↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Когда очень уж неожиданный гость уехал, супруга Григория Игнатьевича Варвара наконец-то обрела голос и робко спросила мужа:
— И что же теперь будет?
— А ничего не будет! Плохого ничего не будет, вот что. А хорошего будет много, завтра же будет. Нынче же я заказал новые обертки к мылу, Опорков на своей фабрике от зависти удавится. Как есть удавится, а нам, обратно же, прибыль будет.
— А вдруг как все неправда это, обман какой?
— Ты бумагу-то читала? Ах, не владеешь грамотой, так мне поверь: все чин-чином в бумаге той написано. И кто, и чем славен, и прочее все. И вообще, роду Синицыных не обида это, а великая честь — так что выть переставай и... там вроде как осталось водочки-то? Давай-ка, старая, еще порадуемся.
— Ну давай — Варвара налила по рюмке, отрезала по куску мясного пирога, и все же, не удержавшись, задала целый день мучавший ее вопрос:
— А откуда он взялся то? Ведь никто его и не видал раньше, и слыхом не слыхал...
— Откуда, говоришь? Я тебе так скажу: Господь его послал. Ты же небось молилась о таком посланце? И я молился. Вот Господь нашим молитвам и внял. А раз уж самим Господом он послан, не нам деяния сии обсуждать. С чем там пирог-то был?
Дед, видимо решив, что один я со всеми изложенными ему планами не справлюсь, пригласил своих петербургских приятелей-отставников, которым тоже было делать нечего. В городе-то старику разве что на лавочке сидеть и наслаждаться весенне-летними ароматами городской природы — а с учётом того, что проекты строительства столичной канализации тщательно изучались гордумой уже лет сорок... Тут же и атмосфера была почище, и какое-никакое дело появилось.
Причём — строго по специальности. Семёнов познакомился с дедом, будучи преподавателем береговой фортификации в Николаевской академии — и его Николай Владимирович пригласил "помочь мне со строительством приличного дома". Курапов там же давал будущим офицерам знания по строительству портовых сооружений — и "дед" решил, что этот поможет мне с верфью. Женжурист в штате Академии не состоял и вообще был "сухопутным" — он просто жил неподалеку от Волкова, но в армии занимался очень несвойственным (по первому впечатлению) этой самой армии делом: обустройством каналов и прочих водоводов. Вообще-то этим занимались как правило специалисты сугубо гражданские, но в Туркестане солдатам тоже надо пить и мыться — и для обеспечения этих нужд имелся специальный саперный батальон. Николай Петрович просто так приехал, дед пригласил его "отдохнуть на пленэре", за компанию. Что же до капитан-лейтенанта Рудакова, то он был обычным военно-морским капитан-лейтенантом, успел полтора года покомандовать миноносцем, за строительством которого во Франции сам же и наблюдал. А до этого почти пять лет делал то же самое — то есть наблюдал за строительством кораблей для русского флота в Германии. Рудаков, кстати, был самым молодым в компании — ему только что стукнуло шестьдесят.
— Дед, — сказал я и сам тому удивился, первый раз назвав так Николая Владимировича. — Я совершенно не против того, чтобы вы тут отдыхали и набирались сил. Но вот насчет помощи... Я, конечно, отказываться не буду, но, честно говоря, просто не представляю, чем вы можете помочь.
— Кирпичи таскать мы конечно не будем — усмехнулся Курапов. — А вот посмотреть да приказать мужикам как и что делать — это мы сможем. Или вот чертежик какой нарисовать — у нас сил, думаю, хватит. А верный чертежик — он зачастую куда как полезнее, нежели лишняя куча кирпичей будет. Николай Владимирович, как я понимаю, вон с печами вам изрядно помог... Да вы, юноша, не переживайте так, мы пока просто в гости, посмотреть приехали. Посмотрим сначала, а потом уж, если сможем — поможем.
Спорить я не стал. Просто некогда было. Но на спуск "Драккара" на воду пригласил всю компанию...
Хорошо иметь много знакомых — даже если они тебя не знают. Просто когда известно, что от кого ожидать, легче не промахнуться с персоналом. Ну а когда эти "знакомые" тебя не просто знают, но и уважают... Меня "знали и уважали" только пятеро стариков — да и то в основном после того, как я буквально "на глазах у изумленной публики" сварил второй "Драккар" за четыре дня. Сварить-то я его сварил...
Машка — удивительная девочка. Оказывается, она сама — лично — вытягивала и молибденовую проволоку для своих лампочек. Хитрость там заключается в том, что после каждой протяжки проволоку отжигать нужно, да еще так, чтобы она при этом не окислялась. Для чего проволока запихивалась в керамические ампулы, которые тоже ей приходилось делать самой. Вообще-то не ахти какой хайтек, но именно Маша подсказала мне, где взять сырье для изготовления свечей — и второй из приехавших на работу в Царицын мичманов — приятелей Рудакова — поехал в Подмосковье, на кузнецовскую (бывшую гарднеровскую) фарфоровую фабрику. А первый со второго мая стал капитанить на "Драккаре": все же солидный пятидесятилетний мужик с револьвером выглядит куда как солиднее десятилетнего пацана. Колька же стал "старшим матросом" на этом корыте: мотор он освоил очень быстро.
"Драккар" стал челночить между Дубовкой и Рахинкой, принося в день до двадцати рублей. Более чем божеские цены — две копейки с человека, семь за крупную скотину, пятнадцать с телеги с лошадью — народу очень нравились, а то, что Дубовка была одним из центров скототорговли, делала переправу на "чёрной плевательнице" — как прозвал это судно народ — очень выгодной.
Новый паром очень не понравился "конкурентам" — местным лодочникам: цены на перевоз на пароме были раза в полтора ниже старых. И уже на третий день кораблик мой нанятые лодочниками бандиты попытались сжечь. Вот только этим бандитам забыли сообщить, что судно охраняется — и когда его капитан просто застрелил троих "нападанцев", конкуренты осознали что не все так просто.
"Деды" тоже догадывались, что торговое место просто обязано кишеть проходимцами — но возмутились. Николай Владимирович и Валентин Павлович по этому поводу съездили поговорить в Саратов, к губернатору. Борис Борисович жалобе "морских полковников" внял, губернская стража встала на уши и повязала заказчиков, благо и "исполнители" не все до смерти застрелены были. Суд был скорым и справедливым: бандитов отправили на Сахалин лет на десять, пятерых заказчиков — в места существенно более близкие: в Нерчинскую каторжную тюрьму. Может быть заказчиков было и больше, но дубовцам и этого числа хватило, чтобы все сразу понять.
Так что за судно, принадлежащее "Волжскому пароходству Николая Волкова", можно было быть спокойным. Поскольку "статус" мой в этот раз был несколько иным — я подумал, что в статусе "внука военного капитана" имеет смысл побыть как можно дольше, чтобы не порождать толпы завистников. И решил несколько "расширить" сферы помощи от дедов — а начал с регистрации как раз этого пароходства — уговорив "деда" стать его директором. Ещё уговорил Рудакова стать номинальным, да и фактическим руководителем судостроительного завода. В конце-то концов судостроитель из меня явно ниже среднего получится. Даже имея в виду мой предшествующий опыт, я мог бы претендовать лишь на "корытостроителя", не больше.
А Яков Евгеньевич был специалистом в области судостроения. По крайней мере он неплохо разбирался в том, как суда строить правильно, хотя сам, может, и не смог бы спроектировать "лучший в мире корабль". Но вот сделать не самый отстойный — он был вполне в состоянии. Поэтому после двухдневного обсуждения, не дошедшего до драки исключительно в силу разницы в возрасте, мы нашли более подходящее решение. Причем не компромисс, а именно оптимальное, на взгляд обоих спорщиков.
Насчет того, что судно будет водометным, разногласий не возникло: мы оба согласились с тем, что на Волге осадка у нормального "коммерческого" судна не должна превышать полутора футов, винт при этом ставить было бессмысленно, а колеса потребовали бы довольно сложного редуктора. Вот только именно "коммерческий" кораблик, плавающий вдоль реки, а не поперек, должен быть уже побольше: кораблем, а не лодкой-переростком — и Рудаков приступил к строительству стотонной "амазонки".
Восемнадцатого мая "Волжское пароходство" пополнилось вторым "Драккаром", вставшим на линию от Царицына до Букатина. Хутор Букатин был невелик, но новая линия соединила Царицын со всем междуречьем Волги и Ахтубы — весьма населенным, так что и пассажиров, и скотины хватало: хотя "линия" была и втрое длиннее первой — в результате чего паром оборачивался почти час, прибыли с него получалось рублей по двадцать пять в день. Ну а "во избежание" и капитан, и матрос-кассир носили револьверы напоказ, в поясных кобурах.
После "утверждения" проекта нового судна Семенов занялся строительством сразу двух цехов нового судостроительного завода (а заодно — и жильем для рабочих: все же от города было далековато рабочим добираться), Курапов начал ставить слип для спуска готовых судов на воду, Рудаков приступил к строительству нового судна. Женжуристу я тоже подкинул "идейку" для обдумывания — так что все оказались "при деле". Машка пообещала, что "через неделю будет готова дюжина свечей" (зажигания, конечно) — и я со спокойной совестью покинул владения. То есть нет, совесть как раз была очень не спокойна...
Седьмого июня оказался уже в Воронеже. С городом я уже был немного знаком. Конечно, за следующие семь лет (побывать в нем удалось раньше лишь в девятьсот пятом) он изменился, но не разительно. Разве что исчезли (точнее, не появились) несколько домов на центральных улицах. Не изменилась и знакомая мне церковь, и даже поп в ней служил тот же самый — разве что слегка "помолодевший". Но лучше, скажем так, он не стал — или не сильно испортится за последующие годы. Так что договориться (всего-то за пятьдесят рублей) с ним удалось быстро.
Мне нужна была Камилла. Очень нужна — но вот каких бы то ни было веских доводов для того, чтобы убедить ее покинуть Воронеж и переехать в Царицын сейчас у меня не было. И в то же время до меня вдруг дошло, что вечерние посиделки на кухне, разговоры о всякой страшной химии — это то, что мне сейчас нужно больше всего. Просто для того, чтобы не сойти с ума, пытаясь одновременно решить десятки различных задач. И в Воронеж я поехал именно за ней, ну а по дороге у меня родил этот авантюрный план: раздумывая о способах ее "сманивания" я вспомнил некоторые её воспоминания об этом времени...
Воронеж меня встретил душным и пыльным воскресным утром: народ, несмотря на "выходной", просыпался рано — но из-за воскресенья не рассасывался по рабочим местам, а поднимал пыль на улицах. Я же предпочел пропустить это удовольствие и, пройдясь по намеченным в пути магазинам, ретировался на окраину, где улицы большей частью заросли травкой и пылили гораздо меньше.
Договорившись с несколько удивленным попом, я отправился на поиски подходящего трактира, так как местные "рестораторы" были убеждены, что до обеда люди ничего не едят. Разве что привокзальный ресторан работал, но потому-то мои пончиковые "в тот раз" и стали в народе популярны, что в них можно было питаться без особого риска для здоровья... так что — только трактир. В трактирах готовили простую еду, без изысков, но, главное, съедобную: тут публика была попроще, если что не так — могли и побить. Ещё могли убить. В сердцах, не нарочно — но трактирщики предпочитали не рисковать.
Изрядно (и неторопливо) подкрепившись, я отправился обратно — как раз вовремя: обедня закончилась и народ потихоньку расходился по домам. В этой церкви порядок был установлен очень давно: к полудню "общие" службы заканчивались и далее занимались "персональными делами". По крайней мере мне Камилла так рассказывала, и все примерно таким образом и произошло. Из церкви она вышла последней. По её рассказам, дорога из церкви была лучшим временем подумать о чем-нибудь... химическом. Ибо сразу по приходу домой ей приходилось идти на мыльную фабрику отца, которая работала без выходных. Хотя Камилла была религиозна не более чем я, в семье (остальные члены которой были искренне верующими) думали, что после посещения церкви она "думает о Боге" и особо не торопили.
Вот и сейчас девушка вышла и очень неторопливо отправилась домой. Я нагнал её буквально в сотне шагов от церкви и, как мог более вежливо, поинтересовался:
— Это вы Камилла Григорьевна?
— Да. А мы знакомы? — оторвавшись от размышлений, ответила она.
— Несколько, скажем, односторонне. Я вас знаю, а вы меня — пока нет. Меня зовут Александр Волков. Но близкие знакомые называют меня просто Саша.
— А мне нужно вас знать?
— Безусловно. Нам просто необходимо познакомиться поближе. Я, собственно, к вам с деловым предложением подошел. И, чтобы долго не ходить вокруг да около, сразу его и изложу. Камилла, я предлагаю вам оставить работу на мыльной фабрике вашего отца.
— Он меня не отпустит, так что ваше предложение не принимается.
— Я не договорил. Предлагаю оставить работу на фабрике вашего отца и выйти за меня замуж.
Камилла остановилась, поглядела на меня очень сверху вниз, немного склонив голову на бок, и очень знакомым и очень, ОЧЕНЬ, ехидным голосом поинтересовалась:
— А вам зачем? Мой батюшка за мной приданного не даст.
— Ну как вам сказать... чтобы было с кем посидеть вечером у кипящего... сокслета, скажем, побеседовать, глядя на звезды, о карбоксилировании фенола. Или даже, не побоюсь этого слова, о дегидратировании дегидрированного спирта. А про приданное — я вашему батюшке сам немного денег дам, чтобы одним миллионщиком в Воронеже стало больше. Не сразу, но скоро.
— А зачем спирт дегидрировать, да еще дегидратировать? — сразу заинтересовалась Камилла, не обращая внимания на слова о приданном.
— Ну как зачем? Чтобы сделать дивинил. Впрочем, у нас будет очень много времени все это обсудить, как только мы поженимся. Я предлагаю с этим не затягивать.
— Быстренько — это как?
— Я думаю, чтобы нить разговора не потерять, мы сейчас в церковь зайдем и обвенчаемся. Минут десять это займет, но мы можем и в церкви продолжить разговор...
— Ну если минут десять, то я согласна. Потому что мне через полчаса нужно уже точно на фабрику идти...
Нет, Камилла не изменилась. Я взял ее за руку и мы вернулись в церковь. Девушка даже не обратила внимания на то, что батюшка ожидал нас в полном облачении, а рядом стояли два служки (поп, согласно договоренности, сам нашел поручителей). Наверняка думала, что это какой-то розыгрыш и решила немного развлечься — и даже позволила надеть на голову простенькую фату, которую я купил вместе с кольцами сразу по приезду в город. Но когда поп спросил ее "Имаши ли, Камилла, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пояти себе в мужи сего Александра, его же пред тобою зде видиши?", до нее дошло, что это какой-то очень странный розыгрыш.
— Вы это серьезно? — спросила она меня.
— Совершенно серьезно. Камилла, скажите "да" — и мы уедем ко мне в Царицын. Там я выстрою вам огромную, самую современную лабораторию, где вы сможете заниматься химией безо всяких ограничений. Более того, у вас будет множество помощников, вы сможете обращаться за консультациями в любой университет. И я вам обещаю: вы станете крупнейшим химиком-исследователем всей России. Скажите "да".
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |