мы из Бреста. часть 5

— Сила!

— И не говори. В других батальонах только половина от нашего штат должно быть, а мы вон какие богатые будем... — похвастался Козлов.

— И не говори. Слушай, а что это за танки Т-34М? Я с обычными тридцатьчетверками не раз встречался. У меня под Молодечно был БеПо с двумя Т-34 1940 года выпуска с 76 мм. пушкой Л-11. А про Т-34М не слышал.

— Я и сам про них до поры не знал. В конце января меня с группой механиков-водителей и ремонтников срочно отозвали с фронта и отправили в командировку на Сталинградский тракторный завод. Технику новую изучать. Вот там и увидел новый танк. Говорят к тому, чтобы этот танк в серию поставить сам Иосиф Виссарионович руку приложил. Т-34 неплохой танк, но у него куча недостатков сводящих его положительные качества на нет. Вот чтобы их устранить конструкторы в Харькове еще в конце 1940 года создали улучшенную модификацию Т-34. Новый танк должны были делать на СТЗ, да там все тянули с постановкой машины в серию. Якобы харьковские товарищи не всю документацию на новый танк передали. Когда в июле прошлого года товарищ Сталин узнал об этом, такой разгон дал, что многим в Сталинграде и Харькове с Нижним Тагилом до сих пор икается. В августе из Харькова всю необходимую документацию на новый танк на Сталинградский тракторный завод и Горьковский завод "Красное Сормово" привезли. Там ее конструкторы доработали, а в декабре запустили танк в производство. Что отличает новый танк от ранее виденных тобой? Его корпус стал длиннее, уже и выше. Клиренс увеличился на 50 мм. В паре со старой, 4-скоростной коробкой передач, установили демультипликатор. В результате у танка появилась возможность двигаться на восьми скоростях вперёд и двух — назад. Свечная подвеска Кристи, уступила место торсионной. Машина получала новую трёхместную башню с командирской башенкой и двумя круглыми посадочными люками с диаметром погона 1700 мм (против 1420 мм у Т-34). Стало просторнее боевое отделение и удобнее обслуживание вооружения. Кроме того, место механика-водителя и его люк перенесли в правую часть корпуса, а место стрелка-радиста налево, установка курсового пулемета ДТ ликвидирована. Радиостанцию перенесли в корпус, что позволило увеличить боекомплект пушки с 77 до 100 выстрелов, а боекомплект пулемётов — с 46 до 72 дисков. Движок пока идет тот же что и Т-34 — дизель В-2, но говорят, что скоро новый двигатель стоять будет более оборотистый и мощный. Орудия на них ставят 76 мм. Ф-34 или 57 мм ЗиС-4, что и на наши Т-28М2. Главное, в новом танке решены вопросы обзора и наличия пятого члена экипажа — командира танка, существенно уменьшена вероятность взрыва топливных баков и БК, увеличена плавность хода и убран клевок при остановке, что существенно повышает точность выстрела, использовано орудие с большей бронепробиваемостью, имеются большие резервы по модернизации.

-Интересно чем немцы нам теперь на этот танк ответят?

— Кто его знает! Но думаю, пойдут по пути наименьшего сопротивления. Если говорить по танкам то лобовую броню нарастят, на борта экраны наподобие того как мы как на Т-28 навесят, 75мм. короткоствольное орудие на "Т-4" и "артштуге" на длинноствольное поменяют. Или же создадут что-нибудь тяжелое под "Ах-Ах". А по ПТО даже сказать не могу. В принципе те противотанковые орудия, что у них имеются, вполне со своей задачей справляются. Да ты и сам это должен знать. Мне, да и тебе тоже с одними и теми же орудиями приходилось сталкиваться. В основном это 37 мм. Раk.35/36, 5 см Pak 38, 4,7 см Pak 181(f) 4,7-см Pak36(t). Ну и наши трофейные Ф-22 и Ф-22 УВС, что у немцев идут по шифром 7,62 cm Pak 36(r). Я был на полигоне и мне показывали результаты испытаний немецких орудий. Честно говоря, они меня не обрадовали. Все эти орудия эффективно борются с нашими Т-28, Т-34 и КВ. Я уж не говорю про легкие танки.

Для пушки Раk.35/36 у них имеется 37-мм бронебойный снаряд пробивающий броню толщиной 34 мм на дальности 100 м. Подкалиберный снаряд образца 1940 года имеет бронепробиваемость на этой дистанции 50 мм. Кроме того у них к этому орудию есть надкалиберный кумулятивный боеприпас бронепробиваемостью 180 мм, с предельной дальностью стрельбы 300 м.

В боекомплект пушки 4.7-см Pak36(t) входит осколочный и бронебойный снаряды чешского производства и германский подкалиберный снаряд обр.40. Калиберный бронебойный снаряд по нормали пробивает на дистанции 50 метров 75-мм броню, а на дистанции 100-метров 60-мм, на дистанции 500 метров 40 мм броню. Подкалиберный снаряд по нормали на дистанции 500 метров пробивает 55-мм броню.

Бронебойный снаряд противотанковой 5 cm Pak 38 на дистанции 500 метров, под прямым углом пробивает 70 мм броню, а подкалиберный на той же дистанции обеспечивал пробитие 100 мм брони.

На Ф-22 и Ф-22 УВС немцы для уменьшения силы отдачи установили дульный тормоз. Расточили камору, что позволило заменить нашу гильзу на немецкую. Благодаря этому метательный заряд увеличен в 2,4 раза. Бронебойный снаряд пробивает на дистанции 1000 метров по нормали — 82 мм броню. Подкалиберный на 100 метрах— 132 мм.

Новый Т-34М и новый КВ по идее должны противостоять огню всем типам немецкой противотанковой артиллерии и танкам...

Глава

Из воспоминаний Галунова Ивана Кузьмича 1921 года рождения.

... Дмитрлаг в г. Рыбинске. Заключенные строят водохранилище. Утром, как обычно, — развоз на работы. Зашагали бригады в промзону. Собаки лают, натягивают поводки. Конвой читает свою "молитву": "шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству, конвой стреляет без предупреждения".

Пришли на свой объект. Приступили к работе. Работали не более часа. Но прибежал посыльный — срочно возвращаться в лагерь. Зачем? Мы ведь только что из лагеря? Что за два часа могло там произойти из ряда вон выходящее?

Во время войны даже начальник лагеря не мог остановить работу. Он мог в случае какого-либо ЧП (например, побега) поднять весь лагерь и держать на морозе или под проливным дождем. Но днем работы никогда не прекращались. В войну отменили выходные дни. Работали 7 дней в неделю. Кричим конвою: "Что случилось? Зачем в лагерь? "

Конвой не знает, сами нервничают, торопят. Собаки не лают, скулят. Это вечером они обычно рвались с поводков, подгоняли нас, потому, что привыкли вовремя возвращаться к своей миске. Идём в строю, переговариваемся, конвой не пресекает. Они, видно, сами напуганы.

Что же ожидает в лагере? Только нашу бригаду возвращают, или других тоже? Подходим к лагерю. И видим, как в гору, где на территории бывшего монастыря располагался лагерь, со всех сторон тянутся колонны "зэков". Всех сняли с работы?! Что случилось? Немцы Москву взяли? Умер Сталин?

Пришли в лагерь, построились на лагерном плацу. Такого построения никогда не было. Обычно так называемые "придурки", то есть те, кто не работал на общих работах (кухня и др.), в строй не становились. А сейчас все стоят. Даже евреи встали отдельным строем.

И не было никогда такого, чтобы одновременно перед строем было все лагерное начальство. Начальник лагеря вообще перед нами появлялся редко. Если только не выполнялся план строительства, то выкрикивал перед строем угрозы, типа: "Я вас на Колыму отправлю! Там вас расстреляют". Перед войной на Колыме расстреливали без суда. Мы об этом знали. Правда, тех организаторов расстрелов тоже расстреляли, и об этом мы тоже знали. Лагерная почта всегда работала лучше государственной...

Дальше смотрим.

Начальник со всей своей свитой отошёл достаточно далеко. Перед строем осталось пять офицеров. Офицеры не лагерные, незнакомые. Своих всех мы знаем в лицо. Знаки отличия другие. Но главное — у них на ремнях пистолетные кобуры, и видно, что не пустые. А лагерные офицеры оружия не носили — по крайней мере, в открытую. Гости разошлись вдоль строя.

Я услышал слова, которые помню до сих пор. Когда они говорили, выделяли каждое слово.

— Мы — из Рыбинского горвоенкомата. Ваши братья на фронте истекают кровью. Они ждут вашей помощи. Кто хочет воевать за Родину? Выйти из строя! Добровольцы! Шаг вперёд!

Стали выходить по одному. Меня как кипятком ошпарило. Четверо моих братьев там, а я, самый младший, — здесь?! И тоже вышел. Сзади кричат: "Куда вы, дураки?! Здесь пайку дают, а там пулю получите! " В то время в лагере было немало таких "зэков", кто не скрывал, что в заключении они спасались от фронта.

Нас построили в отдельную колонну. Открылись центральные ворота лагеря (монастыря). За весь срок я ни разу не видел эти ворота открытыми. В монастыре были другие входы. А тут центральные ворота — широкие, красивые — распахнулись перед нами.

— Шагом марш!

Никто не сдвинулся с места.

— Что, команду не слышали? Команда была: "Шагом марш!"

Тут все закричали: "Нам в бараки надо! "

— Зачем?

— Вещи забрать.

— Вам ничего не нужно. Все необходимое вам выдадут в Армии. Слушай мою команду! Смирно! Шагом марш!

И зашагали мы вперёд. Куда? Не знаем. Сколько нас было? По моей оценке, 220-230 человек. Больше 250 человек не было. Но и меньше 200 не было. Получается больше половины батальона. А если по-фронтовому, то батальон. На передовой полных батальонов никогда не было.

Один офицер идёт впереди, ведёт строй. Четверо идут вдоль строя, с одной стороны. Пистолеты в кобурах, собак нет. Это же не конвой. Что тогда в наших душах творилось, тебе не понять. Что, мы на свободе? Кто разрешил? И офицеры, видимо, были в большом напряжении, не знали, как мы себя поведем. Разбежимся? Их разоружим?

Шли часа полтора, километров семь-восемь. Пришли. Железнодорожная ветка. Стоят бараки — такие же, как в лагере. Только нет вышек и колючей проволоки. Бараки недавно построенные, пахнут свежей древесиной. Дымят полевые кухни. Обед. Обедать нам рано, но мы всегда голодные. Хлеба выдали такую же пайку, как в лагере. И хлеб такой же плохой. В войну нигде хорошего хлеба не было. На фронте доводилось обедать с офицерами. И у них хлеб был ненамного лучше. Хороший хлеб можно было только где-то достать — купить. А вот каша!!! На настоящем масле. В лагере масла в каше не бывало. Продукты разворовывались. И лагерное начальство тогда этими продуктами не брезговало. А здесь каша настоящая. И накладывали миску до краев. За добавкой можно было подходить сколько угодно, и каждый раз — миска до краев. Мне до сих пор кажется, что вкуснее этой каши я ничего не ел. Настолько врезалось в память.

Вместе с хлебом выдали пайку махорки.

Бараки то казармами оказались. Такие же двухъярусные нары, такие же постели без белья, как в лагере. Но постели чистые и набиты сухой соломой. В лагере всегда набивали гнилой, и постели вшами просто кишели. Какой бы усталый ни пришел с работы, пока не убьешь определенное количество этих тварей — не уснешь. Кто-то упал на постель со словами: "Ребята, посплю ночь на сухой соломе — и умирать не страшно! "

Расположились. Через короткое время команда: "Выходи строиться! ". Построили в шеренги. Перед строем человек, одетый в полувоенную одежду. Но явно не военный. Нет знаков отличия. Без оружия. Пожилой, в очках. Представляется: —

"Я — прокурор города Рыбинска. Я уполномочен вам заявить..."

Для меня слово "уполномочен" было новым словом. Я прокрутил в голове: значит, он не сам это решил, а ему кто-то дал "мочь".

— Я уполномочен вам заявить: как только вы вышли за пределы лагеря, вы являетесь несудимыми. Судимость с вас снимается, документы о судимости уничтожаются. Вы нигде, никогда не должны говорить о том, что были судимы. Потом он долго говорил, какие мы герои, какие патриоты, и несколько раз предупреждал, чтобы нигде не говорить о своей судимости: "Запомните: вы — не-су-ди-мы!!".

В конце своей речи прокурор сказал: "Я вместе с вами буду находиться здесь, в том помещении (показал рукой). Спать не буду. Любой из вас в любое время может придти ко мне и сделать заявление, если против вас или ваших родных совершены незаконные действия. Я гарантирую: прокуратура разберется по каждому факту".

Я, конечно, к нему не ходил. Хоть я и не совершал никакого преступления, но сам себя оговорил, чтобы спасти товарища. Мне жаловаться не на что. А парень, который расположился рядом со мной, ходил. По лагерю я этого парня не знал. Познакомился здесь. Я его не спрашивал ничего. По лагерным законам лишние вопросы задавать не принято. Он сам сказал, что брат у него несправедливо сидит.

— Ну, и что прокурор?

— Я написал заявление, прокурор убрал в папку. Сказал, что если всё так, как я говорю, брата освободят.

Уснуть не могли долго. Что дальше будет? Где воевать? Какое оружие дадут? Из оружия-то вблизи мы видели только винтовки "вохры".

Подъём, завтрак той же кашей. Баня. Ну, какая баня? Барак, земляной пол, на которых котлы, вода кипит. Ребята быстро сообразили, нагрели камни, нагнали пару. Мыло выдали как в лагере, на один сустав пальца. Но воды горячей — сколько хочешь. В лагере давали только одну шайку. Шайка большая, деревянная, ведра на 2-3. Заменить воду было нельзя. Моешься постоянно в одной воде. К концу помывки она холодная. Выйдешь из бани и дрожишь от холода. А здесь — лей, сколько хочешь. И время не ограничивали. Команды на выход никто не давал. Последних сами выгоняли — надоело ждать. Вышли из бани — нашей одежды нет. Лежат тюки военной формы. Форма б/у, но чистая и штопка сделана явно женскими руками. Выбирай, что подходит. В лагере бросят на два размера больше или меньше — ходи, ищи обмен. А здесь никто не торопил: выбирай, примеряй. Нашлись щёголи, никак выбрать не могут — зеркала-то нет. Крутится: посмотрите, как у меня там. Смеемся: "Ты что, на свадьбу собрался? Здесь невест нет, одни женихи".

Далее медицинская комиссия. Осмотр всеми врачами. Вес, рост, объем груди, объем легких и так далее. Годен, годен, годен. Четвертых признали негодными.

— Ребята! Нас не берут!

— Как так? Мы же все вместе!

— Не волнуйтесь, они идут в госпиталь. Они догонят вас на фронте. Если после госпиталя будут признаны негодными, будут работать на оборону. В лагерь никого не возвратят.

Выдали красноармейские книжки. Ты когда, сынок, получил военный билет? В день присяги. А мы — в день призыва, потому что из заключенных надо было быстро сделать солдат, выбить лагерь из наших голов.

Красноармейские книжки заполняли с наших слов. Никаких других бумаг я не видел. Вопрос: гражданская специальность? А какая у меня в деревне специальность? Меня судили несовершеннолетним. Я вспомнил, что в колхозе уважаемым человеком был кладовщик. Я и ответил — кладовщик. Тот, кто записывал, видимо, был такой же "образованный", как и я. Кладовщик же — это должность, а не специальность. Но так и записали.

Все эти дела заняли целый день. Конечно, обед еще был. К вечеру выдали сухой паек на трое суток. Подошел состав. Вагонов еще было немного. Часть вагонов занята. Оттуда нам кричат, шутят, смеются.

Ребята! Это такие же, как мы, тоже из лагеря. Значит, мы не одни. На душе еще светлее стало.

Загрузились, тронулись. Интересно, куда везут? Кто-то ориентировался. На Москву поехали. Значит, Москву защищать будем. Стали уже засыпать. Голос: "Ребята, на "горьковку" повернули, на восток везут, в Сибирь! "