Офицер Красной Армии. (Кка-2). (Черновик).

Посмотрев на слегка сырую шинель со знаками различия старшего лейтенанта в петлицах, что до сих пор была на него наброшена, лейтенант смущенно убрал её в сторону и спросил:

— Долго я спал?

— Весь день, — откликнулся Ранет от костра. — Почти готово, сейчас командир вернётся, и будем ужинать.

— Дождь был? — мельком посмотрев на свинцовые тучи над головой, спросил штурман.

— Да, товарищ лейтенант. Немного, но землю развезло. Пришлось верхового запрягать, а то мой мерин устал, уже не мог тянуть. Ничего, справились. Вас мы брезентом укрыли. Ворочали вас на брезенте, а вы так и не проснулись, только всхрапывали. Командир не велел вас будить.

— Кстати, а где он?

— Тут село небольшое, хат на сорок, к нему ушёл.

— Не к селу ходил, а к озеру, — поправил пока своего единственного подчинённого появившейся на небольшой полянке Григорьев.

Захаренко как раз в это время пытался слезть с телеги, поэтому от неожиданного появления Григорова, которого до этого вблизи не было, пошатнулся. Невероятный образом Григорьев вдруг оказался рядом и придержал его за локоть, буркнув:

— Осторожнее надо быть.

Убедившись, что лейтенант стоит твёрдо, Григорьев отпустил его, поёжился и, сняв с плеча пулемет, положил на брезент в телеге. После чего довольно ловко распоясался, снял с себя всю амуницию, планшет и чехол с биноклем, надел шинель, сразу же застегнувшись и вернув амуницию на место, поправляя кобуру, что находилась строго по уставу на правой ягодице.

— Прохладно стало, — пробормотал он.

Захаренко был с ним согласен, он в своём утеплённом зимнем лётном комбинезоне чувствовал себя комфортно, так что на зябнувших попутчиков поглядывал сочувственно. Комбинезон у него был хорош, однако он не смог уберечься от простуды. Правда тут виноваты полицаи что сняли с него унты ничего не дав в замен, вот и простыл, когда портянки отсырели и вверх пошёл холод.

— Что-то случилось? — спросил лейтенант, пытаясь справиться с головокружением. Чувствовал он себя на удивление сносно, видимо сон действительно помог, а легкое недомогание было явно навеяно голодом. Да и откуда взяться сытости если его нормально покормили рано утром, после того как очнулся, да и то куриным бульоном без гущи.

— Не особо, — лениво ответил Григорьев. Он отошёл в сторону прислонил пулемёт к стволу дерева и спокойно перестегнул на поясе командирский ремень, отчего его талия стал ещё более тонкой. — Иван ужин готов?

— Да, уже можно.

— Тогда накладывай. Лейтенанту поменьше, но два раза. Сразу много давать ему не надо, не осилит, лучше пусть чуть позже, перед сном поест.

— Какие у нас планы? — продолжил допытываться штурман.

— У вас не знаю, у меня немалые, — хмыкнул Григорьев, подхватывая пулемёт и подходя к костру. — Ужинать стоя придётся, с телеги, земля сырая, даже стволы деревьев влагой пропитаны. Думал на то упавшее дерево присесть, да сырое оно.

— Вы мне не доверяете? — прямо спросил штурман, наблюдая, как Григорьев лично носит миски к телеге, пока Иван накладывает в следующую.

— Да, я тебе лейтенант не доверяю. Доверие ещё заслужить надо... Не дуйся, давай ужинать. Новости будешь узнавать по факту.

— Хорошо, — кивнул тот, принимая жестяную миску, из которой шел пар и одурманивающий запах мясной похлебки.

— Лейтенант, вас уставу не учили? — нахмурился Григорьев и вздохнул. — Не будь вы больны и не имели командирского звания, сейчас бы уже упор лёжа приняли. Я понимаю, что у лётчиков свои отношения между собой, дружеские, как я понимаю, но я этого не приемлю... Друзей терять тяжелее.

— Извините, товарищ старший лейтенант, учту.

Во время обеда Захаренко искоса поглядывал на своих попутчиков. Оба они были ему пока не знакомы. Да и времени особо познакомится не было. Иван Ранет был невысоким пареньком лет восемнадцати на вид, крепкий, коренастый, с симпатичным курносым лицом. Причёска у него была короткой, волосы каштановые. Паренёк прислонившись одним боком к борту телеги быстро наворачивал похлёбку настороженно поглядывая вокруг. Командир, кстати, делал тоже самое, только отслеживал обстановку за спиной Ивана.

— Я был прав, — вдруг сказал Григорьев, явно обращаясь к подчинённому. — На озере были рыбаки. Парнишки-школьники. Надо сказать хорошие мальчишки и память у них отличная.

— Весна голодная, вот и встретили их там, товарищ старший лейтенант, — вздохнул Иван.

— Именно. Сейчас поедим, я поставлю задачу на завтрашнее утро, потом спать. Ты стоишь до двенадцати ночи, остальное время моё.

— Не много вам, товарищ старший лейтенант? — спросил боец.

— Нормально, я привык спать по четыре-пять часов в день. Мне вполне хватает, — отстегнув ремешок наручных часов, он протянул их бойцу. — Держи, чтобы не пропустить время смены, а сейчас давай чай неси.

На этом ужин был закончен. Похлёбка была сытной в полной мере, но Захаренко честно говоря не наелся и надеялся что слова Григорьева про вторую порцию были не пустым звуком. Чай был хуже, видимо и у полицаев были с ним проблемы, раз они использовали его не попервому разу, да ещё с душистыми травами. Заварка была старой, это чувствовалось.

Пока Иван поил лошадей, нося им воду от небольшого ручейка, что протекал метрах в ста от лагеря и мыл посуду, Григорьев забрался в телегу и, устроившись на брезенте, почти сразу уснул. Перед этим Захаренко ловил на себе его взгляды, было такое чувство, что командир хотел о чём-то с ним поговорить, но видимо решил, не торопится с этим делом.

Сходив недалеко вглубь леса, насколько хватало сил и, справив нужду, штурман вернулся к телеге. Там его поджидал Иван с новой порцией ужина. Было видно, что паренёк очень ответственно выполнял все приказы их новоявленного и непонятного командира.

Быстро добив, её штурман ослабил ремень и, забравшись в телегу, приткнувшись рядом с командиром, так же быстро провалился в сон.

Утром, штурмана разбудил близкий разговор.

— Доброе утро, лейтенант, — поприветствовал его старший лейтенант Григорьев. — Вовремя встали... Готовьтесь, скоро отправляемся.

Было ещё темно, но разглядеть детали лагеря уже было можно, хотя старлея, Захаренко узнал по голосу. Со стороны обе фигуры были очень похожи. Обе в шинелях, касках и с оружием.

— А завтрак? — спросил он.

— Перед боем не советую. Поторопитесь, и так опаздываем... Иван, как там, закончил запрягать?

— Почти, товарищ старший лейтенант. Рыжий не даётся, но я сейчас, уже скоро.

— Поторопись.

Когда штурман вернулся к телеге, поправляя на ходу пояс, он обнаружил там Григорьева что светил фонариком на лист бумаги. Мельком скользнув взглядом по листу, Захаренко понял, что там детской рукой были нарисованы десятка три домов, а два из них были обведены кружками.

— Готов? — спросил старлей, убирая лист в планшет.

— Да.

— Тогда слушай такой приказ. Сейчас Иван поможет вывести тебе телегу на дорогу, после чего ты ждёшь там нашего сигнала и выдвигаешься к селу. Всё ясно?

— Не совсем, товарищ старший лейтенант. Вы не сообщили какой будет сигнал?

— Стихшая стрельба. Этого хватит, — задрав рукав шинели и гимнастёрки, он посмотрел на часы и сказал. — Всё, теряем время, выдвигаемся.

Когда Захаренко и Иван оказались на дороге, там их уже ожидал со скучающим видом Григорьев. Лейтенант даже поразился, перед боем тот не испытывал никаких волнений, он хотел было спросить старлея об этом, но тот подозвав Ивана и успокаивающе махнув рукой, направился по дороге в сторону села, скрытого от Захаренко стволами деревьев, хотя дымы из труб хат он видел отчётливо.

Через пару минут попутчики скрылись за поворотом дороги и перестали мелькать среди голых стволов деревьев. Весна ещё не вступила в свои права.

Ожидание длилось тягостно, поэтому Захаренко сидя в телеге и держа в руках винтовку, он выбрал знакомую ему с училища систему 'мосина', а не немецкий карабин, предавался размышлениям. Обдумывая своё отношение к командиру, он вдруг понял, что это была банальная зависть. Лейтенанту Захаренко было двадцать пять лет, и вот уже как два года он был штурманом эскадрильи. Война, большое количество вылетов, но, ни наград, ни повышения звания у него не было. Хотя летали хорошо, работая в основном по транспортным узлам Польши.

Григорьев же по виду был младше Захаренко на пару лет, но уверенности в себе, в своих силах в нём просто лились через край. Тот же Иван это тоже чувствовал, поэтому и тянулся к нему как бабочка на огонь.

Григорьев, не смотря на свой возраст, немало повидал, много пережил и действительно имел опыт командования, это было видно по его поведению. Именно в этом и была причина антипатии лейтенанта, ему просто не нравилось что кто-то лучше его, заметнее. Это осознание вдруг благотворно повлияло на лейтенанта, он улыбнулся и пробормотал:

— Сработаемся.

Тут вдруг прозвучала короткая очередь, ещё дважды щёлкнули винтовочные выстрелы, три раза хлопнул пистолет и всё стихло.

В течение десяти минут Захаренко тревожно прислушивался, слишком быстро стихла стрельба и ему это не нравилось. Поняв, что дальнейшей стрельбы не предвидеться он положил винтовку на колени и взял повод. Тут Захаренко понял, что совершенно не умеет управлять лошадьми, тем более сразу двумя, он был городским жителем.

— Как там?.. Но-о что ли? — неуверенно стегнул он поводьями по крупу мерина и о чудо, они неторопливо двинулись вперёд.

С удобством устроившись в телеге, лейтенант, весело поглядывая на лошадей, двигаются же, смотрел вперёд, на дорогу.

Заметив, что из-за поворота показались бегущие дети, мальчик и девочка лет десяти и двенадцати на вид, он тревожно погладил цевье винтовки, переложив её удобнее.

— Здравствуйте, товарищ лётчик, — издалека поздоровалась девочка. Было видно, что она главная в этой группе. — Нас товарищ командир к вам прислал. Попросил помочь вам.

— Там всё в порядке? — уточнил Захаренко и пододвинулся в сторону, уступая место. Залезший на место возничего местный пацан сразу же взял вожжи и уверенно направил лошадей в деревню. Почуяв опытную руку, мерин и Рыжий шустрей двинулись вперёд.

— Да, пришла Красная Армия и побила бандитов. А главного, Борова, который полицаями руководил, она взяла живьём.

— И много там Красной Армии? — удивленно спросил лейтенант. Двух бойцов, даже с натяжкой можно сказать трёх, сложно назвать войсковым подразделением, так что удивление штурмана не было наигранным.

— Я не знаю. Стрельба вдруг началась, бабушка поспрашивала у соседей, говорят, Красная Армия вернулась, полицаев побила и трёх немцев, что вчера приехали. Правда вернулась армия ненадолго, скоро уйдёт дальше. Я побежала посмотреть, там меня незнакомый командир у хаты Борова попросил помочь вам подъехать. Я взяла Антона, он местный и побежала к вам. Вот и всё, — закончила свой не особо информированный рассказ девочка.

Мальчишка, всё так же молча правил лошадьми, хотя с интересом и поглядывал на лётный костюм.

— Ты не местная, правильно слишком говоришь?

— Нет, я со Львова. Там жила и училась. Мой отец подполковник Петренко, может, слышали? Он командир полка.

— Нет, я же в авиации служу, — отрицательно покачал головой штурмана, мысленно вздохнув в сочувствии. Слишком много сгинуло командиров на полях сражения сорок первого, хотя подполковник мог и уцелеть.

— А вы нас с собой возьмёте? — с надеждой спросила девочка. — Меня Таней зовут.

— Тут наш командир всё решает.

— Я спрошу.

В это время телега въехала сперва на околицу, а потом уже по улице, свернув на другую, параллельную, покатилась к нужному дому, где собиралась небольшая, но всё увеличивающаяся толпа местных жителей.

— Товарищи, суд над местными прихвостнями будет проводиться сейчас. Мы не задержимся у вас, так как торопимся, — говорил толпе Григорьев. Он стоял на пеньке для колки дров и обращался к народу с этой речью, видимо отвечая на вопросы. -... нет гражданка, не расстрел. Расстрел по приговору суда проводят только военным преступникам, а полицаев... этих трёх будем проводить чрез повешенье. Вон у того дуба как раз сук удобно свисает. По поводу раздела имущества полицаев, на него Красная Армия не претендует. Мы заберём только оружие, лошадей с телегами и продовольствие.

Григорьев на удивление быстро и хорошо провёл разговоры с крестьянами, после чего он велел Захаренко сменить Ивана на охране выживших полицаев, отправив того на обыск одной из хат, оставив вторую напоследок.

Присев на пенёк, с которого командир общался с народом, лейтенант поставил винтовку прикладом на землю и с интересом посмотрел на трёх полицаев, что стояли на коленях в грязи, и угрюмо с некоторыми испугом, исподлобья разглядывали противников. Руки у них были связаны за спиной.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите? — окликнули Григорьева из-за плетня.

Посмотрев на неизвестного, штурман подумал, глядя на его внешность.

'Летчик или танкист, причём явно кадровый'.

Сам командир в это время осматривал трёх коней, что вывел Иван из конюшни. Так же во дворе стояли две телеги, которые видимо полицаи готовили к весеннему использованию.

Обернувшись, Григорьев несколько секунд рассматривал статного парня с отлично видной военной выправкой и обожжённым лицом, который стоял у калитки, давая себя рассмотреть.

— Выводи остальных, — скомандовал командир Ивану и кивнул неизвестному. — Заходи.

Тот отворил калитку и под любопытными взглядами так и не рассеявшейся толпы прошёл во двор.

— Вы действительно Красная Армия? — спросил он.

— Окруженцы, двигаемся к фронту, — спокойно пояснил Григорьев.

— Я лейтенант Воронин, командир танковой роты двадцатой танковой дивизии. Девятый мехкорпус.

— Генерала Рокоссовского? — уточнил Григорьев.

— Да. Вы с ним знакомы?

— Не лично, воевал с одним из полков корпуса под Ровно. Заблудился он, но нам помог здорово, добил бронеколонну противника, что мы долбили из засады, вовремя подоспели.

— Понятно, — невольно улыбнулся танкист. Было видно что ему приятно встретить того с кем он возможно воевал плечом к плечу. — Так что, разрешите присоединиться к вам?

Тут Григорьев к удивлению Захаренко, который знал о его планах, поморщился и ответил:

— Понимаешь, я не знаю кто ты, как поведёшь себя в бою. Почему ты укрываешься в тылу, пока остальные воюют на фронте. То есть для меня ты тёмная птица, лейтенант, и просто так я тебя взять не могу.

— У меня сохранились документы, комбинезон обгорел, как и форма, но есть оружие.

— Вот когда всё это будет при тебе, тогда предметно поговорим.

— Понял, — кивнул лейтенант, но уходить не спешил. — Двое нас, товарищ старший лейтенант. Когда нас подбили, из машины смогли вытащить только меня и заряжающего, сержанта Кривошеина. Мы были тяжело раненными, поэтому при отступлении нас оставили здесь. Потом зима, сами понимаете. Когда восстановились, решили двигаться к фронту, как потеплеет, да вот вы раньше успели.

Захаренко только покачал головой, слушая танкиста. Всё как и предполагал Григорьев.