Волчий Пасынок: Чудовище Каоле

ЧУДОВИЩЕ КАОЛЕ

ПРОЛОГ

Ветер особо противно завыл и, ухватившись за края тяжелого, подбитого мехом плаща, сильно дернул, норовя стащить всадника с седла. Ничего не вышло. Всадник был высок и массивен, как каменная глыба. Он лишь на секунду отпустил поводья и поднял руку к груди, чтобы поправить завязки плаща, проходящие через фистулу. Толстые полы на короткое время разошлись, открыв рукояти двух длинных кинжалов, или даже коротких мечей, симметрично свисавших с пояса.

— Хогон! — ругнулся позади него другой всадник — тоже высокий, но не такой крепкий и плотный, как первый. — Слушай, Перепелятник, я передумал! Ну его демонам в задницу, твое Сокровище! Я уже чувствую запах смерти, исходящий от развалин. Каргах, этот черножопый сукин сын, сидит там на камнях и только и ждет, чтобы мы приблизились. Он схватит наши души и потащит в Когти Дерущего, посмеиваясь над двумя идиотами, протащившимися две сотни лиг, чтобы сломать шею в мертвом городе!!

Названный Перепелятником медленно, с ленцой обернулся. На обветренном лице с жесткими, тяжело вылепленными чертами, играла ухмылка тигра-людоеда.

— Никак штаны намочил, приятель? То ли еще будет, когда мы въедем в город, чтобы задать всем его покойникам перцу!

— Не-ет. — второй всадник резко замотал головой. — Я еще раз взвесил все за и против. Оно того не стоит! Даже с тобой, каких бы там подвигов тебе не приписывали. Ну его!... Я поворачиваю.

— Да ну?... — еще неприятнее ухмыльнулся Перепелятник.

— Ты не заставишь меня... — голос второго всадника слегка дрогнул. — Я поворачиваю. Да! и сейчас же! Мне шкура еще дорога. Шут меня дернул вообще подрядится на это мероприятие!

Он натянул поводья, и лошадь послушно развернулась.

— Постой. — негромкий окрик Перепелятника прозвучал хлестко, как удар плетью.

Всадник против воли дернулся и втянул голову в плечи, будто его и в самом деле вытянули поперек спины.

— Ты что-то забыл, дружище.

Улыбка не сходила с лица Перепелятника, но руки вдруг оказались в опасной близости от рукоятей мечей. Его спутник напрягся, физически ощущая угрозу, исходящую от крупной, мощно скроенной фигуры. Перепелятника стоило бояться. К тому же вообще трудно чувствовать себя спокойно в компании раздраженного наемного убийцы.

— Да-да, забыл... Напомнить? — в голосе Перепелятника прозвучали участливые нотки — фальшивые, как страстные вопли портовой шлюхи. — Карту, дружище, карту. Уж изволь!

— К-какую к-карту? — у второго всадника внезапно возникли трудности с произношением слов.

Губы Перепелятника вытянулись в ровную полосу.

— Еще раз переспросишь, и я перережу тебе глотку. — буднично пообещал он.

— У меня нет никакой к-карты! К-клянусь всеми добродетелями Аэтэль!

— Хогон! — скривился Перепелятник. — Ты думаешь, я поверю, что, раз заглянув в карту этой сучки Черной и ее сумасшедшей компании, ты запомнил все в мельчайших подробностях, и помнишь до сих пор?!

— Ты же знаешь мою память. — всадник тоскливо соизмерил расстояние между собой и Перепелятником и пришел к печальному выводу: слишком близко. — Она же у меня того... слово-то, какое... фемен... фебон... фебоменальная, короче. Меня же не зря называют Лотуб-Запоминала. Если я что-то видел раз...

— Если ты не заткнешься и не отдашь мне карту, тебя будут звать Лотуб-Покойник. В голове твоей больше дыр, чем в карманах у нищего. Ничего в ней долго не держится. Я уверен... даже нет, я знаю, что, заглянув за плечо Черной, ты добежал до ближайшей каморки, забился в нее и нацарапал карту этого хогонова города. Давай ее сюда.

— Перепелятник...

— Карту. — два одинаковых клинка с шипением вылетели из ножен и хлестнули по воздуху.

Лотубу они показались очень большими и острыми.

— Хогон меня дери! — взвыл Запоминала. — На! На! Будь ты проклят, ублюдок! На, подавись! Но ОНО все равно не отдаст тебе Сокровище! Ты сдохнешь в Каоле! И, поверь, я не буду об этом жалеть!

Он выхватил из складок плаща сверток грубой толстой бумаги, явно изготовленной гномами (всем известно, что гномы все делают хорошо, кроме бумаги) и швырнул в лицо убийце.

— Вот! На! ОНО сожрет тебя, а я посмеюсь!

Перепелятник ловко поймал карту и, мельком ознакомившись с ней, сунул за пояс. Улыбка исчезла с лица, и его массивные черты вдруг заострились, будто лезвие топора, по которому прошлись оселком. Отпечаток профессии всегда накладывается на человека. Запоминала — аферист, ловкий в азартных играх и обращении с кривым ножом — вдруг вспомнил, как легко пускает в ход свои мечи-кнаты его спутник. Перепелятнику случалось резать глотки за куда меньшие оскорбления. У него вдруг разом пропало желание сыпать проклятьями. Этого берсерка лучше костерить за глаза. Так оно безопаснее.

— Тебе везет, у меня хорошее настроение. Так что вали отсюда, Лотуб подобру-поздорову. — тихо сказал Перепелятник, убирая клинки.

Повторять не пришлось. Запоминала поворотил свою лошадь и дал шпоры. Заржав от боли, животное рванулось с места в галоп, и понесло прочь от руин Каоле, заброшенного полиса на границе двух государств Велены, Восточных Земель Таннаса.

Перепелятник даже не посмотрел ему вслед. Он все равно намеревался перерезать своему спутнику горло, едва тот перестанет быть нужным, как проводник. А так хоть руки марать не придется. Наемник спешился и, взяв лошадь под уздцы, стал медленно взбираться на холм, за которым простиралась долина, образовавшаяся на месте бывшего озера. Она была гладкой и ровной, как вогнутая поверхность ложки. В центре долины громоздились развалины мертвого города, справа текла река. Удачное расположение — для земледелия, защиты, торговли. Вот только ни один живой человек не пытался поселиться здесь вот уже две сотни лет.

Губы Перепелятника были плотно сжаты. Он участвовал во многих рискованных предприятиях, но ни одно из них не казалось столь опасным. Запоминала при всех его недостатках, вовсе не был парнем робкого десятка, однако он умчался отсюда так быстро, словно его кобыле вожжа под хвост попала. Конечно, этот крысеныш знал о Каоле, о Сокровище и о его таинственном страже куда больше Перепелятника, но ведь все это были только слухи... Или не только?

Склоны холма были пологими, но сам он раскинулся так широко и привольно, что подниматься верх пришлось довольно долго. Натруженные седлом ноги болели. Наконец, Перепелятник поднялся на вершину... и замер, чувствуя неприятное прикосновение холодной мягкой лапы, прошедшейся вдоль позвоночника. Так прикасается страх перед сверхъестественным — холодящий, туго пеленающий грудь. Настолько туго, что каждый вздох становится тяжелым и болезненным.

И было чего бояться...

Вся верхушка холма была усеяна изорванными в клочья останками человеческих тел. Пучки разодранных мышц и сухожилий, выпотрошенные нутра, изуродованные лица, скалящие из-под сдернутых лоскутов кожи кости черепа. И посреди этого гниющего хаоса плоти лежал нетронутый труп человека в расползающихся лохмотьях, совсем недавно бывших щегольским нарядом. Лицо мертвеца застыло в жуткой агонии, глазницы зияли двумя черными провалами — сами глаза уже сгнили. Трупные пятна покрывали кожу, вздувшуюся и лоснящуюся от разложения. Узнать его было невозможно.

И все же Перепелятник сразу понял, кто перед ним.

— Марид. — глухо произнес он...

...Спустя несколько минут конь знаменитого убийцы размеренно отбивал копытами галоп по сухой и холодной земле. На этот раз ветер не хватал всадника за плащ, не пытался сдернуть его с седла. Напротив, подгонял, дуя в спину. Этот ветер давно обитал в развалинах мертвого города, крутился вокруг еще держащихся под натиском времени стен, выдувал крепость из крошащейся кладки, шумно радовался, выворотив очередной камень. Он не любил, когда в его владения вторгались чужие, и охотно провожал их прочь. Пусть себе бегут.

И Перепелятник бежал, как бежал недавно Лотуб-Запоминала. Он знал, что поступает очень умно. Наемник всегда здраво оценивал ситуацию и никогда не рисковал попросту. Ему было почти сорок лет, а до такого возраста, учитывая род занятий, дожить крайне трудно. Либо проколешься при исполнении очередного заказа, и получишь кусок стали в бок, либо недооценишь нанимателя, который не захочет платить по счетам, а то и просто не пожелает оставлять свидетеля — тогда есть шанс заполучить петлю удавки на шею или арбалетный бельт в спину из-за угла. И это далеко не полный перечень безрадостных перспектив, ожидающих наемного рубаку, всякий раз, когда подворачивается новое дельце.

Несмотря на подобные издержки профессии, Перепелятник любил свое кровавое ремесло. Любил золото, которое за него платили. Он даже любил рисковать — в пределах разумного — и любил жуткое упоение, охватывающее во время битвы или кровавой резни. Но превыше всего Перепелятник любил свою жизнь.

Именно поэтому знаменитый убийца, однажды вырезавший полдюжины крепких, тренированных телохранителей, чтобы добраться до титулованной жертвы, сейчас погонял своего каурого жеребца, торопясь убраться подальше от руин Каоле. Перепелятник не хотел умирать.

Даже из-за Сокровища...

* * *

Он вошел в мертвый город с востока.

Солнце только-только прикоснулось краешком к изломанной линии горизонта. Потемневшее, уставшее за день, оно мягко обнимало зубчатые макушки гор, выкрашивая их багряным.

Небо быстро набухало темнотой.

Готовилась вступить в права ночь — время призраков и чудовищ. Тех самых призраков и тех самых чудовищ, которые, если конечно, взять на веру слухи и сплетни, населяли развалины города Каоле.

Впрочем, Каоле в этом отношении, не исключение: в мертвых, покинутых городах всегда много призраков. Слишком уж много мрачных, таинственных, а то и попросту страшных событий видят своими блеклыми глазами-окнами городские улицы. По большей части эти призраки лишь клочки истории, заплутавшие во времени, зацепившиеся за старые, разрушаемые ветрами и ненастьями, камни. Таких можно особо не бояться. Все их оружие — страх. Против человека с твердым сердцем, крепкими нервами и куском на совесть отточенного железа этого слишком мало.

Конечно, если удача расположена к тебе не самым симпатичным местом, то можно наткнуться и на что-то пострашнее. Например, на безумную, неупокоенную душу: жертву родового проклятья; или там, несчастную тень усопшего, заклятую мстительным колдуном. С такими посложнее. Утратив собственную жизнь, они приобрели взамен необоримую ненависть к чужой. Возможность встретить на пути такое умертвие не сулит ничего хорошего. Тьма, таящая могучие потусторонние силы, щедро делится своим могуществом с теми, кто готов применить его против живущих под солнцем. И таких призраков в мертвых городах тоже хватает, так что Каоле, опять же, не исключение.

Человек, пришедший с востока, ничуть не боялся встречи с призраками и чудовищами мертвого города. Может быть потому, что его когда-то отучили бояться, а научиться вновь он так и не сумел. Но, скорее — от того, что пришел сюда не в качестве жертвы этих чудовищ и призраков. Он пришел как охотник, в поисках одного из них: самого страшного и опасного. Того самого, о ком зловещим шепотом рассказывают старики в окрестных селениях, зарабатывая на кружку дешевого винца.

Кого именно он ищет, пришедший с востока не знал. Может быть, громадного паука, тянущего густую и липкую паутину от дома к дому, и, завидев добычу, выбрасывающего из волосатого брюха длинную нить-аркан с комом клея на конце. Или бесформенную склизкую тварь, бесшумно перемещающуюся вдоль старого акведука и способную парализовать человека одним только прикосновением тонких стрекальных щупалец. А может и нечто, похожее на непомерно разросшуюся летучую мышь, с получеловеческим лицом, искаженным в мучительной агонии, и увенчанными шипами крыльями, сравнимыми по прочности с кожаными щитами даргов.

Не суть важно, какое из страшил, устроившее свое логово в Каоле, выйдет ему навстречу.

Потому что человек, пришедший с востока ранее, в других развалинах и руинах, убил и первого, и второе и третью. О них тоже рассказывали притихшим шепотом...

Сейчас он шел, чтобы встретится с новым порождением Тьмы, дабы прикончить и его. Грозный Дух Смерти Каоле, таинственное Чудовище, растерзавшее не один десяток авантюристов, рискнувших покусится на сокровища мертвого города, ждала встреча с не менее грозным существом — Волчьим Пасынком.

...Высокий и худощавый юноша с бледной анемичной кожей и тонкими чертами лица, выдающими чистокровное уранийское происхождение, быстрыми и осторожными шагами — точно уличный кот — мерил усыпанные каменными обломками улицы. Его чуткий взгляд так и рысил по сторонам, тщательно изучая каждую тень, скопившуюся в бесчисленных завалах, каждый сгусток мрака, приютившийся под куском битого камня. Он походил на взведенный охотничий самострел, незримо вибрирующий в ожидании жертвы.

На уранийце был приталенный черный колет со стоячим воротом, просторные темно-серые штаны и мягкие сапоги, пыльные, сбитые, намерившие не один десяток лиг. Предплечье левой руки охватывал стеганый рукав, какой обычно носят под боевыми браслетами-наручами. К правому предплечью были пристегнуты ножны из потертой замши, предназначенные, судя по всему, для метательного стилета, но ныне — пустые. Не было оружия также ни в руках, ни за поясом уранийца.

И, тем не менее, человек, пришедший с востока, нес с собой Смерть.

Смерть Чудовищу Каоле...

* * *

Полуденное солнце светило прямо в глаза, но Гай Канна даже не прищурился, чтобы уберечься от бьющего под ресницы света. Прямой как струна, и такой же натянутый, он смотрел на выстроившихся полумесяцем убийц и хладнокровно просчитывал свои шансы. Правая рука уранийца лежала на рукояти меча, уникальным манером закрепленного за спиной. Пальцы левой незаметным движением оглаживали наголовье метательного стилета, вложенного в ножны. Ножны крепились на ее предплечье. У кого другого вывернутую подобным образом кисть уже свело бы судорогой, но Канна мог гибкостью поспорить с любым акробатом.

Шесть арбалетов, две трехзарядные галдасы, одна пика и солнце в глаза — против его молниеносной реакции и великолепной выучки. Но главное преимущество врага крылось не здесь.

Оно стояло чуть поодаль.

Главным был человек с мешком на голове, покачивающийся на ослабевших, ватных от страха ногах. Это в его спину упиралось крапленое пятнами ржавчины острие короткой пехотной пики. В него же целили и три из шести арбалетов. И это было куда как плохо!

Будь Гай был обычным телохранителем и вообще обычным человеком, он, пожалуй, вздохнул бы от всей неестественности сложившегося положения. Восемь убийц, наставивших на уранийца свое оружие, боялись его едва не до дрожи в коленях. Они знали, кто он, и видели, как он умеет убивать. Даже три арбалета, нацеленных почти в упор, не позволяли им дышать спокойно в его присутствии.

И для этого были все основания...

Гай Канна не был обычным телохранителем и вообще обычным человеком.

Таких как он знающие люди называли Волчьими Пасынками. И мало у кого это прозвище не ассоциировалось с быстрыми, как мысль ударами и неминуемой смертью, хотя призвание у Волчьих Пасынков было совершенно противоположное — хранить жизнь. Марид аль`Растум, предводитель остальных семи убийц относился к числу знающих. Именно поэтому темноволосый юноша с прямой спиной и колючим, точно наконечник копья, взглядом был для него куда более важен, нежели именитый пленник, трясущийся с мешком на голове.