4. Кофейная горечь

— Энтони — настоящее чудо. Такой чистый и светлый мальчик, — с изрядной долей благоговения произнесла Эвани, когда мы отъехали от поместья. Тихо позвякивала сбруя, вгонял в сон ритмичный перестук копыт, фыркали негромко лошади, словно переговариваясь — звуки, даже самые простые, казались сейчас исполненными тайного смысла, точно складывались в грустную мелодию. — Глядя на него, я впервые подумала, какое счастье — быть матерью... Если когда-нибудь Небеса пошлют мне сына, то пусть он будет похож на Энтони!

— Главное, чтоб он безногим не был, а там пусть хоть маленьким чертёнком растет, — пробормотал Эллис себе под нос и нахмурился, словно что-то вспоминая.

К счастью, Эвани его не услышала.

— А вы, Эллис? — обратилась я к нему. — Для вас эта поездка была полезна?

— О, да! — расцёел он. — Исключительно полезна. Во-первых, я обзавёлся личным консультантом по ритуальным убийствам. Во-вторых, убедился, что Дуглас Шилдс вполне мог совершить убийство, все предпосылки в наличии. Вы слышали, что он преподавал вместе с историей? Астрономию и, внимание, медицину! — Эллис торжествующе воздел палец к небу. — Конечно, чтобы разобраться в дурацких полузабытых культах и обрядах нужно и то, и другое, и ещё математика не помешает — расчёты движения небесных тел и прочее... Но так или иначе, это даёт нам возможность. Точнее, ему.

Эвани гневно стиснула поводья:

— Вы подозреваете безутешного отца...

— Я знаю, на что способны безутешные отцы, — насмешливо перебил её Эллис. — Боюсь, мисс Тайлер, я видел слишком много людских пороков, чтобы верить исключительно в свет.

— Думаю, священник на исповеди тоже слышит всякое и знает о многих грехах. Но я не представляю, чтобы отец Марк сказал то, что сказали вы, — холодно заметила Эвани. В глазах её появился металлический блеск.

— Марк просто наивный дурак! — в сердцах рявкнул детектив. И добавил спокойнее: — Каким был, таким и остался, к счастью для этого мира — ему такие люди нужны.

Эвани поджала губы, отвернулась и хлестнула лошадь, посылая её рысью.

— Я не буду извиняться. И не надо смотреть на меня этим своим фирменным взглядом "вы-ещё-пожалеете-об-этом", Виржиния. Я всего лишь делаю свою работу, — цинично развёл руками Эллис. — Если бы я не подозревал каждого, находясь при исполнении, то в половине случаев преступники уходили бы от правосудия.

В памяти моей воскресло лицо Дугласа Шилдса, искаженное от горя.

А потом — образ Бесси Доусон. Мёртвой.

— Понимаю, — кивнула я осторожно. — Но, не обессудьте, сейчас я не стану составлять компанию вам, а лучше нагоню Эвани. Я-то как раз не при исполнении, а потому имею право на чувства. — Я помолчала. — А перед Эвани все же извинитесь.

— Я не виноват ни в чём, — буркнул обиженно детектив и взъерошил волосы, и без того пребывающие в беспорядке.

— Извиняются не всегда те, кто виноват или неправ, Эллис. Иногда — ровно наоборот... Увидимся за ужином.

Эвани я догнала быстро. Но до самого дома мы так и не обменялись ни единым словом.

А Эллис к ужину не явился.

— Мистер Джонс, будьте так любезны, напомните мистеру Норманну, что трапезничать в моём доме принято вместе, за одним столом.

Дворецкий склонился, прижав руку к груди. На воротнике у него темнели влажные пятна — жаркий день перешел в не менее душный вечер. Точнее сказать, в летнем платье было очень даже удобно, а вот в униформе — нет; её бы сменить на что-нибудь полегче, тем более приемов в особняке пока не намечалось, но Джонс оказался на редкость педантичным.

— Я бы с радостью, леди, — прокряхтел он. — Однако мистер Норманн соизволил уйти из поместья сразу же после того, как с прогулки вернулся.

— Мистер Брэдфорд? — обернулась я к доктору, почитывающему позавчерашнюю газету.

— Сожалею, леди, но не имею ни малейшего понятия, где может быть Эллис, — улыбнулся он тонко и, свернув газету, отложил её в сторону. — Могу лишь предположить, что он направился в деревню, чтобы вновь потребовать доступ в архивы.

— Так поздно? — удивилась я.

— Почему бы и нет? Дела, как говорят у нас, в Бромли, никогда не спят, — пожал плечами доктор и вдруг опять потянулся к газете. Достав карандаш, он черканул что-то на полях небрежно и передал её мне через Эвани. — К слову о столице, леди Виржиния. Думаю, вам приятно будет почитать заметку... Ту, что я отметил.

— Непременно, — я отложила газету, но Брэдфорд обезоруживающе улыбнулся:

— Нет-нет, посмотрите сейчас. Там маленькая заметка.

Удивленная его настойчивостью, я всё же развернула шуршащий лист.

На полях мелким и неразборчивым почерком было написано:

"Эллис в саду, беседует с Л.; новости дурные".

В недоумении я посмотрела на Брэдфорда. Тот не проронил ни слова, но глазами указал на замершего у дверей Джонса, потом — на миссис Стрикленд, накрывающую на стол... Больше ничего пояснять и не потребовалось. Подозревать собственных слуг, конечно, было дико. Дворецкий — ещё ладно, в бульварных детективах виноватыми частенько оказываются дворецкие, но горничная? Однако кое с чем я всё же согласилась: лучше соблюдать осторожность, ведь слуги могут проболтаться, к примеру, по глупости.

— Действительно, любопытная заметка. — Я свернула газету надписью внутрь и отложила в сторону. — Какой ароматный бульон! Недолюбливаю рыбу, но это нечто чудесное!

Самое трудное было дождаться конца ужина, степенно выпить чашечку кофе и только потом отправиться в сад — якобы подышать свежим воздухом. Около клумб с розами я услышала тихие шаги у себя за спиной и обернулась, сжимая кулаки, но почти сразу разглядела доктора Брэдфорда.

— Простите, если напугал вас, леди, — повинился он без видимых угрызений совести. Лицо его белело в густых сумерках, словно у привидения. Только глаза были сумрачными провалами за тонким стеклом очков. — Но мне подумалось, что кое-что вам не помешает... Ночи здесь прохладные, река близко, — и он накинул мне на плечи мягкую и лёгкую шаль.

— Спасибо, — растерянно поблагодарила его я. — Не помню у себя такой вещи...

— Это подарок моей бабки. Руки у неё золотые, и возраст не помеха, — пояснил Брэдфорд и практично добавил: — Разумеется, я рассчитываю, что шаль вы потом вернёте. Бывает, что на дежурствах в Управлении она спасает меня от сквозняков.

— О... Разумеется, — с облегчением кивнула я. Только подарков от посторонних мужчин не хватало! А так получается простая, ни к чему не обязывающая галантность. — Вы собираетесь составить мне компанию?

— Конечно, — подтвердил доктор невозмутимо. — Вдруг убийца прячется именно в вашем саду? Или... — сощурился он. — Или вас смущает, что вы останетесь наедине с тремя мужчинами, да ещё ночью? Может, стоит позвать компаньонку?

Во мне тут же взыграла бабушкина бунтарская кровь.

— Смущаюсь? Нет. Во-первых, я в своём поместье и вольна вести себя, как мне заблагорассудится, а болтливые слуги вылетят с треском, в одну секунду и без рекомендаций. Во-вторых, Эллис вполне сойдет за дуэнью, — добавила я.

— Не вздумайте ему такое сказать, всё-таки он мужчина, — с улыбкой предупредил Брэдфорд. — К слову, вы не туда идете. Я бы стал искать Эллиса в самой тёмной части парка. Там.

И он указал на лабиринт можжевеловых зарослей. Я пригляделась — и различила за густыми ветвями неясный свет.

Потайной фонарь.

— В таком случае поспешим, мистер Брэдфорд. Невежливо будет заставлять мистера Маноле излагать свою историю несколько раз.

Интуиция не подвела доктора Брэдфорда. За очередной оборонительной стеной из можжевельника мы обнаружили и Эллиса, и Лайзо. Детектив сидел прямо на земле, подстелив свой пиджак. Не слишком аккуратно... Впрочем, эта деталь туалета явно и не такое переживала — и давно уже потеряла приличный вид. А Лайзо и вовсе устроился на низкой ветви старой яблони, свесив одну ногу вниз и опершись на ствол. Тусклый огонек оплывшей свечи в фонаре трепетал, то выхватывая расстегнутый ворот белой рубахи, то вновь погружая Лайзо во тьму.

— А, Виржиния, Нэйт! — махнул рукою Эллис, ничуть не удивившись нашему появлению. — А мы вас как раз дожидались. Видите ли, рассказ слегка затянулся, потом мы немного поспорили, обсудили кое-какие версии, а когда я вспомнил о времени, то вам уже, наверное, подавали десерт. Я до сладкого не охотник, так что решил дождаться вас здесь. Вы не догадались принести что-нибудь съедобное, чтобы я ночью не разграблял кухню? Ну, и Лайзо тоже разумеется.

— Я принес пирог с мясом, — ответил доктор, прежде чем я успела возмутиться: графине — и заботиться о пропитании для собственного слуги и для детектива! — Был ещё другой, с зеленью и с сыром, но ты вроде бы не любишь такое.

— Ну, можно было бы Лайзо скормить, — пожал плечами Эллис и, улыбаясь, протянул руки к пирогу. — Давай сюда. Лайзо, не возражаешь, если сначала я поем? Этот пирог не разломаешь, крошится...

— Ешь тогда уж весь, — усмехнулся Лайзо, и белые зубы влажно блеснули в полумраке. — Меня-то в таборе угостили. Влади, главный у них, человек хороший. Принял меня ласково, хоть я и не из кочевых... — сделал он многозначительную паузу. — А может, Нана подсказала, как обойтись со мною, когда своего разглядела.

— А кто такая эта Нана? — Доктор, нисколько не сомневаясь, уселся прямо на траву.

Я замерла в нерешительности. Юбку было жалко. Эллис вздохнул, а потом подвинулся, пуская меня на край своего пиджака. Поколебавшись недолго между перспективами нарушить немного этикет или единственной стоять стоймя, как маяк на берегу, я присела рядом с детективом. Правда, теперь приходилось смотреть на Лайзо снизу вверх. Зато бок мне грела тёплая спина Эллиса, и рядом с ним любая, даже самая абсурдная ситуация переставала быть неловкой.

— Нана? Шувани она, ведьма, — небрежно качнул ногою Лайзо. — Так вот, угостили меня на славу, да и рассказали немало любопытного.

— Излагай, — милостиво разрешил Эллис, дожевывая корочку от пирога. И когда успел с ним расправиться? — То же самое, о чем ты говорил последние часа полтора, но кратко. Описания красоток из табора можешь опустить. — Эллис бросил на меня странный взгляд. — Как и свои домыслы.

— Табор в здешних местах с самой осени стоит, — неторопливо начал Лайзо. — Беда всю зиму вокруг ходила, а на излёте в двери постучалась. К весне ближе Янко пропал, слепец. Он пел знатно, его в таборе любили. До сих пор себе Нана простить не может, что не уследила. Ушел на реку, прогуляться, да и сгинул — вместе со своим псом. Искали-искали, но так и не нашли, решили, что утонул. А в самом начале лета, когда поля зацвели и табор с места сниматься стал, пропала Шанита. Тут уж все не на шутку взволновались. Шанита ведь за себя постоять могла. Она, бывало, по ярмаркам ходила, гадала... Руки у неё были ловкие, — добавил Лайзо таким голосом, что сразу стало ясно — Шанита этими руками творила вещи не совсем законные. — Однако же сгинула. Влади, Нана и мать Шаниты ходили в деревню, пытались выспрашивать, не видал ли кто девушку. Так Уолш с доктором на них людей натравили вместо помощи! Еле ноги унесли. Всем табором искали Шаниту, но без толку. Потом уже, когда через месяц она не вернулась — оплакали по нашему обычаю. А там уже и ярмарка в Бромли на носу была, решили до конца лета подождать, а потом откочевать дальше от этого злого места. Вот такие дела, — подытожил он.

Повисло молчание. Большой ночной мотылёк, прилетевший неведомо откуда, бился в мутное фонарное стекло, рискуя опалить крылья. Мне было жутко смотреть на это, и я отвернулась. Но покоя не было даже в небе. Густо-фиолетовое на западе, иссиня-чёрное на востоке... Тревожное, тёмное, злое.

— И что же станешь теперь делать? — негромко спросил Эллиса Брэдфорд, разбивая хрустально хрупкую тишину.

— Как что? — неприятно улыбнулся детектив. — Выписывать обученных собак из Бромли. Пусть вышлют хотя бы трёх. Будем искать старые трупы... Вдруг нам повезёт. Как вы думаете, Виржиния?

Я вообще никогда не думала, что найти старый труп — это везение, но заставила себя кивнуть:

— Непременно повезёт.

— Вот и славно, — подытожил Эллис и встрепенулся: — Кстати, Нэйт, что там с анализом крови? Утром результатов не было, а сейчас?

— Почему же, были, но приблизительные, — сдержанно возразил Брэдфорд. — Я провёл дополнительные анализы крови, тканей, мозга и содержимого желудка, и теперь могу сказать со всей уверенностью, что Бесси Доусон во время так называемой операции находилась под воздействием морфия. Раствор был введён внутривенно. Вероятно, жертву сначала оглушили ударом по голове — об этом свидетельствует гематома, и только потом сделали инъекцию морфия. В деревне наркотик достать невозможно, на это жаловался доктор Максвелл. — Брэдфорд размял травинку пальцами и рассеянно вдохнул терпкий запах. — Приходится ездить в Бромли или в один из пригородов — Найтскраун или Вуден.

Эллису эта новость понравилась необычайно.

— Значит, морфий? Приятно слышать. После того, как герцога Горинга обманутая служанка пыталась отравить морфием, Парламент обязал аптеки вести учет покупателей, которые берут значительные дозы этого наркотика или приходят за ним постоянно. Надо потом съездить в Найтскраун и Вуден, проверить записи за последние пару лет. В Бромли-то проверять — дело гиблое, там аптек как грязи. Кстати, а Максвеллу-то морфий зачем? Для обезболивания на операциях вроде используют хлороформ.

— Я поинтересуюсь у него, — пообещал Брэдфорд.

На этом разговор был окончен. Доктор любезно проводил меня до особняка, а Лайзо с Эллисом задержались ненадолго в саду. Я же, вернувшись в свои комнаты, не сразу легла спать, а сперва написала несколько писем — мистеру Уоткинсу, миссис О'Бёрн, а еще — Кэтлин Хэмбл: обращаться к самому баронету у меня не было ни малейшего желания. С Пауэллами мы уже давно договорились о встрече на этой неделе, а в остальных случаях требовалось лишь уточнить дату, что я и сделала. И, придирчиво просмотрев свое расписание, нахмурилась. Получалось, что мне придется выезжать из поместья каждые два дня. Утомительно, если учесть, что Лайзо по просьбе Эллиса занят в расследовании, и на автомобиль рассчитывать нельзя.

Значит, снова лошади. Как же я не люблю верховую езду!

Осень. Бромли тонет в ледяных туманах. Промозглая сырость сочится изо всех щелей, и от неё одеяла делаются влажными и тяжёлыми. Единственное спасение от холода — камин. В самой маленькой гостиной особняка на Спэрроу-плэйс, в Семейной, как зовут её слуги, всегда тепло и приятно пахнет. Иногда — подогретым хлебом и кофе, иногда — специями и дымом.

А сегодня — горячим шоколадом. Котелок подвешен высоко, и рыжий огонь до него не достает; тягучий напиток не булькает, закипая, а томится на сильном жару.

— Замёерзла?

Леди Милдред — в плотном, жёстком платье из багряной шерсти, которое весит, кажется, как целая карета. Ворот его глухой, а юбки старомодно длинны. На плечо падает одна-единственная прядь, выбившаяся из гладкой "анцианской раковины" на затылке. На правой руке у бабушки скромно поблескивает кольцо — роза из чернёного серебра.