Ландскнехты (глава 1 из 5)

— Иди в жопу со своей мутью, святоша, — отмахнулся верзила, — сидишь себе, пиво хлебаешь, вот и сиди.

Мирослав наступил монаху на ногу, а Мартин дернул со спины за рясу. Йожин, не ожидавший внезапного нападения со всех сторон, рухнул на лавку. Та жалобно скрипнула под увесистым святым отцом.

— Сядь и сиди на hintern, Йож, — тихо промолвил Мирослав. И прибавил с едкой иронией, опять же только для своих. — Пусть идут, они же настоящие храбрые мужчины.

Большая ганза гремя оружием и продолжая обсуждать счастливую игру, покинула трактир. Хлопнула в последний раз дверь, качнулась на петлях.

— Дети мои, возлюбленные чада, — так же тихо вымолвил Йожин, не глядя на товарищей. — Ежели вы, сукины сыны, еще раз проявите такую непочтительность к духовному отцу, то сильно об этом пожалеете.

— Ну, извини, — Мирослав чуть развел руками в жесте примирения, на этот раз без всякой иронии. Говорящий с лесом достаточно хорошо понимал, с кем имеет дело

— Йож, ну ей-Богу, перед кем ты метал бисер? — скривился Мартин, тоже весьма вежливо. — Это же те самые, которых подрядили решить невзгоду с ... кладбищенским жителем. И они поскакали в лес на ночь глядя. Не стоили эти чудозвоны предостережения.

— Верно, не стоили, — бодро согласился Йожин. — Так и не для них говорилось.

Мартин с Мирославом переглянулись и с одинаково виноватым видом склонили головы.

— Все б вам рубить, — Йожин добродушно глянул на седую макушку Мартина. — Да стрелять почем зря, — взгляд переместился на усы Мирослава. — А здесь политесу немножко надо, куртуазности... Не девку на согрев тюфяка покупаем.

Из-за стены вдруг послышалось ржание коней.

— Там конюшня, — ткнул пальцем, подтвердив догадку, трактирщик. — Они там лошадей поставили...

— Конными. Ночью. В чащобу. Глупцы! — сказал раздельно, будто сплюнул, Мирослав. И, запустив руку в вырез рубахи, недолго покопался, выбирая в связке амулетов и крестов, подходящий. Нужным оказался крохотный кисет, расшитый мелким красным бисером. Узор складывался столь прихотливо, что взгляд сам собой отбегал в сторону — иначе в глазах рябить начинало. Йожин отвернулся от кисета, осенил крестом дверь вслед за ушедшими и пробормотал короткую, в десяток слов, молитву на латыни.

— Да смилостивится Господь над их душами, Аминь, — закончил монах на чешском.

— Буде обнаружатся таковые, — брезгливо дополнил Мартин и пригладил обвисшие стрелки усов...

Меж тем, у сиротливо опустевшего игрового стола, пережившего одну трагедию, разворачивалась другая. Самого удара Йожин не видел, но услышал — пощечина вышла звонкой, словно тролль переломил о колено хорошо просушенную доску в два-три пальца толщиной. Средь простого солдатского люда вслед за таким демаршем следовал ответ — да не пустой ладонью, а кулаком. Дабы вразумлять страхом и воспитывать почтение. Но вопреки ожиданиям, Гюнтер лишь потер пламенеющий след пятерни на щеке. А уж тоски во взгляде, которым невезучий капитан проводил девушку, хватило бы чтобы растопить ледяное сердце тролля и вымолить прощение даже у первого инквизитора Испании...

— Да я же его послал! — возопил, наконец, Гюнтер. Но рыжеволосая, не забывшая прихватить и свое восхитительное ружье, только у самого выхода остановилась, и чуть повернув голову, бросила:

— Но ты колебался.

В который раз хлопнула дверь. Малая ганза молчала, ограничившись переглядыванием. Судя по всему, никто и не сомневался в праве злой девушки-рыси поступать именно таким образом. И Йожину, знатоку людских душ, стало крайне любопытно, как она этого добилась. Явно не в командирской постели — пододеяльные фаворитки одеваются и ведут себя совершенно иным образом.

Мирослав глянул в окно, точнее на мутную пленку пузыря, заменявшего стекло. Снаружи темнело, вечера оставалось от силы на четверть часа, а дальше готовилась вступить в свои права непроглядная темень. Седоусому не нужно было спрашивать у птиц и мышей, и так было очевидно, что ночь выдастся сырой и безлунной. Самая ненавистная погода для вампиров, у которых и без того ломит кости от сидения в могилах, а луна — солнце мертвых — придает сил. Но в лесу ждет отнюдь не вампир...

Мирослав вопросительно посмотрел на Мартина. Тот неопределенно пожал плечами и уткнулся в пивную кружку. В которой, вислоусый мог поклясться, уже давным-давно высохло дно. Зато Йожин решительно кивнул, дернув гладко выбритым подбородком.

Посидев еще немного, будто собираясь с духом, Мирослав решительно встал, и, отодвинув лавку, зашагал к осунувшемуся капитану.

Встав напротив него, там, где совсем недавно стоял табурет верзилы, Мирослав наклонился к желтоглазому, всматриваясь ему в лицо. И радостно возопил:

— Дружище! Мне до изумления знакома твоя грустная рожа! Видит бог, когда мы улепетывали от протестантов под Флерюсом, она у тебя была такая же хмурая...

Гюнтер с удивлением посмотрел на расплывшегося в радушной улыбке Мирослава — судя по морщинкам, собравшимся у глаз, пытался уловить знакомые черты.

— Сейчас память мы тебе поосвежим, а то сидишь как мешком по башке трахнутый! Гюнтер тебя зовут, так ведь? А вот дальше как, я запамятовал.

— Швальбе, — наемник ошалело кивнул. Очевидно, недавние события несколько выбили его из седла.

— Гюнтер Швальбе! — радостно заорал Мирослав и щелкнул пальцами, подзывая трактирщика:

— Уважаемый, будь добр, пива и еще этих ваших чудесных колбасок. И друзей моего друга тоже не забудь! Угощаю!

Туч на темном, зловещем небе оказалось не так много, чтобы застить луну полностью. Но достаточно, чтобы сократить полнолуние до мутного серебристого марева. Как будто призрачный туман скрыл весь мир, растворяя все образы и звуки, скрывая сущее в неверных тенях. Шумел холодный, почти зимний ветер, дергая ветки, заставляя деревья шевелить кронами, словно пучками щупалец.

Вдали на тракте колебался свет факелов, отдавался эхом стук лошадиных подков и голоса наемников, что отправились добывать награду на ночь глядя. Они спешили, потому что уже должны были прибыть на сборный лагерь, а оттуда двинуться на север, к войне и грабежам. Командир очень удачно перехватил заказ по дороге, легкий и необременительный, так зачем терять на него лишний день?..

Челяковицы хлопали дверьми и ставнями, засовами и прочными замками. Предупреждение Йожина не достигло солдатских ушей, однако было услышано селянами. В эту ночь даже собак разобрали по домам. А хитрые коты и так попрятались под лавками да столами, пренебрегая мышеловскими обязанностями.

Местный священник с трудом накинул солидный, тяжелый запор на двери церквушки изнутри.

— Смутные, тяжелые времена настали, — пробормотал он себе под нос, машинально оглядываясь в сторону подвала, где все еще лежал покойник. — Истинно смутные.

Ветер просочился сквозь худую крышу, заскрипел в щелях, отозвался замогильным гудением в балках под потолком. Священник еще раз перекрестился и начал зажигать свечи, одну за другой. Сегодня уснуть вряд ли удастся...

Закаркал невидимый ворон. Новая стая туч набежала на луну и воцарилась тьма.

* * *

Рассвет припозднился, словно боялся потеснить не в меру затянувшуюся ночь. Но в конце концов бледный солнечный диск робко протянул первые лучи сквозь утренний туман. И вместе с утренним солнцем в Челяковицы пришла лошадь. Вроде не могут копыта цокать по пыльной дороге так громко, однако же, именно этот звук выгнал на двор трактира Мартина с Мирославом, а также вышедшего с ними желтоглазого наемника.

К цоканью начали примешиваться крики и возгласы местного люда, в коих удивление причудливо мешалось со страхом.

— Это что там такое? Пляска смерти? — нахмурился Мартин, пытаясь разглядеть причину шума.

— Сейчас узнаем, — хмуро буркнул Мирослав. — И есть у меня подозрение, что нам это ничуть не понравится...

Наемник промолчал, лишь подбоченился, стараясь выглядеть бравым орлом. Получалось не особо. Естественно, Мирослав только слышал о Флорюской драке краем уха, но все баталии похожи одна на другую. Так что, у встретившихся ветеранов "нашлось" много общих воспоминаний, разжегших в душе костер скорби и тоски. Затушить его можно было исключительно пивом... Поэтому, капитан стоял, слегка пошатываясь, и был малость нетверд в речах. Впрочем, падать он не собирался, все же опытный вояка, крепкий и на рану, и на выпитое.

По главной (и по сути единственной) улице селения брела лошадь. На порядочном отдалении от нее пугливо крался с десяток вездесущих мальчишек, готовых воробьями порскнуть в стороны. Животное ступало медленно, низко опустив голову, как будто тащило неимоверно тяжкий невидимый груз. Даже не слишком зоркий глаз видел, что лошадиная шкура приобрела несвойственный от природы красно-коричневый оттенок. Словно животину щедро окатили ведром краски. Бедная скотинка оказалась целиком в крови. Даже брюхо перечеркивали ссохшиеся уже потеки. Впрочем, кровь была чужой — иначе бы лошадь просто не дошла, упав по дороге.

— А вы их предупреждали... — совершенно трезвым голосом произнес наемник.

— Но они не вняли, — сказал из-за спины отец Йожин, — на свою погибель, да упокоит Господь их грешные души в милосердии своем...

Лошадь прошла мимо них, все так же тяжело ступая. Видимо ее тянула звериная память о лучшем событии последних дней — животное устало ткнулось мордой в запертую конюшню, да так и остановилось.

— Черт возьми, — прошептал Швальбе, рассмотрев лошадь вблизи, особенно правое стремя. И было от чего.

Мирослав потянул носом — даже многолетнее курение не отбило нюх старому следопыту. Впрочем, если бы и отбило — слишком характерно пахнет недавно пролитая, но уже свернувшаяся кровь. Рядом с компанией шумно вывернуло не вовремя вышедшего трактирщика. Вислоусый потрепал его по склоненному загривку. И мощным пинком послал обратно в трактир, захлопнув за ним дверь с напутствием:

— Как еду наружу метнешь, расседлай, накорми и почисть четвероногое! С собой заберем.

— Оно тебе надо? — осведомился Мартин.

— Пуганая двух непуганых стоит, — ответил Мирослав. — Полечу, пошепчу на ухо, как новая станет, против любой полночной твари не убоится.

Швальбе, тем временем, стоически боролся с собственным ужином, однако трактирщику не уподобился и удержал провизию в желудке.

— Ну нога, ну оторванная, чего сразу блевать-то? Ядром, правда, куда чище отрывает! — презрительно фыркнул он, оборотив свой орлиный взор на предмет, висящий с правого бока бестолково закружившейся на месте лошади.

— Слишком быстро и слишком легко, — задумчиво произнес Мирослав, мусоля во рту пустую трубку, — Я думал, что вернутся, потеряв троих-четверых. Или рванут дальше по дороге, без передышки и благословения.

— Все плохо. Все очень плохо, — с неким даже мрачным удовлетворением промолвил Йожин. — Впрочем, об этом уже было говорено.

— Вы кто такие? — отступил спиной к двери Гюнтер. — Раз ставили пиво всю ночь, то обираете пьяных? Или, — наемник кивнул на внушительный набор оружия на портупее Мирослава, — грабите мертвых?

На крыльцо мягким, кошачьим шагом ступила девушка, скинувшая плащ. Мирослав внезапно подумал, что так и не знает, как ее зовут. Зато отметил, что на широком поясе у рыжеволосой висят два внушительных пистолета. Так же как и ружье — с длинными стволами и уменьшенным калибром. Висят низко — легко выхватывать и сразу палить. И курки уже взведены — добрые, хорошие замки.

— Мы не грабим мертвых, — поморщился Мартин, осторожно потирая поясницу. — Хотя иногда убиваем их.

— Э? — переспросил Гюнтер с глуповатым видом. Девушка взялась за пистолеты, не скрываясь и не отводя взгляд.

— Ну, по второму разу, — пояснил Мирослав.

Капитан уже привычным для компании движением опустил ладонь на рукоять шпаги и набрал воздуху, дабы во всю глотку призвать банду на помощь.

— Не стоит орать, — посоветовал Йожин, — лучше зайдем внутрь и поговорим о работе. Надеялся, еще есть время присмотреться друг к другу, но ошибался. Видно, не судьба.

Похмельная банда Гюнтера в разговор не лезла, сидела себе на старом месте, потягивала пиво. А чего б не потянуть, когда угощают? Разговоры умные пусть капитан ведет, у него голова большая...

Разместились все за тем же столом, за которым вечером капитан проигрался до пустых карманов и пощечины. Впрочем, девушка вернулась. И сидела на прежнем месте, неразлучная со своим ружьем, бросая тревожные взгляды на компанию. Особенно ее, почему-то, беспокоили усы Мартина. Старый вояка, будь он помоложе, мог бы надумать себе невесть что, насчет планов рыжей. Но, увы, многие знания — многие печали. Мирослав отметил про себя, что валькирия (для себя он решил ее пока так называть) смотрит на Мартина со странным выражением человека, который силится вспомнить что-то важное, но давно забытое. Пытается, однако никак не может. Кажется, вот оно, воспоминание, рядом бродит, да только не дается, хитрое.

Швальбе же, с щеки которого до сих пор не сошел след от давешнего удара, больше смотрел на фолиант, что появился на свет из объемистого мешка Мирослава. Точнее из мешка следопыт достал деревянный вощеный ящичек на медном замочке. Из ящичка — тряпицу, вроде даже из шелка. А уж в тряпице, тщательно завернутая, скрывалась книга.

Она была очень старой и явно многое пережила за многотрудную жизнь. Толстая обложка из почти черной от времени кожи хранила многочисленные следы бурной жизни: мелкие порезы, потертости, а один угол был даже слегка подкопчен. Книгой пользовались часто и со вкусом — из нее во все стороны торчали многочисленные разноцветные ленты и ленточки, шнурки, нитки и прочие закладки. На титульном листе была лишь надпись " "De monstrorum" и больше ничего. Мирослав расстегнул тяжелый, похоже, что серебряный замок, раскрыл книгу и начал листать.

— Господи Иисусе, — уже второй раз за утро Гюнтер помянул Господа нашего, со всей искренностью и почтением. Было от чего.

В фолианте оказалось много рисунков, собственно труд главным образом из них и состоял. Словно кто-то собрал вместе самые страшные гравюры, в каких только показываются палаческие изыски, ведьмовские шабаши, страдания грешников и прочие происки сатаны. Однако тщательно выполненные рисунки казались в высшей степени искусными, как будто ... сделанными с натуры или по очень точным описаниям. При этом почти к каждому изображению прилагались множественные пометки и приписки, сделанные, похоже, в разное время и разными инструментами, от свинцовых и серебряных карандашей до обычного угля. Эту книгу не просто внимательно читали, ее использовали как справочник, регулярно дополняя новыми сведениями.

— Ух ты ж, срань нечеловеческая, — выдохнул Гюнтер при виде вовсе уж лютой пакости — на картинке был изображен морской зверь Кракен, в чьем клюве виднелся небольшой кораблик, а огромные и противные на вид щупальца совершали всяческие непотребства с несчастной командой.

Возглас заинтересовал девушку-рысь и она придвинулась поближе. Капитан бросил на рыжую короткий взгляд... И снова уперся глазами в книгу, благо, Мирослав пролистал до нужной закладки.