В мире, не знающем ни равнин, ни степей. Лишь бесконечные черные горы, покрытые пологом хвойных лесов, расщелины, плоские каменные плато, заканчивающиеся пропастями, и снежные шапки, протыкающие небо где-то высоко-высоко, за облаками. Так вот, именно в этом нелюдимом, суровом горном мире нет птицы счастья, есть каменный цветок. У нас говорят про счастливчиков — "поймал птицу счастья за хвост", у них — "сорвал каменный цветок". Впрочем, если вспомнить древнюю, как мир, легенду, не удивительно, что о счастье в племенах горного народа говорят именно так.

Этот цветок нельзя найти намеренно, лишь случайно. Но его все равно ищут. Не находят, но раз за разом отправляются на поиски, забираясь все дальше и выше, к самым вершинам, но все тщетно. Лишь сам цветок выбирает, кому показаться на глаза, а от кого спрятаться навечно. Ли-Виста-лю-Такура — в переводе "каменный цветок", старики говорят, что нет красивее его на белом свете, но он не принадлежит ему, свету, впрочем, как не принадлежит и тьме. Он сам по себе. Гордый и прекрасный, как горячие сердца сильнейших воинов горного народа, его охотников. Каждый охотник знает эту легенду, но не каждый верит. Но в глубине даже зачерствелых душ наперекор всему теплится надежда, что когда-нибудь именно он отыщет его, Ли-Виста-лю-Таура, и принесет в свою деревню, доказав, что достоин быть вождем всех племен, всех народов. И отнесен он это чудо на гору Эль-тур-Дияра, и возвестят о восхождении нового Вождя Вождей все птицы мира, и расцветет на вершине бутон каменного цветка, и явит Вождю Сердце Мира.

Но есть еще одна легенда. Темная, передающаяся из уст в уста, и никогда не бывшая записана ни на одном из свитков. Ли-Виста-лю-Такура откроет тайну Сердца Мира лишь тому, кто принесет ему сердце. Свое ли, чужое ли, неважно. Обычно, безумцы приносят чужие сердца. Действительно, кто осмелится ради призрачной награды вырезать из груди собственное сердце? Поэтому и считается эта легенда темной, поэтому тот, кто вырезал у человека сердце, изгоняется из племени навечно, клейменный позорным клеймом в виде цветка на предплечье. Поэтому нет таким охотникам пути назад, лишь все выше и выше, в вечное скитание по горным склонам в поисках легендарного цветка. Тот же, кто несет в дар Каменному Цветку свое собственное сердце, говорят, никогда не находят то, что ищут. Разве камень можно оживить, пусть даже рядом с ним в груди бьется живое, горячее сердце?

* * *

У Дилала, одного из лучших охотников племени ури-сур был маленький секрет. Каждый раз, возвращаясь с богатой добычей в родные земли, он обязательно сворачивал к небольшой горной речушке, берущей начало высоко в горах, там, где она широким потоком срывалась со скалы в горное озеро, кристально чистое, и завораживающее своей прозрачностью. Казалось, на глубине сквозь толщу воды можно разглядеть даже рыбьих мальков, не то что камни. Он любил прийти сюда и несколько часов провести просто отдыхая, сидя на плоском камне, так удачно нависающим над берегом озера, и слушать шум воды от водопада. А потом он скидывал с себя одежду и нырял в ледяную даже жарким летом воду, и несколькими мощными гребками достигал обломка скалы, высящегося почти в центре озера. Взбирался на него, и загорал, подставляя тело лучам благосклонного солнца, и высушивая золотисто-русые волосы в его теплых потоках.

Это место всегда помогало ему обрести ту душевную гармонию, которой так часто не хватало молодому мужчине в его охотничьей жизни. Последнее время он стал уходить из селения почти сразу же, как продавал добытое на охоте. А все почему? Шаман возжелал женить его на дочери вождя. Но Элисмея, так звали девушку, любила другого, да и Дилал не питал к ней сердечных чувств, хоть и дружили они с ней с самого детства. Что думал о поползновениях шамана сам вождь, охотник не знал. Да и не хотел выяснять, если честно. Он не собирался жениться на не любимой, тем более на той, которой как друг искренне желал счастья. Поэтому он уходил. Хотя прекрасно понимал, что с его стороны это выглядит скорее как бегство, что, разумеется, не делает ему чести, зато дает Элисмеи время, чтобы убедить отца выдать ее за любимого человека, а не за друга детства, который, может быть, и был хорошей партией, но как женщину её просто не воспринимал.

Сегодня он снова возвращался с удачной, как никогда, охоты. Пусть один из охотничьих ножей пришлось оставить там, в ущелье, где он загнал горного выхухоля, зверя славящегося невероятно мягким белоснежным мехом, который часто сравнивали с ожившим снегом. Понятное дело, ценился он втридорога. Вот только кроме ценного меха и вкусного светлого мяса, выхухоль обладал поистине звериным коварством и длиннющими когтями на мощных лапах, способных резать даже гранит. Если удавалось заполучить хотя бы один такой коготь, из него непременно вытачивали новый охотничий нож. Поэтому Дилал не особо горевал об утраченном ноже, теперь он сможет выточить себя целых шесть. Так что в этот раз, как говорится, ему в кое-то годы удалось сорвать настоящий каменный цветок.

По понятным причинам в деревню он не торопился, поэтому остался возле любимого озера на ночь. Разведя костер и завернувшись в пятнистую шкуру лумс-лумса, которую в походе использовал в качестве одеяла, Дилал слушал шум водопада и смотрел на огонь, танцующий в небольшом углублении, которое он специально выкопал для костра еще много охотничьих сезонов назад, когда первый раз случайно набрел на это место. На душе было муторно. И это не просто настораживало, а заставляло задуматься. Что же ждет его по возвращению, раз даже купание в озере не помогло достичь спокойствия, очистить мысли. Что? Больше всего, как и любой сильный мужчина, Дилал ненавидел неопределенность и не верил в судьбу. Да что там, он относился к тем не многим охотникам, которые даже в легенду про Сердце Мира и Ли-Виста-лю-Такура не верили, хоть и не раз употреблял старинную присказку про счастье, названное каменным цветком. Но легенды для того и существуют, чтобы напоминать о себе именно тем, кто не верит. Действительно, зачем раскрывать сокровенные тайны перед теми, чья вера и без того крепка?

— Ты странный, — прозвучали слова в шепоте ночного ветерка.

Дилал не шелохнулся, хотя другой бы на его месте, непременно бы вскочил и, как минимум, приготовился бы к бою. Ведь в горах встречались звери-оборотни, подкрадывающиеся в темноте, когда человек не может их видеть, и способные подражать человеческому языку, вводя в заблуждение незадачливых охотников, и набрасывались, когда те сами подзывали их к костру погреться, думая, что встретили такого же охотника, как они. Но Дилал знал, что это не зверь. Он всегда чувствовал кто рядом с ним. Это было его особым даром, о котором, впрочем, он никогда не распространялся. Но всегда мог легко определить, как человека, что подошел к нему со спины, так и зверя, прячущегося в кустах в надежде остаться незамеченным.

— Возможно, — ответил он, не отрывая взгляда от костра. Тот, кто подал голос, не был человеком, но и не был зверем. Мелькнула дикая мысль, как детское воспоминание о сказке, которую читала над колыбелью мать. Ли-Виста-лю-Такура, Каменный Цветок. Но разве камни, да и цветы тоже, способны говорить?

— Многие проходили до тебя... — все так же с порывом ветра произнес незнакомец и шагнул к костру. Дилал поднял глаза.

Перед ним стоял юноша, но больше походил на девушку. Длинные ноги, узкие бедра, черные, как камни гор, волосы, струящиеся по плечам, раскосые глаза и тонкая полупрозрачная туника до середины бедра, как единственный предмет одежды, что был на нем, не считая нежно-сиреневых цветов, которыми было усеяно тело незваного гостя то тут, то там. И вообще создавалось впечатление, что эти ранее не виданные охотником цветы, слишком прекрасные для их сурового горного края, росли прямо на теле незнакомца, а не был прикреплены к нему в порыве украсить себя. Но больше всего охотника впечатлили его глаза и губы. У людей таких не бывает. Вместо белков, словно расплавленное серебро, а зрачки небывалого фиалкового цвета на фоне ярко-голубой, под цвет неба, радужки. И неестественно яркие, кроваво-алые губы, контрастом смотрящиеся на смуглой, золотисто-бронзовой коже щек. Закончив осмотр парня, Дилал почти не сомневался, кто перед ним. Не даром старики говорят о счастье — кто ищет, тот никогда не найдет.

— Я знаю, — вымолвил охотник, ответом на предыдущую реплику диковинного создания. И услышал в ответ уже не шепот ветра, а капризный голосок, звучащий напевным переливом.

— И что же ты принес мне?

Очарование момента рассеялось, словно и не было его вовсе. Дилал коротко хмыкнул и снова сосредоточил все свое внимание лишь на пламени костра.

— Ничего.

— А как же сердце? — в голосе юноши было столько изумления и неподдельной, почти детской обиды, что Дилал с трудом удержался от того, чтобы не расхохотаться в голос.

— А ты хочешь его? — лениво полюбопытствовал он, укладываясь на землю, опершись на локоть, и внимательно посмотрел на прекрасное лицо незнакомца. Интересно, что он скажет ему на это?

Тот призадумался, в свою очередь разглядывая охотника. На почти детском личике мелькнули растерянность, обида, даже кратковременная злость, а потом неожиданно прорезалось упрямство. Мальчишка, все же для парня он выглядел слишком юным и непосредственным, поджал губы и требовательно протянул к охотнику руку прямо над костром.

— Хочу!

— Тогда тебе придется постараться, чтобы завоевать его.

— Мне? — завораживающие глаза широко распахнулись. В ярком пламени костра было отчетливо видно, как фиалковые зрачки почти полностью заслонили радужку, а серебро белков как будто засияло изнутри.

— Ну, не мне же, — равнодушно пожал плечами молодой охотник, и снова отвернулся к костру.

— Почему это? — еще более требовательно вопросил мальчика, и даже руки в боки упер от негодования на такое пренебрежение к себе.

— Потому что мое сердце и так при мне, — ответствовал охотник.

— А мое?

— А зачем оно мне? Холодное, неживое, каменное.

— Ты мог бы в обмен на него получить в награду от гор Сердце Мира и стать вождем всех вождей.

— Зачем? Я охотник, я на своем месте, а правят пусть другие. Мне вполне хватает того, что я имею.

— И что же это?

— Мое сердце, мои горы, и счастье, что всегда при мне.

— Разве человеку может быть так мало нужно для счастья?

— Как видишь, может.

— Ты странный... — задумчиво повторил мальчишка, и сел с другой стороны костра, поджав ноги к груди и обняв их руками. Какое-то время он молчал, не произнося ни слова, Дилал тоже не спешил нарушить тишину. Лишь шум воды и треск поленьев, ласкаемых жарким, ночным пламенем и дыхание, почему-то одно на двоих.

— Все, кто приходил до тебя, были совсем не такими, как ты. Они не говорили мне столь странные вещи и все хотели лишь одного.

— Твое сердце?

— Нет. Сердце Мира. Я для них был лишь ключом к нему.

— Странно.

— Почему? — мальчишка посмотрел на него сквозь пламя костра и дым, слепящий глаза.

— Потому что ты красивый. Неужели, за все это время не нашлось ни одного, кто готов был пожертвовать призрачным обещанием всевластия, ради красоты твоих глаз?

— Как это, ради красоты?

— Вот так вот. — Отозвался Дилал и снова сел, уже куда внимательнее всматриваясь в лицо мальчишки. Тот был по-настоящему растерян и, действительно, не понимал, что он имеет в виду. Как будто и не знал, что такое любовь. А, может быть, и правда, не знал? — Ты слышал о любви? — спросил он его.

— Нет. А что это?

— Ничего. Просто красивое слово. — Бросил Дилал и начал готовиться ко сну.

Мальчишка же все не уходил и не уходил, глядя, как он устраивается на своей стороне костра, заворачивается в шкуру и демонстративно прикрывает глаза. Но Дилал очень быстро понял, что под его столь пристальным взглядом просто не сможет уснуть.

— Как твое имя? — не открывая глаз, спросил он в темноту.

— Ли-Виста-лю-Такура, — было ему ответом.

— Тогда я буду звать тебя Ли. Иди ко мне, погреешься.

— Погреюсь? Но мне не холодно.

— Тогда погреюсь я, или ты холодный, как камень, с которым тебя отождествляют.

— Нет. Кажется. — Неуверенно ответил тот, но обогнул костер и опустился на колени возле лежащего на земле охотника.

Дилал протянул руку, обхватил тонкое запястье пальцами и потянул мальчишку на себя. Ли послушно улегся возле него и забрался под откинутое в приглашающем жесте одеяло. Прижался всем телом и задумался о чем-то своем. Глаз он так и не закрыл. Дилал лежал, прижимая к себе изящное тело мальчишки, назвавшегося Каменным Цветком, и понимал, что вряд ли теперь сможет уснуть. Ли не дышал. И, по всей видимости, не нуждался в сне. Но был теплым и мягким на ощупь. Кожа его пахла цветами, по-видимому теми самыми, что росли прямо на нем, правда, стоило мальчишке забраться под шкуру, как все они куда-то делись, наверное, тоже приготовились ко сну.

— Почему ты не дышишь? — спросил охотник, не выдержав.

— Не знаю. А должен? — поднял голову от его груди тот и вопросительно заглянул в глаза.

— Люди дышат.

— А не люди?

— Не знаю. Я пока встречал лишь людей и животных.

— А животные дышат?

— Да.

— А вот горы нет.

— Но цветы, впрочем, как и деревья, да.

— Правда?

— Угу.

— Хорошо. Я попробую, — послушно прикрыл глаза ресницами Ли и робко сделал первый вдох. Потом вздохнул чуть глубже, прислушался к собственным ощущениям, и, наконец, обратил внимание, что Дилал рядом с ним не только втягивает в себя воздух, но после выталкивает его из себя. Выдохнул.

— Ну, как? — спросил охотник, которому самому стало любопытно, каково это дышать первый раз в жизни.

— Несложно, — лаконично отозвался Ли и неожиданно положил руку ему на грудь ровно над сердцем. — Оно стучит. Мое тоже должно?

— Я не знаю, — честно признался Дилал, накрыв его узкую ладошку своей рукой.

— Наверное, если хочу быть похожим на человека, то должно, — задумчиво произнес мальчишка.

— А ты хочешь?

— А ты возьмешь меня к людям?

— Зачем?

— Хочу попробовать.

— Что?

— Завоевать твое сердце, ты же сам сказал.

— Зачем оно тебе?

— Мне нравится, как оно стучит. Красиво.

— Если его вынуть из тела, оно стучать перестанет.

— Я знаю, для меня уже вынимали, — просто отозвался мальчишка и прикрыл глаза. — Скажи, а что вы делаете с закрытыми глазами, когда лежите неподвижно и лишь дышите?

— Наверное, спим.

— Как звери, когда выпадает снег и становится холодно?

— Не совсем. Звери же не только зимой спят.

— Да, наверное.

— А ты не впадаешь в зимнюю спячку, как они.

— Нет. Но мне интересно попробовать спать как люди. Научи меня.

— Как я тебя научу? Сон — это потребность организма. Либо ты хочешь спать, либо нет.

— Тогда покажи мне, как спишь ты.

— Я — охотник. Я сплю очень чутко, если сквозь сон услышу какой-нибудь посторонний звук, то сразу проснусь.

— Хорошо. Я буду очень тихим и лесу скажу не шуметь. Поспишь для меня?

123

↓ Содержание ↓