Штрафбат Магического Мира

Роман со смертью

Смерть — это бездна, у которой есть имя

Смерть — это лабиринт, у которого множество выходов,

Но каждый выход ведёт в новый лабиринт

Смерть — это улыбка бессмертных богов

Однако и смертный может улыбнуться в ответ...

Гладкие плиты внезапно дрогнули, и двинулись навстречу друг другу. Спешить им было некуда — каменный мешок, куда провалился неудачливый пришелец, имел ровные, аккуратные стенки, по которым невозможно было выбраться наружу. Вдобавок, они могли двигаться — что и делали, даже чуть медленнее, чем нужно, дабы сполна насладиться предсмертным ужасом и агонией жертвы. Во всяком случае, так казалось молодому парню, попавшему в древнюю, давным-давно заброшенную за ненадобностью ловушку. Раз за разом он бросался на стены, выискивая малейшие, самые крошечные неровности, которые помогли бы ему дотянуться до края. Жить! Любой ценой, пусть даже прислужником богатенького мага, копя и отдавая ему крохи своей маны, хотя худшей участи трудно себе представить. Но гладкая поверхность ловушки равнодушно взирала на его попытки. Тонкий клинок, его единственное оружие и инструмент, легко хрустнул и сломался — дешевое железо, плохая ковка, что ещё может себе позволить вчерашний крестьянин? Как сейчас он жалел, что нет у него сил, подобно королевским архимагам, левитировать часами над поверхностью, нежась в лучах заходящего солнца, не испытывая при этом никаких неудобств и практически не тратя магических резервов — они восполнялись быстрее, чем расходовались. Его же скудных силёнок хватало на то, чтобы легко вертеть ножом, ложкой, отмычкой, или ценой невероятных усилий приподнять полный кувшин с водой — но уж никак не его самого... Стены сдвигались. Сейчас между ними было уже меньше метра — и, казалось, налюбовавшись страхом и отчаянием своей случайной жертвы, они решили двинуться быстрее, чтобы насладиться десертом — кровью и плотью, хрустом сминаемых костей и последними вздохами в раздавленных лёгких.

— Если бы поставить хоть что-нибудь между плитами, был бы шанс протянуть хоть на несколько мгновений подольше.... Хотя бы кость...

Но то ли в ловушку никто не попадался, то ли рачительные хозяева всегда убирали останки жертв. Судя по кровавым пятнам на стенах, верно — второе. Единственные кости, которые есть в этом каменном мешке — его собственные. Криво усмехнувшись, парень встал, прижавшись лопатками к стене, и вытянул вперёд локти, стараясь следить, что бы они были параллельно полу.

'— Если усилие прилагается строго вертикально, то меньше шансов, что орудие сломается' Когда-то это говорил ему отец. Когда? О чём? Он отстранился, пытаясь припомнить, перебирая в голове оцепеневшие от страха воспоминания, и одновременно гнал все свои небольшие магические силы в руки, пытаясь их укрепить, готовясь к боли... И боль пришла. Вначале ощутимо дрогнули стены, стремясь друг к другу, каменная тяжесть впилась в плечи, сминая, дробя податливую плоть — и наткнулась на стальное остриё кости. Древний механизм загудел, протестующее взвыл, тяжесть навалилась, остатки магических сил, все, которые смог найти, вливались в собственные, истекающие кровью руки. И прежде чем тёмное покрывало накрыло парня с головой, он успел подумать:

— Интересно, какая она, смерть?

Барон Д`Кнур скучал. Не предвиделось ни балов, ни турниров, столетняя война, повод для мечтаний и страхов сопливых юнцов, тянулась ни шатко ни валко уже более пятидесяти лет и развлечь никак не могла. Единственная дочь, несмотря на ухищрения столичных магов, красотой не блистала и вполне могла остаться в старых девах. Охота, любимая отдушина в череде будней, закончилась вчера. Д`Кнур с пониманием относился к заверениям собственного управляющего о том, что если крестьянам не давать время от времени возиться на полях, то они просто перемрут с голоду, а без загонщиков — какая охота! Но боже мой, как же скучно!

Изнывающий от безделья аристократ всерьёз подумывал о возможности вломиться к соседу, что бы вызвать его на дуэль, но, во-первых, виконт был один из немногих претендентов на руку его дочери, стремясь расширить свои владения за счёт приданного невесты, а во вторых, тот предложил ему ещё одно развлечение... Однако оно тянулось так же долго и нудно, как и этот нескончаемый день! Вельможа совсем было собрался идти спать, знаком отослав прочь зевающего слугу с колодой засаленных карт, как вдруг...

Старый, знакомый скрежет, скрежет древнего механизма, который он напрочь отказался заложить, несмотря на уверения столичных магов в абсолютной нерушимости их собственных систем. Скрежет, означающий, что кто-то пытался пробраться к его архивам! Или... к нему самому, думая, что он спит! После разговора с виконтом приходилось учитывать и такой вариант. Барон торопливо побежал к подвалам, хотя отлично понимал: если стены ловушки начали скрежетать, значит, они сошлись и ничего, кроме мешанины из костей и мяса, он не увидит. Но зато ему не было скучно!

Темнота... мягкая и кажется, бархатная на ощупь. Хочется провести по ней рукой, но тело не чувствуется — только пустая оболочка, внутреннее я, разложенное на бархатной пустоте. Небытие. Нет ни входа, ни выхода, лишь безмолвие бесконечности, отстранённость огромных пространств перед крохотной песчинкой. То, что эта песчинка — чей-то разум, ничего не меняет. И пустота может быть лабиринтом. Лабиринтом, для выхода из которого нужен проводник.

Ведро воды, выплеснутое на голову, вырвало неудачливого вора из забытья, подарив сознание — и огненную боль в горящих руках. Он застонал.

— Ну, парень, в тебе мешок сюрпризов! Мало того, что умудрился уцелеть, так тебя ещё и пытать не надо! Как и руки рубить, если ты, конечно, метил в мою сокровищницу. Сам всё сделал. Так моим ребятам и королевскому правосудию и работы не останется!

Барон, довольный, откинул голову и захохотал. Отделанный золотом бархатный халат плохо сочетался с голой, поросшей седеющими волосами грудью, а красные сапоги из дорогой кожи — с прелой соломой темницы. Одно было ясно — он чем-то доволен, и этим стоило воспользоваться. Усилием воли погасив наиболее мощные очаги боли, узник вытянулся, насколько позволяли оковы, и сосредоточился на предстоящем разговоре.

— Что со мной? Где я? — Мягкий, испуганный голос. Палач, верь мне! Я совсем безобидный...

Барон с упоением смеялся, утирая слёзы удовольствия.

— Там же, куда и стремился! В моём замке! До тех пор, пока я не выясню точно, куда ты шёл, полежишь тут. А то можно вернуть в давилку, её уже приводят в порядок. Ты как, не против? — И, заметив крупную непроизвольную дрожь у своего пленника, вельможа вновь захохотал. Впрочем, сейчас его веселье длилось недолго — внезапно взгляд стал колючим, глаза, как два стальных шила, впились в лицо узника.

— Кто? Как зовут? Куда лез? Отвечай правдиво, и останешься жив. Сегодня ты меня развлёк, и я доволен, но не испытывай удачу — моего расположения легко лишиться!

— Я не в чём не виноват! То есть виноват, конечно, но, господин барон, я не хотел ничего плохого! Я... — пауза. Никто не спешит сознаваться в собственных грехах добровольно, стоит замешкаться и засмущаться.

— Говори! Или боль в сломанных плечах покажется раем! Мои ребята знают тысячи более серьёзных пыток!

— Я... Я лез не к вам. Я хотел увидеть вашу дочь! Я люблю её!

Барон откинулся и опять заухал, с упоением хлопая себя по бокам.

— Ну насмешил... ладно, отдыхай. Завтра продолжим. Если правда — не обижу, даже вылечу, слово даю! А я уж думал, моя коза не на что не пригодна...

Стальная дверь гулко хлопнула, заскрежетали, закрываясь, замки.

Боль, злорадно подхихикивая, вернулась, наполняя собой то месиво, в которое превратились локти и плечи. Попытка пошевелить пальцами рук едва вновь не ввергла в беспамятство, и оставалось лишь терпеть, не пытаясь уснуть и забыться — злая насмешница, наполняющая его тело огнём, не позволила ему этого. Спрятаться можно было лишь в память...

* * *

Война, которую вельможи сразу нескольких королевств окрестили столетней, длилась действительно очень долго. Настолько долго, что в хуторах, наполовину обезлюдивших, уже никто и не помнил её начала. Крестьяне рождались, жили и умирали, слушая сообщения о битвах и потерях, о отважных генералах и вероломных противниках. Впрочем, жизнь во время войны — впроголодь, когда припасы забирают для снабжения армии, туда же забирают и всех мужчин, способных держать в руках оружие, такая жизнь была очень короткой. Деревни были тихими и печальными, словно ни во что хорошее никто уже не верил.

Когда в одной из таких деревень появился чужак, это не вызвало ни волнения, ни интереса. Даже красные пятна на его лице — признак возможной заразы, не вывели людей из апатии. Все равнодушно запирали перед ним дверь, не попытавшись ни прогнать, ни помочь. Человек, с трудом переставляя ноги, шёл от одной двери до другой, стучал — тихонько, на серьёзный, требовательный стук давно не осталось сил — и, постояв, шёл дальше.

Почему ему открыл Ладар, сирота, одиноко живущий на отшибе? То ли потому, что отец его сгинул на войне господ, или потому, что похоронив мать и младшую сестрёнку, он перестал бояться смерти, и, возможно, ждал её с нетерпением? Но это его решение изменило его жизнь.

Бродяга не был заразен. Он вообще не был болен, хотя и медленно умирал. В нём неспешно развивалось отложенное заклинание — особо изощренный способ казни, которым маги любили заряжать свои ловушки. Обычно, попав под действие медленной смерти, человек умирал около недели — мучительно и страшно, съедаемый изнутри. Путник протянул полгода. Он был магом, хотя и слабым, и до последнего момента мог блокировать действие чар — блокировать, но не остановить. А ещё — он был вором. Ладар на эти полгода стал его нянькой, сиделкой, кормильцем — и учеником.

— Тебе крупно повезло! — Не раз говорил ему его случайный учитель, назвавшийся Дирилом Риксом, приходя в себя после очередного приступа. — Повезло дважды: во-первых, что у крестьянского парня вообще обнаружился магический дар, а во-вторых, что он недостаточно велик, чтобы привлечь внимание чародеев-поисковиков. Иначе тебе, с твоим происхождением, век быть на посылках у какого-нибудь заштатного чиновника, и это в лучшем случае! Могут и сделать рабом маны! А так — у тебя есть шанс стать вполне самостоятельной фигурой. Хочешь быть рисковым и богатым, малыш?

Ладар не хотел воровать. Но влачить жалкое существование в медленно умирающей деревне он то же не хотел. А это был какой-никакой, но шанс...

Половицы чуть слышно скрипнули, и парень замер. В домах богатеев никогда не знаешь, чем обернётся даже малейшая оплошность — иногда вот такой невинный скрип половицы лунной ночью способен вызвать стража-демона, или тёмную нечисть, или ещё чего магически опасное, о чём на промысле лучше не поминать. Несколько долгих ударов сердца он стоял, весь обратившись в слух, приглушив все остальные чувства, кроме самого важного — того, которое в теории должно позволять ему обчищать дома финансовых магнатов, несмотря на их обращения к магам.

Закрыв глаза мысленно потянуться, вызывая внутреннее облако энергии. Сформировать из него щуп, или создать лёгкий туман — это всё, что он пока мог. Но щуп был незаменим при активном поиске, а туман мог обнаружить чужую магию. Внимательно изучив его завитки, шагнул вперёд — и чужое заклинание больно щелкнуло его по носу.

— И это мой ученик! Ты не в состоянии украсть горбушку со стола у умирающего! Попасться на самый примитивный сигнальный капкан! -Дирил был, как всегда, недоволен. Да, энергия этой ловушки была спрятана в стороне, тут была только сигнальная нить. Но твоих способностей должно было хватить, что бы её заметить!

— Я устал! Перед этим я уже заметил и обезвредил три твоих головоломки! Это мой рекорд!

— Устал он... Не нужно было обезвреживать, вот и не устал бы! Всё равно реальную ловушку, поставленную полным сил магом, тебе не одолеть! Обойти нужно было, и все дела! В настоящем деле вместо шелчка по лбу ты получил бы феербол, или ледяную стрелу, или ещё какую-нибудь пакость, вроде той, что сидит во мне! Никогда не расслабляйся!

— Дарил... Можно задать тебе вопрос?

Ещё в первый день знакомства, когда робеющий паренёк, увидев дорогую одежду незнакомца, попытался обратиться к нему как к господину, тот пресёк это в самых энергичных выражениях, требуя, чтобы к нему обращались как к равному. С тех пор Ладар так и делал, хотя при обсуждении важных вопросов немного и робел.

— С каких пор для этого тебе нужно моё разрешение? Каждый раз, как я прихожу в сознание, я только и слышу, что твои вопросы.

— Может быть... Но сейчас я хочу спросить — почему ты не боишься смерти? Да ещё вроде как и посмеиваешься — над ней и над собой?

— Посмеиваюсь... Нет, скорее подшучиваю. Смерть слишком прекрасна, чтобы над ней смеяться.

— Прекрасна? Но ведь ты умираешь...

— Да. И ты — тоже. И наш король. И верховный архимаг. Даже боги, говорят, не в силах избежать свидания с вечной странницей. Ну, а раз все идут к ней — разве может она быть уродиной? Сам подумай!

— Все говорят — смерть страшна!

— Потому что боятся. Дураки они, вот и всё. Смерть — она то же женщина, этим всё сказано! Если ты поторопишься и придёшь раньше времени, когда она будет ещё не готова — возможно, и скорчит гримасу. Однако если ты начнёшь избегать свидания — решит, что ты хочешь её обмануть... и вот тогда станет действительно фурией! На свидание нужно приходить вовремя, и с цветами! И тогда, возможно, она и помедлит — женщины любят кокетничать.

Ладар поневоле улыбнулся.

— Ты говоришь о смерти, как об обычной девчонке.

Дарил рывком приподнялся на кровати и отвесил ученику пощёчину.

— Она никакая не обычная, и никогда не говори так. К смерти с уважением и опаской относятся даже боги, не тебе ей дерзить! Я частенько вижу во снах одну очаровательную смуглянку с раскосыми глазами — возможно, это она? Если так, то я буду ждать нашего свидания с нетерпением!

Ладар, потирая щёку, с опаской отодвинулся подальше. Иногда, в запале или просто от усталости, старый вор переставал следить за собой и говорил, как настоящий лорд. Если к этому добавить множество знаний о жизни богатых и знатный людей, манеры и тонкости игры словами — он явно был не так прост.

— Ну, а где же ты возьмёшь цветы, когда придёт время?

Старый вор невесело улыбнулся.

— А как по твоему? Их нужно вырастить в собственной душе. Возможно, я потому до сих пор и жив — в той клоаке, которую некоторые зовут душой, могут расти только ядовитые сорняки. Возможность сделать что-то хорошее — мой шанс, а ты — подходящий материал... Можешь им стать, если начнёшь наконец учиться! Давай-ка, раз уж мы увлеклись беседой, сделаем это на разных языках. Энрио ко ми?

Ладар застонал. Одним из излюбленных занятий старика было обучение его языкам. Откуда он их знал, да ещё в таком количестве, проведя жизнь в стране, где все говорили на одном — оставалось загадкой. Это было двойное, если не тройное упражнение — изучая магически состояние, настроение, по возможности мысли собеседника нужно было понять, что он говорит — и что ещё только хочет сказать. И перевести чужие слова на родной язык. Парень и не замечал, что так он не только обучается гораздо быстрее, но и начинает понемногу разбираться в людях...