В общем, стояло две задачи: покарать убийцу и, если повезет, не выпустить его добычу за границу. Вряд ли шпион сразу же, получив бумаги, опрометью бросился на родину. Так никто не поступает. И в политике, и в шпионаже главное — уметь выждать нужный момент. Если бы кто-то из тех, кого хоть немного подозревали в связях с мальонской разведкой, спешно покинул столицу после этого дерзкого ограбления, то все становилось бы ясно. И обратно шпиону пути бы уже не было.

Почтовый голубь исключался — бумаг было так много, что для их переноски потребовался бы, по крайней мере, крупный орел. Конечно, шпион мог отправить карты с курьером. Поэтому проверяли все отходившие из Келе и соседних портов корабли, присматривались ко всем, кто направлялся на юг, в прибрежные городки, из которых можно добраться до Мальо на кабатажной шхуне или даже просто на лодке. Но все впустую.

Зато довольно быстро нашли исполнителя. Им оказался некий капитан кавалергардии.

— Назову его баронетом "Эн", — тонко улыбнулся полковник. — Настоящее имя не важно. Важно лишь то, что вот его-то вряд ли кто мог заподозрить в шпионаже. Обычный повеса, каких десятки. Если чем-то и выделялся среди товарищей, то поистине кавалергардской статью и ростом. Красавец, дамский угодник, игрок — в общем, такого увидишь на любом балу. Девицы водят вокруг таких кавалеров настоящие хороводы, а мужчины считают их глупцами, но втайне завидуют. Хотя в полку баронета "Эн" считали добрым солдатом и из уст в уста передавали сплетни о его победах над самыми неприступными дамами.

Это и погубило баронета. Когда в кавалергардии разнеслась весть о гибели генерала Сольтони, то многие в спрашивали: "Это который из штабистов? Тот, чью женушку недавно соблазнил наш красавчик капитан?" Сыскарей такое отношение к покойному не могло не заинтересовать. Начали расспрашивать, откуда идут слухи, и нашли двух офицеров, возвращавшихся как-то на исходе ночи из ресторации.

Стояла прекрасная погода, и молодые люди решили прогуляться вдоль набережной. Что мешает двум офицерам пройтись по городу, подышать пряным воздухом летней ночи, выветрить винные пары перед службой? Уже начинало светать, когда эти гуляки проходили мимо дома, в котором жил генерал Сольтони, так что они вполне смогли рассмотреть рослого мужчину, спрыгнувшего с балкона на втором этаже, и узнали в нем одного из записных повес столицы. Соблюдая скромность, окликать баронета "Эн" офицеры не стали, но всю оставшуюся часть пути обсуждали достоинства генеральши — женщины не первой молодости, хотя и вполне миловидной. Что примечательно, до того считавшейся верной женой, безразличной даже к легкому флирту.

Сплетня о новой победе баронета "Эн" моментально распространилась и в казармах, и при дворе. Даже быстрее, чем известие о гибели генерала Сольтони. Вот об этом-то сыскари первые дни старались не особо распространяться.

Труднее всего было докопаться до ее источника, но, в конце концов, ночных гуляк нашли и допросили. Офицеры смогли не только показать балкон, с которого спрыгивал капитан кавалергардии, но и припомнить, в какую ночь они его видели. Как же они удивились, когда узнали, что это случилось как раз в ночь убийства, а на балкон выходит дверь, ведущая вовсе не в будуар госпожи Сольтони, а в кабинет ее мужа!

Баронета "Эн" арестовали. В его вещах нашли испачканные кровью перчатки и нож, идеально подходивший для того, чтобы нанести им раны, от которых умер генерал. Убийца признался в том, что зарезал Сольтони. Но вот по поводу бумаг нес какую-то чушь. Невразумительно бормотал о благословении Тима Пресветлого и чуть ли ни прямом приказе, который отдал ему великий бог, и грозил всевозможными мистическими карами. Но вот о том, кому он передал документы, баронет "Эн" упорно молчал. Точнее, утверждал, что отдал их... богу.

Преступнику попытались развязать язык с помощью пыток, но и это ничего не дало. Здоровяк-кавалергард после первого же знакомства с инструментами палача подхватил нервическую горячку, впал в беспамятство и через два дня умер. Палача наказали, но не очень строго, он действительно не мог ожидать, что не старый еще мужчина окажется, слаб, словно юная барышня.

Теперь оставалось только узнать, с кем баронет общался в последнее время, и что заставило блестящего офицера заняться шпионажем.

— Офицеры не очень-то любят разговаривать со служащими сыскного ведомства о своих товарищах, — грустно сказал полковник. — Но тут дело выглядело достаточно странно. Никто не осудит кавалергарда, если он заколет штабного на дуэли. Но, словно вор, залезать в чужой дом и резать безоружного в его кабинете! Вопиющее нарушение понятий о рыцарской чести! Это развязало офицерам языки.

Через пару дней в сыскном отделении знали о капитане "Эн" буквально все. Впрочем, в этом "все" не нашлось ничего, что могло бы опорочить его имя. Третий сын небогатого барона из какой-то глухомани на востоке, возле Серых гор, поступил на службу в шестнадцатилетнем возрасте. Благодаря своей недюжинной внешности после окончания офицерской школы попал в дворцовый гвардейский полк. Служил, как служат все кавалергарды. Кутил, играл в карты и "порсо", волочился за женщинами. Впрочем, ни один из его романов не привел к каким-нибудь особо трагическим последствиям. Соблазненные им девушки в конце концов выходили замуж за приличных людей, а чужие жены умудрялись так ловко устраивать свои дела, что их мужья и не подозревали о выросших у них рогах. Как многие молодые офицеры, баронет "Эн" почти никогда не имел денег и вечно был кому-то должен, но умудрялся как-то рассчитываться с кредиторами. Впрочем, содержание в кавалергардии очень и очень неплохое, королева Алиста любит, чтобы дворцовые охранники выглядели роскошно.

Из всего вороха сплетен и слухов о капитане "Эн" относительный интерес представляли лишь два факта. Во-первых, в последнее время баронет вроде как начал вести более скромную жизнь. По крайней мере, перестал играть по-крупному. Впрочем, в этом никто не находил предмета для пересудов. Все-таки капитан — уже не мальчик, разменял четвертый десяток лет, пора и остепеняться. И еще один даже не слушок, а так, полная глупость: баронет был большим любителем "тирсо", даже состоял в "полынном" клубе.

— "Тирсо"? — удивился Арчи. — Я слышал об этом напитке, но ни разу не пробовал. Говорят, его подают лишь в нескольких ресторациях, и стоит он чрезвычайно дорого.

— Похоже на ликер, — объяснил господин Сатин. — Весьма приятен на вкус, пахнет полынью. После небольшой рюмки "тирсо" впадаешь в расслабленное, можно сказать, элегическое, состояние. Говорят, кто-то, напившись "тирсо", способен видеть внутренние иллюзии. Я ничего такого не испытывал.

— Запах полыни? — усмехнулся Арчи. — Тогда понятно, вытяжка из полыни вполне может вызвать эти иллюзии, а кое-кто под ее воздействием начинает видеть кружения Сил, хотя не обладает никаким магическим даром.

— Именно так, — согласился полковник. — Увлечение "тирсо" началось не так давно, всего пару десятков лет назад. Привозят напиток вроде бы откуда-то из Марида, там любят травить себя всевозможными колдовскими зельями, называя это "неземным" наслаждением. Но до последнего времени о "тирсо" не думали как о чем-то опасном. Если кому-то хочется терять ясность мышления ради каких-то призрачных иллюзий — это его личное дело.

— Нет, — резко перебил полковника Арас Вильмирский. — Я давно говорил, что увлечение "тирсо " ни к чему хорошему не приведет! Одна-другая рюмочка в выходной — это еще туда-сюда. Но сейчас некоторые дошли до того, что таскают с собой фляжку с зельем и даже на посту позволяют себе время от времени из нее прихлебывать!

— И все же пить "тирсо" — не преступление, — продолжил полковник. — Однако "полынный" клуб нас все же заинтересовал. На первый взгляд — ничего особенного. С пару дюжин молодых офицеров и просто богатых бездельников раз в седьмицу собирались вместе, накачивались этим чужеземным зельем так, что в ушах булькало, и по очереди рассказывали друг другу, что видят в своих внутренних иллюзиях. Впрочем, подобных клубов, в которых бездельники убивают время, — множество. И занимаются их члены порой еще большими глупостями. Есть, например, любители беговых тараканов. Представляете, заводят себе этих мерзких насекомых, кормят, воспитывают их, а потом заставляют бежать наперегонки, словно те — скаковые лошади. Даже пари заключают, как во время скачек.

Леди Соретта брезгливо поморщилась:

— Какие гадости вы рассказываете, господин Мартинус!

Видимо, к тараканам герцогиня, как примерная хозяйка, особой любовью не пылала.

— Простите, Ваше Высочество, к слову пришлось, — ответил полковник. — Это я к тому, что участие офицера придворной охраны в каком-нибудь из таких клубов никого не удивит.

И продолжил рассказывать:

— Члены "полынного" клуба издавна собирались в доме у одной дамы... Не буду пока называть ее имени.

— Хотите, я угадаю? — подал голос Арчи. — Это баронесса Энзиар.

— Откуда вы знаете? — удивился полковник Мартинус. — Вы, что бывали там? Но вы же маг?

— Просто все складывается, — напустив на себя таинственность, ответил Арчи.

Не стал бы он рассказывать сыскарю об украденных им тетрадях старого рыцаря Пустлина, чья смерть стала одной из причин его знакомства с господином Сатиным. В этих дневниках несколько раз упоминалась "юная баронесса Э.", причем именно в связи с каким-то экзотическим клубом.

— Господин магмейстер хочет показать, что он достаточно много знает о наших делах, и не нужно скрывать от него детали, — съехидничал Сатин. — Но продолжайте, господин полковник, продолжайте. Вы знаете мое отношение к этой даме, так что пока вы не сказали ничего мне неизвестного.

— "Полынный" клуб считается вполне пристойным местом. Участие в нем, в своем роде, — это некий билет в самые высшие придворные круги. Но вот что интересно. В последний год двое членов клуба покончили жизнь самоубийством. Нет, никто не связывал их смерти со злоупотреблением "тирсо". Но факт оставался фактом. Застрелился секретарь королевского военного совета герцог Рундер и проткнул себе грудь кинжалом барон Стурини. Причем барон вообще не военный, он служил, точнее, делал вид, что служит, в портовом ведомстве, зато известен как самый горячий коллекционер всевозможных экзотических диковинок. Говорят, все капитаны купеческих кораблей знали: достаточно подарить Стурини какой-нибудь пустяк, найденный на островах Полуденного моря, и тогда никто из мелких портовых служек не будет придираться ни к корабельным документам, ни к грузу.

— Полуденные моря? — переспросил Арчи.

В этот момент он понял, что чувствует охотничья собака, застывшая над заячьей лежкой.

— Да, так, — кивнул полковник. — Кстати, и смерть этого любителя экзотики была весьма необычна. Он вонзил себе в грудь кинжал из вулканического стекла. Такие "ножики" некоторые маридские дикари используют, когда приносят жертвы своему змеиноголовому богу.

— А причины этих самоубийств? — спросил Арчи. — Просто так люди не стреляются. А уж для того, чтобы тыкать себя осколком камня, нужно вообще иметь очень веские причины.

— Вот и я о том же, — с уважением взглянул на собеседника полковник Мартинус. — В отношении смерти герцога Рундера еще можно найти хоть какое-то объяснение. Поговаривали, что жена изменяет ему направо и налево. Может, он ее действительно любил, и не вынес осознания того, что она лишь использовала его титул и деньги. Кстати, после смерти герцога многие придворные дамы отказали леди Рундер от дома. Что же касается барона Стурини, так он всю жизнь слыл богатым чудаком, поэтому никто и не пытался понять его мотивы.

— Но не вы, я думаю? — решил слегка польстить собеседнику молодой маг.

— Да, самоубийство выглядело очень странно. Но никаких зацепок не нашлось. Самое главное — барон настолько чудаковат, что у него просто не находилось врагов. К нему никто не относился всерьез! Самую большую выгоду от смерти Стурини получила кафедра землеописаний Высшей королевской морской школы. Именно ей барон отписал в завещании свои коллекции, которые оцениваются в сотни тысяч золотых. Все же остальное имущество, которое он еще не успел превратить в экспонаты, получили двоюродные племянники — молоденькая девица и ее еще более юный брат, живущие с родителями в провинции. Их проверили. Никто из этой семьи в момент смерти барона и не приближался к столице, да и вообще — не те люди. Обычные провинциальные рыцари, очень милые.

На время в комнате воцарилось молчание. Арчи думал о том, что, может быть, сыскари могли чего-то не заметить, какой-то мелочи, которая могла навести на след. В самоубийство человека такого типа, как барон Стурини, молодой маг категорически не верил.

— А смерть барда Лилео? Тоже — очень странная история, причем Лилео тоже являлся членом "полынного" клуба, многие его баллады написаны под воздействием "тирсо", — подстегнул разговор господин Сатин.

— Да, тоже очень необычная ситуация, — кивнул полковник. — Кто бы подумал, что почти слепой музыкант, никогда не державший в руках ни меча, ни пистоли, вызовет на дуэль одного из самых лучших стрелков в королевстве. При этом наговорит ему таких дерзостей, что тот будет вынужден принять вызов. Естественно, стрелок не собирался убивать барда, лишь хотел его слегка проучить. Поэтому стрелял тому в ногу. Дескать, ноги — самая ненужная для музыканта часть тела, если тот еще и охромеет, хуже его баллады не станут. Но Лилео ответил точным выстрелом в сердце. Однако у слабого здоровьем барда началось заражение крови, и через седьмицу он умер от горячки.

— Не слишком ли часто вы произносите это слово — "горячка"? — хмыкнул Арчи.

Полковник лишь мрачно зыркнул на мага, но ничего не сказал.

— Погодите иронизировать, мой юный друг, — ответил за Мартинуса господин Сатин. — Служащие сыскного отделения проделали огромную работу. При этом у них не было тех знаний относительно этого потустороннего яда, которые есть у нас с вами.

— Да, — кивнул полковник. — Мы ничего не знали. Маги и из ордена некромантов, и из стихиального ордена только пожимали плечами. Дескать, чушь какая-то.

— Я бы тоже так сказал, — согласился Арчи. — Свойства полыни давно известны. Да, на слабую натуру она может оказать разрушительное действие. Но не на штабного офицера или, предположим, кавалергарда.

— Это — теория. А на практике получалась совершенно иная картина. После убийства генерала Сольтони мы держали Его Высочество в курсе расследования. И он решил действовать.

— Я запретил употреблять "тирсо" на службе и в казармах, — сказал Арас Вильмирский. — Если у кого-то находили флягу с этой гадостью, то провинившегося на первый раз отправляли в "холодную", на второй — подвергали телесным наказаниям. Я думал, что хоть через задницу сумею вколотить в этих молодых бездельников немного мозгов. Солдат может быть глупцом. Но добровольно превращать себя в безумца? Нет, я этого не понимаю! Я пошел к Его Величеству и попросил удалить из столицы баронессу Энзиар. И вы знаете, что сказал Виталис?