Восхождение: Град Темных Вод

— Спасибо, Тариша. Ты разрешила мои сомнения.

Дроу, готовой помочь советом, Хэйт могла отплатить только вежливостью.

— Пришли, — проигнорировала благодарности Бестия. — Огненный зал не так прост, как ледяной. Река подземного пламени дарует не только брызги, но и дуги, и вертикальные струи. Нельзя под них попадать, иначе приход сюда будет напрасным. Ни много, ни мало, постепенно, запомни.

Хэйт только успела подумать, причем тут река, если зал — огненный, как дроу распахнула ворота. Река в зале была — лавовая.

Весь зал служил к ней — обрамлением. Две арки, под которыми текла лава, на разных концах зала и решетчатый мостик из металла, доходящий до середины потока. Металл был холодным, несмотря на жар, царящий в помещении. Алые, слабо светящиеся, сталактиты на потолке и сама река были единственными источниками света.

Вскоре Хэйт поняла, что имела ввиду Тариша, говоря о брызгах, дугах и струях. Поток нельзя было назвать спокойным, он пузырился (лопаясь, пузыри "стреляли" брызгами), взвивался фонтанирующими струями, выгибался дугами, чем-то напоминающими языки.

Один такой "язык" чуть не слизнул адептку с мостика, положив начало пляске-со-смертью, безумного, непрекращающегося акробатического номера с заранее известным концом...

Боль от соприкосновения с лавовыми брызгами была дикая, но еще более диким было отсутствие следов на коже: ни ожогов, ни покраснений. И уж совсем дико было то, что Хэйт... нравилось. Не боль, конечно, и не список дебаффов, а динамичность, которой в ледяном зале не было ни на йоту.

Со второго захода адептка предложила дроу добираться не шагом, а бегом, с отдыхом для восстановления бодрости перед воротами; по времени выходило почти также, зато был шанс на поднятие стат. Заодно выяснила, почему не нагревается решетка над рекою — она изготовлена была из эргиума, уволоки такую, да продай — и можно год не работать, так дорог металл.

Огненный (хотя с названием Хэйт могла бы поспорить) зал повышал ловкость (благодаря "пляске") и стойкость. И то, и другое бесконечно радовало квартеронку. А потеря опыта и ощущения... Что же, эту цену девушка готова была платить.

Трата времени — вот, что было обидно. До третьих уровней пассивки и достижения Хэйт добралась только к шестому сигналу о длительности пребывания в игре — это был семнадцатый час в игре. Без перерывов. Тариша адептку и подбадривала, и подкармливала (ломоть хлеба и вода из фляги раз в час), но более шестнадцати часов беспрерывного мазохизма — это даже для Хэйт был перебор.

— Великие боги, выход, — выдохнула адептка, прислонившись к первой попавшейся стеночке.

— Три-и недели, — просипела Вероника, с трудом выкарабкавшись из модуля. — Три недели соло-игры. Я же хотела уделять время одиночной игре, прокачке характеристик, да? Хотела. Спасибо добрым дроу — теперь все тридцать три удовольствия персонального кача к моим услугам.

Силенок хватило на душ, ужин из не пойми чего (что под руку попалось, было брошено на сковородку и залито яйцами) и на то, чтобы разобрать постель. Заваливаясь на боковую, девушка поняла, что завтра (и послезавтра, и послепослезавтра) заправлять ее не станет.

Ибо незачем.

Долгожданные оповещения высветились к концу третьего дня (за "отправную точку" Хэйт считала первое посещение огненного зала). Беготня сжирала время, без нее все было бы много быстрее.

Способность: Невосприимчивость к огню улучшена!

Невосприимчивость к огню (пассивное): Вы более не подвержены негативным эффектам (Перегрев, Сильный перегрев, Тление, Воспламенение), накладываемым при воздействии стихии. Игнорирование магии огня увеличено на 25%. Достигнут максимальный уровень развития способности.

Прогресс достижения: Огнеупорный.

Уровень достижения: 5.

Познав мощь стихии, вы научились ей сопротивляться. Устойчивость к магии огня увеличилась на 25%!

Награда за получение максимального уровня достижения: доступно для изучения одно заклинание стихии огня, на выбор из трех: Огненный Щит; Очищающее Пламя; Выжженная Земля (ограничения по уровню изучения умений сняты).

Поздравляем! Вы — первый игрок, достигший 5 уровня умения: Огнеупорный!

Награда: 25 очков характеристик, свободных для распределения.

Системки, по большому счету, отличались от полученных в зале льда только названиями умений — и стихией, но это само собой разумелось.

"И снова — первый игрок", — накопившаяся усталость позволяла только подмечать очевидное, но не радоваться новой порции поощрений.

— Дальше — земля и воздух? — спросила адептка Бестию.

— Молнии и яд, — уточнила та. — Теперь очередь зала молний.

— Супер, — деланно восхитилась Хэйт. — Только проводи меня сначала наружу. Мне бы проветриться.

"И проверить почту. Маська, наверное, извелась, я же ей так и не ответила", — пристыдила саму себя девушка.

— Письма! — вызванная фея лучилась негодованием.

Три свитка по очереди свалились на уступ. Крылатое чудовище, не опускаясь до диалога, испарилась.

Хэйт хмыкнула: если посланница вынуждена была ждать появления хозяйки для вручения ей писем все три дня, пока адептка была в игре, но недоступна для всего, что связано с внешним миром, недовольство крылатой было объяснимо.

"Недовольства набора скриптов и пикселей — объяснимо, да. Кое-кто бы оценил", — подумала девушка, подразумевая "милую женщину". И приступила к разбору писем.

"Ушастая, ты что, совсем тю-тю? Хоть маякни, как объявишься. Попробуй не объявиться! Все ухи пообрываю! Вернись, я все-все-все прощу... Эй, ушастенькая, ты обязана вернуться! P. S.: Вернешься — и я удалю скрины, где мы в костюмах горничных, ну, те, на которых ты есть. Обещаю!" — этот шедевр экспрессивности прилетел от гномы.

"Хэйт, малая пишет мне каждый день, просит помочь тебя разыскать и вернуть. Подозреваю, ей просто нравится общение с личной посланницей, но не могла бы ты, как зайдешь в игру, написать нашей гномке?" — в письменной форме Монк оказался разговорчивее, чем в устной.

"Свяжись со мной и Масей. Чем скорее, тем лучше", — демонстрировал качество, родственное с талантом, Рэй.

Хэйт: озадачилась следует ли написать всем троим, где она, чем занимается, и почему связь с ней затруднена? И поняла, что... лень. Одним посланием, сколь угодно подробным, ей, скорее всего, не обойтись, народу будут интересны подробности... Лучше потом, всем разом и на словах, объяснить.

А до того времени решить, полную или "отредактированную" версию рассказывать. И обмозговывать это надо, как говорится, в здравом уме и — видя всю картину.

Хэйт тяжко вздохнула, активируя почтовую функцию. Мрачная, всклокоченная феечка зависла перед носом хозяйки, скрестив на груди ручонки. "Чем она вообще занимается, пока сидит без работы?" — задумалась адептка, выбрав средством набора текста "голос". Выбор вообще состоял из двух вариантов, собственно: "голос" и "запись", последняя вызывала перо и белый лист — пишите письма, господа и дамы, от руки. Никаких "клавиатур" в фэнтезийном средневековье!

Обычно девушка использовала перо — нравилось оно ей (чернильницу в комплект не предлагали, перо было "самописное"). Но сегодня ей хотелось позлить одну мелкую и вреднючую фею. "А раньше я так думала только о Маське", — хмыкнула Хэйт и начала диктовку.

— Жива. Здорова. Страшно занята. Отпишусь, как смогу.

Слова по мере наговаривания проявлялись на развернутом стилизованном листе. Подтвердив, что с текстом закончено, адептка выбрала адресатов: Маську, Рэя и Монка. Каждый получит по копии, меньше будут тревожиться.

— Свободна, — Хэйт махнула рукой феечке. — Но ты помни, мое предложение все еще в силе.

Она показала на себя и на пропасть.

Фея поочередно коснулась трех свитков (сколько адресатов, столько и писем) палочкой (волшебной, не иначе) — процесс магической отправки корреспонденции. И рассыпалась искрами.

— Надо было написать, чтобы немедленно удалила, — покачала головой адептка, думая о Маське и скринах, где она в непотребном виде. — Я даже ТАК приличнее выгляжу!

Еще через два дня реального времени Хэйт получила три оповещения — за зал молний, об устойчивости и игнорировании магии воздуха. И — первом достижении, под занятным, но не особенно логичным названием Громоотвод. Вдобавок шла невосприимчивость к природным дебаффам (Хэйт в очередной раз пожалела, что это свойство не переносилось на заклинания): Наэлектризованность, Перенапряжение, Электрический Шок. Предлагались и заклинания: Встречный ветер, Туман, Воздушный барьер.

Сам зал молний был, по мнению адептки, невыносимо скучным: все, что от нее требовалось, это стоять и терпеть разряды, которыми "щекотали" ее летающие по помещению шаровые молнии. Да еще следить, чтобы молнии не влетели в нее — тогда бы шар взорвался, мигом отправив ее на перерождение и сделав заход бесполезным. На расход бодрости негативные стихийные эффекты этого зала не влияли, так что с третьего "визита" Хэйт начала там делать гимнастику.

С залом яда же она решила немного обождать. В том мире, который девушка привыкла считать настоящим, было обещанное — и отложенное — дело.

А обещания она привыкла выполнять.

Стасу Вероника позвонила поздно вечером. Хотела было извиниться за задержку, но куратор как мысли ее прочел.

— Не извиняйся, так даже лучше. У тебя все нормально?

— Ага. Тогда до завтра?

Они договорились, что Стас приедет в десять утра, подхватит ее у парадной и отвезет в студию. Модель же доберется своим ходом. Вероника не стала гадать, почему так. Может, натурщица живет рядом со студией, ей-то какая разница?

...Студия Стаса, занимающая мансардное помещение, с большими окнами "под углом" и скошенной крышей, заставила Веронику потерять дар речи. Она прикинула возможную стоимость аренды или выкупа в собственность (центр города, площадь метров сто квадратных, если не больше!) и пораженно захлопала ресницами. Куратор тем временем провел "ознакомление" с пространством, показывая, где стоят станки, где раковина для промывки кистей, где можно взять чистые холсты в подрамниках, где "уголок задумчивости"...

— Располагайся, — развел руками Стас, когда тренькнул звонок. — Наша натура, пойду впущу.

Вероника покивала, соглашаясь. Как-то... скромнее она себе представляла студию живописца.

— Я же просил убрать лишний свет, — злобно прошипели за ее спиной отнюдь не девчачьим (почему-то Вероника вбила себе в голову, что моделью будет девушка) голосом.

Она обернулась: на пороге студии стоял тип в черном, в солнцезащитных очках и с черным же футляром для гитары. Гримаса на его лице отражала крайнюю степень омерзения.

— А я просил надеть что-то кроме черного, — безмятежно откликнулся Стас. — Раз ты хочешь портрет во весь рост.

"Что это за хрен с горы?" — так и рвалось с губ Вероники, но она стойко удерживала себя в "рамках". Позорить Стаса не хотелось.

— Я и надел, — не прекращая гадливо морщиться, тип потянул вниз молнию на ветровке.

"Куртка! Летом! С капюшоном! В Кащенко день открытых дверей?" — все больше диву давалась девушка.

Под ветровкой обнаружилось что-то оранжевое.

— О, цвет солнца, которое ты так... — художник не закончил фразу, оставив Веронике еще один повод для удивления.

— Дым и пламя — биколор Георгиевской ленты, — гневно, с напором высказал тип. — Цвета пороха и огня. Мы тут о колористике дискутировать будем, или ты уберешь уже чертов свет?

Стас, не прекращая ухмыляться, развел руками.

— Заказчик всегда прав, особенно если он знает такие умные слова. Поставим ширмы, так ты не будешь видеть окна, а нам хватит освещения. Добро?

— Поторопись, — поджал губы "клиент".

И все это с таким видом, будто Вероники не то, что в помещении — в природе не существовало. Хотя расстояние метров в пять исключало возможность для девушки быть незамеченной.

— Так, — художник оглянулся. — Для начала: Ник, это — Валентин, охотней откликается на "Вал"; Вал, это Вероника, для знакомых — Ник.

Девушка кашлянула. "Ник" — так звала ее Аня. Та, которую недавно пришлось навещать в больнице. Вообще, положила начало "традиции" Галка, в ее устах имя звучало с намеком на то, что носительница его та еще пацанка, и отчего-то именно это сокращение ушло "в люди".

Но Вероника не могла припомнить ни единой ситуации, где бы преподаватель назвал ее не по фамилии. "Стасу виднее", — решила она и молча кивнула. "Право, не руку же для поцелуя подавать?" — взгляд ее автоматически метнулся в сторону угла с раковиной, чтобы, если этого типа потянет на странности, руки после этого дела помыть...

— Здрась-те, — сквозь зубы процедил "клиент".

— Итак, раз вы сказочно рады знакомству, — потирая ладони, сказал Стас, — Займемся подготовкой. Ник, на тебе фон, мы пока подтащим ширмы.

Минут десять спустя начальные приготовления были окончены. Ширмы загораживали неприятсвенное для "клиента" солнце, сам он снял, наконец, ветровку и очки, оставшись в широких черных штанах с кучей карманов и оранжевой футболке. Фон, подобранный Вероникой, Стас по раздумью забраковал, заменив на нейтральный серо-зеленый.

— Потрет не парадный, так что обойдемся без "ступеньки", — на ходу комментировал художник, ставя перед ширмой с фоном круглый табурет. — Усаживайся. Ага, нормально. Прими удобную позу, тебе так долго сидеть.

Парень, без "защитных" атрибутов выглядевший вполне нормальным, если не считать гримасы на физиономии, спокойно отнесся к тому, что его двигают, меняют положение рук, ног, плеч... Он морщился, но терпел.

"Слепив" из заказчика нужную форму, Стас приставил сбоку электрогитару, извлеченную из чехла.

— Изгиб есть. Нам бы чем-нибудь занять твои руки, — художник потер подбородок. — Гитару не предлагай, заслонять туловище не хочу.

Парень молча достал из кармана губную гармонику, вопросительно поднял бровь.

— Достойно, — хмыкнул Стас, снова поправил положение рук и пальцев модели. — Ник, раскладываемся.

Вероника, пыхтя, подтащила станок. Походила, примериваясь, чтобы выбрать ракурс.

— Знаете, — определившись с рабочим местом, выпалила она. — Меня не покидает ощущение, что мы в дешевом фильме о вампирах и оборотнях. Один боится света, второй с вдохновенно-хищным взглядом... А я тут в качестве выпивки для первого и закуски для второго.

Мужчины на пару загоготали, затем Вал широко открыл рот, показывая зубы — белехонькие, с клыками нормальной длины, а Стас, подойдя, приложил тыльную сторону ладони ко лбу студентки.

— Я не больная, — по-доброму огрызнулась девушка. — Просто фантазия разыгралась.

— Фантазия для художника — качество полезное, — проговорил Стас. — Работаем.

— На будущее: Ник, никогда не соглашайся писать портрет по фотографии, — куратор, мягкими касаниями наносящий на холст эскиз углем, решил, судя по всему, не давать заскучать и модели, и студентке. — Потому как фото — это статика. Оно ничего не дает, кроме плоской картинки. Оно — всегда в настоящем, ты не прочтешь по нему прошлого или будущего, не увидишь личность.

"Остапа понесло", — украдкой вздыхала Вероника; порою и в училище Стас начинал выдавать сходные по стилю "наставления", особенно на волне творческого подъема.