Самый длинный век. Там, за поворотом

Хитрецов — на коммерческие.

Умников — на научные.

С трудягами понятно по-любому — на них всё стоит, так что никто без этого сословия не обойдётся. То есть всем остальным можно петь, плясать, командовать или всех обманывать... но те, кто работает руками... чё-та я усугубил... потому что сам всегда полагал себя работником. Замнём.

Следующая задача — как их распознать? Хорошо было в придуманном магическом мире. Там для этого имелось специальное оборудование — волшебная распределяющая шляпа. А мне как поступить?

Когда-то кучу лет тому вперёд существовали всякие психологи с разными мудрёными тестами. Ничего подобного у меня нет. Как же быть? Что-то вроде полосы препятствий, что ли построить с возможностью выбора пути? Лабиринт какой-нибудь секретный с разными сюрпризами, чтобы глядя на то, куда сворачивает испытуемый, насколько он рискует или, наоборот, изворачивается, понять, к какой группе причислить этого человека?

Возможно. Тем более — о подобного рода испытательных сооружениях сохранилось немало преданий. Видимо, мысль человеческая шла аналогичным путём задолго до того, как пришла ко мне в голову. Что же — это уже вполне формулируемая задача. И, надеюсь, решаемая. Построить лабиринт с четырьмя выходами — и дело в шляпе. Хи-хи.

* * *

Никому не сказал я про свои замыслы. Ни с кем ими не поделился. Не по разуму подобные соображения моим нынешним современникам. Тёплый Ветер, Грозный Рык или Сизая — люди, возможно способные меня понять, так они сейчас далеко. Папенька — Атакующий Горностай — в такого рода вопросах не советчик. У него, хоть и хорошо заточены мозги, но совсем не абстрактно. В общем, занялся я просто-напросто построением школы, как таковой. А начинается подобное строительство, если кто-то не понял, с подбора преподавательского состава. Ну и с определения изучаемых предметов.

Важнейшие для нас, несомненно, ботаника и зоология. Мы же охотники и собиратели, в конце концов. Так вот, если в ботанике хоть какие-то зачатки научности уже оформились, то в зоологии... уход за козами, содержание свиней и кастрация быков и хряков. Ха, не так уж мало, оказывается. Опять же пчеловодство забыл.

Ремёсла — гончарное, стеклодувное и... что там у нас в металлургии? Что-то на севере, что-то в Когиде. Ладно, не всё сразу. Отписал пространные письма Тихой Заводи и Грозному Рыку — уйдут мои эпистолы с оказиями малой скоростью, а там, глядишь, и преподаватели подъедут, а я пока начну с младшего класса. То есть азбука, счёт и геометрия на плоскости. Ну и экскурсии по ближним окрестностям. Попрошу Косоглазого составить график хозяйственных работ, часть из них Всхлип в часы физподготовки выполнит в качестве тренировочных заданий на выработку силы и выносливости, часть в часы рукоделия, ну а текущие дела распределю по дежурствам учебными группами. А уж делить их на квадры стану, когда подрастут.

И, хоть вывернусь, но так поставлю дело, что к моменту, когда моим детям настанет время учиться — сам их со спокойным сердцем сдам в эту бурсу.

* * *

Мысль о том, что люди по своим природным склонностям различны, не давала мне покоя ни днём, ни ночью. Память тоже подкидывала всё новые и новые поленья в топку раздумий — ведь долгое время существовали сословия и даже касты, в которых из поколения в поколение закреплялись воспитанием одни свойства и подавлялись другие. Вот так, навскидку, чистоплюйство и заносчивость для наследственного правящего класса — это ведь неспроста. С одной стороны — остальным обидно, но с другой — повелевать, не вникая в трудности исполнителей, куда проще, чем разбираться в тонкостях вопроса. А обучать будущего начальника над свинопасами вместе со свинопасами — так тут запросто можно стереть грань между руководителем и руководимым, потому что будущий подчинённый в пределах будущей специализации, скорее всего, окажется не хуже того, кто станет им командовать.

Да уж, задача распределения действующих лиц по позициям в иерархической пирамидке — это не просто. Вот, скажем, сколько всяких революций или переворотов случилось только за время, так или иначе задокументированное? Да не счесть! И в каждом таком случае кто-то упускал власть, а кто-то её подхватывал. Класс или клан — это непринципиально. Неважно даже к добру это случалось или ко злу. Значение имеет неспособность руководителя удержать бразды правления, то есть распорядиться ресурсами, оказавшимися в его подчинении.

Не хватало человеку решительности или решимости, упёртости или упорства, а потом начинался обычный мутный бардак из клубка противоречивых интересов, чаще всего крепко всем нормальным людям мешавший. Так вот, индивидуумы с задатками такого рода редкостны, но как раз более остальных меня интересуют, потому что, коли придётся строить государство с учреждениями, реализующими волю правителя, то как раз подобных внутренне высокомерных ребятишек и хотелось бы насадить в ближнее окружение лиц, принимающих решения, с тем, чтобы позднее именно они вышли на первые роли.

Геополитичненько? А как же! Чай цивилизацию затеваю, а не пуп царапаю.

Ну, это, если моя теория верна. А если и не верна — беды не будет. Я уже придумал, как при помощи лабиринта вычленить хитрецов. Ну, может, в эту ловушку не одни хитрецы попадутся, но те, у кого благородство перевешивает здравый смысл точно туда не вляпаются.

Второй момент, связанный с тем, как отличить людей друг от друга по внутренней устремлённости, я для себя приметил исходя из соображения: "с кем поведёшься". Я ведь в младшем классе преподавал, и примечал, кто рядом с кем держится, какими группами детки расселяются по жилым помещениям — их в этом никто и не думал ни ограничивать, ни направлять. То есть — кого куда душа зовёт, тот туда и пристаёт.

Индикатор этот не идеальный, но информации даёт немало. Я хорошенько присматривался к своим питомцам на уроках или во время хозработ, в период приборки или в столовой.

Лабиринт же для окончательного разбора на группы строил тем временем поодаль от Тупого Бычка в уединённом месте, которое назвал "Урочищем Духов". Сначала каменщики сложили там много каменных столбиков-опор. Потом сверху возвели деревянный каркас из тетраэдральных элементов, покрыв снаружи рогожебетоном. Сооружение получилось "летним" — то есть ни о каком отоплении даже речи не шло. Ну а потом из стен, решёток, дверей и лестниц внутри и была организована нужная путаница с одним входом и четырьмя выходами.

Важнейшим элементом путаницы были двери. Они открывались только "от себя" и, будучи отпущенными, закрывались. Своего рода ниппель. Поскольку ничего, пригодного для их заклинивания я нигде поблизости не разместил, а испытуемых полагал запускать туда нагишом, то лелеял надежду на то, что так они и сработают.

Так вот идея заключалась в том, чтобы пустить человека по кругу с подъёмами и спусками, постоянно выводящими в одно и то же помещение, но в него не пускающими — то есть испытуемый то на первом этаже через решётку увидит комнату, то со второго, тоже через решётку, а попасть в неё никак не сможет, если в одном неприметном месте не оторвёт доску. А то, что держится она некрепко (и это видно), и потом возвращается на место, будто так и была (и это тоже видно), вот это как раз и есть ловушка для хитрецов. потому что отыскать другие пути значительно сложнее — это во-первых, а во-вторых начальным условием прохождения лабиринта является требование ничего не ломать.

Для умников оставлена открывающаяся с противоположной стороны дверь, которую, на самом деле можно открыть, просунув руку через решётку — ну должен об этом сообразить тот, кто не ленится думать и примечать.

Трудолюбивый испытуемый мог выйти, переложив с места на место изрядную поленницу, а для настоящего "руководителя" оставался узкий тёмный лаз весьма непривлекательного вида с непонятно чем в конце, потому что несколько поворотов в нём нужно проходить на ощупь.

Вот это сооружение и было готово как раз к моменту "выпуска" моих приготовишек — то есть деток лет девяти-одиннадцати, научившихся писать и считать.

* * *

Лабиринт — довольно крупное сооружение. И весьма сложное. Поэтому не может оставаться без присмотра и не прийти в ветхость. Смотрителями я устроил двух одноногих охотников — им теперь бродячая жизнь уже никак не под силу. А тут пропитание верное и работа посильная. Ну, и коли не справятся с чем — дадут мне знать, а уж я позабочусь о том, чтобы поправить. Ещё дана им команда отгонять любопытных, грозя гневом духов и Великого Шамана — меня. То есть — без применения насилия, а то ещё поубивают бедолаг.

Кроме того, если кто и заглянет сюда без спросу, то разобраться в назначении этой постройки не так-то просто. А, коли кто запутается внутри, то любой, знающий, как тут всё устроено, без особого труда отыщет беднягу и выведет — знаем мы как открыть двери-ниппели с другой стороны... вернее, есть у нас для этого приспособления. Одним словом, таинственный храм готов к эксплуатации.

Глава 15 Пробы и поиски

— Одежду свою развесь в этом шкафу, — говорю я Слепню. — А сам омойся тщательно, вытрись насухо, а потом прямо голышом ступай за эту дверь в обиталище духов и ищи из него другой выход. Только смотри, не сломай ничего, чтобы не прогневить незримых обитателей нашего мира.

Я умышленно стараюсь быть немногословным, чтобы не задать заранее никакого настроя испытуемому. И вообще, если кто сегодня и переживает, так это Ваш покорный слуга. Столько трудов положено! Столько дум передумано! И вот — первая попытка.

Чтобы не оставлять процесс без контроля, занимаю позицию, с которой видно несколько "узловых" точек, и терпеливо жду появления главного действующего лица.

Сначала всё развивается по плану. Слепень "проверяет" пару тупиков, а потом входит в "кольцо", которое дважды замыкает, то исчезая из виду в загогулинах переходов, то появляясь на зарешеченных галереях. Отодвигает доску, выбирается, следует к выходной двери, выглядывает, не давая ей закрыться — оттуда уже видно выход... и возвращается через ту же "оторванную" доску, снова вернув её на место.

Следующей на его пути встаёт дверь для умников. Убедившись, что действительно без особого труда может её преодолеть, и, что за ней, в свою очередь, имеется выход, Слепень снова возвращается в лабиринт. Снаружи-то проход открывается простым толчком.

Наконец, перед ним поленница. Хм, парнишка сноровисто перекладывает её и выходит, не забыв предусмотрительно подпереть дверь — поленьев здесь достаточно. Очередной раз убедившись, что и тут имеется выход, он пробирается обратно и восстанавливает нагромождение дров. Выход через узкий тёмный лаз ни на секунду его не останавливает, правда, вернуться назад он уже не в состоянии — тут тоже имеется "ниппель".

Вот это да! Я полагал этого мальчика хитрецом, но чтобы настолько! Любопытный малец исследовал обиталище духов за исключением нескольких тайных ходов, которыми я пользовался для подглядывания за ним — ну да на наличие этих помещений ничто не указывало.

* * *

Остаток этого тёплого летнего дня Слепень провёл за вычерчиванием плана лабиринта. Я попросил его об этом, а мальчишке и самому оказалось интересно. Первый этаж он начертал на земле, второй надстроил из щепочек и прутиков, верно указав все узловые точки, но наделав мелких погрешностей в очертаниях второстепенных отвлекающих тупичков. Для меня оказалось открытием, что этот недоросль чётко отделил главное от второстепенного.

Вечером мы вернулись в школу, поболтав по дороге обо всякой всячине и попутно пришли к выводу, что рассказывать кому бы то ни было о секретах места, где обитают духи, не стоит, чтобы не сделать лишнего беспокойства столь таинственным существам. То есть уважительность и рассудительность моему юному коллеге оказались не чужды, по крайней мере, на словах. А о большем нечего было и мечтать.

Следующий опыт с проверкой лабиринтом дал с точностью противоположный результат. Мальчишка, отличавшийся задиристым нравом, долго тупо нарезал кольца по путанице галерей. Я сбился со счёта, сколько раз он прошел мимо ключевых точек, так и не обратив внимания ни на одну из возможностей. Отстающую доску он упорно игнорировал, хотя, даже потрогал её в первый раз, но уж потом больше к этому месту не приближался.

Этому индивидууму я сразу предложил отправиться к вождю Союза Тёплому Ветру в качестве письмоводителя, приписав в сопроводительном письме, чтобы дядька мой этому парню распоряжаться не позволял — а поручал исключительно исполнять и фиксировать то, что уже имеет место, а не влиять на судьбы других людей. Имя же записал в свой поминальник на отдельный лист пергамента, озаглавить который не решился.

Понимаете, цивилизация — это не только сотрудничество, но и разделение труда. Без одного не бывает другого. И люди подобного склада ей, цивилизации, тоже надобны для поддержания порядку, протоколирования и исполнения всяких других формальностей. Сердце моё не наполнилось презрением к этому человеку, потому что он не поддался искушению воспользоваться "нечестным" ходом. По меркам времени, из которого я сюда ухнул, это, скорее недостаток, но отсутствие этого "недостатка" у лиц, толпящихся в коридорах власти, меня в последние годы, проведённые в двадцать первом веке, огорчало до невозможности.

Из первых экспериментов с лабиринтом я понял, что не так-то просто оценить результаты, получаемые с его помощью. Но, в принципе, путь я нащупываю правильный, потому что поставить человека на подходящее для него место — задача, крайне редко решавшаяся успешно и в мой просвещённый век.

Род Сороки, из которого произошёл второй испытуемый, дал мне впоследствии ещё нескольких весьма полезных крючкотворов. А Слепень, когда завершилось его уже взрослое обучение, навёл большого шороху в металлургии... первый его фундаментальный труд о цементации стали (идею-то я подсказал, но режимами занимался он) до сих пор считается классикой и в каждой деревенской кузнице висит на стене.

Опять я вперёд забежал. Прошу прощения.

* * *

— Слышь, Косой! Забери нафиг свой дырявый "Мокасин" и выдай нам нормальный корапь для семейной мастерской, — Соколиный Глаз, бывший Рябчик, заявился ко мне собственной персоной. Их с Сизой рогожебетонная баржа покачивается у причала, отсвечивая многочисленными заплатками поверх растрескавшихся то тут, то там бортов. Чего здесь только нет: прилепленные на цементный раствор куски мешковины, длинные продольные брусья, примотанные верёвками в обхват всего корпуса, натуральные блямбы из смолы — видно, что чинили, как могли тем, что оказалось под рукой.

Сизая же выглядит умиротворённо — уже щебечет с Файкой и Тычинкой, своими подругами детства. Ребята Окунька — мастера кораблестроителя, позабывшего потребовать себе взрослого имени, — лазают по первому детищу моего несравненного гения и громко отмечают допущенные ошибки.

Им хорошо — они много лет лепили лодочки разных размеров и чего только не перепробовали в этой области. Начиная с вязки каркаса из выдержанных в известковом молоке тонких деревянных элементов, заканчивая сетками, армирующими внешние поверхности, где на каждом пересечении шнуров навязаны узлы. Раствор же цементный замешивают на моче, да не простой, а более чем наполовину выпаренной.