Stand by me

Предупреждение: эротика

When the night has come

And the land is dark,

And the moon

Is the only light we"ll see

No 1 won"t be afraid.

No 1 won"t be afraid,

Just as long as you stand,

Stand by me...

Julian Lennon

* * *

С порога слышу запах вымытых волос и влажной кожи.

Ждет, как примерная жена... так мило.

В комнате горит всего две лампы — с каких-то пор он перестал бояться темноты. Майк стоит у окна и меня не слышит. Подхожу незаметно, кладу руки на плечи — в тот же момент он замечает мое отражение в стекле и вздрагивает. Оборачивается и обнимает — обеими руками, пряча лицо.

— Испугался? — Он мотает головой, но я-то знаю. — Испугался... Что не спишь?

— Тебя жду, — еле слышный выдох мне в шею. Интересно, как он ощущает мою кожу — температура у меня сейчас градусов на десять ниже человеческой нормы, хотя голода особо не чувствую. Вино — оно не греет, хоть и веселит. — Я рассадил орхидеи.

— Все десять ящиков?

Кивает, все еще прижимаясь ко мне. Вот молодец. Не было никакой необходимости в таком подвиге... неужели моя похвала так дорого стоит? Даже не вслух?

— Как там Барт? — его рука, едва касаясь, блуждает по моей спине. — Довольна подарками?

— Думаю, да. Ты же все их видел.

Ну... положим, не все.

Наконец отстраняю его, немного резко, и он внимательно глядит на меня потемневшими глазами.

— Ты чем-то расстроен.

Психолог, твою мать. Этого не хватало. Что-то ты много говоришь сегодня, Майк Норман, а в твоем исполнении мне больше нравятся бессвязные звуки. Любого содержания.

Мм... и чего я злюсь, в самом деле?

Он осторожно гладит меня по кромке волос кончиками пальцев. Заботливо так. Искренне так. Мой первый и единственный сателлит... Сейчас проверим, как далеко ты убежишь в рекордно короткое время, стоит мне приоткрыть дверь.

— Майк, — хватаю его за запястья, отвожу — в глазах легкий испуг. С ним это всегда похоже на движение в воде — будто преодолеваешь некоторое приятное сопротивление. В начале наших отношений я и не подозревал, сколько воли в этой податливости... — Давай поиграем.

Испуг становится глубже — знаешь мои любимые игры, да? Но не все. В эту мы еще никогда не играли.

— Во что?

Развязываю пояс на его халате — шелк моментально соскальзывает с плеч. Заставляю опереться руками о стол. Он покорно склоняет голову, но сердцебиение учащается чуть ли не вдвое за последние пару секунд — и этот грохот вдруг пробуждает чувство голода. Я едва помню, как его чувствуют люди, но ощущение, когда голодно все тело, когда каждая клетка превращается в ненасытную черную дыру, ни с чем не спутать и невозможно передать.

— Я напишу на тебе слово. Если угадаешь правильно — позволю уйти.

— Куда... уйти?.. — его голос падает до шепота.

— Куда хочешь. Я тебя освобожу и никогда больше не потревожу.

Молчит — жаль, лица не видно. Только мышцы на спине беспокойно дергаются от холода моих ладоней.

— Все понятно?

— Генри... ты что... меня выгоняешь?

Странный выбор слова — я ожидал услышать "отпускаешь". Ну да ладно. Теперь мой прежний план значения не имеет. Это не смертельно — будут и другие игрушки.

А ты поблагодари Байлу и ее заблуждения...

— Я даю тебе шанс, который не дал шесть лет назад.

Мольберт и чистый холст. Посмотрим, что из этого выйдет.

Надавливаю ногтем и с непонятным раздражением медленно вывожу букву G. Это просто. Вторая буква еще проще — О, ноготь впивается сильнее, оставляя красную вспухшую полосу.

— Ну как? Угадал?

И тут он качает головой.

— Нет...

Нет? Это неожиданно, я подаюсь вперед и вжимаю его бедра в стол. Майк только вздрагивает — ничего больше.

— Что тут угадывать? — мой ноготь снова беспощадно рвет и без того расцарапанную кожу. GО. Говори и дергай отсюда, пока я добрый. — А теперь?

— Нет.

Задумчиво слизываю кровь из-под ногтя. Вот как... Потом тянусь к ящику стола и достаю нож для разрезания бумаги. Острый — им еще не вскрыли ни одного конверта.

Нужно раздеться, да. Это моя любимая рубашка, пачкать неохота.

Я давно потерял вкус к таким развлечениям, но... вспомнить недолго. Хочешь играть — будем играть. Может, более длинные слова сделают тебя сообразительней.

Кончик ножа вонзается в кожу, и Майк чуть дергается. А дальше — по той же линии G.

Кровь течет из пореза, я наклоняюсь и касаюсь ее языком.

Следующая буква Е. Он прогибается, коротко дыша. Тонкие ручейки стекают по спине, я собираю их губами, утоляя первый острый голод. Хотя мне не становится лучше. Почему-то мне не становится лучше.

Буква Т простая — два перпендикулярных надреза. Кажется, довольно глубоко, потому что Майк тихонько всхлипывает. Хочет вытереть лицо, но не уверен, что удержится одной рукой, и потому слезы просто капают на полировку.

— Угадал? — спрашиваю едва слышно, и он упрямо качает головой.

...Кровь течет по спине, собираясь в ложбинке ниже поясницы. Нужно успеть, пока не засохнет.

Я вывожу букву О, одновременно подаваясь вперед, и дыхание Майка сбивается. Он всегда на удивление легко меня принимал, и несмотря на напряженность мышц, сейчас не исключение. Руки сильно дрожа, но лечь я не позволяю. Мне так неудобно... рисовать.

На букве U у него наконец прорезается голос. До сих пор не всегда могу понять, больно ему или хорошо, когда он так стонет.

И снова Т — два достаточно глубоких взмаха лезвием. Тут он почти рыдает — и я отступаю. В ответ — лишь слабое, рефлекторное движение вслед.

GET OUT

— Что там написано, Майк?

Молчание, только дрожь. Да что ж это такое? Я резко поворачиваю его к себе лицом, заставляю сесть на край стола. В сравнении со спиной грудь его чистая, как новый холст. Так соблазнительно.

Майк сглатывает слезы, но он все еще возбужден и во взгляде мелькает нечто новенькое. То ли вызов, то ли голод, то ли черт знает что еще.

Моя игрушка зажила своей жизнью, а я что, даже не заметил?

— Так ты не угадал?

— Нет.

Я стою достаточно близко, чтобы он мог осторожно сомкнуть колени, удерживая меня. Хочет закончить начатое — ну ладно. Я, в принципе, не против.

— Тогда усложним, — не узнаю свой голос, он хриплый и какой-то нетвердый. — Буду писать в зеркальном отображении — будь добр, сосредоточься.

S — плавный зигзаг по груди, огибающий сосок. Кровь стекает темной змейкой, и вместе со старой знакомой буквой Т я снова в него вбиваюсь. Резко не получается — крови много, и она скользит. Ноги Майка обхватывают меня, притягивая ближе.

Он всхлипывает — не от боли. Хотя и от нее тоже.

По телу разливается тепло, капли пота на моем лбу — они вязнут на ресницах, собираются в уголках глаз. Я размазываю алые дорожки по его животу, облизываю пальцы, пока острие высекает букву А. Она сложная. На перекладинке опять вонзаю нож слишком глубоко, но Майк уже не чувствует. N — снова зигзаг, только острый, глаза затягивает красным туманом. Глянцевая лужица плещется во впадинке на груди — я опускаю туда язык, вырезая последнюю букву — D, и финал от большого ослепляющего глотка.

S T A N D

Сразу же останавливаюсь, придерживая его, и слышу болезненный выдох разочарования. Но двигаться сам не пытается — послушный. Такой послушный. И такой упрямый.

— Ты знаешь, что это за слово? — спрашиваю тихо.

Он кивает, едва не задыхаясь в моих руках, но терпит. Кровь и пот беспорядочно изрисовали кожу абстрактными фигурами. Терпеть — твой большой талант, ты это знал? Я лишь помог ему раскрыться, хотя и не испытываю чувства гордости.

У тебя есть и другие таланты, но этот — мой любимый.

Собираю то, что натекло из последней буквы, в ладонь. Одновременно подношу лезвие к своему языку — оно надрезает самый кончик, одно неверное движение — и раздвоится, как у змеи.

А что, мне пойдет...

Майк следит за мной из-под вздрагивающих ресниц, и когда наклоняюсь, успеваю поймать его улыбку. Будто я вернулся к нему после долгой разлуки. И будто он действительно этому рад.

Целую, глубоко и медленно, и одновременно обхватываю скользкой от крови рукой.

Он чуть ли не кусает меня за язык, все тело в судороге. Пальцы дрожат на моей спине, еле сдержавшись, чтобы не впиться ногтями.

Через полминуты выпрямляюсь — смазанная надпись отпечаталась на груди, и Майку ее хорошо видно.

STAND

Разжимаю ладонь, смешивая пальцем, как краску, и дописываю еще два слова.

BY ME

— Эти тоже вырезать?

В его глазах, еще мутных после сильной разрядки, мелькает паника, однако он говорит:

— Если хочешь... Но я могу... угадать и так.

Я не знаю, чего я хочу.

В отличие от него.

Майк пытается пошевелиться, но кровь на спине присохла — отдирать сейчас будет больно.

— Надо в душ...

— Позже, миленький. Полежи спокойно.

Я наклоняюсь и слизываю последнюю надпись одним плавным движением. Это надолго. Когда закончу, раны на спине успеют зажить. Стараюсь не касаться языком порезов, и они затягиваются на глазах.

Лежать спокойно не выходит. В процессе отмывания — еще раз.

А потом еще — в ванной. Вместе со мной.

Я чувствую усталость, достаточную, чтобы позволить себе поваляться на кафельном полу с подогревом. Кладу голову на плечо Майка и пальцами прослеживаю линию исчезающего шрама на его груди.

STAND

И машинально снова дописываю:

BY ME...

— Можно остаться? — шепчет сын слэйера, зарываясь лицом мне в волосы. — Правда, можно?..

Киваю. Я обещал. Это мой подарок Байле, и отступать некуда.

Кроме того, люблю, когда меня удивляют.

Посмотрим, что из этого выйдет.

* * *

энд