Bon voyage!

И тихо, как ночной вор, в него вошло ощущение

благополучия, уверенности, что все в порядке и

что он находится в центре мира.

Я — это Вселенная.

Что ты видишь, когда выключаешь свет?

Не могу тебе сказать, но знаю, что это мое.

Урсула ле Гуинн

"Гончарный круг неба".

В салоне самолета было тихо. Луиза поудобнее устроилась в кресле, стараясь поскорее выбросить из головы последнее, что она запомнила — побелевшее от ужаса лицо молоденькой стюардессы, неловко помогавшей ей надеть спасательный жилет.

В любом случае, этого жилета, как, впрочем, и самой девушки, уже не было и в помине.

Луиза оглядела салон, скучая. Под потолком кружили розовые облачка и обрывки радуги. Иллюминаторы были задернуты видавшими виды, но все еще изящными кружевными занавесками.

Стуча высокими каблуками лакированных модельных туфель и толкая перед собой тележку, вошла стюардесса с волчьей головой.

— Кофе, чай! — сказала она приятным голосом. На блюде лежало большое красное яблоко "джонатан", сухая кроличья лапка и отрезанная голова, истекающая темной кровью. Из уха торчал тонкий медицинский ланцет.

Лицо второй стюардессы было скрыто грязной марлевой повязкой. Она ничего не предлагала, просто стояла у стены с закрытыми глазами и улыбалась, изредка нервно облизывая губы черным раздвоенным языком.

Маленький человек в белом смокинге, залитом соусом, сидел, сгорбившись, и без остановки заводил сломанную музыкальную шкатулку в форме детского гробика. Скоро монотонный треск начал действовать Луизе на нервы.

— Перестаньте же наконец! — вдруг резко бросила она.

Тот вздрогнул и спрятал голову под пиджак. Из его нагрудного кармана выпрыгнул одинокий кролик и робко затрусил по салону.

— Офелия! О, помяни меня в своих молитвах... нимфа.

Луиза в первый раз взглянула на своего соседа. Он был одет в старомодный коричневый костюм, галстук-бабочку и черную маску "домино". Из треснувшего черепа рос ослепительно белый гиацинт на тонком стебле.

— Я лечу в Мэриленд. Навестить тетку Джуди, — доверительно сообщил молодой человек.

— А я... то есть, мы с Питером... — произнесла Луиза автоматически, — ...решили провести медовый месяц на Ривьере.

— Следовало ехать поездом, — вздохнул он, и цветок качнулся в такт с мелодичным звоном. — Сейчас такой загрязненный воздух!

— Хотите чай, кофе, шампанское? Может быть, бутерброды? Сыр, паштет, ветчина?

Это снова была волчьеголовая стюардесса. Слюна со свешенного языка липкими нитями стекала на фарфоровое блюдо.

— Нет, спасибо.

— Как хотите. — Она зачем-то щелкнула пальцами, и Луиза заметила, что кожа на ее правой руке ободрана и свисает клочьями.

Сосед Луизы задумчиво посмотрел ей вслед.

— Леди Макбет... Она могла бы быть дивной леди Макбет в мюзикле старого Джо Саммерса. "Кажись Цветком, а будь Змеей под ним!" — процитировал он. — А вы любите Шекспира, мэм?

Об ногу Луизы что-то ударилось. Она нагнулась и увидела маленькую девочку в платьице из розового бархата, которая ползала по полу на четвереньках, собирая рассыпанные стеклянные шарики. Ее рот был зашит грубыми нитками, а из пустых глазниц торчали свернутые в трубочку долларовые купюры. Луиза ногой подтолкнула шарик, и та поймала его с грациозным поклоном.

Сидящая через проход зеленолицая девушка со сложным макияжем остригала ногти садовыми ножницами. Закончив, она несколько секунд полюбовалась своей работой и так же невозмутимо принялась обрезать пальцы. Обрубки со стуком падали на пол, а из открытых ран медленно сыпался желто-серый непросеянный песок.

Добравшись до безымянного пальца, девушка приостановилась и сняла с него перстень с большим осколком бутылочного стекла.

— Вы знаете, — обратилась она к Луизе, — он ведь по-настоящему любил меня.

Луиза неопределенно кивнула. Внезапно девушка рассмеялась и бросила кольцо ей на колени.

— Возьмите!

Вместо перстня там лежал пакетик с солеными орешками. Не задумываясь, она открыла его и начала есть, одновременно продолжая искать глазами Питера. Поскольку его по-прежнему не было, в голову вдруг пришло обратиться к стюардессе.

— Извините, вы не скажете, где Питер? — спросила Луиза, удивляясь, что не додумалась до этого раньше.

Стюардесса усмехнулась. Сквозь прозрачную кожу ее лица, там, где не было повязки, виднелась темная масса разлагающегося мозга.

— Простите, мэм, но Питера на борту нет. Его НИГДЕ нет. Bon voyage!

Она повернулась спиной, сплошь покрытой бледно-зеленой плесенью, и принялась подбирать с пола обрубки пальцев вперемешку со стеклянными шариками.

Луиза вздохнула.

— Она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним... — обратил на себя ее внимание знакомый голос. В глаза сразу же бросилось, что череп соседа треснул еще в нескольких местах и оттуда уже пробивались нежные зеленые ростки.

— Вы кого-то потеряли, Офелия?

— Да... Питера. Его НИГДЕ нет...

— Значит, он летит другим рейсом. Мир велик, но то, что за его пределами, еще больше. Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю, и там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья.

Его лицо озарила застенчивая детская улыбка, словно тень "волшебного фонаря".

— Офелия! — сказал он.

— Офелия, летим со мной в Мэриленд!

Позади раздался щелчок, и салон наполнился чуть хрипловатыми чарующими звуками Моцартова "Реквиема". Это шкатулка человека в белом наконец-то прекратила сопротивление и вернул вселенский покой.

...Луиза закрыла глаза и положила голову на плечо молодого человека.

— Я Луиза, — сказала она. — Я люблю Шекспира. И я согласна.

THE END

P.S.

Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами! Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его.

Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита"

P.P.S.

Пение закончилось, но песня длилась.

Молодая девушка вздохнула.

— Разве это не сказка? — сказала Оливия Ойл.

Ричард Матесон "Танец мертвеца"