Вся жизнь в послезавтра

Вся жизнь в послезавтра

фантастический роман

Каждый человек, воспитанный на идеалах советской фантастики, знает что в далёком будущем люди будут повелевать огромными энергиями. Ни расстояние, ни время больше не будут властны над ними, а сама природой станет глиной в их умелых руках. Проще говоря люди станут богами. Вот только какими именно богами они станут?

Глава1

Первый день проснувшегося

Большая комната, с высоким потолком, выкрашенная в приятный глазу светло-голубой цвет. Градиент цвета возрастает сверху вниз. Там где потолок плавно переходил в стену — цвет был светлым, как ясное небо, а там где стена также плавно, без резких углов, становилась полом — цвет выглядел иссиня-чёрным, словно раздутая дождём грозовая туча. Потолок был белым, а пол полностью чёрным. С виду он казался шероховатым. Как будто на полу лежал однотонный ковер покрывая от края до края.

Оторвавшись от созерцания фактуры пола или фактуры ковра, Андрей поднял глаза на молодую девушку стоящую в трёх шагах от его кровати. Тёмные, короткие волосы. Скорее симпатичная нежели красивая. Полностью одетая в розовое, как будто её с шеи до щиколоток облили карамельным сиропом. Открытыми оставались только кисти рук, лицо и скромный, прямо-таки школьный, вырез на груди. Андрей видел, как она дышит, замечал едва уловимые колыхания грудной клетки и трепетание крыльев курносого носика. Спокойное, размерное дыхание уверенной в себе и здоровой молодой девушки.

Две минуты назад он очнулся на кровати в этой, почти пустой, комнате, где не было ничего кроме высокого ложа и тёмно-синего столика у изголовья. В центре стола находилась стеклянная ваза из тяжёлого, искусственного хрусталя какую можно купить в любом магазине занимающемся декоративными товарами. В вазе стояла одна единственная живая роза — кроваво-красная, пышная, срезанная на исходе поры цветения. Андрей недоумённо рассматривал крохотное буйство красного цвета в холодной комнате с покрашенными во все цвета синего стенами.

Мысли медленно ползали под поверхностью сознания, точно придонные раки, не поднимаясь на поверхность. Он бездумно смотрел на розу. Наверное, подобного состояния стараются добиться поклонники медитативных техник.

Потом вошла девушка в розовом. Андрей не заметил, как она появилась в комнате. При поверхностном взгляде не было видно ни дверей, ни окон. Он отреагировал на её появление вопросом: -Где я?

-В больнице— коротко объяснила девушка останавливаясь в трёх шагах от кровати. Её голос разбил лёд бездумия и отдельные мысли, словно любопытные рыбки, начали выпрыгивать из океана подсознательного. Андрей несколько раз моргнул и повторно огляделся, на этот раз с интересом. Теней в комнате или палате, если уж он попал в больницу, не имелось вовсе. Казалось, свет исходил сразу со всех сторон или светится сам воздух.

-Какое сегодня число?

-Двадцать шестое— ответила девушка.

Прикрыв глаза, Андрей принялся вспоминать. Второго числа у Киры был день рождения. Он точно помнил большой мятный торт заказанный их честной компанией в одной из крохотных московских кафушек, взявших последнее время моду именоваться "микроресторанами". Помнил как Антон, в разгар веселья, отвёл его в сторону и шепнул о внеочередном собрании запланированном на пятое число. Как их отсутствие заметила именинница и требовательно надула полные губки. Как Нина сказала: -Да брось, они вечно шушукаются.

А Кира капризно протянула, играя саму себя — избалованную родителями московскую девочку: -Ну ма-а-альчики.

Придержав за локоть Антона, он сказал: -Пятого не смогу.

-Надо— ответил Антон.

Андрей покачал головой.

Почему же он не мог пятого? Андрей (не тот, из воспоминаний, а этот, лежащий под тонкой белой простынёй на кровати, такой высокой и узкой, что она походила на гладильную доску) напрягся вспоминая. Точно! Вечером четвёртого в институте запланирован эксперимент. Итог десятилетней работы не одной группы учёных. В роли главного подопытного кролика младший научный сотрудник из вырвавшегося вперёд и возглавившего исследования коллектива, Андрей Николаевич Тяжёлый.

Может быть что-то пошло не так? Почему он оказался в больнице? Но Андрей не мог вспомнить, как садился бы в кресло, больше напоминающие древние орудия пыток, в большом светлом зале. Уж этот момент точно бы не забылся. Неужели он потерял память? Двадцать шестое число. Куда пропали двадцать три дня?

-Месяц— спросил Андрей -Какой сейчас месяц?

-Февраль.

Чем дальше, тем страшнее. День рождения Киры, новой пассии Антона, праздновали в апреле.

-А год?

-Тридцать восемь тысяч семьсот шестьдесят девятый от начала новой эры.

Андрей сглотнул: -Простите, какой?

-Вы правильно расслышали— ответила девушка.

Прикрыв глаза Андрей задумался. Его разыгрывают? Возможно, но он не представлял причин, по которым кому-либо могло бы понадобиться вводить его в заблуждение. Человеческий мозг странная штука. Иногда он просчитывает длинные цепочки событий предъявляя сознанию уже готовое решение и оценку вероятности именно такого сценария событий. Но эксперимент должен был начаться только завтра!

-Почему я сейчас так спокоен? — задумался Андрей: -Конечно, я не поверил, но внезапное пробуждение в незнакомой обстановке само по себе должно насторожить и мобилизовать организм. Я же спокоен как будто проснулся в собственной крохотной квартирке, где знаю каждый угол и каждую щель. Странно.

Снова открыв глаза он посмотрел на девушку. Её короткие тёмные волосы резко контрастировали со слащавым цветом одежды. Ещё Андрей заметил, что у неё карие глаза. Девушка молча смотрела на него.

-Тридцать восемь тысяч семьсот шестьдесят девятый— произнёс Андрей подивившись, что сумел без запинки повторить цифры. Они выглядели нереально большими.

Он обречённо уточнил: -От рождества христова?

-От первой великой революции— пояснила девушка: -Если хотите отсчитывать от рождества христова, то прибавьте тысяча девятьсот семнадцать лет.

Любопытно. Андрей прищурился. Карамельная девушка молчала и тогда младший научный сотрудник поинтересовался: -Почему мне это не шокирует?

-Потому, что я ввела вам противошоковое.

Её слова были логичны и он кивнул.

-Пожалуйста встаньте— попросила врач. Андрей решил, что она врач или, хотя бы, медсестра. А кого ещё можно встретить в больнице?

Откинув тонкое покрывало, Андрей спустил ноги с кровати. Её высота оказалась ровно такой, чтобы ему было удобно вставать.

В подошвы ног ткнулся шероховатый и тёплый пол. Он совсем чуть-чуть пружинил и на нём было приятно стоять босыми ногами.

-Всё же ковёр— отметил Андрей делая шаг. Он не удивился, если бы оказался нагим, но чресла целомудренно прикрывали белоснежно белые шорты. Настолько белые, что на них практически было больно смотреть. Пройдя до стены и обратно, Андрей вопросительно оглянулся на девушку. Она одобрительно кивнула.

-Может быть броситься на неё?— подумал младший научный сотрудник частного научно-исследовательского института занимающегося разработкой человеко-машинных интерфейсов: -Схватить за тонкое горло, потребовать сказать правду и не отпускать пока она эту самую правду не скажет. Какую именно правду? Конечно ту, которая понравилась бы ему.

Однако, возможно из-за действия химии, или чем там его накачали, чтобы бедный мозг не попытался сбежать от реальности ни в чёрную меланхолию, ни в безумную истерику. Андрей достал из вазы розу. Поднёс к носу, вдыхая пряный аромат вступающего на путь увядания цветка. Оторвав один из лепестков, растёр между пальцами и положил в рот. Похоже на салат в институтской столовой. Не иначе как из цветов его делали.

Девушка спокойно наблюдала за поеданием цветка. Она нисколько не боялась полуголого мужчины и, наверное, на то существовали причины. Испытав смутный и тусклый оттенок смущения, Андрей вернул розу в вазу и сел на кровать.

-Тридцать восемь тысяч лет— повторил он и девушка слегка наклонила голову, как бы подтверждая — да, тридцать восемь.

-Что изменилось за это время?

-Всё.

Андрей поднял голову: -Значит мы победили?

Она покачала головой, но не тронулась с места. Видимо ей было удобно стоять посередине комнаты.

-Ваше восстание провалилось. Власти знали о нём и заранее приняли меры.

Андрей хотел сказать, что никто не мог знать. Члены подпольных революционных ячеек имели сведения только друг о друге, и даже координаторы не представляли структуру всей сети. Единого центра просто не существовало. Революционное движение было выстроено по алгоритмам применяемым в распределённых вычислительных сетях свободной архитектуры. Один или два предателя или даже десяток не могли подставить под угрозу существование всей сети. Это было невозможно.

Андрей обвёл руками пустую комнату и тёмно-синий стол со стоящей на нём стеклянной вазой и объеденную розу и кровать: -Тогда как...

-Вы полагаете: человечество могло развиваться исключительно в рамках коммунистической парадигмы?— поинтересовалась она.

-Да, я так считаю. Не существовать, а развиваться, развиться выше определённого уровня. Не уничтожить самих себя на протяжении тысяч лет. Может быть другое название, не коммунизм. Может быть чуть-чуть иная, отличающаяся в мелочах, но схожая в главном идеология. Но если вы говорите, что наше восстание провалилось... даже не знаю, что сказать.

-У истории имелось тридцать восемь тысяч лет на исправление ваших ошибок— произнесла девушка: -А сейчас спите. Под действием тормозящих препаратов мозг плохо усваивает новую информацию. Мы погорим позже.

Андрей возмутился: -Я не хочу спать.

-Хотите.

-Я не смогу сейчас заснуть!

-Сможете.

И он действительно смог. Заснул так быстро, что не запомнил как оказался в кровати. Возможно, его перенесла карамельная девушка-врач. Если это действительно так, то в её хрупком теле должна была скрываться недюжинная сила.

Второй день проснувшегося

Увядающая роза всё так же одиноко стояла в хрустальной вазе. Края лепестков потемнели. Остаток того, что он откусил съёжился и высох став похож на отмершую чешуйку. Каким-то чудом она ещё держалась у основания бутона, трепеща при малейшем движении воздуха.

Андрей сидел на кровати, а рядом стояла карамельная девушка. Противоположенная стена превратилась в огромный экран, и он внимательно вглядывался в происходящие в фильме события.

Изображение было прекрасного качества. Впрочем, огромный плоский телевизор не удивил Андрея. Немного смущало то, что в экран превратилась вся стена от чёрного пола до белоснежного потолка. Та самая стена из которой минуту назад появилась знакомая девушка. Обычно двери делают где угодно кроме как в телевизорах.

Сам он очнулся на полчаса раньше. Успел досконально обследовать доступное ему пространство: палата это была или камера. Пространства оказалось много: где-то около полусотни квадратных метров, а кубических и того больше — прежде чем перейти в потолок, стены поднимались на существенную высоту. Но вот предметов наблюдался явный недостаток. Кроме кровати, стола, розы и самого Андрея комната оставалась девственно пустой.

Для приличия он покричал и не добившись никаких результатов попробовал отжиматься от пола удивляясь тому насколько легко это у него получается. Андрей никогда не был хлюпиком, но отжавшись ровно четыре десятка раз и не замечая ни малейших признаков усталости он задумчиво хмыкнул. Потёр друг о друга указательные кончики пальцы, на которых отжимался последний десяток, и сел на кровать обдумать происходящее.

Однако подумать как следует ему не дало появления карамельной девушки.

Наверное следовало бы задать ей какие-то хитрые вопросы и попытаться раскрыть их обман или убедиться, что никого обмана нет. А может быть нужно было просто задавать вопросы, пытаясь получить информацию о мире за пределами комнаты. Андрей угрюмо спросил: -Вы сказали восстание провалилось...

Он поднял глаза взглянув на неё — такую спокойную, всё в том же розовом одеянии или неотличимом от того, что она носила вчера: -Неужели мы ничего не добились?

Изображение было прекрасного качества. Но ещё больше восхищала работа режиссера с таким искусством компоновавшего кадры и выбирающего ракурсы, что люди на экране казались живыми. А сам экран всего лишь большим окном.

Большая, широкая, красивая улица перегорожена двумя рядами полицейских. Одинаковые бронежилеты, упёртые в землю щиты, закрытые зеркальные забрала шлемов — всё как положено. По нарисованной полосе, предназначенной для разделения потоков движения автомобилей, на щиты, дубинки и жерла водомётов идёт человек держащий в руках красный, как самые алые сорта роз, флаг. Человек идёт наклонившись, вжав голову в плечи, как будто против сильного ветра, но идёт. А ветер закручивает крохотные пыльные смерчики у ног застывших в оцеплении солдат и развивает огромное, большое — больше человеческого роста — полотнище. Оно похоже на пылающий огонь, на пойманный в силки рассвет и человек на экране несёт его. Сначала кажется будто он идёт один. Но через секунду неведомый режиссер показывает толпу в десятки тысяч следующих за знаменосцем людей. Поднеся к губам рупор беззвучно кричит офицер. Над толпой вспугнутыми воробьями носятся десятки полицейских вертолётов.

Камера резко взлетает вверх. Проходит между вертолётами и показывает вид с высоты: тёмное пятно человеческой толпы, запертое со всех сторон зелёными пятнами армейской техники и синими мундирами полицейских сил. Толпа, будто поверженная змея, рассечена на несколько частей и обложена со всех сторон. У человека с флагом нет выхода кроме как идти вперёд и прямо в лицо ему кричит в мегафон обливающийся потом, покрасневший от волнения офицер.

-У меня нет брюк такого оттенка— заметил Андрей -И куртка чужая. Почему у меня седые волосы? Он похож на меня, но не я.

-Это было через двадцать семь лет после считывания— пояснила девушка: -Последний проблеск пламени практически залитого водой костра. К тому времени вы стали одним из координаторов агонизирующего революционного движения. Последним, не арестованным и неподконтрольным власти координатором.

На экране быстро, но так, чтобы можно было увидеть, сменяются кадры. Опустив громкоговоритель офицер отворачивается и что-то говорит другому офицеру стоящему в отделении. Тот оборачивается и отдаёт какой-то приказ. Весь экран занимает огромнее лицо молодого парнишки с прижатыми полицейским шлемом волосами. Мальчишка, ему меньше чем Андрею — не тому, идущему на шеренгу сомкнутых щитов, а сидящему на кровати и сжимающему в кулаках простынь. Он комкает и мнёт тонкую белую ткань. Но стоит отпустить как она расправляется стирая следы рукотворных морщин.

Мальчишка полицейский поворачивает голову, смотрит назад, потом вперёд — на знаменосца, потом снова назад и снова вперёд и, наконец, переводит растерянный взгляд на стоящего рядом напарника. Тот грустно улыбается. Тяжелое, обрюзгшее лицо как будто оживает под печальной, виноватой улыбкой. Мальчишка улыбается в ответ: широко, радостно. Крупным планом показываются побелевшие от напряжения пальцы на рукояти дубинки — они разжимаются.