Свободу попугаям!

— Например, я рискну предположить, что у тебя уже и вещи собраны.

— Все необходимое у меня всегда под рукой.

— Куда-то собираешься?

— До твоего прихода как раз думал об этом.

— Почему? Я никому не скажу, даже если ты не захочешь рассказать сам, и мне придется обратиться к детективу.

— Значит, ты... — Тодд, пронзенный надеждой, как бабочка иглой, даже зажмурился.

— Нет. Я хотел бы услышать правду от тебя. — Найджел, сказав это, помолчал, а потом добавил: — Хотя бы ту ее часть, которую ты сможешь рассказать мне сейчас.

— А остальное?

— Когда ты сам захочешь.

— Тогда, возможно, и первую часть, я мог бы...

— Нет. Мне важно это знать. Я кое-что понял из того, что ты успел рассказать Алексу. Хочу убедиться.

— Мы всего-то парой фраз обменялись, — шепотом признался Тодд.

В этот момент его обняли со спины крепкие, мужские руки.

— Если тебе неприятно, — прошептал Найджел ему на ухо, — просто скажи. Возможно, прав Алекс, а я ошибаюсь.

— Он и тебе сказал, что думает... — Тодд запнулся, внутри нарастала решимость. Знакомая, взрослая. Та, что помогала ему выживать эти три года. — Он ошибается, я на самом деле гей. — На этих словах объятья Найджела стали крепче. Мужчина прижал парня к своей груди и тот, неожиданно для обоих, откинулся на него. Чужое дыхание согрело шею, заставило улыбнуться. Это было почти щекотно. И так приятно. И так... захватывающе. Капкан? Возможно. Но если верить некому, как с этим жить?

— День рождение, — пробормотал он, едва слышно.

— Прости? — Найджел поднял голову от его плеча.

— Только день рождения. Все остальное неправда. Мое имя Элиот Френсис Бриарти. Я внук Френсиса Энтони Бриарти, святого отца церкви Воскресения. Это не совсем традиционное религиозное учение. И мой дед там один из главных идейных вдохновителей. Я сбежал из дома в пятнадцать лет.

На этом Тодд, точнее, Элиот, замолчал и низко опустил голову. Думать о чем-то конкретном не получалось. Перед глазами стояло лицо деда. Его осуждающе нахмуренные брови. Элиот смотрел на него снизу вверх, потому что в этот момент бабушка... На пальцы, которыми он все еще хватался за комод легли теплые ладони Найджела. Широкие и сухие. Такие надежные. И слова полились вновь:

— Все это время, я был слишком занят тем, чтобы выжить. Поэтому мне было не до личной жизни. Кроме того, воспитание... Я не могу сразу привыкнуть к мысли, что... сексом, — слово далось ему с трудом, — можно заниматься в какой-нибудь подсобке.

— Гримерка Алекса раза в полтора больше твоей гостиной, — сказал Найджел.

И Элиот вовремя сообразил, что Грин шутит. Он уже понял, что у владельца клуба было весьма специфическое чувство юмора, за что над ним регулярно подтрунивал Алекс. Парень хмыкнул. Найджел, видимо, решил, что это хороший знак, и рискнул заметить:

— Ты уже совершеннолетний. Они не могут ничего тебе сделать. Почему ты продолжаешь убегать?

И тут из горла саксофониста вырвался смешок, больше похожий на всхлип. Найджел у него за спиной напрягся. Элиот это почувствовал, и поспешил схватить мужчину за руки и прижать их к своему животу. Так ему было спокойнее. Окруженный его теплом, он чувствовал себя почти защищенным. И почти убедил себя в том, что имеет право хотя бы на этот раз почувствовать себя маленьким мальчиком. Хорошо, пусть не маленьким, но все же еще не до конца повзрослевшим.

— День рождения. Но не год. Раньше Алекс, до того, как переключится на шутку с минетом, все время предлагал пропустить с ним по стаканчику. Даже далеко ходить не надо, говорил он, можно просто выйти из-за кулис в бар клуба, но...

— Ты отказывался, я знаю.

— Вы и так пошли на нарушения, когда приняли меня на работу. Для меня было счастье, что Джексон не стал настаивать на подтверждении моей личности, я боялся, что он распознает, что удостоверение у меня поддельное. И что согласился платить мне наличными, не оформляя банковские бумаги. Но, если бы пришлось еще и пить...

— Элиот, — очень мягко начал Найджел, впервые назвав его этим именем, — ты несовершеннолетний?

— Мне восемнадцать. По законам штата...

— Я знаю законы, не сомневайся.

— Мне... мне очень жаль, — заставил он себя сказать и опустил руки, больше не хватаясь за ладони Найджела.

— Ты начал у нас работать в семнадцать?

Парнишка на это только кивнул. Говорить что-либо было выше его сил.

— А сбежал в пятнадцать. — Продолжил Найджел, как ни в чем не бывало, — Смело. Алекс говорил, что ты прячешь ожоги...

— Не надо о них, — голос прозвучал почти истерически.

— Не буду, — очень серьезно отозвался Грин и огладил Элиота по плечам. — Расслабься. — Сказал он спокойно и убежденно, — Между нами ничего не изменилось.

— Алекс все еще злится?

— Ну и что? Он и на меня регулярно пыхтит. Это нормальное для него состояние.

И Найджел так легко все это произнес, что Элиот невольно улыбнулся. А потом набрался наглости и повернулся к мужчине лицом, положив ладони ему на плечи.

— Мне хочется тебе верить, правда.

— А мне тебя поцеловать, — отозвался на это мужчина.

Эл сам его поцеловал. Взъерошил на коротко стриженом затылке волосы, прижался к мужчине всем телом и позволил ему вести. Для него на самом деле это был первый поцелуй.

— Он все поймет, когда выяснится, что ты его не на пять, а на десять лет младше. — Сказал Найджел, когда они прекратили целоваться.

Эл слегка рассеянно кивнул. Поцелуй все еще горел на губах. Это было непривычное, ни с чем несравнимое чувство. Хотелось еще. И вот же странность, когда он себе это воображал, ему казалось, что первым его поцелует Алекс. Тот ведь явно темпераментнее и все такое. Но Найджел умел удивлять. И стоило ему об этом подумать, как Элиот услышал:

— Я предлагаю тебе переехать к нам. Не хочу просыпаться ночами от мысли, что тебя, на самом деле, выследят, испугают, и ты сбежишь, ничего нам не сказав.

— Я бы оставил записку! — запротестовал мальчишка, — Как раз думал об этом, когда ты пришел.

Но Найджел даже слушать его не стал.

— А еще, мне крайне импонирует, что ты не хочешь нас с Алексом разделять. Если я правильно понял одну из причин твоего вчерашнего отказа.

Эл смутился и поспешил отвести глаза. На что Найджел улыбнулся и заправил иссиня черную прядь его волос ему за ухо. Дедушка всегда заставлял Эла коротко стричься. Когда стал жить один, он в первую очередь отрастил волосы. Правда, с ними, порой, приходилось трудно, но он стягивал их в хвост или заплетал в косичку на затылке. Но отрезать не хотел ни в какую. Это был символ его протеста, его свободы. Дома он их всегда распускал.

— А как же поцелуй?

— Какое правило без исключения? — вопросом на вопрос ответил Найджел и снова поцеловал.

4. Простые радости и новые открытия

Алекс и Найджел жили в большом особняке, окруженном просто роскошным садом. Тут даже имелся полноценный домик садовника, обжитой и увитый диким виноградом. Так что было кому следить за всем этим великолепием, требующим постоянного внимания. Поэтому, когда Элиот высказал свои сомнения относительно переезда, и касались они, в основном, размещения Марси и Сэнди, Найджел пресек их на корню и соблазнил парня в первую очередь садом, в котором его любимицы смогут резвиться в свое удовольствие. И все равно, даже дав согласие, Эл все еще сомневался. Например, его смущало, что уже вечером этого дня Найджел должен был уехать в командировку. И, значит, дней на пять они с Алексом будут предоставлены друг другу. А ведь пока они только ехали сюда, Эл весь издергался, не зная, как начать свой разговор с танцором. Ведь ему предстояло как-то повторить для русского все то, что он успел рассказать о себе Найджелу. Конечно, бизнесмен и сам мог бы посветить давнего партнера во все тонкости, но Элу казалось это нечестным по отношении к Алексу. Он решил, что должен сам держать ответ. Но пока плохо себе представлял, с чего можно было бы начать.

Приняв предложение Найджела, полноценно собирать вещи Элиот не стал. Квартира была оплачена на месяц вперед, так что пусть пока остаются. На всякий случай.

— Это какой же? — поинтересовался Найджел сразу после этой вскользь брошенной фразы. Мужчина прислонился к косяку двери в спальню, куда зашел парень, выуживающий из-под кровати объемистый рюкзак с вещами. Там у него, как оказалось, заранее было собрано все самое необходимое на первое время, на случай, если его местонахождение станет известно семье, и придется бежать, сжигая мосты.

— Мало ли, — пожал плечами выпрямившийся Эл, стараясь не встречаться с Найджелом взглядом, — можем, ведь, не ужиться.

— А мы постараемся. Дом большой. Всегда найдется, где уединиться. За сутки можем и не столкнуться ни разу. Ни ты, ни я, ни Алекс.

— А как же... — начал молодой человек, проходя мимо посторонившегося мужчины обратно в гостиную, где расположились его любимые "девушки" — Сэнди на полу, Марси в кресле. Элиот все еще смущался, когда приходилось говорить о некоторых вещах вслух. Даже собственные мысли, порой, его смущали. Его же приучили верить, что Бог может услышать и их, и ты вроде как всегда под присмотром. От бабушки ему чаще всего доставалось как раз за грязные мысли. Причем, самой фатальной ошибкой было в процессе экзекуции спросить у нее, откуда она знает, что он думает о чем-то таком. Конечно, с возрастом он начал более критично смотреть на те, последние, годы своей жизни в кругу семьи, но в тринадцать у взрослых получалось не только запугать до заикания, но и заставить поверить.

— Что именно? — уточнили Найджел, сажая Сэнди на поводок, который взял из рук Эла.

Элиот помолчал, глядя на Марси, которую предстояло запихнуть в сумку-переноску. Потом медленно перевел взгляд на сидящего на корточках мужчину и треплющего между ушей блаженствующую Сэнди.

— В спальне, — сказал он негромко.

Найджел, держа в одной руке поводок, с улыбкой выпрямился и сообщил:

— У нас с Алексом отдельные. И у тебя будет своя, куда никто без твоего разрешения не войдет.

— А как же... — Эл и без того был смущен, поэтому сдерживать рвущиеся из горла слова не имело смысла. Умолчание не уберегло бы от смущения.

— Алекс обычно приходит ко мне. Или я к нему. Или... — Найджел сделал выразительную паузу. А Элиот подумал, что впервые видит, чтобы этот серьезный и даже солидный мужчина так улыбался. По-мальчишески — вот правильное определение. И почему-то в голову почти сразу пришла мысль, что такой улыбке его научил Алекс. Эл был в этом просто уверен. А Найджел мягко закончил фразу, — Дом большой.

— А... — Эл тяжело сглотнул, представив себе где именно и на каких поверхностях эти двое идеальных, по его представлениям, мужчин могли бы заниматься... друг другом, — слуги?

— Не волнуйся об этом. Я достаточно им плачу, чтобы в таких случаях нас не беспокоили.

— Ясно, — Эл, наконец, смог разорвать контакт взглядов и решительно взялся упаковывать Марси, чтобы хотя бы чем-то занять мысли. Фантазировать на эту тему и дальше казалось ему бесстыдным, пусть он и понимал, как глупо это звучит. Что плохого в фантазиях и мыслях? Или что плохого в сексе? В любви? Наверное, то, что все это может доставить человеку небывалое удовольствие. Но, по мнению людей, которые воспитали его, жизнь — это череда мук и лишений, которые прекращаются, когда она обрывается. Унылая картина мира — ничего не скажешь. Он не хотел так жить. И больше не хотел в это верить. Но иногда демоны прошлого все еще глумились над выстроенными Элиотом новыми представлениями о жизни. Тогда накатывал жгучий стыд, и хотелось спрятаться от всего мира в какой-нибудь норе, где бы даже бог не смог подслушать его мысли. Увидеть самые сокровенные мечты.

Алекс их уже ждал. И буквально выхватил у Эла из рук сумку с Марси, когда они вошли в просторный холл. Сэнди из лимузина вывел сам Найджел, он же спустил ее с поводка еще в саду. Так что в доме Эл оказался с рюкзаком на плече и с Марси, которую быстренько экспроприировал Алекс и выпустил возмущенную тряской кошку на волю. Потом поднял глаза на ее молодого хозяина и без приветствия вопросил:

— Ну, и что ты мне скажешь?

— Алекс, не спеши, — раздался из-за спины Элиота укоризненный голос Найджела.

Но русский явно был не в том настроении, чтобы внять предупреждению, прозвучавшему в интонациях партнера.

— Нет уж, — уперся он, — я тоже хочу получить свою долю искренности. — И снова вперил тяжелый взгляд в Эла, который тихо выдохнул через нос, сбросил с плеча рюкзак и окончательно решил быть откровенным прямо с порога.

— Хорошо, — обронил он немного натужно и медленно приблизился к стоящему в центре холла танцору. Тот скрестил руки на груди и не сдвинулся с места. Они были почти одного роста. Полдюйма не в счет. Глаза были практически на одном уровне. Это и смущало и вдохновляло, что совсем странно, подумал про себя Эл и пришел к выводу, что для начала надо представиться.

— Мое настоящее имя Элиот Френсис Бриарти. Я сбежал из дома в пятнадцать. И продолжаю скрываться от родственников. — Эти слова дались ему относительно легко, но дальше было самое трудное. Найджелу он этого тоже еще не говорил и не показывал. Хотя тот, похоже, и сам о многом уже догадался. И, конечно, Элу все еще было боязно окончательно раскрываться. Нет, он не боялся жалости с их стороны. Это только в фильмах и книгах главный герой встает в красивую пафосную позу, если его кто-нибудь пытается жалеть. А в жизни... жалость далеко не так оскорбительна, как может показаться. Просто Элиот боялся, что Алекс и Найджел могут отвернуться от него, если сочтут недостаточно физически... ну, совершенным, что ли? Ведь те шрамы на руках были еще не самым неприятным.

— И это все? — почти разочарованно протянул Алекс и бросил быстрый взгляд на Найджела, подошедшего к Элиоту со спины. Парнишка почувствовал позади себя уверенное спокойствие, исходящее от мужчины, и сумел перебороть пока совершенно беспочвенный страх. Вряд ли они такие. Вряд ли отвернуться и скажут, что не нужен. Ведь между ними тремя уже столько... чего? Неужели, чувств?

— Я не хотел переодеваться при тебе, — начал Элиот, сжав кулаки и прижав их к бедрам, что не укрылось ни от Алекса, ни от Найджела, но как-то по-другому справиться с внутренним напряжением не получилось, но говорить все равно было тяжело, приходилось делать паузы, — потому что...

— Стесняешься? — тут же съехидничал Алекс, не понимая всей серьезности происходящего. Он насторожился, лишь когда посмотрел на Найджела и увидел, как тот едва уловимо нахмурился, что с ним случалось нечасто. Но Элиот уже преодолел запинку и продолжил, тогда внимание Алекса снова полностью сконцентрировалось на нем.

— В моей семье было заведено, что каждое воскресенье, после торжественной службы в церкви, мы исповедовались дедушке. До тринадцати лет я был всеобщим любимцем и искренне полагал, что бог любит меня. Этакое, восторженное, не знающее настоящей жизни создание. Не было ничего, о чем бы я не мог рассказать деду. Я искренне полагал, что именно он — тот, кто всегда будет на моей стороне, кто всегда поймет и найдет слова утешения. Но... — снова последовала пауза, но на этот раз даже Алекс не посмел ее заполнить, они с Найджелом оба терпеливо ждали продолжения. Элиот зажмурился. Пришел черед самой сложной части. — Я пел в церковном хоре вместе с другими мальчиками из нашей общины всех возрастов — от семи лет, до пятнадцати. Мне было тринадцать, когда я впервые осознал, что... некоторые из них меня привлекают. Очень и очень сильно... в том самом смысле.