Один в поле (litrpg)

Часть первая

Пролог, в котором мы знакомимся с героем.

— ...привел к Исходу шестиста бессмертных из этого мира, — прокурор сделал паузу, внимательно оглядывая присяжных.

— Да быть того не может! Откуда столько?!, — ошашело подумал я про себя, — Что им настолько дорого было в этом порту?

— Нанес Империи ущерб размером в 1651600 золотых разово и 144400 ежегодно, — продолжал он.

— Ага, еще контрабанду как убыток включи, — скривился я. Как же, полторы сотни тысяч сестерциев в год, если предприимчивый делец поднимал столько же в месяц.

— Исходя из вышеперечисленного, я требую высшей меры наказания для подсудимого, — обведя трибуны взглядом, имперский прокурор отошел к своей кафедре, взял стакан воды и промочил в нем губы.

Присяжные переговаривались между собой, среди свидетелей и зевак постепенно поднимался ропот.

Все таки, высшая мера — это... Ну, немножко черезчур.

Судья молча слушал этот ропот, хмуря кустистые брови. Мельком кинув взгляд на меня, прокурора, толпу, он поднялся, и трижды ударил молотком, утихомиривая разошедшуюся публику.

— Есть ли какие-либо возражения?, — еще один внимательный взгляд в толпу.

Выждав несколько секунд, он сел, буркнув: — Слово обвиняемому.

Я встал, сразу почувствовав, как в мой затылок впились глаза доброй сотни разумных.

Как по мне, идиотская ситуация: я точно знаю, что не виноват в том, в чем меня обвиняют, но не знаю, как это донести до остальных. Единственное, что может меня спасти: ходят слухи, что судьи могут прямо на ходу отличать правду от лжи.

Глядя прямо в глаза судье, и стараясь прочувствовать каждое заявленное слово, я заявил:

— Я не совершал того, в чем меня обвиняют, не предавал свой клан и не предавал Империю.

Под кустистыми и наполовину седыми, как я теперь заметил, бровями судьи, обнаружились обжигающе-черные глаза, которые, казалось, впились в меня, буравчиками ввинчиваясь куда-то под лобную кость, и тянули из меня слова:

— У меня и в мыслях не было ничего подобного. — в глазах судьи мелькнуло явственное разочарование и напор ментальной магии, как я теперь понял, ослаб:

— Вы можете привести в свою защиту только свое честное слово? — спросил он.

— Да. — блин, никогда бы не подумал, что буду жалеть, что я не паладин — уж их-то честному слову все верили. С другой стороны, неудобств было еще больше — слово паладина так же крепко, как его дело. Или, другими словами, что паладин пообещал, то он обязан сделать. Мне никогда не нравился этот максимализм — или отступись и тогда твой бог проклянет тебя, или сдохни, пытаясь совершить невыполнимое. Второе, по последствиям для самого паладина, лучше.

— Так, отставить лирику, меня тут судят, между прочим!

— Думай голова, думай!, — Надо что-то еще добавить к сказанному, он явно видит, что я говорю правду, но для суда присяжных этого мало. Хотя, любой может обратиться к богу — и уж я-то, хоть и человек, эльфийскому богу охоты сделал немало хорошего, на мой взгляд.

— Еще могу поклясться именем Солонора, что я не совершал того, в чем меня обвиняют. — на зал обрушилась ватная тишина. Богов здесь уважают. Дают им высказаться.

— Ну! Ну?! — секунда проходила за секундой, а ничего не менялось. — Ах ты ж тварь, — ожесточенно думал я про себя, — мало тебе, значит, всех тех жертв, что я приносил, всех побед, что швырял на твой алтарь, ты даже не собирался являться на мой суд!

Судья, поджав тонкие сухие губы, выждал положенную для вмешательства богов минуту (да, Империя настолько крута, что даже боги вынуждены подчиняться установленному делопроизводству), и, так как никакого знамения не произошло, произнес в звенящей тишине: — Суд удаляется для вынесения приговора.

Судья и присяжные потянулись в неприметную дверь сбоку от амфитиатра суда, а я про себя продолжал лихорадочно рассуждать: — надо было становиться паладином, или даже нет, достаточно было призвать в свидетели Тира, уж тот точно явился бы на заседание суда — это Солонора может забить на суд, его такие вещи не волнуют, а вот Тир бы точно явил свой знак — справедливость по его части.

Было даже что-то забавное в том, чтобы сидеть на поднятым над залом месте обвиняемого, лицом к ныне пустующему месту судьи и присяжных, спиной к залу. Казалось, в затылке мне провертели дырку сотни взглядов, а сзади приливами накатывали перешептывания толпы.

Оборачиваться не хотелось. Так и просидел полчаса, нахохлившись и пялясь на то место, где сидел судья. Вообще, не сказать, что я особо переживал — ну что мне может грозить? Казнь? Так это фигня, через шесть часов, как и любой бессмертный, я оживу на ближайшей точке возрождения. Конфискация? Жаль, конечно, кровно заработанных, но, с другой стороны, передо мной была вечность. Успею еще компенсировать. Ссылка? Дальше фронта не сошлют, а выдернули меня как раз оттуда. Высшая мера? Это и впрямь жуткая штука, и, скорее всего, придется уйти в другой мир, но ничего фатального в ней не было. Единственное, что меня действительно расстраивало — то, что абсолютно все мои друзья, и мой клан, не сомневались в том, что я предатель. Не нашлось ни одного человека, который бы усомнился в уликах. Даже те, с кем я был знаком с рождения, не сомневались, что я виновен. Вот это и в самом деле обидно. Прямо одно к одному складывается — и бог отвернулся, и имперское правосудие, и друзья. Нехорошая тенденция.

Раз уж у нас пошел такой доверительный разговор, давайте я расскажу вам, из-за чего в выходной день в зал суда набилась такая куча народу.

*

У нас тут вот уже второй год идет война. Между Светлой Империей, в армии которой выступает в качестве подразделения наш клан, и Темной Империей. Банальность, эта война идет уже сотни лет с небольшими перерывами. На этот раз целью темных был большой и важный порт на юге нашей Империи. Как раз его, этот порт, наш клан и должен был защищать. Сказать по правде, они, скорее всего, смогли бы сломить наше сопротивление и захватить и порт, и все прилегающие территории. Ничего страшного, как по мне — этот город уже раз пятнадцать переходил из рук в руки только на моей памяти, так что через пару лет отбили бы обратно.

Но. Если бы не это проклятое "но", я бы не торчал тут. Диспозиция была такая — флот темных накатывал на гавань, защищенную двумя башнями, набитыми лучниками и магами. Но главная защита были даже не эти башни, а цепь, натянутая между ними, погруженная на глубину человеческого роста. Именно эта цепь и была главным элементом обороны — через нее не могли прорваться тяжелые и большие корабли — ни транспортники, ни боевые джаггернауты. Если бы флот темных уперся бы в цепь, мы с двух башен быстренько пожгли их корабли, а потом, не торопясь, прикончили выживших после крушения.

В это время я был на вершине одной из башен. У меня на это была уважительная причина — мало того, что я военный лидер нашего клана, то есть, фактически командовал обороной, так я еще и лучший лучник на всем континенте. Да-да, это объективный факт, а вовсе не хвастовство. Мои стрелы не знают промаха, а их убойная сила такова, что я могу в одиночку потопить немало кораблей. Немного магии, тысячи человекочасов тренировок и много таланта. Так-то.

А в то время, пока я торчал на вершине южной башни, прикидывая, как буду тратить награду за успешное отражение штурма, моя пантера, моя любимая Шадра, специально отправленная мной в подвал, чтобы не попасть под вполне вероятный ответный огонь противника, моя кошка, с которой мы прошли путь от никому неведомого охотника до варлидера сильнейшего клана Светлой Империи, двумя ударами убила оставленного на всякий случай часового и сдвинула рычаг, опускающий цепь.

И флот противника, вместо того, чтобы со всего размаху налететь на преграду, беспрепятственно вошел в порт, и перебил всех защитников. Включая меня.

А когда я возродился, меня без лишних разговоров заковали в цепи и отправили в столицу на суд. Потому что всякий знает — никто, кроме хозяина, не может управлять питомцем охотника. Это не элементаль, которых могут призывать маги, и не демоны, которых вызывают чернокнижники. Не духи шаманов, не разумные деревья друидов. Все вышеперечисленные имеют собственную волю, и могут поступать по своему усмотрению. Все, кроме питомцев охотников. Все, и я, знают это. Значит, я предатель. И все в этом убеждены.

Вот только есть маленькая проблема: я совершенно точно уверен, что не отдавал такого приказа Шадре.

А теперь, если позволите, время вернуться в настоящее время и заслушать приговор — судья и присяжные вернулись на свои места.

*

Старик (а теперь точно было понятно, что судья очень стар) сел, неловко оправил мантию — мне на секунду даже стало его жалко — стукнул молоточком, и начал зачитывать решение суда.

— Обвиняемый признается виновным в исходе шестиста бессмертных, причинении материального вреда на сумму более полутора миллионов сестерциев и поражении Империи в битве при Нардаре. — пройдясь взглядом по безмолвным рядам зрителей, судья продолжал, печатая каждый слог, — и приговаривается к высшей мере наказания.

Толпа за моей спиной взорвалась. Ага, как же. Третий разумный, что за всю историю мира приговаривается к... к этому. Блин, а страшно ведь.

— Приговор приводится в исполнение немедленно, — продолжал судья.

— Не-не-не, не верю, — думал я про себя. Это, должно быть, какой-то сон. Как-то удивительно быстро из какой-то боковой двери прикатили вертикально стоящий цилиндр на помосте — я еще удивился, неужели они держат такую штуку так близко от зала суда, если высшая мера применяется так редко — и конвоиры дернули меня вниз за цепи, которыми я был скован.

Тем временем помощники судьи (или я теперь должен называть их палачами?) сноровисто развернули цилиндр и он оказался усеян изнутри шипами. Эдакий аналог железной девы.

До Леди Боли, как назывался этот агрегат, я дошел самостоятельно (хотя, между нами, ноги подгибались), а вот дальше меня остановили — надо было сбить цепи, чтобы ничто не мешало контакту казнимого и Леди.

Специально, или нет, но меня развернули лицом к залу. Сзади прозвучало: "Последнее слово. Если обвиняемому есть, что сказать, то пусть не держит это в себе."

Жаль, я надеялся на последнее желание, но так тоже неплохо.

Правда, немного неуютно от ненавидящих взглядов, которыми на меня смотрели мои бывшие соклановцы. Но немного порадовало то, что сам глава клана, кряжистый и очень мощный мужик, которого я крепко уважал, хмурился, но явно не собирался обвинять меня во всех грехах. И, что еще больше радовало, Лютэй, его правая рука, моя рыжая Лютэй, мой лютик-одуванчик, еле сдерживала слезы, сидя нарочито прямо. И лицо — как застывшая маска, по которой ничего невозможно прочитать. Но я-то знаю ее. Как же приятно, что любимая верит тебе, несмотря ни на что.

Поймав себя на том, что начинаются улыбаться — да к черту, скалиться, как безумный — я заговорил:

— Что бы вы все не думали, я не предавал вас. У меня и в мыслях этого не было. Это я знаю наверняка. Также я знаю и другое — кто-то подставил меня, и этот кто-то — не важно, сидит он в этом зале, или где-то еще — поплатится за это. Я вернусь и разберусь с настоящим виновником.

Мои цепи уже давно валялись на полу, так что я развернулся к своему конвоиру: "Ну? Чего ждем?".

Тот, глянув на судью, кивнул своему напарнику и они поволокли меня к Леди. Короткая остановка, перед тем как швырнуть меня внутрь, и последняя возможность окинуть взглядом этот мир.

Мои соклановцы бесновались — столько злобы и ненависти в свой адрес я никогда не видел. Особняком среди этого выделялся первый ряд зрителей, где сидела элита нашего клана. Лютик была бледна, и, кажется, готова была упасть в обморок прилюдно. Глава смотрел задумчиво, оглаживая бороду. Старшие офицеры разделились. Хватало и сочувствующих, и злобных взглядов.

Особняком выделялся только один — Торвальд, мой заместитель, класлидер охотников нашего клана. Он улыбался удовлетворенно, и, поймав мой взгляд, заулыбался еще шире. А в руках он перебирал, как я теперь заметил, ошейник. Белый ошейник с золотым гербом клана. Ошейник Шадры.

— Сука! — крикнул я, рванувшись вперед, — это же ты!

Конвоиры, дав было слабину, рывком забросили меня в камеру Леди, и ее створки начали медленно смыкаться.

Торвальд растянул губы еще шире, откинувшись на спинку кресла — похоже, он был полностью удовлетворен. А я рвался к нему, мечтая вырвать ему глотку. Для меня ничего не существовало, было только желание добраться до него.

К моему сожалению, Леди Боль была рассчитана и не на такое сопротивление, как мое. Магия затянула меня внутрь. Створки захлопнулись. А потом пришла БОЛЬ.

Это устройство для казни очень простое, с одной стороны: шипы причиняют боль и убивают казнимого. И в основание вмонтирован круг возрождения. Так что даже бессмертный неспособен ничего сделать — лишь раз за разом мучительно умирать.

Но и это было бы маловато для того, чтобы заставить бессмертного уйти — терпеть боль можно, умирать и возрождаться можно. Мне сотни лет, и это не первый мир, который я менял — я выхлебал океаны боли, и мог бы вытерпеть и не такое. К сожалению, Леди Боль создавали не только и не столько маги, но и жрецы, и теперь из моей души выжигали мои способности, что было в разы хуже. Больше никогда с моего лука не сорвется стрела, чтобы ударить ровно туда, куда я хочу. Больше ни одно животное не откликнется на мой зов, чтобы стать моим другом. И никогда ни один лес не откликнется на мою просьбу. Во всех мирах. Навсегда.

Поймите меня правильно: последние два пункта больно ударили по мне, но... Но я мог бы их пережить.

Но не стрельбу из лука. Я не шутил, когда говорил, что у меня талант. И что я лучший лучник этого континента. Я обожал стрельбу. Жил ей. Там, где остальные целились и рассчитывали упреждение и силу ветра, я шутя вгонял стрелы в центр мишени. Я стрелял так же легко, как дышу — и теперь бездушная машина лишала меня этого. Торвальд, я не знаю, как и зачем ты сделал то, что сделал. Но я не прощу тебе вот этого мига — когда я стал бесполезен и бессилен. Я никогда не прощу. И я вернусь.

Стиснув зубы, я обратился к той части внутри себя, что отличает бессмертных от всех остальных, и ушел из мира.

Глава первая, в которой герой думает, что хуже быть не может

Бесконечное пространство окружало меня.

Оглядевшись, я заставил его выглядеть как обычную комнату на втором этаже обычного дома начала двадцать первого века.

Откинувшись в недовольно заскрипевшем кресле со сдохшей пневматической системой регуляции высоты, я закрыл глаза и попытался отгородиться от произошедшего кошмара. До сих пор не верилось, что подобное могло произойти со мной.

Да, вы, наверное, удивляетесь, что тут, черт возьми, происходит? Все просто. На дворе тридцать седьмое тысячелетие, человечество расселилось почти по всему рукаву галактики Млечного Пути, а люди теперь живут полностью в виртуальности. Да, что-то типа сюжета фильма Матрицы, вот только ИИ вовсе не собирается использовать нас, как батарейки — наоборот, люди, тщательно направив машины на максимально экспансивный путь развития, добровольно и с песней устремились в виртуальное пространство.