсем не так. Это было правильно, без разрушений и терзаний, так, как и должно.
— Нет. Вы очень умный, детектив Стоун.
— Надеюсь, что так. — Я отстранил его — почти с легкостью — и волосы беспорядочно заструились по груди. — Только одеться-то мы успеем, а что с этим делать, ума не приложу. Дэш, ты слышишь? Чему тут радоваться?
Он пожал плечами, не прекращая улыбаться, а потом пряди жутковато вздрогнули, распрямились и за секунду легли сами собой в идеальную конструкцию, никаких шпилек и лака, сама простота и красота. Я только выдохнул сквозь зубы.
— И ты всегда это мог? Ну ты... Что ж нам голову морочил?!
— Мне просто нравится, когда это делаете вы. Вы с Лекси. Простите, если это было в тягость.
— Конечно, не было. — Я коснулся пальцем упругого произведения искусства и на всякий случай спросил: — А Бруно знал?
— Если и знал, то не подавал виду.
— Дэшил Уинтерс, только вздумай повернуть голову!
Он послушно замер, глядя мне в глаза, а потом медленно отвернулся. Поскольку я не был упомянут, то взглянул — и оно того стоило.
Лекси была просто ослепительна, она выбрала самое верное платье из четырех, предложенных домом Риоко, — никакой фаты, простое, длинное, усыпанное прозрачными похожими на слезинки камешками с голубым оттенком, и те же крохотные капельки украшали ее распущенные волосы. Я знал, что увижу самую красивую из невест, но к этому нельзя быть готовым. Единственное, из-за чего я тут же не окаменел от восторга, были выглядывающие из-под подола пляжные шлепанцы ядовито-оранжевого цвета, в которых она обычно бегала по дому..
— Ну как я? — Она нервно развела руками. — Нормально?
— Это... Лекси, я... Ты просто...
— Спасибо, пап. Дэш, я только хотела убедиться, что ты не передумал и мне не придется выходить за Хано.
— С чего мне передумать? — Он говорил спокойно, и моя реакция, похоже, не заинтриговала его. Думаю, он чаще меня представлял, как будет выглядеть Лекси в день свадьбы. — Я просто просил у Льюиса твоей руки.
— Правда? — фыркнула она. — И что он ответил?
Наконец я обрел дар связной речи и сказал:
— Что вы прекрасная пара.
Никогда в жизни не хотел обнять ее сильнее, но побоялся, что развезет обоих. У нее и так, несмотря на браваду, макияж под угрозой.
— Точно? — теперь дочь уже почти шмыгала носом. — И с чего ты взял?
Я отлично знал, когда Лекси на грани, и сейчас было похоже на то. Она и так позже всех поддалась этой предсвадебной истерии, держалась до последнего... Ситуацию надо было спасать, и быстро, до церемонии оставалось меньше получаса. Не глядя, Дэшил протянул ей руку, и она сжала ее крепко-крепко.
— Ладно, не веришь мне — поверь универсальному тесту, разработанному институтом Холи Матримонити имени профессора Стоуна.
— Чего?.. — растерялась она. Но отвлекающий маневр явно сработал.
— Итак, собрались, отвечаем на счет три — Буч или Санденс? Раз, два...
— Санденс, — сказали они хором, и плечи Дэшила вздрогнули от смешка.
— Харли или Мальборо? Раз, два...
— Харли, — снова в унисон, и тут Лекси уже не выдержала и расхохоталась. — Это ТАК просто!
— Тогда сложнее. — Наморщив лоб, я принял самый что ни на есть сосредоточенный вид. — Кто из "Великолепной Семерки"?! Раз... Два...
— О`Рейли!!!
Я с недоверием взглянул на профиль Дэша — он был непроницаем. Надо же, три из трех. Самому мне всегда нравился Бритт, хладнокровный и неагрессивный убийца, но не меня тут на совместимость проверяют.
— Вот видишь. — Я вдруг почувствовал, что мне сжимает горло, и не от смеха. — А теперь брысь одеваться — по очереди! Кстати, с песней определились?
— Файн Френзи, — ответила она, не оборачиваясь, и Дэш только кивнул. После трех-то из трех это вообще мелочи...
* * *
Когда я вышел, гости уже собрались и ожидали появления невесты. У алтаря стоял Хано Деар, приятель Лекси по школе, — единственный, с кем общался Дэш, а с другой стороны — Манола и Лориан, тринадцатилетняя сестра Хано. Честно говоря, в отличие от брата, она никогда мне не нравилась — Лекси в ее возрасте была девчонкой с косичками, а на Лориан с ее кокетством и ужимками опытной светской львицы я без отвращения смотреть не мог. Хотя все они, бесспорно, будут украшением массового фото. Чем не обделила природа семейство Деар, так это красотой. Мельком на задних рядах я заметил парня, с отсутствующим видом разглядывающего толпу, — копия Лориан, ее золотые волосы и осанка египетской аристократии. Видимо, тот самый брат, которого я никогда не видел. Бриана в обалденной шляпе и ее Джордж уже заняли свои стулья впереди, Натали тоже приземлилась — лучше ей и не вставать после стольких-то коктейлей. Хоши всегда появлялась внезапно, иногда это казалось невозможным — возникала за спиной, выходила из пустых комнат — вот и сейчас испугала меня в энный раз. Никогда не привыкну. Элис и Риз уже были на местах... все, кого я хотел видеть в первую очередь. Мы не делили места на родню жениха и невесты — с биографией Дэша это было бессмысленно.
И вот этот момент настал. Александрия сменила шлепанцы на туфли и с блеском доказала некоторым, что ей не грозит потеряться на фоне жениха Платье было "новым", туфли — "старым" (у Хоши вечно скапливались горы обуви, обреченной пожизненно скучать в шкафах), украшения — "синим", а перчатки Бри — "одолженным". Надо же, Натали она в свое время их не предложила — сказала, что у нее короткие пальцы...
У меня все еще периодически сдавливало горло, но независимо от этого я точно знал, что все пройдет хорошо. И я вел к алтарю неземную красавицу, и Бриана изящно промокала глаза кружевным платочком ручной работы, и я даже не запнулся, отвечая на вопрос: кто отдает эту женщину? Я не чувствовал, что отдаю ее, и что его отдаю — тоже не чувствовал, нисколько. Хотя и собирался это исправить.
Новый дом, колледж, что там еще... Все получится. Должно получиться.
Дэш не сводил с Лекси глаз, и я был благодарен за это. Насколько я знаю, им нравились две песни "A Fine Frenzy" — они выбрали Near to You для первого танца, и отлично, несмотря на сомнительный текст. Потому что вторая называлась Good bye my almost lover.
Я смотрел, как они танцуют, и у меня кружилась голова. Так тебе и надо, Стоун, надо было после праздника пить, а не до. Хотя пьяным я себя не чувствовал, разбитым — да, уставшим — да, и то, что этому не было физической причины, раздражало вдвое. Я стоял там и старался получать удовольствие от дня, который должен был стать самым счастливым и в моей жизни тоже.
Музыка давно поменялась, неподалеку Лекси уже танцевала с Хано, а Дэшил — с Бри, потом Хано уже танцевал с сестрой, а Лекси — с Ризом. Мне казалось, что я закрыл глаза только на секунду, когда чьи-то прохладные пальцы заползли в ладонь.
— Можно вас пригласить?..
Секунда прошла, и мы с Дэшилом уже стояли в центре зала. А вокруг все веселились, и никто не обращал внимания.
Я был в ступоре, едва переставляя ноги. Рядом, о чем-то молча, кружились Манола и Элис.
Дэшил выглядел просто волшебно — в прямом смысле, потому что его кожа едва ли не светилась, а глаза переливались, словно "слезинки" с платья Лекси. Он обнял меня за шею, горячо пахнув таким почти болезненно знакомым ароматом сладкого сна, и я не выдержал — уткнулся ему в плечо, прижимая к себе. Слабак.
И тогда он шепнул мне на ухо:
— Ничего не было.
Прошла минута, прежде чем до меня дошло, и я чуть отстранился. Он глядел в упор, и в синих глазах мерцало что-то похожее на укор, а может, повинность.
— Что?
— Говорю, не было ничего. Тогда. Это был сон, вы же знаете, я могу навеять... — проговорил он по-прежнему шепотом. — Простите меня, я не хотел. Но вы тоже хороши, столько времени в себе держали... Почему не сказали мне, целых пять лет... мучились.
Я должен был почувствовать громадное облегчение. Гигантское. Всеобъемлющее. Только оно что-то опаздывало. Не потому, что не поверил — Дэшил врать не умеет, мне тем более, а по причине, о которой даже думать не хотелось.
— Я решил, не о чем говорить. А тебе кто...
Дэшил лишь сделал движение подбородком в сторону Элиса, уступающего Ризу право танца с дочерью.
— Понятно.
— Боже, Льюис, ну вы даете. — Теперь он держал руки на моих плечах, как девочка из приличной семьи на первом балу. — И все равно разрешили нам с Лекси, хотя и думали... Льюис, я вас не заслужил, я не знаю, что хорошего сделал за то, чтобы встретить вас.
"А я?", — пронеслось в моей голове, но только там.
— Ты... делаешь это каждый день.
— Обнимите меня еще, пожалуйста.
Меня хватило только на кивок. А еще — коснуться губами виска, закрыть глаза и вдохнуть горьковатую ваниль, и дышать ею без возможности надышаться, хотя бы пока не закончится танец.
— Все хорошо? — Лекси привычно вклинилась между нами, желая потанцевать со мной, но я просто вернул ей Дэшила. Мне нестерпимо хотелось сесть, а еще лучше лечь, и желательно в кому, очень хотелось.
— Идеально, милая.
Я вполуха слушал Бри, подсевшую за мой стол, а вокруг началось настоящее веселье. Девчонки забрались на сцену, и новообретенный голос Манолы оказался чист и пронзителен, даже слишком, если бы так не ласкал слух. Три блондинки, обнявшись, пели "Girls Just Want To Have Fun", и одна из них сегодня перестала мне принадлежать, и я сам собирался приложить к этому все усилия.
Беда в том, что для усилия нужны силы.
* * *
В конце концов, новобрачные уехали в отель, традиционно волоча за машиной связку гремящих банок, а надпись "Молодожены" Хано лично вывел на заднем стекле взбитыми сливками. Через несколько часов празднование стало сходить на нет, и с трудом осилив проводы гостей, я поднялся в свою комнату. О сне не было и речи. Я лишь пялился во тьму опущенных век, вспоминая, на каком этапе еще мог повернуть назад, — и не мог вспомнить. Хотя какая теперь разница? В любом случае, я этого не сделал.
До рассвета оставалась еще пара часов, когда вдруг раздался стук в дверь, и я вздрогнул, как утром на крыше, потому что дом был пуст, а гости обычно не являются за полночь.
— Я войду?
— Почему ты здесь?
Это не звучало как "да", но Дэшил все равно вошел, секунду постоял у двери и присел на край кровати.
— Мы все здесь... в смысле — я и Лекси. Мы вернулись еще два часа назад, не смогли там уснуть. Не дома. Вошли тихо, чтобы вас не разбудить. А потом я услышал, что у вас музыка играет, и...
— Где Лекси?
— Спит, устала очень. И хватила лишнего. — Он подполз ближе, сел рядом, и я уже не двигался, обреченно глядя ему в глаза. — Знаете, я ведь неправду сказал тогда.
У меня, наверное, ненадолго остановилось сердце, потому что во взгляде Дэшила блеснула обеспокоенность.
— Вы побледнели, вам плохо?
— Нет, нормально... Продолжай.
— Ну, когда сказал "О`Рейли". На самом деле мне нравится Бритт, но я знал, что скажет Лекси. А так хотелось три из трех.
Я выдохнул. Очень медленно.
— То, что ты знал правильный ответ, уже зачет.
Он помолчал, долгую минуту, а потом осторожно произнес:
— А что, вы думали, я сейчас скажу? Что... то был не сон? Вы этого испугались?
Отрицать не оставалось смысла, он видел в темноте лучше дюжины кошек, а мое лицо, видно, было красноречивым.
— Льюис... — Внезапно Дэшил уронил голову мне на колени одним скользящим движением, а его прическа стала расползаться, прядь за прядью, будто перекинули кувшин с уже застывающей смолой. Казалось, что я и чувствую этот растекающийся жар. — Простите меня, это моя вина. Мы просто выпили, и было так сложно отказать себе, тем более что вы тоже... — Я молчал в ступоре, ожидая чего угодно, и он продолжал: — Льюис, я ведь поцеловал вас тогда... когда вы почти отключились. И ушел, клянусь. Я не подумал, что может случиться, простите...
— Ты сделал что?.. — нервный смешок был заткнут ладонью, но она не смогла сдержать остальное — я смеялся, закрыв лицо руками, а потом просто согнулся, уткнувшись в Дэшила, будто в него целиком, оплетенного ароматом этой всесильной пряности. Я вдруг осознал, что почувствовал, танцуя с Дэшилом сегодня посреди зала или тогда в полумраке этой комнаты, — все это самообман, рано или поздно я с треском проиграю, а может, он. И поцелуями тут не обойдешься. И я не смогу жить в разлуке с ними, и они не смогут. И я сам виноват, что позволил этому зайти так далеко только потому, что, видите ли, был уверен в своих силах и благоразумии. И ни в чем я не виноват на самом деле, а он — так еще меньше. — Один раз?
— Тогда один... Правда, долго.
— Как долго?
— М-м... ну, минут двадцать...
— О боже. И как оно было — приставать к трупу?
— Так вы же... не совсем спали, вы...
— Ясно, проехали. А что значит "тогда один"?
— Еще раз в июле после вечеринки, вы на террасе заснули, и... Но тогда не так долго, честно. — Он покаянно вздохнул. — Простите меня, а? Просто вы никогда не делали этого после того, как... ну, вы помните. А я устал ждать, почему-то так тяжело оказалось — ждать. Но этого больше не повторится, хотите — поклянусь чем угодно, хоть своей жизнью, хоть...
— Умолкни. Не смей клясться ничьей жизнью. Я бы вот не стал клясться твоей.
Сил уже не было — ни смеяться, ни плакать. Ни думать. Я только немного привстал, и Дэш, как пружина в замедленном действии, развернулся — недалеко, только чтобы найти мои губы... хотя нет. Скорее, встретить.
Не знаю, как долго, две минуты или двадцать, но это было так знакомо... лишь чуть больше голода в неспешности, чуть больше порыва в плавности, и горечи чуть больше. Только теперь я в полноте ощущал тьму — не со стороны, а изнутри, в самом ее эпицентре. Тьма колыхалась вокруг меня, та самая, что выела мозг Клинту Кейну, что убила на месте Берлинг и мгновенно свела с ума Шор, — вилась, подрагивала, киша кошмарами и смертью, но она любила меня. Знала меня. Берегла меня и прощала за все. Она дала мне это понять так же четко, как если бы сказала вслух, и я не мог ей не ответить.
Закончить поцелуй оказалось даже сложнее, чем начать. Наконец Дэшил повис на мне обессиленно, волосы сникли неподвижными лозами дикого плюща. Я убрал прилипшие волосинки с его лица, пристроив растрепанную голову к своему плечу, еще и прижимая обеими руками, будто в этом была необходимость. Господи, провались я на этом месте, если Тебя понимаю. То ли проклят, то ли благословен, хоть кидай монетку.
— Спасибо... — сказал он тихо. — Я так вас люблю.
Впервые он не добавил следом "и Лекси", и впервые я ответил:
— И я тебя не меньше.
— Знаю.
Это была правда. Уточнять, что дочь все равно всегда будет на первом месте, казалось лишним — вряд ли он и этого не знал.
Я не мог пошевелиться, ощущая себя будто в коконе, окутанный такой слабостью и безразличием к миру за стенами этой комнаты, что не дрогнул, даже когда открылась дверь. И даже когда вошла Лекси, кутаясь в махровый халат — сбросив прекрасную праздничную оболочку, она все еще несла вокруг себя ее сияние. Несмотря на оранжевые тапки, которые даже в полумраке трудно было не заметить.
Не говоря ни слова, она забралась на кровать, уткнулась в другое мое плечо и только потом сказала:
— Мы хотели обсудить переезд.
Это пробудило меня мгновенно. Дэшил лишь протянул руку, чтобы обнять ее, но промолчал.
— Рад, что ты сама заговорила об этом, милая. — Мой голос звучал хрипло, но, как мне показалось, уверенно, хоть и торопливо. Я столько раз прокручивал в голове этот разговор... — Здесь по соседству есть неплохие дома, я могу съехать в любое время. Если что, пришлю за вещами кого-нибудь, может, даже завтра, или после...
— Пап.
— Знаю, вам нравится этот дом, он ваш, и мы будем видеться так часто, как...
— Пап.
Наконец я замолк. Они синхронно отлипли от меня и теперь сидели рядом в сереющем предрассветном полумраке, соединив руки, и у Дэшила чуть распухли губы, а глаза истекали мольбой и какой-то томительной, угнетенной скорбью, но он определенно решил не вмешиваться.
— Пап, это исключено. Ты никуда не бежишь.
— Лекси...
В ее голосе появился намек на металл. Ого.
— Пап, ты все еще думаешь, что мне восемь, но я понимаю куда больше, чем ты можешь и хочешь представить.
А потом моя взрослая маленькая дочка сжала мое лицо в ладонях, чтобы я не вздумал увести взгляд, и закончила:
— Я НИКОГДА так с тобой не поступлю.
У каждого человека бывали моменты, когда он хотел провалиться глубоко-глубоко под землю и очень сожалел, что на этом самом месте не получится. Я не провалился. Просто кровь прилила к лицу, и хотя сумрак был все еще плотным, а Дэшил не поднимал глаз, достаточно с меня, что смысл слов был более чем прозрачным.
Он все молчал, будто вдохнуть боялся. А я не нашел ничего лучше, чем снова притянуть голову Лекси к своей, и его голову тоже, и поцеловать их по очереди в макушки, и кому достался первый поцелуй, было просто случаем. Мне нужна была пауза, вот и все. Согласитесь, когда дочь благословляет тебя на то, на что ты сам благословил ее, причем в этот же день и с этим же человеком — как для кого, а для меня это отдает тем еще извращением.
Лекси отстранилась первой, пригладила волосы и встала.
— Слушайте, я на ногах не стою. Пойду лягу, а вы оставайтесь... поговорите и все такое.
И все такое?
Не знаю, скорее всего, эта очаровательная интонация в ее голосе подействовала — то ли "наконец-я-это-сказала", то ли "боже-мой-неужто-получилось" — но напряжение спало, мгновенно, будто электрический разряд, бьющий меня все это время, вдруг заземлился и ушел. Дэшил сделал мне большие глаза, я кивнул и произнес нарочито серьезно:
— Лекси, ты не представляешь, как я ценю все, что ты делаешь. Но ты ведь хотела традиционную свадьбу, так что... не лучше ли перенести твои благие намерения на ночь, которая не будет вашей первой брачной?
— Или день.
Я шикнул, и Дэшил послушно заткнулся.
— О, разумеется. — Лекси сделала глубокий реверанс. — Это значит, что сейчас ты вернешь моего супруга, чтобы он мог исполнить свой долг?
— Александрия, я все еще твой отец.
В этот момент Дэш, который как никто умел разруливать скользкие ситуации, сошел с постели и перекинул Лекси через плечо, уложившись в секунду. Она завизжала, но было поздно.
— Уношу, уношу. Спокойной ночи, Льюис.
— Осторожно там.
— Слушаюсь.
Лекси хохотала, пытаясь вырваться, а он пытался уберечь ее голову от стен и притолок, и уже в дверном проеме она проорала: "Папа, я тебя люблю!", и за закрытой дверью я все еще слышал их возню в коридоре.
Детский сад какой-то.
Оставшись один, я аккуратно лег, словно боясь, что кровать таки рухнет на первый этаж, и уставился в потолок.
От всего этого я должен был чувствовать себя ужасно, но не чувствовал. И это само по себе, наверное, ужасно.
На самом деле я не чувствовал себя так хорошо даже в те первые пять лет счастья. И это само по себе, наверное, хорошо.
Господи, прости нас за нетерпение, как мы прощаем Тебе жестокие шуточки... И спасибо. И за терпение, и за шутки тоже.
Я все еще верю, что сохраняю контроль. Ну, часть контроля.
И верю, что Дэшил не станет злоупотреблять своей частью. Может, вообще не воспользуется, кто знает. Не уверен, что так уж возражал бы.
И пусть он всегда будет в комнате, когда я открою дверь.
За пять лет я понял, что есть проблемы, которые игнорировать невозможно. Их нужно или решать, или принимать без остатка. А за этот день я понял, что все же можно решить проблему, приняв ее.
И если нам удалось нырнуть в это вместе — то, надеюсь, вместе и вынырнем.
* * *
энд
When I'm so close to being yours
Won't you stay with me, please?
. . .
I only know that I am better where you are
I only know that I am better where you are
I only know that I belong where you are...
A Fine Frenzy " Near To You"
1
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
