Гном Тарнат (Золотой Талисман)

Гном Тарнат

Автор: Шмидт Павел

Аннотация:

Тарнат-гном молод, но в железе знает толк: как гнать по поверхности прочную волну, ковать пустоты, сработать хитроумный механизм. Старейшины прочат великое будущее, всё хорошо, кабы не подлое проклятие эльфов, что не даёт гномам Чёрных рудников выходить на поверхность.

Когда таинственный чародей предложил добыть Золотой Талисман, Тарнат согласился скрепя сердце, не для себя, но для всего рода.

Глава 1 Чёрные рудники

Тарнат сощурил глаз и повертел заготовку, выверяя. Работа близится к завершению, один неверный удар и день насмарку, а меч в перековку. В горне змеёй шипит воздух, ярится пламя, языки короткие, с синевой по краю, такие раскалят до бела и самый тугой металл.

Ладонь гнома широкая, такой дубки вырывать, и рукоять молота смотрится игрушкой. Дерево рукояти тёмное, гладкое от тысячи касаний, в навершии чушка в полпуда железа. Тарнат сжал так, что пальцы побелели и вдарил раз, другой, зачастил молотом. В ответ заготовка брызжет алыми искрами, те тают в полутьме и танцуют по полу. Дробному грохоту деваться некуда, стоит в подземной кузне от стенки до стенки. Полчаса, и рукоять валится из дрожащих от усталости пальцев, а от внезапной тишины в ушах ватой заложило.

— Неправильно, Тарнат, неправильно! — проорал мастер Видли. Мотает на палец пряди бороды, та сплошь седая, глазки старшего гнома чёрные и глядят недобро. — Рукоять, рукоять-то не цапай, чай не сиська! Молот сам должон знать где приложиться.

Тарната в ответ хмыкнул и тянется поскрести завитки бороды, те курчавятся от жара горна и никак не отрастут, да и молод ещё гном. От обнажённого торса пар, капли пота бисеринами на молочно-белой коже, что давно забыла лучи солнца. Тонкие ручейки находят путь в рельефе мышц, вниз, к широкому полотну пояса. Вокруг гнома крепкий дух, такой остановит утончённого эльфа в семи шагах.

На губах Тарната улыбка, скорее добродушная.

— Знаю, мастер Видли! Отпускаю, как велено, в последний миг. Вам, мастеру, спасибо. Кабы не поведали секрета, таскал бы я кружки в кабаке, — прогудел Тарнат всё ещё ломким молодым басом. Скривился вдруг, точно пещерного слизняка проглотил. — Или шастал по кручам Заласских гор ездовым гномом!

— А что, погляди на Флимина, — не согласился старый Видли, но глазки довольно поблёскивают, — уважаемый гном, и ноги крепкие. Видал, какую таверну на ездовых деньгах поднял? Давно не он кружки таскает, а ему. А связей, связей-то среди людей, вся торговля под ним!

Тарнат лишь фыркнул и замолотил яростно. От тяжких ударов дрожит сама горная твердь. На полках пыль столбом, бутыли пустились в пляс, один рухнул прямо на камень горна. Брызнуло стеклянным крошевом, от коричневой отравы удушливая гарь. Мастер Видли, даром глуховат, сжимает ладонями уши, но услыхал. Погрозил кулаком ученику, уставился вдруг на полоску стали, та под ударами на глазах стынет, на поверхности от кончика до кончика короткие сизые волны.

Тарнат бросил полоску в жар, а сам перегнулся по пояс в стоведёрную бочку, обратно в брызгах студёной подгорной воды.

Видли прошаркал к горну, рука старика сухая и тощая, с трудом сорвала рычаг, сип в подающих трубках умолк.

— Добро. Не ведаю, что ты с дуру наделал, эти полосы странные, но понежиться дай и остыть. А там видно будет. Продолжишь ковать завтра, а то любишь себя загнать! В кого только уродился? Точно не в дядю, он — беда, а брательник старшой вовсе — беда-беда! Их в мастерстве Лумох-дурачок шустрее будет, — принялся бурчать старый мастер. Глянул на уставшего ученика и спохватился. — Но ты не таков, радуешь сердце старика. Ты иди, иди, я приберусь. На что ещё годен бывший Мастер...

Тарнат кивает не слыша. Глаза редкого среди гномов василькового цвета ввалились, плечи опущены, как под грузом. Снял куртку с крюка и прошаркал на выход, позади дедок, под брюзжание собирает инструмент.

Ползут по камню штрека капли, иные застыли на полпути мутной белой слезой, в жёлобе вдоль пола намёрзло. Изо рта пар, белым инеем и на светло-русых усах, и на буйной шевелюре. Чёботы бухают, гулкое эхо гонит мелких излюков попрятаться по щелям. Редкие фонари зажжены ещё реже: горное масло слишком ценное и идёт на продажу. А ведь было время, тоннели полные света, вдоволь тепла прогреть самые дальние ходы! Ярмарки, гордость Чёрных рудников, собирали толпы гномов, людей, даже эльфов с предгорных чащоб. Но тёмные слухи распугали гостей прежде, чем выяснилась правда. Тарнат сбавил шаг и поёжился, вспоминая по-эльфийски холодные, полные злой презрительной мощи слова, что пали на юного гнома и проклятием впечатались в плоть. Кулаки гнома закаменели, вторят желвакам, а брови хмуро штурмуют переносицу. Подлые эльфы! Тарнат виноват, но по что всем рудникам досталось?!

Впереди шагов сто сплошной темнотищи, лишь вдали жёлтым слабое зарево. Тарнат миновал на ощупь половину, как с бокового хода кинулись три приземистых силуэта и один поперёк себя шире. Мелкие повисли как свора псов. Тарнат стряхнул одним мощным движением, горный медведь в подземной берлоге, но дылда с хеканьем принялся месить пудовыми кулаками. Тарнат пригнулся, втянул голову в плечи, над головой просвистел молодецкий удар.

— Бе-ей! Круши! Да! Сшиби его с ног! — взвыл за плечом кто-то из мелких. Тарнат резко двинул локтём, попал во что-то твердое, но мелкое, миг спустя позади смачный удар о стену. И тут достал верзила, ухо взорвалось вспышкой боли, Тарнат оглох, в глазах красная муть, а из глотки рвётся низкий рык. Не хотел драться, думал, толкнёт пару раз, отстанут. Как же!

Не обращая внимания на подгномьев, Тарнат протащил поближе к свету, но те вцепились крепко. В затылок повеяло опасным холодом, Тарнат обернулся вовремя и засветил кулаком верзиле в лоб. Того мотнуло назад, под бородой лопатой сверкнула белым полоска шеи, следом в диковинном сальто новые на вид башмаки, на подошвах рыжая верховая грязь. Приземистые резво отпрянули прочь и исчезли во тьме, оставив завесой писклявую, полную злобы брань. Тарнат окинул взглядом побоище, главный задира навзничь, но дышит. Гном крякнул довольно, и двинулся к недалёкому зареву, таверна Флимина за углом.

— Эй, Тарнат! Чего хмурый? — бросил вышибала на входе, видавший всякое гном, рожа в десятке шрамов, нос переломан, но в глазах тень удалого веселья. Заметил распухшее ухо. — Опять, небось, кулаки чесал?

— Да чтоб их в забое задавило, рожи пивные! Чтоб излюк погремушки выгрыз! Не желаю драться, чего слетаются, как мухи на... как пчёлы на мёд! — обижено пробасил Тарнат, щупает осторожно ухо, то как оладья. Вышибала с понятной завистью глядит на сгиб могучей руки. Год тому Тарнат был из тщедушных подгномьев, а ноне отрастил такую силищу! На все вопросы один совет — молот в руки и вперёд: ковать, ковать. И локоть кузнеца ему нипочём! Тарнат пробасил рассеяно: — Что за выпивохи новые? Из верховых?

— Откуда ещё? Наслушались разговоров, кружка, другая и в, гм, светлые головы стучится нехитрая мысль — а не пойти ли в рожу дать виновнику? — проговорил страж, толкая створку таверны выпустить очередного гуляку. — Как всегда. Справедливости ищут.

— Будет им справедливость, — буркнул Тарнат мрачно, в василькового цвета глазах багровый огонь — блик светильника, что вдруг задымил и полыхнул красным, — только, сперва, найду я!

И окунулся в шум таверны.

Уютных размеров пещера, за полчаса обойти, освещена добро, не жалеет хозяин деньжат на масло. Чего жалеть, коли дела под гору, от щедрой монеты лопается сундук? Кто ни спустись в Чёрные рудники, прямиком к Флимину. Как пройти мимо, таверна близ воротной шахты, а запахи такие, с ума сводят, даже эльф лесной за добрый кус баранины посох пропьёт! Вон двое таких толкуют с дебелым гномом, раскосые глаза к носу, а рожи кривые. Гладкие, цвета персика щёки в обрамлении холёных, но куцых бородёнок, с мелкими такими завитками, Тарнатовой под стать. Гном уловил сходство и сплюнул в досаде на пол, тот выровнен знатно и присыпан чёрным песком.

Вдоль ближней к кухне стены дубовые лавки, прогнулись и трещат отчаянно под тяжестью забойных гномов, чумазых, только с выработки. Дюжина рук дружно печатают кружки о стол. Юная гнома обхватила бочонок с половину себя, мелькает русой косой, едва успевай подливать! Работяги опрокинули и давай песни орать. Один гном, телом похлипше, сполз под стол досыпать. Тарнат качнул головой, на лице гримаса неодобрения. Пальцы ловят в кошеле что на поясе, но гроши не спешат в ладонь. Ноздри трепещут от запахов, в животе вторит урчанием, гном вздохнул и протопал в угол, подальше от шума, на дальний конец от заблудших эльфов. Пристроился на табурете, хозяин таверны, невиданное дело, тут как тут.

— Как поживаешь, Тарнат? Не всё железо на мечи перековал? — проговорил Флимин, крепкий на вид гном, чёрная борода подстрижена совсем коротко по новой верховой моде, на висках отливает серебром. Одет для гнома роскошно: сапоги серой гоблинской кожи, выше бархат, вишнёвая ткань перехвачена широким поясом, тот кругом в золотых бляхах. Поверх чёрный фартук, ни единого пятнышка, лишь показать кто есть кто: давно не стоит у плиты хозяин.

— Благодарствую. Железа хоть обратно в штольни неси, — степенно, как взрослый, пробасил Тарнат, но в голосе лёгкая дрожь, а к щекам прилип румянец. Чего бы не ворчал мастеру Видли, но Флимин уважаем и силу в совете набрал немалую, не чета молодому Тарнату. — Только молотов мало, а рук для них ещё меньше. Подгномья норовят кто в услужение, а кто и вовсе сбёг от рудников подальше!

Флимин просиял, на губах улыбка. Тарнат и не заметил, что хозяин сидит напротив и по щелчку пальцев уже спешит юная гнома, в руках парят миски, локтём к груди прижата пара оловянных кружек, да не пустых! Едва успел Тарнат смочить горло от рудничной пыли, на столе знаменитая Флиминова баранина, истекает нежным соком в миску полную гречневой каши. А вот хлеба нет, с той самой последней ярмарки это лакомство доступно лишь богатеям. Вспоминая, отчего зовётся Последней, Тарнат виновато втянул голову в плечи. Цепкий взгляд Флимина, казалось, читает Тарната как свиток с крупными гномьими рунами.

— О том и толкую, помощник нужен! Бери племянника моего, Лумоха, вон он, подле эльфов уши развесил! Смотри какой здоровый, ест как бык, работает как мышь. Ну да ничего, управитесь, а я в долгу не останусь, лучшие людские заказы — твои!

Флимин сверкнул глазками, будь Тарнат старше да опытней, прочёл бы и жадность, и холодный расчёт, и затаённую обиду, что прячется за юморком. Тарнат послушно перевёл взгляд. Лумох похож на деревенского увальня, крупный для гнома, но рыхлый как перепревшее тесто, где-то внутри необъятного тела если и таится немереная сила, то поди отыщи! Зачем Тарнату, семипудовому, ещё один молотобоец? Иное дело мастер какой, умелец знатный. Лумох известный неумеха, годами пора остепениться, заработав добро монет, симпатичной гноме под юбку лезть, детишек заводить, но нет, только и знает на кулак соплю мотать.

Морщины на лбу Тарната, что собрались было от напряжённых дум, вдруг исчезли. Вот в чём дело! Флимин не племянника нерадивого предлагает, какой из него помощник, а покровительство, что ой как нужно Тарнату! Особенно, после той злосчастной ярмарки. Тарнат вздохнул мощно, всей грудью, но тяжко. Проговорил в смущении:

— Дык, есть у меня помощник, а двоих не потянуть, времена, сами знаете, какие, живот в спине липнет.

Флимин глянул на пласты мышц Тарната как бы в сомнении.

— Старый Видли? Какой с него прок, еле таскается, кружку поднять не может, что говорить о молоте! Гони прочь, таким в Забытые штольни давно пора!

— Да вы что?! — задохнулся Тарнат. — Он мне как отец, с малых лет возился, мастерству учит! Нельзя так, не по вежеству подгорному!

Тарнат медленно наливается красным, сравнялся в цвете с одёжкой Флимина, но в глаза глядеть сил нет. Флимин бросил горько:

— Тебе ли говорить про вежество? По вежеству, гнать бы тебя в три шеи, чтоб не распускал как старшой братец, держал своё при себе! Пожалели мальца, да что толку — и сотня таких как ты не вернёт былой славы да богатства!

— Всё равно, — глухо проговорил Тарнат, — не могу я так.

На лице Флимина закаменели желваки, губы ровной линией. Проговорил сквозь силу:

— А ты смоги! Неси к утру готовый меч, — по-деловому проговорил Флимин. Ловким, отработанным движением снял с пояса кошель, завязки еле держат напор монет. Кошель попрыгал на ладони, весомый, как короля держава, та, что в паре со скипетром, и так же споро исчез из виду. — Да-да, всё знаю, кто, где и что! Ночь на раздумья, а коли не надумаешь... что ж, — Флимин посмотрел выразительно на ухо Тарната, багровое, — Чёрные рудники славятся гостеприимством, но ты засиделся, да и вина на тебе немалая. Пора в путь, слыхал я, родичи далече, у заласских гномов, заждались.

Тарнат побледнел, точно смерть узрел, втянул голову в плечи пуще.

— Шёл бы ты, Флимин, восвояси, со своим дебелым племяшей. Покуда в лоб не угостил, — прошептал еле шевеля губами Тарнат, так тихо, что Флимин и не заметил. Пальцы Тарната, привыкшие гнуть стальной прут, сжимаются в кулаки, но под столом.

Флимин не дождался ответа, резко встал, Тарнат ощутил похлопывание по плечу. Хозяин быстро исчез в глубинах таверны, стремительно и ловко виляя меж лавок и столов, ездовое прошлое даёт о себе знать. Тарнат выдохнул, кляня за неосторожный шёпот, а вдруг Флимин услыхал?! Ему устроить Тарнату неприятностей раз плюнуть, рудники только спасибо скажут. Что стоило, потянуть змею за хвост: мол, согласен, скуёт меч, возьмёт и Лумоха, но позже, или на пробный срок? Чуть не нажил врага, да из каких? Из самых ушлых гномов.

Дверь таверны рада впускать, бахнула створками. Внутрь, хрипя и вцепившись в горло, ввалился гном, борода лопатой, на лбу багровый след, как палицей вдарили, глаза выпучены и в красных прожилках, от ноздрей тягучая сопля подсохшей крови. Задыхаясь, рвёт ворот куртки, но та крепкая, противится слабеющим пальцам. Тарнат с удивлением узнал знакомца из компании выпивох. Да что с ним такое, падучая? Неужели, ум ему вышиб?! Тарнат заозирался с тревогой, но на него не смотрят.

— Воды... — просипел новичок, по чистой одёжке видно, гном из верховых. Двое кинулись, в руках кружки, пенная струя в глотку мигом поставила гнома на ноги. Тотчас усадили, хлопают по плечам в сочувствии, шепчут на ухо, обвинительные пальцы кажут на угловые столики — на эльфов и на Тарната.

Эльфы как чуют, поднялись дружно и твёрдо печатая шаг протопали в сторону Тарната, тот напрягся, пальцы вцепились в край стола. Эльфы важно прошелестели пятнистыми плащами, мимо и на выход, возле дверей вышибала выдал по ясеневому посоху. К щекам Тарната прилила лёгкая краска, гном вскочил и шагнул следом, неглядя швырнув на стол монету. Та запрыгала и легла в миску как оскорбление, золотой грош среди остатков гречневой каши. В спину Тарната подталкивает чей-то пристальный взгляд.

Тарнат выскочил из таверны, но эльфов след простыл. Сунулся вправо, влево, в боковой проход под полотнища полупрозрачной ткани, и тотчас отпрянул — на страже древняя бабка.

— У-у-у, я тебе! Молод ишшо, по ябедям ходить! Или грошей полно? Тогда заходи, заходи.

Гномиха грозно сверкнула очами из под жесткой пакли седых волос, надвинулась, давя Тарната прочь. Когда-то полные, круглые как мячи, теперь пустые мешки грудей болтаются до пояса под цветастой блузой, на морщинистой шее пятерной ряд чёрных бус, а на губах в жемок неровно подведено ярко-красным. Полотнища сомкнулись перед любопытным носом Тарната, но гном успел узреть волнительные силуэты, что так и льнут к двум проходимцам. Гадкие эльфы! Кто позволяет по рудникам шляться? И это после всего содеянного! Тарната перекорёжило от одной мысли, что эльфы мнут и щупают чернорудских девчонок. Но через молодецкую бабку не прорваться, подымет шум и гномы с таверны с удовольствием намнут ему, Тарнату, бока.

Тарнат постоял миг, и отправился обратно, в кузни. Череда штреков промелькнула запутанным лабиринтом, гном ворвался, едва не сбив старика Видли с ног, рычит и скалится, как голодный злюк.

— Ты что! Полоумный! Говорю же, иди отдохни! — проворчал древний гном.

— Некогда, мастер Видли, — рыкнул Тарнат, а ладони уже мнут куртку, зашвырнул прочь. Едва накинул кожаный передник, в левой клещи, в правой малый молот. — Наотдыхался на неделю вперёд. Кали!

Мастер Видли поморщился неодобрительно, но поддал жару. В горне засипело, сперва желтым, после синеватым огоньком, когда добавился рудничный газ.

То глухие, то звонкие удары долго тревожили подгорную твердь. После мастер Видли сел за точильный круг, пока Тарнат без сил на топчане. И снова глухие удары молота.

— Постойте! — воскликнул Тарнат, едва эльфы скользнули неслышной поступью сквозь занавески. Эльфы как братья, один лицом глаже, над точёными чертами Великий Лес поработал чуть тщательней, второй, не считая перебитого носа, ниже на палец и шире в плечах. Хотя, какая там ширина? Тарнат расправил свои, как раз на этих двоих хватит.

Рядом с, чего уж там, со входом в бордель короткий ход, обрывается у вертикальной шахты, с края видно, как высоко вверх и вниз в отчаянную бездну уходит ствол. Из шахты крепкий ветер и грохот подъёмника, толстенные канаты из смоляного джута ползут по бокам, к ним, закусив волокно стальными клещами, прицепились вагонетки, тесные, с низким бортиком, проще выпасть, чем влезть.

Гном добавил, давя из непослушного горла:

— Уважаемые...

Эльфы оглянулись разом, заострённые к вискам глаза распахнуты широко, зрачки зеленью отражают тусклый свет с далёкой горловины шахты. Взгляды ощупали Тарната, словно руками, гном ощутил что взвешен, измерен и имеет цену, и та не высока.

— Мы знаем тебя, — певуче, как родник льётся в хрустальную вазу, проговорил первый эльф.

— И ведаем твои нестроения, — добавил эльф второй, голос неожиданно шершавый, как точильный камень.

— Проклятие, ваше, эльфийское! Знаете как избавиться? Можете, — слова снова застряли в глотке Тарната, — помочь?

На губах эльфов как молнии мелькнули улыбки, гном усомнился даже — было ли? Качнули головами разом, как один двухголовый эльф.

— Ты стал мишенью великого проклятья! Такие в арсенале лишь древних, самых могучих из эльфов, не чета нам... или их отпрысков! Мы бессильны излечить, даже если б хотели, но не хотим, чего с тебя взять? Как раб за сто лет не отработаешь, ждать слишком долго даже для нас. Ценностей, поди, никаких, — певуче проговорил эльф, под сквозняком кутается зябко в пятнистый плащ.

— Откуда у него, молод ещё, пушок с щёк не вытерся! — бросил хриплый братец. В коротко стриженной бороде не спрятать жёсткую усмешку, как ни старайся. Но эльф и не пробует.

Тарнат почуял, что закипает. Мерзкие эльфы! Вот бы свернуть тощие шеи, да бросить тела в рудничный отвал! Гном задышал часто, багровая пелена надвинулась, взгляд сузился до двух ненавистных рож, а ладони так и тянутся. Сиплый эльф с ленцой, одними пальцами крутанул древко посоха вокруг оси. Тарната повело точно пьяного, опомнился спустя миг, сидит вытянув ноги, а зад морозит камень пола.

— Впрочем, кое-чем помочь способны, — продолжил звонкий эльф, как ни в чём ни бывало. — Не бесплатно, само собой!

В ладони товарища, сиплого из эльфов, устроился тощий мешочек. Тарнату хорошо знаком, ведь это его кошелёк! Час тому Флимин расплылся как масло по сковороде, глядя на меч, на сизые, как у древних мастеров, волны от гарды до кончика. Таким клинком камень рубить, что бородёнку брить. И выдал обидно мало грошей. Под присмотром давешнего вышибалы что оставалось Тарнату? Проглотил, ещё и кланялся в пояс, не из-за вежества подгорного, кланялся, чтобы скрыть ярость, заглушить скрип зубов.

Эльф спрятал мешочек за пазуху, но протестовать сил нет, в голове Тарната пустота, ни мысли, ни желания. Звонкий братец распахнул полу плаща, а там! Дюжины мелких склянок в крошечных кармашках, мерцают таинственно перламутром, в иных чёрные скрюченные когти в ядовито-жёлтом растворе, в белёсом тумане вечнозелёные, словно живые листочки, но эльф извлёк баночку с прозрачной студенистой субстанцией.

— Мажь лоб и виски, — хрипло скомандовал второй эльф.

Первый, который звонкий, добавил:

— Верно, мажь, а то дел у нас — и у тебя — невпроворот!

У Тарната голова кругом переводить взгляд слева направо и обратно. В здоровенной ладони гнома склянка как игрушка, на палец пала едва капля тягучей жидкости. Тарнат чиркнул по лбу, на виски хватило лишь терпкого запаха.

— Дальше чего? — угрюмо поинтересовался гном, шатаясь поднялся на ноги.

— А ничего! Садись и на волю, проверять.

Звонкий эльф как у себя дома указал раскрытой ладонью на вагонетку, одна как раз проплавает мимо вверх. У Тарната задрожали колени. Сиплый эльф вскочил, следом прыгнул напарник, оба с ухмылками на лицах медленно пропали из виду, вагонетка скрипит и раскачивается на канате. Далеко внизу ещё одна, в ней полузнакомый гном, едва поравнялся с краем штольни, бухнул сапожищами и прошёл с довольным видом то ли к ябедям, то ли сразу в кабак Флимина. Тарнат всё никак не решится, а ну как посмеялись, обманули, забрав гроши, что даются так тяжко? Но никто не смотрит на гнома, стыдиться не перед кем. Махнул рукой — была ни была — и плюхнулся в вагонетку, на лице заранее страх невыносимой боли.

Пальцы Тарната побелели, скребут чёрный от рудничной пыли борт вагонетки, взгляд гнома неподвижен. Уходят вниз трёхобхватной толщины кольца, шахтные рёбра, это они держат напор земли, не дают рудникам превратиться в гномью могилу. Тарнат привычно считает, между рёбрами высоко, великан влезет, а таверна Флимина на семнадцатом. На девятом стало дурно. Гном проклял эльфов, перегнулся через бортик и чуть не выпал, мигом распрощался и с бараниной, и с гречневой кашей, но полегчало. Черты лица Тарната разгладились из страдальческой маски, юный гном с удивлением прислушался к себе — ничего! Не давит, не плющит, не бьёт по башке стальным молотом. Со счёта сбился, а ну его, уже не нужен. Ай да эльфы, вот молодцы! Тарнат чуть не пустился в пляс, канат подъёмника протестующе заскрипел. Всего капля дряни, и проклятия как не бывало, теперь легко одолеет прежде недоступную высоту!

Изредка на шахтном ребре теплится светильник, пошли с красным огоньком, Тарнат проверил ещё разок голову, та на месте, пальцы прошлись, массируя, по лбу, по вискам, помяли глазные яблоки. Где-то внутри слабая тень боли, испугала не на шутку, но и только. Редкий гном подымается за красные огни, а Тарнату и вовсе путь заказан. Тарнат погрузился было в воспоминания, но сверху шум, весёлый говор. Трое в вагонетке, не считая на вид забитого, ручного слуги-гоблина, беспечно свесились и валятся за бортики, то ли подручные купцов Одинокой горы, то ли пираты оттуда же. Одеты в цветастые шаровары и свободного кроя рубахи, на бритых черепах съехали набок косынки, в правом ухе по золотой серьге.

— Эгегей! Гном, лопни селезёнка, гном Чёрных рудников! Куда собрался? Держи башку, а то тоже лопнет! — весело прокричали Тарнату, но во взгляде недоумение. Оно и понятно, проклятие липнет как зараза, сунься пришлый гном в Чёрные рудники, как повезёт, иным обратно на поверхность — верная смерть. Страх навалился на Тарната, заставляет дрожать как на морозе. Хорошо, гости навеселе и не заметили, далеко внизу пугают излюков воинственным криком.

Глядя вверх покачивается и растёт серое пятно горловины. Тарнат год носа не казал и времени суток не ведает, день и ночь отмеряются делами, а не светилом. Пятно всё больше, всё ярче, глаза слезятся и режет с непривычки. По припудренным пылью щекам прочертили две мокрых дорожки, теперь это слёзы радости, Тарнат счастливо смеётся, но грудь сотрясается, словно в горьком рыдании.

Вагонетка уже близ верхней точки, когда хитроумный механизм подхватил переложить на соседний канат, что увлечёт обратно. Выше, на осях под каменной аркой колёса подъёмника, их вертит без устали, пока не иссякнет в глубинах сила гор. Только прыгнул гном на вытоптанный камень причальной площадки, заозирался, а ноги уже несут по лестнице на укреплённый плитами вал земли. Заозирался, замер изумлённо, дыра шахты обнесена частоколом, тот сколочен недавно и наспех, совсем не по-гномьи. Близ причальной площадки барбакан на манер замковых, серый камень искрится свежим изломом, налево ступенями спускается короткий ряд блоков, точно крепостную стену начали. Тарнат с недобрым предчувствием шагнул в тоннель барбакана, по бокам и сверху тёмные провалы бойниц, на выходе двое людей в кожаном доспехе и при шлемах, ближний держится за копьё со взглядом тупого служаки, второй играется кинжалом, взор жадный и с тухлецой.

— Гном. Ты как здесь? — проговорил служака, пятерня тянется под срез шлема озадаченно почесать. Тарнат не успел открыть рот, как спас от объяснений жадный страж, тощий как палка, сверкнул глазёнками, такими мелкими в глубоких глазницах, но быстрыми, как у ярмарочного вора.

— Нам какое дело? Монету гони, гном!

— Монету?! Грошей не дам! — возмутился Тарнат, кровь бросилась к лицу, хватило и на могучие мышцы рук, те вздулись удавами и кажут дикую мощь. — За что?! С гнома в родных шахтах плату требовать?!

— Погоди, погоди! — торопливо отступился жадный, раскрытые ладони выставлены как щит между гномом. — Приказ барона Круда! За проход в Чёрные рудники брать монету с пешего. С верхового две, с повозки три.

— Не внутрь, наружу я! — нашёлся Тарнат, внутренне негодует, но что поделать: заперты гномы эльфийским проклятием, поверху развернулись люди, твори что хочу.

Служака, что с тупым взглядом, облегчённо выдохнул.

— Тогда всё в порядке! Проходи!

Тарнат фыркнул и шагнул мимо на чистый воздух, прочь от затхлого, чего уж там, тепла Чёрных рудников. Зажмурился словно кот, подставил лицо под забытые лучи заходящего солнца, те отливают оранжевым в вечерний час. Жадный страж проводил долгим, опасным точно отравленный нож, взглядом.

Вокруг горловины шахты небольшой посёлок складов, строения низкие, длинные, выстроились в круг, стены сплошь из камня, крыши крыты рыжим разномастьем глиняных черепков. Повыше крыш близкие холмы, поросли щедро лесом, тёмным, страшным, в таких одинокого путника сперва разбойник разденет, мясо с костей объест ворг, а сами кости растащат скальные гарпии для жутких своих ритуалов. Меж домов вяло торгуют, купцами сплошь люди, среди покупателей, на удивление, полно и гномов, но не местных, издалече. Тарнат скривился, глядя на ярмарку, жалкую тень былого, медленно бредёт вдоль рядов, услыхал краем уха и ахнул! Бросился к оружейному прилавку, за стойкой дородный мужик в летах, только что ударил по рукам с черноволосым покупателем, судя по бархатной одёжке — из людских вельмож. Вельможа бережно передал меч дивной, словно стальные чешуйки по лезвию, работы оруженосцу.

— Ты-ы! За сколько продаёшь?! — воскликнул Тарнат, а руки живут своей жизнью, схватили купца точно стальными щипцами, за отворот куртки, да за пояс, вздёрнули вверх, шестипудового. Оружейник тонко, по-бабьи, заверещал, засучил ножками в дорогих, серой гоблинской кожи сапогах.

— Эй! Почтенный! Отпусти доброго человека, пока голова на плечах сидит, — холодно возвестил вельможа, взгляд прячется в узких щёлочках век, на лбу красный блик закатного солнца. В руке тот самый меч, кончик замер в пальце от шеи гнома. Тарнату прекрасно известна острота серой в сизых волнах стали, только вчера сам ковал, чтоб ей не ладно! Вельможа добавил: — Кто такой, людёв на грудки брать? Ответствуй немедля!

Тарнат молча разжал пальцы, торговец мешком под прилавок, тотчас снизу плаксивый голос:

— Это мастер, тот самый, что меч сработал! Осерчал на дела торговые, думает, продешевил! А я что? Я — честный торговец! Кто виноват, что сидят сиднем в своём Чернорудье?!

— Мастер? — задумчиво повторил вельможа. Тарнат только сейчас кинул взгляд на свиту в полдюжины человек, трое простых воинов, совсем юный паж, оруженосец с надменным взглядом сеньорского сынка и щитовой рыцарь в полном доспехе. Воины обступили гнома с боков, позади башней навис рыцарь. Тарнат почувствовал как загнанная крыса, заозирался, но покупателей метлой смело, лишь пара любопытных голов тянут шеи из-за угла строения. Вельможа спрятал клинок и скрестил руки на груди, поверх куртки из мышиного цвета бархата. Проговорил: — Что же, и проклятие на тебя не действует? Как звать-то?

— Тарнатом его кличут! — встрял снова торговец, но мигом умолк, склонился в поклоне по недовольному движению брови вельможи. — Ваше Светлость...

— Действует-действует, — пробурчал гном, — Вы бы отпустили восвояси, пока не началось!

— Потолкуем, почтенный гном, — не обратил на просьбу внимания вельможа, слова вежливые, но за ними приказ, твёрдый как сталь. Тарнат торопливо кивнул, а что остаётся, коли четверо ладони на клинках держат, без явной угрозы, но так, что возражать немыслимо!

— О чём, человече?

Прозвучало грубо, вельможа поморщился, за плечом гнома яростное дыхание оруженосца.

— О судьбе твоей, о чём ещё? Зрю я, молод годами, но мастер знатный!

Вельможа извлёк клинок, с довольствием покрутил в вытянутой руке, любуясь на игру лучей солнца по поверхности, кромка меча словно сияет, острая до прозрачности на крае. Вельможа вдруг рубанул коварным ударом от пояса вверх, так быстро и резко, что лезвие исчезло, чтобы появиться над головой, грозное, смертельное.

— Меч королей достойный! И ты, его создатель. Слыхал я про нового мастера Чёрных рудников, но что таков, не ведал.

— Каков таков? — непонимающе спросил Тарнат. На этот раз за спиной смешки, уголки губ вельможи вверх, чуть-чуть, словно человек не желает обидеть гнома смехом. Или испортить разговор.

— Такой могучий, умелый! — проговорил вельможа, качнул головой. — Стоит ли губить мастерство и талант за гроши? Сам видишь, какие цены дают торговцы. Внизу под землёй сапоги скоро есть, поди, будете! Я — граф Рихтер, мой замок в дне пути на север, там кузни добрые, помощники только позови, не поскуплюсь и на еду, даже яства заморские, с превеликим трудом доставлены! Или женщин, пора уже? Всё твоим будет! — весело усмехнулся вельможа, украдкой кажет кулак кому-то там за спиной гнома.

Тарнат немного опешил, сперва Флимин на кривой козе, теперь вот, граф к себе зовёт. Предложения одно другого, гм, вспомнилось сколько дал тавернщик, лучше, только вот незадача — проклятье. Раздобыть бы добро снадобья, а пока...

— Нету дороги из рудников, сами ведаете, — вздохнул Тарнат хмуро. Хоть и молод, но слыхал, возражать, пуще того, отказывать людским вельможам смертельно опасно. Рихтер покивал, как бы в сочувствии, но слова сказаны, а мысли прочитаны с лица гнома, такого бесхитростного. Взгляд человека непроницаем, пальцы щупают на поясе возле ножен, нашли завязки кошеля. Тарнат приготовился ловить монету, но Рихтер швырнул гному весь мешочек, с небрежной щедростью вельможи. Лёгкий жест свите и Тарнат свободен. Гном вздохнул с облегчением и устремился прочь от опасной компании, так споро, что не заметил, как из переулка меж домов ступила тень. Некто, закутан в серый плащ по макушку, заскользил вслед за гномом.

Тарнат вильнул в подворотню, другую, надо бы эльфов искать, пока срок волшебной мази не вышел, но ноги сами несут на окраины, туда, где погибли Тарнатовы мечты, детские, глупые, наивные. Несколько шагов, городок при шахте так мал, и выскочила бывшая Эльфова поляна, что позади Чистого склада. Теперь здесь пустырь, по краю груды мусора, намело вперемешку с остатками чёрного песка. Тарнат вспомнил, как бурчали лесные эльфы, не желая ставить шатры ни на холодный камень, ни поверх рудничной земли, чистое да мягкое им подавай! Как быть, спорили в гномьем совете долго, и слово дяди, последнего из боевых гномов, стало решающим. Три месяца, как проклятые, всем рудником копали песчаную жилу, а искали прежде ещё год! Мелочь, вроде Тарната, помогала таскать, и даже старшой братец отвертеться не смог. Но дело того стоило, на ярмарки потянулись окрестные эльфы, и не только лесные, едва облетел слух про уважение, что выказали гномы.

Воспоминания накатили на Тарната щемящей в груди волной, образ дяди сливается с братом, благо, похожи так, что злые языки... Тарнат бы вырвал эти языки! Дядя пропал, как и родовая секира, ни весточки, ни строчки, но когда, гм, ушёл Роуди, едва успел унести ноги от разъярённых гномов, Тарнат остался совсем один, сирота при живых родственниках. С утра до ночи сидел на краю Эльфовой поляны, словно в поисках встречи и с дядей Роугом и с Роуди. Там и наткнулась на юного гнома, такого грустного, озорная Натаэль, младшая дочь лесного правителя, эльфийка с изумительной русой косой, каждый волосок словно из стали выкован в лунном свете.

Едва вспомнились милая ямочка на подбородке и родинка на щеке, Тарнат зло мотнул головой, видение рассыпалось лепестками эльфийских глазок, и бросился с пустыря. Замер, приметив краем глаза интересное, опустился на корточки перед кучей истлевших обрывков вперемежку с кусками полированного дерева, всё порядком занесено песком. Разворошил и выудил обломок игрушечной сабли. Пальцы прошлись по дереву, такому знакомому, помнят каждый завиток. Крестовая гарда, в навершии рукояти пустая ложбинка под камень. Натаэль подарила тогда неправильной формы, щербатый, но глубокого синего цвета, как море из сказок. Тарнат не видел таких прежде, а эльфийка хвасталась, дома полный мешок, добыты с горных озёр, и в шутку звала в гости, смотреть эльфийские чудеса.

Тарнат повертел игрушку и бросил в мусор, лицо закаменело, а от уголков губ горькие складки. Кинул взгляд на холмы, сквозь угольные тени стволов на миг парная вспышка болотно-зелёного, точно встретился взглядом с оборотнем. С детства брат пугал воргами, теперь понятно, то лишь сказки, чтоб не утёк Тарнат играть в ближний лес, но и сейчас ночью одному боязно.

Тарнат скрипнул зубами, а печаль сменилась вдруг злостью. Только люди, вона, где хотят там и ходют, под землю уже забрались, пока гномы да эльфы сидят где дозволено. Если б не та нелепая ссора, да и не было ничего, зря папаша Натаэль взъелся! Ох, и скажет Тарнат спасибо Роуди, будь он не ладен со своей репутацией! Что до лесных эльфов, казалось, вот-вот заключат вековечный союз с гномами Чёрных рудников, но нет, всё испортил, жабу подложил Тарнат, баронам крудам на радость. Правильно говорит Флимин, давно гнать пора, кабы не проклятье, ушёл сам!

"Или уйти?" — поразила Тарната мысль, так неожиданно, что гном сбился с шага. — "Добуду зелья добро с тех друидов, или кто они там, и, — в путь! А флимины, да рихтеры, катитесь бочонком, да по ухабам!"

Тарнат повеселел, с души камень прочь, а на лице давно забытая улыбка, её бледная тень год пробивалась сквозь маску печали, тонула в тоске безнадёги. Бодро зашагал в обход городка, гадая, где же прячутся эти странные эльфы? У них хватит дури уехать в ночь, воргам в лапы.

Тарнат схватился вдруг за виски, лицо застыло в тревоге, но ничего, показалось, потопал дальше, благо, городок в самом деле невелик. Близнецы-эльфы нашлись одной ногой на тракте, что уводит из Чёрных рудников, и то, задержаны отчаянной торговлей за клячу. Приземистый степняк кривые ноги рубаху на груди рвёт, тычет в мослы лошади, хлопает по крупу, делает движение обиженно уйти, и тут же обратно, клянётся, цыкая ногтём по золотому зубу. Не на таковых напал, едва ударили по рукам, цедя ругательства под нос, спрятал считанные гроши. Сунул поводья эльфам, те с довольным видом уже грузят связку обширных тюков, у клячи от тяжести ноги подгибаются.

— Стойте! А как же снадобье?!

Эльфы оглянулись разом, по чуть более мягким чертам лица Тарнат отличил звонкого братца. Рот эльфа приоткрыт в удивлении, сиплый близнец жмёт крепче посох, аж кончики пальцев под ногтями белые.

— Т-ты, эта... — заикнулся звонкий растеряно, пальцы нервно теребят полу плаща, — как здесь?!

— Что — как? — не понял Тарнат. — Снадобье, говорю, знатное! Боли как не бывало! Чего такие кислые? Вам, купцам, радоваться надо — покупатель прибыл!

— А, э, мы, это, — промямлил звонкий, но тут же нашёлся: — Хорошо, говорю, действует! Думали, на такого детину маловато будет, или не на долго, а ты гуляешь час!

— Ага, ага. Что за снадобье, чудо дивное, из каких таких трав? Вот бы Флимину рассказать и всем нашим! Эх, не важно, давай сюда, да побольше, чтоб хватило надолго!

Наконец и сиплый опомнился, приметил вельможин кошель, тотчас куцую бородёнку растянула улыбка.

— Бери сколько надобно! Только не бесплатно, само собой, — поправился эльф, глядя как гном тянет широкую свою ладонь. Тарнат взвесил на ладони Рихтеров мешочек, звонкий эльф обрадовано дёрнулся, но сиплый придержал за полу плаща.

— Этого мало.

— Какая ещё вам плата?! — возмутился Тарнат. — Мешочка не достаточно?

— Достаточно, достаточно — за дюжину мелких склянок, — чутко переменился первый эльф, голос чистый и звонкий, как музыка звёзд. — Ингредиенты знаешь какие дорогие да редкие? А ты, жадный, хочешь много, на годы, с запасом!

Гном зашёлся от возмущения.

— Да я, да я не за себя, чтоб всем родичам хватило!

Глаза Тарната засияли, щёки розовеют, в груди щемящее чувство чего-то правильного, исконного, гном мигом забыл что хочет сбежать, представил, как с триумфом вернулся в рудники, раздаёт щедрой рукой склянки, и никто более не попеняет виновнику проклятия!

Эльфы бросили друг на друга взгляд, молчаливый и быстрый.

— Дадим! — хором ответили эльфы. — Есть одна вещь, что нам надобна, достанешь — бочонок зелья твой, но потом, опосля, сперва дело.

Сиплый, пряча взгляд, добавил:

— Торопись обратно, гноме, снадобье, гм, вот-вот выдохнется!

— Что за дело?..

Солнце ухнуло за холмы, спотыкаясь в сумерках, Тарнат плетётся к дыре шахты. Сказать предложение, да какой там, требование эльфов обрадовало, сказать так — покривить душой. Тарнат рванул ворот рубахи, точно в удушье. Никогда не думал стать вором! Отказал сгоряча, чуть в рожу не дал, пришлось вновь испробовать эльфийского посоху. Едва очухался, череп как в тисках, Тарнат запаниковал, не помня себя, бросился эльфам в ноги снадобье молить, те лишь плечами жмут, но с отъездом повременят ночь да день.

Голова гнома ощутимо побаливает, но, всем известно в рудниках, это лишь призрак той проклятой боли. Гном вдруг застыл на полушаге, точно на мягкое в штольне ступил и не знает, злюк или всего лишь излюк, кинется ногу грызть или обошлось. За плечом Тарната шёпот, с посвистом как у ящера:

— Мас-стер, говориш-шь?

Тарнат осторожно повернул голову посмотреть кто, но шея короткая, следом пошли на разворот и плечи. Кончик кинжала тотчас упёрся сзади под ребро, проколол добротную ткань куртки как ветхую марлю, гном почуял похожий на комариный укус, следом зуд и сразу холод вокруг ранки.

— Не дёргайс-ся, клинок отравлен! Чуть нажать и одеревенееш-шь, потом, бес-спомощ-щному, вс-скрою горло!

У Тарната на лбу бисеринки пота, ледяные, как подземные воды Стиара. Гном заскрипел зубами, а пальцы в кулаки давно сжаты.

— Да что вам всем от меня надо?! — гаркнул гном басом так, что с ближайшей крыши съехала черепица, лопнула осколками подле ног. Убийца, если это убийца, не дрогнул, тенью за спиной Тарната. Гном с отчётливым нутряным щёлком довернул шею ещё чуток, скосил отчаянно глаз и встретил взгляд существа из тех, кого не видел прежде. Из-под серого капюшона плаща на Тарната уставился подросток. Нет, не человек, ростом и телом с подростка, но слишком чуждые людям черты лица. Широкий рот, как у жабы или ящерицы, тёмные маслины зрачков, смуглая кожа и, едва видна из-под края капюшона, чёлка светлых, песок с солью, волос. Гном добавил в изумлении: — Ты кто такой?

— Не важно, главное, кто мой гос-сподин! Думаеш-шь, можете с-с Рихтером делиш-шки обделывать безнаказанно? Думаеш-шь, не знаем про новые планы Флимина? Это земли барона Круда, вс-сё что поверху принадлежит ему, а уговор ес-сть уговор! Запомни, гном! И передавай привет с-своему предателю!

Шипение угроз заполонило уши гнома до предела, ничего не понимая, Тарнат не выдержал. Здоровый, с копыто лошади, кулак гнома ринулся навстречу с головой лазутчика, коварным ударом от пояса вверх, что подсмотрен у Рихтера. Силищей Тарната можно крушить некрупные валуны, только рука потом неделю болит, этой мелочи в сером плаще гном и не почует!

Могучим замахом Тарната крутануло вокруг оси, но удар пропал в пустоту, тотчас живот взорвался болью, левый бок и, напоследок, бедро. Гном слепо взмахнул руками, сграбастать мелкого вражину, но лазутчика след простыл, лишь прощальная усмешка перед взором Тарната — полный ряд ровных белых зубов.

Гном побрёл, шатаясь и падая в серую пыль, в сторону шахты, когда путь преградил частокол, высокий, не перелезть. Слева тьма и смутный силуэт дома на фоне вовсе чёрных холмов, справа яркое пятно барбакана, тот освещён основательно факелами.

— Ба! Смотрите, кто пожаловал! Мы уж заждались! А ну, ребята, подсобите, — прокричал давешний тощий страж, на зов из караулки подкрепление в полдюжины бугаёв, в руках копья. Стражник ощупал гнома взглядом, задержал на кошеле. Добавил обрадовано: — Гони монету за вход! Да не одну, пять, нет, десять серебром! Для всех нас, га-га-га!

Бугаи недвусмысленно надвинулись, тощий страж подскочил, вцепился с жадностью и тянет кошель, но Тарнат глядит незряче, точно стеклянными глазами, могучие плечи гнома гнёт к земле. Вдруг пал на колени и навзничь, взгляд безумный, челюсти сжаты крепко, а с прокушенных губ струйка крови, оставляет на камне извилистый с масляным блеском след. Кровь залила подбородок и промочила завитки бороды, щедро хлынула на грудь. Гном застыл, смертельно бледный, ручищами хватает колени, что подтянуты к животу.

Тощий стражник навис, брезгливо морщась, пинком перевернул Тарната на другой бок, отпрянул, а в кулаке кинжал! Оглянулся воровато на подельников, хватил кровавым лезвием по ремешкам кошеля.

— Ребята, чего уставились, думаете я?! Всё одно, помрёт от проклятия! День-два и подземные вызнают, обвинят нас! Что, если взбунтуются, полезут как этот, а стена не достроена?! — затараторил испугано страж, переводит глазки с лица на лицо, точно в поисках поддержки. Бугаи прячут взгляд, в барбакане угрюмое молчание. Тощий добавил уверенно, в голосе командные ноты: — Берите за ноги, и к шахте! Пускай сами там разбираются.

Тарната подхватила сразу дюжина рук, стражники пронесли бегом и, крякнув от натуги, швырнули вниз, в чёрную бездну.

Глава 2 Проклятая ярмарка

— Тарнат! Тарна-ат! Где прячешься?

Девичий голос звонкий, но вязнет уже в трёх шагах, точно каждое слово хватают мягкими лапами и суют в дупла, прячут под корнями и бархатистой шубой мхов. Воргов лес оседлал холмы, чёрный и издали навевает страх, внутри тихий, стволы величаво тянутся к вечернему небу, удивительно толстые и корявые для столь густого подлеска. Меж стволов скользит, продирается сквозь шипастые заросли совсем юная эльфийка. Сапоги зелёной гоблинской кожи, штаны и куртка из дорогого бархата, тёмно-серого и тонкого на вид, но надо знать эту ткань! Случайная стрела или подлый удар кинжалом не страшны, что говорить о каких-то колючках. Локоны цвета стали выбились из тяжёлой косы, по всей длине вплетены цветы, голубые с ноготок и белые, от них терпкий луговой аромат, лишь кончик свободен и хвостиком виляет в такт шагам.

Позади громко, как выстрел, треснула ветка. Коса метнулась, точно змея, когда эльфийка рывком обернулась, глазищи сияют лунным бликом, а на точёном лице смесь возмущения и усталости.

— Ну всё, хватит! Уже и не знаю, кто из нас гном, а кто эльф лесной?! Выходи, сдаюсь, сдаюсь я!

Эльфийка повертелась, но лесная тишина лишь скрипит вдалеке стволами, да эхо вернулось ехидным уханьем. В дюжине шагов смутная тень, затаилась и зыркает багровыми угольками.

— Тарнат? — робко, почти шёпотом произнесла эльфийка, спиной к толстенному стволу, к мягкой поросли мхов. Дерево точно разрубил вдоль гигант, но не до конца. Могучий вяз или даже ильм сомкнул страшную рану пластами коры, залил тягучим соком, тот окаменел янтарным водопадом и не пускает, как ни жмись, внутрь пещерки. Вспомнились рассказы про воргов, ей бы бежать, но эльфийка сжала губы в тонкую линию, пальцы белеют на рукояти кривого кинжала, что на поясе. Отлипла от дерева, плечи расправлены, спина прямая, подбородок вскинут гордо, как и подобает дочери лесного правителя. Подумаешь, какой-то ворг! И не таких видали!

Синеватая на кромке сталь поползла из ножен, по клинку рисунок плетёных трав. Шаг, другой навстречу врагу, носок сапога зацепился за корень, и эльфийка кубарем в неглубокую яму, на мягкую кучу. Больно попала коленом на твёрдое, куча ойкнула и взорвалась сопревшей листвой.

— Попалась! — гаркнул перемазанный дёрном гном, на ещё по-детски округлом лице азарт охотника. Сграбастал эльфийку, перекатил через себя, та замерла как мышь, а гном сверху, держит за тонкие запястья. Нож выпал из вялых пальцев, эльфийка прикрыла веки и смотрит из под пушистых ресниц, на губах улыбка, а грудь вздымается часто. Щеки гнома заалели, взгляд редкого василькового цвета глаз забегал, как у воришки. Гном отпрянул в смущении и принялся обхлапывать одёжку, та из простецкого холста, не чета эльфячей.

— Руку подай, дубина! — недовольно проворчала эльфийка, гном бросился, но та уже на ногах и смотрит чуть свысока и строго. — Так! Всё! Решено, в прятки больше не играем! Ты будешь слуга, а я — принцесса!

Гном хмыкнул под нос, соглашаясь, пятерня ловит листья и мелкие веточки в буйной шевелюре.

— Дык, ты сама предложила. А я что, я на всё готов!

— Прячешься, словно не гном подземельный, а ловкач из людских охотников, — торопливо пояснила эльфийка, поморщилась сама себе — теперь она принцесса и объясняться слугам не подобает.

Гном зажмурился было от удовольствия, похвала и кошке люба, но глянул с беспокойством на густые тени подле стволов, на сплошную тёмно-серую пелену в дюжине шагов. От дёрна тянет сыростью, тонкие струйки тумана хватают за лодыжки холодными пальцами. Тарнат поёжился, а в спину точно голодный взгляд, хочется обернуться, но взгляд следом, как прилип, тычется в самое уязвимое, от зада до затылка.

— Натаэль?

— Чего тебе?

— Нехорошо вокруг. Возвращаться пора.

Эльфийка сморщила носик и фыркнула. От виска вниз и мимо ямочки на щеках прямая прядь, пальцы привычным движением заправили за кончик ушей. Гном протянул ладонь, эльфийка коснулась едва кончиками пальцев, чтобы тотчас быть схваченной всей пятернёй. Пискнула возмущённо, но пошла следом. Гном бухает чоботами, ломит так, что деревья корни поджимают.

— Нет, не охотник ты. Охотники куда отважней! И потише будут.

— Вдруг, здесь ворги? Как раз, разбегутся, — пискнул гном приглушённо, голосок тонкий, не солидный. — Твои, поди, заждались. А ну как, искать кинутся?

Натаэль состроила недовольную рожицу, но так мило, что у гнома зашлось в груди.

— Сказки! Малышей пугать. Нет никаких воргов. Есть только люди: злые, страшные, хуже зверя лесного.

Не заметили, как солнце спряталось, уступив право на свет луне. Почти ровный диск над головами и сияет так, что глубина неба тёмно-синяя, а в прорехи крон льёт серебряными лучами. Туман прибило к дёрну и видно далеко, но угловатые тени понизу сбивают с толку, не понятно куда ступать. Шипы и сучья цепляют за ткань штанов, эльфийке не помеха, а Тарнат изодрал знатно и шипит от боли царапин.

— Тихо, тс-с! — зашипела Натаэль, присела на корточки и тянет гнома за руку. Тот бухнулся. Повезло, под коленом ничего не треснуло и не скрипнуло.

— Чего там?

— Не видишь — огонёк, — прошептала эльфийка.

Впереди слабое зарево, выше роста по чёрной коре мечется рыжий блик, как если огонь развели в низине.

— Разбойники, точно говорю, разбойники, — прошептал гном и сделал движение отползти назад.

— Здорово! Давай посмотрим!

Эльфийка распахнула глаза широко, в предвкушении, и споро поползла вперёд.

— Стой, куда ты? Сграбастают! — шикнул гном, но не бросать же, послушно пополз следом.

Край лощинки или овражка медленно надвигается, эльфийка скользит по опавшей листве, бесшумно и ловко как ящерица, гном отстал и крадётся осторожно, на полусогнутых. Вытянули шеи за край, внизу, спиной к нежданным гостям человек. Ноги с голыми ступнями протянуты к огню, пальцы зябко поджаты, на плечах тёмный плащ, капюшон скрывает лицо. Тарнат пригляделся и ахнул! Языки пламени лижут пальцы ног путника, слышно как кожа потрескивает, вскипает соком. От костра противная вонь, но путнику всё равно, бормочет под нос еле слышно. Из под полы появилась рука, кисть обтянута кожей как не живая, а меж пальцев щепотка порошка. Коротко пыхнуло оранжевым, метнулись тени по ближайшим стволам, и снова бормотание, но запах стал получше. Съедобнее.

— Это колдун! — с видом знатока заключила Натаэль.

— Спорить не стану. Оставим колдуна наедине с колдовством! — отозвался гном и тихонечко пятится.

— Ты чего такой трусишка? Интересно, чего он тут? Вдруг — заблудился? Лес сам знаешь какой, — заявила эльфийка, в глазах бесшабашная уверенность, что уж с ней-то ничего не случится. — Так. Всё! Решено, я принцесса, ты — рыцарь! Если колдун злобный, ты должен меня спасти!

— Стой, куда! — зашипел гном, но поздно.

Натаэль выпрямилась с колен и беззаботной походкой спустилась к костру. Человек словно чует, повернулся и откинул капюшон, под ним дикая грива чёрных волос и благородная седина на висках, брови мохнатые, взгляд как два кинжала.

— Доброй ночи, путник! Что привело в, гм, гостеприимные леса Чернорудья?

Натаэль уселась у костра по-хозяйски, но поодаль от человека, протянула руки к огню. Человек молча подобрал ноги, вынул уже багровые ступни из пламени, и словно извиняясь проговорил:

— Замёрз. Дело к осени, а сапоги ещё летом стоптал.

— И потому жарите ноги? — фыркнула Натаэль.

— Гм. Я голоден! Но здесь две, хотите одну попробовать?

Человек с усмешкой вытянул ступню к эльфийке, та отшатнулась, на лице смесь отвращения и любопытства. Человек лишь пожал плечами и схватился за лодыжку, подтянул к себе.

— Нет так нет. А я не откажусь!

И впился зубами в хорошо прожаренную плоть. Кожа лопнула, брызнул сок, как из порося, тушёного с гречневой кашей и яблоками. Сок потёк по подбородку и за шиворот. Человек облизнулся и вырвал кус мяса, кадык с жадностью туда-сюда.

Полный ужаса визг Натаэль подкинул Тарната на ноги, гном с диким рыком бросился вниз.

Колдун, если это колдун, и бровью не повёл, свободной рукой бросил в костёр щепотку. Полыхнуло синим, от удара в грудь перед глазами померкло.

Гном раскинулся навзничь, и глядит безучастно в серое предрассветное небо, словно на дно колодца, стволы деревьев уходят ввысь как стенки. Скосил взгляд, по ту сторону угольков костра эльфийка, лежит сломанной куклой, бархатная куртка порвана, в прорехах бахрома серой нити. Представить боязно, что за монстр пробил нерукотворную ткань лесных эльфов? Гном подполз, охая и держась за центр груди. Веки эльфийки прикрыты и еле трепещут, а губы пунцовые, набухшие, так и просятся на поцелуй.

Гном покраснел и принялся тормошить, голова эльфийки болтается как тряпичная.

— Натаэль! Ну очнись же!

— Что случилось? — слабо пролепетала эльфийка.

— Ворг. Наверное, это был ворг. Почему не съел, ума не приложу!

— Ворг-колдун, — заключила Натаэль, усаживаясь. — Эй, перестань хватать! Мало мне безумного ворга.

Эльфийка морщится от каждого движения, но беспокоится прежде за одежду. Оглядела себя, пальцы пробежали по прорехам, спустились ниже пояса, и только сейчас Тарнат заметил кровь. Алую кровь, что промочила изодранные брючки, засохла на ляжках. В глазах эльфийки заблестело, ладошки прикрыли лицо — рыдать.

— Чудовище! Что со мной наделал! Как отцу покажусь? — услышал гном сквозь всхлипывания, голос Натаэль дрожит и срывается. Плечики ходуном, вид жалкий и хочется подойти, обнять. Добавила горько: — А ты, защитничек, рыцарь!

— Погоди, погоди! Ты вся в крови, дай оботру, — еле ворочая языком от смущения, предложил гном. Схватился за ткань рубахи возле плеча, послышался треск и гном лишился рукава.

Натаэль вскинулась возмущённо, но свежее горе сильнее гордости, размазала пальцами по щекам слёзы и махнула рукой, мол, делай что хочешь, чего теперь. Добавила, еле шевеля губами:

— Так. Всё. Решено, я — принцесса, а ты — травник, друид лесной.

И откинулась на спину, чтобы сраму не видеть.

Гном засопел, лицо пунцовое, осторожно коснулся пальцами бёдер эльфийки, промокнул раны, к счастью, неглубокие. Натаэль покорная и дёрнулась лишь раз, когда гном от смущения чуть не лопнул.

— Вроде цело всё!

— Что — всё? Болит страшно!

— Ну, дык, подрал тебя знатно, царапины, но только по бёдрам.

Эльфийка перестала плакать и отняла ладони от лица. Нос распух как клубень, глаза красные. Шмыгнула и скомандовала:

— Отвернись!

Гном подскочил, точно кнутом пришпоренный. Потопал искать вокруг костра, пока эльфийка приводит себя в порядок. Под ногами клочки чёрной шерсти, обрывки чёрного плаща незнакомца. Земля взрыта, дёрн в бороздах, такие глубокие оставляет крестьянская соха. Или нечисть, монстр. Тарнат глянул на руки, ладони перепачканы, обычное дело, в чёрной грязи. Под ногтями засохшая кровь. И тонкие серые нити, крепкие, точно гномья сталь.

Натаэль вдруг бросилась на шею, губы сухие жаркие, прошлись по щекам гнома, в уголках глаз набухла слеза.

— Тарнат, Тарнатик... я больше никогда, никогда...

— Да ладно, — проговорил замедленно гном, невольно подхватив подружку, — Будет тебе наука. Хорошо, что хорошо кончается!

Так и стояли, обнявшись, когда за пределами низины затрещали ветки и многоголосый гомон рассыпался в полукруг. Из-за деревьев выскользнули дюжина теней, одёжка гостей пятнистая и сливается с утренним лесом, длинные волосы цвета стали трепещут под лёгким ветерком. Впереди всех величественный эльф, голову венчает корона Тысячи Корней, на груди на верёвочке тусклый кристалл. Лицо застыло холодной маской, но во взоре беспокойство. Сменилось на море ярости.

— Ты!!! Руки прочь!

Эльф выхватил клинок, изогнутая кромка сияет лунным светом. Таким мечом рыцаря с конём разрубить, не то что Тарната в холстине. Тарнат споро разжал кольцо рук, но Натаэль бесстрашно заслонила собой.

— Отец! Это не то, что ты думаешь!

Эльф заметил разодранную одёжку и следы крови на бёдрах. Цвет исчез с щёк, с губ рвётся низкий, демону на зависть, рык. Неуловимый от скорости взмах свободной ладонью, звук пощёчины, и Натаэль летит в сторону, а клинок завис, чтобы обрушиться на Тарната как топор палача.

— Не-ет!

Натаэль перекатилась по дёрну и вскинула руку раскрытой ладонью вперёд, с губ сорвался приказ. Незримый удар разметал и Тарната, и верховного эльфа по низине. Тотчас навалились спутники правителя, заломили Натаэль руки, чья-то узкая ладонь зажала рот. Правитель с трудом оторвался от земли. Кристалл на груди мягко сияет, ярость эльфа ушла, сам лицом чужой, холодный.

— В кандалы гнома. А этой, дайте одёжку. Нет, обойдётся! Руки свяжите — за спиной!

Натаэль прикусила губу и смолчала, покорная отцовскому гневу. Тарната увязали как тюк с соломой, так, что едва переставляет ноги. Процессия двинулась из леса вон. За деревьями не замечены пара багровых очей, что проводила долгим взглядом.

Лумох воровато огляделся — золотой шар солнца печёт так, что песок под ногами плавится, но ярмарка шумит и каждый гном, человек или эльф заняты своим делом. Протянул руку, ещё по-детски тонкую, и стянул с лотка пирожок. Тот румяный и пышет жаром, с бока сочится и обжигает пальцы липкий сок. Лоточник из людей, краем глаза заметил пропажу и схватил гнома за шиворот.

— А ну, плати! Ишь, шастают, и всем даром подавай!

Но Лумох уже затолкал пирожок в рот и давится раскалённым тестом. Из глаз слёзы, а сам выкручивается из пальцев булочника. Пока возились, налетела ватага подгномьев, похватали с лотка пирожки, оставив грязные отпечатки пальцев. Булочник взвыл, замахал рукой, но второй крепко держит Лумоха. Плюнул вслед малолетним разбойникам и потащил на задворки, за эльфийские шатры.

— Дядя, дядя, не надо! — взмолился Лумох, упирается и пробует вырваться. Но ладонь тестомеса широкая, пальцы держат цепко, да и в плечах булочник велету под стать. На краю ярмарки свалка, поверх тёмного песка мусора намело, а поболее накидали. Лоточник швырнул Лумоха в кучу гнилых объедков и молча принялся месить пудовыми башмаками. Лумох тощий как палка, от ударов взмывает в воздух, чтобы грохнуться в кучу, снова и снова. Хотел заорать, но рёбра резануло такой болью, что лишь открыл рот и беззвучно шамкает как рыба в пруду. Когда остатки пирожка растеклись неаппетитной массой, булочник плюнул и ушёл вон.

Лумох полежал с коленями подтянутыми к животу, пополз незряче куда-то меж мусорных куч, там и замер. Глядел с отвращением как мухи остервенело доедают бывший пирожок, обернулся на близкий край леса. Солнце пронзает лучами опушку, деревья шевелят ветками под слабым ветерком, по бокам незаметной тропки отдёрнули вдруг лапы, точно обожглись. Из леса друг за другом, таясь и оглядываясь, показались эльфы. Быстро миновали открытое пространство до шатров и встали гурьбой в дюжине шагов от Лумоха.

— Никто, никто не должен знать о случившемся! — отрывисто проговорил эльф в короне из каких-то сучьев. Щёки эльфа запали, бледные, как у болотного упыря. — Вот-вот будет подписан столь важный всем нам договор, и ссора с чернорудскими гномами ни к чему!

— А как же этот, что с ним? — спросил второй эльф, по лицу возраст не разобрать, одет в серый бархат и держится словно вельможа.

Первый эльф скрипнул зубами.

— Я готов был терпеть дурь дочери, знакомство с этим гномом, но довольно! В шатёр его. Потом разберёмся. Никто не хватится, кому нужен какой-то безусый гном!

Лумох увидел как пара эльфов повели гнома прочь, тот крепко связан. На миг показался в профиль. Это же Тарнат! Всем известного Роуди младший братец! Кабы не выбитый зуб и губы в запёкшейся крови, Лумох уже окликнул знакомца. Следом, крепко держа под руки, проводили юную эльфийку. Глаза зарёванны, одёжка разорвана выше пояса, а на бёдрах свежая кровь. Взгляд Лумоха прикипел к прорехам, рот округлился.

Рассосались по шатрам прочие эльфы. Последним правитель, тяжко печатая шаг и понурив голову скрылся в самом роскошном, обширном как площадь.

Лумох с трудом поднялся, сперва на четвереньки, затем в полный рост, и заковылял к горловине шахты. Дядя обязательно должен узнать!

Флимин закончил с мисками и с отвращением глядит на пальцы, что испачканы в желтоватом жире. Хватился за фартук тщательно обтереть. С раннего утра на кухне, и ноги, проклятые ноги, уже ломит. Флимин присел на табурет и принялся растирать колено, голень, тихонечко, про себя, кляня ездовое прошлое. Да, заработал деньжат на таверну, но суставы стёр до костей, на спине чуть ли не горб! Чернорудские гномы на бывшего ездового косятся, кривят брезгливо губы, что твой эльф. Сами выплёвывают нутро в забое и думают так и надо. Дурачьё! Пока под землёй сидели, люди уже везде, всё в их руках, и торговля, и разбой. Даже эльфы сообразили, слезли с деревьев, или где они там обитают, шлют посольства окрестным баронам, сюда, в Чернорудье с договором пожаловали. А гномы сидят на старине, подгорным вежеством от мира отгорожены.

На печи томятся, пыхтят из-под крышек полдюжины горшков с бараниной, мало, но до вечера хватит. Таверну, даром близ ствола шахты, обходят стороной. Кто после забоя, когда горло забито рудничной пылью, сядет в душной пещере, если поверху полно питейных? Да на свежем воздухе, под боком ярмарка с заморскими диковинами, гулякам предложат ретунское вино, обжорам свежайшую рыбу с заводей Бевера, и северных варваров мёд? Глупо было открывать таверну под землёй, когда поверху народу в три раза более. Но слишком больших отступных хотят ярмарочные набольшие, Флиминовых скудных грошей никак не хватает.

На входе в таверну шум и крик, Флимин вышел с кухни — посмотреть. Вышибала, видавший всякое гном из верховых, ржёт как конь и глядит на Лумоха. Охранника, что из лихих гномов, Флимин спас в горах, выкупил из лап бейлифа за сотню полновесных грошей, но не пожалел ни разу, служит верно. Иногда, слишком верно, вон, племянника-дуралея не пускает.

Охранник впился пальцами в плечо Лумоха и давай вертеть, языком цокать.

— Знатно отделали! Опять, поди, к чужому очагу угольки таскал?

— Пусти! Мне дяде слово важное сказать надо!

— Есть ему дело до твоих обидок. Сам дубина, соседского ума не вложить. Иди, умойся, да проспись сперва.

Вышибала развернул Лумоха и подтолкнул меж лопаток, к короткому штреку, что ведёт к спальным комнатам подгномьев. Но малец развернулся и боднул головой в живот. Охранник охнул и ухватил локтём за шею, зажал голову подмышкой.

— Пусти, говорю пусти, пожалеешь!!! — загундосил Лумох, в голосе нотки отчаяния. Охранник не даром бит жизнью, нюх на неприятности как чуйка болотной ведьмы, пустил.

— Сам дурак! — бросил Лумох и вбежал в таверну.

Флимин поморщился, глядя на разбитый в кровь рот племянничка. Не дал Флимину подгорный дух детишек завести, но оставил сироту-племянника, глуповатого, не сказать дурачину.

— Дядя, дядя! Тарната схватили! А эльфийка эта, поругана! Ой, что будет! — затараторил Лумох.

— Погоди, о чём речь?!

Флимин за шкирку увлёк племянника на задворки кухни, подальше от вездесущих ушей, но поздно. На шум в таверну успела ввалиться толпа забойных гномов, позади тянут шеи подгномья, откуда только взялись. Флимину бы радоваться посетителям, но не сейчас, застонал, мысленно, про себя. А Лумох зачастил, сияет от всеобщего внимания, как начищенный медный грош:

— Дык, эльфов видал, прошли гурьбой, а с ними Тарнат наш, весь связанный, и девка, эльфячего правителя дочка, растерзана точно зверем лесным!

Гном, что поперёк себя шире, на рукаве куртки вышит молоточек мастера — забойных дюжинный — побагровел лицом.

— Неужто, Тарнат по стопам брательника отправился? Эльфийку брюхатить, это надо же!

— Мал он ещё! — вставил плешивый дедок, голос скрипучий, ладонь прохаживается то по лысине, то по козлиной седой бороде. — Куда ему!

— Это тебе куда, дед! — гаркнул дюжинный, следом грянул хохот. Гномы расслабились и ищут взглядом служанку, заказать поесть да выпить.

Флимин лицом мрачный, и на улыбку не дрогнул. Поднял ладонь, что только что нервно комкала жирную ткань поварского фартука. Гномы притихли. Не то чтобы Флимина особо знали и уважали, в Чернорудье всего год как, но подгорное вежество велит гостю хозяина чтить и слушать.

— Дело плохо, — провозгласил Флимин, и тотчас, затыкая открытые рты, добавил: — Договор на носу, а здесь такое! Как между молотом и наковальней проскользнуть и пальцы не припечатать — крепко думать надо.

— Тебе ли, ездовому, про наковальни знать! Чего в таверне толкуем, чай, не совет старейшин! — проскрипел старец, а сам зыркает на Флимина недобро. — Кому власть дадена, пусть и решают!

— Верно! Слушайте Видли, он верно говорит! Айда на семнадцатый, бородачей будить! — послышались возгласы, пара гномов засобиралась, но не в глубинный путь, а сперва за столы, раз в таверну заглянули.

Лумох, что вертел разбитой своей физиономией, с одного да на другого, вдруг воскликнул:

— Они так и сказали! Мол, договор скоро, а безусого гнома никто не хватится!

Таверна разом утонула в тишине. Надо гномов знать, как крепко друг за дружку держатся. Под землёй иначе нельзя: тесно, от соседа беды не спрятать, делят на всех, и всем миром в беде помогают.

Забойных дел мастер взревел, жилы на шее чуть не лопаются, а борода от шеи торчком, как лезвие боевого топора.

— Гноме! Неужто бросим парня в беде? Подумаешь, эльфийка, ну подрал слегка. Небось, по ябедям нашим из верховых кто только не ходит!

— Эк ты хватил, ябедей и дочь лесного правителя сравнивать! — встрял вредный дед. — А Тарнату наука: братца его за эти дела прогнали. Хотя, он среди наших шустрил и на чужой пирожок рот не разевал.

Лумох услышал знакомое, прогудел гнусаво от забитого кровавой соплёй носа:

— Да-да, пирожок! Гномы, глядите, за такой малю-юсенький пирожок, а как отделали!

Народ зашумел, по лицам разливается краской гнев, а пудовые кулаки ищут кому в рожу дать, или схватить что покрепче и бить, бить по головам неблагодарных эльфов! Каждый вспомнил, полгода не прошло, как таскали, спины рвали под мешками с чёрным песком, особенным, только на нём встают живые шатры лесных эльфов. Перетаскали чуть не холм, да из самых дальних штреков, а они нате вам, сподличать удумали! Наловили мальца и пленником держат. Про эльфийку никто и не вспомнил.

— Не потерпим издевательства верховиков! Все за мной, Тарната вызволять! — проорал забойный мастер, в ответ дружный рёв дюжины глоток. Гномы споро засобирались, выплеснули из таверны по каморкам, снять с крюков дедовские секиры, подхватить молоты.

Флимин с широкой улыбкой проводил гномов вон, но обернулся с видом словно излюка горького съел, а тут Лумох: соплю утёр, в глазках воинственный блеск, в руке кухонный нож. Флимин поднял длань, и Лумох с затрещиной покатился влево, а нож отлетел вправо.

— Дурак! Делов заварил, а расхлёбывать кому? Мне!

— Но, дядя...

— Сиди тут! Нос покажешь, будут тебе пирожки, будет и каша — каменная! В забой отправишься, в тартарары запасный ход рубить! Так и знай.

Флимин зло сплюнул и поспешил безоружный к подъёмнику, пока эльфов на топоры не взяли.

В шатре правителя лесных эльфов просторно так, что даже неуютно. Изнутри ткань почти прозрачная, и кажется, что яростные взгляды толпы гномов пронзают стенки насквозь.

Флимин замер перед топчаном, тот сдвинут в центр шатра наспех, и на травяных матах пола четыре безобразных шрама. На топчане скрючило молодого гнома, тот словно пытается укусить себя в поясницу, скулит тонко, на губах пена, а вместо зрачков белки безумца. Краем глаза видно как в полукруг выстроились эльфы, лица мрачны, губы сжаты. Правитель впереди на шаг, да его дочка чинно на стульчике, ладошки на коленках, а спина прямая. Можно подумать, на занятиях по благонравию. Если б не завязанный накрепко рот и разорванная одёжка, что проглядывает из под с чужого плеча туники.

Пояс Флимина прост и крепок, как всё гномье, но сейчас толстая кожа рвётся под пальцами. Флимин с трудом отвёл взгляд от Тарната. Лучше на пол глядеть, или на мебель, на изящные ножки, пузатые и словно выдуты стеклодувом, но не стекло, а дерево. Поверхность отливает тёплой желтизной, так и хочется пройтись кончиками пальцев, ощутить шелковистую мягкость.

Молодой капитан стражи нервно теребит рукоять клинка, брови встретились над переносицей, а челюсти решительно сжаты. Рубанул ребром ладони по воздуху.

— Отдадим гномьего мерзавца, и уходим! Я, мой отряд, встанем в защиту!

Правитель поморщился.

— У тебя просто. Понять бы, что с ним, что она наделала?

— Она? Причём здесь она?

Капитан покосился на эльфийку, но та недвижна, а взгляд из под полуопущенных ресниц прикипел к топчану.

— Заклятие, которым вдарила в лесу. Смотри на гнома, видишь корчит? Ох, знакомая магия, и не сказать, радостная.

— Да-да! Если понять, если можно исцелить — всё разрешится, — с готовностью поддержал Флимин. — А гномов я успокою, уговорю, но только если Тарнат на своих двоих выйдет!

Натаэль вдруг ожила, проковыляла к ложу. Пальцы коснулись лба и щёк гнома, на глазах эльфийки бисерины слёз. Стянула повязку со рта и, кривя губы в плаче, проговорила еле слышно:

— Это проклятие горных эльфов.

Натаэль оглядела сородичей, но в ответ непонимание.

— Мама учила, прежде чем... Но я не знала, что так подействует! Что вообще сработает.

Флимин стряхнул оцепенение и заявил, вызывающе глядя на эльфийского правителя:

— Эти гномы, там, за стенкой шатра, такой тонкой, что аж прозрачная, готовы ворваться и рубить всё что движется! Ждут меня, но терпение вот-вот лопнет. Говорите толком, что с ним наделали!

Флимин бросил нарочито свирепый взгляд на эльфийку и снова на правителя — непроницаемый. Глава лесных эльфов поморщился, но ответил, цедя каждое слово:

— Горным что, сидят в своей верхотуре. Магия у них особенная, но грубая и бьёт порой без разбору на свой-чужой. Так, что всякому кто не эльф путь наверх заказан!

— Что значит — наверх?

— То и значит, чем выше подымешься, тем сильнее проклятие согнёт. Мне повезло, вдарило крепко, но её матери амулет защитил. Этому, — откликнулся правитель, кивает на Тарната, — досталось вдвойне.

Тарнат вновь застонал, на губах свежая кровь.

— Значит... его надо вниз? И сидеть под землёй вечно?

Флимин ошеломлённо повертел головой, замер, глаза вдруг прищурились, а на лбу складки. Глянул твёрдо, левое веко чуть подрагивает.

— Великий правитель! Слово не для всяких ушей молвить надо!

Старому эльфу лесть как беззубой старухе сухарь. Правитель поморщился, но наклонил голову на пол-ногтя, и по жесту все отступили. Кроме дочери, что застыла бледной тенью над Тарнатом.

От группки отделились двое эльфов, головы бриты как у друидов, а лицами словно братья. Левый отвёл Натаэль в сторону, держит осторожно под локоть. Проговорил, голос сродни пению арфы:

— Не печалься. Гному — гномье.

— Я... я предала. Он обречён жить под землёй безвылазно, понимаешь, безвылазно!

Кулачки забарабанили в грудь друида, второй друид подошёл и приобнял за плечи. На чистом, словно девичье, лице эльфа румянец, голос звонкий и подобен свирели.

— Ты не виновна! Наоборот, спасла от доброго удара саблей! Воспользовалась что есть, кто мог представить последствия?

Капитан в угла шатра скрипит зубами, пока друид лапает эльфийскую принцессу. Та не в себе, но хлюпать носом перестала, а поток слёз иссяк. Закивала мелко, первый друид изогнулся изящно, меж пальцев кружевной платок. Натаэль глянула на отца, тот тихо, почти не разжимая губ, беседует с гномом. Флимин, или как его там, Натаэль не понравился сразу. Наглый как человек, но хитрый и жадный как любой из гномов. Любой, кроме Тарнатика. Слёзы чуть было не хлынули вновь, но принцесса сдержала, а то у друида руки наготове.

— Во-он!!!

Возглас правителя подкинул на ноги кто сидел, капитан стражи кинулся к Флимину, на того указующий перст, сейчас обвинительный не пойми в чём.

— Вон из моего шатра, проходимец! Гнусный предатель! Вышвырнуть как паршивого гоблина!!!

И завертелось, Натаэль лишь ресницами хлопнула. Флимина мигом скрутили, полы шатра в стороны и тавернщик вылетел, едва успевая перебирать ногами, в руки осаждающих. Гномы взревели яростно и бросились в шатёр. Капитан, даром по эльфийским меркам молод, успел команду дать, оборона готова и вокруг правителя и Натаэль кольцо изогнутых клинков.

Подгорный мастер атакует в первом ряду. Могучий замах и лезвие пудовой секиры сверкнуло чернёной бронзой, обрушились на такого тонкого, соплёй перешибёшь, капитана эльфов. Тот сломался тростинкой, но успел прочертить кровавую полосу.

— Арг-хы!

Мастер глянул вниз, как внутренности покидают утробу, подхватил одной левой и бешено оскалился. Зубы жёлтые и в кровавой плёнке, в правой руке секира, сделал шаг, другой. Напротив мелкий для стражника эльфёнок, глаза на лоб, а сам не выдержал и задал стрекача. В прореху, топча уже мёртвого мастера, ринулся клин гномов, вооружены кто чем, но ярости не занимать. Впереди всех плешивый Видли, в кулаке рукоять длинной даги, лезвие ржавое и в тёмных пятнах. На пути взялся один из братьев-друидов, лицо перекошено, рот раскрыт в крике. Видли пырнул лезвием, метя в самую глотку, но друид отшатнулся и удар ушёл в пустоту. Не успел эльф обрадоваться, как Видли впечатал кулак в переносицу, безжалостно ломая тонкий хрящ. Гном подскочил к самому правителю и тотчас назад. Натаэль завизжала, забила ногами, когда Видли схватил свободной рукой за косу и споро потащил из шатра. Следом с кушетки шагнула бледная тень, на вид сама смерть.

— Ну-ка! Не балуй у меня! — гаркнул Видли на Натаэль, та яростно лягается и бьёт кулачками по руке, по спине гнома. Видли перехватил кинжал и приложил навершием по темечку. Натаэль обмякла, глаза за лоб, а с уголка рта нитка слюны. Видли крякнул от натуги, но взвалил эльфийку на плечо и, пошатываясь, скрылся за крайними шатрами. Там и бросил аккуратно на кучу мусора.

Оглянулся сторожко, из шатра правителя эльфов звон стали, хеканье и брань на двух языках. За стенками полыхнуло смарагдовым пламенем, нежным как свежая листва, но смертельным, судя по крикам. Из шатра выползли пара гномов, замерли в двух шагах от порога, но взамен рвутся новые, только из шахты.

— Куда мне, старому, говорите? Тарнату, значится, можно, а мне нельзя? Ну уж нет! Я вам всем покажу на что годен! — забормотал гномий дед, а пальцы торопливо развязывают. Портки скользнули пониже колен и Видли, сверкнув тощим задом, навалился на бесчувственную эльфийку.

Не успел толком пристроиться, как страшный удар под рёбра отправил в полёт. Видли кубарем врезался в ближний шатёр, и тот сложился поверх, замотав как младенца. Флимин хмыкнул довольно, на губах улыбка, проговорил, обращаясь к телу эльфийки:

— Осторожнее надо, прелестями сверкать! На такую сочную лань и мшелый камень набросится!

Флимин прикрыл плащиком и легко, как куклу, подхватил Натаэль. Для ног опытного ездового лишний груз не помеха, гном потопал ко входу в Чернорудье.

От ярмарки одно название: шатры эльфов сложились все до единого, лавки торговцев грабят под шумок. Коротко вспыхивают драки, довольные победители согнуты под ношей добытого, чтобы через пару шагов вновь доказывать право сильного. Ближе к воргову лесу лязг, кипит сталь, но вяло — эльфы организованно отступают, не сломлены беспорядочной атакой гномов, а те выдохлись. Всё как он, Флимин, задумал.

Флимин остановился, удивлённый присвист так и рвётся с губ. Каким-то чутьём безошибочно в сторону шахты ползёт гном. Замирает на миг, ладони хватаются за виски, точно проверить, цела ли голова, и упрямо извивается дальше.

— Не зря Тарната приметила. Ишь, упорный какой! Далеко, гм, пойдёт. Если доползёт, — пробормотал Флимин, но помочь и не подумал.

Спас старый Видли.

Удар под рёбра сломал старику пару, но прочистил мозги от кровавого угара. Охая, дед выбрался из-под шатра, в руках нежданный трофей — секира. По обуху сизой стали гномьи руны, древняя работа, откуда только у лесных эльфов! Попадись обидчик, жаль не разглядел подлеца, попадись кто угодно, Видли кинется и изрубит, скорее от стыда за себя недавнего, чем в ярости. Но ступня зацепилась за тело, что лежит навзничь шагах в двадцати от подъёмника.

— Что же ты, Тарнатушка, наделал, — горестно попенял Видли. Последние лучи пали пламенем на картину погрома. — Эх! Пошли домой.

Старик ухватил поперёк груди, и, странно, пусть тощий, но широкий в кости Тарнат дался куда легче невесомой эльфийки. Вместе шагнули в вагонетку подъёмника, под скрип канатов и визг колёс поползли вниз, чтобы век не видать проклятого солнца.

Наверху дело к ночи, и в таверне Флимина добро гномов. Вчерашние работяги после дневных кровавых дел топят совесть в стаканах, кружках и штофах. Одни гномы мрачны и сидят каждый сам по себе, иные шумят, хвастают кто трофеями, тычут пальцам в свежие раны и рядятся, кто вперёд в клине был, а кто на задках отсиделся.

Флимин прохаживается меж лавок, благосклонно кивает в ответ на приветствия, пальцы теребят вычурный ключ, что на поясе. Эльфийку пришлось запереть в каморке, да под присмотром Лумоха. Флимин скривился при мысли о племяннике, но кому ещё доверять? Разве что вышибале, но ему иные поручения. Вот и он, скромно подпёр стойку входной двери. Взгляд из под кустистых бровей довольный, значит, управился, и быстро как! Флимин подтвердил лёгким кивком, что заметил и направился вглубь таверны.

— Флимин! Постой, — одёрнул гнома скрипучий голос из-за спины. Тавернщик обернулся, напротив Видли, тут как тут.

— Чего тебе, мастер?

Видли огляделся. Пальцы узловатые, точно мелкие яблочки проглотили, прохаживаются по лысине, по растрёпанной бороде. Повысил голос.

— Гляжу, весело у вас, словно и не было бойни. Словно не нагрянут эльфы лесные через пару дней, обложат как крыс так, что носа на поверхность не высунем! Гномы! Что празднуете?

Стук кружек и звяк тарелок умолк, взамен слабый треск, когда гномы дружно принялись затылки чесать.

Уголки губ Флимина поползли вверх, одёрнул себя, лицо серьёзное, не сказать встревожено. Ах да, Видли, ах да молодец! Уесть хотел, но как вовремя!

— Верно беспокоится старый Видли, — прокричал Флимин. Видли уставился настороженно, когда Флимин продолжил: — Беспокоится верно, но не о том!

— А о чём надо? — крикнули с задних рядов. Гномы начали перебираться поближе, иным казалось эльфам вломили и день к концу, а оно вона как.

— О проклятии! Проклятии, что пало на Тарната. И на всех нас!

Флимин рисковал. Не успел переговорить со спутником вышибалы, не готово ещё ничего, но и упускать удачный момент никак нельзя.

Видли развернулся, за спиной гномы, и вопросил:

— Говори толком! Не ты ли в шатёр ходил? Что приключилось, кто виноват, от чего беда пришла?

И Флимин рассказал. Да такого, что гномы враз приуныли, а Видли, что раздобыл миску баранины с кашей, незаметно поспешил прочь. По жесту хозяина таверны разнесли утешительные бочонки, а сам вырвался из кольца унылых рож и тревожных расспросов, скрылся за крепкую дверь личного закутка.

В небольшой комнате скромный топчан и широкий стол, сейчас завален бумагами. В амбарного вида журнале гномьи руны вперемежку с человечьей цифирью, даже эльфу-разумнику враз не разобраться. Тот и не пытается, сидит на табурете, голова понурена, на прежде гладком лице горькие морщины. Вскинулся на гостя, и Флимин узнал одного из друидов. Эльф цел и невредим, но в глазах затаённый страх.

— Девчонка ваша, правителя дочь, у меня, — бросил Флимин, сразу и без предисловий. — Прикована в самом глубоком отнорке, поди отыщи, и кинжал доброй гномьей работы щекочет нежную шею!

— Чего хочешь? — процедил сквозь зубы эльф. Придворных манер осталось чуть, плечи ссутулены. Флимин не остался в долгу, бросил коротко и отрывисто:

— Ты друид. Травяных дел мастер. Сработаешь зелье.

— Зелье?

— Такое, чтоб кто выпьет, света белого не взвидел! Под землёй сидел, как излюк!

— Что за излюк, — вяло поинтересовался эльф.

Флимин схватил друида за плечи встряхнул со всех сил. Голова мотнулась туда-сюда, но в глазах друида разгорелась злость.

— Излюк обыкновенный. Поверху мелкая тварь кусачая. Чем ниже водится, тем крупнее, точно растёт от силы гор!

Ноздри друида затрепетали, как у хищника, что чует добычу.

— Интересно. Никогда не слыхал!

— Ты понял, что за зелье... и зачем?

Эльф ответил долгим взглядом. Дрогнул всем телом и уставился вник, на камень пола.

— Нужны излюки. Мню я, сродство в них есть, для зелья необходимое. Но как устроишь, чтоб гномы снадобье пили?

— Не твоё дело! — рявкнул Флимин. Глупый эльф, тавернщику, да не напоить?!

Друид собрался с духом.

— Верни Натаэль. Целой и невридимой! Иначе, никакое зелье не поможет. Лесными путями направим воды Бевера в Чернорудье, и никто, никто не уйдёт живым.

— Это понятно, — откликнулся гном. — Доставишь добро зелья, чтоб на годы хватило, забирайте девчонку. А я прослежу, и волосок не упадёт!

Флимин сунулся под стол, там сундучок, крышка окована сизым металлом, на дужках висячий замок. Звякнули ключи, гном запыхтел и разогнулся, в ладони объёмный мешочек.

— Пара грошей на ингридиенты!

Скрипят канаты, вагонетка подымается мучительно медленно. Молодой гном с намёком на будущую дебелость в теле держится одной рукой за бортик, пальцами второй вцепился в запястье эльфийки. Та тщательно отвернулась и считает могучие рёбра шахты. Над головами ярко-белое с подземных сумерек пятно, растёт вширь, забивает уши грохот шестерён и прочих механизмов. Пахнуло свежим ветерком, но эльфийка наморщила носик на какой-то запах. Гном резко дёрнул за руку, пришлось скакнуть через опасную бездну на причальный помост. Едва выбрались на вершину отпорного вала, эльфийка ойкнула, а гном сделал шаг назад. Вокруг горловины шахты развалины, лавки торговцев разбиты в щепу, складские бараки без крыш, стены поверху чёрные от сажи. Ветерок гоняет мусор, но вонь такая густая, что не поможет и оствинд со степей. Вороньё скачет по телам мертвецов, птицы объелись и слишком тяжёлые чтобы взлетать по мелкому поводу.

— Где свита? — резко спросила Натаэль. — Кто меня встретит?!

Лумох застыл со стеклянным взглядом. Эльфийка проследила, гном уставился на деревянный лоток, на нём чудом сохранился кусок прежде съестного. С холмов тянет холодом, и Натаэль оправила плащик, под ним одёжка в прорехах. Бочком, то косясь на наглых воронов, то оглядываясь на Лумоха, прочь с бывшей ярмарки. От эльфийских шатров тонкий пепел, Натаэль обернулась посреди чёрного пятна, кинуть последний взгляд. Лумох пал на колени, в руках лоток и грызёт, жрёт прилипшую массу, кусок окаменевшего теста. Вдруг взвыл, мелькнуло красное, Натаэль так и не поняла, сломал ли зуб, или добрался до вожделенной начинки.

Ноги сами несут эльфийку, лучше воргов лес, чем мёртвый посёлок с безумными гномами. Затрещал под сапожками бурелом, точно за неделю тропинка успела зарасти и осыпаться мёртвыми ветками. В лесу светло и вовсе не страшно, но эльфийку колотит крупная дрожь. Натаэль закусила губу. Она должна, должна получить ответы!

Колдовская поляна, низина, где Натаэль рассталась с детской верой что всё кончится хорошо, встречает тишиной. Еле слышно трещит дровами костёр, по ту сторону знакомая фигура в плаще, капюшон накинут до кончика носа. Ноги в невысоких сапогах, целы ли ступни под гоблинской кожей взъёма и голенищ сказать трудно. Эльфийка как завороженная спустилась к огню. В ногах слабость, Натаэль медленно села, грациозная лань, не смущаясь ничуть голых коленок, что выглядывают из-под плаща.

— Свиты нет, — произнёс колдун. Натаэль вздрогнула от знакомого голоса, от сказанного, по коже побежали мурашки размером с мышь. — И не будет. Правитель проклял официально, ты — изгнанница.

Натаэль понурила голову, цвета лунного серебра локоны прикрыли лицо, как рыцарское забрало.

— Откуда знаешь? Кто ты? Колдун? Оборотень-ворг?

Пальцы незнакомца взялись за ткань капюшона, и эльфийка замерла. Колдун резким движением откинул, под капюшоном скрывалась чёрная шевелюра с нитками серебра у висков, нос с горбинкой и цепкий взгляд, зрачки чёрные, полные тайн и угрозы.

— Я человек. Или ворг. Тень лесная. Не важно.

— Что важно? Стравить эльфов и гномов?

— И это не важно. И ты не важна, и что с тобой будет — не интересно.

— Зачем устроил побоище? Что делать мне?!

— Что хочешь. Важен дружок твой, Тарнат.

Колдун потянулся за спину, вытянул за ремень потёртой кожи подсумок.

— Ты голодна. Есть будешь?

И полез копаться в подсумок.

Эльфийка в ужасе ломанулась через заросли, а перед глазами как начерчена кровью — кривая усмешка на губах колдуна.

Глава 3 Изгнание

Час ранний и рудники точно вымерли. Скрип канатов не тревожит тишину подземелья, но даёт знать — Тарнат цел и легко отделался. Незваная стража каши мало ела, едва перевалили Тарната, шестипудового, через край. Бухнулся в вагонетку, чтобы очнуться на пути вниз, к самому основанию ствола шахты, куда порядочный гном без нужды не заглянет.

Тесно, Тарнат заворочался, зажат бортами так, что колени за ушами. В боку резануло, но встал, подошвы скользят, на полу блестит чёрным лужица крови. Его, Тарната крови...

Продолжение следует...