Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Маленькая ведьма


Автор:
Опубликован:
28.02.2008 — 28.06.2009
Аннотация:
Обычно принято считать, что ведьма это злющая старушенция с бородавкой на носу, колдующая в полуразваленной лесной избушке. Однако нет! Это молодая, грозная сила, что властно пришла в наш мир. Она ещё не осознаёт себя, не нашла своего места в этой жизни. Но она ищет – не боясь при этом совершить все ошибки. Торопится, с присущим ей максимализмом молодости и эгоизмом нелёгкого детства... Вышла в "Альфа-книге"
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Маленькая ведьма


От автора:

Обычно принято считать, что ведьма это злющая старушенция с бородавкой на носу, колдующая в полуразваленной лесной избушке. Однако нет! Это молодая, грозная сила, что властно пришла в наш мир. Она ещё не осознаёт себя, не нашла своего места в этой жизни. Но она ищет — не боясь при этом совершить все ошибки. Торопится, с присущим ей максимализмом молодости и эгоизмом нелёгкого детства...

P.S. Возможное сходство имён отнюдь НЕ считать случайным и непреднамеренным.

Моей дочери, из споров с которой и родился этот роман, посвящается.

Часть первая. Пустоцвет.

— Проснись, Сопля — пора!

Тихий шёпот под сводами полуразваленного здания привёл к тому диковинному результату, что груда истлевшего тряпья в самом тёмном углу зашевелилась. Это продолжалось некоторое время, пока в почти полностью сгустившиеся сумерки оттуда не выбрались две щуплые, одетые в рваные лохмотья фигурки. Та, что чуть рослее и помассивнее, откликающаяся на столь лихую кличку, потянулась. Зевнула со вкусом и, встряхнувшись словно собака — будто отгоняя от себя сон, навеянный под тёплой кучей тряпок — скользнула к окну.

— Линн, да рано совсем — вон, вторая стража ещё не сменилась.

Другой обитатель городских трущоб только презрительно фыркнул в ответ. Чуть поменьше и даже вроде бы поизящнее, с той прирождённой грацией, столь необходимой танцору и фехтовальщику, которую невозможно было не заметить даже в потёмках, он тоже прильнул к замызганному подобию подоконника, огляделся и даже принюхался к ещё холодному воздуху весенней ночи.

— Чушь всё собачья, что Упырь придумал — погорим в два счёта. А потому слушай сюда...

Сопля хмуро и недоверчиво слушал негромкий шёпот, время от времени почёсываясь и шмыгая вечно сопатым носом — словно оправдывая свою кличку.

— Слышь, Линн, ты это тово... лихо придумала. А как через крышу — там же фонарь? Да и верёвку туда не закинуть — высоко.

— Ты, дубина, про мою Синди забыл. Зря я что ли, дрессировала её цельными днями, когда работы не было? — и с этими словами оказавшаяся девчонкой Линн заботливо вынула из-под своих лохмотьев дрорду.

Почуяв холодный воздух, маленькая сородичка великих драконов — несравненно меньшая, но такая же царапучая и агрессивная — недовольно пискнула. Так же, как и её большие собратья, самочка дрорды умела плеваться огнём, и тоже отличалась недюжинной сообразительностью. Красивого цвета старой, чуть позеленевшей но ещё блестящей бронзы, Синди встрепенулась, для порядку легонько цапнула хозяйку за палец и своенравно вскарабкалась по рукаву на плечо. Рассевшись на привычном месте, дрорда хамски зашипела на Соплю, широко разевая маленькую пасть с острыми зубками.

Тот отшатнулся от неожиданности, но Линн уже достала и всучила ему другой предмет — это оказалась бухточка тонкой, но прочной верёвки с завязанными через некоторые промежутки узелками и лёгким крюком на одном конце.

— Ну, ты вааще... — восхищённо заметил Сопля, разглядывая оснастку — и вновь шмыгнул носом.

Тем временем Линн снова порылась под лохмотьями, и в неверном свете из проёма из-под одежды появилась половинка почти совсем свежей лепёшки. Девчонка бодро сжевала её — причём рыбная начинка досталась оживившейся и явно обрадовавшейся Синди — а затем вытерла ладошки о себя. Напарник тоже подкрепился ломтем хлеба с тонкой полоской вяленого мяса и даже оказался столь щедр, что поделился с Линн парой глотков воды из предусмотрительно припасённой бутылки.

С далёкой башни ратуши донеслось одиннадцать ударов колокола.

— Пошли? — озабоченно просипел Сопля.

Девчонка кивнула, и пара сорванцов неслышно выскользнула из укрытия наружу. Они привычно петляли по самым тёмным местам улицы — она специально была сделана зигзагами, чтобы не давать разгона и простора вражеской коннице, буде такая ворвётся в город. А в многотысячелетней и весьма бурной истории Сарнолла такое бывало не раз. Дважды его вообще отстраивали из руин, лет пять он даже был столицей самозваного короля Фалерна — в прошлом веке. И то — город весьма велик. Он раскинулся в устье Изели по обоим берегам — удобное место на пути с гор в леса, и к тому же великолепный порт.

Многие бароны и соседи жадно да алчно поглядывали на Сарнолл, и многажды он менял покровителей. Его грабили и жгли, облагали данью и непосильными налогами — но люди упрямо жили и умирали в великом древнем городе. Тем более что Мост — последнее творение почившего в истории Ковена Магов — по-прежнему стоял незыблемо, соединяя оба берега своей несокрушимой каменной громадой.

Туда-то и держали путь двое малолетних правонарушителей — а в том, что это были именно они, не возникло бы ни малейшего сомнения у обывателя или стражника, если бы они оказались настолько тупы, чтобы сунуться в этот квартал в такое время. Лет обоим по пятнадцать, юркие и не ведающие ещё о безносой, не знающие страхов и сомнений, они миновали без приключений и трущобы, и кварталы работного люда — ведь Сарнолл славился не только хорошим местом, но и своими мастерами.

И лишь на подходах к мосту, где площадь Тэрнака изрыгает из себя широкую и тянущуюся на ту сторону, в чистую половину, улицу Старого Короля — в заросшем буйной сиренью скверике, выходящем на величественное здание Белого Банка, Сопля чуть не вывалился из кустов прямо на городской патруль. Служаки тихо сидели на скамье под густой и делавшей их почти не видимыми акацией и с немалой сноровкой, делавшей им честь, употребляли "для поднятия духа".

Востроглазая Линн вовремя дёрнула напарника назад, одновременно с этим делая ещё две вещи — подсекая его под коленку, чтобы тот как можно быстрее и тише опустился на землю, и швыряя вперёд-вверх свою подругу Синди. Та весьма небезуспешно изобразила из себя случайно переполошившуюся птицу, ибо размерами хоть и превосходила воробья, но с вороной потягаться на равных без огня никак не могла.

Шумно захлопав крыльями и кувыркаясь от броска бесцеремонно запустившей её в полёт ладони, дрорда почти сразу выправила своё скольжение и, скрывшись в тени, описала за деревьями круг. Неслышно подлетев сзади, она тихо пощёлкала челюстями, фыркнула что-то негодующее на ухо, и снова привычно уселась на плече хозяйки.

— Умница, Синди. — еле слышно выдохнула Линн, и расслабилась — стражники захохотали во весь голос над какой-то своей замысловатой солёной шуткой и на заполошную ночную птицу обратили внимания не больше, нежели она того заслуживала.

Наконец, сброд, из которого только и состояли эти якобы рьяные ревнители порядка, поднялся на ноги. Подобрав железо, солдаты бодро потопали по булыжнику дальше — через площадь, к кварталу кузнецов.

А приободрившаяся девчонка пребольно ткнула сконфуженного напарника под рёбра, ещё и кулачком пригрозила. Обычно доставалось наоборот, как раз ей. Но сейчас сплоховал Сопля, и потому в ответ он лишь замахнулся для острастки.

Вновь двое потянулись к своей не видимой пока цели. Под телегой рыбаков, спешащих доставить вечерний улов в гостиницы и дворянские дома, чтобы господа поутру могли полакомиться свежей рыбкой — они благополучно миновали залитую лунным светом площадь и наконец добрались до Моста.

Сооружение сие заслуживает отдельного рассказа — настолько оно величественное, огромное и древнее. Шириной раза в три более проезжей части, всё изъязвлённое какими-то выступами, грандиозными статуями да отнорками в самых неожиданных местах, оно давно уже завоевало статус отдельного квартала. И то сказать — длиной мало не в лигу, напичканный магией до последнего камня Мост несокрушимо стоял уже третье столетие, давая приют части многочисленного городского населения.

Здесь, в спрятавшихся от нескромных взоров хибарах и отгороженных закоулках рождались, жили и умирали многие поколения людей. Здесь были забегаловки, ночлежки, и даже старьёвщик Пьяттро открыл тут своё дело. А под гранитным барельефом, посвящённым стёршейся из людской памяти битве, за узким лазом скрывалась целая гильдия — попрошаек и нищих. Между прочим — не самая презренная и отнюдь не самая бедная гильдия.

Однако всё это разнообразие мало трогало Линн, когда она по внешнему парапету с ловкостью никогда не виданной горной козы — просто ходило в языке такое сравнение — миновала патрулировавшийся въезд на мост. Сопля чуть не расцарапал руку о край одной из составляющих сооружение глыб, за что и получил ещё одну награду — полновесный, поскольку крыться нужды больше не было, подзатыльник.

К слову стоит сказать — он был не совсем её напарником. Правда, и вовсе не тем, о ком могли бы подумать особо извращённые любители малолеток — ничего такого. Всё дело было... да во многом, ежели разобраться-то, да не спеша. Начать хотя бы с того факта, что Линн, хотя и не знала ни родителей, ни роду-племени, несколько, как бы это сказать помягче, отличалась от других девиц и прочих особ женского полу.

В Сарнолле и окрестностях преобладал знакомый и очень полюбившийся тип женщин: пышнотелые и светловолосые, с весьма заметными и соблазнительными округлостями — в нужных местах. А примерно пятнадцатилетняя (более точно не знал никто) Линн даже в таком возрасте отличалась тёмным, почти чёрным волосом, худощавостью. Но пуще всего — той самой, прямо бросающейся в глаза грациозностью, что проявлялась в каждом жесте и движении.

— Дурное семя, проклятая кровь. — плевались вослед ей женщины и старухи воровской гильдии. — Не иначе, как кто-то из Древних с твоей мамашей позабавился, чтоб ей пусто было!

Как бы то ни было — возможно, эти старые кошёлки не так уж были не правы в своих предположениях — а Линн выделялась на общем фоне, как породистая гончая в стае блохастых дворняг. Хотя, если призадуматься, в этом положении можно было найти и приятные стороны. Девчонка прекрасно знала, чем любят забавляться с её сверстницами и более великовозрастными девками мужчины. Но её как-то обходили стороной — похотливые взгляды подвыпивших домушников и карманных дел мастеров сами собой соскальзывали с неё, словно вода с пестрокрылой утки. Да и природа пока не спешила наделять Линн женской статью — она так и оставалась больше похожей на ловкого и проворного подростка.

Кто такие были эти Древние — толком не знал никто. Их упоминанием пользовались как ругательством; да ещё от старого Зугги, что делал воровскую оснастку, а после нескольких хороших глотков становился не в меру словоохотливым, она слыхала, что кое-где в глухих местах встречаются остатки сооружений этого таинственным образом исчезнувшего, неведомого племени. Сам Зугги, кстати, был из дальнего города в предгорьях — Игфаррена. Но ему там стало немного жарковато, так что промышляющий изготовлением нестандартного инструмента бывший кузнец благоразумно перебрался сюда. И теперь иногда забавлял слушателей, в том числе и Линн, своими россказнями.

Другая же причина, за которую её в гильдии ценили и ненавидели, была невероятная, прямо-таки сверхъестественная удачливость Линн. Было ли тому причиной острое обоняние или же чутьё на опасность, способность неплохо видеть в непроницаемой для других глаз темноте (о последнем Линн благоразумно помалкивала, хотя Упырь — как за глаза называли первого мастера и хозяина гильдии Салдана — наверняка догадывался), но ушки и ноздри девчонки ещё не знали ужаса встречи с клещами палача. А ведь почти все обитатели ночного притона хоть раз, да попадались...

В общем, сколько Линн себя помнила — она выросла в Сарнолле. Если кто и мог бы пролить свет на её появление или младенчество, так это и был нынешний повелитель всего городского отребья, нервный и злой тип по прозвищу Салдан, а за глаза Упырь. Но он имел весьма похвальную и благоразумную привычку помалкивать — а сама Линн с расспросами не приставала, да и вообще старалась держаться хоть и со всеми рядом, но в тени.

Так вот — именно Сопля, сейчас раздосадованно облизывающий ссадину на ладони, сменил обучавшую девчонку нелёгкому ремеслу Баррану только осенью прошлого года. Баррана несколько, как бы это помягче выразиться, отяжелела. Короче говоря, стала не такой ловкой и проворной с годами, как прежде, а посему перешла на роль, так сказать, наставницы молодёжи. И теперь новый напарник не столько помогал — а без него Линн, прекрасно усвоившая нелёгкие уроки стервы Барраны, справилась с успехом бы и сама — сколько присматривал за строптивой и своенравной девчонкой.

Разумеется, удирать из города или учудить ещё какую-нибудь подобную неожиданность чернявая полукровка не собиралась — попросту некуда было. Но она, повинуясь ещё какому-то не до конца оформившемуся инстинкту, не спешила посвящать Упыря в такие тонкости, а предпочитала держать его в лёгком напряжении...

Мало-помалу, петляя меж ветхих построек и непонятно зачем сделанных гигантских каменных то ли пальцев, то ли ещё чего (кто поймёт образ мысли магиков?), но эта парочка миновала Мост. Идти дальше поверху означало попросту нарваться на неприятности. А посему, не мудрствуя лукаво, Сопля зацепил за край перил крюк, сбросил вниз разматывающуюся верёвку, и они спустились туда. Прямо к тому месту, где на мелководье лениво плескались шаловливые волны Изели, а туман пах сыростью, гнилью и тиной.

Само собой, место под мостом и с этой стороны было давно и напрочь занято, и даже обжито. Из темноты приблизились несколько фигур, прячущих за спинами нечто острое и насквозь незаконное. Но Сопля шепнул тем несколько слов — то ли пароль, то ли ещё чего — и те так же непринуждённо, словно вышли прогуляться здесь да подышать сырым ночным воздухом у реки, растворились в ночи. Линн особо не прислушивалась — она была занята. Но умница Синди не подкачала — сверху на девчонку полилась падающая вниз верёвка, а рядом о прибрежную гальку тихо звякнул освобождённый дрордой крюк.

Смотав снасть, Линн вручила моток угрюмо посапывающему напарнику и следом за ним вскарабкалась по прибрежной насыпи.

Это уже была "чистая" половина — господская часть города. Дома и особняки знати, купцов и богатеев. Банки и гостиницы, театр и даже неслыханное дело — музей древностей. Правда, в последнем почти не было ничего интересного: что не выгребли соратники пробирающейся в ночи парочки, то втихомолку прибрали к рукам кто побессовестней из толстосумов.

Под широким портиком у входа в изукрашенный резными каменными завитушками и статуями дом, где некогда злодейски зарезали какого-то то ли графа, то ли маркиза, и где ныне обретался купец со своими домочадцами и многочисленной челядью, была темнота — то, что надо. Сопля чуть передохнул и отдышался, пока зоркая Линн настороженно вглядывалась в оба конца переулка. Но здесь, в богатой части Сарнолла, народу было куда как меньше — а те редкие, кто попадался в эту пору, считали ниже своего достоинства глядеть по сторонам.

— Пошли, — буркнула зловредная девчонка, дёргая напарника за рукав — уж она-то даже дыхание не сбила, зараза этакая!

Вот, наконец, и нужный дом. Разумеется, широкую, с гостеприимно распахнутыми створками арку ворот обогнули десятой дорогой. А вот к угловой башенке, вздымающейся в ночное небо на добрую полусотню эрдов (1 эрд примерно полметра — прим.авт.), вот туда-то и лежал путь юных злоумышленников. Стена здесь была из цельного камня — без единой щелочки и даже окна, и вовсе не охранялась.

— Бззлик! — что-то подобное прошипела Линн, вручая своей воспитаннице крюк с привязанной верёвкой.

Кому-то могло бы показаться, что такая ноша непосильна для диковинной птахи. Но недаром говорят, что в полёте дракона (пусть даже такого недомерка) больше магии, чем силы. И Синди непринуждённо взмыла ввысь, утаскивая за собой вес, в несколько раз больший её собственного. Через несколько сетангов (сетанг — одна сотая анга, около секунды — прим.авт.) дрорда вернулась и уселась на плечо хозяйки. Радостная от того, что так легко и быстро выполнила поручение хозяйки, она довольно встрепенулась и что-то квирркнула в коротко стриженые волосы и ушко.

— Ну-ка... — проворчала Линн, с силой дёргая за уходящую к зубцам башни верёвку.

Однако дрорда зацепила крюк на совесть, и опасаться слететь вниз и упасть с высоты, пусть даже на лужайку, никому не грозило.

— И ещё разок, милашка, — девчонка нежно почесала дрорду где-то в том месте, где по идее затылок должен бы переходить в шею.

В свете звёзд и дальнего, на перекрёстке, фонаря было видно, как Синди томно смежила веки и потянулась всем тельцем за лаской. Но суровая хозяйка снова скомандовала:

— Блзис! — и указала рукой вверх — туда, где наверху башни в кокетливом стеклянном куполе горел фонарь, оповещая всех, что хозяин дома, к тому же у него всё в порядке.

Дрорда вздохнула совсем по-человечески, и можно было поклясться, что во взгляде её промелькнула укоризна.

— И не лентяйничай — если справишься, поймаю для тебя большую вкусную лягушку! — негромко ответила Линн, улыбнувшись ей.

При упоминании о лакомстве, которое дрорда обожала до дрожи в лапках, она разом навострила свои крохотные, кожистые и остренькие ушки — и немедля взмыла в ночное небо.

Сопля смотрел на всё это, разинув рот и в таком изумлении, что даже забыл шмыгнуть носом. Однако, опомнившись, тут же исправил свою оплошность и задрал голову вверх. Чуть погодя там, в свете фонаря, мелькнула неясная тень. А следом, почти сразу же, тот погас.

— Умница моя. — так поприветствовала Линн дрорду, неслышно слетевшую из ночного неба и деловито севшую на её плечо.

И такая неподдельная нежность была в её голосе, что Сопля внутренне возликовал — вот оно, твоё слабое место, гордячка! Стоит только пригрозить тебе свернуть зверушке её цыплячью шейку, и... Что "и", ещё не знал и он сам — но это можно обдумать и на досуге, после дела.

Однако парень забыл — или не знал — что Линн неплохо видит в темноте. И уж совсем ему было невдомёк, что юная полукровка прекрасно прочла его мысли во взгляде...

— Хотел бы я знать, как оно это сделало, — Сопля, задыхаясь от усталости после подъёма наверх, покосился на неповреждённый купол и столь же целёхонький фонарь под ним.

Как бы то ни было — но огонь, надёжно защищённый от всего за двойной преградой из стёкол, оказался погашенным.

— Я тоже так и не поняла. Да и зачем мне это? — более практичная Линн уже втянула наверх верёвку и, зацепив крюк снова, опять скинула её вниз — но уже во внутренний двор.

Дом, который эта парочка собралась немного обчистить, представлял собой нечто вроде большой буквы П. С открытой стороны была пристроена арка с массивными, закрывающимися воротами и надёжной охраной. Но сейчас это не имело никакого значения — нужное им окно было под ногами.

Перебирая по узлам верёвки ладонями, Линн легко, словно паучок, сбежала по стене вниз. Последний раз прислушалась, осторожно заглянула в стрельчатое, неширокое полутёмное окно — и скользнула вовнутрь. Следом, чуть слышно возясь и пыхтя, куда менее проворно вполз Сопля. Он едва не застрял в узковатом для него проёме, но всё же, выдохнув, рывком продрался сюда.

Окно оказалось наверху лестницы, и под ногами была выложенная большими шестиугольными плитками площадка верхнего этажа башни. Отсюда два коридора вели в верхние покои здания, да зачем-то стояло мягкое большое кресло между двух чахоточных пальм. Откуда-то снизу проникал свет, слышны были голоса, но тут всё было тихо.

Линн показала рукой на два таких же окна в противоположной, выходящей наружу стене башни. В отличие от того, через которое они проникли, то были самые настоящие бойницы — узкие и высокие. Сопля кивнул — дескать, вижу, а затем всем взглядом и фигурой изобразил вопрос.

Девчонка отрицательно затрясла головой. Затем протянула ладонь к напарнику в выжидательном жесте.

Сопля подумал, пожал плечами и стал рыться в своих лохмотьях. Ничего не знающему со стороны могло бы показаться, что мальчишка чешется или гоняет вошь, но через пару сетангов тот достал крохотный пузырёк и не без колебаний положил на ладошку Линн.

Ведьминская настойка — жутко дорогой и опасный эликсир. Выпивший его изрядно рисковал здоровьем — если не телесным, то душевным точно. Однако на десяток-другой ангов лихой экспериментатор обретал просто нечеловеческую чувствительность ко всякого рода мелочам и странностям, в том числе и к проявлениям магии. Надо ли и упоминать, что зелье это ценилось на вес золота и в свободной продаже его попросту не существовало. Однако Упырь, следует отдать ему должное, на такое дело не поскупился и расстарался...

Ощущение после глотка содержимого было просто непередаваемо мерзким. Линн судорожно передёрнулась и едва не выдала настойку обратно — вместе с остатками ужина. Потом в шею и щёки ударила жаркая волна, затем лицо тоже заполыхало не видимым в темноте румянцем, а перед глазами всё сначала поплыло. Размазалось на несколько сетангов, чтобы после этого вновь вернуться и стать пронзительно отчётливым.

Линн видела. Видела и ощущала истину, недоступную прочим смертным в обычном состоянии. Видела, как пляшут в незримом магическом поле пылинки, заметила и отпечаток чьей-то сальной ладони на полированном подлокотнике кресла, и крошку от хлеба, застрявшую в лохмотьях Сопли...

— Только по белым плиткам, — медленно, чуть нараспев шепнула она.

Ибо по опыту прошлых раз — а домушница она была весьма опытная, несмотря на свой юный возраст — Линн знала, что очень сильно ускоряется и восприятие. В таком состоянии она могла бы соперничать не только с орлицей в зоркости, но и с котом-мышеловом в быстроте реакции.

Осторожно отцепилась от окна, поставила ногу на белый шестиугольник. Присмотрелась ещё. Удовлетворённо кивнув, бодро пошла — но не в коридор, а к лестнице. Наклонилась, высмотрела что-то, видимое только ей. Сокрушённо качнув головой, одним грациозным, любого повергающим в чёрную зависть прыжком вскочила на перила — и обошла по ним с небрежностью бывалого моряка.

Сопля следовал за ней старательно, хотя и с куда меньшей сноровкой. Он едва не сверзся с перил вниз, прямо в лестничный проём — но затрепетавшая на плече девчонки Синди вовремя предупредила ту об оплошности напарника. Линн подала руку, помогла незадачливому подельнику удержать равновесие и прочно утвердиться в положении циркового канатоходца. А затем, сделав последний шаг, спрыгнула — прямо в уходящий в закатное крыло здания коридор.

Сетанг-другой постояла, присматриваясь. На губах её заиграла лёгкая мимолётная улыбка — сам глава гильдии Салдан пришёл бы в ужас и немедленно удрал бы, завидев её. Но девчонка стояла к Сопле спиной, и тот ничего не заметил. Спрыгнул рядом с ней, пошёл следом, старательно ступая по таким же белым плиткам — но уже квадратным. К двери в нужную комнату они добрались без помех. Тут Линн, пренебрежительно фыркнув, парой лёгких движений открыла замок-одно-название и преспокойно отворила створку.

На самом деле, над запором этим пришлось бы попотеть самым отпетым и опытным негодяям воровской гильдии, но под воздействием эликсира Линн открыла его куда легче и быстрее, чем орех. Нужная отмычка словно сама собой скользнула в ладонь из рукава, пальчики сами нашли и нажали нужные пружинки — и вот пожалте!

Напарник, тихо и недоверчиво сопя, ещё только озирался в богато убранной тёмной комнате с обилием мебели и драпировок, а девчонка уже обнаружила искомое — за отодвинутой картиной обнаружился вмурованный в камень сейф. Массивный, с толстенной дверцей, двумя замочными скважинами и наборным замком.

Завидев подобный изыск пытливой мысли, Сопля испуганно вжал голову в плечи — такие, по слухам, были только в банке да в домах богатейших вельмож. Однако первый замок почти сразу сдался искусным и нежным девичьим пальчикам, издав тихое кррак!

— Набирай — три-девять-красное, — еле слышно пропела впавшая в транс Линн.

Искомая комбинация словно огнём горела на наборном диске перед её взором. Недоумевая — как может этот неповоротливый увалень не заметить такое, она провернула один раз отмычку, блеснувшую в неверном свете из окна.

— Два-четыре-золотое... — провернула ещё раз.

Посмотрела на сейф, ласково погладила его. Затем залезла в скважину ещё одной стальной штуковиной — на этот раз тонкой и длинной.

— Семь-пять-белое, — и едва Сопля вспотевшими и чуть дрожащими пальцами выполнил её команду, как она резким движением крутанула свои железки.

Сейф негромко вздохнул, как бы признавая своё поражение. Линн осторожно потянула за ручку, и массивная дверца неожиданно мягко и бесшумно отъехала на хорошо смазанных внутренних петлях. Сопля заглянул внутрь — и его во второй раз едва не хватила падучая. Там было столько...

— Мешок! — разъярённой кошкой прошипела на него Линн, деловито протягивая руки к добыче.

Толстая пачка векселей, тяжеленные суконные мешочки с монетами — и уж явно не серебряными, меньшего размера замшевые — в таких хранились только алмазы. А под конец — мерцающий драгоценными камнями и переливающийся всеми цветами даже в полутьме дублет белого золота. Лёгкий ажурный обруч на лоб и шейная подвеска. Как они там называются у ювелиров, никто из двоих юных налётчиков понятия не имел — такая добыча просто никогда не попадала к ним. Да и ни к кому из гильдейских тоже — на их недолгой памяти.

Едва содержимое сейфа перекочевало в лёгкий, но прочный заплечный мешок Сопли, как неугомонная Линн потребовала закрыть сейф — в обратной последовательности. Шатающийся, истекающий от страха и волнения потом, напарник едва нашёл в себе силы добраться вслед за ней до окна, залезть на крышу башни и потом спуститься вниз — на долгожданную улицу.

Лёгким и неслышным бегом, свойственным лазутчикам и ворам, двое оставили позади богатый район. Вот уже впереди замаячила каменная громада Моста — но они и не подумали направиться туда. Вот ещё — сразу после работы тащиться в гильдию. Словно больше им дела нет, кроме как проложить горячий следок, чтобы по нему спустя некоторое время нагрянули ищейки!

Вместо этого Линн стала забирать левее — туда, где к реке спускался парк. Любимое место отдыха зажиточных горожан, коих дела или болячки оставляли на лето в городе. Но сейчас он был пустым, печальным и тёмным.

Выйдя к павильону, где заезжие труппы бродячих актёров обычно давали свои немудрёные представления, девчонка огляделась.

— Зугги, выходи! Вроде бы чисто сработали! — шепнула она в сторону тени под одним из деревьев, едва заметно колышущейся в такт дыханию.

Старина Зугги не заставил себя долго ждать. Он вперевалочку шагнул ближе. Так положено было, чтобы вернувшихся с дела встречал кто-то из умеющих всякие хитрые дела. Мало ли — вскрыть ящичек или шкатулку, которые невозможно было продать, и добыть изнутри вожделенное золото. Или распилить поводок, ежели кто выскользнул из цепких лап стражников.

Однако сегодня работы старому мастеру не нашлось. И всё же он, удивлённо качая головой, переложил добычу в особые, заранее принесённые с собой мешочки. А родную, так сказать, упаковку завернул в тряпицу вместе с увесистым булыжником и размашисто закинул подальше в реку.

— Вы что, купеческий банк подломили? — нехотя выдавил он, недоверчиво вертя в пальцах добытый дублет.

Затем спохватился, вытащил из кармана заткнутую бутылку воды и напоил Линн, которую после того, как действие ведьминского эликсира прошло, стало просто-таки колотить крупной дрожью. На лице её тотчас выступил пот, глаза почти закатились от нахлынувшей слабости, и путь к приметному дереву у воды, где Зугги оставил свою лодчонку, она скорее прошла не сама, а почти проехала на плече пожилого инструментальщика.

— Зажди, разговор есть, — негромко выдохнула она, когда Зугги энергичными гребками уже вывел плоскодонку на середину реки.

Сидящий на носу парнишка хотел уж было привычно отвесить этой соплюшке полновесную зуботычину, чтоб не разевала пасть, но старик, оставив вёсла, остановил его руку.

— Не гоношись, Сопля — Линн если базарит, то всегда по делу, — Зугги огляделся, несколькими гребками подогнал лодку к каменной опоре Моста и спрятал её в тень — и от луны, и от течения.

Некоторое время Линн только слабо шевелилась, открывая и закрывая рот. И лишь когда проклятущая реальность вокруг перестала покачиваться, то и дело норовя накрыться белесой мутью забытья, она прошептала.

— Упырь продаёт нас...

Напарник её всплеснул руками, изобразил известный жест пальцем у виска.

— Нишкни, Сопля, пусть говорит дале, — Зугги насупился, но воспринял слова девчонки довольно спокойно.

А та, широко раскрыв чёрные глаза с бездонными зрачками, ещё не отошедшими от действия зелья, стала продолжать.

— Седьмицу тому Мелкот и Рузан погорели — по-крупному. Три дня тому Надь еле вырвался, а Гуся вовсе порубили злыдни...

— Ну и что? Совпадение! — Сопля было взвился, но широкая ладонь Зугги, словно каменная, придавила его плечо.

— Сегодня вечером Ганку на рынке схватили — с чужим кошелем за пазухой, — горько, словно не своим голосом, уронил кузнец. — О том слух среди наших ещё не прошёл, но я ненароком разговор двух вертухаев прослышал.

Сопля схватился за голову и вполголоса выругался. Ежели берут с уликой — то это уже не просто вырывание ноздрей или мочек ушей. Это уже тянет на отрубание руки, а то и головы.

— Но и это не всё. — продолжила Линн, жадно отняв у старика бутылку и вновь хлебнув воды.

По телу вновь растеклась противная слабость, делая всё расплывшимся, словно кисель. Но пить было необходимо — сразу выступающий пот вымывал из организма остатки отравы.

Сплюнув от омерзительного привкуса за борт, девчонка продолжила:

— В доме богатой купчихи Шалики нас ждала засада. Меня словно дёргало что-то с утра — вот я и намылилась сбегать, да последить малость с крыши храмовой пристройки за углом. Трое сыскарей да десяток особых.

Ежели кто из обывателей не знает, то особыми в народе кличут отдельный отряд стражников, выделяемый в помощь при дознании особо важных дел. Они вовсе не такие бездельники и неумехи, как рядовые служаки — вовсе нет. Отменно натасканные, рьяные да резвые. Одним словом, погибель.

Обмерев от неожиданности, Сопля неуверенно выдохнул.

— Как это ждали? Дык ведь никого не было, в доме-то? Чисто сработали мы...

Линн снисходительно посмотрела на него, со вздохом покачала головой.

— Как дураком был ты, так дураком и помрёшь. Не сообразил ещё? Постройка только похожа — один мастер их обе строил. А на самом деле мы обнесли хату хозяина купеческой гильдии, почтенного Соломона. Вот почему так много взяли.

Тут уже Зугги от изумления едва не выпустил рукой шершавый камень опоры, за который придерживал лодку.

— Да что ж ты такое говоришь? Пропажу из этого дома рыть будут до тех пор, пока не сыщут — хоть год, хоть пять.

Что правда, то правда. Искать станут, себя не помня от усердия — а уж глава купеческой гильдии славного города Сарнолла всегда найдёт, чем воодушевить и подстегнуть служебное рвение стражи. Недаром на совете в ратуше он завсегда сидит на почётном кресле. Но нашлась и на почтенного купца проруха...

— Вот я к тому и веду, — продолжала вспотевшая и мокрая как мышь чертовка, возбуждённо блестя глазами. — Сегодня Упырь нас с Соплёй подставил, а уж после дознания в пытошной и ты там, кузнец, оказался бы.

Впервые в жизни, доселе катившейся как по наезженной колее, Сопле пришлось призадуматься. Разом он вспомнил мелкие несуразицы в поведении Упыря, когда тот наставлял его перед отправкой на дело. Припомнил и шепотки по углам, уберегаемые от хозяина и всё же не прекращающиеся. И тут страх холодной волной запоздало толкнул его поддых.

— Что скажешь, Зугги? Ведь не хватит всей городской казны подкупить нашего Салдана...

Кузнец молчал, в задумчивости уронив на грудь начавшую уже седеть голову. Кто знает, где бродили его вовсе уж невесёлые мысли, но наконец он поднял смутно белеющее в полумраке лицо.

— Есть вещи, коими можно подцепить на крючок посильнее, нежели золотом. Очень похоже на то, Сопля. Я никому не сказывал досель... когда из Игфаррена рванул, там как раз такие же непонятки начались. Я не стал дожидаться, чем там кончится — потому-то и жив досель. Да ноздри и ухи целы.

Линн затаила дыхание, пока старина Зугги примет решение и озвучит его. Хотя — лично она для себя все уже давно решила. Ещё тогда, зимой. И вот — желание перерастает в насущную и весьма острую необходимость...

Старый кузнец вздохнул. А затем посмотрел на девчонку.

— Линн, не отпирайся, ты ведь давно готовилась удрать. Не знаю, как Сопля — а я с тобой.

Парнишка, не дождавшись, пока та ответит, привычно шмыгнул носом и зыркнул исподлобья.

— А чо я, хуже всех, что ли? Мне тоже к палачу неохота...

Линн улыбнулась, благо в тени Моста этого никто не мог заметить. Какие же предсказуемые эти мужчины! Стоит только чуть напеть, да подтолкнуть в нужный момент — и нате, пожалте вам! Вслух же она хрипло от волнения и под воздействием до конца не вышедшего из тела зелья распорядилась:

— Зугги, давай к пристани, где большие лодки.

Кузнец пару сетангов раздумывал, потом согласно кивнул головой. Уже разворачивая плоскодонку уверенными, сильными, но неслышными гребками, он одобрительно проворчал:

— И то дело — на большой лодке можно выйти в устье. А там вдоль берега, а то и на Острова податься. Даже если погоню снарядят — надо ещё найти нас, а не токмо догнать. Лишь бы у нас сил грести хватило...

Однако на лодочной пристани, мимоходом сковырнув замок с цепи, удерживающей вместительную крутобортую шлюпку, девчонка зачем-то потребовала, чтобы Сопля загрузил в неё десяток-другой булыжников с насыпи. На вполне резонный вопрос, какого рожна он станет это делать, Линн столь же резонно ответила, что думает и решает тут она — как более хитрая.

— А ты давай, да не грохочи каменюками-то.

Пожав плечами, тот молча принёс и уложил на дно шлюпки требуемое. Но напарница отрицательно покачала головой, когда Зугги вознамерился перегрузить скромные пожитки и перебраться туда же сам.

— Давай на середину реки, старый...

И, едва оба берега почти чёрной в ночи Изели стали одинаково далеки, она сделала знак Зугги — хватит.

— Послушайте — завтра, когда обнаружат наше исчезновение, а потом и пропажу большой лодки — где нас станут искать?

— Ясно дело, в устье. Против течения на такой не выгребешь, тем более втроём. — Сопля хмуро уставился на девчонку, ожидая очередного подвоха.

Та усмехнулась, поглаживая задремавшую на плече дрорду.

— Вот и пусть ищут. Зугги, продырявь ту лодку, чтобы потопла здесь, на глубине. А мы вверх поплывём — вдоль бережка, где течение послабее. До утра далеко окажемся, а там уж ножками, ножками. И пусть нас возле устья ищут хоть до посинения.

Зугги прямо-таки изумился.

— Молодца девка — хитро придумала! Чего сидишь, Сопля — помогай давай!

Сказано — сделано. Не без сожаления проводив взглядом тихо и бесславно потопшую вместительную шлюпку, троица отправилась совсем в другую сторону. Правда, пришлось высадиться у канатного сарая, где в кустах Линн припрятала предусмотрительно украденную у старой булочницы Аниты всю её дневную выпечку. Толстуха оставила её остывать, в то время как сама весьма неосмотрительно отвлеклась поболтать с соседкой...

В том месте, где река втекает в пределы городской черты Сарнолла, ещё старыми мастерами на обоих берегах были устроены две большие и крепкие каменные башни. Они равно хорошо были защищены как от атак с воды, так и от возможных поползновений со стороны суши. Но главное их назначение было не в этом. И даже не в том, что с них начинались две половинки городской стены, широкими дугами опоясывающие город и весьма надёжно закрывающие его от неприятеля.

Главное назначение башен заключалось в том, что между ними протянута была толстая, якорной выделки цепь. И если нужно было запереть реку от кораблей, то эту цепь, обычно свободно провисающую почти до дна, немного выбирали, натягивали — и перекрывали реку сверху. На ночь обычно тоже запирали — мало ли что.

Зугги немало поволновался по этому поводу, прежде чем сообразил, что на середине прогиб цепи вполне достаточный, чтобы на их плоскодонке проплыть, и вовсе не заметив преграды. Грести по самой стремнине против течения — занятьице ещё из тех, но отнюдь не тщедушный кузнец справился с ним. А уж потом, повернув к берегу, повёл лодку вдоль него, и почти без усилий.

Линн бесцеремонно растолкала Соплю. Тот самым беззастенчивым образом дрых на лавке, скрутившись в клубочек и накрывшись позаимствованным с большой шлюпки парусом.

— Смени Зугги, бездельник — вишь, старик совсем умаялся.

Тот пытался было отпихнуться, но против его недосмотренных снов оказались сразу двое, и парнишка нехотя подчинился. Плеснув в лицо холодной воды, он сел за вёсла и кое-как продолжил грести.

Сама Линн сидела на руле. Грести на лодке приходится спиной вперёд. А каждый раз поворачиваться и таращиться в темень — туда ли плывём — это развлечение весьма и весьма сомнительное. Но полукровке с её острым зрением света звёзд и луны было более чем достаточно — так что Сарнолл удалялся со вполне похвальной поспешностью.

Несколько раз приходилось сворачивать и прятаться в кустах — чуткая Синди во сне начинала волноваться и вздрагивать на плече. Верный признак, что сверху плывёт баржа запоздавшего купца или барка с ватагой ночных гуляк. И Линн подумала, что было бы чёрной неблагодарностью откупаться от дрорды одной лишь лягушкой...

Зугги съел пару лепёшек, запил водой прямо из-за борта. И, почесав в затылке, лёг на лавке сам.

— Я умаялся малехо, подремаю чуток. Ежели чего — будите...

Словам кузнеца никто и не подумал возразить — стены и башни Сарнолла уже давно исчезли где-то в ночи, так что старина поработал на славу.

Линн не задумываясь правила лодкой — оказалось, что это вовсе нетрудно — а сама бездумно смотрела на дрожащую в воде луну. На серебристые, разбегающиеся по поверхности осколочки ночного светила, и отчего-то на сердце ей было спокойно, как никогда. Словно выдернули из души какую-то занозу — и девчонка отметила сама для себя, что не вернётся в Сарнолл ни за какие денежки.

А собственно говоря, зачем? Что её там ждёт — или кто? Рано или поздно либо попалась бы, либо Упырь, что смотрел всё более косо день ото дня, придумал бы какую пакость, чтобы сжить со свету.

Она еле заметно усмехнулась, припомнив, как сегодня сдался наконец последний замок на тщательнейше оберегаемом сундуке главаря гильдии, пока он совсем рядом, в соседней каморке, тешился с Тайши. И тяжесть нескольких самых ценных мешочков, перекочевавших на надетый под лохмотья пояс с потайными кармашками. И зеленоватый яд, что Линн, заперев обратно сундук, осторожно нанесла лучинкой на еле заметно потёртые места, где Салдан наверняка хотя бы раз прикоснётся рукой — а соку цветков аконита того достаточно...

Предутренний туман скрыл реку так надёжно, и такой ватной тишиной глушил все звуки, что Линн чуть забеспокоилась. Даже она едва ли видела дальше десятка шагов. Но слева и чуть впереди уже заметно светлело, а чарующе подмигивающие звёзды потускнели, словно устав глядеть на троицу беглецов. И когда вокруг уже начало светать, девчонка развернула лодку на очень кстати показавшуюся впереди песчаную отмель.

— Хватит, Сопля — пора определяться.

Тот, мокрый и распаренный, встряхнулся всем телом, отчего со слипшихся сосульками волос полетели брызги, втащил в лодку вёсла, уложил их вдоль бортов и потеребил спящего Зугги. Тот проснулся разом, словно и не спал — так, что Линн даже восхитилась.

— Что?

— Светает, старик, — Сопля умылся, тяжело и запалённо дыша.

Подумав чуть, достал из котомки лепёшку и принялся жевать. В это время лодка мягко ткнулась в берег и наконец-то замерла.

— Где мы, Зугги? — в голосе Линн слышалась неприкрытая озабоченность.

Тот тоже плеснул себе в лицо холодной воды, потянулся. Встал во весь рост, осмотрелся.

— А неплохо — до города отсюда часа три пёхом топать. Далеко ушли. И что теперь?

Линн подумала чуть, и высказалась в том духе, что по свету на реке делать нечего. А вот в лесок какой забиться, да поглуше и от деревень подальше, это было бы самое лучшее. От холода и неподвижности её малость пробирал озноб — отсыревшие лохмотья почти не грели.

Зугги почесал лохматую голову и согласился. Осмотрелся вновь и сел за вёсла. Сильными и частыми гребками он в пару ангов (анг — напомню, сто сетангов, сто секунд) пересёк реку, на ходу объяснив, что на этом берегу деревня совсем рядом — а вот на том как раз лес хороший и есть.

И действительно — заросли оказались такие, что никогда не высовывавшим из города нос подросткам показались чуть ли не сказочными джунглями. Однако дрорда признаков беспокойства не подавала, и Линн зачем-то шёпотом сообщила остальным, что вблизи никого нет. Кивнув, Зугги выбрал место, где упавший ствол был наполовину в воде, наполовину на суше, и подогнал плоскодонку туда.

Девчонка, нагрузившись котомками и тяжеленным узлом с давешней добычей и инструментами кузнеца, вспорхнула по дереву с лёгкостью никогда не виданной ею белки. А вот мужчинам пришлось попыхтеть, чтобы вытащить и спрятать в прибрежных кустах лодку.

Запомнив место, они прошли немного вглубь леса, поднимаясь выше — там по крайней мере было не так сыро. Зугги прихватил с собой вёсла и парус, заметив, что так положено.

— Мало ли — от дождя укрыться, да под себя постелить.

Под толстой и величавой елью, при виде которой Сопля восхищённо разинул рот, оказалось сухо и весьма уютно. Зугги постелил парус, бросил рядом вёсла, а Линн со вздохом облегчения опустила туда же свою ношу.

То ли от свежего воздуха, то ли от незнакомых, но отчего-то приятных и кажущихся родными запахов голова немного кружилась. А может — и от бессонной ночи. Но прежде чем завалиться спать, следовало решить и сделать ещё немало чего.

Первым делом Линн упорхнула в густые заросли какой-то колючей ягоды и с облегчением присела — ибо терпеть ей пришлось долго. Подумав, присыпала место и даже утрамбовала ногой в грубом башмаке. Прислушалась.

Тишина утреннего леса пугала. В городе такого не бывает — всегда есть какой-то шум. Если не деловитый гам от работных людей, то крики и перебранка. Если не цоканье копыт и грохот грубо окованных железом колёс по брусчатке, то звон колокола с ратуши. А здесь... легчайшее, нежнейшее перешёптывание древесных крон о чём-то своём, вечном. Да неуверенное пиньканье какой-то пичуги невдалеке.

На плече завозилась Синди. Дрорда всю дорогу так и продрыхла — цепко ухватившись за ткань на плече всеми четырьмя лапками и завернувшись в крылья, как старая художница Амарга в свою шаль. И беззаботно спрятав удлинённую остренькую мордашку под правое — всегда правое крыло.

Синди открыла глаза — оранжево-золотистые, с вертикальным чёрным зрачком. Со вкусом и заразительно зевнула, обнажив остренькие зубки и на миг высверкнув тонким, раздвоенным на конце язычком. Затем осмотрелась, недовольно фыркнула, дёрнув ушком. И требовательно заклекотала прямо в ухо. Ах, ну да — большая, толстая и зелёная...

— Ищи лягушку, Синди! — шепнула ей Линн и направила стопы в ту сторону, куда спланировала немедля сорвавшаяся с плеча дрорда.

Когда маленькая негодница хотела, она летала совсем бесшумно. Под ногами уже начала чавкать прибрежная сырость, когда из быстро тающего тумана вынырнула Синди и порхающим на ветру листом закружила, указывая направление. Линн разулась, и стала прокрадываться дальше с максимально возможной осторожностью.

Однако здешние квакуши оказались совсем непугаными, и девчонка легко оглушила толстой, заранее прихваченной веткой такую замечательную толстушку, что засомневалась и сама — осилит ли Синди такую?

Однако дрорда, горящими восторгом глазёнками разглядывая вожделенную добычу, сразу цапнула её всеми четырьмя лапками — едва Линн вытащила оглушённую лягушку из реки. Трепыхая крылышками, радостно пискнула — и утащила на берег. Всё бы хорошо с этими малышами-дракошками — огня не боятся, сообразительны сверх меры. Но вот вода и водная стихия для них ещё более ненавистны, чем для кошек. А посему Линн, высмотрев, что поблизости больше не осталось достойных Синди экземпляров, развернулась и побрела по мелководью обратно, беззаботно раздвигая осоку.

— Где ты была? — укоризненно буркнул Зугги в её сторону, когда она, треща под ногами ветками так, что слышно было за пол-лиги, добралась к месту стоянки. (лига — ну, пусть будет километр)

Линн молчала, разглядывая бледного, прислонившегося к старой сосне Соплю. Лицо его с закрытыми глазами побелело, заострилось — и, несмотря на утреннюю прохладу, по лбу сбегали крупные капли пота. Он учащённо и как-то мелко дышал.

— Вишь, парнишку скрутило. Болесть подхватил, или съел не то... — старый кузнец озабоченно поковырялся в своей заплечной сумке, позвенел чем-то и извлёк клёпаную жестяную кружку.

— Воды принеси, штоль... сейчас взвару сделаю, — и он стал собирать хворост для костра, выбирая ветки посуше — чтоб не дымили.

Девчонка и тут промолчала. Взяла кружку и потопала обратно к реке, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Она сильно сомневалась, что Сопле поможет отвар из трав. Ведь не просто же так она ещё там, в купеческих покоях, "забыла" предупредить напарника в том выложенном плиткой коридоре, чтобы ступал за ней след в след. Вот и вляпался тот в некую магию. Что это было не охранное заклинание, подымающее трезвон на весь дом, она углядела сразу — нет, это было что-то весьма зловредное, неспешного действия. И у Линн в голове тут же молнией созрела идея.

Ну не было Сопли в её дальнейших планах...

Когда она вернулась — уже гораздо тише, ибо свои башмаки сыромятной кожи связала кожаной ленточкой и повесила на плечо — оказалось, что Зугги стоит на коленях перед кучкой хвороста и стучит железкой по кремню. Искр сыпалось вполне достаточно, но трут чуть отсырел и упрямо не хотел загораться. В конце концов, кузнец промахнулся, заехал себе по пальцу, и только плюнул от злости.

Линн внутренне усмехнулась. Погладила на плече осоловевшую после более чем сытного завтрака Синди, сняла её и поднесла к кучке хвороста.

— Лю! — сказала она и постучала свободной ладошкой по сложенным шалашиком веткам.

Старый Зугги с интересом и недоверием смотрел, скептически скорчив морщинистое лицо. Но едва девчонка успела отдёрнуть от растопки руку, как дрорда смешно дёрнула тонкой шейкой, раскрыла махонькую пасть, словно собиралась извергнуть обратно останки несчастной квакуши — и плюнула на дерево ослепительной вспышкой огня.

Почти сухие сосновые ветки занялись сразу, будто на них плеснули земляного масла. Линн даже сама подивилась, насколько точно Синди соразмерила свои способности.

— У-умница... лапочка моя... — проворковала она, водружая дрорду обратно на плечо и ласково почёсывая ей затылок и шею.

Та, млея от удовольствия, что-то тихо и нежно чвирркнула в самое ухо, повозилась, устраиваясь поудобнее. Поглазела на восхищённо захлопотавшего у огня кузнеца, моргая прозрачными веками — и, зевнув, вновь спрятала голову под крыло. Одна ты верная подруга — лучшая и единственная...

— ... полезная иногда зверушка эта дрорда. — Линн вернулась от своих мыслей сюда, услышав окончание фразы Зугги.

Она покопалась в котомке, вытащила пару лепёшек и нанизала их на прутики. Куда приятнее есть их подогретыми на огне, с лёгким запахом дымка, а посему она приступила к процессу осторожного поджаривания. Покосившись на безучастного ко всему Соплю, так и не открывающего глаза, она пожала плечами и достала третью.

Ибо дрорда, куда более чуткая, нежели люди, чуть беспокойно завозилась во сне на насиженном плече — она почувствовала, что кто-то приближается.

И действительно, совершенно незаметно у костерка возник человек. Только что его не было — но стоило только моргнуть, как на мягкой хвойной подстилке уже стоит крепкого сложения, гладко выбритый мужчина, скептически глядя на незадачливых путешественников.

Зугги коротко оглядел его чистую, добротно сделанную накидку серой шерсти, богато вышитый золотой ниткой пояс — и крохотный синий камушек вместо серьги в левом ухе, и плечи его обречённо поникли. Жрец. Вернее — морской колдун. Нашёл-таки, проклятый — не удалось обмануть погоню!

— Иду я вдоль реки, проверяю, нет ли каких безобразий — а тут такая интересная компания... Здрасьте! — нарочито ласково, даже с улыбкой, протянул незваный гость.

Но никого не обманул его вежливый и чуть насмешливый тон — пожалуй, только впавший в беспамятство Сопля ничего не понял. Земля эта — кто называет её Зееландия, кто Крумт — исстари славилась кроме всего прочего и тем, что здесь иногда рождались люди с даром повелевать невидимыми силами. И по какой-то прихоти судьбы, чаще всего со способностями к морской волшбе. Переменить ли погоду, найти ли путь кораблю в любом тумане, или наколдовать волшебный, не прекращающийся попутный ветер в паруса — на многое были горазды эти жрецы морских богов. В том числе и на впадающих в море реках.

Какие выражения мелькали в головёнке Линн — не стоит и перечислять, но огорчена она была, хоть плачь. А ведь так всё хорошо начиналось...

Давясь слезами, она выдернула воткнутые у костерка прутики, на которых уже подрумянились и исходили духмяным паром лепёшки. С сомнением посмотрев на едва уже дышащего напарника, она покачала головой. И протянула самую первую — гостю, чтоб его разорвало! Всё ж Сопля есть не будет, да и не сможет. А этот колдун...

— Небось, тоже с утра не емши, по реке-то бегаючи? — беззлобно проворчала она.

Тот не без интереса принюхался, лёгким кивком то ли поблагодарил, то ли ответил ей утвердительно. Взяв прутик, он прошептал над ним заклинание от ядов, и принялся маленькими кусочками отправлять в рот невыразимо аппетитно пахнущую на свежем воздухе пищу. Зугги поднёс было свою долю ко рту, но только вздохнул горестно, и опустил руки.

Линн тоже хотела было ухватить лепёшку, ибо есть хотелось прямо-таки нестерпимо, невзирая на бедственное положение. Аж набежал полный рот слюны в предвкушении. Но затем она взглянула на свои испачканные тиной и прибрежной мулякой ладони, поморщилась. Взяла полную кружку, чуть плеснула на руки, размазала грязь. Смыла ещё каплей воды, вытерла о себя. Осмотрела ладони — и только потом потянулась к своему прутику.

Тем временем колдун, явно нагулявший на свежем воздухе ещё тот аппетит, улыбнулся довольно, съев свою лепёшку. Облизал губы. Протянул руку, взял долю Линн, и принялся нахально уписывать и её.

— Вам оно уже не понадобится — всё равно до вечера не доживёте... — объяснил он с набитым ртом, усмехаясь. — Все вас в устье и вдоль берегов ищут — а я умный, догадался и вверх по течению пошёл. Вот утру нос мастерам!

Девчонка не без интереса разглядывала его мощную, не знающую голода фигуру. Стриженую голову и до синевы выбритое лицо. Вот же ж дали боги! Да с такой статью он и безо всякого колдовства десяток человек расшвыряет — здоровяк-то какой. Ручищи поболе в обхвате, чем у тощего Зугги ноги-то. И шея мало не как у быка, короткая и толстая. Аж голова, кажется, прямо на плечах сидит. И дурна-ая голова, ох, дурная...

Съев и третью лепёшку, отнятую у безучастно потерявшего ко всему съестному интерес кузнеца, колдун сыто потянулся, благодушно вздохнул. Затем погладил себя по животу, прислушался к чему-то, и на лицо его набежала легчайшая тень недоумения.

— Тикай! — бросила Линн в сторону Зугги, и отчаянным рывком, не обращая внимания на суматошно падающую с плеча дрорду, прыгнула за деревья.

Падая, перекувыркнулась на мягкой хвое, пребольно поставив синячище о некстати подвернувшуюся под спину шишку — и припустила наутёк. Однако, отбежав едва ли пару десятков шагов, она услыхала от костра звериный вой, в котором уже едва ли было что-то человеческое.

Вот и всё. Линн остановилась, победно усмехаясь. Послушала немного, наслаждаясь словно музыкой. Затем забрала чуть в сторону, крадучись перебегая за замершей в безветрии лесной порослью, и тихо вернулась назад.

Настороженная, словно взведенный арбалет, готовая в любой миг юркнуть обратно за ствол дерева и пуститься наутёк, она выглянула из-под еловой ветки на место стоянки.

Колдун лежал, дёргаясь и обгаживаясь в судорогах, прямо где стоял, и нога его уже затлела в разворошенном кострище. На миг в его глазах мелькнуло осмысленное выражение, с залитых кровью и зелёной пеной губ сорвался мерзкий хрип — а затем он снова скорчился и затрясся, руками разрывая свой живот и сгорающие в невыносимой муке внутренности.

Мало-помалу он затих, выблёвывая на пожелтевшую прошлогоднюю хвою кровь пополам с потрохами. Дёрнулись в агонии скрюченные ладони — да так, что раздавленная печень брызнула Линн прямо в лицо — и затих навсегда.

Девчонка чуть не подпрыгнула с перепуга, когда на плечо уселась неслышно подлетевшая Синди. Дрорда недовольно заявила что-то своей хозяйке, посмотрела на разгромленное место стоянки. Затем, явно успокоившись — а на покойников она не обращала внимания категорически — вознамерилась продолжить свой прерванный сон.

— Зугги, возвращайся. Подох колдун, — звонко крикнула Линн, безбоязненно выходя из-за укрытия и затаптывая затлевшую уже от раскиданных угольев хвойную подстилку.

Однако прошёл добрый десяток ангов, прежде чем из-за сосны выглянуло белое, перекошенное от страха лицо кузнеца. В это время девчонка устроила поудобнее полумёртвого Соплю и (прямо тебе образчик заботливости!) вытирала холодный пот, струящийся по его лицу. И если бы её в этот миг увидел распорядитель лицедеев и бродячих актёров, то не мешкая взял бы её на самые сложные роли — это если бы знал подоплёку странных... нет, более чем странных происшествий.

— Чего это с ним такое? — отчего-то шёпотом спросил Зугги, боязливо косясь на застывшее тело колдуна.

— Съел, наверное, что-то не то, вот и похарчился... — неопределённо ответила Линн, со вздохом оставив в покое парнишку.

Она посмотрела на кузнеца, засмеялась мелко и нервно — её только сейчас начало колотить от пережитого. Затем всплеснула руками, едва сдерживая так и рвущийся на волю смех, достала из рукава и продемонстрировала тому махонький пузырёк с белым, искрящимся в лучике солнца мельчайшим порошком.

— Растолчённый в пыль алмаз, — коротко пояснила она, кивком указав на нелепо вывернутое, окровавленное тело.

— Понятно, — Зугги судорожно сглотнул, кивая, но по глазам его было видно — ничегошеньки он то ли с перепугу, то ли по тёмности своей, не соображает.

Меж тем Линн, трясясь от схлынувшего и оставившего мерзкий холодок в подвздошье возбуждения, протянула ему кружку.

— Слей мне. Да не мимо — что это у тебя руки трясутся? — и принялась тщательно мыть свои ладони и запястья, натирая их вырванным стеблем мыльнянки.

— Дык, это... он же ж магию свою супротив отравы читал, — кузнец никак не мог понять.

С трудом вздохнув, удерживая так и рвущийся наружу то ли вой, то ли хохот, девчонка терпеливо объяснила:

— Так алмазная пыль и не яд. Хоть и мелко толчёная, а все потроха ему порезало. Пока вы рты разевали, я ему в лепёшку щепоть и сыпанула — в дырочку от прутика. А он, дурак, и слопал — а там на десяток таких бугаёв хватило бы.

Наконец, дважды вымыв и сполоснув ладони — а кружка у Зугги была знатная, мало не ведёрного размера — она вытерла их чистой тряпицей.

— Я своё дело сделала — а ты привяжи колдуну на шею каменюку какую, да спихни в реку-то.

Зугги откровенно почесал в затылке, всё ещё сомневаясь.

— Да как же оно? Никто ничего и не заметил — даже покойник, чтоб его демоны в аду миловали...

Линн уже села на край сложенного в несколько раз паруса, обняла колени, чтобы не так трясло, и кое-как выдохнула непослушными губами.

— Куда уж вам заметить... ты кузнец, он маг. А вор-то тут я!

Старик повздыхал, поворчал, всё ещё удивляясь — как оно так вышло. Затем, уважительно посмотрев на тихо рыдающую девчонку, сделал над собой отгоняющий зло знак — и принялся за работу.

Вытащил из мешка нож — не оружие, а инструмент — отрезал от края холстины длинную неширокую ленту и, осторожно прикасаясь к коченеющему телу, привязал её одним концом за шею. Затем ускользнул за деревья, побегал вдоль близкого берега реки, нашёл размытый обрывчик и приволок оттуда подходящий булыжник, словно специально обкатанный — с выемкой посередине. Прикрепил его к свободному концу ленты.

Хекнув от натуги, взвалил на плечо тяжеленное, в смерти словно ставшее ещё тяжелее неподвижное тело, и потащил к воде, шурша в зарослях и хрипло дыша.

Вернулся он нескоро — мокрый до пояса и с узлом в руках.

— Усё, утоп бедолага — да ловко так пошёл... Я одежонку его позаимствовал — неприметная она. А то, чего ж добру пропадать? Да в поясе его сначала пошарил, — и он вывалил на холст парусины тяжело звякнувший мешочек, ничем не приметный кинжал в обтянутых кожей ножнах и аккуратно свёрнутую накидку.

Подумав, махнул рукой на все эти треволнения. Сел рядом и принялся укорачивать добротную шерстяную одежду, подгоняя её под свой рост. Он ещё некоторое время привычно занимал натруженные руки работой, отвлекаясь от тяжких мыслей. Затем только поднял седеющую голову и посмотрел на бездумно глядящую во вновь разожжённый костёр девчонку.

— Мне вот ни разу не доводилось людей к Падшему отправлять. А ты легко как-то перенесла.

— А мне уже приходилось — и куда страшнее. Зимой, — мёртвым и невыразительным голосом неожиданно сама для себя ответила Линн.

Она чуть покачивалась из стороны в сторону по своей привычке, незряче уставясь прямо в огонь и подсунув к нему босые, озябшие, замурзанные пяточки. И спящая дрорда чуть колыхалась на её плече. Страшное напряжение схлынуло полностью — и в опустошённой душе её вертелась только одна мысль.

"Тупой ты, Зугги — хоть и неплохой дядька..."

Тот не мог слышать её. Только взглянул в эти огромные, безумные глаза, поперхнулся вопросом — и вернулся к своей работе.


* * *

Зима не спешила вступать в свои права. Словно капризная и ветреная красавица, она чуть прижимала морозцем, то вдруг сменяла гнев на оттепель. И оттого в окрестностях Сарнолла по-прежнему стояла слякотная, гнилая погода. Конечно, приморскому городу такое не в диковинку — но вовсе и не в радость. Хотя в этом году оно очень даже кстати...

Бургомистр Стайн раздражённо отвернулся от окна. Был он весьма худ и подвижен до такой степени, что тяжёлая золотая цепь с гербом славного города Сарнолла взвилась и снова упала на чёрный бархат кафтана. А в голове его продолжали вертеться всё те же размышления...

Да, очень кстати — ибо немалое войско графа Ледвика, ставшее лагерем под стенами, не может попасть в город. Вообще-то, это дурость несусветная — воевать зимой. Уж больно холодно, да и по сугробам мотаться заморишься. Но в действиях полубезумного графа был и свой резон — как только зимние морозы укрепят пока ещё не ставший на Изели лёд, воины его беспрепятственно войдут в город. Пусть и переполовиненные стужей и болезнями, но стены на этот раз не спасут.

А магики из Гильдии — да что им? "Мы не вмешиваемся во внутренние дела, лишь бы не было чрезмерных кровопролитий и разрушений", — мысленно передразнил он надутого Эккера, главу морских колдунов Крумта. Может, оно и правильно — только всё одно казне урон, да и свои сундуки придётся изрядно облегчить — на выкуп графу и его головорезам.

Бургомистр ещё долго расхаживал по комнате, не глядя ни в пылающий камин, ни в большие окна мелкого переплёта, за которыми снова разыгралась мутно-белая круговерть. Страшно было даже и помыслить — но он решился на крайнюю меру, когда уже стало ясно, что этот проклятый богами и людьми Ледвик не отступится и на обычную мзду-откуп не польстится. А выходить с войском за пределы стен — даже поредевшая армия графа просто растерзала бы городское ополчение и стражников.

В дверь постучали. Получив разрешение, в комнату вошёл запорошенный снегом слуга, согнулся в почтительном поклоне.

— Привёл? — облизнув разом пересохшие губы, спросил бургомистр, чувствуя, как замерло и ухнуло куда-то сердце.

— С малого крыльца, тайно — как и было велено, — ответствовал тот и, пригласив в комнату таинственного гостя, улетучился обратно за дверь.

Стайн с затаённым любопытством разглядывал пришедшего. Но затем вдруг поймал себя на ощущении, что отвернись он от гостя, и не сможет даже описать его. Неприметный, затёртый, абсолютно не запоминающийся облик — вот единственные слова, которые пришли на ум бургомистру, пока он успел осмотреть и оценить облик вошедшего. И рост средний, и одежда в меру мешковатая — чтобы скрыть от внимательного глаза особенности фигуры или походки. И блеклые, словно выцветшие глаза на невыразительном лице.

— Прошу, — чуть суше Стайн указал жестом к двум креслам у камина, между коих стоял небольшой низкий столик, и отнюдь не пустой.

Гость не стал жеманничать или отнекиваться. Хладнокровно уселся в кресло, налил себе подогретого, со специями вина. Он не спеша, с удовольствием отхлебнул, подвинув ближе к каминной решётке сапоги. Что такое выпить после здешней сырой зимней погоды капельку горячего спиртного — это знают только местные жители. Ибо ревматизм и простуды здесь были двумя главными бичами рода человеческого. Да и не только человеческого, ибо встретить на Крумте гнома или эльфа тоже можно было, и не только в посольстве.

Затем он предъявил Стайну его пригласительное письмо, и когда тот кивнул, бросил лист бумаги в огонь камина.

Тем временем бургомистр, отчаявшись подобрать слова для речи — а он привык всегда взвешивать выражения, говоря с кем бы то ни было — мысленно послал все условности и экивоки к Падшему. Ибо сама только мысль о том, что глава одной из Презренных гильдий окажется у него в малом кабинете и Стайну придётся излагать тому свою просьбу, могла привидеться только в кошмарном сне.

— Догадываетесь, зачем я решил встретиться с вами? — наконец решился он.

Плечи гостя неопределённо шевельнулись под бесформенным плащом, а голос оказался лишённым каких-либо эмоций и безжизненным:

— Мои догадки здесь ничего не значат. Я весь внимание и слушаю уважаемого бургомистра чрезвычайно заинтересованно. Уж коль скоро его доверенный слуга гарантировал приватность беседы и неприкасаемость лично мне.

Стайн мрачно покрутил массивный золотой перстень на пальце, как делал всегда, оказавшись в затруднительном положении. Но доселе он находил решение и не раз доказывал делом, что по праву носит тяжёлую золотую цепь бургомистра.

— Всё дело в армии графа Ледвика, — негромко сказал он, выказывая подспудно грызшую его мысль весьма коротко — ибо умному человеку того достаточно.

А уж то, что главой гильдии воров вот уже десяток лет может быть добрячок-пацифист или какой другой недоумок — это уж россказни почище, чем байки поддатых матросов в портовом кабачке, или бредни проповедников из братства Единого.

Собеседник опустил голову, задумавшись над тем, как много вложил хозяин дома в столь короткую фразу. Тут было всё — и смена существующего положения в городе, которое все ругали, но которое всех в общем-то устраивало. И скудость казны, ещё не пополнившейся после репараций той, последней войны, когда расположенная на материке Полночная Империя поставила на колени гордых граждан Крумта. И отказ графа удовлетвориться обычного размера выкупом. И что останется от Сарнолла, если из него выкачать столько золота на сторону.

— Все ли средства исчерпаны? — негромко спросил Салдан.

А это был именно он. И никто иной, хотя имя его и не называлось. Глава одной из двух самых могущественных среди Презренных гильдий в городе. Ну, затеянное дело Нищим и Попрошайкам не по зубам — тут нужны щуки куда более матёрые...

— Да, другого выхода я не вижу. — голос бургомистра испуганно упал до едва различимого.

А Салдан размышлял — причём вслух, как бы советуясь сам с собой.

— Допустим, если удастся. Граф не простолюдин, у него родственнички-друзья обязательно сыщутся, со словом "честь" в головах. И "месть" тоже. А если не удастся... городу каюк — на ноги он не встанет после такого. И где же искать пристанища бедному человечку, дабы спокойно прожить на свои скромные сбережения?

— Так надо найти того, кто и дело сделает, и кого не жалко бросить, словно кость стае псов на растерзание... — бургомистр чуть подался вперёд.

Всё верно он рассчитал — хоть городские жулики и ходят на дело без оружия, но удалось точно вызнать через верных людишек, что есть в воровской гильдии и совсем уж душегубские таланты да умения. А посему он и послал преданного слугу с письмом — и завуалированным приглашением на встречу.

Глава кошелёчных и карманных дел мастеров не спешил отвечать — уж больно это дельце смердело. Тут думать надо, ведь голова на шее одна. Да и та своя, не казённая. Посему он налил себе вина, забросил в рот щепоть орешков и уставился в огонь. Долго он молчал, глядя сквозь весёлую и бесцельную суету язычков пламени на полыхающих жаром углях. И наконец поинтересовался:

— А что я буду с того иметь? — вопрос как бы подразумевал — в принципе он не против, но торговаться будет отчаянно.

Однако и бургомистр был не прост, и в таких делах поднаторел как бы не сильнее гостя. А потому разом отмёл все попытки набить цену.

— Жизнь за жизнь. Ведь однажды это может быть и твоя...

Собеседник покивал головой, с невыразительным лицом выслушав ответ городского головы. Всё верно — жизнь золотом не измеришь, да и не всегда купишь... Всяко оно может повернуться, а иметь возможность вытащить кого из рук палача это дело нешуточное. И верно намекнул этот Стайн — однажды может быть выкуплена и его, Салдана, собственная шея. И он согласился.

— Ну что ж. Есть у меня на примете человечек — ловкий и о смерти ещё не задумывается. Когда?

Стайн с облегчением вздохнул, откинувшись обратно на спинку кресла и забавляясь игрой огненных бликов в резных гранях хрустального стакана. Повертев его в пальцах, аккуратно поставил на столик и поднял глаза на собеседника.

— Мороз может установиться в любое время, и тогда у нас останется не более суток, пока лёд на реке не окрепнет. Пока что погода благоприятна... но я менее всего советовал бы на это полагаться.

Тот еле заметно усмехнулся и кивнул. Всё понятно. Хоть магики и соблюдают нейтралитет, но видать, кто-то из них ворожит родному городу — да вестимо дело, не за пустые слова. Оно и понятно, если втихомолку да без шума, только для своих — на многое глаза закрывают.

А бургомистр продолжил негромко, словно говоря сам с собой.

— Ни в каких бумагах, естественно, ничего такого не будет. И официально на совете о таком даже не помышляли. Но я поговорил поодиночке, тайно, со всеми мало-мальски влиятельными членами городского совета, и моё мнение не только одобрили, но и поддержали...

Вот так и был сделан первый шаг маленькой девчонки к бездонному обрыву в Непознаваемое. Правда, тогда она ещё не знала об этом. И даже не задумывалась — верно, верно заметил Упырь. Кто же в пятнадцать думает о неизбежном — разве только неисправимые пессимисты?

А пока Линн лежала, закопавшись в груде мусора, которую устроила с подветренной стороны солдатня из лагеря графа Ледвика. Хоть и рыскали вокруг городских стен суровые и неулыбчивые патрули, хоть следили, чтобы никто не мог без ведома предводителя въехать, а тем более выехать и вызвать подмогу — а всё же обыскивать кучу отбросов и извергнутого содержимого солдатских задниц никто не додумался.

Запашок был ещё тот, вполне можно себе представить, но по крайней мере внутри было куда теплее, чем снаружи. А главное — между обгрызанным добела кабаньим черепом и порванным седлом прекрасно просматривался ряд палаток. И большое, алого шёлка жилище самого графа, поставленное посреди некоего подобия площади в центре лагеря.

— Твоё дело — сжить со света Ледвика. Как ты это сделаешь, меня не интересует. Иначе — ты знаешь, что тебя ожидает... — так напутствовал её Упырь перед тем, как Линн по верёвке спустилась с городской стены в мутную круговерть ночной вьюги.

Да, она знала. И это знание не раз и не два заставляло её содрогнуться — и помнить о своей ненависти. А пока что...

В прилаженном за пазухой мешочке, зажатый меж двух дощечек, до поры покоился нож из чёрного стекла. Стекло это добывали у подножия огнедышащих гор, на островах далёкого юга. И обладало оно тем свойством, что сколы его были острее всего, что и могла только измыслить пытливая мысль оружейников. Даже гномьей выделки сталь, заточенная до неимоверной остроты и легчайшим прикосновением убирающая поросль с дворянских щёк и подбородков, не могла сравниться с чёрным стеклом. Потому-то и пользовались этим дорогим, но ужасно хрупким материалом лекари — если им надо было зачем-то разрезать человеческую плоть, да иногда магики для своих жутко непонятных изысканий.

Вот и лежала Линн под прикрытием свалки, и уже чуть ли не наизусть высмотрела и смены караула, и когда графу приносят еду в палатку, и когда он сам выходит, весь важный и разодетый, дабы немного размять ноги. И манеры речи, и характерные слова... Собственно говоря, она уже знала — что и когда сделает, а остальное время только убеждала себя, что лучшего способа не придумать.

Заметив, что ранний зимний вечер уже набросил серое покрывало на хмурое небо, Линн закрыла глаза, вздохнула — и решилась.

Рэггл, старый и худой как свечка слуга графа Ледвика, так и не успел понять, отчего его сердце так закололо и ему вдруг стало нестерпимо холодно, и почему оно, а затем и всё тело вдруг отказались служить. Ведь он всего лишь вышел вечером, дабы опорожнить ночную вазу своего воспитанника, коего помнил ещё совсем юным отпрыском рода Ледвиков...

— Что так долго? — недовольно проворчал сержант у входа в роскошную, тускло светящуюся изнутри алую палатку, безуспешно пытаясь укрыться за щитом от наконец-то принёсшего мороз ветра.

Другой часовой был одет подобротнее, потому только бросил косой взгляд на тщедушную фигуру слуги и тут же отвернулся от дыхания стужи, сберегая с таким трудом запасённое под одеждой тепло.

— Дык, итить его... поскользнулся впотьмах, да прямо в кучу. Извалялся весь, — нехотя проворчал тот, кого они приняли за Рэггла в темноте беснующейся вьюги.

— Да уж, запашок от тебя соответствующий, не хуже, чем от посудины. Не оскорбишь нос его светлости столь грубым ароматом? — хохотнул сержант, для очистки совести заглянув в ночную вазу.

Но оружия или чего-либо вообще там не оказалось, поэтому он просто кивнул слуге на вход во временное жилище графа — заходи, мол. Тот знакомым жестом поправил свой поношенный и испачканный в чём-то тёмном кафтан, и проворно юркнул внутрь.

Мнения всех, кого только потом и удалось допросить, расходились самым невообразимым образом. Но сходились в одном — ничего такого не было ни видно, ни слышно. Мелькнула пару раз тень на ткани палатки, и всё. Но в любом случае — их тщетные расспросы и ход розысков оказался весьма далёк от истины...

Граф Ледвик был крупным, сильным мужчиной и опытным воином. Не раз он смотрел в лицо смерти и был готов к ней — но не к такой. Едва он, обнажив белоснежный зад, сел на опорожнённую старым и уже не таким расторопным, как в молодости, Рэгглом ночную вазу и издал вздох облегчения, как перед его лицом что-то мелькнуло.

Лезвие, обнажённое в чёрном стекле сколом после удара искусного раба из гильдии ювелиров, ещё сохранило свою первозданную остроту. Вырвавшись наконец из двух защищающих от случайного прикосновения дощечек, созданное делать идеального качества разрезы в плоти, оно стремительным и в то же время плавным росчерком подлетело к вожделенной цели. Не задерживаясь и почти не встретив сопротивления, разделило пополам слой человеческой кожи на шее — прямо под вздрогнувшим кадыком. И с еле слышным хрустом сделало длинный разрез на всю глубину, слегка чиркнув по хрящу позвоночника — изнутри.

Граф, пойманный на выдохе, ещё успел последний раз вдохнуть воздуха — но уже не ртом, а развалившимся пополам горлом, только вот закричать ему уже было нечем. Почти бесшумно хекнув широким фонтаном алых брызг, он нелепо дёрнулся, засучил ногами, и зачем-то попытался схватиться на располосованную глотку в нелепой и глупой надежде. Каким-то чудом ему удалось схватить за руку слугу, стоящего сзади и почтительно держащего господские портки.

Линн не вырывалась, когда Ледвик последним, судорожным рывком подтянул её к себе, пытаясь рассмотреть лицо убийцы. Слегка прищурившись от брызжущего в лицо и на одежду веера тёплой и оказавшейся чуть солоноватой крови, она внимательно, словно запоминая, смотрела — как стекленеет взгляд. Как уходит жизнь из большого, могучего человека. И как ни на сетанг не заставившая себя ждать смерть наводит глянец на серо-голубые, с лопнувшей прожилкой глаза. Она даже уловила момент, когда из тела исчезло неуловимое нечто — и живой стал покойником.

И она не отвела взгляда, смотрела пристально и, как ей показалось, бесконечно долго. Наконец, когда взор Ледвика стал пустым и чуточку удивлённо-вопросительным, она моргнула слипающимися от чужой крови ресницами — и вновь полоснула стеклянным лезвием, безжалостно скрежеща о кость. На этот раз — по внутренней стороне запястья схватившей ей руки. Сухожилия разрезались почти так же легко, хватка покойника ослабла, и Линн высвободилась. Подхватила и прислонила к подпирающему полог шесту расслабленное тяжёлое тело. Благо вазу она поставила здесь — почти в самом тёмном месте у опоры.

Тут же выхватила из рукава заранее отхваченный кусок верёвки, одним взмахом прикрепила уже покойного графа к столбу. Разжала сведённую судорогой руку, уронила в грязное месиво, из коего состоял пол в этой половине большой палатки, уже ненужный нож. Спохватившись, вынула из другого мешочка за пазухой знак, положила рядом — и выскользнула из палатки.

Со знаком этим была особая история. Порасспрашивав о Ледвике перед тем, как идти на казавшееся остальным безнадёжным дело, она отметила для себя одну немаловажную деталь — что граф некогда вырезал под корень один древний, гордый, но обедневший род. И вспомнила, что знак с гербом того рода, старый, грязный и покрытый бурым налётом — как бы не засохшей кровью — она видела в груде старого хлама на чердаке гильдии. Так почему бы не подстроить всё как месть?

И ей это удалось. Часовые не обратили никакого внимания на Рэггла, по какой-то надобности или поручению вновь выскочившего наружу и помчавшегося весьма резвой прытью куда-то к палаткам сотников. Да и по правде говоря — обращаем ли мы внимание на слуг, если нам сейчас ничего от них не надо? Вовсе нет — те шныряют себе по своим делам, рядом и вокруг нас. Мы их видим — и не замечаем.

Вот это-то ценное свойство и позволило Линн безвозбранно кануть в круговерть вьюги, в спасительную темноту. И даже выйти за пределы лагеря почти к каменной башне у реки, прежде чем сзади сквозь завывание ветра послышались крики. Но поздно, поздно — торжествующая девчонка летела как на крыльях по ещё тонкому, прогибающемуся и трескучему под её лёгкой походкой льду, огибая громаду башни и пробираясь над тёмной водой в город.

Как она попала в развалины пивоварни, где мрачный Салдан который уж раз обдумывал, а правильно ли он поступил и что теперь делать, Линн не помнила. Равно как не задержалась в её памяти холодная и беспощадная истерика, когда возбуждение отпустило. Как Тайши разжимала тупым кинжалом рот, заливая в глотку жгучее зелье для успокоения; как её переодели и тайно, подземным лазом принесли в гильдию — ничего этого бьющаяся в судорогах девчонка не помнила.


* * *

— Ну и что будем делать дальше? — Зугги бросил на едва живого Соплю короткий взгляд, а затем вопросительно посмотрел на мерно и тихо раскачивающуюся Линн.

— А что мы можем? Дотемна сидим здесь, ночью опять вверх по течению, — девчонка смотрела невидящим взглядом в еле заметные язычки костра, который кузнец иногда подкармливал то веточкой, то шишкой — всё ж как-то уютней у огня.

Пожав плечами, старик промолчал. И так было всё понятно. Соплю к целителю не потащишь, да и где его найти, целителя-то? Не в полунищей же деревеньке на той стороне реки. Так что, похоже — если парнишку не попустит, то не жилец он.

А сам кроил добротную шерстяную ткань и сшивал её тонкой кожаной ленточкой. Против воли Линн заинтересовалась, следя за ловкими пальцами мастера. Они словно жили отдельно от тела и даже от глаз — своей таинственной, деловитой жизнью. И уже ближе к вечеру, когда под сводами леса стало еле заметно смеркаться, а с реки несмело приплыли первые, ещё редкие лохмы тумана, Зугги закончил свою работу.

Из длинной щегольской накидки здоровяка-колдуна вышла очень даже симпатичная одёжка для кузнеца. А самой Линн он бросил на колени нечто непонятное.

— На, примерь, — и еле заметно, устало улыбнулся.

Девчонка, отметив, что Синди на плече не наблюдается — отправилась охотиться, зверушка огнепыхающая — расправила и встряхнула серую шерсть. Это оказался недлинный плащ — с двойным слоем ткани на левом, излюбленном дрордой плече, и с кокетливой пелеринкой вверху. Швы были красиво обмётаны крестиком, а на ворот кузнец пустил алую с золотом полосу, выдранную из пояса незадачливого колдуна.

Линн встала, ощущая во всём теле некую странную лёгкость и послушность. Набросила одежду на плечи, вдела в петельку застёжки примётанную с другой стороны деревянную палочку-пуговицу. Попрыгала чуть, заметив, как в голове слегка зазвенело и стукнулись друг об дружку две-три ленивые, невесть как оказавшиеся там мысли. Затем завернулась поплотнее — плащ оказался пошит на славу. И закрывал хорошо, и не мешал ходьбе или даже бегу.

— Спасибо, Зугги — ты мастер на все руки, — негромко, но с чувством произнесла она.

Кузнец кивнул, уже жуя подогретую на огне лепёшку.

— Я посплю пару часов — пока совсем не стемнеет, — устало и чуточку смущённо бросил он и растянулся на холстине.

Призадумавшись, Линн припомнила, что днём она проспала несколько часов, так что и впрямь — теперь её очередь на стрёме быть. Или как там говорят косолапые, вразвалку ходящие морячки — вахту стоять?

И она принялась расхаживать туда-сюда пружинистым бесшумным шагом, иногда поглаживая ещё топорщащуюся обновку и прикидывая планы на будущее. Не раз и не два её взгляд словно ненароком падал на тихо сопящего во сне кузнеца, и каждый раз, словно обжёгшись, стекал на другой предмет или окружающее...

— Вставай, Зугги — уже почти совсем стемнело.

Заспанный и слегка очумевший спросонья кузнец подхватился на ноги. И действительно — солнце давно село, и вокруг снова царила бархатная мягкая темнота. Лишь кусочки неба ещё светились сквозь прорехи лесных крон вверху.

Он с удовольствием поел, запил травяным отваром, что изнывающая от безделья Линн уже успела заварить и отставить в сторонку — дабы распарился и настоялся. Затем сыто и сладко потянулся. Спохватившись, обернулся к будто задремавшему Сопле и прикоснулся к его холодному лбу пальцами.

— Оставь его, он уже закончил свой земной путь, — мрачно заметила Линн, и действительно — парнишка уснул навсегда.

— Каких богов он хоть почитал? — Зугги отдёрнул руку, словно обжёгшись.

Затем вздохнул, пересилил себя — и закрыл покойнику словно укоризненно глядящие глаза. Сделал над собой охраняющий знак, покачал лохматой после сна головой. Услышав ответ, что вроде иногда поминал тёмную богиню ночи, он призадумался. Потом поднял лицо.

— В реку?

Линн молча кивнула. Река была ничуть не лучше и не хуже иных мест — а вот тайны умела хранить куда как надёжнее. Потому быстро собрала вещи, тихо свистнула не замедлившую явиться на зов Синди. И пошла вслед за кузнецом, с пыхтением несущим свою скорбную ношу.

Лодку они еле вытащили из кустов и осторожно столкнули в реку. Зугги вставил вёсла в поворотные рогульки, коими плоскодонка по бедности была оснащена вместо стальных уключин, и в десяток сильных гребков выгнал её на глубину.

— Жил он бесталанно и помер не по-людски. И всё же, Ночь, прими под своё широкое чёрное крыло ещё одну душу. Хоть мало добра он в жизни сделал, но ещё меньше от жизни видел. Даже имени толком не знаем. Эх! Покойся с миром, Сопля... — и Зугги отпустил тело в тёмную глубину струящейся воды.

А девчонку, тихо и смиренно угнездившуяся на носу лодки, посетили совсем другие мысли. Ведь старине Зугги тоже не было места в её дальнейших планах...

После следующей ночи лодку пришлось бросить — река здесь обмелела, и застрявшие на дне топляки и коряги сделали дальнейшее плавание не только медленным, но и весьма опасным. Зугги не без сожаления оставил плоскодонку в прибрежных кустах.

— Авось, найдёт кто да приспособит к делу... — пробормотал он.

У Линн было другое мнение по этому поводу, но она благоразумно оставила его при себе. В конце концов, меток на лодке никаких не было — в том девчонка удостоверилась лично, сбегав днём к реке за водой и быстро, но пристально осмотрев плоскодонку. Так что если бы кто и смог признать, так это мастер, сделавший её — что уже совсем было бы невероятным совпадением.

Выйдя к опушке леса, за которой весеннее солнце щедро светило на крестьянские поля, кузнец скомандовал привал.

— Слушай, Линн. Неровен час, а если придётся нам разбежаться? Давай сразу добычу-то поделим — и каждый свою долю к себе в мешок. Сколь мне уделишь — треть аль четверть?

Та не могла не признать резонность доводов старика. А с другой стороны — да так даже и лучше было бы. Меньше подозрений...

— Поровну, Зугги. Там столько, что на всю жизнь хватит, — ровным голосом сообщила она.

Расстелив холстину, кузнец вывалил на неё добычу последнего рейда Линн и покойного Сопли, упокойте боги его душу — и, недоверчиво хмыкая, принялся считать. Уж что-что, а счёту и чтению в воровской гильдии был обучен каждый, перешагнувший десятилетний рубеж. И покойный ныне Упырь не без причины гордился этим достижением своих подопечных. Даже в Купеческой встречались людишки, что полагали — мелочи эти для приказчиков да управляющих! Хотя иногда, надо признать, за это и платились...

Шепча что-то про себя, на глазок он оценивал алмазы и лалльские рубины, нашедшиеся в одном из замшевых мешочков. Дублет, покачав головой, отложил пока в сторонку. Пачку векселей тоже.

— Знаешь, Линн — слыхал я, что город наш бывший должон был внести свою часть выкупа — на военную контрибуцию имперцам, чтоб их демоны приласкали. И как бы вы с Соплёй не ухватили это самое. Уж больно тут много...

Та не без интереса выслушала рассуждения Зугги, от нечего делать втихомолку дразня да теребя безучастно и лениво сидящую на плече Синди. Дрорда сначала отдёргивалась, затем вдоль шеи и спинки её чуть встали дыбом крохотные шипы — вроде как ощетинилась. Но поскольку хозяйка не унималась, то зверушка потихоньку разошлась, непритворно шипя от злости и легонько цапая за пальцы зубками. Однако, это была их старая игра — чтобы Синди совсем уж не засыпала, да и злость свою в махоньком тельце поддерживала на должном уровне.

В конце концов дрорда не выдержала измывательств над своей драгоценной особой и обиженно взлетела. Описала несколько кругов высоко над сидящей парочкой, забавно кувыркаясь от избытка хорошего настроения. И надо ж было такому случиться, чтобы пролетающая мимо самка то ли ястреба, то ли коршуна посчитала непонятную ей, отливающую бронзой зверушку лёгкой добычей. Пронзительно и воинственно клекоча, птица ринулась в атаку.

Только щелчок её мощного клюва пришёлся в пустоту — Синди порхала, хаотически меняя направление и скорость полёта с той лёгкостью, коей обзавидовались бы все летучие мыши или стрекозы, сколько их там ни есть.

Оторвавшись от своего занятия, Зугги поднял голову, с интересом наблюдая за разыгравшимся в воздухе представлением. Посмотрев на улыбающуюся Линн, он отметил, что на лице девчонки не присутствует даже тени озабоченности, покрутил головой и снова уставился вверх. Дрорда, летая на первый взгляд медлительно и неспешно, уворачивалась от атак осатаневшей и сбитой с толку хищницы с такой грациозной виртуозностью и непринуждённостью, что хозяйка опять вспомнила, как в найденной среди хлама на гильдейском чердаке книге вычитала, что драконы и их малые родственники-дрорды вовсе не чужды магии — особенно в полёте.

Постепенно и Синди вошла в раж — уворачиваясь от проносящейся мимо неповоротливой по сравнению с ней тушки, она стала совсем уж по-хамски пощипывать ту за когтистые лапки, и даже издевательски выдернула несколько длинных серо-крапчатых перьев из роскошного хвоста. Тут уж хищная самка совсем потеряла соображение и вместо стремительных наскоков с некоторого расстояния — ринулась в навал, бестолково клацая загнутым клювом и размахивая во все стороны устрашающих размеров когтями.

— Лю! — негромко скомандовала Линн, и дрорда, ни сетанга не мешкая, поставила в забаве точку — жирную и последнюю.

Небольшой, но ослепительно яркий огненный шарик вырвался из её пасти и встретился с заоравшей дурным с перепугу голосом птицей. Вспышка бледного пламени, короткий пшик, сизый дымок — и только курящаяся вонью обугленная тушка упала неподалёку от сидящих людей. Да несколько серых подпаленных перьев с конца крыла, лениво кружась в ветерке, улетели куда-то за деревья.

А Синди, от восторга заложив совсем уж головоломный и противоречащий всем законам полёта вираж, разразилась водопадом красноречия. Тут изумилась даже Линн — впервые она слышала победную песню дрорды. Хоть и крохотная, но всё же дракониха, та оказалась источником самых неожиданных звуков. Словно музыкальная шкатулка в господском доме или горбатый скрипач Николло, она вмещала в себя целую вселенную трелей, криков и нежного клёкота.

Малышка взмывала к пронзительно-лазурным небесам, свистя на разные лады, и тут же кувыркалась не хуже голубя, издавая звуки наподобие тех, что таились в городском колоколе Сарнолла. Полого спускалась к притягивающей её земле, что-то вереща на своём языке, чтобы снова воспарить к сиянию солнца. И вот наконец, излив себя в воинственном и каком-то торжественном последнем вопле, маленькая певунья вдруг словно засмущалась и круто спикировала на плечо хозяйки.

— Весна, однако! — улыбнулся Зугги.

Он покрутил от восхищения головой и вернулся к прерванному занятию, иногда хмыкая и поглядывая на часто дышащую на своём привычном месте дрорду. А та, заглядывая в лицо хозяйки возбуждённо поблёскивающими глазёнками, что-то негромко и торопливо рассказывала. Хотя Линн не понимала ничего, она слушала чрезвычайно внимательно, ибо с некоторых пор чудным образом приспособилась в интонациях и переливах голоса маленькой подруги что-то понимать.

Вот и сейчас — она почти увидела в рассказе дрорды и радость полёта в чистом воздухе под ясным небом, и воинственную нахалку, раза в три-четыре большую размерами, и восторг победы.

— У-умница ты моя... — непритворно ласково улыбнувшись, ответила девочка дрорде и наконец-то почесала ей шейку — любовно и нежно.

Мир и взаимопонимание были полностью восстановлены, и Синди от избытка чувств легонько потёрлась ушастой головкой о щёку Линн. Затем осмотрелась по сторонам, прислушалась к чему-то доступному только ей. Поёжилась совсем по-птичьи, зевнула. Не без подозрительности покосилась на хозяйку — и сунула голову под крыло. Уж что-что, а поспать после хорошо сделанной работы ей отнюдь не возбранялось...

— Вот, вроде и всё, — подытожил в конце концов Зугги, обращаясь не столько к Линн, сколько к себе. — Значит так. Золота и камушков тут хватит, чтобы купить солидных размеров баронство да обустроить его со всем прилежанием. А вобще — половины каждому из нас достаточно, чтобы безбедно и припеваючи прожить много лет.

Он почесал взмокшую от усердия спину под латаной-перелатанной рубахой, и принялся пересыпать долю каждого в мешочки. Золото отдельно от серебра, алмазы от рубинов и ещё каких-то непонятных, но очень красивых сине-зелёных камешков.

— Это не считая дублета и бумаг. Только — я от своей доли в них отказываюсь, уж не взыщи. Слишком приметные. — Зугги пожал плечами, закончив свою работу, и с облегчением вздохнул.

Протянув руку, Линн подняла с холстины красивый, выбросивший вдруг в солнечном луче сноп разноцветных искр венец белого золота. Отряхнула пару прилипших крошек, протёрла рукавом и полюбовалась на изделие неведомых мастеров, пристально разглядывая прихотливо вьющйся по ободу узор. Никогда не виданные звери, искусно вплетённые в растительно-древесный орнамент, жили своей, воплощённой в металле, таинственной и непонятной жизнью. А большой камень, более похожий на прозрачный белый металл, уж и вовсе не был похож ни на что знакомое.

— Послушай, Зугги, да люди ли сделали его? — усомнилась она.

Кузнец повертел в пальцах подвеску, разглядывая работу и оценивая качество камней в висюльках. Он потёр лоб, припоминая что-то, пробормотал про себя несколько слов. Поцокал, качая головой.

— Колье — вот как эта штука называется. Я ведь когда-то неплохим ювелиром был, прежде чем взялся не подумавши за один заказ, что не стоило бы... Да, ты права, Линн — работа не человеческих мастеров. Но и не эльфов — уж руку тех я знаю, немало их через мой осмотр прошло. Однако, и не гномы — те в таком стиле никогда не делают, даже на заказ.

Затем он взял у девчонки обруч, пристально осмотрел его. Он негромко охнул, и по лицу его разлилась бледность.

— Что? — всполошилась Линн, и почувствовшая волнение хозяйки дрорда на плече завозилась во сне.

Цветом лица более похожий на рыхлый, талый весенний снег, Зугги уронил украшения на холстину, взирая на них с почтением и острасткой.

— Что же мы наделали... Это же парадные драгоценности Морских Ярлов...

"Что наделали, что наделали!" — мысленно передразнила его вовсе не проникшаяся важностью ситуации Линн. Ну подумаешь, попёрли старинную драгоценную безделушку, предназначенную тешить взор жирного купца или бледного от осознания собственного величия вельможи и обречённую лежать на бархате во тьме сейфа, ибо даже одна только мысль о том, чтобы надеть эту парочку — дублет, казалась нелепой и кощунственной.

Она легкомысленно фыркнула, ухватила венец. Повертела в руках, инстинктивно угадав уже зарождающимся женским чутьём, где тут что к чему — и надела холодный металл на свою голову.

— Ну что, идёт мне? — с беззаботной усмешкой спросила она, ибо надетый в волосы обруч оказался как раз впору — словно на неё сделан.

Затем она пристальнее рассмотрела это так называемое колье, и сожаление царапнуло её сердце — не для неё сделана эта обалденно красивая штучка! И всё же в несколько сетангов разобралась с застёжкой, надела на шею прямо поверх своих лохмотьев — и защёлкнула.

Солнечный свет померк, сделавшись серым, призрачным и ощутимо вязким. Деревья окрест, да и застывший столбом Зугги тоже оказались словно выточенными из полупрозрачного материала. Почему-то Линн была уверена — что из цельных кристаллов соли. Зато прояснилось далеко вокруг. И девчонка видела так же ясно, как и осознавала, что этого попросту не может быть — и белые барашки волн далеко в океане, и лениво двигающийся под грязно-белыми парусами грузный купеческий корабль. И полуразрушенные башни некогда могучего форта, охранявшего вход в бухту, по берегам которой раскинулся красивый цветущий город.

Чайка, выловив из волны неосторожно отделившуюся от стаи рыбёшку, приветливо квирркнула Линн на лету, покачивая белыми с чёрными кончиками длинными крыльями. И гордый альбатрос, нежащийся в воздушных потоках в невообразимой высоте неба, жадно прислушался, восторженно внимая невысказанным желаниям маленькой госпожи. И стая дельфинов радостно выскакивала из воды, блистая чёрно-белыми телами и приветствуя свою повелительницу...

— Нет! — жадно вдыхая показавшийся столь сладостным и живительным воздух, Линн только усилием воли вернула себя к реальности.

Вокруг было всё по-прежнему. Только кузнец взирал на неё с неописуемой смесью ужаса и восторга, да пробудившаяся ото сна Синди ласково и подхалимски тёрлась о щёку. Деревья и трава вновь были вещественными, своих природных цветов и консистенции — только Линн уже знала, что это только на первый взгляд. Стоило чуть расслабиться, поплыть по течению переполнявшей её неслышной, но такой ощущаемой песни — как зрение чуть раздвоилось. И сквозь слой иллюзий вновь просвечивала солёная и полная прохладного вольного ветра безбрежная реальность.

— Ну ты даёшь!.. — только и выдохнул Зугги.

— А то! — горделиво и невпопад ответила Линн непослушными губами.

Она скинула обруч, кое-как отщёлкнула застёжку и присоединила колье к её лежащей на холстине паре.

— Опасная штучка — ох, опасная... — она только сейчас задрожала, и запоздалый испуг, что собственное нахальство и дерзость могли запросто сотворить с ней незнамо что, только сейчас пробежался мурашами по спине и ниже.

Реальность вокруг снова эдак нехорошо дрогнула, покачнулась. Но Линн, зажмурив глаза, отчаянно затрясла головой, и остатки наваждения солёными морскими брызгами разлетелись вокруг. Осторожно приоткрыв веки, она опасливо стрельнула взором туда-сюда. Вроде бы всё в порядке, как и прежде. И, уже немного успокоившись, отчаянная девушка глубоко вздохнула и прислушалась к себе.

Где-то в глубине весёлым ручейком журчала радость познания неведомого, а в ушах неслышно то ли гремел неумолчный рёв океанского прибоя, то ли свистел яростный шторм. И на это всё её существо откликалось весёлой нетерпеливой дрожью. Линн даже поймала себя на желании пробежаться по макушкам пенистых волн наперегонки с солёным ветром — да так, чтобы его яростные порывы заласкали кожу до холодного онемения.

Она снова взяла голову в ладошки и отчаянно затрясла. Затем даже вскочила на ноги и запрыгала на одной ноге, легонько стукая кулачками по ушам и вытрясая из них остатки песни моря. Она ещё не знала, что это. И хотя догадывалась, и ей даже немного понравилось ощущение свободы и ничем не ограниченных океанских просторов, но — Линн ещё не была готова к такому.

— Ты как — бросаться и кусаться не будешь? — опасливо спросил явно озадаченный её поведением Зугги, на всякий случай отодвигаясь подальше.

— Нет, не буду, — подумав, ответила вредная девчонка и улыбнулась.

Только тут она обратила внимание, как ластится и льнёт к ней дрорда. С каким вниманием заглядывает в лицо, и какой нежный клёкот срывается из её маленькой пасти. Линн давно заметила, что в отличие от других животных, откликающихся не столько на слова, сколько на интонации голоса, Синди частенько почти явно и дословно понимает её, свою хозяйку. А иногда и соображает даже больше, чем можно выразить словами. И Линн ничуть не удивилась бы, если бы в один прекрасный день дрорда заговорила бы на человечьем языке, проявив наконец свою неуёмную язвительность. А если молчит до сих пор, то вряд ли стесняется — просто-напросто жмотничает, вреднятина...

— Ну что ты, Синди? — девчонка приласкала свою воспитанницу.

— Уррк! — утробно ответила та и закатила от удовольствия глазёнки.

Ну что тут ещё скажешь?

В деревню Малые Петушки они пришли уже под вечер. Стояла она осторонь протянувшегося в столицу тракта, а посему именно здесь решено было передохнуть. Пополнить запас харчей, сменить одёжку. И Линн особо настояла — наконец-то вымыться в тёплой воде, и причём с настоящим мылом. А не со стеблями мыльнянки, которая и моет кое-как, и чесотка от неё по всему телу.

А пока что они шли по еле заметно разъезженной дороге среди полей, и Линн обдумывала те крохи сведений, что ей удалось выпытать у всё ещё озадаченно хмыкающего Зугги. Кузнец поведал, что если он не напутал в слыханных смолоду легендах — то этот дублет позволено надевать только тем, у кого в жилах течёт истинная кровь Морских Ярлов. Дескать, были некогда такие. Повелители морей, и то ли они сами являлись потомками невесть когда сгинувших Древних, то ли именно Древними сами и были — то уже толком неведомо за давностью.

Но ежели кто ни попадя наденет эти цацки, у того либо дух напрочь вышибет, либо в голове затменье наступает — да так, что ни один колдун или лекарь не возьмётся в башке тараканов разогнать. А тут такое дело...

На вопрос, не слыхал ли Зугги чего за родителей да какую другую родню Линн, тот покачал головой.

— Я ведь позже пришёл в Сарнолл — ты уже была, хоть и крохой. Упырь никогда ничего не упоминал, да и вообще молчал по твоему поводу даже спьяну, словно пойманный жулик на первом допросе. Только однажды обмолвился в таком духе... вроде как можно было понять, что отец твой то ли моряком был, то ли ещё как с морем связан.

Вот и ломала упрямая девчонка голову — что оно такое, да и как вышло?

Иногда их обгоняли сельские телеги с впряжёнными в них сытыми лошадьми и настороженно взирающими возницами на облучках. Но никто не цеплялся к двум оборванного вида путникам с тощими котомками на плечах, и то спасибо богам.

Наконец, из-за холма с лениво шевелящим крыльями ветряком, в сумерках показалось и село. Большое, богатое, с приветливо подмаргивающими огоньками в окнах и уносимыми ветром дымками из печных труб. Малые Петушки оказались вовсе не такими и малыми. Пока разыскали постоялый двор под скрипящей на ветру вывеской, уже совсем стемнело.

Войдя в душную и полную чада общую залу, Линн незаметно перевела дух. Весь день ей было не по себе — уж сильно отличалось окружение от привычного городскому глазу. В Сарнолле, куда ни глянь — всюду стены. Дома, заборы, башни. А если смотреть на море в порту, то спиной всегда чувствуется надёжное и уютное прикрытие.

Здешние же просторные поля с чётко видимым во все стороны горизонтом навевали на девчонку какое-то чувство собственной незащищённости. Случись что — и не найдёшь укромного местечка или хотя бы щелочки, куда можно юркнуть и скрыться. А здесь, во внутренностях большого постоялого двора, Линн почувствовала, как её помаленьку отпускает подспудная тревога, да и все треволнения этого длинного дня.

Этаким вертлявым чёртом подлетел малый с рябым лицом. Видно, очень уж намётанный у него был взгляд — не иначе, как по глазам определил, что денежка имеется. Но вовсе не посмотрел на изношенные лохмотья.

— Что изволите?

Линн, благоразумно спрятавшая дрорду под одежду, начала перечислять, что. По мере её слов лицо у парня понемногу вытягивалось, а выражение на нём становилось уважительно-философским. Под конец длинной и содержательной речи он даже поклонился.

— О! Уважаю таких клиентов — цену себе знают, и в то же время без мытарств над прислугой. Милости прошу, сей момент всё организую.

Он метнулся в задние комнаты, подняв лёгкую суету среди слуг и заставив их проявить хоть какую-то активность. А пока что Линн, усевшись на гладко оструганной лавке, осматривалась по сторонам. Да уж, после городских трущоб тут было на что поглядеть — хотя с первого взгляда и было похоже.

Массивные опоры поддерживали могучие потолочные балки, хоть и потемневшие от времени и копоти, но явно было видно, что по ним не так давно прошлись метлой да тряпкой — по крайней мере, паутина клочьями не висела. Полы из широких деревянных плах недавно были выскоблены, а не далее как утром даже вымыты. По стенам весело радовали глаза развешенные керамические тарелки, вышитые полотенца чередовались со связками лука и перца. Да и собравшиеся отличались своей разношерстностью, пестротой — и всё же какой-то несуетливой степенностью от завсегдатаев городских кабаков.

На столе перед ними появился большой горшок гречневой каши с томлёным молоком да льняным маслом — а вот и деревянные ложки, кстати. Линн наворачивала за обе щеки. Вот уже вторая тарелка необычайно быстро опустела перед ней, а она всё никак не могла остановиться — уж больно вкусно было, да и аппетит на свежем воздухе разгулялся ещё тот. Что такое десерт, она догадывалась смутно, но прозрачная розовая трясучка с подливкой оказалась сладкой и до изнеможения привлекательной.

— Уфф, — вздохнула девчонка и, тихонько рыгнув, в самом благодушном настроении отодвинула от себя тарелку с ложкой.

А сама с какой-то тоской смотрела, как Зугги доедает свою, неизмеримо большую, порцию. В неё уже не влез бы даже самый махонький и самый лакомый кусочек, но тем не менее она впервые за долгое время наелась досыта — и ещё к такому не привыкла.

Кузнец поворчал вполголоса на высказанное "несносной девчонкой" пожелание вымыться, но покорно пошёл в свою комнату. А Линн сначала даже не поверила своему счастью, оказавшись в большой деревянной лохани, наполненной восхитительно горячей водой. И лишь когда заботливые мягкие руки служанки вымыли ей голову, а потом вылили сверху кувшин подогретой — подогретой! — воды, девчонка начала размякать душой и телом.

— Ещё раз! — потребовала служанка.

Повторно вымыв короткие волосы Линн, она затем принялась скоблить её кожу намыленной губкой, словно мыла полы. Та сначала подивилась такому диковинному обхождению — но, в конце концов выйдя из-под финального водопадика и завернувшись в похрустывающую от чистоты простыню, Линн почувствовала себя отмытой до скрипа. До неприличия прямо-таки. Но это ощущение ей всё-таки понравилось, и она втихомолку дала себе зарок — если всё выйдет, то подвергаться эдакой приятной процедуре хотя бы раз в седьмицу.

Сидящая на спинке стула дрорда посматривала на свою хозяйку с явным неодобрением и даже осуждением. Но, по крайней мере, подпалить постоялый двор не пыталась — и то ладно.

А тем временем, деликатно постучавшись в дверь, давешний рябой малый принёс ворох одежды.

— Примерьте да посмотрите, — проворчал он, ставя на стол большое зеркало в резной деревянной раме на подставке.

Линн на пару сетангов потеряла дар речи. Да тут с ней обращаются едва ли не как со знатной госпожой. "А чем я не маленькая леди, потомок старинного, но захиревшего ныне рода? Жаль, манерами не вышла!".

Тем не менее, не без помощи служанки она выбрала себе платье и ещё несколько одёжек, обращая внимание главным образом не на фасон, а на добротность. И в конце концов зеркало послушно показало симпатичную розовощёкую деваху в приличной одежде и с пепельно-чёрными волосами. Недоверчиво Линн присмотрелась, елозя пальцем по голове. Нет, всё верно — это её родной цвет, только отмытый дочиста.

И в довершение всего сельский башмачник принёс пару крепких и лёгких, шнурованных спереди коротких сапожек. Едва увидев их на своих ногах и ощутив, какие они мягкие и удобные, Линн едва не расплакалась. И всё же заказала ещё одни такие же. Сапожник откланялся, заверив, что к утру всё будет сделано.

Девчонка спустилась по лестнице в залу настолько преобразившейся, что взгляд Зугги дважды скользнул мимо неё, не замечая, прежде чем брови его удивлённо взметнулись вверх.

— Ого! Прямо тебе господская дочь, маленькая барышня... — добродушно проворчал он, улыбнувшись.

Они ещё немного посидели за угловым столиком. Кузнец за кувшинчиком вина, а его спутница — за кружкой яблочного сока с жареными семечками. Они вполголоса обсуждали, куда идти дальше. Правда, когда Зугги заметил, что прослышал ненароком — в Малых Петушках кузнец совсем старый, да руки с перепою трясутся; так может, осесть тут — Линн внутренне встрепенулась.

— Ой, смотри — от Сарнолла мы всё-таки недалеко ушли. Тракт совсем рядом, неровен час, признает кто. Да и зачем тебе тут работать — можешь в городе дом купить да плевать себе в потолок. А то своё дело открыть, и в Кузнечную Гильдию взнос сделать.

Тот подумал немного и согласился со вполне резонными доводами Линн. Да ещё бы ему не согласиться — уж и сам понимал, что ляпнул не подумавши. В это время к ним подсел с кувшинчиком духмяного деревенского пива хозяин заведения. И стал выспрашивать новости, по говору признав приезжих из Сарнолла.

Зугги задрожал было как осиновый лист, но Линн не моргнув глазом стала рассказывать — да так, что у трактирщика постепенно полезли на лоб глаза.

— Смутно нынче в городе, ох смутно. Люди пропадать стали — а некоторых прямо средь бела дня режут или травят. Купцы боятся из домов выходить, да стражу денно и нощно держат при себе...

И она постепенно нарисовала перед изумлённым хозяином заведения такую картину, что сидящий напротив кузнец малость отошёл от испуга и даже стал временами поддакивать. И вышло как-то так ловко у девчонки, что когда она под конец, доверительно подавшись вперёд, шепнула самое невероятное, её слова были восприняты как должное.

— Меня знакомые ребята из городской стражи надоумили — дескать, Презренные Гильдии меж собой схватились. Делят эти, как их...

— Сферы влияния, — подсказал уже внутренне подсмеивающийся кузнец.

— Во, точно! Дома грабят, друг дружку режут. А у нас же через два дома Воровская Гильдия и есть. Вот мы и решили не дожидаться, пока магистрат войсками по нашим кварталам пройдётся. Руки в ноги, да подались в более спокойные места.

Хозяин закивал и под большим секретом сообщил, что не далее как вчера вечером в Сарнол спешным маршем проследовал полк морской пехоты из Игфаррена.

— Да злющие и сердитые — на кабаки внимания не обращают. Чешут спешно, как на войну. Так что, видать, вовремя вы смылись оттедова, ох вовремя, — дородный трактирщик ещё долго вздыхал и охал про нынешние смутные времена.

А Линн, обнаружив, что полутёмная зала уже уезжает куда-то в сладкой полудрёме, распрощалась и еле добралась до своей комнаты, вся разморенная от чистоты и сытости. Согнала беззаботно угнездившуюся поверх подушки Синди, юркнула под одеяло, всем телом наслаждаясь чистотой и свежим бельём, и соскользнула в сон.

Когда взошло солнце, парочка ушла уже далеко от Малых Петушков. Кузнец поднял Линн ни свет ни заря, заявив, что сегодня надо поспеть много пройти. Впереди дорога огибала гигантской подковой знаменитые Черемшаные болота, и Зугги был немало встревожен. Дело в том, что он послушал разговор двух конюхов из встречного каравана — застава на дороге, и проверяют всех подряд не в шутку.

— Тут дальше самое стрёмное место на нашем с тобой пути, — негромко рассуждал он, разглядывая уходящую в редколесье дорогу красными и воспалёнными после бессонной ночи глазами.

— По тракту идти — погорим враз. Ни одёжки толком, ни бумаг каких. А тут путь торный, охраняется денно и нощно. Либо через болота переться — но я тамошних троп не знаю. Что скажешь?

У девчонки давно был готов прямо-таки рвущийся наружу ответ, но она старательно изобразила на мордашке раздумье.

— Дожди давно были?

Кузнец широко раскрыл глаза, не поняв сначала подоплёки вопроса, а затем устало осклабился.

— А ведь верно мыслишь, Линн. Да, почитай, как снег сошёл, толком дождей-то и не было — так, видимость одна. Значит, мыслишь, подсохла топь так, что мы с тобой пройдём словно в россказнях про святош — по воде как по суше?

И они пошли напрямик — срезая через болота огибающий их широкий людный тракт, идущий из Сарнолла вглубь страны. Мало-помалу лес поредел, и к тому времени, когда под ногами зачавкало, вокруг в сизом, даже днём стоящем тумане уплывали назад только чахлые, кривые берёзки да покрученные тощие сосенки. И меж них странно мелькали, слегка приплясывая, бестелесные тени. Вроде и нет их — а краем взгляда нет-нет, да заметишь какое-то мельтешение. Впрочем, кузнец явно не замечал их, и Линн мало-помалу успокоилась.

Зугги не поленился, срезал две длинные прочные жердины, одну отдал Линн. Пока что он шёл первым, с высоты своего роста видя над слоем тумана куда дальше и куда лучше, нежели едва достающая ему макушкой до плеча девушка.

— Во, туда. Там вроде островка, передыхнём чуток... — и он слегка повернул свой путь.

Ноги увязали в топком грунте по щиколотку, так что идти было пока что легко и вовсе не страшно. Успевай только переставлять ноги след в след по наливающимся мутной жижей ямкам от сапог кузнеца — если он прошёл, то уж более лёгкой Линн и вовсе ничего не грозило. И когда солнце на мутном подобии неба вверху выползло в самую высокую точку, двое грязных и вспотевших путников выбрались на небольшой каменистый островок, где чёрный, словно обгоревший куст страшно тянул вверх изуродованные узловатые ветки.

Здесь призрачные фигуры почти толпились вокруг, обступив высокое место со всех сторон и чудесным образом скользя с места на место, словно предупреждая — дальше дороги нет!

— Отдыхаем, — с облегчением выдохнул по-прежнему ничего не замечающий Зугги, последнее время уже чувствующий, как колышется под его весом тропа и ближайшие кочки с пучками чахлой травы.

Верный признак — под тонким слоем травяного ковра, сплетённого корнями и остатками стеблей, уже самая настоящая топь.

Линн сидела на полусгнившей сырой коряге, и её впервые в жизни терзала совесть. Не думала она никогда, что такое бывает — но зубы и когти никогда не виданной и не слыханной душевной надсмотрщицы полосовали её сердце немилосердно. И всё же девчонка подняла заплаканное лицо — Зугги, конечно, видел, но лезть с расспросами в душу — это последнее дело.

— Ты не слышал — вроде как за нами идёт кто-то? — тихонько спросила она.

Кузнец насупился.

— Да вроде как пару раз чакнуло невпопад. Я думал — померещилось.

Заляпанная болотной жижей девчонка покачала головой. Полезла рукой за пазуху и выудила из мешочка махонький пузырёк. Опять. Опять придётся употреблять это адское пойло с воистину так подходящим к нему названием — ведьминское зелье. Но на этот раз Линн экономно добыла одну вязкую каплю на кончик грязного пальца. Слизнула её, поморщившись и передёрнувшись от мерзости, запила глотком воды — и уставилась в окружающее пространство, который раз дивясь, насколько всё переменилось.

Призрачные тени стали осязаемо плотными — и стало слышно их прилипчивое, надоедливое бубнение. Прислушавшись, Линн ничего не разобрала. Но она уже понимала, что через болота их просто так не пропустят. Нужна жертва. А посему, не без вздоха поднявшись на гудящие ноги, она бочком-бочком скользнула в плотные клубы тумана.

Это оказалась собака. Бродячая дворняга, невесть с чего вздумавшая увязаться за двумя путниками? Как бы не так — девушка, затаив дыхание, отметила упитанный и поджарый вид с коротко отрезанным хвостом, заляпанный грязью щеголеватый ошейник с эмблемой гильдии егерей. Ищейка! Вот отчего так недовольно шипела умостившаяся на плече дрорда...

Медленно, всем своим видом изображая отсутствие угрозы и недобрых намерений, Линн сделала шаг навстречу насторожившейся собаке. Ещё один. Псина, задрав верхнюю губу и демонстрируя клыки, еле слышно зарычала — и всё же позволила к себе прикоснуться. Ей было страшно на болотах, очень страшно — она чувствовала впереди смерть. Но доверилась маленькой девчонке.

И пропала в тот же миг. Линн давно отметила, что прикоснувшись к любому животному — не дикому, разумеется — на некоторое время становилась хозяйкой. Таким образом она увела немало дорогих, породистых кобелей и сучек, и однажды даже чистокровного рысака из конюшен городского старшины. Вот и теперь — стоило нажать сильнее, ломая волю и соображение, и псина покорно пошла за ней следом, разбрызгивая грязь с виляющего обрубка хвоста и покорно поджав уши.

Зугги удивился несказанно, но покорно вытащил из-за голенища свой нож.

А Линн, сгорбленно шлёпая по вонючей грязи, подвела безучастную и потерявшую волю пленницу к тому краю островка. Тени заворчали громче, и приблизились уже совсем. Но лезвие в недрогнувшей ручке уже размашисто чиркнуло по доверчиво подставленному собачьему горлу, выплеснув на затянутое ряской болото целый веер тёмно-красных брызг.

— Пейте, стервецы... — проворчала девчонка и толкнула ищейку вперёд.

Та ещё сделала пару шагов на непослушных, подгибающихся лапах — и тут её разорвало в клочья невидимым вихрем. Словно мыльный пузырь лопнул — быстро и почти беззвучно. И лишь слабый скулящий стон завяз в белёсом тумане.

Кузнец смотрел, широко раскрыв глаза от удивления. По правде говоря, Линн и сама не знала — что она и зачем делает. Словно кто нашёптывал ей. Но, судя по тому, как призраки с довольным ворчанием скрылись, она сделала всё правильно.

— А теперь ходу, Зугги — путь свободен, — устало пошатнувшись, выдохнула девчонка, с трудом разгибая сведённую судорогой ладонь с рукоятью.

И едва не наделавший в штаны Зугги дал ходу. Он уже сообразил, что к чему, когда здоровенную псину разметало словно клуб дыма ветром. Оступаясь и оскальзываясь, он рванул вперёд с резвостью удирающего от погони лося.

С трудом сдерживая себя, чтобы не пуститься от какой-то радости в пляс, Линн шла позади, едва не насвистывая беззаботную песенку. Дело на мази, осталось только дождаться.

И она дождалась. Сделав таки один-единственный неверный шаг, старый кузнец ухнул в брызнувшую болотной жижей трясину по пояс. Ещё дёрнулся было по инерции, но жердь в его руках сломалась словно тонкая лучина, а топь, жадно чавкнув, тут же принялась засасывать неосторожную жертву.

Зугги скинул с плеч мешок, отшвырнул в сторону — под ноги Линн.

— Там верёвка, сбоку. Привяжи к чему... — а сам уже погрузился до подмышек, бестолково загребая всплывающий вокруг чёрно-зеленоватый ил.

Линн стояла, засунув руки в карманы чуть широковатых ей, заляпанных грязью штанов и внимательно, словно первый раз видела, разглядывала быстро погружающегося кузнеца. Тот взглянул на неё — и лицо его побледнело.

— Ты чего? — судорожно вздохнув, спросил он и замер, поражённый озарением.

И эта заминка стоила ему погружения в чёрную, маслянистую и тошнотворно вонючую жижу по плечи.

Линн медленно кивнула.

— Да, старик. Та лепёшка, что неосторожно слопал колдун, предназначалась тебе. А Соплю я сама подставила — ещё в доме он шагнул не туда и вляпался во что-то зловредное.

Побледнев как полотно, Зугги дёрнулся, морщинистое лицо его исказилось.

— Будь ты прокл... бу... гык... — он одним махом ушёл вниз.

Пузыри, с чавканьем поднимающиеся из глубины, только и обозначали место, где бездонная топь только что засосала человека. Из ила ещё вынырнула покрытая илом рука с чудовищно скрюченными пальцами, судорожно дёрнулась, словно пытаясь за что-то ухватиться — и ушла в трясину. Несколько раз в глубине утробно ухнуло, наверх вылетел ещё пузырь воздуха — словно невидимая человеческая душа, освободившись от бренного тела, взлетела ввысь. И всё стихло.

Проклята будь она за этот поступок... А пока что девушка, запахнувшись в плащ, стояла на кочке неподвижно, исподлобья взирая на эту картину — и в душе её исподволь разверзался ад. Медленно, неотвратимо раскрывались огромные, тяжёлые как смертный грех ворота, готовые принять в себя ещё одну злодейскую душу, и бледные языки огня вырывались оттуда, бросая вокруг тревожные сполохи.

— Да пошли вы все! — скривив чумазое лицо, Линн замахнулась грязной рукой.

И путь в бездну скрылся, словно его никогда и не было. Исчез до поры, терпеливо выжидая — ибо почти никто из тех, кому суждено пройти по Тропе Отчаяния, ещё не уходил от Судьбы...

А девушка словно летела через топь лёгкой тенью. Одна-единственная, прихотливо извивающаяся тропинка огненным пунктиром горела перед её обострённым ведьминским зельем взором — и если бы кто увидел изящно и легко преодолевающую гибельную топь фигурку, то не поверил бы глазам своим. И потом, в жарко натопленной тесноте корчмы, рассказывал бы страшную историю о повстречавшейся на болоте нави — бездушной твари. И припоминал бы всё новые душераздирающие подробности, наливаясь пивом и всё больше чувствуя себя героем.

Таков уж род людской...

Линн стремительным и неудержимым ветром неслась вперёд, и всё же никак не могла достичь края оказавшейся бескрайней топи. Наоборот, ясный день вокруг темнел, покрывался безобразными пятнами. Сильнее становились холодновато-мерзкие болотные запахи, туман липкими потёками оседал на разгорячённом лице. И всё громче сзади доносился мерзкий хохот бестелесных тварей.

Дрорда, будучи не в силах усидеть на плече словно белкой скачущей по кочкам хозяйки, давно уже поднялась в воздух и исчезла где-то там, в вышине смутным белесым пятном угадываемого неба.

— Ах, так! — перепачканная с головы до ног тиной и собачьей кровью девчонка чуть не задохнулась от возмущения.

До сих пор она с трудом соображала, что делает, доверившись своему чутью и интуиции. Но теперь вокруг простиралась унылая серо-зелёная местность, видимая сквозь прямо-таки ощутимый туман едва ли на полсотни эрдов.

— Ну, держитесь!

Линн повела плечами, потянулась всем своим естеством — и рванула окружающую реальность наискосок. Словно ножом или когтями полоснула по дурно нарисованной картине.

И вид вокруг не выдержал такого над собой насилия. Дрогнул, обдав зловонными болотными газами, разлетелся кружащимися лохмотьями, оставив взамен хоть и мрачную, но настоящую местность. Тяжело дыша от стремительного бега, Линн дикими глазами обвела вокруг.

И захохотала. От её издевательского смеха едва не упал с наклонно выступающего из трясины ствола болотный упырь — бледный, полупрозрачного блекло-зеленоватого оттенка. Его слабо светящиеся глаза навыкате едва не лопнули с перепугу и выпучились ещё сильнее. По бородавчатой пупырчастой коже побежала дрожь страха. Он загородился от горящего недобрым огнём взгляда девчонки перепончатой лапой, затрясся в ужасе.

— Всё, всё, не буду больше морок наводить! — он извернулся дряблым телом и плюхнулся всей тушей в тину — аж круги пошли.

Линн огляделась попристальнее — так и есть! Она всё время носилась по большому кругу. А проклятая марь явственно уводила её не только от уже близкого края болота, но и вон от той еле заметной тропочки. В другое время она плюнула бы на все эти заморочки да рванула бы на сухое, но сейчас девушка, как говорят о таком состоянии знающие люди, поймала кураж.

И смело пошлёпала по тропочке в самую глубь болот, резонно соображая, что коль есть тропинка, то она куда-нибудь да приведёт.

В самом деле, через анг или чуть больше перед ней раскинулось небольшое озерцо чистой воды, а рядом — о чудо! — рядом на островке тверди стояла покосившаяся, но вполне человеческого облика хибарка. И судя по виду и дыму из трубы, вполне даже обитаемая. И отчаянная девчонка, уже прикидывая, какой тарарам устроит здешнему хозяину, храбро отворила дверь.

Внутри было полутемно, грязно. Не то, чтобы убого, но такой неприкрытой нищеты она не видывала уже давненько. Однако у печи стояла старушка и, напевая что-то на неизвестном Линн языке, помешивала в булькающем котелке.

— А-а, явилась всё-таки... — старая карга оглянулась, неприкрыто злобно зыркнув единственным глазом, и вернулась к прерванному занятию.

То есть сунула едва ли не в самый котелок крючковатый нос, высматривая и вынюхивая там что-то одно ей известное.

— Здрасьте, — на всякий случай гостья поздоровалась, прикидывая — разнести здесь всё вдребезги она всегда успеет, а вот отчего бы не попробовать сначала по-хорошему?

Девушка брезгливо фыркнула на мерзкого вида и явно уж не лекарственного назначения пучки трав и припасы на стенах, мысленно удивляясь — какой тут гадости только нет! И это учитывая, что большая часть так и осталась ей неизвестной и непонятной...

— Да вот шла мимо — дай, думаю, погляжу — кто ж тут погань всякую разводит, — весело сообщила неугомонная и перепачканная гостья.

Старуха поджала сердито губы, снова зыркнула исподлобья.

— Ну, коль пришла изводить меня, так давай, не мучай уж... — прошамкала столь явно похожая на ведьму старушка, что перед мысленным взором Линн проплыли костёр и раскалённые пыточные клещи.

— Больно нужно! Всю жисть только о том и мечтала, писаясь от нетерпения! — язвительно ответила малолетняя злодейка.

Хозяйка болотного домика растерялась так явно, что даже выронила в котелок ложку. Она всплеснула руками, уставясь в Линн пытливо и недоверчиво. Судя по виду, а особенно по лицу старой, она явно когда-то действительно побывала в гостеприимных объятиях палачей. Однако либо пыточных дел мастера сработали на редкость халтурно и недобросовестно, либо старушку успели каким-то образом остановить на полшага от той стороны жизни.

Половины лица и одного глаза попросту не было — вместо них под спутанными и грязными седыми прядями виднелся сплошной то ли шрам, то ли ожог. Да руки и пальцы старухи явно когда-то тоже свели знакомство с клещами и прочими костедробительными инструментами — хоть и уцелели, но скрючены были в таком жутком, неестественной формы состоянии, что Линн чуть оторопь не взяла.

— Короче, бабуля — мне твоя жизнь без надобности. Если расскажешь чего, да дорогу на сухой берег покажешь — не обессудь, но предавать тебя смерти лютой не стану.

В её тоне и манере говорить не было и тени издёвки. Да и вообще, Линн скопировала их у почтенной рыбачки Тирны с набережной, которую все уважали и даже чуть побаивались.

— А то будто сама дороги не знаешь. Как пришла, так и ступай себе, — огрызнулась хозяйка домика весьма и весьма недружелюбно.

Девчонка некоторое время рассматривала её с неприкрытой скептичной ухмылкой.

— Да я дорогу не найду — я её заново проторю. Только уж, не обессудь, от болота твоего да и от тебя лично останется... да сама догадайся, что.

Изумление на лице старой ведьмы было написано так неприкрыто, что Линн весело расхохоталась. А та, не забыв отодвинуть подальше котелок с наверняка уже поспевшим варевом, растерянно села на чёрную от грязи колченогую лавку.

— Да что ж оно деется-то! Так ты и вправду не из Егерей? Не по мою душу?

Гостья непринуждённо заметила, что вовсе нет. И скорее даже наоборот — хотела бы от этих самых Егерей, да и от собачек ихних держаться подальше. Старуха в сомнении покачала головой в замызганном платке.

— Чтой-то ты блажишь, девонька. Если собачка ихняя на след твой нападёт, то уже не стряхнёшь.

Линн разом посерьёзнела.

— А ты глянь, старая, чья это кровь на мне. И на сущность мою тоже посмотри, да со всем прилежанием.

Она понятия не имела, что такое блеф, но она именно блефовала. Сама не зная, что и как надо делать, уверенно шла вперёд. А старуха подхватилась с лавки, и принялась что-то хлопотать вокруг гостьи. Зачем-то побрызгала настоем из бутыли тёмного стекла, подожгла узловатую веточку духмяно и тревожно пахнущего растения, и обкурила дымком невозмутимо стоящую Линн.

От попавшего в нос щипучего клочка дыма та звонко чихнула. А ведьма всмотрелась попристальнее, бурча под крючковатый нос что-то маловразумительное, и в страхе отшатнулась.

— Ох, боги, кого же вы мне прислали?.. Сколько ж на тебе крови...

Девчонка, чувствуя, как из неё постепенно уходит сметающая всё на своём пути сила, заторопилась.

— Говори, старая — правду ли вослед мне ворчали, что есть у меня древняя кровь? И кто они такие — Древние эти?

Ведьма пожала сухонькими изуродованными плечами.

— Сказать ничего не скажу — не к той ты обратилась. А показать... отчего бы и нет? — и вновь принялась за свою волшбу.

И вскоре Линн вновь услышала — даже не услышала, а ощутила. Неумолчный грохот прибоя. Оставляющий на губах солёные брызги ветер бескрайних морей охлаждал лицо её, Линн, стоящей на хищно заостренном носу длинной ладьи. А впереди, где в предвечный океан устало садилось солнце, высились прибрежные меловые обрывы Сарнолла. Только города не было — ещё не было. Лишь величавые сосны по берегам безымянной пока Изели да пологая каменистая осыпь в том месте, где через века станут причалы и верфи порта.

— Кертэ а фиэенн! — услышав резкий, чуть гортанный голос, она вдруг сообразила, что команда сорвалась с её изъеденных солью и ветром губ.

Темноволосые парни в коротких куртках и круглых шапочках с помпонами тут же проворно опустили вниз широкий прямоугольный парус вместе с реем, и дружно взялись за вёсла. "Сокол, парящий над кубком?" — приметила она вышитую на лоскутном холсте паруса золотисто-зелёную, как крылья Синди, эмблему. А ладья тем временем, не умеряя своего стремительного бега по волнам, на полном ходу вошла в широкое устье реки. Двое плечистых мужчин навалились на кормовое весло, выворачивая вдоль русла на стремнину и уводя ладью от береговых отмелей...

Присутствие было настолько явным, что у Линн захватывало дух. И всё же сквозь картину чужих времён, если прислушаться, можно было различить позвякивание браслета на руке ведьмы да отблески затухающего в печи огня. Вздохнув и собравшись с силами, она вновь затрясла головой, отгоняя от себя видения прошлого. И наваждение послушно развеялось, улетев прочь бесформенными лохмотьями.

— А кто таковы — то уж мне неведомо, — угрюмо проворчала старуха, обессиленно садясь на лавку. — Только, смекаю я — твои пращуры не из тех Древних, что за морями живут, в неведомых землях. В тех, бают, магического поболе, чем телесного. Хотя и биться об заклад я не стала бы...

Линн, ещё чувствуя, как перед глазами разбегаются, мельтеша, цветные круги, обвела задумчивым взором убогую обстановку. Остановила взор на отполированной прикосновениями до блеска деревянной прялке, с любопытством оглядела нехитрую конструкцию.

— Слушай, бабуля. А та сила, что во мне открывается — что оно такое? Магия или что-то иное?

Та только отмахнулась, устало отдуваясь и обмахиваясь краем замызганного ветхого платка.

— Это не ко мне, с такими вопросами тебе бы к кому сведущему обратиться. Хотя... трижды подумай, прежде чем к морским колдунам иттить-то. Да и к святым братьям тож не стоит — если голову твою задурить не смогут, не успеешь и "мама" сказать, как на костёр потащут, ироды проклятые...

Из дальнейших откровений поганой старушки выяснилось, что родом она из какой-то там святой земли. Именно там-то её инквизиция и прищучила. И уходили бы начинающую ведьму в пыточных подвалах до смерти, если бы ненароком не выручил один сильный маг, что святош любил примерно так же, как комаров на болоте. Воевал с ними люто, мимоходом и вытащил ведьму прямо из допросной...

— Это ты про Царство Света говорила? Слыхала, как же — это где-то за морем, на краю света... — важно кивнула девушка.

Старая ведьма в сердцах сплюнула на невесть сколько немытый пол.

— Нет, ну ты глупная, как есть глупная да неграмотная. Это как раз Зееландия, рекомая Крумтом, и находится у чёрта на рогах — на краю земли, в общем. А мир велик, девонька — и земель к полудню да восходу столько, что остров этот мышкой рядом с кобылой покажется.

Линн немного обиделась. Так — самую малость. Но и этого хватило, чтобы ветхая избушка заходила ходуном. С чёрного потолка посыпалась труха пополам с копотью, а из-под лавки, взметнув подол хозяйкиного платья, с дурным мявом вылетел кот и опрометью выскочил в неплотно прикрытую дверь. Да огонь в печи взметнулся, высветив убогость обстановки. Высунул языки изнутри, словно спрашивая — приказывай!

Но девчонка уже опомнилась. И в весьма язвительных выражениях высказала ведьме, что так мол, и так — чтению-письму обучена. А что знает мало, так жизнь такая. Да к тому же у неё всё впереди, хотя и приходится всё время наощупь идти.

У старухи от удивления вытянулось морщинистое лицо.

— Так ты совсем неообученная? Вот беда... то-то я смотрю, как-то чудно ворожишь ты, ажно земля чуть не переворачивается.

Вытерев струящийся пот, Линн ядовито осведомилась — а не возьмётся ли старая выучить её хотя бы основам?

— Заплатить есть чем. Харчей прикупишь, да одёжку справную, — и выразительно звякнула туго набитыми кармашками на поясе под курткой.

Ведьма, опустив на колени изуродованные руки, призадумалась. Посмотрела на гостью внимательно, вздохнула.

— Заманчиво, ой как заманчиво. Опыт передать, да от ошибок предостеречь... да нет, тебе надо настоящую науку постичь, я испорчу только. Да прежде тебе бы определиться надо — чего в жизни хочешь?

— Хороший вопрос, — откровенно погрустнела Линн.

Она окинула мысленным взором всю свою ещё недолгую жизнь, беззастенчиво высвечивая самые потаённые уголки. Да прежде всего — чтобы перестали гоняться да наседать на неё, чего-то требуя или принуждая. О чём она откровенно и сообщила.

— Ну, это-то малость, — покивала старуха. — А вот по большому счёту — богатства, силы, власти? Аль парня пригожего да верного?

— Ничего пока не хочу, — Линн скривилась — ну не прельщали её все эти якобы соблазны.

— Знакомо, ох как знакомо, — усмехнулась мудрая ведьма. — Знать, всего сразу хочешь, не распробовала только.

Гостья пожала плечами под обсыхающей и стягивающейся заскорузлой коркой одеждой. Да какое ей дело до всех этих перечисленных старухой благолепий? Тут бы от погони уйти да выжить...

Хозяйка мелко, по-старушачьи покивала своим мыслям, и, вздохнув поднялась с лавки.

— Так что, не обессудь, а надобно тебе учиться ремеслу. Если хошь совета — отправляйся в Империю, к полночникам. Имперцы владеющих Силой почитают да берегут, за казённый кошт учат. Если б я смолоду знала, туда бы и намылилась.

— Погоди, — на грязном лице Линн дрогнула щека.

Она поковырялась в потайном кармашке и выудила заветный, почти пустой пузырёк с эликсиром. Протянула ведьме без малейших колебаний.

— Сможешь мне такое же сделать — только побольше?

Та понюхала, передёрнулась от отвращения.

— Ядрёное зелье... да зачем оно тебе? Ты и без него здорова девка Силой ворочать. Это только тем, кому не поталанило... Ах, ну да — ты ж необученная ещё. Ладно, посиди пока, у меня похожее есть, только надо любистка да первоцвету добавить. Да ещё кой-чего деликатного...

С этими словами ведьма принялась шуршать своими засушенными травами, неодобрительно качая головой. Оглянувшись по сторонам, вытащила из тёмного угла пузырёк куда более симпатичного, на взгляд Линн, размера. Её дальнейшие действия показались непривычной к таким делам девчонке совсем уж непонятными, и она откровенно заскучала, сидя на почерневшей от грязи лавке.

Наконец ведьма процедила тёмный взвар через тряпицу, сердито отмахиваясь от клубов ядовитых испарений. Посмотрела на свет, вздохнула. Добавила пару капель из махонького горшочка на изрезанном и изъязвлённом зельями столе, пригляделась и одобрительно кивнула. Перелила готовую смесь в пузырёк и протянула Линн.

— Держи свою отраву. Токмо — не увлекайся ею, девонька, учись обходиться.

Та с любопытством принюхалась, и даже лизнула смоченный в ещё тёплом зелье палец. Те же запахи, то же горьковато-морозное ощущение на язычке и тошнотворные позывы в животе. Благодарно кивнув, она тщательно завернула и спрятала свою добычу. А затем полезла рукой под одежду и не считая высыпала на стол горсть монет — из того кармашка, где серебряные талеры.

Ведьма не без интереса глянула на зазвеневшую кучку металла, протянула было руку, а затем поинтересовалась:

— А скажи — много крови на твоих деньгах-то? Я хоть и ведьма лютая, как народ говорит, а всё ж совесть Падшему не продала...

Теперь настал черёд Линн прикусить язычок. И всё же она не стала лукавить и, хоть и неохотно, всё же ответила:

— Много. Правда, не столь крови, сколь слёз людских. Если выступит вдруг, твоё болото солёным озером станет. Я ведь при воровской гильдии воспитывалась.

Старуха насупилась, поджала губы. А затем совсем неожиданно усмехнулась.

— Сирота? Тогда понятно. В шлюхи тебе рановато, а к тёмным делам приставить да повязать ими — в самый раз. Ну ладно... провожу я тебя. Безносая за тобой по пятам идёт — неровен час, и меня заприметит.

— Это как? — от волнения Линн аж подпрыгнула.

— Да не твоя, не твоя погибель. Только — следок за тобой последнее время нехороший тянется, — она присмотрелась эдак оценивающе. — С зимы, пожалуй.

Та посмотрела на ведьму, впечатлённая её житейским опытом да прозорливостью. Скажи кому, что можно вот так вот — почти запросто видеть... не то, чтобы судьбу, но... и она безропотно, чувствуя как заходится гулко колотящееся от остатков действия эликсира сердце, пошлёпала по болоту за старой ведьмой.

Как та выбирала дорогу в такой мешанине безо всяких приметных мест, да ещё и прикрытой туманом — Линн так и не поняла. Да и не до того ей было. Слова гулким эхом всё ещё отзывались в голове. Было ли это следствием содержащейся в них мудрости, или же остатков медленно выходящего из тела зелья? Кстати, что-то последнее время часто стала к нему прибегать... девушка так задумалась, что пришла в себя только на краю болота, где рядом с замшелой гранитной глыбой в него впадал ручеёк, разбавляя чистой водой густую вонь испарений. И даже солнышко выглянуло, хоть и вечернее.

— Вот и всё, — объявила ведьма, обернувшись. — Если по ручью пойдёшь, там вскорости хутор будет. А нет — так дальше к тракту выйдешь. Направо Сарнолл... но тебе, я так понимаю — в другую сторону.

Прощание получилось скомканным и равно тягостным для обеих сторон. В конце концов ведьма махнула иссохшейся рукой и вскоре скрылась в вечно окутывающем её болото тумане. А Линн, пройдя чуть вверх по течению ручья, обнаружила прелестнейшее местечко.

Русло образовало небольшую заводь, в которой сквозь прозрачую воду на дне виднелись разноцветные камешки. Отбросив в сторону ставшую совсем неподъёмной котомку с пожитками, она упала в водоёмчик, устало соскребая с себя въевшуюся, казалось, навечно корку грязи. А на валуне сидела дрорда. Она взволнованно квирркала о своей тревоге за невесть куда запропащую хозяйку, неодобрительно поглядывая на ту оранжевыми глазёнками...

Разглядывая с опушки леса небольшой, на пять дворов небедный хутор, Линн задумалась. С одной стороны, поесть да переночевать в тепле — идея, в общем-то недурственная. А с другой... что-то в последнее время её так и норовят обидеть. Но донёсшийся до неё дымок и запах луковой с гусиными шкварками каши перевесил все сомнения. На всякий случай спрятав свои богатства под приметным выворотнем недалеко от ручья и оставив себе лишь потёртый тощий кошель с медяками да смену одежды, она решительно зашагала к домам, поправляя на плече изрядно полегчавшую котомку.

Последнее, что она помнила, взойдя на дощатое крыльцо под странными взглядами двух ладящих телегу лохматых парней и собираясь постучать в массивную дубовую дверь, это была мысль.

"А куда это Синди упорхнула?"

И в этот момент затылок взорвался резкой, жгучей болью, а затем всё закрыла собой бархатная пелена забытья...

Сначала мучительно заныла спина. Выныривая из бездумного дурмана, Линн попыталась повернуться поудобнее, и тут туго связанные за спиной руки отозвались вспышкой острой, режущей боли. Но зато в голове сразу прояснилось. Не без труда разлепив вдруг ставшие тяжёлыми и непослушными веки, она обнаружила себя лежащей на холодном, утоптанном до звона земляном полу. Руки и поясница уже начали неметь от неудобной позы и холода, да в довершение всех бед оказались туго, на совесть спеленатыми ещё и ноги.

Прислушавшись сквозь гуденье в голове, Линн явственно различила неподалёку чьё-то гундосое бубнение.

— Ну и чё таперича, Мертан?

Невидимый Мертан отозвался ломающимся баском:

— А ничё! Нас тута десять мужиков на хуторе — попользуем девку в своё удовольствие. Свежачок всё-таки, да молоденькая, нежная. Полгода на привязи посидит — а потом, ежели непраздна будет, куды она денется, с пузом-то? Определим в давалки обчественные... уж с дитём ей и вовсе никуды. Тута и останется.

Гундосый засомневался, заворочался за бревенчатой стеной, и спросил озабоченно:

— А ежели кто искать будет?

В ответ раздался сытый ленивый смешок.

— Нету, сирота она — то я сразу понял. Когда на тракте извозом промышляешь, людишек просекать научаешься враз. Так что, не боись. Пошли лучше дерябнем по стаканчику, пока батька с дальней заимки не вернулся. Всё одно ему первая очередь девку валять.

И так вот мило переговариваясь, невидимая парочка удалилась. Где-то невдалеке затопали сапожищи по крыльцу, хлопнула дверь, и всё стихло.

У Линн от отчаяния заломило в висках, а на глазах отчётливо проступили слёзы. То, как бесцеремонно и нагло определили её дальнейшую судьбу, подняло в ней такую бурю чувств, что она чуть ли не вслух принялась себя уговаривать.

Успокоиться — прежде всего успокоиться. Так... сесть поудобнее...

Связанная девушка, извиваясь словно червяк, приняла сидячую позу, прислонившись к грубо ошкуренной деревянной стене. По крайней мере, земляной — вернее, глинистый пол теперь холодил пониже спины, да и обзор малость улучшился.

Вокруг была почти полная темнота — снаружи уже смеркалось. Пустой то ли сарай, то ли как там оно называется. Махонькое оконце в одной стене почти не давало света, и всё же удалось разглядеть посередине поломанную телегу, а в дальнем углу клок старой, перепревшей соломы.

Как ни странно, но обзор предстоящего места работы успокоил Линн и наполнил её холодной, деловитой злостью. А в том, что здесь придётся именно работать, она уже не сомневалась. Как говаривала её учительница в нелёгком ремесле домушницы Баррана, бесстрастной быть невозможно. А посему, девонька, возьми чувства в кулак — и пусть не они управляют тобой, а ты подстёгиваешь эмоциями своё усталое, дрожащее и трусливое тело.

Постепенно дыхание сидящей выровнялось, стало неслышным и ритмичным. Обежав внутренним взором всё тело, как уже давно привыкла, Линн выяснила, что пара синяков да затёкшие от слишком тугих узлов запястья — это мелочи. Равно как и пульсирующая тупой ноющей болью шишка на затылке. Ага, теперь понятно — те двое чем-то и приложили. Краем внимания она отметила, что её мысли что-то теребит. Подумав немного, победно усмехнулась.

— А вот обутку мою вы зря не сняли, субчики деревенские. Оно конечно — ни на кого не налезет! — и с этими словами она, пользуясь своей почти неестественной гибкостью, подогнула ноги за спину — к еле шевелящимся кистям рук.

Сетанг-другой, и в пальцах оказалась крохотная, тонкая, но невероятной прочности полоска металла. При себе просто необходимо всегда иметь нечто этакое. Что-то выковырять или отрезать, поддеть или провернуть. Но как бы то ни было, миниатюрный не то кинжальчик лилипута, не то отмычка было добыто из-за голенища.

Сначала она освободила ноги. Верёвка оказалась жёсткой, колючей — наверняка волосяной. Утвердившись в конце концов на своих двоих, Линн устало и победно вздохнула, и принялась пилить узел на руках, едва шевеля уже почти ничего не чувствующими пальцами.

Едва остатки верёвки с мягким шуршанием упали за спиной, руки и ладони сразу обдало тёплой волной свежей крови и немилосердно закололо сотнями ледяных остреньких иголочек.

— Это хорошо, — проворчала сквозь зубы девушка, растирая холодные конечности и с благодарностью вспоминая суровую школу Воровской Гильдии.

Куда ж тут деревенским увальням!

Первым делом Линн неслышно обошла своё узилище вдоль стен, цепко и внимательно примечая всё. В окошко пролезет разве что кошка, но никак не пятнадцатилетняя девица, на которую вот уже и мужики позарились. Лестница на чердак лежит у стены опущенная. Да и сильно сомневалась пленница, что грубо сработанную из толстых, надёжных жердей конструкцию ей удастся поднять, а не то чтобы без шума приставить к смутно чернеющему вверху лазу. На всякий случай она ухватилась... э-э нет, голубушка, не по тебе такие тяжести.

Оставалась только широкая деревянная дверь, толщиной вряд ли намного уступающая бревенчатым стенам, а весом — куда поболе самой Линн. Посмотрев в узкую, обдающую нос и глаза тонкой струйкой холодного свежего воздуха щелочку, пленница сразу определила, что снаружи дверь заложена толстенным брусом.

И в это время в окошке мелькнула тень. Испуганной кошкой Линн метнулась было в угол — принять позу связанной и беззащитной жертвы. Но в лунном свете блеснул бронзовый блик, и просунувшая внутрь сарая головёнку Синди вопросительно квирркнула, уставясь горящими неземным светом глазёнками на хозяйку.

— Ах ты, моя красавица! — проворковала та, нежно обнимая дрорду и непритворно жалея обеих.

Хотя, чего жалеть? А ну-ка... И девчонка поднесла воспитанницу к двери в том месте, где снаружи её перегораживал запор.

— Лю-ить!

Синди с явственной подоплёкой — уж не подвинулась ли ты рассудком, милая? — недоверчиво взглянула на неё. Но всё же заворочалась в ладонях, недвусмысленно намекая — отодвинь, мол чуть. Затем знакомым жестом дёрнула шейкой и раскрыла пасть.

От яростной вспышки в почти полной темноте Линн едва не ослепла. Перед глазами ещё плавало мутно-серое светящееся пятно, но она швырнула дрорду на плечо и, обжигая ладони о тлеющее дерево, осторожно толкнула дверь.

Прикреплённая вместо металлических петель на сыромятных ремнях, та неожиданно легко и бесшумно распахнулась. Глухо стукнув, в траву упали тлеющие половинки прежде запорного бруса, а в лицо ударила свежая прохлада весенней ночи.

Свободна! Свободна! — мысль эта так захватила удирающую Линн, что она оглянулась и прислушалась, лишь достигнув опушки леса. Опа! А дела пошли совсем уж неожиданно — пылала уже вся передняя часть массивного бревенчатого сарая. И клочья горящей соломы со стрехи ветром забрасывало на хуторские дома и службы. Там наконец-то только сейчас заметили опасность, раздались суматошные крики. И в розово-оранжевом зареве замелькали суетящиеся фигурки.

Поздно, поздно, деревенщина бестолковая! Вот вам, попробовали девчоночки городской! Линн, злорадно изобразив полусогнутой рукой у пояса неприличный жест, отвернулась. И с чувством хорошо выполненного долга ступила под тёмные своды ночного леса.

В конце концов она, ободрав руки, нашла заветный выворотень, добыла из-под него свои пожитки. Пропавшую на хуторе одежду, правда, было жаль до слёз. Но зловредная девчонка, бросив угрюмый взгляд на тревожные сполохи пожарища, только мстительно рассмеялась да сплюнула, и пошла вдоль ручья вверх. На тракт, как ей и говорила давешняя ведьма.

Эх, жаль — даже имени её спросить не догадалась...

Цитата из травника "Цветов и кустарников описание" магистра Элидора:

"Есть на северных пустошах целые поля, заросшие одним и тем же растением. Цветы его необычайно ярки на блеклом окружающем фоне, а душистый аромат привлекает тысячи мотыльков-однодневок и мохнатых северных пчёл. Только напрасно суетятся насекомые — нектара соцветия не имеют. Да и, как выяснено многочисленными исследованиями, растение это не содержит ни лекарственных, ни ядовитых примесей, кои стоило бы применять. И даже венки из него не плетут тамошние девицы — стебли слишком ломки, а прекрасные цветы вянут и опадают почти сразу после сбора.

И имя тому растению дано — Пустоцвет"

Часть вторая. Суета.

И всё же впереди что-то было не так.

Фархай, судорожно стиснув в руке короткое охотничье копьё и до боли закусив губу, долго рассматривал из-за колючего куста дикой малины пологий, поросший папоротником склон, густо затенённый тревожно шепчущимися соснами. Где-то вверху беззаботно попискивала птица, ни один листочек и ни одна веточка впереди не были потревожены — и всё же молодой парень, один из лучших охотников, никак не мог заставить себя пойти дальше.

Ну просто никак.

И всё же, отогнав тревожные предчувствия, он стиснул зубы и решительно вышел из-за прикрытия.

Тишина, пахнущая разогретой на солнце сосновой живицей. Еле слышное гудение уходящих ввысь ровных медных стволов да пружинистая податливость хвойной подстилки под ногами.

Ещё шаг — уже в слабо шуршащем о колени папоротнике. Загнав в самый уголок сознания встающие на дыбы инстинкты, он почти бесшумным шагом опытного следопыта скользнул вперёд.

Внизу, где склон оборвался в пугающую черноту оврага, внимание человека привлёк потревоженный беззаботной ногой клочок мха на седом от древности валуне. Значит, вниз — туда, где в темноте звенит неумолчный ручеёк. И дальше — скорей, скорей!

Второй день Линн петляла по перемежающимся заболоченными равнинами лесам. С тракта пришлось сойти почти сразу, едва беспокойно ворочающаяся на плече дрорда предупредила своим поведением — погоня, хозяюшка! Поспешай!

Измученная бессонной ночью после трудного дня, она уже с трудом переставляла ноги по залитой лунным светом пыльной дороге. А котомка за плечами, и без того увесистая, наливалась тяжестью с каждым шагом вперёд. Дыхание, и без того надсадное, грозило сбиться совсем. И девчонка решилась.

Полновесный глоток из подаренного старой ведьмой пузырька едва не разорвал её пополам. Ощущение было настолько мерзким, словно Линн выпила расплавленного свинца пополам с протухшим рыбьим жиром. Но всё же она привычно сдержала взбунтовавшийся желудок, откашлялась. Закрыв глаза, несколько раз вздохнула полной грудью — глубоко, протяжно и с наслаждением.

Кажется, пошло...

Мир подёрнулся дымкой — серой, невесомой. Сначала ярче засияли звёзды, затем неодобрительно глядящая сверху Луна окуталась золотисто-жёлтым ореолом. В голову мягко стукнула жаркая волна, разбежалась по телу радостно и игриво плещущимися ручейками, смыла даже малейшие следы усталости и боль в ступнях. Усмехнувшись, Линн выпрямилась, с какой-то горделивой небрежностью глядя на окружающее.

И, повернув с дороги, легко и стремительно понеслась по весеннему ночному лесу.

Стволы деревьев словно сами отступали с её пути, кусты послушно раздвигали ветви. А так досаждающие обычным людям камни, шишки и корни послушно спрятались, вжались в землю. И лишь белеющая словно костяными суставами берёзка ласково и нежно отёрла мягкими ещё листиками пот с разгорячённого чела.

Гей, быстрее! И Линн припустила с заячьей прытью, с равной лёгкостью преодолевая встречающиеся овраги и буреломы, нагромождения выступивших на поверхность валунов на каменных осыпях и густые переплетения царапучих кустов воронца.

Пока ноги и ещё какая-то часть головы были заняты пробиранием сквозь головоломные препятствия, девчонка с холодной отстранённостью думала. Если на хвост опять сели Зелёные Егеря — дело дрянь. Там ребятки не чета городским увальням, из которых состоит стража в Сарнолле. Там цепкие, битые и тёртые профессионалы, коим все её ухищрения и потуги до одного места.

— Так в чём же дело? — сиплым от холодного воздуха голосом прошептала Линн.

И, не задумываясь проскочив разлившийся ручей по еле видным из-под поверхности скользким замшелым камням, забрала резко вправо. По поваленному дереву снова забралась в ручей и побежала вверх по течению, весело разбрызгивая приятно охладившую ноги воду. Что она и как делает, Линн не задумывалась, всё больше и больше доверяя своей постепенно проявляющейся сущности.

В конце концов, описав широкий полукруг и отгородившись от прежде пройденного пути ручьём, она легко и естественно взлетела на вершину скалы в три своих роста, грозящей ночным небесам острой изъязвлённой вершиной. Присела в выемке, закрывающей её своей надёжной тенью. Несколько сетангов переводила почти не сбившееся дыхание, с удовольствием отметив сей примечательный факт.

И замерла. Словно срослась с камнем, стала частью его — неотделимой и неразличимой. Да, потом, когда действие эликсира пройдёт, будет очень жестоко. Будет ломать, крутить и выворачивать — но это будет потом. А сейчас Линн не просто видела, она воспринимала каждую былинку и каждую посеребренную Луной хвойную лапу. Знала, о чём тревожно попискивает спящая в гнезде иволга и чем на обед промышлял затаившийся в зарослях чмерицы сонный заяц. И, надо признать — знания эти здорово отличались от того, что девчонка привыкла видеть в городе.

Единое. Единое целое с природой — и это было так прекрасно, что Линн с недоумением ощутила, как у неё чуть защипало в глазах, а потом просто нестерпимо зачесался нос. Но она не шелохнулась — ибо через залитую лунным светом полянку скользнула чья-то тень.

Преследователь шёл не так быстро и легко, как проторившая путь девчонка — но он был куда здоровее. И вооружён коротким толстым копьём, чьё навершие так нехорошо высверкнуло в нескромном свете Луны. Но по крайней мере, не Егеря, и у затаившейся на вершине Линн немного отлегло от сердца — так, самую малость. Выходит, те горе-насильники, погорельцы с хутора отрядили погоню за ней? И выходит, непростой мужик, если идёт по почти незаметному даже обострённым зельем зрением следу...

Да нет, какой мужик... Линн как бы примерила на себя эту мягкую, чуть косолапую походку со стелющимся шагом, еле заметную резкость и порывистость движений. Точно — лет двадцать, и никак не больше! Что ж ты делаешь, парень?..

Отчего-то девушка ощутила, что вот ну не хочется ей... может хватит? С Зугги как-то нехорошо вышло — вроде и надо было все хвосты обрубить, как учили. А всё же поселилась в сердце какая-то заноза — и ковыряет, и ковыряет, зараза...

Почувствовав тревогу хозяйки, угомонившаяся по своей привычке подремать дрорда высунула голову из-под крыла. Дохнула-фыркнула тихонько в самое ухо. Посмотрела на ночной лес, под кронами которого уже скрылся неутомимый преследователь. Лениво зевнула и, словно сочтя своё дело сделанным, стала вновь устраиваться поудобнее.

А Линн посмотрела на жемчужно сияющую Луну в обрамлении шепчущихся о своих неведомых секретах звёзд, на спокойный и замерший мир, и постепенно в сердце утвердилось спокойствие и уверенность.

Да, так и сделаем...


* * *

Мастер моря с трудом сдержал раздражение. Не нравится, ох как не нравится ему, возглавившему Совет колдунов Крумта после поражения от имперского льва, это дело!

Его собеседник, невозмутимый и аккуратный вельможа средних лет, сын и наследник герцога Саймона и полномочный представитель Полночной Империи, пожал плечами. Он непонятно посмотрел на худощавого седовласого мага с крохотным синим камешком в мочке уха, и покачал головой.

— Извините, господин Эккер, но это ваши проблемы. Коль скоро условия мирного договора не выполняются — заметьте, по вине вашей, побеждённой стороны... это не просто дурно пахнет. Вы отдаёте себе отчёт в том, что может произойти, если оговоренная сумма контрибуции не будет выплачена в срок?

Почтенный морской колдун чуть не взвыл с досады. Умеет же растреклятый Император подбирать людей! Неподкупен, умён, и логичен до судорог. Ну разве можно было предположить, что в Сарнолле — втором по величине и значению городе Крумта — произойдёт этакое? Что в ночь перед отправкой дерзкие злоумышленники умыкнут гигантскую, просто непомерную сумму в золоте и камнях — долю Сарнолла и окружающих земель в контрибуции. И что все усилия окажутся тщетными — трое жуликов как сквозь землю провалились, несмотря на все усилия колдунов и егерей...

— Ну что, что мы можем сделать, ваша милость? Собрать в приемлемый срок недостающее мы попросту не в состоянии — и это вам прекрасно известно. Остров почти разорён. Все мыслимые и немыслимые средства по поиску преступников результатов пока не принесли. Морская специализация наших колдунов на этот раз сыграла с нами злую шутку.

В расписной зале с фресками и лепниной на морские темы на некоторое время воцарилась тишина. Лишь слышно было, как в клепсидре неумолчно капает вода, неумолимо приближая тот роковой час, когда настанет время проигравшим войну платить по счетам. Всё улажено — Подветренные Острова, из-за обладания которыми было пролито немало крови, навечно отходят к Империи. Всякие пошлины и квоты с имперских купцов снимались на пять лет. Денежная компенсация почти — почти собрана. Но недостающая сумма, примерно три миллиона в пересчёте на имперские цехины, исчезла в Сарнолле самым непонятным образом.

Вернее, исчезла-то как раз вполне понятно как. Но вот ухватиться за след и обнаружить похитителей оказалось не так-то просто. Глава тамошней Воровской гильдии был обнаружен мёртвым, а сами члены гильдии, а попросту — воровского клана — позабивались в такие норы, что искать их это попросту бесполезно тратить время. Хоть и удалось выяснить, что причастно трое людей — парень с девчонкой да пожилой кузнец, и что они на баркасе ушли в море... а вот тут-то всё и застопорилось.

В обычное время морские колдуны не ведали на водных просторах, что такое тайна. Но тут — ничего. То есть — вообще ничего. Самое простые и надёжные способы оказались бессильны. Ни на поверхности, ни на дне — да тут прямо мистика какая-то! Впору подумать, что сам Падший утянул их в свои владения! Хотя, по правде признать, и это смогли бы найти ушлые и опытные Мастера Моря. Но — ничегошеньки, ни единой зацепки.

И Эккер сделал то, чего хотел менее всего. Зная, что будет тысячу раз проклят и заклёймён, он сделал над собой невероятное усилие и произнёс, задыхаясь:

— Крумт не в состоянии выплатить контрибуцию в указанный срок. Видят боги, мы сделали всё, что в наших силах — но судьба оказалась против нас. И я, старший Мастер Моря, возглавляющий Совет колдун Эккер, прошу вашей — лично вашей помощи...

Последние слова дались ему с таким трудом, что он едва не сорвался. И всё же — слова эти были произнесены, хоть и чуть хрипловатым голосом. Всё — назад возврата нет. Всё-таки оба собеседника официальные лица, и тема разговора вполе и насквозь официальная...

Старый маг горько поник головой, сгорая от унижения. Вино, бокалом которого он попытался смыть осадок, показалось кислым и холодно-безвкусным. Будучи не в силах сдержать чувств, верховный колдун Крумта с размаху швырнул драгоценное изделие гномьих стеклодувов и гранильщиков о стену. Бокал даже не подумал разбиться — лишь заныл высоким чистым голосом, бесшумно подпрыгивая и кувыркаясь на толстом, напольном, харадской работы ковре.

Эккер опёрся локтями о стол и закрыл усталое лицо ладонями. А молодой ещё герцог Саймон пытливо смотрел на него, задумчиво теребя ус. Его величество попросил его — чтобы об этом инциденте он больше не слышал. А что такое просьба Императора, надеюсь, никому объяснять не надо? И вот тут хоть ужом вертись, а доверие самого надо оправдать...

— Если бы у меня была такая сумма, я бы охотно дал вам в долг — под слово честного человека, — произнёс он негромким голосом.

Задумчиво почесал нос с еле заметной благородной горбинкой, привычно оправил кружевной манжет, и продолжил свою мысль.

— Взять кредит в банке не выйдет. Здешние почти на грани банкротства. А в Имперских — проценты будут просто грабительскими. Война взметнула учётные ставки на такую высоту, что вернуть долг вы не сможете никогда...

— Знаю. Этот вариант мы тоже обдумывали. — и всё же Эккер услышал в последних словах собеседника этакую недоговоренность.

Ещё не намёк, но уже и не случайную игру интонаций. Поэтому старый маг убрал руки с лица и внимательно посмотрел на невозмутимого герцога.

— Если вы найдёте выход — я и мои коллеги по Совету колдунов будем вашими должниками.

Тот некоторе время словно обдумывал услышанное, чуть кусая губы, а затем поднял кажущиеся почти чёрными в уютном полумраке комнаты глаза.

— Знаю я человека, что сможет или предоставить вам такую сумму — или найти беглецов.

Колдун молчал, и не надо говорить, как внимательно он слушал слова представителя Полночной Империи.

— Только... только я сам даже под страхом смерти не хотел бы иметь дела с этим человекам. Да и вам, возможно, лучше вынести репрессии, чем связываться с ним. Ибо он в состоянии найти беглецов, даже если они уже и не на этом свете.

Двое сильных и крепких мужчин при этом смотрели друг другу в глаза. Хотя назвать их друзьями было бы крайне неверно. Вчерашние враги, а ныне представитель Победителя — и вовсе не радый этому обстоятельству представитель побеждённых. Однако не зря древняя поговорка гласит — договоры следует соблюдать. И коль скоро Крумт обязан выплатить астрономически гигантскую сумму выкупа в качестве контрибуции — это должно быть сделано.

Потерявши честь единожды, в дальнейшем уже терять нечего.

И всё же, последние слова смутили почтенного Эккера своим вторым, тайным смыслом. Морской колдун был отнюдь не дурак, да и подборку сведений о самых сильных полководцах и магах Полночной Империи изучал регулярно. Да, он сразу понял, о ком идёт речь. И действительно, говорить о чернокнижнике вслух во дворце Совета было бы весьма и весьма опрометчиво.

И всё же, о молодом герцоге Саймоне говорилось в тайных бумагах, как о чертовски порядочном человеке. Не мог он дать совсем уж плохого совета... И, так и не догадавшись о подоплёке дела в силу своей удалённости от тонкостей политических интриг, главный колдун Крумта откинулся на высокую спинку резного деревянного кресла и спросил напрямик:

— Я догадываюсь, о ком пошла речь. И о том, что этот неназванный неслыханно богат. Но с другой стороны, идти на какой бы то ни было договор с тёмной стороной мы не станем. Не зря ведь ваш Император не имеет с этим... скажем так, человеком — никаких официальных дел.

Герцог неожиданно улыбнулся. Тонко, еле заметно, как умеют это делать обладающие огромной властью по праву рождения и древности рода. Он поиграл вином в бокале, любуясь отблесками рдеющих в камине угольев на витиеватой прихотливой резьбе, и только потом пожал плечами.

— Я ни разу не слыхал, чтобы упомянутый мною человек нарушил своё слово или поступил против законов чести. Хотя меня лично точно так же отталкивает цвет его мастерства. И всё же — это лучший совет, что я вам могу дать.

Эккер украдкой почесал изуродованную ещё в юности ногу, отчётливо — куда лучше магии — предупреждающей о непогоде. Что ж... сказано достаточно откровенно.

— Хорошо. Предположим, что ваш э-э... посредник предоставит нам нужную сумму в кредит на некоторое время. А как быть с пропавшими вместе с деньгами регалиями Морских Ярлов? Что, если они окажутся утерянными безвозвратно?

Саймон подался вперёд, и его лицо на миг стало хищным.

— А вот об этом попрошу подробнее. Как вам известно, я в магических делах невежда.

Колдун сделал вид, что поверил его словам. Хотя — всё может быть. Как удалось выяснить, молодой отпрыск герцогского рода действительно не владеет Даром, а посему кое-какие тонкости может попросту и не знать. Ну что ж... история эта очень долгая.

И поспешим добавить — куда более долгая, чем о том знал даже старый Мастер Моря...


* * *

От звука близкого разрыва, показавшегося в глубине укреплённого форта просто ударившей под ноги тряской и глухой волной, со сводчатого потолка просыпалась тонкая струйка песка и древесной трухи. От неприцельных и случайных попаданий дальнобойных, начинённых шимозой снарядов укрепления пока что спасали...

— Merdie... проклятые япошки, — поморщился мичман Деколь, грязным пальцем брезгливо вытащив из стакана попавшую туда щепку.

Покачав седой от известковой пыли головой, добавил:

— Что ж, господа офицеры — упокой бог душу капитана Борисенко... — и опрокинул в рот сладковатую рисовую водку.

Лейтенант Валтонен собрался было последовать его примеру, но, забывшись, почесал немилосердно зудящую рану на плече. Рука наткнулась на несвежего цвета бинт и лишь скользнула по марле. Сквозь зубы помянув узкоглазых примерно такими же нелестными словами, молодой минный офицер с "Решительного" вздохнул.

— Да, етто короший бил человекк. Бравий морякк, и коммандер не из последних... помянем, коспода... — и тоже выпил свою долю местного, отдающего сивухой пойла.

Волей-неволей и сидящий на треснувшем снарядном ящике у стены мичман Давыдов поднял глаза. Усилием воли он разогнал мутную, застящую глаза пелену усталости. Обвёл взглядом душный полумрак каземата, в котором огненным светлячком чадил произрастающий из снарядной гильзы огонёк. И в этом аду моряки, оказавшиеся по приказу комендант-генерала на суше и командующие отрядами, обороняющими подступы к седьмой батарее, казались бесплотными призраками, заглянувшими на пир из преисподней.

С тех пор, как японцы устроили русским войскам кровавую бойню под Мукденом, дела пошли совсем плохо. Порт-Артур оказался в осаде. А говоря совсем уж откровенно, господа — и в полном дерьме. Лучший на тысячи миль в округе порт, непрестанно укрепляемый, и в то же время почти беззащитный. Катастрофа, постигшая сухопутную армию под руководством бездарных


* * *

— прости Господи, что так выразился — привела к тому, что крепость-порт штурмуют с суши.

Мало того, японский флот под командованием адмирала Того полностью блокировал все подходы с моря. И в довершение всех бед, пришло известие, что идиот Рождественский позволил в битве под Цусимой разбить спешащие на помощь силы! Кретин — другого слова мичман просто не находил.

Потерев рукой подбородок с противно скрипнувшей по пальцам щетиной, Павел Андреевич другою взял с заменяющего стол ящика помятую жестяную кружку. Выдал по адресу наседающих японцев, их детей и матерей и даже их е


* * *

утого Императора такой морской загиб, что в другое время позавидовал бы и боцман Терещенко с "Изумруда". Отведя малость душу, он поднял кружку.

— Да, Петрович был моряк от бога, и человек что надо. Эх-х.., — а затем, не чувствуя вкуса, выпил китайскую водку.

Пошарил пальцами на столе, отправил следом в рот ломтик вяленой рыбы. Выдохнул, брезгливо морща пропитавшиеся пылью усы. Прикурил от самодельной лампы последнюю, припасённую на крайний день "Северную Пальмиру" и уселся обратно на ящик.

Так вышло, что четвёртый в их компании, бравый капитан Борисенко сегодня утром во время вылазки схлопотал осколок под сердце и отдал Богу душу. И перед тем, как выпить за упокой доброго человека, каждый из оставшихся высказал о врагах отечества кое-что из того, что он о них думает. Но всё же — не к лицу флотским офицерам поддаваться унынию!

— Да, господа, слыхали, что намедни учудил мичман Пустошкин? — Деколь пыхнул чудовищных размеров "козьей ножкой" и те, кто знали его похуже, могли бы сказать, что он вполне доволен жизнью.

— А что таккое? — заинтересовался некурящий финн, продолжая умело разделывать вяленую треску.

— Сообразил такое, что мне, европейцу, поначалу показалось дикостью! — давно обрусевший потомок французов ещё тех, Петровских времён, он упрямо считал себя европейцем, а русских и иже с ними — грязными варварами и азиатами. Впрочем, к этому все давно привыкли, тем более что Карлович частенько оказывался прав. Да, скифы мы — что есть, то есть...

— Представьте — предложил атаковать япошек морскими минами! — мичман развёл руками, демонстрируя своё весёлое недоумение.

— Ну и что таккого? — не понял лейтенант Валтонен, протягивая ему полупрозрачный, светящийся янтарным жиром ломоть рыбы.

— Как что, господа? Морскими минами — и на суше! — Деколь хохотнул и даже хлопнул руками по коленям давно потерявших лоск флотских брюк.

Финн некоторое время серьёзно обдумывал услышанное. Наконец он изобразил породистым лицом лёгкое изумление.

— Етто не есть шутка?

— Да в том-то и дело, господин лейтенант, что нет! — с жаром подтвердил раскрасневшийся от выпитого мичман Деколь.

Мичман Давыдов выпал из беседы о затее Луки Пустошкина, как намазанный жиром лот из рук матроса. Безучастно сидел он у стены, наслаждаясь чуть щипучим ароматным дымком, столь приятным после местного самосада — ещё более мерзкого, чем матросская махорка.

Какие потери! А ведь на дворе просвещённый двадцатый век, господа! Почему же, отчего гибнут самые лучшие, самые умные и порядочные люди? В то время как воры и бездари процветают в тылу да штабах...

Павел Андреевич вспомнил своего покойного командира, адмирала Степана Осиповича Макарова, так нелепо погибшего на мостике броненосца "Петропавловск". Вспомнил чёрный для русского флота день, когда надёжная, подрагивающая от рокота паровых, запущенных на полную мощность, котлов палуба вдруг вздыбилась от взрыва страшной силы, изуродовавшего правый борт родного корабля. Как оглушённого, захлёбывающегося холодной океанской водой молодого мичмана втянули в спасательную шлюпку.

А Осипыч, гордость и надежда флота российского... "Господи! Ну почему не я, ну почему не я погиб, а именно тот, кто мог спасти флот и всю войну!" — не раз с истерзанных бессонницей губ впоследствии срывался этот горячечный шёпот. А перед глазами стояло солидное, с окладистой бородой лицо адмирала, объясняющего стоящему рядом с ним художнику Верещагину — тоже, кстати, погибшему в той катастрофе — диспозицию неприятельского флота.

Мичман, чувствуя, что его вновь затягивают гнетущие и совсем бесполезные на войне мысли, с досадой ударил кулаком по ящику, проломив отсыревшее в подземелье дерево насквозь. Ведь с того самого рокового дня словно какая-то обречённость повисла над Порт-Артуром и всем русским флотом. И каждый хоть раз, нет-нет да и чувствовал тленный холодок неминуемого поражения...

По ступенькам сверху с грохотом скатился вестовой матрос.

— Ваши благородия, велено мичмана Давыдова немедля к генералу! — откозырял он, тщетно шаря полуслепыми со свету глазами в здешнем полумраке.

Лейтенант Валтонен хмуро глянул на посыльного, неодобрительно покачал белобрысой макушкой, затем перевёл взгляд на безучастно сгорбившегося у стены мичмана.

— Павел Андреевичч! Вас кличчут!

Тот поднял голову, некоторое время тяжёлым взором смотрел на заколебавшийся от дуновений воздуха огонёк, и со вздохом встал на ноги.

— Веди, — бросил он безучастно переминающемуся с ноги на ногу матросу, безуспешно пытаясь поправить мятый и грязный китель.

Наверху оказалось всё так же ветрено и сыро. Слава всевышнему — хоть японцы пока не стреляли. Петляя по траншеям и ходам сообщения, провожаемые равнодушными и любопытными взглядами, они обогнули сопку и спустились вниз, где чернобородый всадник держал в поводу ещё одного нервно дрожащего коня. Мичман вскочил в седло, красующийся газырями черкес тут же ожёг плетью своего, и они помчались по изрытой воронками дороге в штаб.

Хоть Давыдов и был моряком, но он был им первым в роду. Вся остальная череда славных и именитых предков старинного рода верой и правдой служила Царю и Отечеству — в кавалерии. Уланы и драгуны, кирасиры и гусары, один даже до полковника дослужился чином. Но сменить привычное с детства седло на качающуюся палубу боевого корабля решился только Павел Андреевич.

И вроде неплохо получилось у него — аттестат его был безукоризненным, да и перспективы по службе, тем паче в военное время, были просто блестящими. Да вот незадача только — Россия войну с Японией проигрывала. Чтобы осознать эту нехитрую истину, не нужно быть таким уж стратегом — достаточно иметь хоть каплю соображения в голове...

В приёмной, у заваленного бумагами стола адьютанта на шатких стульях сидели несколько полковников и двое богатырской стати казаков. Однако дело, по коему мичмана вызвали к самому, видимо, было совсем уж безотлагательным, так как отрапортовавшего о прибытии сразу проводили к генералу, под завистливыми взглядами остальных несчастливчиков.

Генерал потёр ладонями осунувшееся, бледное от недосыпа лицо.

— А-а, прибыли, голубчик? Очень хорошо.

Впрочем, из дальнейшего разговора выяснилось, что не так уж и хорошо. Короче — повадился кто-то из японских лазутчиков шастать по тылам обороняющихся русских войск. Да так ловко и нахально, словно у себя дома. Если бы просто мелко пакостил да высматривал — рано или поздно поймали бы. Но он же, сука узкоглазая, оказался каким-то там самураем-невидимкой — посланный на его поимки отряд жандармских чинов попросту вырезал, причём чуть ли не под окнами штаба!

— Доложили мне по команде, что вы, Павел Андреевич, умеете нечто эдакое... — и сидящий рядом с командующим худощавый контр-адмирал неопределённо пошевелил в воздухе пальцами.

Мичман слушал с лёгкой хмуростью, прикидывая, какими же словами можно охарактеризовать выпавшее ему непростое поручение. Выходило — сплошь и рядом только нецензурными. Если уж обученные всяким жандармским штучкам голубые мундиры спасовали, то потомственному Давыдову в самый раз и отдуваться. Да, из поколения в поколение в их роду передавались секреты ещё от древних русских воинов пришедшей борьбы, знаток коей запросто мог пройти сквозь ватагу решительных парней, при этом ненароком уронив их всех себе под ноженьки. И пару раз из хмельного куража мичман продемонстрировал отнюдь не робкого десятка коллегам свои умения...

— Одним словом, на вас, господин мичман, последняя надёжа. Возле адьютанта ждут двое проверенных ребят из казачьих пластунов — не подведут. Берите их, делайте что сочтёте нужным — в методах не ограничиваю. Всё, ступайте с богом, и избавьте Порт-Артур от этой банды узкоглазых убивцев...

Так вот и началась эта авантюрная, совершенно безумная вылазка. Пластуны сначала немного недоверчиво и свысока посматривали, поступив под командование морского офицера. Пришлось, свернув за угол, малость помять их да зубы начистить, чтоб не скалили. О, сразу соображение проявилось, да уважение во взглядах обозначилось!

— Звыняйте, ваше благородие, обознались... — смущённо заявил представившийся как Чмырь жилистый чернявый парень, украдкой потирая ещё ноющую поясницу.

Второй же, назвавшийся Гмырей, глядел просто с восторгом на оказавшегося вовсе не рохлей командира. Ну да, ему ж досталось малость поменьше.

— Так, слушай мою команду, — с великолепной невозмутимостью рассудил мичман и перечислил кое-какие соображения по порученному делу.

Ребятки оказались тоже тёртыми. Кое-что добавили, уточнили со своей стороны. И гуськом потянулись за Давыдовым к главначснабжу, а по-морскому — баталёру Сорокину, за обмундированием и кое-какими хитрыми задумками. С кажущейся ленивой и вялой беззаботностью они зашли в самую глубину необъятного склада. Правда, их несколько разочаровало то, что интендант уже оказался предупреждён свыше и выдал всё требуемое по первому же слову. Хотя в другое время спорил бы до хрипоты, брызгая слюной и в отчаянии стукая себя по отнюдь не впалой груди.

Как бы то ни было, тот безропотно оделил всем требуемым потерявшего от безнаказанности всякий стыд мичмана, хотя и проводил удаляющуюся тяжело нагруженную троицу весьма задумчивым взглядом.

Первым делом Давыдов нагрянул в казармы. Выгнал взашей из первой же попавшейся комнаты поселившуюся было там сухопутную шушеру с помятыми от беспрерывного пьянства лицами. Бросил свою добычу на жёсткую, как палуба броненосца, армейскую койку.

И откупорил бутылку шустовского коньяку.

Ребята ему достались сообразительные. Мигом очистили столик, длинными обоюдоострыми кинжалами нашинковали ветчину и венскую колбасу. Сыр, истекающий ароматными слезами, и даже — о чудо! — каким-то совершенно непонятным образом завалявшийся у хозяйственного Сорокина чуть привявший лимон.

От полузабытых за время осады деликатесов сводило скулы, а в душе поднималась мерзкая горечь. И всё же, стиснув зубы, мичман пил благородный напиток и наворачивал съестное. Заправившись на полную катушку, он распорядился:

— Всем спать! С закатом побудка, — и подал пример.

Хмурый, злой и невыспавшийся жандармский офицер тыкал в карту прямым и негнущимся как карандаш пальцем, указывая места, где и когда неведомый и опасный лазутчик обозначил своё присутствие. А благоухающий хорошим коньяком и копчёностями Давыдов довольно щурил глаза, требуя ещё подробностей. Наконец, он призадумался.

— А ведь к артпогребам тропку нащупывает этот сучий потрох, не иначе! — важно изрёк он результаты своих размышлений.

Сидящий напротив жандарм аж подпрыгнул с испуга. Немного побледнев лицом, он несколько секунд жадно хватал воздух ртом.

— А... это... но вы понимаете, господа, что будет, если он туда проберётся? — на него было жалко смотреть.

— Да тут и понимать неча — подорвёт усё к едрёной матери, — снисходительно объяснил ему Гмыря, постукав прокуренным пальцем по тому месту, где на двухвёрстке располагалась святая святых любой крепости — арсенал и пороховые погреба.

А Чмырь, найдя на карте квадратик с караулкой для сменных чинов, указал на него и вопросительно поднял взгляд на мичмана. Тот усмехнулся благодушно, дымя комсоставовским "Дукатом" с золотым обрезом, и кивнул.

— Верно мыслишь, верно. Если нынче ночью япошки не полезут туда, то других шансов у них попросту нет.

На том и порешили. Засада — древний как мир и надёжный как булыжник метод борьбы с подобными любителями шастать по воинским тылам аки тать в ночи...

— Идут, ваше благородие. Часового на углу уже сняли, следующего пасут, — выдохнула на ухо затаившемуся Давыдову неслышно возникшая из ночи тень.

Мичману было жаль простых ребят, погибающих под ножами вражеских лазутчиков. Но он жестом дал команду — ждать! Сам он на месте неведомых диверсантов не пошёл бы вперёд всей кучей. А вот пару-тройку решительных парней послал бы — вахтенных вырезать да путь расчистить. Так что, пусть узкоглазые, уверовавшие в свою безнаказанность, увязнут поглубже да подойдут плотнее...

Время тянулось медленно, несмотря на пробивающую временами нервную дрожь. Давыдов поглаживал пальцем свой наган, офицерский, с самовзводом — и терзался сомнениями. Верно ли они предугадали действия японцев?

"Отставить, мать-перемать!" — одёрнул он себя. Операция уже началась, так что всё равно изменить или поправить было ровным счётом невозможно.

И выдержка затаившейся под телегой парочки была вознаграждена. Из темноты, как раз оттуда, откуда и ожидалось, бесшумно вынырнули четыре... нет, пять ещё более чёрных сгустков мрака. Зачарованно мичман следил, как те легко, словно паучки, взобрались по отвесной стене каземата, перевалили через верх и скользнули к замершему в тишине зданию караулки.

Выждав для верности ещё секунд десять, Давыдов с невероятным облегчением, словно всаживая заряд жизненной силы в женщину, бешено выкрикнул в темноту:

— Свет!

Сначала раздалось неистовое, словно змеиное шипение. Мичман почти физически ощутил, как по кабелям в бумажной, пропитанной каучуком обмотке, проскочила короткая судорога электрических токов. Уперевшись в сведённые электроды, заключённая в меди гальваническая сила тут же выплеснула свою ярость, испаряя их и зажигая вольтову дугу. Десять заранее припрятанных прожекторов засияли новыми солнцами — и фонари Яблочкова и Эдисона залили всё пространство резким, беспощадно-мертвенным светом.

Фигурки в чёрном заметались, бросились врассыпную. Но из тёмных углов, из заранее смазанных дверей полилась ощетинившаяся багинетами конвойная рота. Длинные тонкие штыки, примкнутые на стволах трёхлинеек, да ещё и плотно, без единой щелочки сбитый строй — всё это не оставляло японцам никаких шансов.

И всё же один, гортанно выкрикнув что-то и блестя белками бешено выкатившихся глаз, с разбегу попытался перелететь через кольцо окружения. Попытался, но не смог. Ибо готовый к таким перипетиям мичман раз, другой разрядил в чёрную фигурку свой револьвер. Сломавшись на лету, лазутчик рухнул на брусчатку, дёрнувшись в последний раз.

— Этот мой! — выкрикнул Давыдов, отбрасывая в сторону оружие и кошкой прыгая на того, кто по его мнению и был командиром, организатором этой банды убивцев.

Ибо тот, судя по всему, уже хотел геройски покончить с собой во славу своего императора...

Удар столкнувшихся тел был страшен — сила инерции швырнула обоих навзничь. И всё же японец, оказавшийся закутанным в тончайшего плетения подобие кольчуги, вскочил на ноги со вполне похвальной резвостью. Попытался в пару красивых заученных ударов вышибить дух из не замедлившего встать мичмана, но оказалось отчего-то, что это никак не удаётся. Мало того, уходом в сторону и лёгким касанием тот весьма неделикатно уронил диверсанта обратно на выщербленный булыжник и навалился сверху, выкручивая руку с зажатым в ней лёгким коротким мечом.

Противники стоили друг друга. Японец, просто-таки невероятно извернувшись, постепенно оказался сверху, хрипло дыша от натуги. Лица его не было видно — оно тоже было скрыто мерцающей завесой из стальных колечек. Но под одеждой его перетекали словно сотканные из канатной проволоки жилы. Чувствуя, что вот-вот, и противник вырвется из казавшегося мёртвым захвата, Давыдов напрягся из последних сил...

Сверху мелькнула тень, обрушила на голову диверсанта страшный удар, и с коротким "ххэк!" тот расслабился.

— В порядке, ваше благородие? — сквозь застящую глаза багровую пелену мичман различил склонившуюся над ним озабоченную физиономию Чмыря.

— Не знаю ещё... — мичман не без помощи казака встал на ощутимо подрагивающие ноги и огляделся.

Всё было кончено. На нешироком пространстве меж караулкой и входом в арсенал валялись фигуры в чёрном, почти обнявшись с несколькими погибшими в короткой схватке солдатами. Скривившись, Павел Андреевич озабоченно нащупал наливающийся на скуле синяк и ноющее бедро, куда пришёлся скользящий удар словно чугунной ноги самурая.

— Силён узкоглазый... — Давыдов скептически посмотрел, как жандармы уже освободили потерявшего сознание японца от массы всяких затейливых и весьма смертоносных штучек и надели наручники.

— На ноги тоже! — прикрикнул он. — Здоров он ими драться — специально обучен!

Те, не моргнув глазом, навесили дополнительные оковы и вчетвером понесли обмякшего диверсанта в свои допросные. А Чмырь деловито и чуть торопливо от ещё не схлынувшей горячки короткой стычки докладывал.

— Господин мичман, ещё одного мы с Гмырей скрутили. Но тот так — рядовой. А остальных парни на штыки нанизали, хотя и своих нескольких потеряли...

Из забытья Давыдова выдернуло лёгкое похлопывание по плечу. Это оказался давешний контр-адмирал из штаба, да ещё и вместе с жандармским майором.

— Проснитесь, Павел Андреевич!

Тот не замедлил вскочить из кресла в котором уснул, и вытянуться перед старшими по званию во фрунт. Но контр-адмирал только махнул рукой.

— Вольно.

Из их рассказа постепенно просыпающийся мичман узнал, что взятый лично им командир лазутчиков оказался кадровым японским разведчиком из тамошнего генштаба. Действительно — самурай чёрт знает в каком поколении, и все его предки служили по части тайных операций. Так что птица попалась неординарная, ещё из тех. Но более обрадовало известие, что Давыдов уже не мичман, а лейтенант — приказ подписан генералом и передан в штаб. А наградной лист на Георгия с первой же оказией будет отправлен в Петербург на высочайшее утверждение...

Отпустив своих пластунов отдыхать, Павел Андреевич по пологой змеящейся тропинке вышел к гавани. Уже светало, но спать ему отчего-то перехотелось. Посему, побродив немного по сопке, скрывающей в своём чреве каземат с дальнобойной кургузой гаубицей системы Канэ, он сел на камень, и принялся смотреть на полную кораблей бухту.

Который месяц идёт война — и какая-то неправильная война. Ещё мощный, запертый в гавани русский флот мог выйти в море и неплохо надавать по зубам потерявшим всякий страх японцам. Но он стоял на приколе, неподвижный и бессильный. Мало того, противник подтянул мониторы с крупнокалиберными гаубицами и, стреляя навесом через загороживающую их гряду, засыпал город и порт здоровенными "чемоданами".

С горечью Давыдов посмотрел на замершие громады боевых кораблей. Толстая бортовая броня была неплоха — но падающие сверху на тонкие листы палубного настила японские гостинцы беспрепятственно пробивали её, разрываясь внутри. Вон, уже "Ретвизан" затонул на мелководье. Лёг на киль, сильно накренившись на левый борт, меж надстроек и бессильно застывших орудийных башен гуляют свинцовые волны. Вот "Пересвет" с развороченным носом приткнулся к стенке — нужен кессон для ремонта, а для этого надо прорваться во Владивосток.

И даже отстреливаться нельзя — пришедшая из столицы высочайше утверждённая депеша запрещала огонь с броненосцев "вслепую", с закрытых позиций. Излишний и бесполезный расход дорогостоящих боеприпасов, видите ли!

Павел Андреевич чувствовал поднимающуюся в душе бессильную злобу, и от этого ему стало как-то душно и мерзко. Рванув ворот, он глубоко вздохнул пару раз, помянул ласковым словом Императора, всех адмиралов и генералов скопом, японцев и их мать — в общем, неплохо вышло, душевно.

Потянувшись за сигаретами, он увидел, что уже совсем рассвело. Внизу давно началась еле заметная издали повседневная суета, подсвечиваемая разгоревшейся зарёй. Новый день, новые заботы...

С моря, шелестя и чуть подвывая, прилетел первый утренний снаряд.

"Японец, восьмидюймовый" — ещё успел подумать опытный морской офицер, чувствуя взметнувшуюся в душе смутную озабоченность, прежде чем мир разлетелся и исчез в колюче-оранжевой вспышке пламени.

(прим. авт. — ради красного словца в приведенном выше отрывке допущены некоторые исторические неточности)

Холод, стылый и ненавистный холод. Мерзкий, выматывающий все нервы и вымораживающий душу. Мутный, липкий и беспросветный как осенний туман, он обволакивал со всех сторон, обещая покой.

И всё же искорка жизни, выдернутая бестрепетной рукой, выскочила из вселенского равнодушия, и крохотным но ярким метеором высверкнула на небосводе судьбы...

Судорожно закашлявшись, Павел Андреевич дёрнулся, заорал дурным голосом, ещё чувствуя как его разрывает на части неумолимая злая сила — и открыл глаза, поводя вокруг безумным взором.

В лицо сразу ласково плеснуло чем-то холодно-солёным и хорошо знакомым. Отряхнув с лица воду и проморгавшись, человек приподнялся на дрожащих руках. Море — серо-зелёное, равнодушное, и всё же какое-то чертовски родное.

В уши ударили крики. Обернувшись, лейтенант увидал ринувшуюся к нему толпу людей в лохмотьях. Они горланили что-то, приплясывали, но он не почувствовал в них угрозы. Напрягши память, он вдруг осознал — что хотя слова и выговор этих людей звучат дико непривычно, он их прекрасно понимает.

— Хейя! Море услышало нас! — десятки заботливых рук подхватило ошалевшего от непонятностей лейтенанта и потащили прочь от линии воды.

Туда, где на песке лежали смолёные, какие-то совсем настоящие и вовсе не похожие на музейные экспонаты ладьи...

Проснулся он от того, что чертовски вкусно запахло чем-то съестным. Ещё не открыв глаз, Давыдов потянулся, ощущая разливающуюся по молодому телу бодрость, и всё-таки приподнялся с ложа.

Оказалось, что морской берег со старинными кораблями и толпа разномастных оборванцев ему вовсе не приснились. Он лежал на мягкой шкуре какого-то зверя в тени крутобортой ладьи, а замурзанная девчонка с улыбкой протягивала ему деревянное блюдо с весьма аппетитным содержимым.

— Мейко, наш ярл изволили проснуться! — радостно крикнула она в сторону, и перед взором бодро поглощающего пищу человека появилась красивая молодая женщина.

В другое время Павел Андреевич бросил бы к дьяволу всё что угодно, чтобы пообщаться с такой красавицей. Статная и величавая, с неуловимой женственностью и в то же время властностью, она притягивала взгляд, как норд стрелку компаса. Но незнакомка мягким жестом руки показала — продолжай, продолжай! А сама стала рассказывать.

Постепенно от удивления у лейтенанта пропал всякий аппетит. Ибо выяснились вещи настолько диковинные, что впору было впасть не то, что в задумчивость — в отчаяние.

— Пойми, незнакомец — это не твой мир. Но он ничуть не хуже.

Из дальнейших разговоров выяснилось, что здесь есть и магия, и колдовство, и ещё чёрт знает какие проявления оккультизма и спиритизма — но это всё отнюдь не шарлатанство, а вполне тривиальные и привычные дела. Вроде кузнечного ремесла или гончарного искусства. Причём именно так он, Павел Андреевич Давыдов, здесь и объявился. Предводительница с помощью шамана, или как он тут называется, воззвала к богам.

И voila! — нате вам пожалуйста.

— Мои люди нуждаются в помощи. Враги захватили наши земли и зажали на этом мысе, а на лодьях далеко не уплывёшь, да и не будешь же плавать всю жизнь...

Павел Андреевич с этим не согласился. И вслух высказал кое-что из оставшихся в памяти отрывков о мореплаваниях викингов. Если кто не знает — на самом деле именно они открыли Гренландию и Америку, первыми ступив на новые для европейцев земли. А вовсе не Колумб и Америго Веспуччи, как думают сухопутные протиратели штанов.

Красавица была поражена.

— Как? Можно ходить по морю на тысячи лиг от берега?

Не без грусти лейтенант выяснил, что в этом мире неизвестны ни навигацкая наука, ни ориентирование по звёздам. Стало быть, ему придётся обучать штурманов и создавать лоции. Морские карты и инструменты. Искусство кораблестроительства и их же вождения, и многое, многое другое.

Подняв голову, он обнаружил, что на некотором отдалении стоит внимательно прислушивающаяся толпа людей, и на усталых лицах их прямо-таки светится надежда. Поперхнувшись и прервав рассказ, Павел Андреевич подумал — а не слишком ли поспешно схватился он за работу? Может, враги как раз правильно делают, вырезая эту банду за какие-нибудь злодеяния?

Однако выснилось, что нет — старая как мир борьба за выживание. Всё как обычно, господа, всё как обычно.

Затем пришёл черёд посланцу богов рассказать кое-что о себе прежнем. Если слово "морской" у местных непонятливости не вызвало, то термин "Младший артиллерийский офицер" потребовало детальных разъяснений, приведших собравшихся в бурный восторг.

— Значит вы, сир Павол, сын Андерея, — немилосердно коверкая чуждые здесь имена, спросила предводительница, — Сможете командовать нашими ладьями? В мореплавании и даже в бою? Воистину щедр дар богов!

А когда выяснилось, что прибывший и сам потомок древнего старинного рода, да ещё и его поместье в Симбирской губернии оказалось раза этак в два поболе, нежели все прежние земли леди Ольвы — нескрываемо обрадованной этим известием красавицы, то собравшиеся стали обращаться с Давыдовым с той примесью почтительности и уважения, так хорошо ему знакомой ещё по родным местам.

Отсутствие на ладьях элементарнейших для моряка приспособлений — якоря, лота и лага повергло деловито вызнающего подробности моряка в глубокую задумчивость. Куда более неприятной новостью выяснилось полное незнание того, что такое компас и как он действует. Большие тёмные глаза леди Ольвы даже подозрительно заблестели от обиды, но тут старый Бенето — шаман и колдун — хлопнул себя по лбу.

— А ведь хорошая идея, клянусь всеми богами! И как мы раньше не додумались!

С помощью столяра он мигом соорудил дощечку с торчащим посередине шипом дерева, подозрительно напоминающего южную акацию. На получившуюся ось надел гладко оструганную щепочку с отверстием посередине. Долго шептал что-то над нехитрым устройством, сбиваясь, ругаясь немилосердно, и всё же продолжая свои мудрёные изыскания.

И в конце концов, получилось-таки у старого очковтирателя! Как лейтенант ни тряс и поворачивал дощечку, наскоро вымазанный тёмно-алым соком каких-то ягод конец щепки упрямо показывал в море, а белесым хвостиком чистого дерева — вглубь суши. От удивления и сам шаман едва не впал в прострацию, и лишь въехавший под рёбра кулак Давыдова вывел того из столбняка.

— Чтобы к вечеру такие были на каждой ладье! По два штуки!

Бенето с усилием оторвал от диковинного компаса зачарованный взгляд и потопал с мастерами — работать. А леди Ольвия уже руководила погрузкой на покачивающиеся у берега ладьи имущества, детей и раненых. А также семян, инструментов и нескольких чудом уцелевших домашних животных. Сам же лейтенант собрал тех, кого впоследствии стали называть капитанами — и начал читать первую в своей жизни, но отнюдь не последнюю лекцию...

Замершая в небольшой бухточке ладья еле заметно покачивалась на мелких волнах. В почти зеркальной воде отражались величавые вековые сосны, словно вставшие поприветствовать гостей. И взгляды, за время скитаний истосковавшиеся по земле, по зелени, скользили по берегу словно ласковая рука умелого любовника.

Из задумчивости Давыдова вывел звонкий окрик промеряющей глубину девчонки с носа ладьи:

— Пять ярдов, ярл! — с лёгкой руки леди Ольвии его стали звать-величать этим титулом.

Бывший лейтенант с непонятным волнением отдал несколько команд — и семь ладей — все, кто смогли пережить последнюю бурю, устремились к столь долгожданному берегу.

Вечером, когда на небе вновь засиял Мост Богов, на полоске песка меж лесом и водой пылали костры. Трое ребят уже успели добыть оленя и двух кабанчиков, так что пир шёл своей чередой.

А леди Ольвия стояла перед Давыдовым, и исхудавшие, оборванные её подданные стояли подле и вокруг. Она, достав из принесённого служанкой ящичка драгоценности, надела их на себя, став боле похожей на земное воплощение богини, чем на прекрасную, осязаемую и желанную женщину.

— Ярл Павло, как я и мои люди могут отблагодарить вас? Всё, что мы можем — передать вам всю полноту власти. Хотите стать нашим ярлом? И я первая присягну вам на верность...

Лейтенант молча смотрел на отблески пламени, пляшущие в любимых тёмных глазах. Наконец, решившись, он шагнул вперёд и стал перед женщиной на одно колено — будто где-нибудь в гостиной, а не на песчаном пляже неведомого острова. Осторожно, словно величайшую драгоценность, взял в ладони кисть её руки, мягко поцеловал.

— Леди Ольвия, вы станете матерью моих детей?

Сначала на нежные щёчки выполз лёгкий румянец. Затем — несмелая, осторожная улыбка. Догадываясь, что только что нарушил некие правила или традиции, Павел Андреевич, едва дыша ожидал ответа. И уже когда сердце молодого моряка готово было от отчаяния пойти ко дну, в вечернем воздухе послышался нежнейший голос.

— Долго же ты думал, дорогой...


* * *

Старый колдун сцепил пальцы рук и сгорбился, облокотившись на столик.

— Таким образом, именно от Морских Ярлов мы, люди, получили навигацию, лунный и сонечный календари. Морские законы и правила судоходства, тактику морских сражений и первые фрегаты. И много-много других, весьма полезных знаний — как теоретических, так и практических. Хотя происхождение самого первого, легендарного Ярла так и осталось покрыто завесой тайны, потомки его и тех, кто приплыл с ним, населяющие ныне наш остров, и по сей день остаются непревзойдёнными мастерами в морских делах.

Герцог улыбнулся и пару раз неслышно приложил ладонь к ладони — словно аплодируя.

— Вы, почтеннейший Эккер, оказывается, великолепный рассказчик! Значит, дублет белого золота — это парадные регалии Морских Ярлов ещё с тех времён? Дающие тем, кто в состоянии их надеть, неслыханные возможности?

Тот кивнул, устало отхлебнув из бокала белого вина.

— Совершенно верно, ваша милость. Правда, в легендах упоминались ещё и другие драгоценные предметы, но с течением тысячелетий они оказались утерянными. А вот теперь и эта парочка... — и он безнадёжно махнул рукой.

Собеседник его раздумывал некоторое время, опустив взгляд в огненное нутро камина, затем покивал головой.

— Ну что ж, быть посему. Я сейчас зайду в посольство, переговорю по хрустальному шару с кем надо. Думаю, к завтрашнему утру будет ответ — не сомневаюсь, что положительный.


* * *

Линн поправила на плече лямку тяжёлой заплечной котомки и призадумалась. Если верить её чутью, влево и прямо скоро снова пойдёт болото. Сил опять лезть в трясину она себе попросту не ощущала, а посему свернула чуть вправо, чутко обходя топь по незримой границе.

Здесь, в самой глубине огромного острова, людские поселения встречались куда как реже. Было что-то в населяющих Крумт людях, что тянуло их к воде. Море или река, в крайнем случае перекрёсток дорог с непременным ручьём рядом. А тут, где леса и пустоши перемежались с болотами, была самая настоящая глухомань. Линн прислушивалась к своим ощущениям — но похоже, отсутствие поблизости людей её совершенно не тяготило.

Тем сильнее она удивилась, увидев за одним из выступающих на поверхность гранитных валунов необычную картину. Две скалы и каменистая, поросшая молодыми сосенками осыпь образовывали небольшую, прелестную, защищённую от ветра долину. Там неярко горел маленький бездымный костёр, у которого спокойно сидела одинокая фигурка. И судя по некоторым признакам, женская. Накинув на голову серо-зеленоватый, словно линялый капюшон длинного плаща, та что-то варила в подвешенном над огнём котелке.

— Что ж ты не предупредила, соня эдакая! — беззлобно проворчала девчонка дрорде.

Однако та не проявляла ни малейших признаков беспокойства — наоборот, принюхалась к уже почти совсем по-летнему тёплому воздуху и негромко чирикнула что-то добродушное на своём неведомом языке.

— Ты считаешь? — Линн подозрительно прищурилась на свою воспитанницу, а затем, стараясь ступать бесшумно, в чём за время бегства из Сарнолла изрядно поднаторела, стала пробираться вперёд.

Естественно, подходя к костру с подветренной стороны. И каково же было её удивление, изрядно замешанное на досаде, когда за полсотни шагов женщина подняла голову от своей стряпни, и в вечернем воздухе до девчонки донёсся мелодичный, смутно будоражащий голос.

— Я одна, Линн. Присоединяйся к отдыху и трапезе — нам есть много о чём поговорить. И ничего не бойся.

Выразить удивление и беспокойство, ту бурю чувств и мыслей, пронёсшуюся в голове разинувшей рот от удивления девушки было попросту невозможно. Она остановилась, ровным счётом ничего не понимая, но готовая в любой миг пуститься наутёк — со всей возможной в её состоянии резвостью.

Но ситуацию разрешила неугомонная Синди. Коротко пискнув, она снялась с насиженного места и полетела вперёд. Сделала пару кругов над костром — а затем совершенно непринуждённо села на плечо к незнакомке. И тут же принялась весело и даже как-то радостно что-то той рассказывать.

Ну, нахалка...

Если бы Линн могла, то она удивилась бы ещё больше, ибо женщина у костра явно обрадовалась дрорде. Она шепнула той что-то, от чего Синди разразилась довольной трелью и даже попыталась подластиться.

— Предательница. Получишь ты у меня... — беззлобно проворчала девушка, смело выйдя из-за укрытия и походя к костру.

— Вот не стану ловить тебе лягушек! — но дрорда, весело поблёскивая глазёнками, отнеслась к полушутливой угрозе хозяйки весьма легкомысленно.

Линн устало присела на словно нарочно лежащий у костра камень и принюхалась. А пахло из котелка, надо признать, весьма недурственно. Хотя таинственная незнакомка, явно поджидавшая её, Линн, интересовала всё больше и больше — особенно учитывая поведение Синди, на дух не переносившей не то, что незнакомцев, но даже и давно примелькавшихся коллег да соседей по воровской гильдии.

— Здрасьте, — на всякий случай поздоровалась девушка, справедливо полагая, что от неё не убудет.

Затем, втихомолку сглотнув слюнки от дразнящих обоняние ароматов, негромко спросила:

— Я могу попросить тебя откинуть капюшон? — и отчего-то затаила дыхание.

Умение чётко обозначить между собой и собеседником или подельником дистанцию, нарушать которую весьма и весьма чревато, давно уже выработалось в строптивой и вечно находящейся слегка в сторонке девушке. И всё же, внутреннее чувство мурлыкнуло Линн, что опасности нет. Потому-то она и сказала "тебя", обозначив готовность к максимально возможному доверительному разговору — хотя и вряд ли догадывалась о глубинном смысле своих слов.

Похоже, женщина прекрасно поняла эту маленькую демонстрацию, потому что улыбнулась — по крайней мере нижняя часть по всей видимости красивого лица не была затенена тканью видавшего виды плаща. Она легко кивнула, повела руками, отбросила назад доселе закрывавший её капюшон и встряхнула головой.

Линн тихо ахнула. И было отчего — освобождённые из заключения длинные волосы золотым водопадом хлынули на плечи, потрясая воображение роскошным, по меркам девушки, видом и шелковистым блеском. Лицо... сердце на миг сладко заныло от одного только зрелища неброской и в то же время незабываемой красоты. Чуть худощавое, точёное, с неуловимым налётом внутреннего благородства и мудрости веков.

Но самыми поразительными оказались глаза. Представьте себе серебристые искры весёлого смеха, плывущие в бездонном океане зелёной весенней свежести — и вы получите лишь жалкое подобие того, что почувствовала ошеломлённая Линн.

— Кто... ты?.. — только и смогла выдохнуть она.

Женщина несколько сетангов рассматривала её с лёгкой неуловимой улыбкой на тонких устах, затем смешливо фыркнула:

— Ты что, милочка, никогда не видела эльфов? Вид у тебя, между прочим, ещё тот — обхохочешься!

Та и в самом деле обнаружила, что её челюсть предательски отвисла. Смутившись, она живенько захлопнула рот и продолжила осмотр. А женщина, коротко пожав плечами, скинула плащ совсем, оставшись лишь в серых, с коричнево-зеленоватыми разводами брючках, переходящих в такого же колера рубашку с короткими рукавами. Стройная в талии как былинка и в то же время ладная и ловкая, она просто потрясала воображение.

Так вот вы какие, таинственное и никогда не виданное племя!

В довершение, дабы не оставалось никаких сомнений, эльфийка откинула свои роскошные золотые волосы и продемонстрировала в свете заходящего солнца весьма миленькое, чуть заострённое сверху ушко.

Обалдеть. Умереть-не-встать. Отпад. Других мыслей, тупо ворочавшихся в голове донельзя изумлённой Линн попросту не нашлось.

— А зовут меня... — тут женщина напевно прочирикала что-то длинное, совсем уж невразумительное и невыговариваемое.

Глядя на жалобно скуксившуюся мордашку Линн, она смилостивилась.

— Kana Melloseth. Для своих можно просто Кана.

— А я своя? — невпопад спросила девчонка — и смутилась от собственного нахальства.

Эльфийка некоторое время задумчиво рассматривала её со смесью сомнения и размышления на точёном лице, чудно посвёркивая очами, а затем попросту рассмеялась.

— Если ты примешь мою помощь, Линн — то почему бы и нет? Давай для начала поедим — суп готов... — она попробовала деревянной ложкой содержимое уже отодвинутого от костра и остывающего котелка, и досадливо поморщилась:

— Вот глупая эльфочка! Так торопилась, что забыла соль прихватить...

— У меня есть, — не задумываясь, Линн торопливо полезла рукой в котомку.

Так было положено начало их взаимопониманию. А когда Кана, не забывая поочерёдно с малышкой наворачивать ложкой из стоящего между ними котелка, поведала, что нет таких животных, что по своей воле стали бы эльфам вред чинить — и при этом выразительно бросила взгляд на с интересом принюхивающуюся к их трапезе Синди — Линн расслабилась окончательно.

Да, она слыхала, что племя остроухих живёт в ладу и согласии с природой, миром и самими собой. Оттого-то их и обожают животные, птицы и прочие звери. И даже небожители весьма благосклонно относятся к племени перворождённых. В эльфах нет зла — по крайней мере если не задевать их уж очень сильно. И они всегда тянутся к Свету.

Она и сама видела — нет, чувствовала всем радостно поющим естеством — что этой непонятно откуда взявшейся здесь Кане можно доверять. Бодро дохлебав оказавшийся чрезвычайно вкусным, и добавим — как нельзя более вовремя — густой наваристый суп, Линн благодушно вздохнула и отвалилась.

— Уфф! Спасибки, Кана. Только зря я, наверное, так натрескалась — погоня за мной. И бежать дальше с той же лёгкостью не смогу, — и эдак деликатно, с намёком глянула на собеседницу.

Та пренебрежительно повела плечиком. Встала, прошептала нечто с неожиданно прорезавшейся в голосе властностью. Бросила в сторону что-то невидимое, но прекрасно ощутимое восторженно дрожащей Линн. Прислушалась и улыбнулась.

— Раньше завтрашнего утра твой преследователь сюда не доберётся. Даже если он будет всю ночь топать, набивая шишки о стволы и ломая ноги на камнях, — Кана усмехнулась и вновь склонилась над костром.

Из второго, меньшего котелка она разлила по чашкам травяной отвар. Томный, тягучий, оказавшийся ароматным и чуть терпким.

— Какая прелесть, — благодарно улыбнулась Линн, чувствуя, как по всему телу медленной волной разливается сытость и ощущение надёжной уверенности.

— Ну что, сестра, поговорим? — эльфийка поудобнее устроилась на расстеленном плаще и вновь отхлебнула из своей чаши.

— Поговорим обязательно. Только сначала объясни, кто ты и как здесь оказалась. Я ни разу не слышала, чтобы на нашем острове водились эльфы, — лукаво прищурилась Линн.

Кана вновь улыбнулась своей тонкой чарующей улыбкой, и стала рассказывать. С замиранием сердца полукровка узнала, что её собеседница самая настоящая волшебница. И что неведомая Королева Эльфов из дальних краёв направила её, дабы выручить из беды одну маленькую бестолковую девчонку — между прочим, именно её, Линн.

— Понятно. А какая беда со мной приключилась? Вроде бы я сама справлялась до сих пор... — она потянулась к котелку с намерением налить ещё столь понравившегося отвара.

Но оказалось, что котелок как-то незаметно за всеми этими разговорами опустел. Волшебница усмехнулась и погнала Линн за водой, указав направление на журчащий где-то за камнями ручеёк.

Когда она вернулась со сполоснутым и наполненным холодной водой котелком, Кана подвесила его над огнём, а сама достала из непонятно откуда мешочек с травяным сбором-заваркой.

— Видишь ли, Линн... это ведь вы с друзьями утянули в Сарнолле выкуп для имперцев?

— Похоже, да. Только — не с друзьями, — севшим голосом ответила малость встревоженная девушка.

И тут эльфийка рассказала такое, что у Линн вновь отвисла челюсть. Оказывается, Крумт, будучи не в состоянии выплатить обещанную контрибуцию, влез в долги на стороне. Мало того, по соглашению с имперцами, по её следу пустили могучего чёрного мага.

— Ой, — жалобно пискнула похолодевшая от испуга Линн. — Он что, убьёт меня?

Эльфийка недоумённо посмотрела на неё, скептически покачала головой. И лишь высыпав в закипевшую воду горсть пряно и ароматно пахнущей сушёной травы, вздохнула.

— Ну знаешь, девонька. Когда ты переходишь дорогу некроманту, то на такое везение, как смерть, даже не рассчитывай, — и в нескольких фразах Кана пересказала оказавшиеся отнюдь не бедными отвратительные возможности и мерзкие привычки чёрных.

Линн едва не стошнило. Покрывшись липким холодным потом, дрожа от брезгливого, выворачивающего душу и подкашивающего ноги ужаса, она прошептала в вечерний воздух:

— И что же теперь делать? Ты можешь меня защитить, Кана?

Та сокрушённо поёжилась, а затем покачала златокудрой головой.

— В прямом противоборстве с некромансером у меня нет никаких шансов — эльфы плохо переносят чёрную магию. Но! Если нельзя победить, то неужели две женщины, объединившись, не смогут его попросту обхитрить? Я расспросила о нём своего учителя — говорит, что очень, очень силён. Просто чрезвычайно. Но молод и неопытен — и в этом, Линн, наш с тобой шанс. И я бы сказала, весьма хороший шанс.

Подумав немного, девушка вынуждена была с ней согласиться. Чувствуя, как постепенно успокаивается зашедшееся в неровном суматошном стуке сердце, она отпила ещё немного этого чудного, успевшего полюбиться травяного отвара, и стала рассказывать в свою очередь — начиная с тех самых пор, как себя помнила.

Эльфийка слушала чрезвычайно внимательно, поблёскивая так отличающимися от человеческих притягательно-весенними глазами в свете костра. Когда рассказ дошёл до ставшей теперь вполне понятной и объяснимой гибели графа Ледвика, она неодобрительно покачала головой, но не сказала ничего. Про безвременную кончину Сопли одобрительно обмолвилась:

— Грубовато, но верно сделала. Никогда я не любила наушников-соглядатаев...

А сцену с приходом и гм... уходом морского колдуна попросила пересказать ещё раз — и со всеми возможными подробностями.

— Странно — что-то тут не сходится. Ладно, на досуге подумаю... продолжай.

Но когда Линн рассказала об утонувшем в трясине кузнеце, Кана неодобрительно покачала головой. Упрямо поджав губы, помолчала некоторое время, глядя внутрь себя, и только затем неохотно процедила.

— А вот это зря, девонька — ох, зря. Из твоих слов выходит, что Зугги и человек был неплохой, да и мастер не из последних. Этот грех тебе, как говорят святоши, искупать придётся.

Девчонка пристыженно опустила голову, ибо слова эльфийки резанули по живому. В душе её до сих пор жёг стыд — горький, беспощадный и неостановимый.

— Меня так учили — зачищать хвосты на совесть, — задыхаясь от переполняющей её боли, прошептала Линн.

— В воровской гильдии хорошему не научат, — чуть резче, чем намеревалась сама, парировала Кана. — Коль решила жить своим умом, так и живи!

— Не трави душу, — горько уронила собеседница, закрыв ладонями искажённое от боли лицо.

Немного придя в себя, она продолжила свой рассказ. Уже Мост Богов раскинулся на небе, сияя во всей своей звёздной красе, уже затихла вокруг заснувшая природа, когда Линн закончила рассказ и обречённо уронила руки на колени.

— Не уверена, что хорошо знаю психологию человеческой расы, но даже мне не нравится, что с тобой хотели сделать на том, сгоревшем потом хуторе. Так это оттуда за тобой погоня?

Получив от Линн утвердительный кивок, Кана некоторое время сидела в молчаливом раздумьи. А затем, потянувшись рукой, потрепала девчонку по непокорным волосам.

— Да уж, наворочала ты. Ладно, девонька, давай спать. Завтра начнём расхлёбывать твою кашу...

А та, прислушавшись к своим ощущениям и не отдавая себе отчёта, потянулась за лаской, смежив от неги веки. "Словно Синди!" — одёрнула себя Линн, попытавшись открыть глаза. Однако оказалось, что умная эльфийка уже обняла её, ласково гладя не знающую материнской ласки сироту по голове и шепча на своём языке. Что-то нежное и уносящее вдаль как весенний ветер мечты — властно, мягко и жутко приятственно...

— Вставай, соня! — знакомый мелодичный и нежный голос был сопровождён ласковым тормошеньем за плечо.

Линн кое-как продрала глаза и приподнялась. Судя по ощущениям, проспала она больше, чем за две предыдущие ночи вместе взятые. Впору и опухнуть от такого. Тем не менее, в теле ощущалась эдакая приятная лёгкость, от которой так и хочется потянуться, душераздирающе зевнуть и заняться поисками чего-нибудь вкусненького на завтрак. Именно так и в такой последовательности она и поступила.

Завтрак обнаружился тут же рядом, но неумолимая Кана погнала полусонную девушку умыться к ручью, заодно и принести воды. Та, поворчав для порядку, поплелась в ту сторону, позвякивая котелком о бросающиеся под ноги валуны и царапучий кустарник. Правда, Синди снова привычно грела своей тяжестью плечо, утреннее солнышко оказалось ласковым и шаловливым. А жизнь показалась чертовски приятной и не лишённой известной привлекательности. Особенно дрорде, которой в знак прощения всех грехов девушка подарила только что выловленную лягушку.

— Ну что, придумала чего-нибудь? — спросила Линн, в один присест буквально проглотив завтрак.

Подняв глаза, она обнаружила на себе пристальный и какой-то изучающий взгляд Каны. Та усмехнулась уже знакомой тонкой улыбкой.

— Есть одна мысль... Не отправиться ли нам к тётушке Фло?

Путём дальнейших расспросов Линн вытрясла из невозмутимой эльфийки, что пресловутая тётушка это почти легендарная личность. Пожилая волшебница, отошедшая от дел, но по-прежнему пользующаяся почётом и уважением.

— В авторитете, говоришь, — заинтересованно произнесла она, уже шагая вслед за Каной по прихотливо вьющейся, полузаросшей звериной тропке.

— А вот скажем, не сдаст ли меня твоя тётушка со всеми потрохами? Ой! — Линн остановилась от неожиданности, обнаружив, что тропинка, по коей они так бодро топали, попетляв меж стволов, вдруг вывела на простор — на высокий, обрывистый берег.

Внизу, в пугающей глубине, плескалось залитое солнцем море. Вперёд и в стороны — куда только доставал отвыкший глядеть вдаль взгляд — всюду простиралась серая, утопающая в лёгкой дымке вода, покрытая лёгкими барашками волн. Вытаращившись на это невесть откуда взявшееся диво, Линн зажмурилась и так отчаянно потрясла головой, что риск вывихнуть шею был отнюдь не красивым словцом. Осторожно она открыла один глаз, затем другой — ничего не изменилось

— Ой, да как же это? Мы же были в самой середине острова! Оттуда до берега седьмицы две пёхом идти? — за разъяснениями девушка повернулась к скромно помалкивающей Кане.

А та, полузакрыв глаза, подставила лицо лёгкому бризу, мечтательно улыбаясь. И лишь через некоторое время, вздохнув и оторвавшись от своих мыслей, эльфийка словно нехотя ответила.

— Да есть у моей расы умения разные... в том числе и быстро по лесам да полям перемещаться.

Но взглянув в восторженно распахнувшиеся девчоночьи глазищи, потрепала ту по макушке.

— Привыкай. Возможно, и у тебя такой талант есть — тогда выучишься и сама такие фокусы выкидывать.

Но против её ожидания, дочь человеческого рода не засыпала её вопросами. Серьёзно поразмышляв примерно с анг, она спросила совсем неожиданное:

— А что, мы так сильно торопимся?

Кана поразилась — сколько много смыслов и других вопросов та вложила в краткую фразу. И как быстро соображает — почти как эльфы!

— Видишь ли. Когда есть опасность встретиться с магом, которого ближе к ночи лучше не поминать, я начинаю нервничать. От того охотника мы оторвались, и надёжно. А чернокнижник запросто сможет пройти по моей тропочке. И в полной безопасности мы окажемся только у тётушки — и то, лишь на некоторое время.

Линн подумала немного и кисло хмыкнула.

— Я так понимаю, что сокровища Сарнолла всё равно придётся вернуть?

Эльфийка покивала головой, и солнце играло с ветром в её золотых локонах.

— Я рада, что ты пришла к тому же выводу. Да, так будет лучше всего. Не отцепятся ведь — а всю жизнь не просидишь в доме, пользуясь законами гостеприимства.

Девушка насупилась и с неожиданной злостью сообщила:

— Ладно, золото и камни отдам. А вот дублет — фигушки! — и её маленькая рука, сложив пальцы в кукиш, беззастенчиво ткнула им куда-то вдаль.

Кана не знала — смеяться ей или удивляться.

— Тут есть что-то, чего я не знаю? Извини, всё-таки эльфы и люди — разные расы...

Нахмурившись, её маленькая спутница вздохнула и только упрямо мотнула головой.

— Придём к твоей тётушке — расскажу. И покажу тоже. Если пообещаешь вместе с той старой колдуньей разобраться и объяснить.

Получив осторожное обещание, что так и будет сделано, эльфийка деликатно заметила затем, что называть волшебницу колдуньей, и наоборот — неправильно и даже неприлично.

— А какая разница? — огрызнулась Линн, погружённая в свои невесёлые мысли по поводу отнюдь не радостных перспектив.

— Видишь ли — если у кого-то есть не просто дар повелевать невидимыми силами, а особенно сильный в какой-то области, то таких принято называть магами, или волшебниками. Допустим, магия погоды или магия огня. Таких отправляют на учёбу в Университет Магии в одном нашем старинном городе. А если способности слабее, но ко всему сразу, то вот таких-то и называют колдуньями или ведьмами. Нет у них специализации — могут всё или почти всё, но понемногу.

Тут-то немало заинтересованная Линн и вцепилась в Кану словно клещами, выпытывая подробности и объяснения, да требуя ещё. Та по ходу дела сообщила, что сама она Мастер Леса — это в основном целительница плюс кое-что специфическое, сугубо эльфийское, что постороннему и не объяснишь. Тётушка Фло — Мастер Земли, а тот зловещий парень в чёрном, что вот-вот сядет им на хвост, Мастер Смерти.

— А я кто? — девчонка вертелась и едва не подпрыгивала от нетерпения.

Но эльфийка отрицательно покачала головой.

— Вот придём к тётушке, соберутся ещё пара-тройка наших. Тогда можно будет проверить твои способности, заодно и провести инициацию.

Однако оказалось, что было весьма опрометчиво с её стороны дать неугомонной Линн такую пищу для размышлений и такую обширную тему для лавины вопросов. В конце концов эльфийка сдалась, шутливо подняв руки вверх.

— Давай придём сначала, отдохнём, а потом уж всё своим чередом и выяснится. Не ставь телегу впереди лошади, в общем.

Если в оставшуюся часть пути Линн и не умерла от любопытства, помноженного на нетерпение, то только потому, что твёрдо вознамерилась всё как следует выяснить. С последующим обдумыванием и раскладыванием по полочкам — несомненно, для дальнейшего, более пристального рассмотрения.


* * *

В далёкой степи, в заброшенной кибитке умирал шаман. Ещё вчера это был крепкий, дотемна выдубленный солнцем и всеми ветрами старик. Власть его — не призрачная, коей так кичатся вожди и зелёная молодёжь — была воистину огромна. Неистовые степные суховеи, несущие в себе жар и песок пустыни, унимались, стоило шаману обратить на них пристальное внимание и заняться своей нелёгкой работой.

Изрубленные на куски воины, по коим уже тайком плакали матери, исцеляли полученные в жарких схватках смертельные раны — и вставали, молодые и полные сил. И даже святая святых — источники, истощившиеся и полузасыпанные, засолившиеся или блуждающие неведомыми подземными путями, вновь начинали исправно давать самое благословенное, самое ценное, что есть в этих ровных как стол степях — ВОДУ.

А сегодня он умирал. Призрачные тени погубленных врагов запросто приходили из тьмы в треплемую ветром кожаную кибитку. И кривлялись, глумясь над тем, от одного только взгляда которого прежде содрогалась предвечная тьма. И не было сил, не было... Как песок меж пальцев ушло былое могущество, и даже воды было некому подать тощему, мечущемуся на ложе из свалявшихся шкур старику. Лишь маленький золотистый шарик света, крохотный лоскут магии трепетал и испуганно подмаргивал, подслеповато освещая заброшенное жилище.

— Архай, сын мой! — сквозь унылое завывание ветра и лопот трепещущих шкур старческий голос был едва различим.

На зов этот лишь ветер заунывно рассмеялся да бросил в незакрытый проём горсть пыли. Она улеглась тонким слоем поверх углей погасшего очага. Словно показывая — всё, всё покроется прахом! Да и то, какой там очаг. Так, ямка посередине, выложенная камнями и ими же обложенная по кругу.

— Симла, Бери! Где вы, мои верные ученики? — жалобный стон сорвался с искусанных, истерзанных жаром губ.

Но только вой степных волков вплёлся в неумолчный голос ветра. Ещё вчера серые хищники удирали бы, поджав хвосты под тощее брюхо — а сегодня, осмелев, бродили по окрестностям заброшенного стойбища, с каждым кругом смелея и подбираясь всё ближе.

Тяжело умирал шаман, трудно. Словно рука умелого мастера пришила крепкой кожаной тесьмой невидимую душу к этому иссушённому телу. И теперь они никак не могли расстаться. Хмурились пролетающие поверху тучи, корчась от боли. Покрывалсь гнилью и зеленью вода небольшого озерца поблизости, и обречённо в нём всплывали кверху пузом рыбёшки.

В муках уходила жизнь из степняка, в страшных терзаниях. Невидимые демоны хохотали всё ближе, и горячий, иссушающий злой ветер вместо жара приносил леденящий холод иного мира.


* * *

Городок Тиренолл оказался маленьким, ладным и, к вящему удивлению Линн — очень чистым. Как завороженная, девушка шла за Каной по мощёной голубовато-серым булыжником улочке, всё более не в силах скрыть своё изумление.

Ну скажите на милость — где, как не в сказке, можно встретить этакую прелесть? Ровные, красивые и опрятные дома. Покрашенные в весёленькие розовые и зелёные цвета низкие решётчатые заборчики с затейливыми, вычурными, словно соревнующимися друг с другом изяществом калитками. А за ними не свирепые сторожевые псы с обрезанными ушами и хвостами — дабы не за что было лишний раз ухватиться в сваре — а яркие клумбы и цветники.

И встречные — чистые, нарядные, весёлые. Без затравленных безнадёжных взглядов, без испуганно вжатых в плечи голов. А когда встреченный по пути молочник забесплатно угостил обеих холодным молоком, Линн так растерялась, что не сразу сообразила сказать "Спасибо".

Началось же это с того, что красивый как рисунок в книге или детский сон городок оказался лишён даже намёка на защитную городскую стену. Шагая по дороге, что сама собой перетекла в мостовую, девушка тайком ущипнула себя — но окружающее от этого отнюдь не стало менее реальным или более правдоподобным.

— Да как же его до сих пор не разграбили и не спалили ко всем чертям морским? — сама себе проворчала Линн, засмотревшись на большую, почти во всю стену дома, витрину кондитерской.

Однако эльфийка услышала и весело рассмеялась.

— А вот так. Потому что здесь живёт тётушка Фло. И её имя бережёт Тиренолл куда надёжнее стен или войск.

Трудно себе это представить, но Линн удивилась ещё сильнее.

— Ну вааще! Прямо тебе пахан в законе...

На точёное эльфийское личико набежала тень.

— Фи, как грубо. Привыкай-ка, милая, изъясняться почище. Я ведь правильно поняла твоё стремление завязать с позорным прошлым?

Огорошенная и сбитая с толку Линн молча кивнула, прикидывая — не слишком ли её затрапезный вид огорчит неведомую, но становящуюся с каждым ангом всё более интересной тётушку Фло. Словно уловив её сомнения, волшебница одобряюще улыбнулась.

— Между прочим, она когда-то преподавала в Университете Магии. Лет десять тому здешние колдуны нажали было на неё — мол, так и так, старая, рассказывай свои секреты да передай нам своё мастерство.

— И что? — любопытство Линн уже начало переполнять все известные и мыслимые пределы.

— А то. В Универе как прослышали, да как прислали сюда представительную делегацию. Ого-го, что было! Наших в обиду давать никому не позволено. В общем, колдуны потом долго извинялись да подарками откупались, — Кана хохотнула, поворачивая в такой же чистенький и аккуратный переулок.

И почти сразу же отворила украшенную затейливо вырезанными дракончиками калитку, ведущую в небольшой сад, в глубине которого виднелась черепичная крыша симпатичного двухэтажного домика. Проходя вслед за эльфийкой, Линн наконец сообразила, кого же ей напомнили эти дракончики. Точь-в-точь Синди!

Беззастенчиво сдёрнув с плеча сонно восседающую там дрорду, она поднесла ту к украшению и сравнила. Ну, так и есть — те же пропорции, те же остренькие ушки и заканчивающиеся "стрелкой" хвостики. Ага!

Подняв глаза, она увидела улыбку Каны.

— Да, Линн, это дрорды и есть. Ибо живых драконов, наверное, уже и не осталось — только в легендах. И вряд ли кто из ныне живущих их видел. Уж очень целеустремлённо им в прошлом помогали вымирать, — и кивнула головой в сторону дома — пошли, мол.

— Причём все расы оказались в этом стремлении на удивление дружны, — добавила она негромко, ведя девушку по выложенной разноцветными плитками дорожке меж фруктовых деревьев и клумб с цветами.

Выйдя из-за завесы застящих взгляд ветвей, Линн приостановилась, разглядывая ладный, со светлыми окнами, крытый тёмно-оранжевой черепицей дом и большую открытую веранду у входа. Там хлопотала служанка — а уж это племя девушка навострилась различать давным-давно. Суетливая, хлопотливая и в то же время напевающая какую-то песенку женщина накрывала вынесенный сюда лёгкий столик.

— Кажется, нас ждут, — непринуждённо заметила Кана и легко вспорхнула на крыльцо.

Служанка, средних лет подвижная женщина, при их появлении поклонилась легонько, а затем продолжила свою работу, искоса и с любопытством разглядывая пришедших.

— Косоглазие заработаешь, — лукаво заметила ей эльфийка, и сделала что-то такое, от чего у скромно стоящей подле Линн весело и негромко зазвенело в ушах.

— Ага, дома тётушка Фло, — Кана, похоже, получила ответное магическое послание.

— Дома они, дома, — подтвердила служанка, вихрем унесясь в дверь с пустым подносом в руках — аж засвистали в воздухе отглаженные крахмальные юбки.

Створка за ней не успела закрыться, как через порог шагнула худощавая старушка с живым блеском фиалковых глаз. Хотя — какая там старушка? Пресловутая тётушка Фло относилась к тому типу женщин, коим по внешности можно было дать и "слегка за сорок", и "но меньше тысячи — уж точно". Вон, даже светло-русые, без единой сединки волосы собраны на затылке в легкомысленный хвост. Только вот глаза... умные. Мудрые, знающие — и всё же с капелькой лукавства.

Сказать, что Линн с ходу прониклась к пожилой волшебнице живейшей симпатией — это значит не сказать ничего. Каждый знает и хоть раз встречал таких людей, к коим прикипаешь сердцем — сразу и навсегда.

— Здравствуйте, тётушка! — в голосе Каны слышалась неподдельная радость и привязанность.

В ответном добродушном ворчании по поводу шалопутной остроухой лекаришки тоже сквозило радушие. Волшебницы обнялись, церемонно и звонко расцеловались и смотрели друг на дружку с затуманенными воспоминаниями улыбками. Линн и сама усмехнулась, глядя на них и переминаясь с ноги на ногу.

— Ну, а кто пришёл с тобой?

Эльфийка разом посерьёзнела. Смущённо почесала точёными пальчиками свой изящный носик и только потом ответила.

— Тётушка, ты слыхала последние вести из Сарнолла? Вот... это и есть Линн. Та самая.

Пожилая волшебница так удивилась, что её гладко ощипанные брови немного приподнялись. Несколько сетангов она молча, сверху вниз разглядывала затаившую дыхание девчушку, а затем неслышно что-то шепнула. Вернее, даже не шепнула, а только обозначила легчайшим шевелением губ.

Но того оказалось достаточно, чтобы по спине побежали мураши, а по внезапно обозначившемуся нечто внутри Линн словно легонько провели пушистой кисточкой. А Синди на плече недовольно заворочалась и азартно зашипела.

— Ну как же, как же — все уши прожужжали мне эти колдуны. Так вот ты какая, маленькая нахалка! Всем мужикам нос утёрла — молодчина! — и в завершение своей речи, совершенно непоследовательно, смеясь, обняла и поприветствовала зардевшуюся от смущения Линн.

— Добро пожаловать, девушки, в мой дом. Вода в ванной комнате уже нагрета, через пятнадцать-двадцать ангов обед. Марена вас проводит и обслужит.

Мареной оказалась вторая служанка, похожая на встретившуюся первой, как две капли воды.

— Зела моя сестра, — улыбнулась служанка, видя изумление на лице Линн, и повела обеих пришедших в гости в ванную комнату — смыть с себя пыль.

Ох, какая прелесть! Подобных размеров облицованное синим и белым полированным камнем сооружение девушка видела только раз — в доме городского старшины, когда перепутала дверь. Ну ладно, ладно, не ворчите — не будем уточнять, что Линн в том доме делала...

Марена повернула начищенный до блеска кран в стене, и сверху хлынул поток тёплой воды, быстро наполняя ёмкость. Дрорда брезгливо передёрнулась и на всякий случай упорхнула с плеча хозяйки подальше — на вычурную вешалку для полотенец.

— И это всё для нас двоих? — на всякий случай уточнила немного сомневающаяся Линн, обводя глазами бесчисленные полочки, зеркала и шкафчики по сторонам.

Кана усмехнулась, снимая пропылённую одежду и сваливая её в подставленный служанкой таз. Хотя вывалявшиеся в грязи половины острова одёжки девушки лучше было бы попросту выбросить, а взамен купить новые. О чём она честно и предупредила. Служанка понятливо улыбнулась, и вышла.

— Это ещё не всё. Запоминай — вот это мыло, это мочалка. Это щётка для волос, — терпеливо поясняла эльфийка. — Здесь ароматизаторы. Тебе какой запах больше нравится? Здесь инструменты для ногтей, но если не умеешь, то лучше не берись. Вот полотенца — для головы, для тела, для ног. Халат тебе великоват... да ничего, в доме тётушки чисто, хоть с пола ешь.

Линн осторожно погрузилась в непривычно тёплую воду, да ещё и в непривычно просторном почти фонтане. Да нет — фонтан на площади Тэрнака, пожалуй, поменьше будет. С завистью глянула на восхитительную фигуру эльфийки и деликатно отвела глаза. А та вылила в воду целый пузырёк пахнущего зелёным яблоком зелья и легкомысленно перемешала ногой, от чего поверхность сразу покрылась ароматной белоснежной пеной.

Она беззаботно плюхнулась рядом — да так, что брызги взлетели до потолка. М-да, впору обалдеть, как живут волшебницы...

Расшитый парусниками, якорями и русалками великолепной работы халат действительно волочился за Линн сзади, как маленький шлейф за сказочной принцессой. Тем не менее, восхитительное ощущение чистоты не могло не радовать.

Девушка покорно позволила Кане высушить с помощью магии волосы, для виду — лишь бы отвязались — поелозила по ним щёткой и, коротко скорчив рожицу своему розовому отражению в большущем настенном зеркале, пошлёпала в тоже великоватых для неё шлёпанцах за Мареной.

Рукава тоже пришлось закатать, а иначе Линн крепко рисковала зацепиться за что-нибудь и устроить если не погром, то хороший трам-тарарам точно. Дрорда уже дремала на своём законном месте, на столике обнаружился весьма интересный и вкусно пахнущий набор блюд, а рядом две весело щебечущие волшебницы.

Поднапрягши память и покопавшись в груде бесполезной кучей сваленных туда знаний, девушка осторожно произнесла, опускаясь на стул.

— Приятного аппетита.

Женщины разом умолкли, внимательно осмотрели её, затем переглянулись и весело расхохотались.

— Гм, и тебе тоже, — заметила тётушка Фло и, подавая всем то ли пример, то ли разрешение, принялась за обед.

Линн не впервые приходилось орудовать ложкой и вилкой. Но тут, как оказалось, полагались ещё несколько ножей — разных размеров и до отчаяния тупых. А также щипчики, какие-то палочки, совсем уж махонькие ложечки и прочие инструменты непонятного названия и столь же непонятного назначения. Однако девушка, не торопясь есть слишком быстро и искоса поглядывая на старших — что они и как делают, ухитрилась ничего не перепутать и никому не выколоть глаз.

— Поразительная приспособляемость, — мимоходом заметила в её сторону пожилая волшебница.

Подумав чуть, она отобрала у скромно сидящей Линн вылизанную дочиста десертную тарелочку, а взамен подвинула прямо к ней вожделенную, начищенную до блеска и запотевшую вазу с той вкуснятиной, которую обе волшебницы так буднично назвали "шоколадное мороженое".

— Вперёд. Но если горло заболит, сразу к Кане, — она шутливо погрозила малышке пальцем и вновь принялась беседовать со своей бывшей ученицей о пустяках.

"По всей видимости, здесь не принято говорить за столом о важном" — Линн опять делала сразу три дела. Старательно наворачивала лакомство — раз. Краем уха, но чрезвычайно внимательно прислушивалась к болтовне волшебниц — два. И периодически угощала Синди ломтиками тонко нарезанной копчёной колбасы — три. И это если не считать того, что она ещё и шарила босой ногой под столиком, безуспешно пытаясь нащупать соскочивший с неё и запропастившийся куда-то тапок.

Кана наполнила две крохотных, литых из густо-зелёного стекла чарки вином, вопросительно посмотрела на Линн. Та отрицательно завертела головой.

— Лучше молока.

— Одобряю. Зела, принеси молока или сливок, — негромко распорядилась тётушка Фло и вернулась к обсуждению с Каной чрезвычайно важной и животрепещущей темы — поведению вернувшихся с зимовки в Зееландию аистов.

Можно было поклясться, что небрежно брошенные слова волшебницы не улетели дальше столика, в крайнем случае веранды — но через десяток сетангов служанка в белоснежном переднике принесла кувшин сливок. И вазочку с воздушным, лёгким, восхитительно нежным печеньем.

А-бал-деть.

Едва Линн, ощущая в себе сытую тяжесть пополам с добродушием и любовью ко всему миру, поднялась из-за стола, как на веранду, коротко поклонившись и поприветствовав хозяйку дома, взошёл пожилой мужчина с ловкими руками и внимательными глазами.

— Ей, — коротко распорядилась волшебница.

Мужчина, оказавшийся вовсе не шулером или карманником, а всего лишь портным из дома напротив, быстро и привычно обмерял габариты Линн матерчатой полоской с делениями, и получив напутствие "домашний, нарядный и, пожалуй, походный комплекты одежды", с тем же лёгким поклоном ушёл, напоследок заверив:

— К утру всё будет, ваша светлость.

А девушка отчаянно сдерживала навалившуюся разморенную сонливость и с трудом удерживала себя от того, чтобы заснуть прямо вот здесь. Под вон тем вот симпатичным кустом роз, свернувшись калачиком и улыбаясь во сне опадающим иногда лепесткам цветов. Или в кресле-качалке...

Кресло заняла сама тётушка. Поняв состояние Линн, она усмехнулась и распорядилась Марене, что гостье надо отдохнуть.

И та, на всякий случай поблагодарив за обед, поплелась почивать в оказавшуюся огромной, мягкой и застеленной до неприличия чистым бельём кровать.

Вечерело. Под навесом веранды уютным золотистым сиянием светил шар магического светильника. Волшебница, небрежным шевелением пальцев, сотворившая это чудо, покачивалась в кресле-качалке, казалось бы безучастная ко всему, кроме её вязания. Спицы проворно сновали в её пальцах, иногда позвякивая или высверкивая на свету лунным серебром. Иногда всё же тётушка Фло приостанавливалась, словно прислушиваясь, а пару раз даже спросила упущенные Линн подробности.

Кана слушала, положив на стол руки, а сверху голову. Она внимала так же цепко, как и в первый раз, поглядывая на сидящую напротив девушку ставшими к сегодняшнему вечеру густо-зелёными глазами.

На белоснежной скатерти лежали мешочки. Меньшие — с драгоценными камнями, а большие — с золотыми монетами. А в отдельном чехле покоился пока ещё не извлечённый дублет белого золота.

Закончив свой рассказ, Линн некоторое время отдувалась и массировала разболевшиеся от непривычки к столь долгим речам щёки да губы. Затем тётушка по очереди с эльфийкой стали забрасывать её вопросами, и Линн сразу вспомнила рассказ Тайши — как её допрашивали сыскари.

Наконец, удовлетворив вроде бы любопытство обеих волшебниц, Линн стала запинаться, чувствуя гудящую усталость уже и в языке. Налив себе ещё чашку молока, она жадно осушила её и, не удержавшись, вздохнула с некоторым облегчением.

Тётушка с Каной переглянулись, усмехнулись почти одновременно. Пожилая волшебница наконец оставила своё вязание и развернулась к столу. Пренебрежительно отодвинула в сторону ёмкости с золотом и принялась развязывать мешочки с камнями да высыпать содержимое прямо на скатерть горкой брызжущих искрами самоцветов.

— Слёзы земли, — негромко заметила Кана, в глазах которой плясали отблески этого великолепия.

— Верно говорят ваши легенды, и красиво, — согласилась пожилая волшебница, пальцем роясь в драгоценностях, словно дворовая курица в кучке сора. — Только вот до сих пор не понимаю, почему, если уж их извлекли из лона матери-Земли, то прячут, а не любуются...

Линн не без трепета вспомнила ещё кое-какое содержимое кармашков сейчас лежащего под подушкой потайного пояса. Хотя те сокровища к извлечённым из сейфа отношения не имеют, но тётушка права — нельзя такую красоту от глаз прятать.

А волшебница — всё-таки Мастер Земли! — накрыла камни ладошкой, прошептала тихо несколько слов. И из-под её руки в стороны тут же брызнули снопы света. Когда она отняла ладонь, то оказалось, что каждый камень светится феерическим, колдовским светом. Словно угли диковинного костра, они безо всякого жара переливались самыми разными цветами и оттенками — от электрона до густо-фиолетового.

Она поворошила камни бестрепетной рукой, и вынула сияющий нежно-синими волнами камень.

— Вот этот алмаз, например. Прекраснейшее создание природы, добытый из копей харадского султана. Трудно сказать без сильных заклинаний, как он проделал длинный и наверняка запутанный и интересный путь до мошны какого-нибудь Сарнолльского вельможи или купца. Но не каждая смена владельца обходилась без крови — уж это-то я вижу отчётливо.

И, словно в подтверждение слов волшебницы, бесценный алмаз в её пальцах стал наливаться пурпурно-алым. Но она уже оставила его и взяла в руки чуть невзрачный кристалл блеклого, грязно-мутного оттенка. Прошептала над ним что-то, дохнула легонько — и разом просветлевший камень яростно полыхнул лучом зелёного света. Такого красивейшего оттенка, что мог бы посоперничать даже с дивными глазами эльфийки.

— Или вот этот изумруд. Столь долго пролежал в темноте и сырости, что чуть не потерял своих свойств. Этот из Стигии. Даже скажу точнее — с гор, что недалеко от берега Жемчужного залива. Он ехал с караваном, потом его вываривали в крови чёрных рабов, чтобы изгнать якобы поселившегося в нём духа Земли, — волшебница усмехнулась, глянув на очарованные лица слушающей её слова молодёжи.

— Затем он был вставлен в оправу. Выдержал много лет, владельцев и мест, перенёс даже огонь пожарища в захваченном городе. Потом его поправили гранильщики подгорного племени — и тут уже кристалл был увезён на полночь. Долго скитался по сокровищницам богатых дворян, пока в прошлом веке его не преподнесли в дар любви кое-кому из здешних красавиц...

В обрамлении рассказа волшебницы камни выглядели ещё прекраснее. Ещё загадочнее оказались они, безмолвные свидетели радостей и печалей, разыгравшихся некогда кровавых трагедий или же радостных событий. Сохранившие в себе память о прикосновениях многих рук и сыгравшие ту или иную роль во многих судьбах.

От избытка ощущений Линн даже расчувствовалась. Утерев слёзы поданным тётушкой Фло клочком кружевного батиста, она вновь принялась слушать, затаив дыхание и не сводя с волшебницы и покорных её воле камней восторженного и зачарованного взгляда. Та прошлась по судьбе странного жёлто-медового камня с чудным образом попавшим вовнутрь жучком, затем великолепный аметист, оказавшийся случайно смешанным эльфийским вином и кровью какого-то бога, раскрыл перед ними свои заветные тайны. И даже душераздирающую историю, как его похитил беглый каторжник, зашив в специально для этой цели сделанной ране на бедре...

— Всю жизнь бы слушала такие истории, — вздохнула с сожалением Линн, когда уже в полной за пределами ярко освещённой веранды темноте тётушка Фло погасила сияние драгоценных камней и спокойно рассыпала их обратно по мешочкам.

— Э-э, малышка — самое вкусное тётушка оставила напоследок, — мурлыкнула эльфийка, тоже не скрывающая своего удовольствия от увиденного и услышанного.

Ах, ну да — дублет! Девушка в предвкушении потёрла ладони и с ноющим от ревности сердцем следила, как пожилая волшебница извлекает из полотняного чехла ювелирные изделия. Как внимательно осматривает их, шепча что-то известное только ей, как ярче разгораются красные и синие огоньки внутри камней дублета.

— Очаровательно. Обхохочешься! Они мне не подчиняются — а кому-то другому, — волшебница положила на стол драгоценные украшения и скептически хмыкнула, подбоченясь и глядя на них.

— Линн ещё намекнула, что тут есть какой-то секрет, — заметила Кана, осторожно проведя пальцем по краю изукрашенного узорами обруча.

— Интересно, — пробормотала тётушка Фло, наблюдая за надевающей на себя эти два украшения Линн, а затем непритворно озабоченно спросила:

— Девонька, ты знаешь, чем это тебе грозит? Может, не стоит?

Однако та, защёлкнув застёжку колье, потянулась к набежавшей волне — и ладонями щедро плеснула на волшебниц солёной океанской водой.

— Что, не ожидали? — нежащаяся в свежем ветре девушка рассмеялась, завидя, как мокрой кошкой отфыркивается Кана.

Как тётушка Фло, отшатнувшись назад, едва не выпала из своего кресла-качалки. А мгновенно проснувшаяся Синди с азартным квиррканьем ринулась куда-то вперёд и, презрев на миг свою водобоязнь, отчаянно выхватила прямо из воды небольшую, бьющуюся в её когтях рыбу.

Ближайшие кусты и деревья зашумели, когда их взволновал не знающий преград ветер морских просторов, а Линн захохотала от переполняющих её чувств. Потянувшись рукой, она вынула из самой глубины покрытый ракушками и водорослями старинный абордажный топор — и положила его посреди стола.

Восприняв это как знак, дрорда опустилась рядом и с немалой сноровкой принялась разделывать ещё трепещущую в коготках рыбу, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся большой сардиной.

Наконец, устав шалить, девушка пригасила свою Силу. Подумала чуть, и сняла с себя обе столь занимательные вещицы.

— Ну как?

— Умеешь же ты удивить, — только и смогла поначалу выговорить ошарашенная тётушка Фло.

Утрои Линн еле продрала глаза. Да и то сказать, настойчивые увещевания Марены она самым нахальным образом проигнорировала. Равно как и ворочанье умостившейся на животе Синди, которую уже звал к новому дню нескромно заглянувший в окно солнечный луч. Но когда ноздри спящих отчаянно защекотали просочившиеся из кухни запахи, сон сам собой улетучился, оставив после себя ощущение чего-то светлого и безбрежного.

Открыв глаза, она некоторое время ещё нежилась в постели, всем телом вбирая ласковое тепло чистого белья и ставшей шелковистой после купального зелья эльфийки кожи. Жизнь, оказывается, может состоять не только из удирания от тех, кто сильнее или же погони за теми, кто слабее.

— Жизнь прекрасна и удивительна, — с улыбкой озвучила пришедшие на ум мысли Линн и отчаянно потянулась.

За завтраком тётушка Фло весело переговаривалась и балагурила, и только не знающая её девушка не догадывалась, что пожилая волшебница слегка — так, самую малость — озабочена. И лишь спустившись погулять в сад, хозяйка пошепталась на неведомом Линн наречии с эльфийкой, а затем обе согласно кивнули, очевидно придя к одному решению.

— Послушай, Линн. Я в своё время, вертопрашка этакая, мало интересовалась историей. В чём теперь и раскаиваюсь, — заметила пожилая волшебница.

Из дальнейших её слов выяснилось, что намерена она ни мало ни много как смотаться на пару дней в столицу, в славный град Игфаррен. Да попотрошить слегка тамошнюю, известную на весь остров библиотеку, подняв на уши всех смотрителей.

— Есть там кое-какие знакомства... Глядишь, выяснится чего, да определимся, как быть дальше. Только предварительно мне хотелось бы получить от тебя, малышка, одно обещание.

— И какое же? — наивно вопросила та, хотя уже кое-о чём и догадывалась.

— Хотелось бы мне, чтобы ты избавилась от своей милой привычки оставлять за собой горы трупов, — взгляд пожилой волшебницы прямо-таки лучился иронией.

Линн смутилась, но тут же привычно ощетинилась, поблёскивая глазами.

— Это что же — если на меня опять наедут, мне уже и зубки показать нельзя?

Кана хохотнула. Погладила розовый куст, наклонившись, прошептала ему что-то ласковое, и в ладонях эльфийской волшебницы крохотный бутон вдруг полыхнул распустившимся цветком. Ну ничего себе...

— Давай так. Показывать можно, но кусаться — если совсем уж нет другого выхода. Если свернёшь на тёмную стежку, я тебя учить не стану. Да и никто из наших. А вот некромансер с удовольствием сделает из тебя страшное чудовище, слугу Падшего.

Тётушка Фло лёгким кивком и улыбкой поблагодарила Кану, украсившую благоухающими розами весь куст — хотя вовсе был не сезон.

Если бы действия её так не контрастировали с её же словами, Линн обиделась бы. Но подумав, согласилась в душе, что совет волшебницы — а это был именно он, и ничто иное — весьма неплох. Как бы то ни было, а с людьми как-то ладить надо. Угрохать никогда не поздно, а вот найти применение и глядишь, получить какую выгоду — занятие как раз по ней. И она прониклась к пожилой волшебнице ещё большей симпатией.

— Теперь я понимаю, отчего вас не столько боятся, сколько уважают, — лукаво заметила Линн, и прыснула со смеху.

— Ну вот и славно. Подумай над моими словами, — тётушка Фло чмокнула маленькую гостью в нос.

— Да, твоя дрорда дом не спалит вместе со мной? К огню я не очень... — засомневалась эльфийка, представив себе перспективу получить на своё попечение два маленьких чудовища и внутренне содрогнувшись. — И кстати, она правда умеет огнём плеваться?

Посмотрев скептически на Кану, Линн шагнула к веранде, где Зела ещё не успела убрать всё со столика. С самым невинным видом она наколола большой вилкой оставшееся на тарелке пирожное с заварным кремом и поднесла его к мордашке сонно зевающей Синди.

Та с интересом принюхалась. Затем брезгливо фыркнула и с такой явной укоризной глянула на хозяйку, что обе с интересом наблюдающие за этой сценкой волшебницы улыбнулись.

— Лю! — строго сказала Линн, указывая пальчиком на по-прежнему маячащее перед дрордой пирожное.

Та скептически посмотрела на пирожное, словно удивляясь — отчего такая лёгкая работа? И деликатно кашлянула ярким огненным шариком.

— Совсем неплохо, и даже очень неплохо, — заметила тётушка Фло, расковыряв хрустящие вонючие уголья — всё, что осталось от кондитерского изделия.

А обнаружив, что оплавились и чуть потекли даже зубья серебряной вилки, улыбнулась и покачала головой. Но ничего не сказала — недаром она считалась одной из умнейших женщин не только острова, но и всего известного мира.


* * *

Сперва послышался звон колокольчиков. Совершенно неуместный в завывающем, не знающем о покое вольном и горячем ветре Великой Степи. Старый шаман подумал было, что он уже или бредит, или слышит звон упряжи Великой Кобылицы, что провожает в последний путь почитающих её. В далёкую, призрачную даль — и аж до предвечных степей Падшего бога.

Однако сквозь шум ветра и лопотание изорванных шкур донёсся царапающий звук подковы о ненароком попавшийся камень — уж такое степняк различит даже спьяну или во сне. Затем фыркнула лошадь, послышались голоса.

— Галат, ты был прав, клан Серого Орла уже откочевал, — женские интонации показались полуобезумевшему шаману смутно знакомыми.

Завешивающая вход драная кожа откинулась в сторону, и в душную вонючую полутьму кто-то зашёл. Осмотрелся коротко, удивлённо втянул воздух. Подошёл поближе, склонился над угасающим телом старого колдуна, всмотрелся. И тут же опрометью выскочил наружу.

Вернулись они уже вдвоём. Всё тот же навевающий зыбкие воспоминаия женский голос властно произнёс слово Силы — и почти угасший магический светильник засиял, словно упавшая с неба звезда, удивлённо озирая нищету и запустение дрянного, брошенного шатра.

— Какая встреча, ну надо же! — насмешливо протянула та же недостойная.

Наливаясь гневом, старый шаман всё же нашёл в себе крохи сил. И открыл глаза — медленно, с усилием, словно поднимая железную гору. Возле его ложа, судя по всему — последнего, стояла Нагит. Владеющая силой из испокон веков враждебного клана Вольного Ветра.

— Что с ним, мать? — спросил молодой крепкий парень, с тенью былой боязни взирая на некогда сильнейшего колдуна Степи.

Ещё не пожилая, но рано увядшая женщина провела над беспомощным стариком ладонью. Еле ощутимое сквозь манящее забытьё и холод дыхание Силы пронеслось по его телу, заставив заскрежетать зубы от собственного бессилия.

— Хм, интересно... похоже, умирает, — пробормотала она задумчиво.

— И что теперь? — Галат метнулся наружу, притащил седельные сумы и бросил у входа.

Мать его задумалась, глядя на немощного шамана.

— В другое время — собственноручно добила бы палкой, не задумываясь. С удовольствием, как самую ядовитую из змей. Много ты зла принёс, Сульди, и мне тоже. Но всё же... — она заколебалась.

— Галат, принеси воды. И хвороста — мне потребуется кипящая вода.

Шаман впал в полубредовое забытьё, ибо жизнь уходила медленно, но неотвратимо. Он уже почти не чувствовал, как в него влили целебный, восстанавливающий силы взвар. Затем пальцы вложили в рот щепоть горького растёртого порошка и сдавили особые точки на шее, заставив уже почти не подчиняющееся разуму тело судорожно сглотнуть. И ещё отвара — уже какого-то другого, горячего и вонючего. И призыв Силы, свежей струёй влитой в изголодавшееся по ней естество...

— ... Видишь ли, Галат, этот упрямый старик умирает не от старости, и не от кинжала под лопатку. А если сильнейший — давай уж смотреть правде в глаза — сильнейший шаман Степи уходит по следу Великой матери-кобылицы, то я хочу знать причину... — негромкое бубнение где-то рядом мешало.

Мешало соскользнуть окончательно в сладкое и бездумное ничто. Теребило, тянуло, суетливо тормошило. В страхе обезумевала мечущаяся меж мирами душа, дёргалась, так и не решившись ни на что.

И всё же Сульди открыл глаза. Сделал то, чего никогда не ожидал сам от себя.

Ночь, благословенная пора! Чтобы знать это, шаману не нужно даже выходить из кибитки и смотреть на полное ярких южных звёзд небо. Ночь, дающая отдых одним и время трудов другим. Она входила в душу, мягким и повелительным шёпотом нисходя с небес.

— Ну вот, кажется, очухался, — на время пригашенный шар света вновь засиял, и Сульди увидел перед собой самую ненавистную, самую сильную и увёртливую из своих противников.

Она, чуть склонив набок голову с длинными, сальными и уже начинающими седеть волосами, разглядывала старого шамана. Открыла было рот, затем передумала и сказала другое.

— Помнишь своего сына, Сульди?

Ещё бы не помнить ему своего единственного Архая! Сильный, как степной бык, резвый как жеребец-трёхлетка парень год назад погиб на скачках в честь праздника Весенней Кобылицы. Как тогда разум отца не помутился от горя — того не ведал никто. А ведь двадцать сыну этой осенью исполнилось бы...

— Как ты думаешь, старик, просто так находится слепень, что жалит лихого скакуна? И просто ли так наездник, которого взбесившийся жеребец выбрасывает из седла на полном скаку, посреди ровной степи вдруг падает не на землю, а шеей на вовремя подвернувшийся камень?

Во взгляде её не было торжества или злости — одна лишь бесконечная усталость.

— Я догадывался. Но доказать ничего не мог. А теперь не могу даже и сделать с тобой то, чего ты заслуживаешь, — угрюмо ответил старик, глядя в тёмные глаза степнячки.

— Чего я заслуживаю... — протяжно повторила она, словно пробуя его слова на вкус.

— Нет, Сульди. Ты был самым сильным и грозным шаманом Степи, это правда. Но правда также и то, что вдаль ты всегда видел лучше, чем вблизи. Помнишь то лето, когда вы разбили в битве наш клан Вольного Ветра? Помнишь молодую наложницу, что приволокли тогда в твою кибитку и бросили на ковёр перед тобой, ещё хмельным от запаха нашей крови и ощущения своей победы?

Она покивала головой, силой мысли оживляя те давние события.

— А я никогда не забуду, Сульди. Тело моего мужа ещё не остыло на скорбном поле битвы, а ты уже насиловал меня прямо посреди стойбища — на глазах у всех. И дочь, что я носила тогда под сердцем, так и не увидела свет. Так что с Архаем я всего лишь вернула тебе долг.

Не ответил ей шаман, полностью погрузившись в свои думы. А она продолжила негромким, чуть надтреснутым голосом.

— Ты прожил жизнь впустую, гордый старик. Как пучок соломы — горел ярко, но не осталось от тебя ни угольёв, ни тепла. Ни потомков. И живи теперь с этим, если сможешь.

Сульди медленно поднял голову, и в слезящихся глазах его плескалось безумие.

— Ты сберегла мою никчемную жизнь, чтобы бросить мне в лицо это? Чтобы насладиться своим торжеством?

Нагит медленно покачала головой.

— Нет, есть ещё две причины. Первое — я хочу знать, какая сила пригнула тебя к земле, хотя твой час ещё не пришёл. По договору Круга вождей, эти земли отходят моему клану. И как шаманка Вольного Ветра, буду я проклята, если оставлю хоть какую-то завесу над этой тайной.

Долго думал старый шаман, безучастно глядя в темноту через дырявые шкуры. Мысли его в ночи тянулись медленно и со скрипом, словно позвозка, влекомая двумя древними клячами, давно не годными не только под седло, но и в котёл — уж больно они были тощими да жёсткими. Но даже и эти позорные подобия Великой матери-кобылицы, влачащие свои жалкие дни лишь из милости или недомыслия пастуха, в конце концов привели шамана к ответу.

— Даже если я заупрямлюсь, ты знаешь, как вырвать из меня признание. Многому ты научилась у меня, Нагит, слишком многому. В другое время я гордился бы таким врагом, как ты. С моим уходом именно тебе носить знак Первого Шамана Великой Степи...

Женщина напротив издевательски расхохоталась, и ветер за шкурами на время испуганно замолк.

— Да есть ли он? Не байки ли всё это о Знаке, которого никто и никогда не видел? Уж не померещилось ли это тебе однажды после чаши перебродившего кумыса, а, Сульди? И почему же он не спас тебя?

— Помнишь сказание об Орохое, женщина? — в глазах старика на миг блеснул огонь былой силы.

Улыбка сползла с лица Нагит, словно морок под взглядом истинно почитающего Великую Кобылицу. Помнила ли? Да, если даже не знать того, что она со странно то замирающим, то ускоренно бьющимся сердцем любила в детстве слушать именно эту песню, неспешным и прихотливым ручейком вьющуюся из уст акына. О том, как великий предшественник Сульди сломал гордых северных воителей, словно пучок гнилой соломы. Как кочевники разметали находящееся на полуночи Королевство Всадников. И, войдя в сердце их страны, взяли выкуп с самого большого их города.

Кони степных воинов шатались под грузом добычи, но военный вождь Саучин сумел вывести изнемогающее под тяжестью богатства войско и целую армию рабов обратно в родную Степь. И вряд ли кто-нибудь в ближайшие поколения сможет затмить славу этого воистину величайшего подвига!

— А ведь Орохой передал Знак именно мне, — угрюмо проворчал Сульди. — И все свои секреты тоже. И как я ни ненавижу тебя, но свой долг перед всем нашим народом Степи я выполню.

— И где же он, этот Знак? — молодой Галат безо всякого почтения к старшим влез в разговор, странно блеснув глазами. — Ни под твоими лохмотьями, ни вокруг на полёт стрелы нет ни единой вещи с колдовской силой. Кроме тех амулетов, что надеты на нас с матушкой.

Глаза старого шамана впились в юношу с такой пристальностью, что ещё вчера тот зашатался бы и упал в беспамятстве, но сейчас лишь беззаботно рассмеялся. Сульди покачал головой и отвёл взгляд, опустил голову.

— Твой сын тоже обладает Силой? Воистину — Великая Кобылица щедра к тебе, женщина. Так знай же — Знак Первого Шамана это не вещь и не пустословый титул... А что за вторая причина, презренная Нагит?

Та разглядывала старика со смелостью жалости и презрения.

— Две луны ты развлекался со мной, жалкой пленницей из поверженного клана. А когда я наскучила тебе, ты отдал меня на потеху воинам своего вождя. Только, Сульди, во мне уже тогда тлела искорка Силы.

Перед её мысленным взором вновь проплыли события тех далёких времён.

— Забившись в тёмный угол кибитки, жалкая истерзанная мышка присутствовала во время твоих камланий. Ибо ты обращал внимания на рабыню куда меньше, нежели на своего пса — помнишь, в каких муках он издох? Ха-ах... это было мелко — но так приятно. Поначалу я следила за тобой из безысходности, смотрела — что и как ты делаешь, чтобы единственно не сойти с ума. Затем, однажды, я почувствовала интерес — и безнадёжность в душе вспыхнула ненавистью.

Отпив чуть отвара из чаши, шаманка встряхнула длинными сальными волосами.

— Потому-то я и смогла выжить. Ненависть дала надежду, а потом и Силу. Потому-то в первую же ночь, оказавшись вдали от тебя, я сумела не только обмануть сильных, но глупых воинов, усыпив их. Я смогла ускользнуть от погони, словно лиса от загонщиков, и даже нашла остатки своего клана. Потом... потом было много чего.

Глаза её посмотрели на сына, и в них мелькнуло странное выражение.

— Галат, помнишь — я нагадала однажды на костях, что в пятнадцать твоих зим открою тебе имя отца? Вот... посмотри на этот старый бурдюк с дерьмом, что ещё не так давно звался великим Сульди.

— Вот тебе и вторая причина, старик — сыну нужен отец и учитель. Даже такое презренное ничтожество, как ты.


* * *

Двенадцать вождей — двенадцать гордых и сильных вождей степных кланов сидели в Круге. И сумрачны были лики их, ибо великий огонь в центре не горел. Выложенное грубо подогнанными плитами место в центре, где на время совета пылал не дающий копоти колдовской огонь, пустовало. Зажечь его мог только Первый шаман. Но старый Сульди из клана Серого Орла потерял свою силу, а новый их шаман был не настолько хорош.

По заветам предков, нельзя вести речи, пока в Круге не пылает огонь доверия. Потому-то вожди и молчали, упрямо склонив головы и исподтишка, недоверчиво поглядывая друг на друга непроницаемыми раскосыми глазами. За плечом каждого сидел шаман, и лишь у вождя Вольного Ветра место за спиной пустовало. Нагит где-то задерживалась, и пребывающий в одиночестве вождь еле заметно нервничал.

Время текло медленно, но никто и не думал роптать или уходить. Уж что-что, а жизнь в ровной как стол северян Степи приучает к неспешности. Да и не хотелось никому из вождей прослыть нетерпеливым юнцом.

Ветерок, приятно охлаждающий вспотевшие тела, донёс издали топот копыт. На лицах собравшихся в Круг мелькнуло облегчение, ибо перестук иноходца Нагит, резко отличающийся от сладостного звука нормальных коней, различался привычным ухом так же явно, как голоса родных.

Из-за зарослей высоких, ещё не высохших после весенних ливней степных трав вымахнули двое всадников. Подскакав на дозволенное расстояние, явно различимая своей статью шаманка спрыгнула с коня, бросив поводья неразлучному спутнику — своему сыну. И на чуть кривоватых, характерных для кочевника и старого наездника ногах поспешила к собравшимся.

Вождь Светлобородых отвлёкся от своих невесёлых мыслей и поднял взор от пыльных сапог.

— В чём дело, женщина? — буркнул он. — Тебя давно не били палками?

Та в ответ, подбоченившись, посмотрела на могучего мужчину, что даже сидя ненамного уступал ей ростом.

— Закрой то смердючее отверстие, что у тебя по недоразумению называется ртом, Ахмет. И не извергай на достойных людей нечистоты из него.

Она отвернулась, не обращая более внимания на потерявшего дар речи Ахмета, и прошла в центр круга, неслышно ступая по камням мягкими кожаными сапожками с загнутыми носками. Небрежно воздела руку — и покорный её воле Огонь вспыхнул на голом месте. Желая чуть проучить этих кичливых вождей, Нагит сделала шаг, другой — и вошла в неистово полыхающие языки колдовского пламени. Раскинула руки, постояла некоторое время, наслаждаясь течением Силы, а затем, словно сжалившись над сидящими вокруг мужчинами, вышла из огня — целая и невредимая.

Спокойно подошла к своему месту за плечом вождя своего клана Вольного Ветра и уселась.

— Круг замкнулся, и огонь доверия горит в нём, — произнесла она положенную фразу, ощущая, как с верхней губы скатилась солёная капелька волнения.

Сильным и неробким мужчинам потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя и справиться с удивлением. Никогда ещё на памяти предков Первым Шаманом не была женщина — и всё же это свершилось.

Поначалу обсуждали обычные дела. Совершалась меновая торговля и заключались договора, рассказывались новости, принесённые со всех концов Великой Степи всадниками на мохнатых неутомимых лошадях. Обменивались невестами и подарками, и многое другое. Но каждый из присутствующих нет-нет, да и посматривал на брошенную Нагит почти к самому огню плеть — знак того, что у неё есть вести первостепенной важности. По традиции такое обсуждалось в конце, когда с повседневной мелочёвкой будет покончено и разум очистится для важных мыслей.

— Как вы помните, часть земель Серых Орлов по договору отходит к нам, клану Вольного ветра. Как шаманка, я обязана осмотреть их, прежде чем пастухи пригонят туда стада, а кочевники раскинут шатры. И тем сильнее было моё удивление, когда я обнаружила там потерявшего рассудок и Силу старого шамана, — Нагит говорила неспешно, медленно, словно вколачивая каждую фразу в головы с бесстрастно повёрнутыми к ней лицами.

Шаман клана Серых Орлов степенно кивнул.

— Сульди совсем обезумел от последнего камлания. Порешил двух воинов, поносил вождя бранными словами. Лишить его жизни мы не решились — оставили помирать на брошенном стойбище.

Нагит посмотрела в непроницаемые глаза, покивала своим мыслям.

— Всё верно. Старик прошёл Тропой Демонов.

Глухой ропот удивления был ей ответом. Из собравшихся здесь каждый знал, чем грозит смертному выйти прогуляться на недоступные иным дороги. Потерять всего себя — и даже душу, которая не попадёт на вечные пастбища небесной Кобылицы. А навсегда будет порабощена в мрачные бездны Падшего бога. И редко кто из шаманов решался на такое, причина должна была быть уж очень серьёзной.

— Да, почтенные вожди и шаманы — старый Сульди прозрел страшные опасности. И не его вина, что не хватило сил сообщить нам о них. К счастью, я подоспела вовремя. Нашлась, нашлась ниточка, чтобы удержать его дух по эту сторону непознаваемого. У шамана-женщины есть свои слабости — но и свои преимущества...

Витиеватым ручейком журчала и текла её речь. И внимательно слушающие мужчины помрачнели, узнав новости. Прищурились в гневе глаза, закаменели лица со стиснутыми от гнева губами.

— Первая новость, что Сульди увидел оттуда. Змея обрела ядовитый зуб. И Великая мать-кобылица в тревоге бьёт копытом. Почитающие змееголового бога бритоголовые жрецы добыли нечто, что они называют "глаз Сета". Пока что они изучают его, пробуют. Но если они научатся получать силу непосредственно от своего тёмного покровителя...

Дальнейшие слова были не нужны ни вождям, ни дышащим им в затылки шаманам. Уж что-что, а дураки долго не живут и в вершителях судеб не задерживаются. По всему выходило, что живущие на закате темнокожие обитатели Стигии стали неимоверно сильны. Никогда не было мира с ними — лишь так, иногда война прекращалась из-за нехватки сил и подспудно тлела, когда обе стороны ограничивались мелкими пакостями да наскоками, копя воинов на будущее.

— Да что тут думать? — вспылил Мехрат, молодой вождь Степных Волков. — Собрать все кланы да пройтись по змеёнышам, втоптать их в пыль!

Он обвёл собравшихся яростным взглядом. Но старый Архаб, что не потерял в бесчисленных походах ни руки и даже ни глаза, только покачал головой.

— Не думаю так. Пришло время последней битвы. Либо мы сотрём почитающих Сета с лица земли, либо от нашего народа Степи не останется даже памяти. А посему надо готовиться так, как мы не готовились никогда, — он упрямо набычил голову.

Остальные, подумав, согласились с ним. Мехрат тоже склонил свою заплетённую в косы голову в знак согласия.

— Продолжай, сестра, поведай нам — что ещё открылось безумному Сульди?

Шаманка неслышно перевела сбившееся от волнения дыхание, и лишь сидящий совсем рядом вождь Вольного Ветра знал, каково ей приходится.

— Три, может быть пять лет у нас есть. Потом жрецы змеиного бога овладеют силой... не собираюсь учить вас готовиться к войне и воевать, но лучше рассчитывайте на три года.

Посыпались неспешные, взвешенные предложения. Лазутчиков, да поосновательнее — дабы выведать дороги, переправы и колодцы. Обучить молодых воинов сражаться не только в привольной степи, но и в тесноте городских стен. Но всех удивил старый Сейд, шаман клана Дикой Кошки. Он несильно хлопнул нагайкой по подошве пыльного сапога и проворчал — как-то негромко, но его хриплый голос услыхали все.

— Укус Змеи смертелен. Мы можем не справиться. Но у неё есть и другие враги, кроме матери-Кобылицы. Не поискать ли их, чтобы раз и навсегда покончить с почитающими тёмного бога?

Это было неслыханно для кочевников — искать союзников на стороне. И всё же каждый осознавал, что предстоит не просто набег, а битва до конца. Посему страсти разгорелись с такой силой, что к тому времени, когда огненный глаз неба склонился к закату, все почувствовали, как одеревенели от усталости языки и губы. Но строптивые вожди с шаманами так ни к чему и не пришли.

Нагит внимательно слушала, помалкивая. Всё ж такие дела не по женской части. Из раздумий её вывел голос Архаба.

— Говоря об опасностях, ты упомянула слово "первая". Или мой слух изменил мне, и стоит отрезать себе ухо?

Шаманка улыбнулась показной суровости старого вождя.

— Это излишне, почтенный Архаб — твой слух не обманул тебя. Но Сульди не смог понять то, что открылось ему дальше. И как я ни размышляла...

Она отпила тепловатой воды из кожаного бурдюка.

— Где-то на краю земли, на полночном закате, там, где гуляют волны на большой солёной воде, скоро родится Звезда Морей. Неведомо — то ли это будет колдун неслыханной силы, то ли величайший из воителей, кто соберёт под свои знамёна грозные войска. Но опасность другого рода. Рядом кружит Чёрная Звезда. Ищет, ищет что-то нужное и известное только ему. И если он переманит Звезду Морей на тёмную сторону Силы, тогда погибель и мрак воцарятся над всеми землями — от обители остроухих на закате до Проклятых урочищ на восходе, где обитают орки.

— Не знаю, что всё это значит, но мне не справиться с этим одной. Нужен ваш совет, о великие вожди и могучие шаманы — и помощь.


* * *

Часть третья. Игры взрослых и не очень.

Конный рыцарь был словно настоящий. Опустив короткое толстое копьё, он настороженно поводил им во все стороны, а его голова, покрытая шлемом с глухим забралом, вертелась, осматривая округу подозрительным взглядом.

Линн присмотрелась к фигурке в своей руке — да, почти как настоящий. Даже маленький конь в нетерпении бил крохотным копытом.

— Поразительно, — восхищённо заметила она и прислушалась к дальнейшим наставлениям обучающей её эльфийки.

Они обе сидели у столика для волшебной игры в трик. Столик этот сам по себе был настоящим произведением магических мастеров. Стоило только щёлкнуть находящимся сбоку рычажком, как на поверхности размером примерно два на два эрда сама собой проявлялась случайным образом созданная карта. С лесами, горами и реками. С дорогами, городами и полями. Всё это было размечено шестиугольными ячейками наподобие пчелиных сот, и вот по этим-то ячейкам передвигались и действовали фигуры.

Кана улыбнулась, увидев восторг малышки, разглядывающей простую деревянную фигурку с искусно наложенным на неё заклинанием иллюзии Рыцаря. И тут же подала следующую.

— А это Лучник. Сама понимаешь, бегает и стреляет.

— Эльфийский? — спросила Линн, осторожно беря в руки крохотного человечка в камуфляжного цвета комбинезоне, так и ищущего — в кого бы всадить похожую на иголку стрелу.

Она уже перешерстила отнюдь не бедную библиотеку уехавшей тётушки Фло, и по совету Каны взялась за историю с географией. Основы основ, так сказать. А коль скоро боги и неведомые родители снабдили Линн быстрым и живым умом, то новые сведения попали на благодатную почву, воспламенив в душе её неизвестный прежде огонь. Жажду познания, сладостную и мучительную одновременно.

— Пусть будет эльфийский, — с улыбкой кивнула волшебница и вынула из особого ящичка следующую фигуру — Дракона.

Возникшая на поверхности столика страна постепенно заселилась всякими персонажами, причём в основном военного назначения. Правда, доставшийся Кане угол карты заселился такими же, но в отличие от белых фигур Линн, её цвета были зелёными. Девушка внимательнейшим образом слушала и запоминала — как фигуры передвигаются, как воюют и умирают. А сама нет-нет да и поглядывала на пока безучастно стоящую фигурку Ведьмы с узловатым кривым посохом в руке.

В конце концов эльфийская волшебница перечислила все правила, и даже показала несколько типичных комбинаций, ловушек и распространённых ошибок. Да и игра оказалась настолько захватывающей, что Линн отдалась ей с восторгом и увлечением неофитки.

Тётушка Фло вчера укатила в Игфаррен — столицу острова, помахав напоследок ручкой из окошка щеголеватой кареты на больших колёсах. Влекла её четвёрка красивых, но невиданной породы — а самое главное, непонятно откуда взявшихся лошадей. В конце концов девушка, проводив взглядом улегающуюся пыль, обратилась за разъяснениями к Кане.

Однако эльфийская волшебница только пожала плечиком.

— Даже если тётушка заколдовала несколько мышей из погребов — кому от того будет хуже?

Линн припомнила, как слыхала упоминание о чём-то таком в полузабытой сказке, и успокоилась. В самом деле — волшебница, чему ж тут удивляться? И решила попросту не обращать на всякие подобные дела внимания. Принять их как должное, а попросту — привыкнуть.

С утра погуляв по городку и окрестностям, она бодро отобедала, порадовав Зелу отменным аппетитом, а теперь на веранде вникала в тонкости игры в трик. Кана как раз зажала в речной бухте её Фрегат своим пыхающим огнём (точь-в-точь Синди!) Драконом, и всерьёз вознамерилась поджечь его. Однако быстро выяснилось, что и Линн горазда на хитрости.

Фрегат, прижавшись к самому берегу в тщетной надежде спастись, был обречён. И неторопливо приблизившемуся к нему Дракону тем неприятнее было обнаружить, что в прибрежных зарослях затаился Лучник, который не замедлил дать по летающему чудовищу хороший залп. Да и кубик выпал на самое большое число — "шестёрку", позволив Ведьме под управлением Линн беспрепятственно сделать шесть ходов по лесной дороге и подойти на расстояние атаки.

Дракон не успел убраться вовремя, и девчонка с азартными возгласами добила его своей парочкой. Возмущению Каны коварством соперницы не было предела. Отчасти она взяла реванш, потопив почерневший и дымящийся Фрегат Русалкой — но согласитесь, что такой размен фигур никак нельзя считать равноценным. Ликующая и довольная Линн бросила было в атаку своё воинство, но Рыцарь эльфийки быстро доказал, что в чистом поле, где можно набрать разгон, ему сам Падший не указ.

В конце концов партия сошла к ничьей, и в безымянном городке на границе разодетый в белые шелка изящный Граф церемонно раскланялся с закованным в отливающие изумрудным латы могучим Бароном, приняв мир — до следующего раза.

— Вот так, — удивлённо покачивая златокудрой головой, промолвила Кана, укладывая фигурки обратно в ящичек. — Понравилось? К тому же, эта игра способствует развитию и гибкости мышления. Тебе пригодится, да и мне небесполезно...

Три дня пролетели в напряжённом изучении книг, перемежающемся с прогулками и азартными сражениями на поле игры в трик. И уже вечером, когда Линн скрытно провела по реке Русалку в самую глубину территории Каны и коварнейшим образом пленила её Рыцаря, заставив того воевать на своей стороне, по улице к утопающему в зелени сада домику подкатилась карета. А следом голос тётушки Фло весело запел арию из оперетты:

И будь ты хоть хмельной повеса,

Весёлый эльф из Златолеса,

Иль важный бородатый гном...

— Ну здравствуйте, дорогие мои! — воскликнула разрумянившаяся от быстрой езды пожилая волшебница и обняла ссыпавшихся в сад девиц.

Зела весьма кстати быстренько организовала ужин, так что вернувшаяся хозяйка дома, смыв с себя дорожную пыль, отдала должное трапезе, по ходу дела заметив, что в столице готовят по-прежнему плохо, а вот шума и грязи заметно прибавилось. За едой, как обычно, болтали о пустяках да о всякой всячине вроде столичного театра.

И лишь поднявшись на второй этаж, тётушка Фло распорядилась принести свой дорожный саквояж, мимоходом глянув на доску для игры в трик и заметив Линн, что дела её плохи — с изменой Рыцаря положение становится попросту безнадёжным.

— Ой, нет, это я проигрываю партию, — смутилась Кана, вздохнув с досады.

Тут уже удивилась волшебница. И, ласково потрепав по макушке покрасневшую от удовольствия Линн, заметила ей, что она делает успехи.

В саквояже обнаружился целый ворох книг и исписанных убористым ровным почерком свитков. На замечание девчушки, что почерк у тётушки просто безукоризненный, та отмахнулась.

— Да что ты — это же перо-самописка!

Полезнейшее изобретение в области магии, перо-самописка представляло собой самое обычное гусиное перо для письма, но с наложенным на него хитрейшим заклинанием. Достаточно тому, у кого в ауре есть хоть проблеск способностей, подержать его в ладонях и подумать о том, что хотелось бы написать, а затем поднести к чистому листу или свитку, как волшебная штуковина тут же сама собой принималась трудолюбиво строчить, словно прилежный секретарь или клерк записывал надиктовываемые ему слова.

— Надо же, — зачарованно выдохнула Линн, ревниво следя, как самое обычное с виду серое гусиное перо, что его Кана выпустила из изящных ладоней, тут же принялось выплясывать над большим письменным столом, покрывая его ровными строками с повторяющимся высказыванием — полным аналогом нашего извечного "Петька дурак". Только там шла речь о Линн.

Тётушка Фло, сведя брови в притворном гневе, погрозила пальцем тут же изобразившей из себя святую невинность эльфийке, одним взмахом руки очистила поверхность стола от писанины и отправила на полку угомонившееся перо.

— Ну что ж, давайте посмотрим, что мне удалось накопать в библиотеке... — заявила она и со вздохом уселась в услужливо подъехавшее кресло.

Разбор и обсуждение затянулось до глубокой ночи. Выяснилось много полезного и не очень. Линн вчитывалась в описание потерявшихся из комплекта вещей, мимоходом зевая и краем уха прислушиваясь к ожесточённому спору двух волшебниц. Она и хотела бы прислушаться к ним повнимательнее, но заслышав, что речь пошла о тензоре магического вектора в вероятностном поле, быстренько ретировалась к своим куда более понятным документам.

В полной тишине, нарушаемой лишь песенкой сверчка в саду, Кана задумчиво подняла голову.

— В каком ухе звенит?

Линн совсем было собралась ответить что-нибудь весело-насмешливое, но осеклась.

— Ой, а у меня тоже...

Тут тётушка Фло высунула нос из толстого фолианта в потемневшем от времени кожаном переплёте, прислушалась и пожала плечами.

— Да это колокольчик у калитки. Марена, отвори молодому человеку!

Высунувшаяся в окно Линн практически ничего не видела за деревьями сада, а посему бросила на стол опостылевший свиток, который изучала уже довольно долго, но никак не могла уловить заложенный в тексте смысл, и пошла немного размять ноги. Заодно и голову проветрить. Она спустилась по лестнице, весело и вприпрыжку шлёпая по ступеням, отворила дверь и вышла на освещённую светом из окон мощёную дорожку.

Служанка что-то задержалась у калитки, потому Линн, совершенно не думая об опасности, пошла туда же. Сердце её ёкнуло только когда она увидела на улице взмыленного коня. А в седле покачивался худощавый — да, вполне возможно, что и молодой человек.

— Ничего не пойму, — вполголоса пожаловалась ей Марена, зябко завернувшись в шаль. — Не по-нашему говорит, чудно — и качается словно пьяный.

Сетанг-другой девчонка разглядывала седока, затем смело шагнула вперёд. Уловив мокрый отблеск на боку коня, она зачем-то потрогала это место и тут же отдёрнула руку, зачем-то понюхав пальцы. А ведь этот запах ей знаком, даже сквозь вонь лошадиного пота... и она, обернувшись в сторону дома, звонко выкрикнула:

— Кана, да ведь он ранен!

Сказать, что после этих слов поднялась суматоха, значит не сказать ровным счётом ничего. Обе волшебницы не замедлили явиться на зов и осветить место у калитки волшебными шариками. И в самом деле, в седле оказался худощавый и весьма симпатичный молодой человек в непривычного для здешних мест покроя чёрном дорожном костюме. Тёмные и длинные прямые волосы слиплись от пота и пыли. Правда, левой рукой он зажимал изрядных размеров прореху на бедре, а сквозь пальцы его сочилась кровь.

Но в тёмных упрямых глазах его светилась решимость, да и в правой руке он крепко и в то же время изящно держал шпагу внушающей уважение длины. На попытку снять его с седла он замотал головой и усталым, севшим голосом терпеливо повторил.

— Донья Флоранс Эскьери!

Тётушка Фло удивлённо фыркнула.

— Хм, давненько меня не называли этим именем. Да, это я Флоранс Розмари де Вилль, урождённая Эскьери! — Линн едва не раскрыла рот от удивления — такая властность и сила проскользнула на миг в голосе волшебницы.

Всадник, видимо, понял. Он швырнул оружие в два заменяющих ножны железных кольца на широком поясе, кивнул. Рука его пошарила за пазухой и, выудив чуть помятый свиток с печатью, с поклоном вручила пожилой волшебнице. Вернее, поклониться он только попытался. Едва послание оказалось в руке тётушки Фло, как силы окончательно изменили молодому человеку и он буквально выпал из седла на руки вскрикнувших Линн и Каны. Марену чуть обрызгало алыми тёплыми бусинками, и служанка не нашла ничего лучшего, как самым постыдным образом свалиться без чувств.

Но тут уже подоспели на шум жители соседних домов. Молочник Золти увёл коня в имеющуюся при его доме конюшню, заверив старческим голосом, что всё будет как надо. А двое дюжих плотников осторожно перенесли раненого в дом и уложили на тахту, где им тотчас же занялась эльфийка. Служанку же попросту облили ведром холодной воды из колодца, и мокрая Марена с ворчанием поплелась к себе. Прислав, впрочем, себе на замену Зелу.

А оказавшаяся со столь длинной и старинной родословной волшебница не медля ни сетанга, сорвала печать и принялась читать послание. Развёрнутый свиток оказался девственно чист с обеих сторон, но тётушка Фло тут же припечатала сверху таким заковыристым заклинанием, что у всех присутствующих на миг волосы встали дыбом. На бумаге тут же проступили строки послания, и волшебница, шагнув ближе к свету канделябра, впилась глазами в письмо. Линн взглянула в её вдруг постаревшее лицо и у неё тревожно заныло где-то слева в груди... эй, да ведь там сердце!

— Что, тётушка Фло? — заплетающимися губами спросила она, проклиная себя в глубине души, что навлекла столько несчастий на дом, его обитателей — а возможно, и на весь спокойный и тихий Тиренолл.

Однако тётушка смотрела куда-то сквозь стену, неслышно шевеля губами. Затем прочла снова — на этот раз медленно и внимательно.

— Что с гонцом? — спросила она, свернув послание обратно в трубочку и спрятав в рукав.

Эльфийка оторвалась от своей работы и неопределённо пожала плечами.

— Рана сама по себе не опасна, но молодой человек вместо того, чтобы заняться ею, продолжил свой путь. Всего лишь потерял довольно много крови. К утру залатаю, но пару-тройку дней ему придётся провести в постели, да при этом с усиленным питанием.

Линн, смущённо поковыряв тапочком пол, осведомилась — не стоит ли сохранить приезд гонца в тайне? Тётушка медленно покачала головой, и столь же медленно на её лице бледность уступала место обычному румянцу.

— Неизвестный доброжелатель сообщает, что завтра в порт Сарнолла прибудет корабль с чернокнижником на борту и тот начнёт поиски беглецов. И ещё... в письме содержится намёк, что по всей видимости, этому чёрному даны чрезвычайные полномочия.

Кана подняла голову от настойки, которую добавляла в питьё раненому, и её чудные зелёные глаза тревожно блеснули.

— Это означает — полная свобода действий и безнаказанность?

Пожилая волшебница с кислой физиономией кивнула.

— Куда Зееландия катится... пойду-ка я подумаю малость, — и ушла к своему креслу-качалке.

Изнывающая от тоски и тревоги Линн металась по своей комнате, словно зверь в клетке. Даже давно спящая на подушке Синди подняла голову с весьма сонным выражением на мордашке и осуждающе посмотрела на хозяйку.

— Хоть ты молчи! — огрызнулась на неё девушка и продолжила свои хождения из угла в угол.

Дрорда совсем по-человечески вздохнула — и снова сунула голову под крыло. Вот же кому ни забот, ни хлопот — слопала лягушку, полетала да знай себе дрыхнет, бессовестная...

В конце концов Линн сумела успокоиться и рассуждать более-менее здраво. Если уж обе волшебницы ничего не придумают, то в одиночку ей против ужасного некромансера нечего и рыпаться. Удирать бесполезно — Кана весьма доходчиво объяснила, что от заклинания след свой без магии не спрячешь. Отдать всё? Но от одной только мысли, что придётся расстаться с реликвиями Морских Ярлов девушку взяла такая злость, что она едва перевела дыхание.

— Думай, думай! — тихо воскликнула она, сев на краешек кровати.

Затем полулегла, почёсывая нос размышляла некоторое время. Потом, вспомнив, что лёжа думается лучше всего — как объяснила эльфийка, из-за лучшего снабжения мозгов кровью — улеглась рядом с сонно заворочавшейся Синди.

Ну да, всё верно — зашедшая через несколько ангов Марена застала малышку крепко и безмятежно спящей. Служанка тихонько подошла и осторожно накрыла девушку пледом, не решаясь на большее под пристальным, ревнивым и весьма злобным взглядом как по волшебству проснувшейся дрорды.

Спокойной ночи!


* * *

Не ведающие усталости мохнатые и чуть низкорослые степные скакуны весело неслись вперёд, распугивая в траве выскакивающих почти из-под самых копыт дроф и тощих зайцев. В другое время Галат с удовольствием бы поохотился с луком на такую лёгкую добычу, но сейчас они спешили. Вдвоём с матерью, великой Нагит — первой шаманкой Великой Степи, они торопились на объявленный вождями сбор.

Миновав широкую пологую низину меж древних как мир расплывшихся холмов, где пастухи, строго соблюдая очерёдность, поили в ручье запылённые табуны и отары, двое вновь вымахнули на ровное место, и вновь вольный степной ветер забавлялся с их волосами.

Вдалеке показались наклонные дымки, затем озеро тёмных крапинок — кибитки кочевников.

— Орохрон — стойбище Степных Волков, — сорванным от ветра и пыли голосом сообщил Галат.

Мать кивнула. Отцепила от седельного крюка бурдюк, сделала пару глотков тепловатой, нагревшейся на солнце воды. Она немного волновалась — и было из-за чего. Дело было не только в том, что первой из степных наездников она приказала оборудовать седло своего скакуна коваными стременами — а доселе считалось, что это изобретение бледнолицых северян недостойно истинного воина. А в том было дело, что сбор вождей и шаманов должен был одобрить и послать на поиски неведомой опасности двоих степняков.

Меньше чем луну тому назад убелённые сединами, морщинами и шрамами мужчины едва не поссорились, выдвигая каждый от своего клана. Но Архаб в конце концов согласился с Нагит, что это дело не только клана. И даже не только народа Степи — это дело всех, кто дышит и живёт. А посему нужно выбрать в поход не просто сильного воина и опытного шамана — нужны умные головы, умеющие понять и принять новое.

— Ведь ехать придётся через чужие земли. Соблюдать их законы и обычаи, какими бы дикими они не показались. А если возникнут трудности, то помочь посланцам будет некому, — Ахмет на этот раз согласился со своим извечным соперником и встал рядом с ним, как бы подчёркивая поддержку.

Постепенно и до остальных спорящих дошло, что в таком необычном деле нужна не просто воинская доблесть да Сила шамана. Нужно умение думать и приспосабливаться. А Мехрат, чей клан сегодня принимал столь почётных гостей, крепко призадумался. Уже немного зная нрав молодого вождя — он либо был горяч и порывист до безрассудства, либо задумчив до неуважения к остальным, собравшиеся чуть притихли, давая время хозяину клана уловить и обдумать наверняка интересную мысль. Наконец, степняк поднял голову и прищуренные глаза его блеснули в свете огня.

— Во время набегов на земли полуночи наши воины никогда не ссорились с чужими богами. Обходили стороной их храмы и священные места, щадили жрецов, если те не ввязывались в бой. Смогут ли наши посланцы в случае чего получить поддержку и помощь у богов светлолицых? И у каких именно?

Тут же вызвали одного старика, что отбыв в рабстве много лет, всё-таки стал поклоняться Великой матери-Кобылице. Согбенный и голубоглазый, сбивальщик шерсти долго кланялся после того, как упал ниц перед вождями да шаманами, а затем и сообщил требуемые сведения.

Вот так, после долгих препирательств, в неведомую даль и была послана Ясат — дочь покойного ныне старшего брата Мехраба от ясноглазой красавицы-рабыни. Девица, в тело которой Кобылица по недосмотру или в шутку вложила душу и таланты воина. И, к величайшему сожалению Нагит, её сын Галат — неопытный, едва обученный шаман.


* * *

Волшебница вышла из комнаты, где расположили раненного в ногу гонца, в глубокой задумчивости. Мало того, что доставленное послание оказалось без подписи, так и молодой человек, назвавшийся именем Карлос, ответствовал, что отправителя он видел впервые. Но, судя по описанию, тот не только не походил на морского колдуна или кого-нибудь, кто мог бы найтись в обширнейшем списке знакомств "доньи Флоранс", но и вообще всё это несколько походило на мистику. Но всё же — кто послал такое необычное предупреждение?

Невысокий, крепко сбитый, чёрные и изрядно курчавые волосы и усы, да и вообще довольно приятный человек. Хм... ну, таких мужчин найти с трудом, но можно. Ни в коем случае не морской колдун — от серьги в виде синего камешка в ухе те не откажутся даже под страхом смерти. Несомненно, дворянин — да не из захудалых? А вот это уже куда интереснее.

Будучи и сама выходцем из столь старинного рода, что одно только его упоминание заставило бы побледнеть от зависти отпрысков иных знатных и весьма влиятельных на Зееландии семей, ныне известная под именем тётушки Фло волшебница перебрала в голове все возможные варианты — ничего даже отдалённо похожего среди русых и откровенно светловолосых здешних уроженцев. Уж на память-то да на соображение она не жаловалась. А из этого всего следует, что в игру влез кто-то со стороны. Причём настолько не боящийся обеими ногами ступить на такую зыбкую и опасную почву, как политика, что почтенная дама не в шутку забеспокоилась.

— Как себя чувствует раненый? — спросила утром тётушка Фло Кану, выходящую из комнаты молодого человека.

Эльфийка тонко улыбнулась.

— А спросите лучше у него сами.

Без колебаний, недрогнувшей рукой волшебница открыла дверь. И застыла на пороге, точно с такой же лёгкой улыбкой на устах.

На высоко взбитых подушках роскошной кровати полулежал молодой человек с тонкими и ещё бледными чертами лица, а с ложечки его яблочным пюре заботливо и чуть ли не любовно кормила никто иная, как Линн собственной персоной. А её неразлучная Синди восседала рядом на спинке кресла и взирала на эту сцену с такой неприкрытой ревностью, что в другое время волшебница только рассмеялась бы, вспомнив свои шестнадцать и те свидания в чарующей ночи под тенистыми клёнами парка.

Однако сейчас она негромко кашлянула, напоминая парочке о своём существовании, и шагнула в комнату.

— Доброе утро. Как вы себя чувствуете, молодой человек?

Тот слегка улыбнулся.

— Просто великолепно, — и изловчившись, нежно поцеловал запястье поднёсшей ложечку к его губам девичьей руки.

Нахал. Но чертовски красивый и обаятельный — это было написано огромными буквами в смеющихся глазах Линн.

Как ни было жаль волшебнице нарушать эту идиллию, но она спросила более строго:

— Я интересуюсь вашим самочувствием, молодой человек, не из праздного любопытства и не по дежурной обязанности. Волею случая вы оказались замешаны в весьма непростых делах, а посему я спрашиваю ещё раз — ваше самочувствие позволит вам вынести серьёзный разговор?

Линн надула было губки — впервые ей встретился такой красавчик, которого интересуют не её сокровища, а она сама. Ну, и то, что пока что спрятано под платьем... И всё же игривое настроение мало-мальски покинуло её, уступив место сосредоточенности. Тем более, что вернулась отлучившаяся на пару ангов эльфийская целительница. А коль скоро все заинтересованные лица в сборе, как говорилось в одной книге, то пора начинать.

На полном серьёзе и совершенно спокойно тётушка установила в комнате зловредное заклинание, позволяющее отличить правду от лжи, о чём самым естественным образом и предупредила. Раненый пожал плечами и мимоходом заметил, что врать и так не в его привычках, а потом стал отвечать на вопросы хозяйки дома и эльфийской волшебницы. Правда, быстро выяснилось, что молодой человек тут совсем ни при каких делах. Некий незнакомец предложил за хорошие деньги срочно доставить письмо из столицы в дальний городок. А коль скоро ни его собственных планов, ни законов, ни дворянской чести это не нарушает, то почему бы и не оказать услугу, к тому же хорошо оплаченную?

— Видите ли, я хоть и отпрыск знатного рода, но я младший в семье. Это значит, что я не унаследую ни титулов, ни земель, — чуть горько он проронил последнюю фразу, и тётушка Фло понимающе покивала головой.

В самом деле — не сидеть же на шее у родителей! Вот и едут в дальние края молодые люди, в надежде на счастливый случай. И вечно приключаются с ними всяческие странности, если не сказать прямо — неприятности.

— Нет, содержимое послания мне неизвестно. Но тот человек обмолвился, что возможно, оно поможет хорошим людям — я и не стал жеманничать. Через Эркюль и затем Божанси, там охромел мой конь, я пересел на заводного. А уже перед самым Тиреноллом в лесу напали разбойники, пришлось малость помахать рапирой.

Обеим волшебницам не нужна была карта острова, чтобы по нескольким исковерканным названиям вообразить себе маршрут бешено скачущего всадника. А Линн, хоть и весьма слабо разбиралась в географии, зато очень живо представила его трудности и препятствия по своему недавнему путешествию. Ой, да этот парень, похоже — из железа. Выдержать такое, да ещё и дырку в теле! А на следующее утро шутить и шептать ей такие милые ... да, в "Комментариях к прекрасному" Дио ле Бема это называется ком-пли-мен-ты.

Фу, какое некрасивое слово... И всё же эти невинные, шутливые словечки так сладко заставляют трепетать девичье сердце. А эти взгляды невзначай, полные скрытого огня... о-о, как же предательски алеют щёки! И прикосновения ненароком — лёгкие, будоражащие, заставляющие трепетать всё существо...

Ощутив, как на пересохшие в сладком ожидании неизведанного губы сама собой выползает нежная, предназначенная лишь для него улыбка, Линн только невероятным усилием воли сумела вернуться в разговор. Тем более, что тётушка Фло, спохватившись, поинтересовалась наконец, как же звать молодого человека.

— Дон Карлос, — поспешила выдохнуть Линн уже известную ей сладчайшую из истин, и спохватившись, зарделась от смущения.

Но так очаровательно...

Препоручив выздоравливающего заботам служанки, пожилая волшебница смогла оторвать от милого общения потерявшую всякое соображение Линн только применив весьма неожиданный ход. Она шагнула к полкам библиотеки, провела пальцем по корешкам и вынула тонкую книжицу в тёмно-синем переплёте. Раскрыв и безошибочно попав на нужную страницу (волшебница это вам не просто так!), тётушка Фло прочла ей следующий отрывок:

Не торопись, малышка, не спеши.

Ведь это — твоя первая весна.

Усладу нежности вдохни сполна,

Навстречу утру ты живи, дыши.

И пусть раскроются цветы

Нетерпеливого желанья.

Навстречу первому лобзанью

Не торопись стремиться ты.

Слова волшебницы нежным звоном отозвались в голове девушки, вновь заставив маковым цветом заалеть щёки. Она взяла из рук тётушки томик стихов Поля Герлена, полистала его и, мило поблагодарив подрагивающим голоском, взбалмошной белкой унеслась к давно облюбованной под дальним сиреневым кустом лавочке.

Кана с улыбкой проводила её взглядом и осуждающе покачала головой, отчего в её волосах, влюблённо забывшись, золотом блеснул нескромный солнечный луч. Но не сказала ничего.

Ибо обе волшебницы, устроив штаб-квартиру в библиотеке, выясняли и прикидывали, что же они могут противопоставить чёрной магии. Выяснялось на удручение мало. И всё же женщины не сдавались...

На следующий день ближе к вечеру с моря натянуло тучи. Важные и хмурые, переполненные влагой от свинцового цвета брюха до невидимых снизу белоснежных верхушек, они наползали сплошной лавиной. Неспешно, словно приглядываясь, куда же вылить щедро запасённую воду, они властно закрыли собой всё небо — от смутно угадываемых на закате гор до болотистых равнин востока. И наконец разразились — да ещё как!

Эльфийка, вышедшая из домика сорвать в саду пару растений для одного головокружительной сложности зелья, с визгом влетела обратно на веранду. Шипя что-то весьма нелестное сквозь зубы и отряхиваясь всем телом, она больше всего напоминала сейчас большую, красивую и насквозь мокрую кошку.

— Это что ж такое делается? — воскликнула наконец Кана более-менее членораздельно и всплеснула руками.

— А что такое? Я тут ни при чём, — на всякий случай ответила Линн, уютно угнездившаяся с книгой в узурпированном кресле-качалке.

Ради такого зрелища, как промокшая и рассерженная эльфийская волшебница, право, стоило вынырнуть даже из сладкой пучины грёз, навеянных изумительными в своей нежности балладами.

— Как что? — великолепная в своём негодовании Кана едва не задохнулась от возмущения. — От этого дождя почему-то не спасает заклинание магического зонтика!

Однако, взглянув в освещённое каким-то внутренним светом лицо Линн, заметив её полыхающие щёчки, она поперхнулась словами и лишь глубоко вдохнула-выдохнула, чтобы не дать излиться из уст словам досады. Девушка же, мило склонив голову чуть набок, недавно вычитанным методом исключения прошлась по сообщённому ей факту и возможным причинам.

— А спроси-ка об этих непонятках у тётушки Фло, — она наконец соизволила озвучить результаты своих коротких размышлений.

Однако оказалось, что пожилая волшебница уже стоит на пороге и не без улыбки наблюдает за всей этой сценой.

— Блестящий образчик логики, — она беззвучно зааплодировала. — Я чуть ли не с нетерпением жду, когда ты, девочка моя, примешь правильное решение и я смогу назвать тебя своей ученицей.

Однако мокрую и рассерженную Кану не так-то легко было сбить с темы. Она подбоченилась и преисполненным сарказма и подозрительности голоском осведомилась:

— И что же всё это значит, тётушка Фло?

Волшебница в ответ не менее ядовито усмехнулась.

— Вороны собираются, словно почуяв поживу. Пусть это мелко, но я не собираюсь отказать себе в малости хоть как-то досадить им...

Кого она имела в виду, назвав чёрного цвета птицей, тут и двух мнений быть не могло. Но почему во множественном числе? И Линн беззастенчиво задала этот вопрос.

Тётушка не без злорадства хмыкнула. Она повела во влажном воздухе рукой, и несколько слов, сорвавшихся с её губ, беззвучным громом сотрясли мирозданье, высветив перед внутренним взором присутствующих незабываемую картину.

Над огромным островом, окружённым, словно веснушками, россыпью более мелких, колыхался налитый влагой под завязку облачный покров. Мириады зарождающихся в нём серебристых капель срывались вниз и крохотными вестниками летели вниз. Набирая силу и вес в мутно-белёсом чреве туч, они наконец вырывались на чистый воздух и устремлялись дальше, к своей притягательной цели.

Линия горизонта казалась странно размытой, а вся видимая с неимоверной высоты картина — неестественно вогнутой, словно на дне гигантской суповой тарелки. Но вот край острова с полночного заката приблизился, и Линн не без содрогания узнала прихотливые извивы русла Изели. А там, где могучая река наконец-то заканчивала своё течение и сливалась в сладостной встрече с океаном, заметна была и россыпь крохотных домишек.

Сарнолл. От каменной громады прибрежной сторожевой башни, серой и угрюмой под дождём, вдоль берега реки шагала навевающая дрожь фигура в чёрном, закрывающем голову и всё тело плаще. Вдоль его пути блекли краски, умирали запахи и тленом рассыпались ещё только что живые деревья. Покорно сообщали о каждом движении и каждом вздохе беглецов — и осыпались прахом. Столь велика и неумолима была сила, проходящая мимо них, что ничто живое не могло противиться ей. И лишь струи изливающейся с темного неба воды беззастенчиво полоскали некромансера, проникая через всё и вся да заставляя того временами заметно подрагивать от леденящей сырости.

— Так ему и надо! — тихо воскликнула трясущаяся от безотчётного страха и брезгливости эльфийка.

И, словно послушный её воле, дождь с удвоенным усердием принялся издеваться над возлюбившим тёмную сторону Силы. Тот прокричал что-то неслышное, грозя непокорным небесам кулаком. Затем вынул из-за спины впечатляющих размеров меч, быстро крутанул его над головой, словно собираясь разрезать противный ливень. Очевидно, сопроводил действия и неким заклятьем, ибо дождь на несколько сетангов отпрянул от невидимого круга над человеком. Однако что-то в действиях чернокнижника не удалось — лопнули незримые струны заклинания, отчего стоящий в сотне шагов могучий дуб поразило молнией.

Величественно пылающее дерево почти тотчас погасло, а вода принялась с прежней равнодушной деловитостью орошать грозного путника. Он остановился на миг, покачал головой. Вздохнул — это было заметно даже под намокшим плащом — и продолжил свой путь.

— Упрямый. А ведь дойдёт, — Линн зябко передёрнулась. — И будет злой вдвойне.

Но тут картина удалилась — словно неведомая птица вновь взмыла в небеса. А затем вновь приблизилась, но уже на лесную просеку где-то поблизости.

Тут скакал одинокий всадник, бешено разбрызгивая грязь раскисшей дороги и подбадривая коня немилосердными ударами плети. Капюшон с его головы сбросило встречным ветром, да и не было проку от него — дождь запросто проникал под одежду и любые заклинания. Это был пожилой человек с властным взглядом, а в мочке уха его крохотной синей звёздочкой сияла серьга.

— А-а, узнаю. Господин Эккер собственной персоной! — воскликнула Кана, беззастенчиво тыкая пальчиком в спешащего всадника.

Чудовищным порывом ветра того вместе с конём сорвало с поверхности дороги, закружило в воздухе, словно осенний лист, и неминуемо расплющило бы если не о землю, то уж об обступившие путь величавые сосны — точно. Однако тётушка Фло уже гасила волны магии от неосторожного движения своей бывшей ученицы, ворча сквозь зубы:

— Без смертоубийства, девоньки... Эккер один из лучших колдунов, умён, да и человек неплохой. Не стоит мелкую пакость превращать в непоправимое...

Осторожно опустив обезумевшего коня на лесную дорогу и кое-как, задом наперёд усадив в седло выкрикивающего заклинания колдуна, тётушка Фло погасила видение.

— Пусть помокнут немного. Того мне совсем не жаль. А Эккер приедет замёрзший и усталый. Получит моё радушное гостеприимство вкупе с сухой тёплой одеждой и сытным ужином, — а затем продолжила, обращаясь к разинувшей рот от изумления Линн. — Любой мужчина сразу станет добродушнее и сговорчивей. Смекаешь?

Та ошеломлённо кивнула. Пожилая волшебница пальцем вернула на место её отвисшую челюсть, а затем продолжила, с интересом разглядывая девушку словно диковинный экспонат в кунсткамере:

— И хотела бы я знать, отчего в твоём присутствии мне удаются самые невероятные и лихо закрученные магические связки...

Ответить Линн не смогла, а посему лишь встала с качнувшегося кресла и пожала плечами. А затем бросила на Кану умоляющий взгляд. Та усмехнулась и кивнула. И тут же Линн, наконец получившая долгожданное разрешение, упорхнула поболтать в комнату, где отдыхал — да сами догадываетесь кто. Проводив её смеющимися глазами, эльфийка спросила:

— Тётушка, а что ты думаешь по поводу разворачивающегося прямо у нас на глазах бурного романа?

Волшебница улыбнулась, опускаясь в своё кресло.

— Чем бы там у них не закончилось, через первую влюблённость пройти необходимо любой женщине. А уж будущей ведьме или волшебнице — особенно. А что такое, Кана?

Та помолчала, задумчиво разглядывая шуршащий под дождём сад, а затем негромко заметила.

— Веришь ли ты в такие совпадения? Я — не очень-то.

Тётушка Фло только вздохнула в ответ, ибо слова эльфийки оказались созвучны нет-нет да возникающим и у неё самой сомнениям. Но как бы то ни было, ни помешать, ни как-то повлиять на эту ситуацию у неё не было возможности. Да если честно — и желания тоже...

Всё вышло точно так, как и предсказала пожилая волшебница. Едва Зела вознамерилась сообщить, что ужин готов, и осведомиться, в какой комнате или части веранды хозяйка соизволит трапезничать, как к украшенной дракончиками калитке под проливным дождём подскакал мокрый до нитки всадник. Усталый конь его пошатывался, а бурно вздымаемые от дыхания бока исходили паром.

Господин Эккер был зол, словно разбуженный посреди зимней спячки медведь, и трясся от холода не хуже, чем осиновый лист. И всё же, немилосердно клацая зубами, он попросил гостеприимства и укрытия от непогоды честь по чести — в полном соответствии со старинными традициями. Тётушка Фло, вдоволь налюбовавшись жалким видом величайшего колдуна Крумта и потешив этим свою женскую злокозненность, со смеющимся взглядом соизволила снизойти к мольбам путника.

Тем более, что Марена уже приготовила полотенца и ванну с горячей водой, а Кана собственноручно поднесла дрожащему Эккеру стаканчик подогретого со специями и лекарственными травками вина. Не без подозрительности зыркнув на эльфийку из-под промокших бровей, тот, однако, не колеблясь опрокинул в себя напиток, поблагодарил и пошёл вслед за служанкой, оставляя за собой на всём пути мокрые следы.

— Думаешь, он понял, тётушка? — сомнением произнесла эльфийка, глядя вослед колдуну.

— Не дурак. Если уж дождь не подчиняется Морскому Колдуну, тут не надо быть семи пядей во лбу, — добродушно проворчала улыбающаяся и весьма довольная пожилая волшебница.

Сюрпризы, правда, на этом не закончились — к ужину из своей комнаты спустился молодой человек. Очаровательно бледный и чуть пошатывающийся, он тем не менее, похоже, восстанавливал силы весьма быстро. То ли благодаря железному от природы здоровью, то ли вследствие усилий эльфийской целительницы — а скорее всего всё это вместе, помноженное на несомненно благотворное влияние от присутствия Линн.

— Дон Карлос, — с лёгким поклоном представился он.

Поприветствовав дам и господина Эккера, он присоединился к трапезе и ни к чему не обязывающей лёгкой болтовне за столом с такой непринуждённостью, что ни у кого не возникло ни малейших сомнений в происхождении и способностях молодого человека. На вопрос о самочувствии он слегка улыбнулся:

— Чуть в ушах шумит, да временами комната покачивается. А так, словно в тот раз, когда меня на полном скаку вышибло из седла в сражении под... — он спохватился тут же и деликатно перевёл тему на всякие пустяки.

Линн вертелась как на иголках. Едва дождалась она десерта, и быстро, ложечкой опустошила вазочку со столь полюбившимся ей мороженым, не чувствуя вкуса. И уже когда Зела убрала посуду, взамен выставив на стол напитки, чарки и фрукты — то, что нужно для серьёзной и обстоятельной беседы, девушка сочла, что можно вести важные разговоры, и с испуганными глазами сообщила:

— Тётушка Фло, я рассказала Карлосу всё.

Пожилая волшебница неодобрительно покачала головой, отчего её по-прежнему собранные в хвостик волосы послушно закачались за спиной, и высказалась в том духе, что опрометчиво было посвящать постороннего человека в дела магии и политики.

Однако дон Карлос не согласился с почтенной волшебницей и в весьма учтивых и изысканных выражениях сообщил, что и ему есть что сказать. Кроме того, в свете обнаружившихся новостей его участие уже не кажется случайным даже ему самому. А вот кто и зачем привлёк его, разбираться надо...

Эккер, прихлёбывая из маленькой чашки крепчайший кофе — ибо в тепле и после сытного ужина его прямо-таки потянуло в сон — поглядывал на всех молча и (о мудрая тётушка Фло!) весьма добродушно. Остановив наконец свой взгляд на Линн, он с еле заметной ноткой стариковской ворчливости осведомился:

— Смею полагать, эта симпатичная девушка и есть та самая особа, из-за которой разгорелся весь сыр-бор?

Вздорно задрав носик, Линн ответила ему таким задиристым и полным молодой уверенности в себе взглядом, что тот едва не поперхнулся. Если у него и оставались ещё какие-либо сомнения, то в раскрытое окно влетела Синди, развеяв всякую неуверенность. Только что распотрошив и умяв самые нежные части свежей трески размером ненамного меньше её самой, дрорда задорно квирркнула и села на привычное плечо, вертя головкой во все стороны и злобно поблёскивая на присутствующих оранжево-чёрными глазками.

Три ярких магических шара парили под потолком, медленно кружа. Их мягкий свет, так отличающийся от желтоватого и подрагивающего сияния свечей, заливал комнату ярким огнём, высвечивая вряд ли забываемую картину.

На диванчике сидела Линн и уж который раз пересказывала свою эпопею. Когда она волновалась, её руку мягко поглаживал задумчивый дон Карлос, сидящий рядом с ней в такой непосредственной близости, что даже непосвящённый взгляд отметил бы, что словами и лёгким флиртом эти двое отнюдь не намерены ограничиться, и причём в ближайшем же будущем.

Хозяйка дома и одного из волшебных светильников чуть покачивалась в невесть каким образом перекочевавшем сюда с веранды кресле-качалке и вроде бы безучастно вязала что-то из ярко-красной шерсти. Однако те, кто хоть чуть-чуть знал пожилую волшебницу, отнюдь не обманывались на её счёт — тётушка Фло слушала самым внимательным образом. А рукоделье лишь помогало ей запоминать услышанное да фиксировать одной ей известные выводы из него. Словно неким магическим образом она закладывала в петли свои мысли.

За столом сидели ещё двое волшебников — удивлённо хмыкающий Эккер иногда восхищённо крутил головой, да златоволосая Кана всем своим видом повергала в стыдливое смущение противников принципа "красота спасёт мир". Эльфийка отчего-то лучилась внутренним светом, и лишь обладающие волшебным зрением могли бы подтвердить — как она сияла.

Полыхающая на середине стола колдовским светом груда золота и драгоценных камней не могла бы блеском соперничать с остроухой красавицей-волшебницей. И даже переливающийся острыми лучиками дублет белого золота, положенный рядом, мерк по сравнению с ней.

Конечно, тётушка Фло и господин Эккер, весьма польщённый тем, что в доме его приняли как само собой разумеется порядочного человека, видели столь замечательный феномен, но помалкивали до поры, справедливо полагая, что всему своё время и в нужный час всё разъяснится.

Да — разумеется, на плече девушки дремала дрорда, не забывающая время от времени для пущей острастки беззлобно шипеть на Карлоса. Уж кто-кто, а Синди первой безошибочно поставила диагноз.

Когда Линн дошла в рассказе до происшествия, когда её едва не ухайдакали на хуторе — вернее, на бывшем хуторе, молодой человек поднял голову.

— Таких подробностей ты мне не рассказывала...

Девушка дёрнула щекой, и глаза её недобро блеснули.

— Мне и самой не очень-то приятно вспоминать тамошние нравы.

А дон Карлос покачал головой, и только Линн расслышала его слова.

— Поехать, что ли, размяться в те места... Папенька-барон не обеднеет, откупится...

Однако остальные не были бы битыми и тёртыми жизнью волшебниками, если бы не расслышали тоже. Эккер покачал элегантно седеющей головой.

— Не стоит, молодой человек. Что такое остаться без крова над головой и нажитого нелёгким трудом имущества, вы вряд ли себе представляете. Одно только это само по себе уже более чем достаточное наказание. А вот если не поймут — тут уж вмешаюсь я как лицо официальное. Да так, что мало тем — не покажется...

Поразмыслив, дон Карлос коротко кивнул, согласившись со словами первого в Зееландии человека. Через некоторое время пришла и его очередь рассказывать. Правда, его рассказ вышел куда короче. Зато эльфийка, мягко улыбнувшись, спросила — не сможет ли молодой человек нарисовать своего таинственного нанимателя? Тот пожал плечами и ответствовал в том духе, что по совету старших друзей искал в себе иные таланты, кроме владения оружием. И рисование отнюдь не является его, Карлоса, слабым местом...

Тётушка Фло улыбнулась:

— Умничка, Кана. А я что-то не сообразила, — и распорядилась Марене принести принадлежности для рисования.

Однако молодой красавец не стал разводить церемоний и изображать из себя невесть какого живописца. Выбрав из коробки замечательный угольный карандаш, он в несколько штрихов обозначил на листе черты лица, чуть подправил и закрасил волосы. Затем на другом листе ещё раз — в другом ракурсе. И довольно быстро предъявил свою работу.

— Вот — в профиль и анфас. За сходство ручаюсь.

Кофейная чашечка выпала на пол из пальцев изумлённого Эккера и брызнула во все стороны фарфоровыми искрами, едва он взглянул на рисунки.

— Невероятно!

Пожилая волшебница порылась на книжной полке и предъявила молодому человеку оттиск с гравюры в одном большом, невероятно древнем даже на вид фолианте.

— Вне всякого сомнения, это тот самый человек, — кивнул дон Карлос, едва бросив на страницу книги взгляд. Оттиск со старинной гравюры пусть и не блистал изысканностью, но неведомый мастер своё дело знал и умел.

Почтенный Эккер схватился за голову.

— Невероятно! Это же единственное дошедшее до наших дней изображение первого из Морских Ярлов. Основателя человеческих поселений на Зееландии, автора бесчисленных изобретений и открытий в теории и практике мореплавания!

Тётушка Фло в противовес ему была настроена более практично.

— Что ж, если сам легендарный основатель восстал со дна морского, чтобы вмешаться в дела наши... уж не ведут ли бессмертные какой-либо игры?

По старой и древней как мир традиции, местом последнего упокоения выдающихся жителей и граждан Крумта было море. Это повелось ещё от Морских Ярлов, и недаром на вонзающейся в небо гранитной стеле на главной площади столицы, под двумя скрещёнными якорями золотом были выбиты бессмертные и близкие сердцу каждого истинного моряка слова:

В море — значит дома!

А эльфийская волшебница, окутанная столь яркой и жемчужным золотом переливающейся аурой, что это постепенно становилось заметно и невооружённому магией взгляду, с чарующей улыбкой посмотрела на молодого человека:

— Дон Карлос, похоже, что вам не терпится сказать кое-что ещё...

Тот стушевался на миг, и глаза всех собравшихся немедля уставились на еле заметно сконфуженного молодого человека. Даже дрорда вынула голову из-под крыла. Но, к вящему возмущению Линн и удивлению остальных, шипеть и хулиганить вовсе и не подумала. Негромко чирикнув что-то спросонья, Синди деловито перебралась на его плечо. Повозилась немного, устраиваясь поудобнее на непривычно широком и крепком плече, и задремала опять.

— Какова нахалка! — негромко воскликнула огорошенная девушка, а затем перевела взгляд на Карлоса. — Ну говори, не томи!

Тот чуть собрался с духом и осведомился в том духе, что он слыхал только про одного чернокнижника — барона Валле из Полночной Империи. Возможны ли тут варианты?

Эльфийская волшебница горячо и категорически ответила, что нет — речь идёт об одном и том же человеке, и уберечь Линн от пагубных последствий встречи именно с ним её и послала встревоженная Королева Эльфов. Дон Карлос впал в такую глубокую задумчивость, что только нежное прикосновение девушки к его щеке вывело того из ступора.

— Что-то тут у вас не сходится. Совсем не сходится.

А затем выдал собравшимся такое, что почтенный Эккер не раз и не два перекидывался взглядом с изумлённой не менее его хозяйкой дома. И даже тайком ущипнул себя за ногу под столом — уж не снится ли ему всё это?

Свелось же, вкратце, рассказанное к следующему. Пару лет назад Карлос встречался с этим чернокнижником и даже участвовал в одном щекотливом деле. И оказалось, что грозный и ужасный некромант весьма щепетилен в вопросах чести и порядочности.

Эльфийка взвилась с места разъярённой кошкой.

— Да как вы можете говорить такое? Он чёрный маг, и одного этого достаточно, чтобы знать причины и подоплёку всех его якобы благих дел! Плохо, видать, вы изучали историю...

Но тут всех удивил молодой человек. Он тоже вскочил, в тёмных глазах его заблистал яростный огонь, а Линн немало порадовалась тому обстоятельству, что оружие его осталось в комнате — так резво Карлос хватанул ладонью то место у пояса, где должен бы был оказаться эфес его ужасающей шпаги.

— Да, он мог отойти в сторону, как и предписывал закон. Но он рискнул — и спас тысячи людей. Не жрецы, не маги-целители, и даже не остроухие чистоплюи, гораздые только брезгливо отворачивать физиономии. А один презренный чернокнижник!

От его зычного голоса, привыкшего отдавать команды на свежем воздухе, в комнате испуганно заметалось эхо.

— Кто дал вам право осуждать человека, не зная ни его, ни подробностей его жизни?

Кана ещё пыталась возражать что-то, но дон Карлос решительно рубанул ладонью воздух:

— При чём тут ваша королева, понятия не имеющая, каково зарабатывать на жизнь своими руками и головой? Не привыкшая делать выбор в таких условиях, что свет покажется не мил? И она ещё решает судьбы посторонних? — и разбуженная дрорда сердито зашипела с его плеча на эльфийскую волшебницу.

Тётушка Фло удивлённо покачала головой.

— Успокойтесь, молодой человек. Никто и не думает решать судьбу чернокнижника — совсем наоборот. Мы решаем, как защититься от него.

Дон Карлос изящно поклонился, и голос его зазвучал столь же изысканно и великосветски, как прежде.

— Прошу прощения, донья Флоранс. Но такая безапелляционность суждений выводит меня из себя. А что касается защиты...

Он вздохнул глубоко, и опустился обратно на диван. Не скрываясь, поднёс руку Линн к своим губам и некоторое время, ничуть не скрываясь и не смущаясь, покрывал ладошку поцелуями. Затем поднял голову, и разрумянившаяся девушка с удовольствием заметила, что его ярость сменили совсем другие мысли.

— Если барон, который нынче является одним из сильнейших волшебников, да ещё и чёрным магом, сочтёт нас своими врагами... Нас может спасти только прямое заступничество богов. Я видел его несколько раз в деле — тут уж, как говорится, и врагу не пожелаешь.

Напряжённо размышляющий Эккер поднял голову.

— Договаривайте, молодой человек. Посланник имперцев, герцог Саймон, тоже весьма недвусмысленно отзывался о порядочности некромансера. Признаться честно, я не поверил тогда, да и сейчас у меня с трудом укладывается в голове — как это возможно. И всё же прошу вас — продолжайте.

Дон Карлос нехотя оторвался губами от уже чуть подрагивающих пальчиков Линн.

— Мы не враги его. Я не привык разбрасываться словом чести — но я даю вам его. В том, что когда вы узнаете этого человека поближе — он станет вашим лучшим другом.

Кана осторожно покачала золотым водопадом своих роскошных волос.

— Вот уж в чём сомневаюсь...

Насмешливый взгляд молодого человека заставил её засиять сиянием еле сдерживаемого дыхания Силы.

— А лично вам, госпожа эльфийская волшебница, я советовал бы поехать навстречу барону.

Эльфийка смущённо возразила, что силёнок противостоять некроманту у неё явно недостаточно. А дон Карлос, сожалеюще покачав головой, пожаловался Линн:

— Наверное, я невнятно говорю сегодня, или разговариваю с глухими.

А затем вновь повернулся к остальным.

— Да не противостоять, донья Кана. Поехать как женщина, умеющая покорять и очаровывать сердца.

Обычно бледные щёки эльфийки окончательно покрылись румянцем, а золотистая аура, красиво обрамляющая её, в отчаянии дрогнула.

— Чтоб меня Златолес не принял под свои своды! Так и чуяло моё сердечко, что чем-то подобным закончится! Да мне противна и тошнотворна одна только мысль об этом, — но с чисто женской непоследовательностью она вздохнула. — И всё же я попытаюсь — лучшего способа и впрямь не сыскать. Не победить, но сделать другом, говорите? Ох, обрежет он мне ушки на чёрном алтаре...

Единственное, что ответила на всё это мудрая тётушка Фло, это было еле слышное замечание про себя:

— Не иначе, как бессмертные играют нами в трик.

Линн, не без внутреннего протеста высвободив руки из сладостного плена дона Карлоса, надела на голову сияющий неземным блеском обруч. Зато тётушка Фло, умудрённая опытом прошлого раза и жалеющая служанок, коим придётся наводить порядок в затопленной комнате, предложила выйти на веранду.

Только здесь девушка позволила милому сердечному другу защёлкнуть на своей шейке застёжку брызжущего острыми лучиками колье. Привычно расправила плечи — и засмеялась от переполняющего её вновь ощущения безграничной свободы. Взвилась солёным морским ветром, шаловливо взъерошивая белопенные макушки волн. Полетела по просторам, озирая свои владения.

И уже возле самой Ледяной Стены наткнулась на что-то непонятное. Прищурившись сквозь завывающий здесь ураган, она некоторое время пыталась сообразить, что же это такое чёрное и неуклюжее ныряет среди волн, когда наконец поняла — изуродованный и полузатопленный корабль! И там ещё есть живые...

Непорядок. Протянув ладони, она попыталась подхватить неуклюже колыхающийся корпус под заросшее ракушками днище, но потерпела неудачу. Сквозь свист и хохот урагана она различила удивлённый крик Эккера:

— Тысяча морских демонов! Это же "Колесница славы", бриг ван Халена — да вон и он сам у штурвала. Девочка моя, тянись, я попробую помочь...

И она вновь терпеливо потянулась туда руками и всем своим естеством. Туда, где беспощадные волны добивали ставший почти беспомощным бриг с обломанными мачтами и едва держащимся рулём. Мягко, нежно и осторожно, словно подбирая отмычкой нужную пружину в хитромудром замке гномьей работы, она подвела ладони под низ — и зачерпнула едва не пол-океана.

М-да... тяжеловато.

— Сосредоточься на цели и не думай о постороннем! — сорванный от натуги голос Эккера едва пробился через удары волн и гудение ветра.

Но тут в неустойчивое равновесие ворвалась новая сила, властно и в то же время мягко напомнив о себе. Карлос, милый — ты просто прикоснулся ко мне. В тебе нет ни капли магии, одна лишь нежность. Но как же это хорошо сейчас...

Ничуть не удивляясь себе, Линн спокойно зачерпнула в ладони пол-лиги морской поверхности, и вместе с беспомощно болтающимся в ней бригом потянула к себе. Подумала на полпути, что вылить этакую плюху посреди острова это уже будет чересчур — и осторожно опустила добычу на мелководье в устье Изели.

Испуганные волны разбежались по поверхности, заставив вздрогнуть от ударов прибрежные утёсы. И последнее, что видела Линн сквозь застящую взор пелену дождя, это был лежащий на мели почти боком корабль. И люди, что склонив колени, горячо молились, благодаря небеса за своё чудесное спасение...


* * *

Шаг, другой, заставляющие еле заметно всколыхнуться воду и разбежаться по поверхности кругами, разбитыми на тысячи осколков в зарослях рогоза. Ещё один. Ага, вот и она, раздувшаяся, словно от осознания собственной гордости, лягушка. Но ты, наглая квакалка, никого сейчас не интересуешь. А вот... Стремительный удар длинного крепкого клюва — и рыбёшка, обитательница устья засыпающего в болоте ручья, серебристым росчерком мелькнула — и попала на обед.

Серая цапля с задиристо и кокетливо торчащим хохолком длинных чёрных перьев сделала ещё несколько медленных, словно задумчивых шагов, двигаясь красиво, грациозно и смешно по-птичьи : голова с настороженно глядящими глазами оставалась большую часть времени неподвижной, рывками перемещаясь вперёд и вновь замирая на месте в то время, как ноги и тело плавно передвигались вперёд.

Налетел лёгкий ветерок, зашуршав длинными, сочно-зелёными острыми листьями. Птица замерла, чутко присматриваясь, не мелькнёт ли ещё где под тонким слоем воды иная, чем должно, тень? Тень мелькнула, но вовсе не та, что могла бы заинтересовать пернатую охотницу — эта была куда крупнее.

С грациозностью и сноровкой, повергнувшей бы в стыд водомерок и прочих любителей носиться по водной поверхности не намочив ног, прямо по глади озерка, ненамного размерами превышающего деревенскую лужу и переходящего в бескрайнее болото шло... неземное видение. Случайный наблюдатель затруднился бы сказать, кто оно, это прекрасное наваждение — женщина из плоти и крови, закутанная в нежный туман, или струящееся, непостоянное, словно ветер, волшебное и бестелесное дитя эфира.

Первым делом в глаза бросалось великолепное, лёгкое, сотканное из предгрозового воздуха и призрачного света молодой луны платье. Не того пошлого розового цвета, что аляповатыми пятнами виднеется в лавках купцов, что вы! А нежного, словно предвестница зари самолично ступила на нашу грешную землю, или фея яблоневого цвета поработала тут своей волшебной палочкой. Покрой был бы признан безукоризненным даже на балу у леди Чэлтем — а уж своей придирчивостью эта чопорная герцогиня и её закадычные подруги, более похожие на сморщенных горгулий, наводили краску на весьма сиятельные и августейшие лица.

Затем спешащий разглядеть подробности глаз заметил бы роскошные, чуть вьющиеся волосы цвета чистого золота. Длинные и ухоженные, а самое главное естественные, они довели бы до чернейшей зависти первых красавиц прошлого, настоящего, а возможно, и будущего.

Жадный взор возможного наблюдателя, оценив грациозность и лёгкость походки, а также сводящие с ума очертания фигуры, кои нескромный глаз мог бы живо дорисовать и вообразить, тут перешёл бы на лицо и шею. Величайшие поэты пришли бы в отчаяние от невозможности описать увиденное. Родись на свет величайший из художников, найди он мистический состав для своей палитры — ему не осталось бы ничего, лишь рисовать картину прямо в воздухе, моля о помощи свежий ветер, журчание кристальной воды и трепетность звёздного сияния.

И всё же... если бы взгляд к тому времени ещё не ослеп от созерцания столь совершенной красоты, то поспешил бы заглянуть в глаза, что, как известно являются зеркалом души. И погиб бы — безоговорочно и навсегда. Утонул бы навеки в огромных, чуть раскосых глазах цвета густой весенней зелени, потерял бы самоё себя в желании уйти — и раствориться в них...

Цапля чуть смежила от неги веки, когда изящная рука погладила её голову, заставив качнуться хохолок перьев. И совсем не скоро после того, как эльфийская волшебница удалилась и наваждение прошло, птица мечтательно вздохнула, встрепенулась. Затем, словно сердясь сама на себя, щёлкнула длинным клювом и продолжила свою охоту.

Кана остановилась ненадолго в том месте, где чистая вода окончательно перешла в тину и топь, и осмотрела себя. Вот и чудненько — подсказанное тётушкой Фло заклинание работает как надо. Атласные туфельки — шедевр фантазии башмачников с Садовой улицы — блистали той же девственной чистотой, как и в тот сетанг, когда вышли из их рук. И на подоле платья, да и на самой эльфийке не обнаружилось не то, что ни единого пятнышка грязи, но даже и пылинки.

— Пусть долго и не протянет, зато приятно. Да и придёшь туда как куколка, — так напутствовала её пожилая волшебница.

Потому Кана, оставшись довольна своим осмотром, подняла голову и всмотрелась вперёд истинным зрением. Да... Линн могла бы и не предупреждать, что на Черемшаных болотах этих живёт ведьма. Всё было затянуто тонкой пеленой магии — вязкой, тягучей, так непохожей на лёгкое, словно серебристый смех, волшебство эльфов. И в эту дымку волшебница вломилась со своей силой как элефант в придорожную лужу.

— Ну и ничего — я не таюсь особо, — нежнейшей музыкой прозвучало даже небрежное замечание Каны, продолжившей затем свой волшебный, больше похожий на чудо, бег по поверхности.

Легко и непринуждённо скользя вперёд, она весьма скоро достигла своей цели — островка в самом сердце трясины. И ни одна ловушка, ни одна словно морским узлом завязанная тропочка даже не попытались причинить ей вреда или морочить голову. Шутка ли — перворождённая идёт, к тому же владеющая Силой!

Над островком туман рассеялся — как колдовской, так и обычный. Хоть они и не досаждали особо, но всё же эльфийка вздохнула чуточку облегчённо, ступив на твёрдую почву и с любопытством оглядывая обиталище ведьмы, где они вчера с тётушкой и Эккером наметили рандеву с ... ой, не хочется прежде времени настроение портить.

Однако от повторенного Линн описания обстановка тут отличалась просто-таки разительно — Кана даже усомнилась на миг — туда ли она попала?

От старой покосившейся хибары не осталось и следа. Зато на её месте, в самой высокой части острова, высился новёхонький дом, огорчая взгляд эльфийки ещё не успевшими потемнеть свежими брёвнами лиственницы. Добротный и крепкий, немного даже красивый.

Задрав голову вверх, волшебница обнаружила, что двое работяг как раз прилаживают посреди крыши самое верхнее бревно — кажется, у людей это называется "конёк". Возле распахнутой двери, между груд стружек, виднелись тощие узлы с пожитками, кое-какая немудрёная мебель, ещё какие-то тюки... Зато за домом обнаружился костерок, над которым согбенная тощая старушенция в поношенной одежде что-то куховарила сразу в двух котелках и одной закопчённой до неимоверности гигантской сковороде.

"Уж не детишек ли она там жарила в прошлом?" — Кана не без сомнения отбросила эту мысль и, не скрываясь, пошла к старухе.

— А-а, явилась, не запылилась, — раздался скрипучий голос.

Ну да — и в самом деле, не запылилась. Магия это вам не тараканов по печи гонять.

Старушка, отгоняя сухой ладонью лезущий в глаза дым, поворотилась, и только тут эльфийка уверилась, что она пришла на то самое место.

По крайней мере уж ведьма-то та самая. Давний ожог на пол-лица, один глаз, и изуродованные руки. М-да, изрядно досталось тебе, бабуля — хотя, судя по скверному характеру, возможно, что и напрасно от костра уберегли...

— Ох, спаси меня Хеннора, краса-то какая... И хто ж така будешь? — старушка всплеснула руками с зажатой в скрюченных пальцах поварёжкой.

А единственный глаз посверкивал, пытливо вглядываясь в гостью. Кана усмехнулась мимолётно, пальчиком вывела в воздухе сияющую даже в солнечном свете волшебную руну и отправила её в неспешный полёт к старухе. Та засопела сердито, словно принюхиваясь, а глаз её на миг сверкнул ещё яростнее. Но, видимо, разобралась всё-таки недорезанная ведьма, что перед ней волшебница, а знак совсем безвредный. Потому как с неожиданной ловкостью поймала пальцами этот отблеск магической силы и отправила в котелок, приправой к супу. Хм, не без юмора старушенция...

Подумав чуть, эльфийка предъявила из-под своей роскошной шевелюры нежное, чуть заострённое ушко, неопровержимо свидетельствующее о принадлежности к расе перворождённых.

— Kana Melloseth, — раздался в вечернем воздухе мелодичный голосок.

Ведьма хоть оказалась с одним-единственным глазом, но не слепой и отнюдь не дурой. Она с достоинством чуть выпрямила навеки изуродованную спину, выписала в воздухе простейшую, хоть не такую изящную и красивую руну Lau. Затем поклонилась кое-как, спокойно опёршись иссохшейся рукой о раскалённый вертел своей временной кухни.

— Добро пожаловать, светлейшая. А я Лейза, — уже безо всякой тени настороженности или напряжённости проскрипела она. — Теперь-то понятно, отчего прошла ты безвозбранно сквозь стёжки путаные да бочажки бездонные... По делу, али как?

— И тебе поздорову, — эльфийская волшебница решила не отступать хотя бы от простейших правил вежливости, коль уж с ней обращаются почтительно. — Не проходила ли тут не так давно девчонка, с Даром, но необученная?

Старуха задумалась, чуть опустив взгляд.

— Говорят, вы завсегда к Свету тянетесь... Что ж, таить не стану, тем паче от перворождённой. Проходила, как не проходить. Девка — огонь, бедовая. Уж не приключилось ли с ней чего?

У Каны немного полегчало на душе.

— Нет, дошла как раз удачно. А я вот иду навстречу тому, кто по её следу идёт. Спасать девчонку надо.

Раздался скрип и скрежет, словно несмазанное колесо телеги проехалось по каменистому бугру, и лишь по лёгкому сотрясанию ведьмы эльфийка поняла, что та смеётся.

— Припозднилась ты, красавица. Вчерась утром приходил некромансер. Выспросил, путь-дорогу вызнал. Даже сыпанул звонкой монеты от щедрот, — она вздохнула и пожала сухонькими плечами. — Так что уж не осерчай...

Разочарование и обида слишком уж явственно мелькнули на личике эльфийки, но ведьма заговорила вновь.

— И какая ж нужда тебе ту деваху защищать? Аль приглянулась?

В это время стук инструментов на крыше прекратился, и оттуда по жердине с прибитыми брусками спустились двое работников. Один пожилой, степенный, сразу видно — мастер. Другой совсем молодой, плечистый и темноволосый, и при одном взгляде на него Кана определила, что оружие более привычно его рукам, нежели инструмент. Ну, тут всё понятно — войны сейчас нет, наёмники и разбрелись кто куда, за любой заработок цепляются, если на дорогах не шалят...

— Вот и всё, хозяйка! — весело воскликнул молодой, искоса глянув на красивую гостью. — Принимай работу да давай заселяться!

Он воткнул в бревно плотницкий топор, всем телом отряхнулся от налипшей стружки, и стал умываться из бочки с водой.

— Куды заселяться? — возразил пожилой мастер. — Обычай велит, чтоб сначала кошку через порог...

— А кот пойдёт? — поинтересовалась ведьма, и, как в подкрепление её слов, о ногу Каны нагло потёрся здоровенный чёрный котяра.

Молодой вылил на шею и плечи старшего ковшик воды, а тот, с удовольствием отфыркиваясь, возразил в том духе, что нужна именно кошка. Или в крайнем случае — парочка. Ведьма в недоумении хмыкнула:

— Да где ж я тебе кошку-то возьму?

Улыбнувшись, младший зачерпнул ещё ковш и, сливая мастеру, заметил:

— Вон тебе и кошка стоит, с розовым бантиком. Да красивая, породистая...

Эльфийская волшебница по достоинству оценила весьма двусмысленный комплимент и сделала вид, будто всерьёз обдумывает, какую бы месть поизощрённее применить к молодому нахалу. Её длиннющие ресницы гневно затрепетали, а искры, так и сыплющиеся из чудных глаз, едва не стали самыми настоящими.

— Не блажи, он же от всей души, — встрепенулась старая ведьма, от волнения едва не выронив половник.

Эльфийка, уже протянувшая было руку в повелительном жесте, чтобы устроить безобидную демонстрацию силы, замерла. И вовсе не от слов хозяйки острова. Молодой наёмник непостижимым образом оказался без ковшика. Он уже стоял чуть пригнувшись, напружинившись словно готовый к прыжку волк. И в ладони его хищным жалом блестел кинжал — из тех, что можно и метнуть, и нежно горлышко перерезать. Единственное, что удержало Кану от боевой тревоги и принятия соответственных мер, это была его открытая и дружелюбная улыбка. Этакая бесхитростно-доброжелательная.

А в глазах твоих ледок всё-таки появился, появился, не будь я эльфийская волшебница...

— Шустрый, — заметила она. — И на язык острый. Откуда такой ловкий?

— Оттуда, — он неопределённо махнул головой.

Кана так и не успела понять, куда делось оружие из его руки, а тот уже зачерпнул воды и поливал на спину старому мастеру.

— Ладно, извини, магичка, коль шутка моя слишком солёной показалась, — проворчал он примирительно, стрельнув в её сторону глазами с лёгкой насмешливостью.

Волшебница скептически покачала головой, хмыкнула, и всё-таки окатила обоих мужчин щедрым потоком ледяной воды. От ощущения холода, столь резко обрушившегося на их разгорячённые от работы тела, те подпрыгнули и заорали так неожиданно-радостно, что аж звон в ушах пошёл.

Эльфы тоже шутить умеют. Да ещё как!

— Значит, ты и есть тот самый Зугги... — задумчиво протянула Кана.

Её розовое платье выделялось на фоне свежесобранной избы с нехитрыми пожитками, как случайно зашедший в рыбачью гавань красавец-фрегат рядом с утлыми лодками. По углам валялся нехитрый скарб ведьмы, под дощатым потолком успокаивающим светом горел магический светильник эльфийской волшебницы, а четверо сидели за столом и вели неспешную беседу.

От угощения, что сготовила ведьма, уже почти ничего не осталось, все были сытыми и чуть усталыми. В окна лился тёплый вечер раннего лета, настроение было мягким и немного грустным.

— Болото это большой силой обладает, а кузнец, видать, очень жить хотел. Зацепилася душа его как-то. А некромансер его сумел вытащить, хоть Зугги одной ногой уже и там был, — неторопливо скрипела ведьма. — Как, почто — того не ведаю, уж больно мудрёная да тёмная сила его.

Зугги неопределённо кивнул головой. Он сидел, облокотясь на стол, отчего казался немного сгорбленным, а его крепкие ладони в задумчивости вертели ложку. Эльфийка вздохнула молча, и перевела взгляд на молодого наёмника. Лет двадцати пяти, явно с материка, да и не из совсем худородных, как презрительно называют простолюдинов тамошние дворяне.

Ещё пару часов назад Кана, коротко взглянув в его тёмные глаза тем взглядом, от которого мужское сердце проваливается на миг куда-то в глубину, с лёгкой улыбкой на прекрасных устах легонько мурлыкнула — и первой переступила порог нового дома. Намёк был столь недвусмыслен, что оставалось только удивляться выдержке этого парня. Тем более, что лукавая эльфийка незаметно сопроводила свой чарующий взгляд лёгоньким заклинанием — из серии тех, чем врачуют мужское бессилие.

Не-ет, мальчик, если ты думаешь, что отделался за свои слова холодным душем, тебя ждёт горькое разочарование...

А вслух остроухая златовласая волшебница поинтересовалась — и что же теперь делать? Некромансер ушёл, Зугги оказался живой.

Ведьма пожевала губами и только покачала головой. Зато наёмник, лихорадочно блеснув глазами, заметил — дескать, они с кузнецом избу собрали. Вчерась съездили на тракт, да купили готовую, здесь только подогнали части да сложили. Вроде уважили хозяйку. А вот гостье тоже не мешало бы подарочком озаботиться, на новоселье-то.

Кана оторвала взгляд от опустошённого котелка из-под салата и с сомнением посмотрела на ведьму.

— Доверишься? Попробую твою калечь исцелить... только открыться придётся совсем.

Старуха вздохнула и призадумалась.

— Боязно как-то. Это ж куда сурьёзнее даже, чем перед парнем первый раз ноги раздвинуть...

Зугги шутливо плюнул, якобы с досады, и отодвинулся от стола. Зато молодой наёмник насмешливо фыркнул и пошевелился.

— Не боись, хозяюшка. Я всё время возле буду — коль что не так, топориком остроухую разделаю так, что не успеет и за свою волшбу взяться. Опыт соответствующий имеется.

Волшебница скептически изогнула соболью бровку.

— Это откуда же?

Тот ответил, опять-таки полностью открыто и дружелюбно улыбаясь.

— Довелось мне и в Железном Легионе малость железом помахать. Если б война так быстро не кончилась, глядишь — и десятником стал бы.

Эльфийская волшебница внутренне содрогнулась. Ещё бы ей не слышать об этой элитной спецчасти Полночной Империи, где людям впервые удалось гармонично объединить силу магов и мощь оружия! Злые языки поговаривали, что когда легионеры атаковали, то трупы и обугленные останки противников потом в такииииииие высоконькие холмы складывали...

Её словно саму обдали ледяной водой — так она внутренне напряглась, так прояснилось расслабленное спокойной обстановкой сознание. Она пытливо всмотрелась в собеседника за столом, осторожно пуская в ход те прощупывающие заклинания, что напрактиковалась применять и без слов. Нет, так ничегошеньки не выйдет — защитный амулетик твой хорош, тут ничего не скажешь. Как бы не наша, эльфийская работа...

А парень уже поигрывал в руке острым даже на вид плотницким топором. И сноровочка в обращении с этим инструментом, легко могущим превратиться в оружие, чувствовалась немалая.

— Ну что, остроухая — не убоишься? — а взгляд так и лучился непонятной весёлостью.

"А, Великий Лес их поймёт, этих людей. Всё у них не как у эльфов, и даже не у леани", — мрачно подумала Кана, уже понимая, что исцелять увечья ведьмы ей всё-таки придётся, и под вот таким вот надзором.

Гордо вскинув закаменевшее в спокойном выражении точёное лицо, эльфийская волшебница встала. И начала вполголоса, демонстративно не обращая на бывшего легионера внимания, перечислять ведьме — что ей понадобится, да чем заменить те травы, что так просто не сыщешь.

Утро выдалось мягкое и туманное, но день обещался быть столь же хорош, как и вчерашний — ясный и почти безветренный. На свежеоструганном крыльце сидела ещё совсем не старая женщина. Стройная и моложавая, только глаза её выдавали ту мудрость, что приходит не с годами, а вместе с пережитым.

Она встала, отчего-то зябко кутаясь в ветхий платок. Посмотрела на двоих собирающихся уходить мужчин. После завтрака так и не сомкнувшая всю ночь от каких-то радостных слёз ведьма поговорила с по-прежнему потрясающе выглядящей эльфийкой и попросила ту вывести обоих на тракт. Кана пожала плечами, кивнула молча. А сама тихо смотрела в клубящуюся белесым туманом низину, что уже напитывалась светом восходящего солнца.

— Хорошее тут место, — как-то невпопад ответила эльфийка, а затем спохватилась. — Да выведу, не беспокойся. Жаль только, что разминулась с этим...

В это время Зугги подошёл и, смущённо переминаясь с ноги на ногу, кашлянул. Опустив чуть голову, помялся ещё немного, неуютно чувствуя себя под взглядом двух пар женских глаз.

— Это... я вот чего... — он вдруг поднял взгляд, и эльфийская волшебница неожиданно почувствовала себя здесь лишней.

— Ну в общем... Лейза, тебе пара рук в доме не пригодится? — наконец решился пожилой кузнец. — Ты не думай, я работник справный...

Воцарилось долгое молчание. Зугги уже начал в душе проклинать себя за слова, но тут преобразившаяся и помолодевшая ведьма (э-э, да ведь ей на самом деле и сорока-то нет!) ответила.

— Работник в доме мне не нужен. А вот...

"Ну же, смелее!" — ободряюще улыбнулась ей эльфийка, что наконец разобралась в ситуации.

Но слова этим двоим и не понадобились. Они долго смотрели в глаза друг другу, затем медленно, словно неуверенно, улыбнулись. И ушли в дом.

Дом, милый дом...

Молодой воин в тонкой, потёртой, но ещё вполне серебристой кольчуге шёл след-в-след за эльфийской волшебницей и размышлял о превратностях судьбы. Дом — сладкое и в то же время полузабытое слово. Ибо не имелось у него на свете ни дома, ни отца с матерью. Хотя имелось много чего другого...

Из размышлений его вывел чарующий и в то же время чуть насмешливый голос.

— Вон и тракт впереди. Сам доберёшься? — зелёные глаза смотрели строго и в то же время испытующе.

Парень вздохнул, с непонятной тоской посмотрел в ту сторону, где на дороге пылили повозки и всадники, а затем вернул взор на волшебницу.

— А тебе в какую сторону, Кана?

— Тиренолл, — коротко ответила та, прикидывая, что ещё задумал этот вояка, оказавшийся опаснее отравленного клинка.

Уточнив, что это в сторону столицы Крумта, тот кивнул и сообщил, что ему, вообще-то, туда же.

— Я ведь быстро пойду — не угонишься, — скептически сообщила лукавая эльфийка, внезапно ощутив, что ей и самой хочется разобраться в образе мышления людей вообще — и этого воина конкретно.

Недурён собой, весьма неглуп — а почему бы и нет?

— А куда спешить-то? Если я правильно понял, некромансер след потерял, и тебя до городка не обгонит ну никак.

Подумав немного, эльфийка вынуждена была согласиться. И всё же она задала вопрос, что мучил её ещё со вчерашнего вечера.

— Скажи правду — ты действительно попытался бы меня вчера убить?

Однако нахала, оказалось, не так легко смутить. Он хмыкнул этак, глянул с хитринкой.

— Охотно верю, что ты сильная волшебница. Но правда и то, что я тоже очень сильный и весьма опытный солдат. Если бы мне действительно понадобилось бы тебя убить, тогда да — не колеблясь.

Кана некоторое время изящно плыла рядом с ним, размышляя.

— И что же — не жаль было бы? Я ведь вижу, как ты на меня иногда посматриваешь и прекрасно догадываюсь, что при этом думаешь...

Молодой наёмник рассмеялся вместо ответа, осторожно поцеловал узкую, пахнущую яблоневым цветом кисть, но сказал совсем другое.

— Должно быть, мы хорошо смотримся рядом.

Действительно, они уже стояли на обочине широкого, протянувшегося почти через весь остров тракта. По дороге скрипели и тарахтели телеги, да фуры величаво проплывали под цокот копыт, иногда проносились спешащие куда-то по своим делам всадники. Но многие из проезжавших через некоторое время украдкой или в открытую поворачивались, дабы вволю поглазеть на незабываемое под лучами утреннего солнца зрелище.

Неописуемой красы чистенькая златовласка в умопомрачительном платье — и пыльно-стальной воин с мечом за спиной.

Неугомонный Карлос где-то в городке раздобыл гитару, и теперь Линн, сидя на ступенях широкого крыльца и полузакрыв глаза, слушала непривычно горячую темпераментную мелодию, вылетающую из-под его пальцев. Прислушавшись ещё чуть, она обнаружила, что в каком-то нетерпении отбивает ритм туфелькой. А почему бы и нет?

— Да простит меня Кана... — пробормотала она, срезав с куста алую розу и по обычаю тамошних женщин, поведанному ей красавцем-парнем, приколола к своим чуть отросшим тёмным волосам.

Летний вечер, мягкая и благодатная пора, уже догорал над Тиреноллом. Небо было чистым и ясным благодаря взаимопониманию обоих старших волшебников, и солнце уже почти скрылось за недальними горами. Дневная жара спала, но бодрящая ночная прохлада ещё только приходила, холодными змейками обвивая ноги.

Сказать, чтобы Линн так уж умела танцевать, было бы весьма большим преувеличением. Тем не менее, она уже который раз доверилась своему чутью. Выйдя на середину небольшой, вымощенной камнем площадки перед крыльцом, она замерла. Закрыв глаза и отдавшись на волю плывущих в ней чувств, девушка нетерпеливо прищёлкнула пальцами. Раз, другой — словно отбивая ритм.

Молодой музыкант понял её намерения, подстроился. И повёл её. Неспешная, томная и в то же время непонятно будоражащая мелодия полилась. Вырвавшись из пределов полутёмного садика, она взлетела ввысь, кружа в себе весь город.

Линн танцевала. Древний как этот мир, сладкий как вино и в то же время зажигающий танец никогда не виданных ею женщин из далёкой, тёплой и прекрасной страны. Да она и была ею — страстной, порывистой и прекрасной смуглянкой с алой розой в волосах...

Тётушка Фло, что покачивалась в излюбленном кресле и задумчиво довязывала очередное изделие, подняла голову — и спицы изумлённо замерли в её пальцах. Волшба — здесь творилась великая, непонятная и прекрасная волшба.

Сначала вокруг стали летать дивные, феерически светящиеся величавые птицы с длинными хвостами. Возможно, то были вовсе не птицы, а сильфиды или духи — но походили больше всего на больших, медленно пролетающих птиц никогда не виданных расцветок и пород. Затем меж них поплыли туманно расплывшиеся неяркие звёздочки, увлекаемые музыкой в безудержный хоровод вокруг танцующей. Они на миг словно прильнули к ней в ласковом прикосновении — и беззвучно раскрылось видение.

Истомленный жарким южным солнцем город, над которым, едва замаскировавшись под ветерок, пролетала мелодия. В такт ей вышагивали двое смуглых и усатых солдат у выбеленного беспощадным светом здания. Беззвучно аплодировал музыке едва полощущийся на высоком шпиле флаг с борзой собакой, и величаво качались диковинные, невиданные пальмы. И даже конь под всадником, пронёсшимся по выложенной плитками площади, копытами высекал искры согласно наплывающей силе...

А Линн кружилась, и туфельки её со звуком твёрдого дерева выбивали ритм, а в гордо вскинутой руке эхом отдавались невидимые кастаньеты — и не было предела этой волнующей, неудержимой и в то же время нежной силе. Всё быстрее и быстрее, перестраивая и перекраивая окружающий мир по своему разумению. И с последним аккордом обрушившись вниз пенистым прохладным валом чистейшей океанской волны.

Линн пришла в себя мгновенно, и с душераздирающим визгом, вся мокрая до нитки, белкой запрыгнула на веранду, где не менее её огорошенный Карлос своим телом закрыл девушку и лаково поблёскивающую гитару от солёных брызг.

— Ну, ты даёшь, девонька... — высунувшийся до пояса в окно господин Эккер едва не вывалился от удивления наружу.

— Что это было, тётушка? — возбуждённо сверкающие глаза Линн раскрылись едва не на пол-лица.

Та, позабыв даже, что на неё вылилось не менее пары вёдер холодной морской воды, а вожделенное рукоделье и вовсе смыло разлетевшейся в стороны волной, подхватилась с места. Сделала над Линн пару пассов, отчего та тихонько взвизгнула, затем прошептала что-то такое, что девушка, боязливо передёрнувшись, отстранилась и неуверенно оттолкнула от себя.

— Ого! — воскликнул успевший выскочить из дома на веранду колдун, коему отскочившее от Линн заклинание едва не засветило в лоб.

Тётушка Фло, сердито поджав губы, продолжила свои исследования. Затем перенесла своё внимание на сконфуженно стоящего в сторонке Карлоса. Тот даже не почесался. Наконец, она сдалась. Пожав плечами, волшебница изволила сообщить результаты своих исследований.

— Ничего не понимаю. Инициация чистейшей воды. И провёл её не обладающий Даром.

— Такого не может быть — потому что не может быть никогда! — авторитетно заявил господин Эккер и принялся за проверку сам.

Но в конце концов, вынужден был сдаться и он.

— Тоже ничего не понимаю — но так оно и есть, — устало заявил он и сел прямо на мокрые ступени крыльца.

Линн же в течение этих процедур оставалось только хлопать мокрыми ресницами да обмениваться недоумёнными взглядами с Карлосом.

Тётушка Фло некоторое время размышляла, а затем обратилась к ней.

— Послушай, малышка... твоя жизнь сейчас висит на таком тонком волоске, что у меня просто дух захватывает. Ты стала почти полноценной ведьмой — но абсолютно необученной. Чихнёшь не так — и свернёшь себе шею, а заодно и полгорода испепелишь.

Девушка испуганно прижалась к Карлосу, и он успокаивающе обнял её своей надёжной рукой. Чёрт, как же это приятно...

— Постарайся пока что не делать ничего такого, — пожилая волшебница с неожиданным для её возраста проворством метнулась в дом.

Вскоре она вернулась, неся в руках широкий и блестящий металлический браслет. Эккер присмотрелся, одобрительно кивнул, и тётушка Фло поспешила защёлкнуть это тяжёлое изделие, весьма мало смахивающее на ювелирное, на запястье заинтригованной Линн.

— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно, почти хором спросили волшебники.

— Ощущение, словно уши паклей заткнули. Вернее, не уши, а... — Линн, пытаясь подобрать слово для новых и весьма необычных переполняющих её ощущений, озадаченно прищёлкнула пальцами.

От этого вполне невинного при других условиях жеста тётушкино кресло-качалка неуверенно подпрыгнуло и замерло, чуть покачиваясь.

Линн замерла. Никогда не слышанный хор окружающего мира нежно и ласково вплетался во всё, что она видела, слышала и ощущала. И не просто вплетался, а отзывался на малейшие движения её проявившейся сущности, мало-помалу соединяясь с ней в одно целое. Но холодная и довольно-таки увесистая железка на руке плотно отталкивала все эти ощущения, воздвигая меж Линн и реальностью непреодолимую завесу.

— Помогает, — согласилась девушка в конце концов, и осторожно помахала в воздухе босой ногой, с которой невесть когда успела слететь и уплыть новенькая, почти не ношеная туфелька.

На этот раз ничего не произошло, и все вздохнули с неприкрытым облегчением. А тётушка Фло, коротко и чуть странно переглянувшись с пожимающим плечами Эккером, пояснила наконец, что Линн обрела все свои способности — но абсолютно не умеет ими не то, что пользоваться, но даже и контролировать.

— И придётся тебе, девонька, носить этот приглушающий магию браслет до тех пор, пока ты не научишься очень и очень многому.

Новоявленная ведьмочка страдальчески поморщилась, разглядывая новое, тяжёлое и не очень-то красивое украшение, но всё же вынуждена была согласиться с доводами старших.

— А вы будете меня учить? — с надеждой взглянула она в мудрые и усталые глаза пожилой волшебницы.

— Посмотрим, — коротко и чуть смущённо ответила та.

И погнала всех в дом — переодеться да высушиться.

Когда звёзды уже вовсю сияли на небе, а сияющий Мост Богов протянулся как раз над островерхой соседской крышей, возвещая о том, что скоро пора бы и баюшки, в дверь спальни хозяйки дома раздался робкий стук, более похожий на мышиное поскрёбывание.

Это и в самом деле оказалась чуть смущённая Линн. Она пересадила неизменно восседающую на плече дрорду на спинку мягкого кресла.

— Тётушка Фло, пусть Синди сегодня поспит здесь?

Та только вздохнула, скептически глянув на девушку.

— Когда ты только думать научишься, прежде чем прыгать в омут? — она покачала головой с неизменным хвостиком, — Уверена в том, что ты собираешься сделать?

Линн дерзко вздёрнула носик, а её глаза полыхнули той силой, что так отличает обладающих Даром от простых смертных.

— Тётушка, есть ли что-нибудь, что мне необходимо знать перед... — она чуть замялась.

Но волшебница поняла. Со столь лёгкой улыбкой, что её не смогла заметить Линн, но прекрасно почувствовала недоверчиво обнюхивающая своё новое лёжбище дрорда, она легонько обняла девушку за плечи.

— Ладно, дело твоё. Пойдём...

В комнате, служащей хозяйке дома заодно и лабораторией, та взяла из махонькой баночки травинку, подумала чуть, кивнула своим мыслям. Затем наложила на заявившуюся следом Линн какое-то заклинание, от которого на несколько сетангов столь нестерпимо засвербело в носу, что та чихнула.

— Вот это, — тётушка продемонстрировала тонкую белесую травинку. — Корень мерля. Пожуёшь перед тем, как... ну, поняла?

Глаза девушки расширились в восхищённом и полном благодарности взгляде. Дело в том, что мерль был неслыханно редким и дорогим растением. И обладал его корень тем интересным и без побочных эффектов свойством, что съевшая его женщина, какая бы она ни была спокойная и уравновешенная, на некоторое время превращалась в сущую мартовскую кошку. Ясное дело, что принимать этакое снадобье рекомендовалось неопытным девицам в первую ночь. Или не обязательно ночь, но главное — для того, чтобы потом чтобы не было неприятных и даже отрицательных впечатлений на другие разы. Растения этого, естественно, не хватало для повсеместного применения, а потому и цена на него была такова, что отпугивала весьма многих.

— Ой... спасибо! — и зардевшаяся Линн благодарно чмокнула волшебницу в гладкую, пахнущую персиковым кремом щёку.

— Погоди, егоза, — притворно ворчливо ответила та и прошептала над девушкой ещё что-то волшебное. — А это, чтобы не понести. Дней... вернее, ночей на пять хватит, потом приходи, обновлю. Всё, ступай уж, коль так зудит в одном месте, что прямо невмоготу...


* * *

— И всё же, зачем ты пытался казаться хуже, чем есть? — волшебница сквозь ночную мглу заприметила в стороне от дороги заброшенный дом и решительно свернула к нему.

Конечно, этот парень не такой красавчик, как дон Карлос... Да и поступила она с ним не совсем этично, заставив полночи мучиться от навеянного заклинанием неутолённого желания. А всё же в нём что-то такое есть. Непонятное, грозное и всё же привлекательное.

Несколько не самых сильных заклинаний — и пыль, взметнувшись изо всех углов и щелей, вылетела в окно, оставив комнату сияющей от чистоты. А воин уже протискивался в дверь, хозяйственно втаскивая здоровенную охапку свежескошенного сена. Вывалил в углу, наполнив дом ароматами луговых трав — свежими и чуть горьковатыми. Принёс ещё одну, уложил как надо. Улыбнулся.

— Не самое худшее ложе для остроухой волшебницы.

Затем он прикатил два чурбачка, придвинул их к колченогому столу, на котором Кана уже соорудила из припасов скромный, хоть и весьма запоздалый ужин. Обрадовано потерев ладони, парень жестом фокусника извлёк из своей заплечной сумки бутыль тёмного вина.

— Aetanne. Не помешает? — и глаза его ненароком встретились с непонятным взглядом эльфийской волшебницы.

Та улыбнулась ободряюще, и трапеза прошла весьма весело. Правда, за неимением свечей над столом с нехитрой снедью и аппетитно уничтожающей её парочкой парил магический светильник, а в выбитых окнах гулял шаловливый ветерок, но романтического настроения это никому не испортило. Наконец эльфийка, загадочно блестя глазами, отставила стакан, и ладонь её легко и недвусмысленно пробежалась по щеке воина.

Тот не спешил отвечать зову гулко и сладко стучащего сердца. Посмотрел в ясные зелёные глаза, неловко отвёл взгляд.

— Не надо, Кана. Потом ты будешь презирать себя. Я не совсем тот...

Однако женщина положила пальчик ему на губы.

— Я знаю, кто ты. Барон Валле, дворянин и чернокнижник, — коротко, негромко шепнула она.

Как много можно передать одним взглядом! Во взоре молодого человека, оказавшегося чернокнижником — да-да, тем самым! — сквозило и удивление, и настороженность, и лёгкая обида. Но в самой глубине прозорливая эльфийка разглядела надежду — вопреки всему.

— И где же я прокололся? — собеседник уже справился с собой, закрывшись весёлой насмешливостью.

Кана, с лёгкой улыбкой продолжая делать лёгкие, но будоражащие всё существо нежные прикосновения, лукаво прищурилась.

— Топорик гномьей работы... он ведь стоит не меньше своего веса в столь излюбленном вами, людьми, золоте.

Парень дёрнул плечом.

— Бывают и более странные перекосы — мало ли какая штучка попадётся наёмнику.

Чуть более смело ласкающая его красавица мурлыкнула:

— Да и упоминание о Железном Легионе... но и это не главное. Мы, эльфы, видим не только глазами, но и всем сердцем. Ты не жалуешь наш народ, но и не ненавидишь. Сейчас мысли твои постоянно вертятся вокруг одной златоволосой волшебницы поблизости. И в тебе нет зла.

— И всё же, зачем? Что-то я не слыхал об эльфах, выживших после близкого контакта с некромантом.

Волшебница чуть смутилась. Магический светильник медленно угасал и уже давал света едва ли больше, чем любопытно заглядывающая в окно луна. И только сейчас она выдохнула.

— Да, я хочу взять тебя в плен — ласковый и нежный, — чувственные губы её были совсем рядом, а еле ощутимый аромат молодого женского тела звал и пьянил...

Пожалуй, извечные женские чары не имеют ничего общего с магией — но навряд ли они слабее. Посему не удивительно, что чернокнижник, вернее, мужчина чуть подрагивающим голосом ответил:

— По крайней мере, честно. Что ж, я с превеликим удовольствием попадусь в эту старую как мир ловушку. Но спрашиваю последний раз — не пожалеешь потом, Кана?

И как вы думаете, каков был ответ?

Совершенно верно, угадали.


* * *

Линн выбралась на веранду, сонно щурясь на ещё не полуденное, но уже и не совсем, чтобы утреннее солнышко. Сладко потянулась всем телом — так, что хрустнули суставы. Зевнула в довершение, и пошла прогуляться в сад. Карлос спит, обняв нескромно пахнущую ею подушку, поданный Зелой завтрак оказался как нельзя кстати. Так не подышать ли утренней прохладой?

Долго бродила по тропинкам, петляя меж нескольких клумб, затем присела у розового куста. Осторожно, что бы не уколоться, заключила в ладони едва распускающийся бутон, всмотрелась.

Он был тот же — и одновременно не такой, как раньше. Но в чём заключалось отличие, девушка никак не могла сообразить. Возможно, благодаря разбуженным способностям, она замечала в нём нечто новое? Но тогда это должно быть видно и слышно во всём.

Она задумчиво осмотрелась. Да, верно, всё как-то неуловимо изменилось. Но в то же время следовало признать, что мир остался прежним — изменилась она, Линн. И что же с ней такое произошло? Тёмные глаза молодой ведьмы смущённо моргнули, а на щёки выплеснулся жаркий румянец, когда она вспомнила, какой похотливой самочкой была все эти ночи... но Карлос оказался просто в восторге. Да, правду говоря, и сама Линн тоже. Даже пришлось попросить хозяйку дома навесить на комнату звукоизолирующее заклинание, дабы не сдерживать рвущийся из губ крик животного наслаждения. Тоже мне, герои-любовники...

Девушка тихонько фыркнула и встала, выпустив закачавшийся стебель цветка. Столь же задумчиво и неспешно пошла дальше, словно шлейф волоча по дорожке за собой полы длинноватого для неё атласного халата. Новые возможности... да ведь будут и новые потребности. А что знает о жизни она, Линн, выросшая под опекой воровской гильдии? Да можно, сказать, что почти ничего — хотя одну сторону изучила неплохо. Как там сказала мимоходом тётушка — дно общества? Весьма метко, а потому слово "подонок" весьма и весьма подходяще кое к кому. Что есть, то есть...

Из окна второго этажа за гуляющей Линн наблюдала пожилая волшебница. Подошедший Эккер глянул вниз, хмыкнул.

— Что она делает? У меня отчего-то поджилки трясутся...

Тётушка Фло поднесла палец к губам.

— Тс-с! Тихо, — шепнула она и, подцепив колдуна под локоток, увлекла его к противоположному окну, глядящему на огород, буйно зеленеющий пучками морковки, тёмно-зелёными листьями огуречной рассады и прочей столь милой сердцу садовода зелени.

— Забыл, каково оно — обнаружить, что окружающее совсем не таково, каким оно казалось ранее? Вот и наша новоявленная ведьмочка пытается понять это, и найти себя в новом для неё мире.

Морской колдун был смущён.

— Меня очень тревожит её стремление действовать... как бы это сказать? С одной стороны, она импульсивна, поступает так, как велит сердце. А с другой...

Пожилая волшебница медленно покивала, опустив взор. Она прекрасно поняла недомолвку собеседника — куда ведёт дорожка "есть только Я и мои желания". Тёмная сторона Силы — притягательная, манящая. Сколько волшебников с самыми чистыми намерениями пошли туда — и пропали. Людей-эгоистов не любят. Но волшебников-эгоистов попросту уничтожают или изгоняют, ибо весьма быстро выясняется, что с обществом и в обществе они жить не могут. И примеров тому... ой-ой сколько!

— Что же делать? — вздохнула хозяйка дома и покачала головой. — Да и Кана что-то задерживается. Не случилось ли чего?

Господин Эккер поколебался чуть, что никоим образом не укрылось от собеседницы, и досадливо поморщился.

— Не думаю. Возможно, ваш дождик сбил некроманта со следа или даже наградил хорошей простудой. Я внимательно слушаю течения магического ветра — пока что тихо.

Волшебница искоса и с еле заметной смешинкой во взгляде быстро посмотрела на серьёзного и насупленного колдуна. Ну да — всё ещё немного дуется за те водные процедуры в пути. Ничего, это всё для пользы дела, если вдуматься.

— Я больше внимаю колебаниям — что доносят подземные веяния. Тоже ничего.

Линн самым легкомысленным образом сидела на заборчике, нежась в лучах вечернего солнца. А рядом сидел тот, кто одним только своим присутствием заставлял учащённо биться сердце. Они оба бездельничали, плевались семечками и шутливо перекидывались милыми, ничего и в то же время так много значащими фразочками — в общем, жизнь была если не прекрасной, то весьма и весьма стоящей.

Бросив взгляд вдоль почти пустой улицы, девушка самым натуральным образом едва не сверзлась со своего места. И было от чего — не так уж вдалеке она высмотрела знакомое нежно-розовое платье Каны. Но удивительно, что эльфийка шла под ручку с плечистым воином в потёртой кольчуге. Но совсем сногсшибательным открытием было то, что в волшебнице и её спутнике намётанный взгляд Линн безошибочно распознал влюблённую парочку. Занятые друг другом и не видящие ничего и никого вокруг — да это же самая лакомая приманка для умельцев срезать кошель с пояса или драгоценную безделушку с платья. Вот же ж олухи!

Переведя взор на ничего не заметившего Карлоса, девушка нежно улыбнулась и вынуждена была признать, что теперь она в общем-то понимает их...

— Посмотри туда, милый — мои глаза мне не изменяют?

Молодой дон тоже глянул вдоль улицы и улыбнулся.

— Ага, вот и барон! Ну, именно за ним Кана ведь навстречу и поехала? Выходит, всё ей удалось.

Чуть побледнев, Линн едва не запнулась на полуслове.

— Ты хочешь сказать... это он?

Посерьёзнев, Карлос посмотрел ей в глаза. Близко-близко. Мир сладко закружился, и девушка точно свалилась бы с заборчика, если бы сердечный друг вовремя не подхватил её за талию.

— Неужели ты думаешь, что я стал бы обманывать или лукавить каким-либо иным способом? Он самый — вельможа и чернокнижник одновременно.

Ощущая, как от страха отчего-то стало чуть зябко, Линн вместо ответа спрыгнула со своего места и, таким нехитрым маневром оказавшись спиной к подошедшей совсем близко парочке, нежно обвила своего друга руками за шею, закрыла своими губками его вдруг пересохшие губы, и мир вокруг на некоторое время перестал существовать...

Волшебница, заслышав в холле весёлый и какой-то воркующий голосок Каны, отложила в сторону толстый справочник по Общей Магии и поспешила вниз. Уже пройдя по коридору второго этажа и сделав несколько шагов по ступеням лестницы, она заметила, что снаружи, на веранде перед открывающейся прямо в холл дверью стоит молодой плечистый воин и что именно его приглашает войти эльфийка.

— Извини, Кана, но это не твой дом. Я обязан трижды испросить разрешения у хозяйки, прежде чем смогу войти, — от смысла слов этого голоса сердце пожилой волшебницы стукнуло как-то не в лад.

Она пристальнее всмотрелась в маячащий перед дверью силуэт, столь тёмный на фоне падающего снаружи яркого света, и осторожно села прямо на ступени. Это ж надо дожиться до такого, что в дверь её дома стучится чёрный маг! С ума сойти можно...

Высунувшаяся было из нижнего коридора Марена с охапкой свежевыглаженного постельного белья в руках тоже уловила смысл речей гостя. Неприлично взвизгнув, она резво унеслась обратно, и через несколько сетангов слух волшебницы различил, как стук каблучков удирающей завершился хлопком задней двери. Ну вот, так и всех служанок распугает, злодей.

В пришедшем с эльфийской волшебницей парне на первый взгляд не было ничего такого. Да и на второй тоже. Так, плечистый, загорелый и весьма интересный на женский взгляд молодой рубака. Удачливый наёмник или согнанный судьбой с места дворянский сынок. Ни рогов, ни хвоста, ни суетливо прислуживающих демонов. И даже пары-тройки хотя бы завалящих зомби у него не обнаружилось. Слегка потрёпанная кольчуга, здоровенный меч за плечами, и довольная жизнью физиономия.

— А это вообще-то тот? — только и произнесла весьма озадаченная осмотром тётушка Фло.

Пришедший к порогу весьма внимательно посмотрел на неё и весело улыбнулся, после чего самым легкомысленным образом помахал ручкой.

— Ба! Так вот кто такая эта тётушка Фло, коей мне уже прожужжали все уши! Вот уж не думал, что встречусь с живой знаменитостью. Здрасьте!

Что правда, то правда — портрет волшебницы уже давненько висит в Галерее Славы в весьма далёком отсюда Университете, где юные и не очень обладатели Дара учились и учатся нелёгкому ремеслу волшебников. За какие подвиги? Да полноте — возьмите вон на полке четвёртый том "Истории Магии" да полистайте на досуге... только не перед сном, а иначе кошмары гарантированы.

Правда, мало кто нынче вспоминает о неспокойных и весьма бурных событиях прошлого, когда объединёнными усилиями людей, эльфов, леани и гномов — а по слухам, даже и полуорков — величайший чернокнижник этого мира Яромор в конце концов был надёжно сжит со света. И уж вовсе единицы знали подробности о роли, которую сыграла в той войне (скажем уж прямо) тогда ещё совсем молодая, задиристая и русоволосая Мастер Земли. Ну ладно, ладно — хоть и не принято разглашать возраст почтенных и уважаемых леди, а тем более волшебниц, шепну по знакомству : происходило это почти три сотни лет тому.

Трижды просить разрешения вовсе не требовалось — этот юный чернокнижник вовсе не демон и не выходец из Нижних Миров. Но судя по претенциозности заявления, этот отлично знал о прошлом Флоранс Эскьери. И намекал на это весьма недвусмысленно. Равно как и на то, что в случае чего готов взять реванш за своего предшественника.

Вот такие примерно рассуждения мелькали в голове почтенной леди-магички, пока она сидела на ступенях лестницы, краем глаза рассеянно наблюдая, как через окно из сада проникла Линн, втащив за руку немного сконфуженного дружка. И лишь оказавшись в холле дома, куда зловещего гостя явно не собирались приглашать и где ему в случае чего запросто могли надавать и по рукам, и пониже спины, девушка облегчённо вздохнула. Но за спину Карлоса спряталась всё равно, и теперь выглядывала оттуда, словно осторожный часовой из-за зубца крепостной стены.

— А-а, дон Карлос! Привет, дружище — так и думал, что без тебя эта безумная авантюра не обойдётся.

— Здравствуйте, барон, — оба парня чуть церемонно раскланялись, но подойти ближе юный Карлос не спешил, придерживаемый обеспокоенной донельзя Линн.

А посреди холла Кана с интересом разглядывала выражение лиц всех участвующих в сцене. Последним явился господин Эккер — явно из сада, потому что в руке его красовались несколько цветущих веток сирени. Он вознамерился войти в дом через ту же дверь, перед порогом коей стоял чернокнижник.

— Э-э, молодой человек. Или туда, или сюда, — ещё не догадываясь ни о чём, он пожал плечами, весьма бесцеремонно отодвинул в сторону простого, как ему казалось, солдафона и вошёл, тут же немало озадаченный.

— Ну и, что же такого интересного я пропустил? — колдун осмотрелся.

Затем взгляд его снова вернулся на молодого воина. Эккер с сомнением посмотрел на ладонь, коей он так неосмотрительно коснулся опасного гостя, и тут же демонстративно вымыл её под махоньким, собственноручно наколдованным водопадиком.

— Ну, драка будет или нет? — деловито спросил морской колдун, ставя цветы в чёрно-оранжевую керамическую вазу. — У меня уж давно всё готово. И на чьей стороне Кана?

Эльфийская волшебница призадумалась. Что тут сказать? Карлос оказался прав — хоть цвет мастерства молодого волшебника оказался совсем чёрным, сам он оказался много лучше иных других, явно подчёркивающих своё стремление к Свету. Прямо-таки поразительный случай. Но ошибки тут быть не может — Кана обладала способностью не только исцелять тело, но и немного заглядывать в душу. И вчера, когда она уговорила чернокнижника распахнуть перед ней разум, увиденное её хоть и потрясло, но вовсе не оттолкнуло...

— Знаете, я всё-таки воздержусь встревать в потасовку. Но лечить буду любого, кто выживет... — в конце концов Кана выбрала компромисс.

— Успокойтесь, драки не будет, — стоящий перед порогом пожал плечами, отчего за его спиной шевельнулся меч. — Штурмовать дом не начну. Хотя и не стану скрывать, прямо руки чешутся испытать новые идеи, до которых в своё время не додумался Яромор. Предлагаю вернуть то, что вам не принадлежит — и разойдёмся миром. Три миллиона цехинов и дублет белого золота. Или есть какие-то проблемы?

Линн тряслась от безотчётного страха не хуже как осиновый лист, но голос её, хоть и тихий, звучал непреклонно:

— Деньги и камешки верну. Но драгоценности Морских Ярлов я могу надевать и использовать — по праву рождения. Они мои!

В голосе молодого некроманта прорезался холодок.

— Сударыня, ужели вы думаете, что тот, кто включил эти древние цацки в список контрибуции, не знал об их возможностях? Крумт начал эту войну, не мы. А посему — у змеи надлежит вырвать ядовитое жало, дабы больше не кусалась. К тому же, господин Эккер, договоры необходимо соблюдать — не правда ли? Уж кому, как не вам, лицу официальному, об этом не знать?

Морской колдун хмуро отмолчался, но, судя по его лицу, он всё же склонен был поддержать Линн. Но тут подал голос дон Карлос.

— Значит, не штурм — осада? — он перевёл взгляд на пожилую волшебницу. — Выжечь окрестности, прекратить подвоз припасов и доставку сведений. Донья, Тиренолл превратится в большое и весьма беспокойное кладбище, полное демонов, зомби и прочих ужасов. Я помню, как с помощью барона осаждали крепость Лефож в Королевстве Всадников — и рад бы, да не забуду.

Эльфийская волшебница уронила руки и вздохнула.

— Неужели ты на это пойдёшь? Эх ты, чернокнижная твоя морда...

На лицо молодого барона набежала тень.

— Не хотелось бы — очень не хотелось бы. Но это не моя прихоть, а официальное поручение. Или кроме юной воровки, кто-то не знает, что приказы не обсуждаются — они выполняются?

Линн змейкой выскользнула из-за надёжной спины Карлоса. На глазищах её стояли слёзы — но маленькая ручка хлёстко ударила по щеке чернокнижника.

— Не сметь! — прошипела она неожиданно злобно даже сама для себя. — Не сметь так меня называть!

С замиранием сердца она ожидала кару, что неминуемо её постигнет, и прямо здесь. Но сетанг проходил за сетангом — а она всё ещё была жива. Мало того, чернокнижник смотрел на неё с несомненным одобрением, а на лице его расползалась улыбка.

— Вот это по-нашему! Хорошая девочка, — вовсе уж неожиданно заявил он. — Пошли со мной, а? Я научу тебя многому, очень многому. Хочешь стать королевой Крумта? Да что там — полубогиней! Драгоценности Ярлов и всё остальное здесь будет твоим. И власть, ничем и никем не ограниченная. Сообща можно и святош сковырнуть. Потом и за остальные страны взяться, и так весь мир. А то мне надоело одному в мерзавцах ходить...

— Эй, эй, не совращай мне тут ребёнка, — нахмурилась тётушка Фло, живо представив, что ведь у этой парочки очень даже и может всё получиться.

— Пусть выскажется, — чуть хрипло от волнения возразил дон Карлос. — Линн слышала и знает всё, что мы могли ей сказать. Пришла пора делать выбор, а посему необходимо выслушать и противную сторону — так будет честно.

Девушка подняла лицо. Пристально всмотрелась в мужественное, симпатичное и, оказывается вовсе не страшное лицо некроманта. Она чувствовала и знала, что он не лжёт. И всё же, где-то кроется подвох...

— И какова же плата?

— Сущая мелочь, — ухмыльнулся искуситель. — Относиться к тебе будут точно так же, как вы сейчас ко мне. Но ведь, недовольных всегда можно отправить в пыточную, не правда ли? А то и самолично сделать с ними всё, что захочется. Месть сладостна, девонька — уж тебе ли не знать? Труп врага всегда хорошо пахнет, и всё такое.

Лицо Линн перекосилось. Она отшатнулась в ужасе.

— Какой же ты мерзавец... — на деревянных ногах, бледная, она подошла к по-прежнему обретающейся на лестнице волшебнице и стоящему рядом Эккеру. — Возьмите меня в ученицы — я заранее согласна на любые условия. Пожалуйста!

Тётушка Фло ласково обняла её, улыбнулась чуть грустно.

— Спасибо, Линн. Ты сделала хороший выбор...

Дон Карлос с облегчением выдохнул и заметно расслабился. Он тоже подошёл к ним, и девушка спрятала лицо на его надёжной груди.

Кана покачала головой, взглянула на оставшегося в одиночестве чернокнижника и с удивлением заметила, как он лукаво подмигнул ей. Ах ты, злодей — так ты всё это рассчитал! Но она промолчала, обдумывая свои невесёлые думы.

— Но ведь вопроса это не решает, — осторожно заметила она.

— Солнце уже садится, — словно ответил ей чернокнижник, мельком глянув наружу. — Эх, что за жизнь у некромансера... Придётся мне сегодня всю ночь работать, да на совесть.

— Поработаешь, поработаешь — но только в моей постели! — эльфийская волшебница решительно перехватила инициативу, уловив тонкий намёк. — До утра отсрочку дашь?

— Шутишь? Ради такого — хоть на сутки! — а в глазах у барона-чернокнижника плясали видимые только ей искорки смеха.

Кана, улыбнувшись, продолжала допытываться, не обращая внимания на удивлённые взгляды остальных:

— А на седьмицу? На месяц?

При упоминании месяца гость в сомнении покачал головой. И высказался в том духе, что месяц — это, пожалуй, излишне. Причём проявив в этом деле некоторую твёрдость.

— Кана, не испытывай судьбу. И так тигра за усы дёргаешь.

Подумав немного, эльфийская волшебница недоумённо пожала плечами. Что значит месяц для неё, обречённой жить пока не надоест? Но тут Линн оторвала своё заплаканное лицо от тёплой и уютной груди сердечного друга и дрожащим голоском осведомилась:

— Уж не имеет ли ... он в виду, что через месяц Кана побежит за ним хоть на край света? И станет охотно помогать и участвовать в любых его гнусностях?

Дон Карлос задумчиво кивнул головой.

— Да, пожалуй. Был бы я девицей — первым побежал бы.

Чернокнижник за порогом фыркнул на это замечание, но осведомился лишь — найдётся ли в этом паршивом городишке какая-нибудь достойная его светлейшества гостиница. Тётушка Фло осторожно заметила, что служанки уже наверняка растрезвонили новости по всей округе, так что вряд ли кое-какому темнейшеству удастся снять номер в единственном на небольшой Тиренолл постоялом дворе.

— Что за проблемы? — молодой человек беспечно пожал плечами. — Да куплю всё заведение за тысчонку монет, и все дела. Ещё и спасибо скажут... а то и озлиться могу. Вот как напущу на хозяина гостиницы стаю нетопырей — не обрадуется бедолага!

Не без злорадства пожилая волшебница сообщила, что владелицей постоялого двора, обоих имеющихся в наличии трактиров, да и земли на многие лиги вокруг является она. На что чернокнижник поинтересовался, кого тётушка больше боится — мышей или лягушек? Дон Карлос, хихикая, предложил вызвать полчище жирных тараканов. Попрепиравшись некоторое время и поразвлекавшись таким образом, перебрасываясь шуточками наподобие игры в мяч, собравшиеся отвлеклись чуть. И даже на лице Линн появилось слабое подобие улыбки.

В конце концов хозяйка дома только махнула рукой, не будучи в силах говорить от еле сдерживаемого хохота.

— Заходите, молодой человек. И я даже поверю на слово вашему обещанию вести себя как следует. Похоже, этого достаточно.

Весело огрызнувшись в том смысле, что опять бедных-замученных некромансеров крайними делают да вешают на них всех собак, гость переступил порог. Линн смотрела во все глаза, но так и не поняла, каким образом на вошедшем поверх кольчуги оказался добротного покроя чёрный кожаный плащ, заколотый фибулой в виде зелёного листика.

— Мир этому дому, — привычно пробубнил чернокнижник, запросто вешая на имеющиеся вместо вешалки оленьи рога плащ и меч.

Сердечно поздоровавшись и обнявшись с доном Карлосом, коего ради такого дела Линн пришлось выпустить из объятий, молодой человек приложился к ручке тётушки Фло, а затем щёчке эльфийской волшебницы. Хотя она в последний момент и ухитрилась подставить губки... да и приветствие их чуть затянулось — так, раз в пять-десять дольше приличий. За руку поздоровался с господином Эккером, и наконец, подошёл к Линн. Осмотрел критически сверху вниз, улыбнулся — открыто, дружелюбно.

— Тётушка Фло, вы позволите проверить вашу ученицу магическими импульсами?

Немного заинтригованная волшебница ответствовала, что лучше спросить соизволения самой ученицы. И поспешно добавила:

— Больно не будет.

Линн осторожно пожала плечами. Покорно вытерпела несколько незримых, но отзывающихся то звоном в голове, то чесоткой пониже спины импульсов. От последнего она вообще рассмеялась лёгким смехом, чуть поёживаясь от наплывающего ощущения радости.

— Занятно. Ну что ж... здравствуйте, маленькая леди.

Девушка воззрилась на него с круглыми глазами, хлопая ресницами от удивления. Затем перевела взор на хозяйку дома, требуя объяснений. Та только пожала эдак озадаченно плечами в ответ и переадресовала взгляд самому чернокнижнику. Тот призадумался.

— Тётушка Фло, а назовите-ка мне навскидку несколько старинных фамилий, прекративших ныне своё существование в истории.

Задумчиво слушая ответы пожилой волшебницы, он вдруг поднял взгляд.

— О, вот как раз это. Линн имеет полное право называться леди Мэшем. Благодарю вас, тётушка.

Но тут вмешался господин Эккер, заметив, что похоже — кто-то из Мэшемов выжил. И даже весьма лихо отомстил обидчикам, нынешней зимой с завидной ловкостью раскроив горло самому графу Ледвику.

Линн чуть не подпрыгнула.

— Ой. Ой-ой! Ой-ёй-ёй!!!

Морской колдун нахмурился.

— Уж не хочешь ли ты сказать...

Девушка потупилась. А затем, набравшись воздуха и решимости, бросилась словно в холодную воду.

— То как раз я и была. Выходит, оставила сама свой знак на месте прест... случившегося?

Эльфийская волшебница в волнении взмыла из кресла и прошлась по холлу нежно-розовым лепестком весны.

— Боги ничего не делают просто так. Валле, если я правильно понимаю, ты вызвал и допросил дух того негодяя, что прежде руководил воровской гильдией? Как там его?..

Линн разом навострила ушки. Оказывается, и от некромансеровских заморочек иной раз может быть прок!

— Салдан, по прозвищу Упырь, — чуть хрипло от волнения подсказала она эльфийке.

Барон некоторое время размышлял. Прошёлся по холлу, в задумчивости достал курительную трубку. Но, заметив показанный ему хозяйкой кулак и её же красноречивый жест — на веранду! — спохватился. Пожав плечами, ответил.

— Если боги решили утаить от тебя, Линн, кое-какие сведения, имею ли я право вмешиваться в их дела?

Та усмехнулась и с сожалением выдохнула:

— Да уж, это было бы опрометчиво. Но хоть что-то ты можешь сообщить?

Молодой некромант хитро улыбнулся, прищурив на тётушку Фло тёмные глаза.

— Могу — например, я жутко проголодался. Учтите, злой и голодный я вдвойне опаснее! Но хорошая телячья отбивная может спасти вас от страшной и ужасной смерти.

Линн хохотала как сумасшедшая, едва будучи в состоянии глотнуть немного воздуха.

— Ой... пощадите! — задыхаясь и снова разражаясь смехом, простонала она кое-как.

История о незадачливом купце, и какую шутку устроил с ним плутоватый леани, рассказанная бароном в перерыве между салатом и десертом, привела всю компанию в просто неописуемый восторг. Обе волшебницы утирали платочками выступившие на глаза слёзы — и вновь принимались хохотать. А почтенный господин Эккер едва не съехал со своего стула под стол, на который заметно трусящая Зела подавала перемену блюд. Даже дон Карлос, слыхавший об этом недоразумении раньше, заливисто смеялся.

— Ох и выдумщик же ты, Валле! — Кана понемногу пришла в себя, хотя всё ещё хихикала, отчего её магический светильник приплясывал под потолком трапезной залы.

Тот в шутку возмутился.

— Да что вы! Чистая правда от первого до последнего слова. Начальник полиции самолично показывал мне допросные листы. При этом хохотал так, что его чуть не хватил удар — при его-то комплекции!

— Мэтр Иларио? — уточнил дон Карлос.

Получив утвердительный ответ, молодой человек переглянулся с Линн. И они оба снова прыснули смехом, а там и за остальными дело не стало. Поддержали дружным хохотом, да так, что стёкла растворённых в вечер окон жалобно зазвенели.

Перед самым ужином в холл, где собравшиеся негромко обсуждали сложившуюся ситуацию, снаружи робко заглянул сосед-молочник.

— Тётушка Фло, у вас всё в порядке? — и, получив утвердительный ответ, осторожно продолжил. — Там тово... народ собрался, чтобы вас в обиду не дать... бают, чернокнижник мор навёл, аль порчу какую...

И тут же, на всякий случай, дал дёру подальше.

Молодой барон не без сожаления оторвался от обсуждения и посмотрел на хозяйку дома и земель.

— Навести страху на этот сброд? Или применить меры пожёстче, чтобы чернь знала своё место?

Линн, перехватив его взгляд, содрогнулась — такое она увидела там. И всё же пошла вслед за тётушкой, что, облокотясь на руку своего гостя, пошла через сад к калитке. На улице и впрямь собралось едва ли не всё население Тиренолла. Сосредоточенные и изрядно напуганные лица, а в руках тех, кто поупрямей, даже заметны были дубины да кухонные ножи.

— Однако! Уважают вас тут... — проворчал Валле, незаметно оглядываясь, пока волшебница представит его горожанам.

А затем высказался перед ними и сам. В таком духе, что у многоуважаемой госпожи Эскьери возникли очень серьёзные неприятности — как магического, так и политического характера. И всесильный повелитель Полночной Империи прислал его, барона и некроманта, эти самые неприятности улаживать.

— Ну, вы понимаете, почтеннейшие, — чуть рокочущим голосом громко вещал молодой чернокнижник. — Иногда нужно и чрезвычайные меры принимать. Тётушке Фло грязными делами руки марать никак нельзя, а моя репутация всё стерпит.

Толпа, изрядно успокоенная тем известием, что грозный чёрный маг вовсе и не злоумышляет против уважаемой госпожи, загудела, обсуждая новости. А морской колдун Эккер, поблёскивая сияющим синим камушком в мочке уха, весьма авторитетно добавил, что политика дело тонкое, тут сплошные секреты.

— Так что, сограждане, не беспокойтесь понапрасну и отдыхайте спокойно. Что-нибудь придумаем, и госпожу волшебницу из беды выручим.

На том и порешили. Люд с улицы стал потихоньку расходиться, а Кана уже на обратном пути к дому вздохнула тихонько:

— Но каков фрукт наш некромансер, а? Сказал чистую правду — но так, что поняли строго наоборот.

Дон Карлос усмехнулся.

— В политике без этого нельзя. Меня отец как-то раз взял на переговоры, его попросили побыть судьёй в споре двух дворян, как незаинтересованное лицо. Вот где была мне наука! Слушаешь, вроде всё верно. А на деле как-то наоборот переворачивается...

И вот теперь за ужином оказавшийся весьма приятным собеседником молодой барон развлекал хозяйку и гостей весёлыми историями из своего оказавшегося очень бурным прошлого. Так что трапеза прошла увлекательно и незаметно.

Могучий ураган, порождение дыхания Ледяной Стены, уже набрал свой разгон. Впитав в себя морозную стужу и едва заметное здесь на полуночи тепло начинающегося лета, всю сырость промозглой погоды и ясный свет солнца, он неудержимо рвался на юг. Туда, где под его неистово вертящуюся тушу попалась бы россыпь мелких островов с более крупным в середине. И уже загудело, засвистало тысячей разъярённых демонов, на полнеба встала стена пронизанного молниями мрака, но тут какая-то сила мягко и в то же время неумолимо подтолкнула ураган в широкий облачный бок.

Поворчав и побрыкавшись для порядку, посланец из кухни погоды нехотя был вынужден подчиниться. И вместо Крумта он, набрав разбег на бескрайних просторах океана, всей нерастраченной яростью обрушился на побережье Царства Света...

Избавив родные края от этакой напасти, Линн огляделась — всюду ли порядок? Напоследок не отказав себе в удовольствии окатить колонну чёрного дыма, постоянно маячащую рядом, волной холоднющей солёной воды, девушка — вернее, ведьма — оставила все эти забавы.

Дон Карлос осторожно поддержал её, пока тётушка Фло суетливо снимала с Линн драгоценные артефакты Морских Ярлов. Уже наученная горьким опытом, а потому никак не желающая вновь принимать холодные морские ванны Кана благоразумно стояла чуть в сторонке, рядом с Эккером. Зато чернокнижник, которого могучим ударом разгулявшейся волны крутануло и протащило несколько шагов по вымощенной камнем дорожке, остался весьма недоволен результатами демонстрации.

— Вот же ж зловредная девчонка, — проворчал он.

Подумал немного, отплёвываясь и отряхиваясь от воды, пошарил за пазухой, и извлёк оттуда заблудившуюся ненароком рыбёшку. Эльфийка изобразила ему рукой жест, будто что-то бросает вверх. Не долго думая, он так и сделал.

И примостившаяся на перилах веранды востроглазая Синди своего шанса не упустила. Снявшись в воздух, она с победным "Квирр!" сцапала серебристо мелькнувшую добычу и, описав круг, вернулась на перила, где и занялась трепещущей рыбкой вплотную.

Все, кроме чернокнижника, приняли вид, будто ничего такого из ряда вон выходящего не произошло. Правда, Линн, что понемногу приходила в себя, расслышала, как принёсшая гостю полотенца Зела мстительно проворчала что-то насчёт того, что в море, бывает, и льдины плавают — чего бы одной из них не взять, да по голове кой-кого не шарахнуть? Девушка так задумалась над этой интересной идеей, что опомнилась только в мягком кресле. Вся завёрнутая в тёплый шерстяной плед и с интересных размеров чашкой горячего травяного отвара в руках.

Мокрый насквозь барон такой чести не удостоился. Посмотрев на тётушку Фло многообещающим взглядом, он вышел с веранды, поколдовал что-то, отчего задремавшая было дрорда жалобно заорала и спряталась за спину хозяйки. Зато обратно злодей вернулся вновь сухой, чистый и даже благоухающий холодно-горьковатым парфумом.

Отпад!..

А Линн, вполуха слушая негромкую беседу собравшихся на становящиеся уже традиционными вечерние посиделки на веранде, думала о своём. И её блуждающий взгляд всё время останавливался на беззаботно перебирающем гитарные струны молодом красавце.

Эх, Карлос... была бы в тебе хоть капля Дара — какой парой мы были бы! Но стать заглядывающей в рот и ходящей перед тобой на цыпочках девицей... а там и до детишек недалеко. Нет уж, увольте! Нет будущего в наших с тобой отношениях. Как там сказал этот злодей в чёрном — месяц это уже чересчур? Да, пожалуй... а то потом придётся рвать по живому, и может статься, что не оторвёшь совсем.

Внимание её привлёк негромкий разговор, в коем участвовал чернокнижник и обе волшебницы. Кана, встряхнув роскошной гривой золотящихся в лунном свете волос, упрямо возразила на что-то:

— Но ведь мы раса перворождённых! Мы первыми пришли в этот мир.

Молодой барон, сидя у её ног на деревянной ступени, упрямо нахмурился.

— Нашли, чем кичиться. Нет в том вашей заслуги. Да и ведёте вы себя... Если бы у меня был младший брат, я бы учил его, передавал знания и опыт — а не сидел бы в сторонке, задрав нос и гордясь своим первенством.

А пожилая волшебница только подлила масла в огонь, заметив, что первые — это значит первые во всём. Но некромант, словно его этим вечером толкал под локоть демон противоречия, только пренебрежительно фыркнул.

— Тётушка, вот вы умеете вязать. Что у вас лучше вышло — самое первое изделие, или последнее, вышедшее из-под ваших рук?

Та подозрительно посмотрела на него, пожала плечами.

— Разумеется, первая проба вышла никуда не годной. Просто ужасной. Но к чему вы это клоните, молодой человек?

Барон покивал её словам.

— Вот точно так же и эльфы — первая и самая неудачная попытка богов создать разумную расу. А получившиеся последними люди — это как раз венец их творения.

Эльфийская волшебница взвилась было с места, чтобы дать гневную отповедь этому выскочке, но тётушка Фло резко осадила её.

— Без эмоций, милочка. Говори по существу.

Кана едва не задохнулась с досады.

— У-у, как же мне хочется расцарапать кому-то лицо! Но ведь мы умнее, красивее. Более ловкие и грациозные, да и почти бессмертные.

Но чернокнижника её слова не убедили. Он спокойно достал прямо из воздуха трубку (Линн чуть не поперхнулась своим отваром), раскурил её от пляшущего на кончике пальца огонька. С наслаждением пыхнул в звёздное небо дымом и только потом ответил.

— Мозг элефанта или кита куда больше, нежели у эльфов. Найдутся и более ловкие, нежели перворождённые. Да и в красоте с той же зарёй или диамантами не вам тягаться. Так что факт есть факт — первые значит худшие. Тем более, что есть серьёзные доводы в пользу первенства орков. Вспомни, Кана, своё самое первое удавшееся заклинание — и сравни с нынешним мастерством. Люди у бессмертных вышли куда удачнее вас, перворождённых.

В конце концов Кана сообразила, что молодой человек попросту поддразнивает её, хотя и весьма болезненно. Со злости она кулачком ударила его по спине и тут же поморщилась от боли, отбив руку о крепкую спину воина. Уже куда осторожнее пнула туфелькой в бок и, демонстративно отвернувшись, надула губки.

— А возразить всё-таки нечем, — хохотнул ничуть не обидевшийся чернокнижник в сторону осуждающе поджавшей губы тётушки Фло. — Единственный аргумент эльфов — война. Если кого-то нельзя переубедить, его надо уничтожить — так и рождается ваша остроухая истина.

— Не-ет, ты сегодня нарвёшься-таки на грубость, — зелёные глаза эльфийки были прекрасны в своём гневе.

— Может, я просто выспаться хочу, — отшутился Валле.

Но завидев, как угрожающе качнулась изящная женская туфелька в опасной близости от его лица, с тихим смехом отодвинулся подальше.

— А заклинанием промеж глаз? — Кана оказалась настроена весьма решительно.

Вот тут-то чернокнижник и посерьёзнел.

— Хм, а ведь всё верно — это я обещался быть пай-мальчиком и не делать вам гадостей. Уверений в ответной любезности я весьма опрометчиво не дождался. Ну ладно, — он встал. — Пошёл я, пожалуй, брать штурмом здешнее жалкое подобие гостиницы под названием "Гордость Тиренолла". А завтра как раз полнолуние... подходящее время.

— Куда пошёл? А ну, вернись, злодей! — и Кана, мигом стянув с изящной ножки лёгкую туфельку, недрогнувшей рукой запустила её в спину уходящему.

Против ожиданий, молодой человек вернулся, вполголоса напевая на ходу сочинённую песенку.

— Куда пошёл? Вернись, злодей! Хоть ты изрядный прохиндей, а также хам, подлец, невежа... — он подхватил с дорожки туфельку и собственноручно надел её на ножку эльфийки, не удержавшись от лёгкого поцелуя в пяточку.

Линн во все глаза смотрела на эту сцену и тихо обалдев... — э-э, нет! Тётушка Фло строго-настрого наставляла вместо этого слова употреблять другие. В общем, удивлялась и изумлялась. А повернув немного взгляд, встретилась со смеющимися глазами дона Карлоса.

— Вот такие вот нынче пошли некроманты! — негромко хохотнул он. — А ты боялась — дескать, убивец маленьких детей!

— Тихо, дай досмотреть, — шикнула на него девушка и вернулась к наблюдениям.

А там молодой барон скептически почесал бок и заметил как бы мимоходом:

— Я нынче без кольчуги. Три синяка уже заработал. И чует моё сердце, что вместо четвёртого будет эльфийский кинжал меж лопаток или пирожок с алмазной пыльцой...

— Синяки я сведу, — Кана ещё немного дулась, но на её личике уже блуждала смутная улыбка.

— А моральный ущерб? — некромансер уселся обратно на прежнее место, настороженно поглядывая на эльфийку.

Та чарующе улыбнулась. Да так, что даже у пристально наблюдающей Линн потеплело на сердце.

— Обязуюсь отслужить — лаской и покорностью.

Тётушка Фло, уже слишком для неё долго сдерживающая смех, всё-таки не выдержала. Почти сразу к ней присоединились и Линн с Карлосом, да и молодой барон не заставил себя долго ждать. Последней расхохоталась эльфийка, от избытка чувств хлопая Валле ладонью по спине — но уже куда мягче и где-то как-то даже ласковее.


* * *

— Нет, ну мартовские коты по сравнению с вами — так просто милейшие создания... — проворчала пожилая волшебница, выглядывая из окна.

Почти круглая луна с еле заметной неправильностью обводов тут же посеребрила её волосы, ради ночного времени распущенные из причёски хвостиком и теперь свободно струящиеся по плечам ночнушки. А тётушка Фло перевесилась через подоконник и поглядела влево, где в соседнем окне беззаботно сидел дон Карлос. Причём гитара, на коей он выводил красивые мелодичные переборы, лишь с весьма большой натяжкой могла считаться единственным предметом одежды молодого человека.

Рядом с ним на подоконнике сидела одетая лишь в лучи лунного света Линн. Беззаботно свесив ноги наружу, она эдак одухотворённо подняла лицо к бездонной черноте усыпанного звёздами летнего неба. И эта вот развесёлая парочка с весьма душераздирающим энтузиазмом выводила в ночи старую-престарую эльфийскую балладу.

Хочешь, я расскажу тебе

Сказку про то,

Как падают звёзды в чашечки

Ночных цветов

И на стебельках качаются

Серебром.

Утром цветы закрываются,

Словно дом

Без окон, и не проникает туда

Солнечный свет.

Ночью цветы распускаются, да

Звёзд внутри уже нет.

(стиш Е.Медведевой с СИ)

— Не знаю, как звёзд, а совести у вас точно нет, — беззлобно проворчала волшебница, когда Линн, возмещая усердием некоторый недостаток голоса и музыкального слуха, допела наконец последние строки.

— О-ой, как вам не совестно подслушивать, тётушка! — ничуть не смутилась нахальная полуночница, углядев-таки на лице волшебницы еле заметную улыбку.

Девушка улыбнулась хозяйке дома и даже помахала ей ручкой — привет! Ну разве ж она виновата, что звукоизолирующее заклинание, оказывается, закрывает комнату, чуть не доставая до окна? И все песни, оказывается, разносятся по спящему городку — убаюкивая одних и навевая тоску на других...

Завтрак прошёл весело, невзирая даже на сонную ворчливость невыспавшихся Карлоса с Валле. Зато Линн и Кана сияли, словно освещённые внутренним, свежим и юным блеском. Господин Эккер был как всегда немногословен, весьма чопорно выглядя в своём неизменном сером одеянии. После десерта и сладкого последовали традиционные "разборки", но тут некромансер заупрямился. Накануне он обмолвился, что с помощью своей чёрной силы сумел допросить кое-кого из тех, кого Линн уже сбросила со счетов.

— Думаю, никто не станет оспаривать утверждение, что почти всегда полезно знать то, чего не знают другие, — заметил он, слегка заговорщически поглядывая на остальных.

Линн немного скуксилась и даже собралась было надуться.

— Ну, да, это так, — с неохотой признала она. — А всё же — хотя бы те сведения, что касаются лично меня?

И умоляющими глазами уставилась на собеседника, не умея ещё подбирать и применять другие, куда более действенные женские взгляды.

Тот пожал плечами и усмехнулся.

— На счастье дона Карлоса, шестнадцать тебе уже исполнилось — пару седьмиц назад. А то был бы у меня с ним крупный разговор...

К слову признать, в Полночной Империи недавно был издан весьма серьёзный закон насчёт этаких дел, и за растление малолеток виновным теперь можно было схлопотать отнюдь не штраф, а куда более серьёзные меры — вплоть до раскалённых щипцов на известное место, причём невзирая на пол или происхождение. И что удивительно, к этому нововведению отнеслись с одобрением и поддержкой почти все слои населения. За исключением, разумеется, брачных аферистов да содержателей Весёлых Кварталов. А уж любители молодой клубнички и вовсе исчезли словно их никогда и не было, прекрасно зная крутой нрав тамошнего Императора.

Тётушка Фло тут же выразила сомнение, что барон стал бы доносить на своего друга. На что тот, хмыкнув, заверил, что есть меры куда действеннее — например, пожаловаться старшей сестре дона Карлоса. Выражение лица молодого человека при этом известии стало таким задумчивым, что Линн, нимало не интересовавшаяся родственными делами своего сердечного друга, положила себе на память узелок — исправить сей досадный промах, причём в ближайшем же будущем.

И только тут Валле высказал более интересную мысль.

— Не скажу, что я специалист в предметной магии. Но твоя, Линн, вчерашняя идея разыскать с помощью дублета что возможно из потерявшихся украшений, прежде входивших в парадный комплект украшений Морских Ярлов, мне нравится.

Эльфийская волшебница, блеском и цветом волос соперничая с позолоченными напольными часами у стены, заметила, что она в таких делах не помощница. Полечить кого, растения-животные — а драгоценности не по её части.

Эккер тоже сконфуженно пожал плечами. Погода, а пуще всего морское ведовство — это да. А цацки это не по части морских колдунов.

И тут все взгляды скрестились на изогнувшей в раздумьи бровь хозяйке дома. Та некоторое время размышляла.

— Хм, а почему бы и нет? — и затем повернулась, глядя в глаза Линн. — Девочка моя, если удастся, ты смело можешь избавиться от этого дублета, получив взамен вполне приличную компенсацию.

— Надеюсь, остальные вещицы в список контрибуции не попали? — в её голосе и взгляде, брошенном на почтенного Эккера, явственно ощущался металл — причём холодный, прямо-таки с ледком.

Попеременно вглядываясь в лица собравшихся, обсуждающих весьма животрепещущий для неё вопрос, Линн ощутила вдруг глухое раздражение. Ну какое право вы все имеете? Не ваши же вещицы! Да, случайно в моих лапках оказалось моё же. Хм, а случайно ли? Э-э, нет, права была тётушка Фло — боги тут явно что-то замыслили. И чернокнижнику этому вовсе доверия нет. Чем, интересно, он так околдовал Кану, что та будто слепая — ничего и никого кроме него не видит? Мне такие умения ох как пригодились бы...

— Здесь. Лучшего места, пожалуй, не найти. Дерево, конечно, жаль — но тут ничего не поделаешь... — эльфийская волшебница погладила ровный, уходящий ввысь ствол дерева, на котором даже в эту безветренную погоду чуть заметно трепетали листики.

Хм, так это и есть осина? Линн подошла, посмотрела на собравшихся вокруг волшебников и чуть осторонь стоящего дона Карлоса, словно прощалась с ними. Закрыв глаза и шепнув кое-какую просьбу защитнику воров и мошенников Верлеху, она обняла руками и ногами ствол дерева. Словно сквозь вату почувствовала, как чьи-то руки (судя по лёгкости прикосновений, это была Кана) надели на неё украшения Морских Ярлов — и Сила вошла в неё.

Теперь главное — сосредоточиться и ничего, ровным счётом ничегошеньки не делать. Удержать то, что Эккер называл поток, в себе. Остальным займутся патентованые маги, а откат примет на себя дерево.

— Готова, — услышала Линн словно со стороны свой чуть деревянный голос.

Ей даже не нужно было открывать глаза — словно сквозь толщу чуть мутноватого стекла или воды девушка видела четыре столба бездымного ровного пламени в вершинах квадрата. А в центре, словно приговорённая к казни через сожжение, обнимала столб она сама. Вот один столб шевельнулся, разбрызгивая гаснущие язычки огня, и от замершей Линн к нему побежала искрящаяся синим и белым дорожка. Сила воды — ага, значит это Эккер...

Другой столб пламени колыхнулся, и целый поток весенней свежести протянулся от девушки, образуя другую дорожку. Эльфийка... да, твоя магия красивая, привлекательная — даже чарующая. Жить — это прекрасно.

Едва не теряя сознание от обилия разрывающих её невидимых сил, Линн ещё нашла способность удивиться безмолвной гладкости и твёрдости камня, что образовал третью — ровную и блестящую, словно отполированная, тропинку. Ну, тётушка Фло, тебя не признать было бы и вовсе грешно. Уж по одному тому, как привычно и легко ты обращаешься с пока загадочной для меня магией.

Легчайшим выдохом стряхнув с верхней губы набежавшую солёную капельку пота, девушка почувствовала, как голова слегка закружилась. Взвились со своих мест все слова и образы, что Линн помнила. Взвились — чтобы образовать в ней поющий неслышимую песню хоровод. И тут же излиться в сторону четвёртого, последнего столба пламени чернотой уходящей жизни.

Ох... как же это... больно и в то же время настолько сладостно... Вцепившись в уже не ощущаемую шершавость дерева всеми конечностями и прижавшись всем телом, она сотрясалась в сладостных конвульсиях, пронизывавших всё существо... Ох, боги, так хорошо мне даже с Карлосом не было... только удержаться! И всё же — матово чёрная дорожка соединила постепенно приходящую в себя Линн с чернокнижником.

Мир, доселе мутный и невыразительный, озарился светом. Неярким, подрагивающим, исходящим не от светила или других источников, а от всего, что этот мир составляет. От четверых проявившихся из столбов пламени волшебников. От розовато мерцающего воздуха и нежно-персикового цвета дуновения воздуха. И даже от золотисто-оранжевого муравья, что по щеке Линн деловито тащил свою ношу, не обращая на чудачества двуногих великанов никакого внимания.

Только лишь сама она, вцепившаяся в ствол дерева как в последнюю опору и надежду, оставалась тёмной и пустой — словно заброшенный дом. Но постепенно и в ней родился свет — резкий, беспощадный и синий. Столь чисто синий, какого и не бывает в природе. И свет этот мало-помалу наполнял её, словно его наливали в высокогорлый кувшин. Дойдя до звенящей какой-то пустотой головы, синева поколыхалась немного в сомнении — и излилась несколькими тонкими лучами.

Самый сильный, хоть и толщиной не больше вязальной спицы тётушки Фло, пронизал мир с лёгкостью просто необыкновенной — и упёрся в прибрежный гранит утёсов далёкого островка.

— Я знаю это место! — громом в ушах отозвался медленный, низкий и рокочущий голос морского колдуна. — Остров Сегед в Малой Наветренной гряде. Давай дальше, девочка моя!

Чуть более тонкий луч вымахнул на морские просторы — и ушёл в поднявшуюся перед ним на полнеба Ледяную Стену на крайней полуночи. Ах, какая незадача!

— Эта вещь потеряна! Всех сил не хватит добыть её оттуда! Дальше! — торопил её всё тот же гулкий басовитый рокот.

И последний, тоненький и робкий лучик, неуверенно колыхнувшись, ушёл в землю где-то в дюну на берегу моря. И застонал почти слышным плачем, высветив внутри гробницу вельможи — столь древнюю, что в ней истлела даже паутина.

Не то чтобы по ушам, но по всему телу хлопнул удар грома:

— Запомнил! — это проклятый чернокнижник с ходу узнал привычные ему обители смерти.

— Всё? Вытаскиваем? — голос эльфийки даже в таком виде воспринимался как струйка холодной воды посреди пустыни.

Линн завертело. Нет, умом она понимала, что по-прежнему стоит вцепившись в ощутимо подрагивающее дерево. И всё же она закрутилась винтом в становящейся всё быстрее пляске огней — и выскочила на поверхность словно поплавок, задыхаясь и жадно глотая воздух пересохшим ртом. Дождавшись, пока вращение перейдёт в этакое лёгкое и чуть игривое покачивание, девушка открыла глаза.

Мир вокруг был ярким и солнечным, и после всех этих магических катавасий показался вдвойне желанным и милым. Правда, ему грозило ещё не унявшееся после пронёсшегося урагана волнение откуда-то с океанских просторов.

Тётушка Фло, неодобрительно ворча что-то под нос, быстро сняла с Линн диадему, расцепила застёжку колье. Девушка потрясла головой, отгоняя от себя остатки неохотно уходящей Силы и забрызгав всех холодной морской водой.

— С каждым разом всё труднее уходит, — пожаловалась она почтенной волшебнице еле ворочающимся языком.

Та с подозрением посмотрела на неё и кивнула.

— Всё! Отныне никаких магических действий, пока ты не научишься контролировать себя. А уж теорию я в тебя вдолблю так, что вовек не забудешь. Или ты забыла, милочка, что отныне моя ученица?

Молоденькая будущая ведьма слегка улыбнулась.

— Не забыла. И не откажусь от ученичества.

Из-за деревьев выскочил немало обеспокоенный дон Карлос и тут же бросился к своей ненаглядной. Обнял-приголубил, а сам нет-нет да поглядывал неодобрительно на напрочь засохшее мощное дерево со слегка обугленным внизу стволом. Эльфийка еле оторвала парня от Линн, осмотрев ту и заставив выпить глоток чего-то радостно-бодрящего.

А тётушка Фло, убедившись, что девушке не грозит ничего страшнее объятий Карлоса, уже беседовала со своими коллегами по магическому ремеслу. Линн сквозь ватную тишину в ушах прислушалась.

— ... Хорошо, остров мы знаем, там уже проще найти. А могилка? — тут пожилая волшебница неохотно перевела взгляд с изрядно вспотевшего от волшбы Эккера на уже чадящего трубкой чернокнижника. Тот пожал плечами:

— Совсем рядом с этим, как его... Сарноллом. Направление и место я засёк, найду хоть с завязанными глазами.

Волшебница обрадовано кивнула.

— Сарнолл? Прекрасно! Оттуда и начнём, а в порту сядем на корабль — и на остров как-его-там.

— Да что ж тут прекрасного? — недовольно проворчал Эккер, утирая лицо платком. — Ненавижу гостиницы! Клопы, давка, вонь...

Тётушка Фло призадумалась на сетанг, будучи примерно такого же мнения о сервисе постоялых дворов. Затем лицо её осветилось, и волшебница радостно прищёлкнула пальцами.

— Ага, чуть не забыла — можно ведь поселиться у Шалики! — воскликнула она и пояснила. — Это моя правнучатая племянница. Между прочим, не последняя в Купеческой Гильдии... Домище в Сарнолле у неё не меньше моего, а мужа пока что нет.

— Как-как? Шалика? — навострила ушки Линн, а затем громко и даже, я не побоюсь этого слова — неприлично — захохотала.

Остальные, озадаченные и ничего не понимающие, переглянулись и только пожимали плечами. А девушка всё смеялась и никак не могла остановиться — её всё-таки настигла расслабуха после перенесённых испытаний. Откат, или учёно говоря — реакция. В конце концов Кана, с которой никто и не снимал обязанности целительницы, прошептала над нею какое-то заклинание, после чего легонько дунула в лицо.

Смех как отрезало. И Линн, всё ещё покачиваясь на нетвёрдо стоящих ногах, отдышалась и кое-как пояснила.

— Да ведь в дом Шалики-то я и должна была залезть в ту ночь. Там была засада, потому-то я и перенацелилась на хоромину толстяка Соломона, главу ихней купеческой Гильдии...

Именно вот так и началось ещё одно безумное и чрезвычайно поучительное приключение.


* * *

Часть четвёртая. Танцы с Ведьмой до упаду...

— Молчать, деревенщина! И сколько же до ближайшей деревни идти придётся? Я тебя спрашиваю! — голос баронессы взвился до небес в своей пронзительной визгливости.

Кучер виновато пожимал плечами да переминался с ноги на ногу, потупив испуганный донельзя взгляд пред очами светлейшей госпожи. Рядом с ним бестолково топтался лакей в шитой алой и золочёной тесьмой ливрее, а другой точно такой же безуспешно пытался приладить отвалившееся колесо к накренившейся набок лакированной карете с баронской короной на дверце. Будто и так было неясно — полуось лопнула, и без услуг кузнеца, а то и плотника тут не обойтись.

— Отвечай, бестолочь! О небо, да за что же мне такое наказание со слугами? — худая как жердь баронесса де Квинсей воздела блеклые глаза к небесам, словно они и впрямь могли ей что-то подсказать.

День клонился к вечеру, в обозримой местности деревень, а равно и спешащих на помощь мастеровых что-то не наблюдалось, так что возмущение почтенной пожилой леди в глухом платье чёрного креп-де-шина было вполне понятным, и между нами говоря, даже естественным. Карета едва не опрокинулась, когда большое изящное колесо наехало на чуть присыпанное пылью, невесть откуда взявшееся на дороге бревно. Что за этим последовало, легко угадать даже человеку абсолютно от таких дел далёкому.

Вот и стоит посреди пустынной дороги знатная дама да распекает кучера, вовремя не заметившего помеху. Выряженных лакеев — за то, что не в состоянии ничего ни сделать, ни предпринять. А заодно и весь белый свет скопом.

— Да как ты смеешь перечить? — взвилась по новой переводящая дух и чуть утихшая было баронесса, едва кучер собрался с духом предложить распрячь лошадей да поскакать в ближайшую деревню за кузнецом.

Тот окончательно вжал голову в плечи и замолк — на этот раз надолго. И неизвестно, чем бы закончилась эта не такая уж редкая на наших дорогах сценка, если бы на пригорок, с которого сюда сбегала лесная дорога, не вынеслась с той стороны щегольская белая с золотом карета, запряжённая четвёркой великолепных белоснежных лошадей.

Поездка могла бы быть просто прекрасной. Погоду господин Эккер и тётушка Фло по взаимному уговору сделали слегка облачной — чтобы не было жарко. Но без дождя. Карета, чудо волшебных изысков, появившаяся после длинного заклинания волшебницы буквально из ничего, несомненно являлась подлинным шедевром. Линн не была таким уж знатоком поездок на подобного рода средствах, но ни на сетанг не усомнилась, что мягкостью хода и удобствами это бело-золочёное воздушное нечто посрамит все родственные ей коляски, дилижансы и прочие, кажущиеся такими грубыми и несуразными рядом с ней поделки.

Всё бы ничего — но Линн вертелась как на иголках. То высовывалась в отворённое окно, подставив лицо рассеянному свету и тёплому ветерку и напропалую кокетничая со скачущим рядом Карлосом. То откидывалась опять на чуть колышущиеся бархатные подушки и продолжала читать толстенный том "Общей Магии" — занятнейшая, я вам скажу, книга, когда напротив на подушках восседают тётушка Фло и господин Эккер, готовые тут же разъяснить малейшее непонимание содержимого.

А иногда по просьбе пожилой волшебницы карета останавливалась, и сидящие внутри выходили чуть размять ноги. Или по иной надобности.

Дон Карлос и барон Валле, изъявившие желание не париться в карете, а совершить поездку верхом, накануне сторговали у барышника пару вполне симпатичных коняшек — черных аж до лоска и горячих до умопомрачения. Впрочем, почуяв железную руку опытного наездника, каждый конь вёл себя вполне пристойно, так что троица в карете путешествовала как бы под не столько охраной, сколь с почётным эскортом из весьма высокородных дворян, что немало позабавило тётушку Фло. Равно как и придало здорового тщеславия самой Линн.

Но самое пикантное было то, что на козлах восседала эдакая златокудрая бестия — красивая как детская мечта и бесшабашная, словно юный гардемарин, девица. Кана сама вызвалась править четвёркой волшебных, дивной красы и неутомимой прыти белых лошадей, и теперь с высоты своего сидения гнала карету по дороге, заставляя остановиться, оглянуться и изумлённо протереть глаза встречных. И вгоняя в ступор ошеломлённых зевак в оставленных позади деревнях и городишках, через которые проходил тракт на Сарнолл.

Сарнолл. Родина, как-никак — однако сколь Линн ни искала в своей душе хоть каких-нибудь признаков ностальгии или волнения, она не находила ровным счётом ничего. Ни-че-го-шень-ки! Совершенно равнодушно вспоминала грязные и закопчённые дома родного квартала, простор площадей и скверов богатого района, каменную громаду Моста через Изель. Лишь припомнившийся вид на море с любимого места на меловом обрыве рядом с портом что-то всколыхнул в её сердце.

Море. Своенравное и прихотливое — как она сама. И в то же время могучее и свободное. Станет ли она и такой же когда-нибудь? Возможно, возможно — ход в этой партии сделан, и ошибиться она, Линн, попросту не имеет права. Обязана выиграть, кто бы ни сидел по ту сторону гигантской доски для игры в трик, именуемой Крумт. Или Зееландия — кому как нравится...

Из задумчивости её вывело неопределённое восклицание правящей лошадьми эльфийской волшебницы и быстро замедляющийся бег кареты. Положив закладку в книгу и захлопнув её, Линн высунулась в окошко и обозрела вечереющие окрестности.

Они как раз съезжали с пологого холма, коими изобиловала эта лесистая местность, так что дорога была видна далеко. И чуть впереди, у кривой берёзы виднелась сильно накренившаяся набок карета, смирно пощипывающие травку на обочине лошади. И бестолково суетящиеся люди, коих на все лады распекала чопорная дама в строгом чёрном платье. И весь вид у старой змеюки был настолько пренебрежительно-высокомерным, что у Линн прямо-таки зачесались ладони — проверить состояние и вес кошелька этой злющей карги. Тоже мне, блаародная!

Однако девушка сдержала свои хищные рефлексы и только недобро ухмыльнулась. Едва дождавшись, когда явно вознамерившаяся остановить карету Кана совсем умерит бег лошадей, она открыла дверцу и выскочила на дорогу. Не отходя, впрочем, далеко от кареты.

Рядом с ней спрыгнул с коня дон Карлос и, мило подмигнув, пошёл узнать, в чём тут дело и какая надобна помощь попавшей в неприятность даме. Ужели вы думаете, что молодой кабальеро откажется помочь, пусть даже на вид такой и неприятной особе?

Дальнейшие события развивались словно в замедленном сне, и Линн потом долго просыпалась в холодном поту, ещё слыша в ушах свой затихающий животный крик.

Лёгкий резкий посвист — уж теперь-то она не спутает этот звук ни с каким другим — затем болезненный вскрик сидящей на козлах эльфийки. И Кана с каким-то удивлённым выражением на точёном лице медленно валится с высоты своего сидения — а из левой груди её торчит длинная стрела с серо-крапчатым, как отчего-то явственно заметила Линн, оперением. А нежно-розовое платье стремительно окрашивается алым, и такая же струйка вытекает из уголка изогнувшихся в муке и изумлении прекрасных губ.

Эльфийка падает медленно, словно в воде — и удивление на её лице постепенно сменяется детской обидой. Чарующе зелёные глаза закатываются к небу, и вот её уже подхватывает на руки едва успевший нахмуриться Карлос.

Больно ударив по плечу, рядом с Линн вдруг пролетает что-то массивное и колючее. Это барон, прыгнув прямо с лошади, уже движется в то место подлеска, откуда вылетела стрела. Девушка ещё успевает заметить, как в воздухе его искрящаяся кольчугой фигура хищно искривляется, и в правой руке оказывается вытащенный из заплечных ножен длинный меч. Он с хряском бьёт по туманно колышущемуся пятну — и оттуда вылетает... о боги! Вылетает половина чьей-то головы, расплёскивая кровь и что-то серое с белёсым.

А сама Линн шарит и всё никак не может оторвать от крепления приделанный с внутренней стороны дверцы лёгкий арбалет. Ну, наконец! Модель знакомая — взводится одной рукой или ногой. Механизм исправно щёлкает, едва туфелька девушки до конца выжимает специальную рукоять в форме стремени. Болт уже на месте, выдавленный пружинкой из специальной обоймы...

Барон разворачивается в полёте, пытаясь достать мечом вторую фигуру, появившуюся из-под лопнувшего маскировочного заклинания. Медленно тянется, выворачивая руку в плече и тщась дотянуться — но неумолимая сила инерции проносит его дальше, заставляя потерять драгоценное время. Линн видит, как второй злодей поднимает ладонь, и оттуда уже готово брызнуть что-то слегка светящееся алым и наверняка смертельное.

В поле зрения откуда-то сверху пикирует блестящая старой бронзой птица. Нет — это дрорда с присущей ей неугомонностью и решительностью маленького и не знающего страха сердца вмешалась в битву. С её мордашки срывается и летит нестерпимо сияющий шар огня. Он бьёт наотмашь — и расплёскивается в стороны безвредными сполохами пламени. Похоже, злодей защищён соответствующей магией, и теперь его очередь.

Но поздно!

Глаза Линн расширились просто на пол-лица. И всё же отметка прицела арбалета уже подлетела к переносице колдуна, а палец сам собой мягко — как учили — и нежно вжимает спусковую скобу.

Железный рычажок выходит из паза, и выточенный из твёрдого дерева "орех" начинает проворачиваться, своей прорезью пока ещё удерживая неистовую ярость взведённых пружин. Тетива стонет, дрожит от натяжения — быстрей, быстрей! — и вот она, вырвавшись наконец из зацепления, подхватывает толстенький металлический стержень.

Путь по натёртой воском направляющей совсем короток, но арбалетный болт успевает, коротко взревев от ярости, набрать скорость. И вот наконец он вырывается на свободу, устремляясь вперёд к своей цели — с ясным и недвусмысленным приказом: Убей! И рвётся туда со всей мощью и надёжностью калёного железа.

На лице колдуна ещё успевает появиться удивлённое выражение — его раскосые брови взлетают вверх, а рот раскрывается в визжащем, длящуюся целую вечность крике...

И всё же он успевает. За оставшийся ему жить волосок растянувшегося в струну времени с его ладони слетает маленький светящийся клубок и, оставляя за собой дымящийся шлейф, устремляется прямо в широко распахнутые глаза Линн. Его голова расцветает алым цветком — Есть! Точнёхонько! — но предсмертный привет колдуна растёт, растёт, приближаясь.

Девушка неуклюже, подворачивая ногу, запрокидывается назад, намереваясь пропустить этот поцелуй смерти над собой. И ей это почти удаётся...

Почти. Ибо сверху над головой она видит лицо некстати выглянувшей из дверцы тётушки Фло. Волшебница, что-то спрашивая у заваливающейся навзничь девушки, не замечает летящего в неё клубка убийственного заклинания. И всё, что остаётся задыхающейся от холодной ярости Линн — это вскинуть ему навстречу ладонь. Пустую ладонь, защищённую лишь судорожно выкрикнутой, единственной выученной эльфийской руной

Lau*!!!

Обжигающая, заставляющая вывернуться в судороге всё тело боль взорвалась в левой руке, мир вокруг схлопнулся до размеров вязкой душной черноты — и померк.

* Lau — нет (эльф.)


* * *

Ван Хален насупился. Сетанг-другой теребил обшитый мягкой кожаной лентой край камзола, затем поднял взгляд на собеседника. Но жрец храма Всех Ветров не отвёл глаз и со всё тем же бесконечным терпением повторил:

— Заверяю вас, почтенный капитан — в ваших словах, равно как и в рассказах ваших людей ни у кого нет ни малейшего сомнения. И всё же морские и небесные боги отказываются принять ваше пожертвование. Сделанное, вне всякого сомнения, от чистой души и всего сердца — в благодарность за чудесное спасение корабля и экипажа.

Оба почтенных, широко известных и не менее уважаемых человека стояли на холме, с которого открывался прекрасный взгляд на Сарнолл, а пуще всего на порт. Ну ещё бы — от пристаней сюда вела широкая, прекрасно вымощенная и отнюдь не пустующая дорога. Ибо всякий моряк, капитан или купец перед плаванием обязательно заглянет сюда, дабы вручить свою судьбу воле бессмертных. Но то, что сообщил бывалому капитану много лет знакомый жрец, уже ни в какие рамки не лезло.

Ведь чудесное спасение имело место? Безусловно — ибо искалеченная "Колесница славы", не выдержавшая свирепого шторма у самого подножия Ледяной Стены и лишившаяся мачт, за несколько сетангов была перенесена в устье Изели и опущена на мелководье куда более нежно, чем сам капитан ласкал женщин. И помощь пришла в виде несомненно женской, мерцающей призрачным неземным светом ладони, спустившейся с небес — очевидцами этого был весь экипаж и даже корабельный кот Хенрикс. Да и толпы людей в самом Сарнолле.

А посему сразу после высадки на берег капитан со своими людьми поспешил сюда, в район храмов, дабы вознести благодарственную молитву и преподнести щедрое пожертвование. И каково же было их удивление, когда бессмертные покровители храмов один за другим отказывались принять горячие слова благодарности, а драгоценнейший дар отказывался гореть в пламени жертвенника, оставаясь самым недвусмысленным образом целым и невредимым.

Ван Хален бросился было к Морским Колдунам. Те, уже наслышанные о происшедшем, провели своё расследование и заверили — с их стороны никаких даже малейших действий не было. Да и вряд ли они, даже организовав Большой Круг, могли бы сотворить подобное чудо. А в том, что произошло именно оно, не было ни малейших сомнений ни у кого — от слезящегося гноем портового нищего до важных господ из магистрата. Правда, колдуны что-то говорили о том, что глава Совета господин Эккер убыл по неизвестным, но несомненно архиважным делам, и для окончательного вердикта следовало бы выслушать его мнение.

Повторный обход всех храмов результатов не дал — несмотря на то, что ван Хален был упрямым в иных вопросах, и настойчивым как таможенный чиновник. И вот теперь он стоит перед давним знакомым и почти другом, родившимся и выросшем на той же улице своим одногодком, избравшим стезю служения Всем Ветрам.

И — ничего. Ещё можно было бы понять, если бы он или его люди чем-то прогневали повелителей, но нет — те явно давали понять, что ты парень, конечно хороший, но в данном случае благодарности и пожертвования — не к нам.

Вот и думай тут...

Линн открыла глаза. Море — такое родное и ласковое, укрытое белой кипенью барашков на волнах, с которыми шаловливо играет ветер. Бесконечная, ничем не ограниченная и не сдержанная стихия. Да нет же, не стихия. Это я. Вольная и своенравная... и всё же что-то беспокоит.

Что-то тянет, тянет — словно несдержанное обещание или неисполненный долг... Ах, ну да...

— Ну, наконец-то! — первое, что девушка услышала, был голос тётушки Фло.

А первое, что увидела — она же, заплаканная и улыбающаяся одновременно. На виске бьётся жилка, и даже невесть откуда взявшаяся седая прядка рядом. Волшебница наклонилась, погладила лежащую в постели Линн. Хотела что-то сказать, но выдержка изменила ей, и она, утирая платочком глаза, только отошла в сторону.

Осторожно пошевелив глазами, чтобы не потерять из виду раскачивающуюся комнату, девушка увидела ещё одно лицо. Поковырявшись в памяти среди разбегающихся по тёмным углам как ленивые тараканы мыслей, она выцепила одну. Ах, мэтр ван Занн, известнейший на весь Сарнолл целитель... у него был такой славный, шитый гарусом и тяжёлый кошель в тот вечер... даже Упырь не побил её как обычно, а лишь насуплено кивнул...

И вновь темнота — бархатная и почему-то уютно спокойная...

Следующее пробуждение было более лёгким — а главное, более приятным. Рядом в кресле дремала опять тётушка Фло, а на Линн задумчиво и серьёзно смотрела девица лет двадцати пяти. Смазливая и небедно одетая... только вот глаза её были умными — а умниц Линн не то, чтобы не любила, но так... откровенно побаивалась. Вполне резонно предполагая, что от обладательницы таких глаз неприятностей можно огрести куда больше, чем от туповатого Сопли или глупышки Марены. Правда, прощала такой грех тётушке Фло и даже эльфийке. Ну и себе, любимой...

— Ты... вы кто? — осторожно выдохнула Линн.

К её вящему облегчению, реальность вовсе не подумала никуда удирать, и даже комната осталась на своём месте. Хотя иногда и покрывалась рябью. А странная девица легонько улыбнулась одними губами и ответила так же тихо:

— Шалика, — а затем, заметив в глазах Линн лёгкую панику и усмехнувшись чуть откровеннее, добавила. — Вижу, знакомо тебе имечко. Ты как?

Линн присмотрелась. Нет, решительно не похожа. Нет в купчихе ничего эдакого... ни барской надменности, свойственной людям небедным, ни холодноватой презрительности, столь въевшейся в аристократов. Зато во взгляде присутствует нечто неосязаемое... Скорее учёная крыска — гувернантка из хорошего дома или преподавательница из школы для богатеньких чад. Или даже жрица в солидном храме, причём в ранге отнюдь не послушницы...

— Ничего, — ответила девушка, ничем не выдав своих рассуждений и тут же, поймав за хвост ускользающую мысль, спросила в ответ. — Что с Каной?

Оказавшаяся богатой купчихой русоволосая красотка неопределённо повела крытым шалью плечиком.

— Говорят, жить будет. Но сюда не вернётся...

Вселенная гудела, словно гигантский колокол. Ревела в муках, содрогаясь от чудовищных ударов. Сотрясалась так, что у великанских зубов гор ныли корни. Демоны и элементали испуганно жались в своих подземных норах, а птицы просыпались и взмывали в воздух, бестолково метаясь и предчувствуя скорую погибель.

Да, наверное, конец света таки и пришёл бы — ибо маленький человечек, окружённый чёрной мельтешащей хмарью, бил и бил в исполинский набат. И столь велика была сила его, помноженная на ярость и желание достучаться до сердец безучастно взирающих богов, что он готов был развалить мироздание, но добиться своего.

— Кто бы ты ни был, могущий спасти её — приди!

Рухнула, не выдержав отчаяния, вершина в горах, породив ещё большее землетрясение. Зазмеились чудовищными трещинами земли. И только тут сероглазая и златовласая женщина неземной красоты, что склонив печально голову, сидела у отражающего эту картину волшебного зеркала, со вздохом произнесла.

— Ну что тут поделаешь, иду...

Взвился зелёным вихрь лесных веток и листьев, и на грешную землю у дороги, где застыли две кареты, ступила Королева Эльфов. И склонили головы перед ней звери и птицы, деревья и кустарники. И сама твердь земная услужливо расстелилась пред нею зелёным травяным ковром, устилая путь светлейшей. И подошла она к одной из дочерей народа своего, поражённой стрелой прямо в сердце, и забрала её в незримые дали — где всегда весна и нет места горестям и печалям...

На самом деле, в отличие от столь возвышенных строк, трудолюбиво запечатлённых летописцами Зееландии, всё было куда прозаичнее. И немного по-другому.

— Ну что шумишь, возлюбивший Тьму? — от холодного неприветливого голоса повелительницы перворождённых у Валле вокруг сердца словно обвилась стальная змея.

— Ты можешь спасти её? Если нет — уходи, — его голос был чуть хриплым от натуги.

Ибо он всеми силами своего чёрного искусства удерживал истаивающую сущность дрожащей в муках эльфийской волшебницы, а холодным разумом заклинаний раскачивал призывный колокол, взывая в самые основы мироздания.

— Что в том тебе, презренный? И как ты смеешь приказывать — мне? — точёная соболья бровка чуть приподнялась в гневе, а роскошные золотые волосы чуть вспушились, заиграв сполохами огня.

— Если спасёшь Кану Меллосет — требуй от меня чего хочешь, — глаза чернокнижника полыхнули таким неистовством, что сама Королева вынуждена была на миг заслониться от его взора ладонью. — Если нет, проваливай отсюда и не мешай.

Лёгкая и чуть горькая усмешка тронула холодные прекрасные губы.

— Мне от тебя ничего не надо. Отпусти её, и пусть всё идёт своим чередом, — а в голосе её проскользнула беспомощность.

— Прочь! — рыкнул хриплый голос, и колокол вселенной загудел с такой яростью, что даже повелительнице эльфов пришлось сделать полшага назад, чтобы удержаться на трясущейся, словно в предсмертной лихорадке, земле.

— Остановись, смертный — с уходом одной перворождённой мир не должен перевернуться! — серые глаза смотрели строго и повелительно.

— Нет! Я поставлю богов перед выбором — всё или ничего!

Бесконечно долго смотрели холодные глаза, прежде чем Королева решилась.

— Хорошо, я сделаю всё, что надо — но вы больше никогда не свидитесь. Даю слово Элеанор — сестра моего племени будет исцелена, телом и разумом. И будь ты проклят, вымогатель...

Хриплый смех, больше похожий на волчий вой, был ей ответом.

— Я и так проклят — богами и людьми. Одним проклятьем больше, одним меньше. Но учти, светлейшая — я проверю, и горе тебе, если ты слукавишь каким-либо способом.

Что произошло дальше, не мог описать толком никто из разинувших рты присутствующих — уж слишком разнились их воспоминания. Но в общих чертах это было вроде накрывшей весь мир волны зелёного сияния — сладкой, поющей.

А когда она схлынула, Королева исчезла. Забрав с собой и смертельно раненую волшебницу.

Линн слушала рассказ тётушки Фло, одновременно с этим поедая с ложечки растёртое в пюре яблоко, что заботливо скармливал ей непривычно серьёзный дон Карлос. И что-то до боли знакомое было в этой картине — только наоборот.

— А дальше? — девушка улучила момент между двумя ложечками и подала голос.

— А дальше... — тётушка Фло покачала головой. — Дальше тебя срочно привезли в Сарнолл. Эккер с Карлосом подняли на уши весь город, и таки выдернули из постели лучшего целителя, да притащили сюда, завернув в плащ и перекинув через седло на манер похищенной невесты. А барон пригрозил ему всеми некромантскими карами, если тот не сумеет вернуть тебя в норму, и чтобы даже следов не осталось.

— Ну, и? — нетерпеливо пискнула Линн, скосив глаза на замотанную пряно пахнущим компрессом левую руку.

— О-о, — чуть насмешливо протянула неслышно вошедшая в комнату... ах, да — Шалика. — Потом события окончательно стали достойны пера борзописца, сочиняющего душещипательные дамские романы.

На дородного, ещё не так давно весьма уверенного в себе целителя просто невозможно было смотреть без улыбки. Маленький круглый пузанчик в нежно-зелёного цвета ночной сорочке, из-под которой смешно выглядывали нелепо покрытые от холода пупырышками босые ноги. И в довершение всего — длинный ночной колпак. Ну скажите на милость, смогли бы вы относиться к такому коротышке серьёзно?

— Я вас таки уверяю, — голос у ван Занна оказался бархатистым, внушительным и солидным, столь сильно отличающимся от внешнего облика, что эффект это производило просто неописуемый. — Такие раны, нанесённые с помощью магии, в моей практике почти не встречались.

— Жизнь девушки и её здоровье вне опасности? — раз, наверное, уже десятый уточнила тётушка Фло, что сидела у постели бесчувственной Линн и втихомолку заливалась слезами.

— Шёб мне не жить, клянусь моей матерью! — с жаром воскликнул маленький целитель, осторожно накладывая на обожжённую до кости девичью кисть охлаждающий компресс из листьев риневела. — Но если вы хотите моего совета...

Дальнейшую историю Линн слушала широко раскрыв глаза от изумления. Будучи от роду ни разу не читавшей рыцарские, а равно и дамские романы — ввиду трудного детства, как говоривают в иных местах и в иные времена — она только успевала хлопать ресницами.

Оказывается, у чернокнижника тоже имелся недюжинный талант ходить эльфийской быстрой тропой. Да такой, что не успело солнышко спрятаться и уйти на ночной отдых, как дон Карлос, везущий на коне почти бездыханную Линн с кое-как перевязанной рукой, и ведущий коня в поводу Валле уже вышли из лесу в виду городских стен Сарнолла. Гостиницу, имеющую несчастье обосноваться вблизи ворот, попросту взяли штурмом и выкинули оттуда всех постояльцев вкупе с хозяевами, прислугой и прочими поварятами. Те пытались что-то вякать, однако чернокнижник без лишних слов нечто такое пошептал — от чего перепуганные граждане удирали поддерживая испачканные портки.

Как дон Карлос со шпагой в руке вытащил из постели лучшего целителя города. И при этом вид имел такой грозный, что стражники старательно прятались по подворотням, тщательно отворачиваясь и отводя глазоньки. Как ван Занн, быстро осмотрев пострадавшую, заявил, дело, мол, плохо. Но... вот тут за едва одетого целителя принялся грозный некромансер, коему уж и вовсе самой природой велено наводить страху на людей.

Однако ж, у коротышки ван Занна со страху мозги сработали как надо — и он сообщил, что тут надо бы эльфов или святых братьев. Уж больно пакостной магией девицу прищучило. Дальнейший допрос показал, что ближайший остроухий обретается на другом краю города. И причём никто иной, как посланник — сиречь лицо насквозь официальное и неприкасаемое. За эльфом поехал барон собственной персоной... ну, дом посланника обещают в ближайшее же время отремонтировать. А насмерть перепуганный эльф, коего суровый чернокнижник вытащил из постели, которую тот делил сразу с двумя несовершеннолетними соплюшками, вовсе не обладал талантами к целительству.

Но заверение барона, что он забудет о кое-каких вовсе не невинных забавах эльфа с малолетками — а насчёт этого и в Крумтовском законодательстве имеются весьма недвусмысленные статьи — возымело действие. И посланник с весьма похвальной шустростью припомнил, что да — обретается тут неподалёку в лесах некий друид, невесть за какие грехи изгнанный из Круга лесных братьев.

О подробностях вскоре вернувшийся барон хмуро помалкивал, равно как и притащенный за жидкую бородёнку замшелый дедуган, оказавшийся тем самым друидом. Однако ж, дело своё старый пенёк знал на совесть, благо грозный чернокнижник пообещал ему за хорошую работу не только жизнь, но и ещё притащить из преисподней рог от какого-то тамошнего демона с заковыристым названием, обладающий жутко таинственными, хоть и насквозь незаконными свойствами.

Из комнаты, где происходило само священнодействие, друид обоих мужчин выпер, так что сам процесс остался неизвестным. А друид молчал куда там тому немому — словно воды в рот набрал. Так что у Линн рука будет в полном порядке, и даже без шрамов...

"Хоть какая-то приятная новость" — подумала девушка, пока волшебница переводила дух и запасалась воздухом для дальнейшего повествования. — "Но что-то тут всё равно не то"

Из дальнейшего рассказа тётушки Фло выяснилось, что пока друид пел свои пляски с бубенцами да травки курил, чернокнижник рванул обратно на место происшествия...

— Быть может, обойдёмся без банальной уголовщины, барон? — господин Эккер смотрел хмуро, но активных действий предпринимать что-то не порывался. Знает, старый жучара, за кем тут сила...

Хмурый и мрачный чернокнижник прижимал почтенную волшебницу к стенке кареты, словно ухватистый кавалер смущённую девицу — правда, совсем с иными целями. В непосредственной близости от её горла блестел немалой величины меч. А горящий взор чёрного колдуна прямо-таки лучился недоверием.

— Вы бы, голубь мой синеухий, отвели в сторонку ту каргу в чёрном да челядинцев её — ни к чему лишние свидетели, право... Зачищать ведь придётся. А с вами потом разговор отдельный будет.

Едва изрядно недовольный колдун повиновался, как барон заговорил вновь, и уж в голосе его вряд ли можно было найти добродушие или усмешку. Придвинув ближе к лицу едва смеющей дышать почтенной волшебницы свой неярко сияющий магический светильник, он негромко выговорил примерно следующее:

— А вот теперь, любезнейшая моя тётушка, побеседуем всерьёз. И хочу я ни мало ни много, чтобы вы мне открылись. Если непонятно выражаюсь — открыли мне свой разум, вместе со всеми потрохами и тайнами, что там у вас есть. А я уж потом посмотрю, что с вами делать.

Однако волшебница была дамой ещё той, старой закалки, когда девицы не падали в обморок от одного лишь вида крови или направленного на них оружия. Осторожно скосив глаза в сторону острого стального жала, она сглотнула подкативший к горлу комок и как можно более твёрдым голосом произнесла.

— Предупреждали же меня насчёт ваших нравов... Как понимаю, на почтенное обращение с леди я рассчитывать не могу — но всё же, какие у вас основания для подобной грубости?

Еле заметная ухмылка скользнула по осунувшемуся от усталости лицу чернокнижника.

— Ну-у, тётушка — не ожидал от вас такой наивности. Брёвнышко на дороге, малость присыпанное пылью — любимая шутка знающих людей. Лошади переступят не сбившись с шага, а вот карета навернётся качественно и, что самое главное, быстро. Каюсь, проделывал подобные шуточки с врагами своими и Императора, было дело. Кроме того, те двое пальцем не тронули баронессу как-её-там. Не кажется странным?

Он усмехнулся этак нехорошо, а клинок в недрогнувшей руке то чуть прижимался, холодя нежную женскую кожу, то чуть отдалялся — словно забавляется, злодей.

— Ждали явно нас. Да и по их глазам я нечто подобное заприметил — опыт соответствующий имеется. Далее — заклинание, что тот колдунишка успел выпустить, я признал сразу. Дохленькое, между нами-то говоря, но весьма заковыристое — для чернокнижника в самый раз. Вас или кого другого попекло бы сильно, но не более того. Что и случилось с Линн. А вот мне, родимому, не сдобровать бы — да что-то лопухнулся он, не попал. Внимание они, стервецы, первой каретой отвлекли грамотно, тут ничего не скажешь, вот я и попался. Стрелку полголовы снёс — тут даже такой некромант как я не сможет допросить покойничка. Вернее, покойницу.

Молодой человек чуть собрался с мыслями. Но видя, что волшебница отвечать и не думает, продолжил.

— Была надежда допросить того колдуна, да вот промашка вышла. Болт, что ему девчонка так лихо в лицо всадила, оказался мало того что c серебряным навершием, да ещё и с магическим довеском, заранее нанесённым. Так что и колдун для подъятия с последующим допросом годен не более, чем придорожный камень. Это на какого ж зверя, тётушка Фло, у вас в карете такой арсенал собран? Не на одного ли молодого оболтуса в чёрном плаще? И не многовато ли совпадений — ведь даже я не знал с вечера, что поедем в карете и по какой дороге?

Поскольку плотно сжатые губы по-прежнему хранили презрительное молчание, барон покачал головой.

— Нет, уважаемая моя, молчать у вас не выйдет. Вы у меня в любом случае заговорите, прямо защебечете аки горлица весенняя. Даже в виде зомби — или забыли о моей профессии? Только потом вам будет всё равно — я даже постараюсь устроить вам весьма гадкое и мучительное посмертие. Есть там у меня в Нижних Мирах ребятки, кое-чем мне весьма обязанные, есть. А могу и вовсе лишить всякого посмертия, что бы там ни болтали на этот счёт святоши.

Он устало вздохнул.

— В общем так, госпожа волшебница. Времени у нас с вами мало. Два варианта. Либо через квадранс я буду допрашивать ваш ещё не успевший остыть труп со всеми вытекающими из этакой оказии последствиями. Либо вы прямо сейчас отдадитесь мне со всем пылом юной служаночки — только не телом, а душой. Добровольно и со всем страстью. Считаю до трёх. Один... Два...

Рука его с мечом чуть отодвинулась для короткого замаха, и по еле заметно сузившимся, непроницаемо-холодным глазам волшебница поняла — эй, да тут всякие шутки в сторону!

— Хорошо. Подождите же! — взмолилась она. — Я открою вам разум — только мне нужно чуть собраться с духом.

— Но без шуточек, — предупредил её чернокнижник, глядя прямо в глаза.

И волшебница вдруг со всей ясностью поняла — да, заранее запасённая на крайние варианты пара сюрпризов тут не пройдёт. Слишком уж ушлый и тёртый этот парень... А взор ох какой недобрый!

— Будь ты проклят, — кое-как шепнула она.

Не отводя взгляда от словно бездонной чернотой притягивающих глаз, почтенная волшебница старательно очистила мысли от посторонних сиюминутных дрязг. И медленно, содрогаясь от стыда и отвращения, открылась навстречу — вся и без остатка.

Линн пошевелилась. Протянула ладонь, мягко, сочувствующе погладила руку примолкнувшей волшебницы. Впервые она заметила, что магический браслет-заглушка ныне обретается на правой. Похоже, по крайней мере голова моя приходит в норму — в конце концов увидела.

— Это было настолько... плохо? — негромко, участливо спросила она.

Тётушка Фло криво усмехнулась.

— Один раз, довольно давно, мне уже приходилось подвергаться подобной процедуре. Скажу тебе, это похуже изнасилования. Правда, этот сумел проделать всё весьма деликатно, даже не без изящества, я бы сказала...

— Ну вот и всё, а вы боялись, тётушка, — процедил некромант, правда, без особого восторга в голосе. — И вовсе не больно.

Не освобождая взгляда подопечной, он легонько вздохнул.

— Ну что ж, где-то ошибочку допустил я, поросюшка... а ведь все подозрения прямо на вас, любезная графиня, и указывали. Знаю, знаю, потом дуться будете и прикидывать, как бы мне что-нибудь острое меж лопаток подстроить. И всё же, позвольте подсластить пилюлю напоследок...

Что уж он после этого там пошептал или сделал глазами, того не ведаю — не по моему разумению дела бесовские, только волшебница вдруг задышала чаще. Гладкие щёчки слегка порозовели, глаза этак красиво заблестели. Всё ещё не в силах вырваться, она судорожно выдохнула раз, другой. Затем вздрогнула всем телом — ещё сдерживая себя, но уже попавшись в сладкую истому, словно пчела в сироп. И еле слышно застонала — гортанно, чувственно.

Ноги её подломились. Поскольку меч чернокнижника давно уже перекочевал в ножны за спину, волшебница вцепилась в своего сладкого мучителя. Затем уже откровенно повисла на нём, обняв руками и прижавшись всем содрогающимся телом.

А он, злодей, всё не отпускал. Не ухмылялся, правда, и на том ему спасибо. Смотрел серьёзно, и даже с некоторым сочувствием. Сделал что-то ещё раз — и вновь пароксизм удовольствия прокатился по всему женскому телу. И ещё. И ещё раз — пока полностью покорившаяся вновь и вновь накатывающим бурным и сладким судорогам сущность её не издала крик страсти — откровенный и задыхающийся от счастья...

— Господин Эккер, составьте компанию баронессе в карете. Челядинцы её на задке поместятся, баулов у нас не так много. А мы с тётушкой Фло на козлы сядем.

Видя, что почтенная баронесса, придерживая длинный подол чёрного платья, пытается что-то возразить, барон ухмыльнулся с эдакой подкупающей простотой.

— Ночь ведь — вы же не хотите, чтобы мы в потёмках сковырнулись куда с дороги или моста? Кони волшебные, совсем скоро и в Сарнолле будем. А нам с госпожой волшебницей надо поговорить кое-о чём. Да и свежий воздух не повредит, право...

Он весьма любезно подсадил в карету чопорно поджавшую губы старую мегеру. Но та даже пискнуть не посмела, крыса — нюх у неё оказался отменный. Догадалась уже, чем чреваты всякие трепыхания в данной и конкретной ситуации. А сам проворно взобрался на место кучера и ловко втянул за собой на удивление всем спокойную и даже чуть вялую волшебницу, усадив на широкое и довольно-таки мягкое сиденье кучера рядом с собой.

Неизвестно, какие мысли бродили в голове у Эккера, пристально зыркнувшего из-под бровей на тётушку Фло, но отсутствие в ней всяческих не предусмотренных природой лишних дырок, равно как и каких бы то ни было заклинаний всё же успокоило его. Колдун влез в качнувшуюся под его весом карету, и магический светильник проворно юркнул следом за ним.

— А забавнейшая ситуация, тётушка — вы не находите? — как ни в чём ни бывало заметил бесстрастный чернокнижник, взяв поводья и легонько стронув с места лошадей.

Волшебница прекрасно чувствовала, как у сидящего рядом с ней молодого человека прямо-таки раскалывается от боли голова — неизбежное следствие такой весьма неординарной умственной перегрузки, как перелопачивание содержимого чьей-то памяти. И всё же он внешне ничем этого не выдавал. Лишь легонько трепетала аура, да зрачки сузились сильнее обычного.

— Это ты о чём? — ответила женщина, изо всех сил надеясь, что голос её звучит ровно и невозмутимо.

Тот хмыкнул.

— Вы не можете отрицать, что произошедшее ни в какие рамки не лезет. И что уж слишком сильно всё указывает на вас. Эккеру, например, вовсе нет никакого резона отправлять меня на тот свет. А у девчонки возможностей. В Карлосе я уверен как в себе. Смекаете, графиня Эскьери?

— Вообще-то, я был почти уверен, что это именно ваших, сударыня, рук дело. Прижал и допросил чисто для очистки совести. И вот теперь в изрядном сомнении. Но когда вокруг моей персоны начинаются всякие нехорошие пляски, я становлюсь жутко недоверчивым и подозрительным.

Почтенная волшебница некоторое время отмалчивалась. Смотрела вперёд и чуть в сторону, затем навесила на себя кошачьи глаза, как в просторечии именуют заклинание ночного зрения. И лишь потом сухо отозвалась:

— Мне это, особенно после твоих, молодой человек, разъяснений тоже не очень нравится. Да и откуда тут на нашем острове взяться неким узкоглазым убийцам, слабо замаскированным под грабителей?

Барон передал ей вожжи, помассировал виски, потёр лицо. Встряхнул головой, словно стряхивая воду. Но, похоже — не помогло, судя по скользнувшей лёгкой и недовольной гримасе, что волшебница безошибочно приметила из-под приопущенных ресниц. В лице её что-то переменилось. Ну что ж...

— Держи уж, насильник великовозрастных девиц... И поверни голову, злодей, — она вернула обратно бразды правления резво и неутомимо скачущими лошадьми.

Легонько помассировала особые точки на лице молодого человека, за ушами и на шее. Прошлась по макушке, нажимая в нужных местах. Повторила ещё раз, всмотрелась критически. Вспотел чуть, а на физиономии безо всякого труда различается этакое лёгонькое блаженство.

— Полегчало, тёмный барон? Хотя не скрою, вместо этого приголубить бы тебя чем-нибудь заковыристым, не описанным ни в каких учебниках по магии — ой как хочется...

— Спасибо, тётушка Фло. Я вас тоже очень люблю, — молодой человек благодарно поцеловал её руку. — Но и спиной поворачиваться не рискну — тут вы правы.

— Это почему же? — скептически отозвалась его соседка по высоко поднятому и несущемуся, казалось, над самой дорогой сиденью возницы. — Я конечно, не горлица кроткая, как некоторые воображают. Но и не душегубка записная — не в пример некоторым, не стану показывать пальцем. Да сам, впрочем, видел...

— Видел, видел. Много чего видел... — отозвался молодой чернокнижник, чуть подправляя бег лошадей на развилке вправо — куда и указывал покосившийся и изрядно почерневший дорожный указатель "Сарнолл".

Некоторое время волшебница обдумывала, прежде чем спросить. Не будет ли её вопрос истолкован как пустопорожнее женское любопытство? Или же будет воспринят с точки зрения профессионала — всё-таки ведёт себя соответственно...

— Ну, и что ж там такого интересного увидел? — вроде бы безразлично спросила почтенная графиня, волшебница и обладательница многих тайн, от которых до сих пор болят головы у весьма и весьма многих разведчиков, генштабистов, могучих магов и прочих, облечённых немалой властью личностей.

Собеседник глянул эдак искоса, с хитринкой улыбнулся.

— Покурить на допросе разрешается?

Волшебница насмешливо фыркнула — это на свежем-то воздухе спрашивает, злодей? — и забрала назад вожжи, не удержавшись от ответной шпильки:

— Кто б говорил о допросе... сам не так давно шастал в моей голове, словно в своём кармане...

Барон спокойно достал прямо из воздуха трубку и кисет. Набил не спеша, раскурил от вспыхнувшего на кончике пальца крохотного огонька, и только потом ответил.

— В качестве ответной любезности и отчасти в знак извинения могу предложить открыться перед вами самому. Не здесь, разумеется. В гостинице, где сейчас Линн с Карлосом, или в доме Шалики — если меня туда пустят. Ну, роковых тайн не обещаю, но и в грязи сильно не испачкаетесь.

— Очень мне надо! — вновь рассерженной кошкой фыркнула тётушка Фло, старательно скрывая изумление.

Он — не шутил!

Уж разбираться в людях за свои три с лихвой сотни лет волшебница научилась, и весьма. Она даже не нашлась сразу, что сказать в ответ на такое, согласитесь, весьма необычное предложение. Поскольку она всё ещё молчала, чернокнижник пожал плечами.

— Отчего-то надеюсь, что вы не доставите мне весьма болезненных ощущений и не устроите самоубийства. Я вроде бы обошёлся деликатно и неприятных воспоминаний о вторжении не оставил.

— Да уж, скорее наоборот, — волшебница — вернее, женщина — быстренько поджала губы, чтобы ненароком не ляпнуть чего, лишнего не только в деловой беседе, но и в более доверительном разговоре.

У него хватило такта промолчать. И даже не заметить румянца, коим зарделись щёки чуть смущённо глянувшей тётушки Фло. А та, выждав немного, пока даже воспоминания выветрятся из головы, спросила:

— И всё же — что интересного ты обнаружил? Спрашиваю, сам понимаешь, не из праздного любопытства — мне как-то с этим ощущением дальше жить. Если позволят.

— Да пусть боги вас осуждают или хвалят, — весьма философски ответствовал собеседник, сгорбившись на мягко покачивающемся сиденьи и периодически выпуская в противоположную от волшебницы сторону струйку дыма.

— И всё же? — волшебница почувствовала, что какая-то ниточка доверительности, пусть ещё призрачная, меж ними обоими уже протянулась.

Тот вздохнул.

— За кое-что, конечно, стоило бы вам нашлёпать по одному месту — и вовсе не легонько. Или гномам шепнуть — кто им тот подарочек подстроил. Охотиться станут за кое-кем — да не на шутку. Но меня это всё не касается, посему будем считать, забыл. А вот способ, коим вы на пару с одним остроухим стервецом прищучили моего предшественника, Яромора, весьма меня позабавил.

— Это чем же? — волшебница уже прикидывала — чем тут придётся откупаться от этого чёрного шантажиста. Богат он на редкость, в красотках или всяческих редких артефактах недостатка не испытывает. М-да... даже если и вправду откроется — да когда бы ему нахвататься таких секретов, за каковые можно дёргать, словно за ниточки? А уж тем более установить паритет...

— На редкость извращённое воображение и склад ума надобны, чтобы такое придумать, да ещё и столь изуверски применить, — молодой чернокнижник восхищённо покрутил головой. — Я даже не сразу разобрался в подробностях...

Дальнейшая поездка и осторожные, больше похожие на тренировку по фехтованию, переговоры не содержали ничего такого, и волшебница попросту опустила их.

— Ну вот. Приехали в Сарнолл, баронессу с её людьми выгрузили. Сразу вас с Карлосом и целителем подхватили — и к Шалике. А то и так по городу слухи нехорошие пошли. Соответственно, и цены на всякий случай взлетели... — тётушка слабо улыбнулась.

Внимательно слушающая хозяйка дома усмехнулась и пошевелилась, по-прежнему сидя в мягком кресле напротив.

— Когда вы подъехали, ещё один казус занятный приключился. Тебя наверх занесли, в эту комнату определили. Пока тётушка и господин Эккер возле тебя хлопотали, я заставила сопровождающих вас солдат затащить наверх сундуки и баулы.

— Это как? — удивилась Линн. — Откуда взялись сопровождающие, да ещё и солдаты?

Шалика чуть смутилась.

— Да я приняла дона Карлоса и... гм, барона за простых наёмников. Даже по монетке им всучила после работы — самолично, и в дверь вытолкала. Вот потом смеху-то было!

Три женщины вдоволь посмеялись и даже чуть позлословили об этом случае, представив выражения лиц и носящиеся в головах мужчин недоумённые мысли. Но отдали должное выдержке молодых людей — несмотря на весьма и весьма высокое происхождение, те не обиделись. А попросту оккупировали ближайший кабак и принялись гулять — да с таким истинно дворянским размахом, что вышедшей на их поиски Шалике не составило никакого труда их разыскать. Благо, кое-как расползающиеся оттуда пьяные явно указывали на источник возмущений. Да и отплясывающие мазурку перед входом в заведение городские стражники, коим перепало по монете и хорошему ковшу на рыло каждому — это, знаете ли, зрелище и вовсе ещё то.

Линн пришлось даже похлопать себя по щекам — они заныли от столь долгого и непривычного занятия, как смех. Несколько раз громко вдохнула-выдохнула, чтобы прийти в себя — нет, ну это ж надо было такому произойти!

Поговорив ещё немного на разные темы, среди коих выяснилось, что завтра повязку снимут, а мужчины весь день околачиваются в ратуше. Уж понятно, чем они умаслили бургомистра Стайна и его банду вымогателей, по недоразумению называемую городским советом, но дела вроде движутся.

— Так что скоро наша Линн станет полноправной леди Мэшем — со всеми полагающимися бумагами, регалиями и привилегиями, — улыбнулась ей Шалика.

— Да, это точно. А Эккер, когда они приходили отобедать, шепнул, что вроде удалось недорого сторговать бывшее имение и земли Мэшемов. Вплотную прилегает, кстати, к моему Тиреноллу, — заметила тётушка Фло и улыбнулась. — Так что можно будет хоть каждый день друг к дружке в гости наведываться. Или со скуки махонький междусобойчик затеять...

В конце концов, обе женщины подбили повыше подушки Линн, поправили одеяло и удалились, пожелав ей спокойной ночи. И девушка наконец-то осталась одна — наедине со своими мыслями.

Долго ворочалась, тихо вздыхала. Перебирала свои думы — словно жрец бусины на чётках, отсчитывая свои молитвы. Прикидывала так и этак... нет, не вытанцовывается. Хитрее надо — и тоньше...

В конце концов, она потянулась рукой под подушки и вытащила из-под них махонькую фигурку Ведьмы, что втихомолку стащила из ящичка стола для игры в трик — ещё в доме тётушки Фло. Маленькая Ведьма, оказалось, слабо светится в темноте призрачным нежно-синим сиянием. Приласкав её пальчиками, Линн отодвинула на стоящем у её кровати столике стакан и кувшин с водой, и на их место крепко, словно ввинчивая в поверхность, поставила Ведьму.

— Вот так, милая моя — и только так.

Синди, спящая на своём законном месте — уголке подушки хозяйки — проснулась. Высунула голову из-под крыла, принюхалась к поставленному на столик предмету. Но поскольку от того не пахло ни рыбой, ни мясом, сразу же потеряла к нему всяческий интерес. Дрорда зевнула, зыркнула неодобрительно на Линн, и снова сунула голову под крыло.

— И куда в тебя столько лезет? — шепнула девушка, наблюдая, как по обоям медленно, почти незаметно ползёт нахальный луч лунного света из окна. — Всю ночь спишь, да и днём подрыхнуть губа не дура...

Даже если бы дрорда могла, она всё равно навряд ли стала бы отвечать на такой глупый вопрос. Но девушка и не ожидала ответа. Погладила пальчиком тускло переливающуюся синим фигурку на столике.

— Не подведи, Ведьмочка, я поставила на тебя — всё поставила, — шепнула она ей.

И через десяток сетангов, повернувшись на бочок и подсунув под щёку ладошку, уже сладко и безмятежно спала.

Ван Занн заявился сразу же после завтрака. Маленький, энергичный и с хорошо поставленным голосом, он сразу же заполнил весь дом своей неуёмной, кипучей энергией. Сняв повязку с руки Линн, долго разминал, присматривался и чуть ли не принюхивался к ней. После весьма придирчивого освидетельствования заставил девушку подвигать кистью и ладонью, составлять пальцами замысловатые и бессмысленные, на взгляд Линн, фигуры. И в конце даже потребовал подбрасывать и играться клубочком шерстяных ниток.

Последней летающей забавой хозяйки восседающая на спинке кресла дрорда настолько заинтересовалась, что даже тихонько взвизгнула, не отводя от порхающего клубочка горящих восторгом глаз.

— Утихни, — посоветовал ей чернокнижник и для пущей убедительности показал кулак.

Синди сразу же стушевалась. И скорчив уморительную мордашку, спряталась за спину хозяйки.

— Ну что ж, — резюмировал наконец ван Занн. — Что внешне, что моторные функции — безукоризненно.

И стал собираться. Чем уж там расплатились с ним вышедшие к дверям тётушка Фло и барон, девушка как-то и не поинтересовалась. Но вышедший из дома маленький целитель сиял, словно начищенный до блеска судовой колокол. Вернувшись в залу, где Линн беседовала с Шаликой, они застали самый конец несомненно примечательного разговора.

— Знаешь, ты вовсе не похожа на купчиху. Уж тех-то я повидала...

Девица фыркнула насмешливо.

— Да мне случайно, не так давно, по завещанию от дядюшки дело его досталось. Вообще-то — я училась изящной словесности. Так что не такая уж и купчиха. Правда, дела идут не то, чтобы очень... — и она легонько поморщилась.

— А что так? — Линн заинтересованно, словно впервые видела, осматривала и поглаживала левую кисть — да в точности такая же, как и раньше!

— Да, знаешь, учитывая, сколько золота выгребли из торгового оборота эти имперцы, по репарациям да контрибуциям своим, — и Шалика бросила открыто неприязненный взгляд на вошедшего барона. — А без оборота какая торговля — только цены растут...

— Ну а если бы у тебя нашёлся источник этого, как его — кредита? — полюбопытствовала девушка, озвучив шевельнувшуюся в голове идею.

— Ну-у, — мечтательно протянула молодая купчиха (ха-ха!). — Я бы плечики-то развернула — грамоте учёная ведь, да и мысли кое-какие имеются по делам торговым.

— Господин барон! Можно вас отвлечь ненадолго? — Линн усмехнулась с самым что ни на есть невинным видом. Однако те, кто её знал получше, от этой её улыбки вжали бы головы в плечи и немедля полезли бы прятаться, как тараканы, подальше — в самые тёмные углы.

— Я весь внимание, маленькая леди, — подыграл ей подошедший чернокнижник.

Он даже поклонился эдак великосветски — и приложился к ручкам обеих беседующих, причём к купеческой чуть-чуть, но заметно дольше.

— Послушайте, барон. Тут вот Шалика жалуется на недостаток оборотных средств. Я подумала немного, и хотела бы вложить в дело некоторую сумму. Но — мне, как знатной даме, заниматься подобными негоциями и вовсе не подобает. Возьмётесь ли вы провести все необходимые дела по моему поручению? — Линн сладко и безмятежно улыбалась, а на душе её стальными когтями скребли кошки. Тысячи кошек.

Барон усмехнулся одними глазами. Намёк был куда как незатейлив — ведь ему как чернокнижнику привычны и вовсе неподобающие дела, а что уж там какие-то, по витиеватому выражению вздорной девчонки, негоции!

— Мысль, я бы сказал, весьма здравая, — он снова чуть поклонился, отдавая дань сообразительности и энергичности молодой леди.

— Ой, да оставьте, пожалуйста! — Шалика чуть поморщилась. — Ну какой суммой вы можете располагать... так, капля в море.

И тут Линн, ощущая, что сердце едва не выскакивает из груди, а прямо по спине стекает отвратительно холодная струйка страха, пристально и недвусмысленно посмотрела прямо в глаза некроманту. Долго, сколько могла по своей женской неопытности, держала его взгляд. И уже тогда, когда лёгкое недоумение в собеседнике стало сменяться чуть настороженным пониманием, чётко и ясно произнесла:

— Я хочу вложить в это дело примерно три миллиона имперских цехинов.

Глаза её смеялись. Есть! Первая, пусть и крохотная, победа маленькой ведьмы над грозным чернокнижником — ведь он молчит. Не возразил сразу! И даже поклонился — УРА!

— Как будет угодно вашей милости, леди Мэшем, — голос его был ровным и невозмутимым.

"Умеет достойно проигрывать, сволочь — тут ничего не скажешь..."

Шалика, вскочившая было при упоминании такой суммы, вздохнула сокрушённо, и села мимо кресла.

— Ой, синячище на бедре будет!.. ...! — ругнулась она в сердцах, потирая весьма соблазнительное, на мужской взгляд, место пониже спины. — Ну и шуточки же у вас, право...

— Дон Карлос, будьте так любезны к даме — принесите. Вы знаете, что, и где оно лежит, — Линн вела свою партию с непробиваемо железной уверенностью человека, чувствующего, что дело всенепременнейше выгорит.

— Барон, — ошарашено произнёс господин Эккер севшим голосом. — Вы отдаёте себе отчёт?..

Воцарилось некоторое молчание, во время которого всё ещё сомневающаяся Шалика украдкой потирала ушибленное место и посматривала на лица присутствующих. На холодное и невозмутимое лицо некромансера, откровенно вытянутое от изумления — господина Эккера. На задумчивое тётушки Фло и недвусмысленно ликующую мордашку девушки.

В это время из комнаты Линн вернулся Карлос. Он чуть беззаботнее, чем следует, опустил свою тяжёлую ношу на золочёный столик, да так, что в ножке того что-то слегка хрупнуло. Не спеша, с чуть скучающим видом, словно каждый день только и делает, что лопатой швыряет золото миллионами, он развязал и высыпал на стол содержимое всех мешочков и кармашков.

— Прошу удостовериться, благородные дамы и господа, — железному спокойствию молодого кабальеро позавидовали бы многие.

Кроме, разумеется, тех, кто знал, что для барона-чернокнижника такая потеря значит весьма и весьма мало. Надеюсь, никого не надо убеждать, что в заначке у каждого уважающего себя волшебника всегда найдётся мешочек-другой, а то и сундук золота — или на худой конец, шкатулка с драгоценными камнями? А уж к чёрным магам золото так и липнет.

Вот так...

Шалику вовсе не надо было учить оценивать такое зрелище на подлинность или примерное количество — бросив на стол один-единственный взгляд, она получила поощряющий кивок Линн, и тут её прорвало — от радостного вопля едва не рухнула потемневшая старинная люстра, а радостная пляска вприсядку с выходом из-за камина привела в неистовый восторг всех присутствующих.

Эккер взял под локоток барона и шустро увлёк чуть в сторону, но его остановило язвительное замечание сияющей Линн:

— Больше двух — только вслух!

Ну что ты будешь делать с этой строптивой девчонкой — мало того, что пол-Крумта на уши поставила, ещё и тут фортели выкидывает! — досада была прямо-таки разлита на лице почтенного колдуна. Но на выручку неожиданно пришёл сам барон:

— Да что вы мнётесь, господин Эккер? Словно неопытная монашка в объятиях драгуна, право. Неужто вам, как лицу насквозь официальному, надо объяснять, как важно сейчас оживить торговлю и экономику Крумта? А большие дела с маленькими деньгами не делаются — Линн... прошу прощения — леди Мэшем полностью права.

— Шалика, а давайте устроим маленький пир — выздоровление меня, да и удачная сделка, опять же... — Линн горела как в лихорадке — её несло.

Она была чарующе обворожительной, милой и непосредственной — эдакий ангелочек в юбке, если воспользоваться словом и понятием из религии Единого Бога. И в то же время дерзкой и весёлой. Непринуждённо перешучивалась с тётушкой Фло, легонько — словно чувствуя грань светских приличий — флиртовала с Карлосом. Весело и чуточку почтительно щебетала с почтенным Эккером. И со стальным блеском холодных глаз улыбалась барону. Вернее — чернокнижнику, ибо это она себе отныне не позволяла забыть ни на сетанг.

И даже впервые в жизни отважилась на глоток вина — охлаждённого, белого шипучего Aedorne с виноградников знаменитой вдовы Мумм.

Вечерело. Набравшись смелости над бескрайними равнинами моря, вольный ветер пролетал над устьем широкой реки и терял свою силу, разбиваясь на бесчисленные игривые потоки меж домов и башен Сарнолла. Мягко обнимал их, вздымая занавески и колыхая флаги, заставляя лениво трепетать паруса в гавани и протирать глаза от пыли прохожих. И всё же — здесь он уже был укрощён, и стал ласковым, тёплым, разве что слегка шаловливым ветерком.

Линн и Карлоса в конце концов нашли — на крытой наружной галерее, опоясывающей большой дом в виде буквы П по внутреннему дворику. Парочка целовалась взахлёб, укрывшись в густой тени, и явно не видела и не слышала ничего на свете. Да и не очень-то к тому порывалась, по правде-то говоря.

— Молодые люди, ну есть же какие-то правила приличия, — пожилая волшебница произнесла это строгим голосом и сердито поджала губы — хотя глаза её смеялись. — Аппетит себе не испортили? Тогда пошли ужинать, а потом обсудим завтрашнюю поездку.

Ужин прошёл весело, тем более что кормили в доме Шалики на славу. После еды, когда всех охватило благодушное и чуточку ленивое настроение, обсуждение переехало в длинный высокий холл, со стен которого взирали многочисленные кабаньи, оленьи и ещё Падший знает чьи головы — покойный дядюшка был заядлым, я вам скажу, охотником и щедро украсил трофеями свой кабинет. А уж потом их перенесли в холл в качестве весьма живописных украшений.

"Хорошо, что Кана не видит — досталось бы тут кое-кому на орехи!" — подумала Линн, теребя жёсткое оленье ухо.

— Никто не в курсе, как там эльфийская целительница? — как можно безразличнее спросила она.

Тётушка Фло, что живо обсуждала с Шаликой — сделать ту с помощью заклинания блондинкой целиком (с головы до... ну, вы поняли) или же ограничиться мелированием причёски, повернула голову. Стараясь не смотреть на напрягшегося чернокнижника, ответила со вздохом:

— Я по хрустальному шару не далее часа назад говорила с ней. Уже всё в порядке. Шлёт приветы — всем, кроме... — тут она замялась.

— Понятно, тётушка, — негромко отозвался барон-некромант. — Ну ладно, это тоже хорошая новость.

Он отвернулся к окну, словно его так уж интересовал вид ночного Сарнолла или звёзды над ним. Закурил, выдохнул наружу струйку дыма. Всё понятно, дамы и господа — равно как и то, что пресветлая Королева, чтоб у неё ушки поотваливались и волосы потускнели, наверняка устроила волшебнице Кане заодно с исцелением и хорошенькую такую промывку мозгов...

Однако не успела вязкая неуютная тишина воцариться под высоким сводом холла, как слово взяла Шалика на правах хозяйки дома.

— Послушайте, чтобы хорошо вести дела, мне надо иметь чуть больше сведений. Есть ли что-нибудь, что мне стоит узнать?

Господин Эккер поднял задумчивую голову и исподлобья посмотрел на Линн.

— Вообще-то, всё завертелось из-за одной неугомонной девчонки. Стайн как узнал, что ей мало того что простили все грехи, да она ещё и знатного рода, так чуть беднягу от горя падучая не хватила...

Девушка незаметно и дерзко показала ему язычок и тут же примирительно улыбнулась. Повернувшись к тётушке Фло, послала ей самую очаровательную из своих улыбок.

— Тётушка, если вы считаете, что скольки-то-там-внучатой племяннице стоит доверять, расскажите ей всё.

Волшебница сурово посмотрела на неё поверх неизменного вязанья. Затем перевела взгляд на трепетно ожидающую страшных и кровавых тайн Шалику и вздохнула.

— Вообще-то, на самом деле эта история завертелась несколько тысяч лет назад. И как думается мне — вовсе не в нашем мире. Хотя подробности мне и неизвестны. Но думается, нет смысла сидеть несколько месяцев, разбираясь с самого начала. Давай, Линн — начни с того, как ты вместо этого дома нанесла визит ныне почти разорившемуся, а тогда ещё славному и богатому главе купеческой гильдии...

Изумлённые и восхищённые глазищи Шалики раскрылись на пол-лица.

— Так это ты? — и, получив осторожный кивок от Линн, вдруг встала со своего кресла и низко, торжественно, чуть не до земли поклонилась оторопевшей девушке. — Поклон тебе от всех людей, знающих толк в торговле и финансах, и при этом не проторговавших совесть.

И лишь сев обратно, пояснила свои необычные действия.

— Хоть Соломон и богатейший купец был, однако и сволочь, между нами говоря, ещё та. Скольких он по миру пустил — не перечесть. Причём не щадил ни своих, ни чужих, — произнесла Шалика и лицо её на миг сделалось жёстким. — Купеческая гильдия, ясное дело, не богадельня, но совесть на деньги менять тоже не стоит. Я шепну кому следует — у леди Мэшем будет лучшая на острове репутация и неограниченный кредит.

— Так что рассказывай, Линн, — заключил барон. — Я с удовольствием послушаю ещё раз.

После длинного и весьма увлекательного рассказа, дополняемого вставками других участвовавших лиц, Шалика засыпала всех вопросами. Да столь подробными, что мало-помалу все обратили внимание — её интересовало всё — кто где стоял, расцветки и покрой одежды, выражения лиц и прочие вовсе уж малосущественные мелочи.

— Эй, голубушка, да зачем тебе этакие подробности? — поинтересовалась тётушка Фло, осматривая на своём вязаньи... пожалуй, это будет рукав.

Та чуть смутилась. Однако встала, и достала из стоящего напротив камина большого застеклённого шкафа книгу в яркой обложке, на которой рыжеволосая красотка задумчиво смотрела вдаль, придерживая рукой изрядных размеров меч.

— А-а, читывал, когда на корабле сюда шли, — кивнул чернокнижник. — Некая Джулия Фрост написала. Бойко пишет девица, и с юмором.

— Так вот, — Шалика смутилась ещё сильнее. — Это, в общем... я и есть. Мой псевдоним.

Воцарившуюся тишину, в течение которой собравшиеся пытались хоть кое-как понять и переварить услышанное, нарушила пожилая волшебница. Оставив наконец своё рукоделье, она вздохнула.

— Ну, знаете... дворяне у нас в роду все, были солдаты и учёные, разбойники и торговцы, а уж моряков не счесть. Но чтоб писатели... — и удивлённо покачала головой.

Господин Эккер догадался первым.

— Так почтенная Шалика собирается пропесочить нас в своём очередном бессмертном романе?

Чернокнижник недобро ухмыльнулся.

— И непременно в таком виде, что нас даже на каторгу побоятся ссылать — сразу головы пооттяпают. Уж меня так точно?

— Посмотрим, — Шалика немного повеселела, обнаружив, что её никто не называет борзописцем, позором семьи и вообще — акулой пера.

И повернулась к удивлённо озирающей всех Линн.

— Послушай... ты там упомянула, что из сейфа утянула и стопочку неких бумаг? — та послушно кивнула. — Могу я взглянуть?

Изрядно похохатывающий дон Карлос, коего немало развеселила эта сцена, вновь сходил в комнату Линн и принёс требуемое. Шалика тут же развернула бумаги, принялась перебирать, и брови её удивлённо полезли на лоб.

— Ах, какая прелесть! И векселя банка? Так, а это что?.. Ого! Господин Эккер, не угодно ли вам взглянуть и удостовериться, какой же сукин сын нажился на поставках прелой парусины на флот?

Пока колдун озабоченно просматривал документы, Линн дёрнула купчиху за рукав и шепнула:

— Что, ценные бумаги? Тогда дарю.

Шалика развернулась всем телом.

— Смотри, Линн, это может быть опрометчиво. Знающий человек с такими вот писульками подомнёт под себя торговлю едва ли не на четверти нашего острова. А это уже не просто деньги — это власть. Реальная и осязаемая.

Тут же в разговор вклинился внимательно слушающий барон.

— Вы сумеете распорядиться этими находками?

Чуть помявшись, Шалика ответила честно.

— Немного не хватает власти и влияния.

— Это намёк? — глаза барона чуть сузились.

Линн сориентировалась мгновенно и тут же мурлыкнула ему нежнейшим голоском записной ябеды:

— Ваше чернокнижие, подсказать адресок, где обретается нынешний глава Гильдии купчишек? Тут вовсе и недалеко.

Тётушка Фло всплеснула руками и выронила звякнувшую о пол спицу, едва не распустив при этом целый ряд петель.

— Никакого смертоубийства, молодые люди! Барон, я вам запрещаю!

Могучий чернокнижник некоторое время смотрел в глаза волшебницы, затем на его губах появилась улыбка.

— Хорошо, леди.

Зато Линн произнесла вроде не обращаясь ни к кому конкретно — и вообще глядя на потолочную роспись:

— Как сказал покойный Зугги, оказавшийся потом живым... — и выждала этакую томительную паузу, вроде как в застенчивости ковыряя тапочком пол.

Господин Эккер не вынес первым.

— Не томи... те!

Линн стрельнула в него глазками и с улыбочкой, не предвещающей кое-кому ничего хорошего, продолжила свою мысль:

— Так вот, кузнец обмолвился как-то — "Есть вещи, коими можно подцепить на крючок посильнее, нежели золотом". А я думаю, что и убивать не понадобится — показать кое-что из этих бумаг, сразу сам откажется.

Барон вынул из воздуха меч на перевязи, деловито приладил за спину, затем и наводящий ужас чёрный плащ некроманта надел.

— Шалика, одевайтесь, я вас провожу до дома почтенного Соломона. Заодно и прослежу, чтобы сей купчина вёл себя прилично с дамой, — и этак хитро подмигнул, злодей...

Когда Шалика под ручку с бароном отбыли, весело переговариваясь на ходу, Линн проводила их взглядом по ярко освещённой ночной улице, затем отошла от окна.

— А главное-то мы так и не обсудили!

Господин Эккер замахал руками.

— С гробокопательством у нас в законах строго. Так что обсуждайте в моё отсутствие, пожалуйста. И поменьше трупов да прочих следов там оставляйте. Итак, — он пожал плечами. — С поддержкой, гм, специалиста по потусторонним силам — у вас проблем не возникнет. А я, с вашего позволения, сейчас наведаюсь в одно местечко. Да не один, а со стражниками — есть тут в Сарнолле, оказывается, один милейший и тишайший старичок, торговец дурманной травкой.

И потряс некой бумагой из пачки.

Утро выдалось хоть и тёплым, но туманным. Стоя на крыльце под навесом, Линн задумчиво наблюдала стекающие по лакированному боку белой кареты капельки росы. Вот одна дрогнула, словно в сомнении, и устремилась вниз, оставляя за собой тонкую дорожку. Задержалась на сетанг у золочёной завитушки-украшения, получила подкрепление от ещё одной капельки, и вновь устремилась вниз — туда, куда её неумолимо увлекала сила тяжести. Вот так и мы — жили-жили, и останется за нами только еле заметный, быстро исчезающий следок...

Девушка встрепенулась. Тьфу ты, какая же глупость в голову лезет — и прямо перед делом! Она подняла глаза, осмотрелась быстро, незаметно и в то же время цепко. Охватывая одним взглядом обстановку, вычленяя ключевые фигуры и фиксируя равно как источники возможных неприятностей, так и пути отхода — как учили.

Чуть, усмехнувшись, Линн добавила мысленно — как учили в прежней жизни. Хоть тётушка и ругается, а кое-что полезное можно и из навыков Презренной гильдии вынести. Интересно — кто там сейчас вместо Упыря? Наверняка Селеста... сучка, между нами говоря, ещё та. Но хозяйственная, да и отнюдь не дура — что есть, то есть. И давненько уже готовилась, под Упыря копала. Не худо бы навестить её, почирикать по старой памяти.

Отнюдь не жалующая утреннюю сырость Синди, спрятавшаяся за пазуху под надетую Линн куртку, заворочалась — и тут же сзади открылась дверь. Девушка только усилием воли сдержала крепко-накрепко вбитый позыв души уйти-перетечь в сторону, дабы не оставлять за спиной кого-то, и продолжила стоять на месте.

Это оказались господин Эккер и чернокнижник. По-видимому, они продолжили беседу, начатую ещё наверху, потому как колдун с сожалением в голосе произнёс.

— Так что, как бы мне ни хотелось тряхнуть стариной да поучаствовать в авантюре, но придётся остаться. Тем более, что от того торговца дурью потянулись интересные ниточки и надо поработать...

К дальнейшему Линн не прислушивалась, равно как и не присматривалась к чернокнижнику, что, попрощавшись с Эккером, закурил, прислонившись к узорным кованым перилам крыльца. На противоположной стороне от Линн, разумеется.

Тётушку Фло и Шалику, изъявившую желание принять участие в этаком мероприятии и увидеть всё своими глазами, пришлось ждать долгонько. Но наконец дамы всё же соизволили спуститься вниз, осчастливив своим присутствием ожидающих. Волшебница бесцеремонно растолкала дремлющего до поры в карете Карлоса и выгнала наружу. А Линн улыбнулась ему и послала лукавый взгляд, припомнив кое-какие забавы этой ночью.

Молодой человек не удержался от ответной улыбки, садясь в мокрое седло своего коня, и этот мимолётный сердечный привет согрел немного озябшее от сырого тумана сердце девушки.

Женщины поместились в уютном тепле кареты, дон Карлос сопровождал верхом. А кучером, после некоторых событий, сел сам барон-чернокнижник Валле, открыто предупредив всех, что в случае чего будет поливать магией и сносить головы безо всякой пощады.

Если честно и положа лапку на сердце, Линн охотно бы подремала на мягких бархатных подушках, ибо за окном мало что было видно, а ночь почти вся прошла в милых шалостях. Однако тётушка Фло молча сунула ей увесистый том. И волей-неволей опять пришлось скучать над тонкостями магических материй.

Дойдя до конца главы, Линн призадумалась над прочитанным, пытаясь осмыслить и "примерить" на себя. Повертев так и эдак, кое-как разобралась. И тут же, шаловливо улыбнувшись, потянулась незримым естеством чуть вперёд. Преодолевая глухую и вязкую защиту браслета, вытянула кончик ауры — и пощекотала сидящую напротив волшебницу за пятку, благо тётушка Фло на время поездки скинула туфли и, казалось, была полностью поглощена вязанием.

Однако произошло нечто такое, что позднее было распознано самой Линн как лёгонький шлепок по рукам. Вернее, не по рукам... и не шлепок. Но выразить точнее она ещё не могла, а потому только бросила взглянувшей на неё укоризненно тётушке извиняющийся взгляд. Однако волшебница ничуть не купилась. Взглянув строго, она непреклонным голосом проронила:

— Спрячь руки за спину, теперь сцепи ладони крепко-накрепко... — и едва девушка повиновалась, тут же бросила ей в лицо клубок пряжи.

Расслабить пальцы и отбить моток шерстяной нитки Линн уже не успевала никак. Равно как и увернуться — при всей своей гибкости. А посему ей и оставалось только "фыркнуть" и зажмурить глаза. Но того хватило с лихвой — клубок мягко отскочил от невесть откуда взметнувшейся невидимой преграды и упал обратно на колени тётушке Фло.

— Недурственно. Не просто прочла — но и усвоила, — с еле заметной улыбкой констатировала опытная волшебница, возвращаясь к своему рукоделью. И спицы с удвоенной скоростью запорхали меж её ловких пальцев. — Тем более, что мы уже совсем приехали.

В самом деле, карета свернула с лесной дороги, некоторое время покачалась мягко на кочках и наконец остановилась. Линн выпорхнула первой и огляделась. Но в лесу, да ещё и за туманом ничего не было видно. А расширять пределы восприятия юная будущая ведьма пока что побаивалась.

Дон Карлос, как оказалось, спросонья надел под кожаную куртку только свою привычную белоснежную рубаху, так идущую к его длинным чёрным волосам и смуглой коже. И за время поездки продрог на сыром встречном ветру так, что зуб на зуб не попадал. Барон, неодобрительно хмыкнув, тут же налил молодому человеку стаканчик, и отнюдь не воды. А тётушка, совершив некий финт — отчего спицы в её пальцах взметнулись туманным блеском и отчётливо вжикнули — тут же протянула ему уже полностью готовый свитер из чёрной шерсти горной козы.

— Спасибо, — пробормотал смущённый юноша, и поспешно надел подарок под куртку.

Надо ли и упоминать, что обнова была весьма красива, да и размером как раз впору? Или есть тут сомневающиеся?

Последней выглянула Шалика, вчера допоздна работавшая с бумагами и вызванными приказчиками да купцами рангом поменьше, а посему сладко проспавшая в уголке кареты всю дорогу. Она душераздирающе зевнула, совсем уж не по-дворянски потянулась гибким телом. Поколебавшись, отобрала у барона початую бутылку вина, угостила тётушку Фло, а затем и саму себя.

На шее её болталась толстая цепь с прямо-таки устрашающих размеров булыжником, изукрашенным всякими завитушками — знак главы Гильдии Купцов. Весьма тяжёлый для хрупкой девицы, но столь необходимый, и не только для тщеславия.

— Ну что, пошли? — барон запросто допил остатки, легкомысленным жестом простолюдина зашвырнул пустую тару в туман.

Закурил свою чадилку, добавляя дымовой завесы к и так неважнецкой видимости — и даже не покосился скептически на усилия Линн взглядом выбить заметно подрагивающую трубку из его ладони. "Хоть бы из любезности похвалил за успехи" — девушка скорчила рожицу ему в спину и, уцепив за локоток Карлоса, направилась следом по слегка поднимающемуся поросшему лесом склону.

Шаги на влажной хвойной подстилке были совсем не слышны, лишь иногда под ногами глухо похрустывала попавшаяся ветка, и Линн казалось, словно она плывёт под руку с Карлосом по седым призрачным волнам. Из неведомых краёв в ещё более непознанные (да и познаваемые ли?) дали. Задумавшись над этакими вовсе не свойственными её практичному уму материями, она и не заметила, как мало-помалу поднимающаяся в гору поверхность закончилась, и все пятеро вышли на крохотную поляну.

Здесь видно было получше — то ли взошедшее где-то вверху справа солнце понемногу разгоняло туман, то ли действительно они все действительно поднялись по покатому склону чуть повыше. А с той стороны поляны высился куда более крутой склон то ли холма, то ли горы — но за белесой мутью ничего нельзя было разглядеть.

Как бы уловив сомнения Линн, тётушка Фло покачала головой.

— Туман не простой. Можно было бы, конечно, разогнать... — и спрашивающим взглядом посмотрела на чернокнижника.

Тот пожал плечами.

— Не вижу смысла... Не отставать далее нескольких шагов, — и пошёл, злыдень, куда-то вбок, даже не оглядываясь — поспевают ли за ним остальные.

Остальным пришлось поневоле ускорить шаг и пристроиться следом. Линн даже чуть не наступила туфелькой на каблук чернокнижнику, но вовремя подумала, что это уже будет чересчур — пусть отойдёт от вчерашней плюхи! И вообще — долго ещё брести? Однако, подняв глаза вверх, с трудом удержалась от того, чтобы заорать дурным голосом и броситься наутёк. Лишь выдохнула сквозь стиснутые зубы, чтобы не сыпануть от избытка чувств отборной руганью, и покрепче вцепилась в показавшуюся сейчас столь надёжной руку друга.

И было от чего — мир изменился, причём так разительно, что в самую пору было тереть глаза и задавать дурацкие вопросы. Появилось небо — низкое и серое, однако Линн поостереглась бы сказать, что это облака. Да и вместо привычных сосен с берёзами деревья вокруг оказались толстыми и высокими, хотя и почти одинаковыми — с усеянными волнистыми выступами листьями. Но, взглянув в абсолютно спокойное и безмятежное лицо Карлоса, Линн передумала паниковать и даже малость успокоилась.

Зато от идущей почти впритирку сзади парочки Шалика — тётушка Фло вопросы посыпались градом. Чернокнижнику даже пришлось остановиться и повернуться лицом к дамам, дабы не проявлять невежливость. Невозмутимо дымя трубкой, он дождался, пока град вопросов постепенно перейдёт в поток, затем в жиденький ручеёк — и стихнет совсем. Потом вынул изо рта трубку и к вящему негодованию Линн (и не только её) выдохнул кольцо дыма:

— Не знаю.

И пошёл дальше. Девушка с Карлосом поневоле поспешила за ним, мысленно изощряясь в подбирании грязных и обидных эпитетов к маячащей перед носом спине. Неизвестно, куда её завели бы уже четырёх— и пяти этажные словесные построения, если бы в один прекрасный момент не обнаружилось, что шагает компания уже по длинной и уводящей слегка вниз пещере. Идущий впереди на ходу засветил свой магический светильник, убрал трубку. Но меч доставать не торопился, и то спасибо богам...

Линн оставила свои словесные упражнения — вернее, испражнения — и уже втихомолку стала подумывать, не заманивает ли их чернокнижник в ловушку. Но идущий рядом Карлос вышагивал совершенно невозмутимо, если не сказать равнодушно. К тому же тётушка Фло, тоже добавившая сзади света, абсолютно спокойно обсуждала с Шаликой покрой некоего платья из заморского шёлка, так что девушка лишь пожала плечами.

— Что ты, прелесть моя? — в глазах спутника было лишь тепло и добродушие.

— Да так... лезет в голову всякое, — смущённо отозвалась Линн, отгоняя свою раздражительность и тревоги.

— Бывает, — отозвался спереди барон, и тут же за поворотом хода открылась немаленьких размеров пещера.

Во всяком случае, противоположной стороны в не очень-то и ярком свете двух светильников видно не было. Зато впереди хватало разбросанных тут и там скелетов в истлевших от времени доспехах, а посередине высилось нечто прямоугольное, весьма заплывшее пылью и паутиной, так что Линн вполне резонно предположила, что они пришли.

— Всем стоять, — коротко объяснил некромансер, изучая обстановку доступными ему способами.

Причём от одних только отзвуков его волшбы то покачивалось в голове, отчего стены и потолок вдруг норовили уплыть в сторону, то в ушах раздавался невесть откуда доносящийся звон. А один раз даже морозцем сыпануло — да щедро так окатило, по всему телу.

— Тётушка Фло, озаботьте, пожалуйста, Шалику истинным зрением, — а сам провёл ладонью по лицу Карлоса, шепнув что-то, отчего тот сразу прослезился и со вкусом чихнул.

Однако касаться Линн чернокнижник не спешил. Его рука замерла на полпути, а сам он с некоторым сомнением посмотрел в её глаза — да так, что сердце девушки на сетанг ухнуло в тёмную и весьма неуютную пропасть...

— Понятно, — усмехнулась волшебница сзади и сделала это со своей ученицей сама.

Первое ощущение юной ведьмы было такое, словно в глаза и нос щедрой рукой сыпанули горсть пыли. Слёзы хлынули бурным потоком, а уж под переносицей сразу засвербело так, что Линн не удержалась и тоже пару раз чихнула. Постепенно ей полегчало, и, проморгавшись да утерев глаза платочком, она обнаружила, что видит всё гораздо отчётливей, но как-то странно.

Магические шарики теперь полыхали вовсю, обдавая радужным переливающимся светом. Вокруг чернокнижника обнаружилась отчётливо... не то, чтобы видимая, но и не совсем чтобы осязаемая — скорее ощущаемая аура чёрного блеска. Этакое диво Линн видела только раз — когда ей довелось подержать в руках знаменитую чёрную жемчужину Риара. А было это после... ну ладно, ладно — замнём для ясности.

Зато тётушка Фло, если заклинание действительно было истинного зрения, выглядела теперь совсем не такой, как виделось простым глазом.

— Вау! — восхищённо выдохнула девушка, зачарованно рассматривая и ощущая свою наставницу.

Окружённая легчайшим светло-серым сиянием женщина оказалась вовсе не особой неопределённого возраста и без особых, как говорят, примет. Перед Линн стояла властная, красивая и в то же время знакомая дама лет эдак на пару старше Шалики, и только русые волосы её по-прежнему были закреплены на затылке легкомысленным хвостиком.

"Ну прям тебе настоящая королева... ах да, графиня" — подумала Линн, вспомнив своё полудетское представление об этом вовсе уж интересном персонаже из книги сказок. И, едва отдавая себе отчёт, по интуиции, изобразила перед той вполне недурственный реверанс. Хотя сама была одета вовсе не в роскошное платье, а в слегка мешковатый, свободного покроя комбинезон — вроде того, что был на Кане. Только размерчиком малость поменьше.

— Ой, даже тётушкой теперь как-то называть неудобно... — заметила она и всё же не удержалась — улыбнулась.

Если в этой холёной красавице что-то и оставалось от прежней серой мышки, то это причёска, живые умные глаза и ещё... это можно было бы назвать запахом, если бы ощущалось только вблизи. Нечто обволакивающее, мягкое и весьма, прямо-таки восхитительно уютное. Линн даже не удержалась и принюхалась, поводя носом возле волшебницы.

Самое интересное, что Шалика, на лице которой удивления было написано наверняка не меньше, чем у Линн, сделала примерно то же самое. Переглянувшись, обе девицы неприлично захохотали.

— Линн, у меня такая же дурацки удивлённая и радостная физиономия? — спросила новоявленная глава всех купцов Сарнолла.

А тётушка Фло смотрела на них со снисходительной улыбкой, лишь ответила на уважительный поклон дона Карлоса. Но глаза её тоже смеялись.

Только тут Линн спохватилась.

— А я, я сильно изменилась?

— Ни чуточки, — заверил Карлос и повернулся к наблюдающему за этой сценкой барону. — Но почему?

Тот пожал плечами.

— Рано. Ведьма ещё не родилась. Хотя волнения от предстоящего события уже идут по всему острову.

Спохватившись, девушка потребовала у обоих волшебников объяснений, и получила их тут же — кратко, но сполна. Оказывается, в такое время, когда из человека проклёвывается сильный волшебный дар — и неважно, какого пола обладатель — то вокруг начинают твориться ну прямо форменные безобразия. Побледневшая Линн не без содрогания услышала, что у людей из глубины души всплывает их истинная сущность, сметая всё наносное. А коль скоро от иллюзий о добропорядочности человечества ей пора бы уже и потихоньку избавляться... опять же всякие возмущения в магическом эфире, в природе и погоде соответственно.

— Ой, — девушка поёжилась. — А почему Карлос, да и Шалика?..

— Да просто потому, что у них в душе пока мало дерьма всякого — не нахватались ещё, — грубовато, но прямо объяснил барон. — Ну что, налюбовались друг на дружку?

— Подождите! — успела пискнуть Линн, прежде чем чернокнижник ступил из коридора пещеры в большую подземную залу, где, оказывается, бесшумно всплывали и лопались призрачно-лиловые пузыри, а меж них металось светло-синее пятно. — Подождите. Тётушка Фло, а зачем вы... прячетесь?

И пытливо уставилась на свою оказавшуюся такой шикарной дамой наставницу. Та улыбнулась, но теперь чуткая ко всякого рода неправильностям девушка заметила на лице её лёгкую грусть.

— Да, действительно? — заинтересовалась и Шалика, встряхнув блондинистой гривкой свежеперекрашенных волос.

— Да видите ли, — в голосе волшебницы не было ни тени раскаяния. — От смазливой мордашки и сногсшибательной фигуры, если вы вдумаетесь, проку гораздо меньше, нежели от средненькой внешности. Мужчины сразу зацикливаются, и мысли их уводят в известном направлении. А женщины сразу начинают ревновать и завидовать. Так что на практике, для дела, это оказывается и вовсе вредно — красотку редко воспринимают всерьёз...

С сожалением кивнув, Линн принюхалась к своему сердешному другу. Уй, как же он притягательно воспринимается теперь — будоражаще настолько, что девушка почувствовала, как у неё начинает сладко кружиться голова и слабеть ноги. И что самое интересное, она прекрасно почувствовала и его несомненную тягу к ней, и что он почувствовал её. Словом, классическая бесконечная повторяловка "я знаю, что ты знаешь, что я знаю..."

Девушке даже пришлось чуть отодвинуться, а то где-то в глубине уже мелькнула мыслишка послать всех к Падшему и отдаться этому парню прямо тут же и прямо сейчас.

— Но перед сном вы, тётушка, навесите на нас обоих это заклинание? Занятненько... а когда я сама смогу?

Волшебница улыбнулась.

— Хорошо. А когда — обещаю, истинное зрение будет у тебя одним из самых первых. Ну всё, продолжаем?

Чернокнижник кивнул и, знаком показав остальным оставаться на месте, шагнул в просторную залу. Вот уж от кого вовсе не веяло никаким мыслезапахом — Линн вспомнила, что где-то в книгах у тётушки уже читала это слово. Весьма точно отражающее, кстати, суть происходящего. А этот — маскируется, что ли, чёрная душонка?..

Тем временем барон неспешно прошёлся на несколько шагов, что-то поколдовал мудрёное, и по углам неровного помещения кое-где взметнулась почти невесомая пыль. Затем он вернулся, причём с видом явно довольным.

— Да, это здесь. А вон то синее пятно — дух твоей, Линн, прапрабабушки. Беспокойная, видать, дамочка была — видишь, как мечется. На пузыри... пока не обращай внимания. Иди за мной и ничего не бойся.

Девушка осторожно проследовала за ним, не будучи в состоянии отделаться от ощущения, что чернокнижник неким образом ведёт с духом безмолвный диалог. И когда угомонившееся пятно призрака остановилось перед Линн, словно разглядывая её, тут уже и сомнения начали таять. Затем призрак легонько подался вперёд, коснулся и даже вошёл чуть вовнутрь не успевшей отпрянуть девушки. Вернувшись обратно, дух предков даже чуть поклонилась.

— Я представил тебя — ты её потомок, и старушка согласна отдать вещицу без принуждения, — ухмыльнулся провожатый. — Правда, никак не разберу, что именно это такое. Две махонькие вещицы — но луч и направление указали только на одну... ах вот оно что — серьги. Старая кошёлка согласна расстаться только с одной.

И посмотрел на Линн, замершую рядом с ним.

— Ну что, будем принуждать? Мне это нетрудно, да и не впервой — только напрягаться не хочется. Не так уж лёгок хлеб повелителя мертвецов... Да, не забывай, что на острове тебя дожидается ещё то ли перстень, то ли браслет. И на самом деле тебе будет вполне достаточно всего лишь одной вещички — когда освоишься со своими способностями. Но решать тебе, ведь старушка-то не моя родственница.

— Согласна на одну, — решилась девушка, глядя на застывшую словно в растерянности перед ней фигуру.

— Хорошо. Стой здесь, а я представлю пока остальных.

Первой он подвёл невозмутимо плывущую походочкой королевы волшебницу.

— Я объяснил, что это наставница по мастерству, и старушка восприняла вас весьма благосклонно, — объяснил некромант и пошёл за следующими.

— А это родственница наставницы, поддерживающая юную леди Мэшем материально, — заявил он опять, подведя едва сдерживающую любопытство Шалику, и подмигнул. — Не обязательно старой кошёлке знать всю подноготную, ведь правда?

И призрак неслышно коснулся лапкой висящего на груди Шалики тяжёлого знака. Ага — одобряет...

— Вот и сердешный друг юной ведьмы, — улыбнулся барон, сопроводив и представив невозмутимого дона Карлоса.

Синий полупрозрачный призрак подлетел поближе, вроде бы как всмотрелся, и даже облетел молодого человека по кругу.

— Ну что ж, — заключил чернокнижник. — Приступим?

Он властно повёл рукой, сопроводив жест неким заклинанием, и многовековой налёт слетел с места погребения, обнажив резной каменный саркофаг серого мрамора, покрытый резьбой. Ещё несколько заклинаний, от которых наконец затих слышный только вблизи чей-то весьма мерзкий хохоток. Вдвоём с Карлосом они поддели крышку кинжалами, подняли и сдвинули в сторону. Затем почтительно отошли в сторонку.

— Только одну серьгу, ничего больше. И советую правую, — шепнул чернокнижник проходящей мимо него Линн.

Та, ощущая неуёмный стук взволнованного сердца, на негнущихся и ставших вдруг словно деревянными ногах подошла. Не то, чтобы она боялась — сзади ведь стояли два волшебника не абы какой силы, да и бояться было, в общем-то, нечего. Конечно, и покойников Линн навидалась. Но осознание того, что перед тобой останки твоего предка, из Падший знает какой бездны времени... это, согласитесь, впечатляет.

Долго и с сожалением она смотрела, ощущая, как по щеке скатилась непрошенная слеза. Девушка осторожно провела пальчиком по холодной кости белого черепа, словно с лёгкой укоризной смотрящего на неё, живую и пышущую здоровьем. Шепнула несколько слов — то ли клятву, то ли обещание — того нам неведомо. Затем осторожно подцепила ноготками великолепной работы серьгу, блистающую с правой стороны. Не обращая внимания на остальные, просто захватывающие дух драгоценности, отступила назад. И склонила голову перед местом последнего упокоения.

— Закрываем, — с коробящей, деловитой бесцеремонностью заядлых гробовщиков распорядился некромант, и вдвоём с Карлосом они водрузили на место тяжёлую, такую же мраморную крышку.

— Всё? — спросила чуть разочарованная Шалика, краем глаза взглянув на алеющие от волнения щёки Линн.

— Нет, сейчас начнётся, — совсем неожиданно ответил некромант, оглядываясь. — Как же-с, потревожена гробница! Вон они, уже летят, как вороньё на падаль...

Он шагнул к зачарованно замершей девушке и требовательно открыл перед ней ладонь. Линн вздрогнула, пришла в себя и осторожно, чтобы ненароком не коснуться, положила серьгу в подставленную руку. Ей жаль было даже на сетанг расстаться с ощутимо вибрирующей Силой вещицей, но она пересилила себя.

— Доверься мне, — буркнул тот. — И ухо давай, подставляй.

Сверлящая боль пронзила голову, растекаясь от грубо проткнутой мочки правого уха, на глаза вновь навернулись слёзы. И даже несколько холодящих капелек упало за воротник — но Линн терпела, хотя серьг никогда не носила.

— Искупительная жертва — ты ведь хотела по-мирному со старушкой, — проворчал чернокнижник, закончив мучение.

Взвивающийся вихрь Силы едва не срывал девушку с места, и она словно за якорь, теряясь в нахлынувших ощущениях, схватилась за ладонь Карлоса. Это было больно, страшно... и в то же время божественно. "Выходит, родная кровь на фамильную драгоценность, через боль и отречение?" — мелькнуло в голове Линн, пока она отгоняла мельтешащее перед глазами нечто и приноравливалась к своим новым ощущениям. Судя по вздрагиваниям друга, часть всплесков передалась и ему, заставив сыграть роль магического отката.

В это время барон поодиночке вывел в коридор немного встревоженных Шалику и волшебницу. Вернувшись, он некоторое время смотрел на застывших словно в трансе парня и девушку, покачал головой. Оглянулся на подрагивающие стены и трясущийся пол, хмыкнул.

— Рапиру.

Дон Карлос медленно вынул из приделанных к широкому поясу колец оружие, протянул чернокнижнику. Тот, не прикасаясь, небрежно провёл над длинным клинком ладонью. Очевидно, сопроводил и неким воздействием, ибо лезвие засверкало так, как не сверкает даже зеркало. И затем барон, удовлетворённо кивнув, быстро вышел в коридор. Стоя в безопасном отдалении, он спокойно набил и раскурил трубку. Постепенно осваивающаяся Линн даже услышала его ответ на вопрос Шалики — опасно ли оставлять парочку у гробницы:

— Опасно. Очень. Но, если я в них не ошибся, они справятся...

Нахмурившись, волшебница извлекла прямо из воздуха небольшой жезл. Крепко сжимая его в руке и уже нашёптывая начало заклинания, она шагнула было из тоннеля в полную вихрящихся пузырей грязно-лилового света пещеру. Её ноздри трепетали в гневе, а хвостик волос на затылке так и норовил встать дыбом. Однако тут она обнаружила, что нечто крепко держит её за горло, и это нечто весьма надёжно может перекрыть ей поток воздуха.

— Отпусти,... ты! — она презрительно скосила глаза в сторону — туда, откуда вынырнула ухватившая её за горло рука некроманта.

Даже сейчас, в гневе, тётушка Фло была прекрасна. Хм, почти как Кана — только они совсем разные. Мягкая и нежная эльфийская целительница — и словно закусившая удила грозная Мастер Земли.

— Нет. Пусть проявит свою силу, — голос злодея был ровным, даже чуть безразличным.

И который уже, бесчисленный раз в этом мире, женщина вынуждена была уступить силе...

Но ничего этого Линн не видела и не слышала. Прибывающие демоны окружили их уже сплошным кольцом. Голые, грязные и нетерпеливо тянущие к ней с Карлосом лапы, они не вызывали ничего, кроме омерзения. Даже страха не ощутила девушка во вдруг захолодевших внутренностях.

Справа ослепительной молнией сверкнула шпага друга, снёсшая лапу самому нетерпеливому чудовищу. А Линн не выпускала ладонь своего любовника, равно как и он ни за что не выпустил бы её напрягшуюся от волнения ручку.

Всё прибывающие и подбирающиеся ближе демоны, если присмотреться отбросив эмоции, оказались самыми разными. У одних шкура чуть не трещала от тугих напластований могучих мышц, другие отличались впечатляющей коллекцией клыков, шипов и когтей. У третьих яд капал из пасти, разъедая каменный пол вместе с мусором, пылью и костями. Но всех их объединяло лишь одно — уродство. Даже вонь от них была разная.

Краем глаза Линн увидела, как тётушка Фло, которую держал за горло злокозненный чернокнижник, виновато пожала плечами. Что ж, понятно — ещё одно испытание устроил, проклятый...

Она так отвлеклась, что едва не прозевала.

Карлос ещё только вытаскивал свой длинный клинок из похожей на помесь коровы со стрекозой твари, как другая жабокрыса вознамерилась самым наглым образом цапнуть Линн за ногу. Морда бестии уже лучилась предвкушением нежного девичьего мясца... и вот по этим отвратительно выпученным глазам взвизгнувшая девушка ударила тем, чем она, казалось, целую вечность назад щекотала пятку наставнице. Хлестнула со всей яростью и своей пока ещё цыплячьей силой.

Однако этого хватило — одежду Линн забрызгало отвратительно вонючей белесой слизью, а демон заорал нестерпимо тонким голосом, дёргаясь и суча когтистыми лапами по вытекшим глазницам. Карлос добил его одним точным уколом, и на целый сетанг стало легче.

Драчка продолжалась с переменным успехом уже довольно долго. Оскаленные морды, клыки и лапы сливались в один бесконечный круг воющей от страха и вожделения толпы. И Линн не выдержала.

Едва сдерживая в себе гигантскую, медведем вставшую на дыбы волну океанской воды, она закрыла глаза и изо всех сил крикнула:

— Прочь!

И даже ножкой топнула.

Эффект превзошёл все ожидания стоявших в сторонке наблюдателей. Беззвучный взрыв, маленький холокост — да и не могло быть иначе, если хоть самый краешек мощи океана выплеснулся наружу.

Из всех демонов спасся только один — тот, что цепляясь коготками за малейшие неровности и трещинки в камне, пытался пробраться по потолку, дабы упасть на головы этим отвратительным, тёплым и чистым людишкам. Грязно-оранжевая тварь мгновенно сообразила, что осталась одна, и тут же удрала во вспышке тусклого серого света.

— Ну вот, тётушка Фло, а вы боялись. Ведьма плюс воин — это вам не изумруды из-под земли таскать. Это сила! Будь демоны чуть смекалистей, они бы сразу удрали, поджав хвосты, — чернокнижник наконец освободил шею волшебницы от своих стальных пальцев, весьма привычных вцепляться в рукоять оружия.

Шатающаяся от усталости Линн и волочащий за собой шпагу Карлос подошли. Девушка вдруг выпустила ладонь друга — и отвесила барону смачную пощёчину. "Если ответит хоть чем — мне кранты. Если нет, значит, я стала ещё чуть сильнее" — она не без трепета ожидала, глядя в бездонные, словно пустые глаза. Безо всякого выражения — и что в нём Кана нашла?

— Третий раз будет для тебя последним, — предупредил некромансер.

Отвернувшись, он побрёл по подземному тоннелю к выходу.

— За мной! И не отставать...

Туман уже рассеялся. Вернее, не то, чтобы рассеялся, но всё ещё держащееся заклинание позволяло вполне сносно видеть.

— А где пещера? — с любопытством спросила озирающаяся Шалика.

Чернокнижник пожал плечами.

— Да не было никакой пещеры. Почудилось вам, — и глаза его на этот раз смеялись.

Линн подняла руку и осторожно коснулась пальчиками мочки правого уха. Боль от свежей ранки почти ушла — по крайней мере, стала тупой и ноющей. Но постоянно болтающаяся серьга всё время бередила её, да и очень уж было непривычно. И всё же — девушка постоянно ощущала где-то совсем рядом посвист солёного ветра и ритмичное дыхание океанских волн.

— Это ты, милая, должна сделать сама, — тётушка Фло заметила её движение и непроизвольно дёрнувшуюся от боли щеку. — Тут я тебе не помогу, это не по моей части — ведьминское целительство...

Дожидающаяся в карете Синди, оставленная внутри по настоянию чернокнижника и с согласия опытной волшебницы, повела себя слегка странно. Ринулась было к хозяйке с радостным квиррканьем, но затем недоумённо отпрянула. Облетела пару раз, словно присматриваясь, затем осторожно села на левое, противоположное от добытого артефакта плечо. Недоумённо обнюхала, насторожив остренькие ушки, пискнула в сомнении.

И только потом потёрлась мордашкой о щёку, окончательно признавая хозяйку. Кстати сказать, в истинном свете дрорда выглядела почти так же — отлитая из чуть потускневшей бронзы дракошка. Лишь глазёнки горели более ярко, да на макушке виднелся ярко-рыжий завиток ауры, словно кокетливо растрёпанная причёска. Кстати, именно так огнедышащих дрорд от прочих и отличают.

— Привет, малышка моя. Всё в порядке? — Линн почесала своей зверушке за ушками, и та блаженно смежила прозрачные веки, тихо и довольно урча.

Поездка обратно прошла так же незапоминающеся. Лишь дон Карлос по молчаливой просьбе пересел в карету, не выпуская ладони Линн и тихонько поглаживая её. Шалика, махнув рукой на все могущие проистекать из её шалости неприятности, пересела в седло и неслась рядом с каретой. Этаким ярким и красивым метеором в развевающемся сине-зелёном платье и со вставшей дыбом гривой светлых волос.

Пока хозяйка дома и тётушка принимали ванну, дожидающаяся своей очереди Линн шастала и бродила по дому, от делать нечего заглядывая во все углы и закоулки.

"А неплохой домик. Если и себе такого типа заказать?" — подумала девушка, забредя в какую-то дальнюю большую комнату под самой крышей, оказавшуюся пустой, но безукоризненно чистой — грязи Шалика не терпела.

Не обратив внимание на звук запираемой двери, Линн развернулась от окошка и вознамерилась было выйти, но обнаружила перед собой чернокнижника. Он демонстративно опустил в карман ключ. А взамен в его ладонь легла рукоять длинного тонкого хлыста. И вот этой гибкой и прочной хворостиной он с коротким размахом огрел девушку пониже спины.

— Как же это больно... — прошипела она, отпрыгнув чуть подальше, потирая пострадавшее место и прикидывая — что бы это всё значило? Простая порка за шалости или тут кроется нечто иное, вплоть до смертоубийства?

Барон тоже шагнул ближе и снова хлестнул её — резко, с оттяжкой.

— Закрывайся от ударов... да не руками, глупышка... не дёргайся и не отскакивай, ты же ведьма...

Постепенно Линн приноровилась, и под каждый удар успевала выбросить махонькую толику Силы. Однако барон явно вознамерился досадить ей, потому что принялся охаживать её всерьёз, и девушка никак не успевала. Последний удар, огненной вспышкой разорвавший щёку, бросил её на пол.

— Встань, ведьма, — в голосе мучителя не было ни презрения, ни сочувствия. — Где же твоя гордость?

Кое-как, отгоняя от глаз так и застящую всё боль, Линн встала, потирая лицо. М-да, рубец будет изрядный...

— Вытяни чуть больше Силы, но удерживай её. И под каждый удар отщипывай кусочек. Это быстрее и легче, нежели всё время брать изнутри. Оттуда пусть ручейком пополняется запас — приглядывай только, и всё.

Дождавшись, когда Линн кое-как, действуя больше по наитию, справилась с этим, он продолжил экзекуцию. Каждая ошибка обходилась девушке вспышкой обжигающей боли, так что работать приходилось всёрьёз, без дураков. Закусив губу, чтобы не стонать от то и дело пропускаемых ударов, она следила за стремительно порхающим вжикающим хлыстом.

"... сюда... есть!.. теперь здесь, быстрее... есть!.. сюда... ай, не успела, чтоб тебя!.. а вот по этому стукать не надо... отбила... ой, как же больно..."

Весь мир исчез, кроме порхающего с ловкостью и быстротой летучей мыши источника боли и внешне неподвижной ведьмочки. Постепенно Линн разобралась. Поток Силы медленно пополнял удерживаемый невесть где и невесть как запас, и крохотные незаметные молнии каждый раз всё увереннее и увереннее встречали свистящий удар, подставляя защиту. "А ведь получается, получается, разрази меня гром!" — из глубины души поднималась едва ощущаемая радость.

Наконец, мучитель полностью изломал хлыст о замершую в напряжённой работе мысли Линн. Орудие мучений расщепилось, а затем и развалилось совсем.

— Ну что ж... для начала неплохо. За целителем я послал, он уже должен быть в холле-прихожей. Этот урок окончен, — и, чуть поклонившись, отпер дверь.

Исхлёстанная и заплаканная Линн едва нашла в себе сил самостоятельно спуститься вниз. И при этом не издать ни единого стона и даже не шмякнуться с крытой ковровой дорожкой лестницы.

Ван Занн, очевидно, был предупреждён. Поджав губы и не проронив ни единого слова, в боковой комнатке он растёр Линн мазью и обработал чуть щекочущей магией — девушка уже ощущала её. Боль в истерзанной и немало пострадавшей сегодня шкурке наконец-то отпустила. Хм, и даже багровые рубцы полностью исчезли!

Однако, осмотрев ухо с засохшими пятнышками крови и болтающуюся в мочке драгоценность, целитель покачал головой.

— Это вы должны сами. Чуть позже пришлю мальчишку с кое-какими книгами и заметками — я одно время интересовался, как сами себя исцеляют ведьмы. Вдруг вам поможет, маленькая леди?

Откланявшись, ван Занн незамедлительно исчез — похоже, ему было заплачено заранее. Одеваясь, Линн краем уха прислушалась к разговору нимало не интересующегося её женскими прелестями чернокнижника и тётушки Фло в купальном халате, стоящих в двери.

— Барон, тебе не кажется, что это низко — мстить и измываться над беззащитной девушкой?

Тот хмыкнул. Повернувшись в глубину комнаты, он окликнул пострадавшую.

— Линн, после обеда я собираюсь в той же комнате размяться опять. Но на этот раз с кнутом. Ты придёшь?

Девушка, глядя в его тёмные бесстрастные глаза, набросила на плечи верхнюю часть комбинезона, но застёгивать не стала — всё равно в воду прыгать. Демонстративно почесала щёку, с которой целитель только что убрал безобразно разбухший багровый рубец, и улыбнулась. Методы у этого учителя, прямо скажем, бандитские и почти садистские — но весьма и весьма действенные...

— Непременно. А что дальше будет?

К вящему негодованию онемевшей от возмущения волшебницы, чернокнижник ухмыльнулся в ответ.

— Завтра попрошу у Карлоса рапиру. На первый раз, пожалуй, с защитным наконечником...

Отодвинув его взглядом — вовсе без применения Силы — Линн направилась в ванную комнату, тихо шлёпая по дубовому паркету босыми ногами. А потому дальнейшее продолжение весьма любопытного разговора пропустила.

Задумавшись, волшебница некоторое время смотрела в одну точку, а потом подняла взгляд.

— Значит, постоянно давить, ставить на грань? Предлагать выбор — умри или стань сильнее?

Собеседник кивнул.

— Только так. Вы, тётушка, вспомните сами — быстрее всего росли тогда, когда на вас плюхи сыпались со всех сторон.

Тётушка Фло прищурилась на молодого человека. Сейчас, когда заклинание не показывало её истинную сущность, она опять выглядела так себе — неприметной, хотя и не уродиной.

— Договаривай, чёрная твоя душа. Ты хочешь сказать, что сейчас я остановилась в своём развитии?

— Именно. У вас нет достойных соперников. Или врагов, — он пожал плечами.

Волшебница прошлась по комнате, невесело кивая, зачем-то подвигала на столике забытую целителем банку с мазью. Ах нет, вовсе не забыл — оставил, чтобы не таскать с собой в следующий раз. Выходит, старина ван Занн тоже одобряет...

— А ты? Ты сможешь? — пытливо глядя в глаза.

Он не отвёл взгляда.

— Я не враг. Да и против моей силы у вас, тётушка, защиты никакой почти и нет. Но вот когда Линн войдёт во вкус и начнёт куролесить...

Намёк был понят. Ибо оказался созвучен сомнениям, не раз и не два посещавшим опытную волшебницу.

— Да уж, ребёнок резвый, тут ты прав. Но как заставить её различать добро и зло? Ведь из Линн может вырасти такое...

Последний вопрос услышал зашедший Эккер. Стряхивая с плаща капельки дождя, он проворчал:

— Да вряд ли тут что поделаешь... Ведьмы, они такие. К тому же — женщины.


* * *

Линн металась загнанной кошкой. Извивающийся, мгновенно меняющий направление удара кнут никак не давался ей. Всё тело уже горело, истерзанный в лохмотья комбинезон в нижней части отчётливо попахивал — ну не удержалась от боли. И всё же, глухо шипя сквозь стиснутые зубы от пропускаемых хлёстких ударов, она не сдавалась. Наконец, истязатель остановился.

— Нет, так ничего не выйдет. Не пытайся парировать и смягчить удар. Предугадай его, и позволь инстинкту доделать остальное.

Тихонько застонав от еле сдерживаемой боли, юная ведьма покачала головой.

— Ну не могу же я знать заранее, куда последует удар! Кнут извивается так быстро, что становится непредсказуем.

Чернокнижник, сматывая орудие пытки в кольца, улыбнулся.

— Кто тебе сказал, что это невозможно? Ну кто вбил тебе в голову эту глупость?

Осторожно утерев ноющей от ссадин рукой стекающий на глаза пот, девушка поинтересовалась, старательно не давая своей боли и досаде взять верх над разумом:

— Ну, если это всё же возможно... тогда — всё равно не пойму, зачем такие муки? Кто меня хлестать будет?

Возвышающийся над ней на целую голову барон критически осмотрел маленькую девицу.

— Легенды говорят, что сильные ведьмы прошлого обладали тем, что называется "невидимая броня". Любое опасное воздействие извне предугадывалось и отражалось неосознанно — даже во сне. Волшебникам это почти недоступно, а вот ты да, очень сильная ведьма.

В дверь вошла тётушка Фло. Неодобрительно посмотрела на истерзанную Линн, покачала головой.

— Ох, какой ужас... Целитель пришёл, Линн, давай вниз. А то ван Занн говорит, что последнее время работы стало вдвое против обычного, он торопится куда-то...

Проводив едва волочащую ноги, но гордо вскинувшую голову ученицу, волшебница перевела взгляд на чернокнижника.

— Невидимая броня? Думаешь, выйдет?

— Выйдет. У Линн просто нет выбора.

На лице волшебницы мелькнула тень. Она задумчиво покивала головой.

— Умри или победи?

Слушая частое позвякивание рапир в соседней зале, где дон Карлос выбивал пыль из наседавших на него барона и оказавшейся недурственной фехтовальщицей Шалики (вот так купчиха!), Линн на пару с волшебницей разбиралась в книгах и записях, оставленных целителем. Почитав описание, где Закарий Фесталлийский для продления жизни и исцеления смертельных ран принимал ванны из крови младенцев, она передёрнулась от отвращения.

— Ну нет, такое явно неприемлемо. Правильно его потом ухайдакали, да ещё и осиновым бревном проткнули. И всё же, тётушка — у меня постепенно всё лучше получается направлять Силу наружу. Да и в дальнейшем я не вижу препятствий. Но направлять её вовнутрь себя же? Что-то не доходит...

Волшебница отложила исписанный ровным почерком свиток, вздохнула.

— Я тоже не очень-то, если честно. Скажу еще, что даже очень сильные и опытные целители испытывают проблемы, пользуя сами себя.

Развернув следующий свиток, оказавшийся весь в пометках и исправлениях, она через некоторое время хмыкнула.

— Но вот третий раз я уже нахожу намёк, что ведьмы для исцеления не выпускают Силу наружу и затем направляют на себя. А делают это прямо изнутри. Выходит медленнее, но верно.

— А что, надо попробовать, — Линн осторожно потрогала мочку уха с застывшей капелькой крови, улыбнулась, ощутив радостно отзывающуюся свежим ветром серьгу.

Некоторое время она следила, как за окном под низко нависшие тучи вкрадчиво вползает вечер, затем решительно встала.

— Мне надо сходить в одно место, тётушка. Договориться насчёт корабля — есть одна идея, — а затем, подойдя к двери в соседнюю комнату, с улыбкой посмотрела на изощряющуюся в фехтовании троицу.

— Карлос! Не хочешь ли оставить воинские забавы и сопроводить даму в опасное и наверняка полное весьма злобных и преступных элементов место?

Молодой человек молниеносно увернулся от рапиры барона и тут же провернул хитрый финт, едва не выбив оружие из руки не успевшей отреагировать Шалики, и отскочил, подняв рапиру вверх.

— Десять ангов, леди — и я в вашем распоряжении!

Через обещанное время он выскочил из ванной комнаты, застёгивая на ходу рубашку. Надел столь полюбившийся мягкий и тёплый свитер, не забыв помянуть добрым словом одну волшебницу. Вжикнула рапира, скользнув на своё место в кольцах на поясе, а дон Карлос уже расчёсывал волосы перед зеркалом — уж это требование его возлюбленной постепенно стало переходить в привычку.

Зайдя предупредить тётушку Фло и Шалику, что к ужину они будут, парочка застала в холле идиллическую картину — хозяйка дома отбивалась от яростных атак чернокнижника, который вытеснил её из отведённой для занятий комнаты сюда. Рапиры мелькали серебристыми росчерками, звякая и скрежеща негодованием разгорячённой стали. Девица из последних сил, но всё же находила достойный ответ хитрым комбинациям партнёра, и ушла в глухую оборону, даже не пытаясь атаковать.

В углу у столика восседала тётушка Фло. Она обложилась книгами и свитками на манер сумасшедшего библиотекаря, и прямо в воздухе выписывала пальцем строки рун, цифр и вовсе непонятных значков. Некоторые мерцали словно в сомнении, другие наливались светом и висели ровно, но всё это выглядело весьма экстравагантно со стороны — для непривычного к таким делам взгляда. Волшебница добавила последнюю строку, поправила закорючку, и осмотрела свои измышления весьма и весьма скептическим взором.

— А ну-ка, иди сюда, — и, поглядывая в расчёты, прошептала над Линн заковыристое заклинание.

Весь мир вокруг словно заходил ходуном, но девушка не ощутила ровным ничего.

— А что, очень может быть... — волшебница посмотрела на Линн, и снова углубилась в свои размышления.

Тем временем Карлос приблизился к фехтующим. Усмехнулся и, сложив ладони на манер рупора, шепнул отбивающейся Шалике.

— Ин кварта, ин сикста, двойной перевод...

В результате барон получил великолепный укол в плечо и вынужден был отскочить назад. А Шалика, бросив на Карлоса благодарный взгляд, взлохматила промокшие насквозь волосы и с азартом бросилась в очередную схватку. При этом с улыбкой заметила сквозь звон клинков:

— Нет, ну что бы я без вас делала, а? Такая тоска была, а теперь весь дом вверх дном. Служанки в обмороке, от магии не продохнуть, прямо дым коромыслом. На улице народ кланяется, некоторые вообще норовят в ноги бухнуться. Веселуха!

— Это точно, с нами не соскучитесь. Превратим любой дом в сумасшедший! Недорого! — а затем, провернув терц и сменив тон, барон спросил. — Линн, Карлос, вам точно не нужна силовая поддержка?

В голосе девушки проскользнула та ледяная вежливость, что порою граничит с оскорблением.

— Сарнолл мой родной город, и я знаю тут каждый закоулок. Тем более, воин плюс ведьма, и всё такое. Тётушка, к ужину мы вернёмся — если и припоздаем, то ненадолго. За Синди присмотрите на всякий случай — я велела ей остаться.

Дон Карлос весело кивнул.

— Если где-то в городе начнётся пожар и маленькая война, тогда вы и сами нас легко найдёте...

Ветер стих совсем. Последние отголоски его, поплутав по улочкам, вырвались на свободу и унеслись прочь, шаловливо лаская деревья. А здесь, в великом древнем городе, воцарилась тишина. К тому же, заходящее солнце таки ухитрилось найти прореху в облачном покрове, ненадолго высветив старым золотом башни и крыши, и подрумянив плывущие над городом облака — снизу.

— Ох, что-то не нравится мне это, — покачал головой молодой воин, сопровождая юную ведьму на крутом, выложенном камнем спуске к портовому району.

— Да уж, — задумчиво отозвалась Линн. — Что-то тревожное так и носится в воздухе.

Идя под ручку со своим красавцем-кабальеро, девушка который раз прикидывала так и эдак — и не находила существенных изъянов в своих замыслах. Мало того, даже если не выйдет... а всё равно выйдет! Тот редкий случай, когда к победе ведёт не один-единственный путь, а сразу несколько дорог.

Спустившись вниз, где уже чуть клубился наплывающий с моря вечерний туман и сильнее пахло солью и рыбой — знакомыми с детства запахами, Линн огляделась. Добротные одно— и двухэтажные дома растекались здесь в запутанный лабиринт улочек и переулков. Жилые дома и трактиры, бордели и склады, таверны и солидные конторы — всё сплелось в этакий труднопонятный для постороннего клубок.

Заметив якобы скучающего под уже зажжённым фонарём сорванца в замызганной одежде, девушка одним мимолётным движением выудила из кошеля Карлоса медную монетку и со значением подбросила её на ладони. Мальчишка тут же отклеился от фонарного столба. Взгляд его блуждал по сторонам, ничуть не выдавая заинтересованности, и тем не менее шмыгающий оборванец через несколько сетангов оказался перед обоими пришедшими сверху. И даже чуть насмешливо поклонился — ибо вовсе не мудрено было за лигу распознать в этой парочке особ более высокого полёта, нежели обычный здешний народ.

— Что угодно вашей милости?

Монетка полетела в его сторону вместе с изъявлением, чего же собственно, угодно.

— Нам бы разыскать, в каком злачном гадюшнике нынче бросил якорь капитан ван Хален... — мимолётно обронила Линн.

Сорванец понятливо кивнул, тем более что монета исчезла быстро и почти мистически незаметно под его обноски. И тут же со всех ног припустил куда-то в темноту за углом.

Не успели двое сделать и сотни шагов по ведущей к пристаням дороге, как совсем с другой стороны вынырнул этот же малолетний оборванец. Изрядно запыханный, он чуть виновато сообщил:

— Капитана в порту нет. Но его штурман трапезничает и пялится на красоток неподалёку.

Линн повертела в пальчиках ещё одну монетку, со значением глянув в глаза хитрована.

— Где именно? Дело у нас чистое, скажи название, дойдём сами.

Несмотря на совсем юный возраст, мальчишка соображал быстро.

— В "Старом крабе", — и, заполучив вожделенную плату за труды, вновь исчез в сумерках.

Завидя некоторое сомнение в глазах Карлоса, Линн усмехнулась.

— Не беспокойся — порядочное заведение. Его содержит бывший боцман с фрегата. Откровенную шваль гонит в три шеи безо всякого почтения, и в то же время с тихарями не якшается. Публика у него обретается всё больше солидная. Хотя, конечно, и не графья с ледями, — скаламбурив этакую двусмысленность, девушка хихикнула и повела спутника в туманный сумрак.

Первыми исчезли звёзды. Вот только что они подмаргивали сквозь поредевший к ночи облачный покров, и как-то незаметно но быстро пропали. Теперь сквозь седую муть виднелись лишь редкие фонари на перекрёстках да у входов в заведения.

Затем стали пропадать звуки. Не стало слышно разудалой песни из полуподвального кабачка, испарилась далеко разносящаяся перебранка супругов из вон того окна — смачная, в своё удовольствие, со звоном битой посуды и грохотом опрокидываемой мебели. И лишь цоканье каблучков Линн да лёгкий шорох подошв её спутника нарушали ватную, неестественную тишину.

— Что это? — с неудовольствием шепнул Карлос, и девушка ощутила, как он чуть крепче прижал её руку да незаметно проверил — легко ли в случае чего из колец выскользнет рапира.

— А это нас сейчас будут... не то, чтобы пугать. Проверять на вшивость, в общем.

Молодой человек чуть скривился на эдакие простецкие выражения, безошибочно выдающие в Линн воспитанницу городского дна, однако он понял.

— Кто-то из слабеньких колдунов здешних балует?

Кивнув, Линн беззаботно шепнула в ответ.

— Если дойдёт до дела, не убивай насмерть. Да и я воздержусь...

Сырой туманный полумрак наполнился еле слышным шорохом. Словно тысячи лапок скребли по камню и друг о дружку. То ли полчища крабов или пауков бежали вокруг, то ли крысы скребли коготками по булыжнику мостовой, но ощущение было непонятным, а главное — весьма и весьма мерзким.

Затем наплыл запах — слабый, приторный и немного тухлый.

— Ух ты! — вполголоса восхитилась Линн, незаметно пресекая попытки спутника выхватить оружие и пощупать стальным остриём вон тот подозрительно неподвижный сгусток тумана. — Похоже, нас оценивают всерьёз...

Неведомые естествоиспытатели заколебались ненадолго, не будучи в силах понять неведомую парочку пришлых, так смело шествующих поздним вечером по отнюдь не отличающемуся благонравностью припортовому району, и упустили момент. Линн подошла к крыльцу добротного, каменного двухэтажного заведения, где зазывающе светились окна.

Карлос так засмотрелся на здоровенного, прямо-таки огромного краба над дверью, что едва не споткнулся о ступени. Морское животное с хитрейшим видом выглядывало из-под навеса, на всякий случай выставив устрашающего размера шипастые клешни, более похожие на ножницы по металлу.

— Если б я не знал точно, что таких чудищ не бывает, то подумал бы, что это чучело, — сконфуженно пробормотал молодой человек, отворяя перед Линн дверь.

— А он и есть настоящий. Но откуда хозяину приволокли эдакое диво, не спрашивай — не знаю, — девушка быстро, но незаметно осмотрелась, благо все непонятные заморочки со звуком, светом и запахами остались за порогом.

Пожалуй, нет нужды описывать типичное портовое заведение, рангом повыше забегаловки для совсем непритязательных моряков, но пониже пристанища для благородных путешественников. Типичный кабак, разделённый на две половины. В первой, открытой всем взглядам, равно как и ушам, шёл нехитрый, проверенный веками процесс поглощения пищи под сопровождение водопадов спиртного. С сопутствующими этому процессу разговорами, табачному дыму и постоянно вспыхивающими и тут же умело улаживаемыми перебранками.

Но Линн знала отнюдь не понаслышке, что вон те две двери, да и спрятанный за морской батальной картиной потайной ход ведут в заднюю, чистую половину. Там были устроены отдельные кабинеты, где солидные и уважаемые (а иногда и вовсе наоборот) люди могли потрапезничать и пообщаться в тишине да спокойствии, решая весьма интересные, особенно для портовых таможенников и полицейских чинов, дела. Но поскольку девушка не знала, где обретается нынче штурман, да и его самого в лицо тоже помнила весьма смутно, то направилась прямиком к стойке, откуда на них не без подозрения зыркал здоровяк с чёрной повязкой на левом глазу и ведёрного размера кулачищами.

— Доброго вечера вашим светлостям, — оказавшийся хозяином заведения здоровяк чуть изобразил подобие поклона, а сам продолжал ловко вытирать полотенцем массивные пивные кружки. — Что будет угодно?

Поскольку дон Карлос благоразумно помалкивал, Линн повела переговоры. Штурман сыскался быстро, в углу возле камина, в компании хихикающей девицы. Да вот беда, моряк был в том состоянии, когда утопшая в вине совесть уже находится в полуобморочном состоянии. А желание незатейливо пообщаться с неприхотливой лялькой, да не за столом, уже почти вытеснило все остальные мысли.

— Ну, ежели вам нужен сам капитан... — хозяин "Старого краба" задумался на миг. — Да вот, не будет ли от того неудобств почтенному ван Халену и урона моему заведению? Спутник ваш, смекаю, с железкой обращаться весьма ловок...

Очаровательно улыбнувшись, Линн посмотрела в глаза здоровяка.

— Спутник мой обращается с оружием даже лучше, чем вы, почтеннейший, думаете. Кроме того...

Кружка вырвалась из лапищи отставного боцмана и поплыла невысоко над стойкой. Сам собой отвернулся краник, и через несколько сетангов, благоухающая добрым элем и с шапкой пены сверху, подлетела к Карлосу.

— Угощайся, дорогой. За счёт заведения...

Хозяин заведения откровенно почесал в затылке, пытаясь кое-как привести в порядок заметавшиеся мысли и удивлённое выражение на устрашающей физиономии.

— Мы пришли поговорить, а не искать неприятностей. Но если те, снаружи, не угомонятся... а также их единомышленники здесь, то неприятности будут — у вас, почтеннейший, и выше крыши.

Боцман сокрушённо вздохнул.

— Эх, говорили же мне — не твоё это дело, на суше работать... Ладно. Капитан ван Хален нынче на верфи — наблюдает за ремонтом своего брига. Послать за ним?

— Непременно, — кивнула Линн, довольная лёгкой победой, и стала перечислять, чего бы ей хотелось отведать самой, да и угостить Карлоса.

Хозяин заведения слушал, и на физиономии его постепенно проявлялась эдакая смесь почтительности с добродушной улыбкой. Дело было в том, что девушка называла сплошь недоступные простому люду блюда. Попадались, попадались иногда морякам такие морские живности, что их попросту не было в продаже — даже не попадали на столы вельмож, настолько редки и экзотичны были эдакие дары моря.

Хотя, по слухам, кто-то из предприимчивых умельцев приспособил для таких целей незамысловатое, но действенное устройство. Простая палка, к одному концу которой был привязан самый что ни на есть обычный булыжник. Зато на другом конце... вот тут-то и хитрость! На другом конце наносилось свёрнутое до поры в клубок заклинание навроде средненькой силы файрболла. Будучи брошенным в море далеко от берега, это немудрёное изобретение пытливой мысли быстро погружалось на глубину, недоступную никаким сетям и неводам. И что характерно, когда заклинание срабатывало, произведя резкий хлопок, вся тамошняя глубоководная живность быстренько всплывала кверху брюхом, и ловким морячкам оставалось только собрать урожай.

Знали от том едва ли несколько десятков людишек на всём Крумте. А коль скоро маленькая девушка, умеющая обращаться с Силой, знает эдакие секреты... вот тут-то и разворачивалось поле для размышлений бывалому боцману. Но что парочка не то, что не из простых, а ой как из совсем не простых, это он смекнул сразу. А посему поспешил ублажить посетителей по высшему разряду, причём самолично. Так, как услаждают вкус только своих, и только самых-самых.

Дон Карлос заказал к рыбно-морским блюдам несколько разных сортов белого вина, приведя в уважительный и почтительный трепет хозяина своим тонким вкусом. И действительно, что филе из глубоководной трески, что белое, почти не пахнущее рыбой мясо некоего чудища, навряд ли упомянутого в книгах и научных трактатах — они были великолепны. Равно как и паштет из мелкой, более похожей на змейку рыбки, что никогда не попадается в сети.

И всё это в отдельном, отделанном морёным дубом кабинете, под доносящуюся из общей залы лёгкую музыку. И под пламенные взгляды, коими, ничуть не скрываясь, обменивалась эта парочка...

Капитан ван Хален не заставил себя ждать. Как Линн и помнила, это был высокий жилистый человек с рыжими, слегка вьющимися волосами и жёстким выражением чуть горбоносого лица. Он вошёл в комнату, где пировала парочка, представился с лёгким поклоном, принёся с собой легчайший запах свежей стружки, солёного морского воздуха и ещё нечто неуловимое, присущее лишь морякам и бывалым путешественникам. И без лишних жеманничаний сел за стол после любезного приглашения девушки. Равно как к ним присоединился изнывающий от любопытства хозяин заведения.

Бог знает, что они подумали, наверняка заметив присохшую кровь на ушке Линн. Но судя по взгляду, коим незаметно, как им казалось, обменялись оба моряка, в недоумении они пребывали преизрядном.

Линн не стала ходить вокруг да около.

— Капитан, когда с вашим кораблём случилась некоторая оказия, вы самолично стояли за штурвалом. Штурман ваш, что сейчас в зале уже почти залил глаза дешёвым вином, накладывал в тот момент шину на сломанную руку какого-то матроса, расположившись у тамбура надстройки. А полуголый кок безуспешно пытался загнать вниз ошалевшего от качки и воды корабельного кота. То ли Хенрик, то ли Хенрис...

— Хенрикс, — не задумываясь поправил непонятную девицу капитан.

Но даже непосвящённому взгляду было видно, в какой растерянности бегают его мысли. И Линн продолжила усугублять сомнения моряка — ужели не догадается?

— А когда ваша "Колесница славы" легла набок в устье Изели, кто-то из молодых матросов не удержался на мокрой палубе и едва не вылетел за борт. Вы левой рукой держались за штурвал, а правой ухватили беднягу за ногу и не дали одной девице из пригорода стать вдовой...

— Сто тысяч морских чертей... это было воистину так! — задыхаясь, прошептал капитан, рванув вдруг ставший тесным шейный платок. — Откуда вам, леди...

Линн протянула поближе к нему руку и повертела перед его лицом.

— Узнаёте ли вы вот эту ладонь, капитан?

И девчонка не спеша приоткрыла невидимую дверь, зачерпнула изящным жестом пригоршню воды, впустив в комнату свежий ветер откуда-то с далёких просторов океана. И вылила в воздух струйку серебрящихся брызг. Затем так же медленно и осторожно ослабила присутствие, показав чистую мокрую ладошку.

Закатившего глаза и упавшего из кресла капитана приводили в чувство испытанным способом — пощёчинами с последующим заливанием неразбавленного рома — вовнутрь. Пришедший в себя ван Хален порывался то молиться, то падать в ноги да целовать спасительную ладонь, но разобравшийся в ситуации бывший боцман беззастенчиво сгрёб за шиворот недюжинной силы капитана и словно куклу водрузил обратно в кресло.

Тем более что Линн пресекла поток благодарственных жестов и слов в несколько, как бы это сказать — энергичных выражениях. А когда на побледневшее лицо почтенного моряка вновь вернулся румянец, в немалой степени вызванный повторным стаканчиком крепчайшего рома, в коротком рассказе поведала всё то, что, по её мнению, тому следовало знать.

Всматриваясь в свои воспоминания, словно в чуть подёрнутую дымкой даль, девушка рассказывала, выстраивая перед изумлёнными моряками картины недавнего прошлого. Опуская деликатные и ненужные им подробности, в конце концов сообщила морякам главное — на острове появилась новая сила. И эта сила, до конца не развернувшаяся, это она и есть собственной персоной:

— Зовите меня Линн, леди Мэшем. Будущая ведьма, особенно морская.

Давая почтенному капитану время совсем прийти в себя, девушка на время замолчала. Тем более, что удивлённо покачивающий головой одноглазый хозяин заведения самолично сделал перемену блюд да принёс ещё лёгкого белого вина.

— Да, кстати, господа моряки. Новая глава купеческой гильдии сумела разжиться кредитом на неплохих условиях, — как бы между прочим сообщила Линн, общипывая невесть каким образом оказавшуюся в здешних краях и вовсе в неподходящий сезон кисть винограда. — Очень большим кредитом озаботилась почтенная Шалика. И в ближайшем будущем собирается оживлять торговлю и сопутствующие ей дела. Шепните хорошим ребятам, что там следует...

Моряки живо смекнули, что проистекает из сообщённых сведений, и взгляды их весьма повеселели. Так что дальнейшая беседа потекла куда более гладко. Поглядывая на Карлоса, который с удовольствием разделывал глубоководного омара и вроде безучастно слушал разговор, Линн пресекла поползновения капитана выразить благодарность за спасение в материальной, так сказать, форме. Но взамен попросила об услуге.

— Да надо будет мне в скором времени сплавать кое-куда. Тут недалеко. Но плавание будет непростым, и мне потребуется ваша, господин ван Хален, полная поддержка и понимание.

Капитану вовсе не понадобились более явные намёки, что подробности следует держать в тайне, да и от представителей закона особенно. Он отставил бокал и заметил лишь, что его бриг ещё дня три задержится на верфи.

— Там килевой брус треснул, работа по замене непростая и не такая быстрая...

Поспешив заверить, что это вполне устраивает её, Линн тоже отдала дань запечённому под хитрым соусом рыбному филе. Чуть жестковато, пожалуй, но вкус — мамочки мои! Закачаешься! От ужина, пожалуй, придётся отказаться. Хотя и возвращаться, пожалуй, уже пора. А то ведь встревоженная тётушка на пару с некромансером и вправду могут оставить от портового района одни дымящиеся головёшки...

Похоже, такие же сомнения одолевали и дона Карлоса. Посему, распрощавшись в весьма добрых выражениях с почтенными моряками и получив взамен самые пылкие признания если не в вечной любви, то в несомненном уважении и почитании, наша юная парочка вышла через заднюю дверь в ночную прохладу.

Не надо и напоминать, что оказались они на совсем другой улице, и даже не на параллельной.

Позволив Карлосу сопроводить себя почти до дверей приветливо светящегося окнами дома Шалики, Линн сообщила ему, что есть у неё ещё одно дело. Молодой человек попробовал было заупрямиться, но девушка с лёгкой улыбкой сообщила — есть кое-какие долги в Презренной гильдии, и следует их отдать. Дело это её личное, и не стоит ронять тень на репутацию такого порядочного дворянина.

Быстро переодевшись в комнате и сменив богатое и, между нами говоря, совсем неудобное для иных деликатных дел платье на заново пошитый тёмно-серый комбинезон, девушка вновь незаметно выскользнула в ночную тьму.

Что ж, ещё один ход, маленькая ведьма. Отступать некуда — далее только остаётся дожидаться результатов...


* * *

Задорно цокая каблучками по мостовой, Линн остановилась. Посмотрела вверх, где солнце уже зажгло в полнеба пожар утренней зари, и грустно улыбнулась. В порту уже покачивается у пристани готовый к плаванию бриг ван Халена, погода просто чудесная. А всё же, на душе немного грустно — от того, что предстоит впереди.

Идущий рядом Карлос ласково обнял её за плечи, и девушка сладко поёжилась от ещё не схлынувших чувств. Эта последняя ночь была сплошным ласковым безумием — откровенным, бесстыдным и жадным до полного изнеможения.

— Ну что ты? Пошли — наши вон уже далеко ушли.

Линн посмотрела вперёд, где по спускающейся к порту дороге шли старшие. И даже Шалика, по её образному выражению "трое суток вкалывавшая как проклятая", сумела управиться с делами, препоручив менее важные помощникам и заместителям. И теперь выкроила несколько дней, дабы проветриться на морской прогулке и самолично быть свидетельницей важных событий.

— Да, поспешим...

Чуть более быстрым шагом они миновали спуск вниз. И уже на махонькой площади перед главным входом на территорию собственно порта, где слева высилась увитая плющом трёхэтажка капитана порта и лоцмана, а справа с гранитной стелы сурово взирал позеленевший и чуть засиженный голубями бронзовый шкипер Старк, девушка подломила каблук в расщелине между каменными плитами.

— Ой! Карлос... вон, башмачник на углу.

Проводив взглядом стройную фигуру молодого человека, спешащего с повреждённой туфелькой в руках, Линн вынуждена была закусить до крови губу, чтобы не закричать вослед. Не зарыдать от боли, пронзившей её бешено застучавшее сердце.

Среди редких похожих мелькнула физиономия Тайши. Чуть погодя площадь небрежной, чуть хромающей походкой пересекла Марта-щипачка с бидончиком в руке, отчего-то одетая молочницей. Она спросонья задела рукавом спешащего к башмачнику молодого красавца, извинилась надтреснутым голосом, и вскоре скрылась за углом. И в это время от торговых рядов, снабжающих прохожих всякой мелочёвкой вроде солёной рыбы, семечек и табака, раздался зычный глас Соньки-купчихи:

— О-ой, кошель срезали! Ах вы, негодники, да чтоб вас подняло да об каменюку шваркнуло!.. Ой, горе мне, люди добрые!..

Неизвестно, к чему бы привели вопли и причитания пострадавшей, но трое полусонных стражников на углу живо заинтересовались происшествием, тем более что прошмыгнувшая мимо худощавая фигурка в рваных лохмотьях проронила им несколько слов. Сразу насторожившись, служаки ощетинились протазанами и взяли в клещи спешащего с площади молодого человека в чёрном камзоле.

Короткое препирательство, несколько фраз, и вот уже из кармана черноволосого красавца при полном стечении народа извлечён шитый бисером женский кошель, немедленно признанный пухлозадой и безутешно рыдающей Сонькой...

Взгляд упрямо молчащего Карлоса из-за зарешёченного оконца отъезжающей тюремной кареты полосовал сердце словно бритвой. Линн стояла посреди площади, не будучи в силах даже вздохнуть. Мутная пелена застила взор, солнце медленно меркло в исчезающем мире. И лишь какой-то тоненький, нелепый вой еле слышно пробивался сквозь ватную тишину.

Это на плече, чувствуя горе хозяйки, жалобно кричала дрорда.

Из мутной пелены надвинулась темнота. Ударила в лицо шершавой твёрдостью ракушечника. Стена. Надо правее... Да что ж это за помеха? Лишнюю туфлю долой... Нет, не сюда...

Шатающаяся словно в безумии фигурка с прижавшейся к плечу маленькой дрордой уронила атласную, на высоком каблучке туфельку. Потыкавшись сослепу влево-вправо, наконец нащупала дорогу на третий причал — сквозь застящую глаза боль.

— Что случилось, Линн? И где дон Карлос? — тётушка Фло забеспокоилась не на шутку.

Несколько раз пришлось ничего не видящей и вряд ли соображающей Линн вдохнуть и выдохнуть, прежде чем с её губ сорвались слова, более похожие на стон или даже на рыдание.

— Он... он не придёт...

По сходням с брига сбежал ещё кто-то. Похоже барон — ишь, как запасмурнело вокруг...

— Линн, ты можешь что-нибудь более подробно объяснить?

Девушка стиснула кулачки, до боли, до крови протыкая ладони ногтями. Затрясла из стороны в сторону головой, разбрасывая алмазами блеснувшие в лучах солнца то ли слёзы, то ли звёзды. Открыла глаза, поразившись, как темно стало вокруг.

— Карлос — не придёт. Это окончательно. Погружаемся и отплываем, — и неверными шагами направилась к сходням.

— Погодите, — этот чернокнижник умел быстро соображать. — Леди Мэшем, верните мне то, что вы должны...

Вынув из брошенной ему в лицо заплечной сумочки полотняный мешочек, в коем покоился дублет белого золота, барон обратился к морскому колдуну — помрачневшему и недобро нахмурившемуся.

— Господин Эккер, у меня к вам официальное поручение. Доставить в кратчайшее время вот это — имперскому посланнику, герцогу Саймону. И не оплошайте на этот раз...

Тот извлёк из мешочка содержимое, в лучах солнца брызнувшее такими искрами, что у наблюдающего за этой сценой капитана глаза полезли на лоб, взвесил на ладони, хмуро кивнул. Спрятав дублет обратно, а потом и за пазуху, он процедил сквозь зубы:

— Уж будьте покойны...

Чернокнижник бросил на безучастно стоящую у перил сходней Линн непонятный взгляд, и подолжил.

— И ещё личная просьба — если дон Карлос жив, позаботьтесь о нём.

Тётушка Фло оторвала взгляд от помертвевшего лица своей воспитанницы и добавила вполголоса.

— Эккер, в расходах и неблаговидных поступках я тебя не ограничиваю...

Глава морских колдунов Крумта мрачно кивнул. Потоптавшись чуть, буркнул:

— Ладно... счастливого пути вам... — повернулся и пошёл по заваленному штабелями брёвен, бухтами троса и кипами мешков пирсу в город.

Этот день выпал куда-то из памяти Линн. И как она ни старалась, ничего не могла вспомнить. В конце концов, метаясь в полночной бессоннице по каюте покачивающегося на ходу брига, она обратилась за помощью к присматривающей за ней Шалике. В ходе скупого рассказа выяснилось, что ведьма чуть не потопила корабль, а также дважды пыталась сигануть за борт и то ли плыть обратно в Сарнолл, то ли пойти ко дну, весело пуская пузыри. Ну... остальное мелочи и детские шалости по сравнению с этим.

Полюбовавшись в зеркале на свою почерневшую, со впалыми глазами мордашку, Линн прислушалась к себе.

— Ой, что же я наделала... Какая же я дрянь... Ох, боги, что же я наделала!!!

Сидящая в кресле и наблюдающая за ней девица вздохнула.

— Ну, слава всем богам, наконец-то очухалась! Быть может, ты хоть теперь расскажешь, что произошло?

Девушка посмотрела на неё бездонными в полумраке глазами, и от шёпота её продирала дрожь:

— Шалика... у меня сердце не бьётся. Нет, правда — я его не чувствую...

Но, уловив в ответном взгляде мелькнувшую жалость и сочувствие, Линн ухватила её ладонь и прислонила к своей груди.

— Вот послушай, правда же? Я сама вырвала его!

Голос главы всех купцов Крумта дрогнул.

— Нет, неправда. Бьётся — медленно и еле слышно, но сердце на месте.

Прислушавшись к себе ещё раз, Линн вновь не почувствовала ничего. Уронила ладонь собеседницы, и приложила на это место свою. Стучит!

— Ох, и правда... Спасибо, Шалика — как ты меня успокоила... это же надо, такое...

Постепенно речь её стала бессвязной, а потом и вовсе утонула в рыданиях. Пришлось Шалике мягко, но настойчиво уложить девушку обратно в постель да напоить рекомендованной корабельным лекарем настойкой. Выплакавшись, Линн вновь вскочила.

— Я не могу больше носить это в себе. Слышишь — не могу!

— Расскажи мне, сестра. Клянусь всеми богами, я не выдам твоей тайны. Пусть гром меня развеет в пыль, если вру!

И ещё долго в мягком сумраке две девицы шептались — о вечном. О тех незримых силах и чувствах, что сотрясают миры и переворачивают судьбы. Одна, чуть младше, прислонилась к груди другой, а та легонько гладила, вспушивала тёмные волосы — словно мать и кающаяся дочь.

Заметив краем глаза, что по трапу взбежал рыжеволосый капитан и, почтительно поклонившись, коснулся пальцами своей треуголки, сидящая в вынесенном на палубу кресле Линн оторвала взгляд от видимой только ей точки на утреннем горизонте.

— Что вы хотели, почтенный ван Хален?

Тот помялся пару сетангов.

— Моя леди, ветер ослабел и стих совсем. Боюсь, штиль этот надолго, и весьма задержит нас в пути. Не могли бы вы немного... поспособствовать своей Силой?

Девушка зачем-то внимательно посмотрела в его бесстрастно профессиональное, горбоносое лицо, затем перевела взор на обвисшие неподвижно паруса. М-да... и правда.

— Какой силы — и в какую сторону ветер нужен?

Ответ капитана был чётким:

— Четыре-пять баллов, и чистый норд-вест. Это примерно вот в ту сторону, — он показал рукой.

— Хорошо, капитан ван Хален. Сейчас я... поспособствую. Ступайте, распорядитесь там.

Проводив взглядом умчавшегося моряка, на ходу отдающего команды, Линн вновь отвернулась к морю. Некоторое время смотрела в застывшее, почти безмятежное зеркало под лазурным небом, затем закрыла глаза. Потянулась рукой в незримую высь, где лениво дремлют потоки, всмотрелась, разбираясь и шевеля губами. Распустила один узелок, чуть ослабила другой. Дунула, пробуждая к действию посланцев бога ветров. А ну, хватит лениться!

Заслышав шум и громовые хлопки забирающих ветер парусов, она открыла глаза. Волосы её взметнулись, и порыв воздуха приятно охладил разгорячённое на солнце лицо.

По трапу взбежал матрос, и на лице его было отчаяние.

— Леди, шкипер просил передать — чуток слабее! А то неровен час, и шторм накликаете!

Отпустив его небрежным кивком, Линн вновь устремила своё внимание в бездонную синеву. Утихомирила ретивый, разыгравшийся сверх меры воздушный поток. Послушала некоторое время, как бег корабля стал более спокойным, мягким. Открыла глаза — капитан стоял перед ней и внимательно смотрел на неё.

— Спасибо, леди Мэшем. То, что надо — завтра к полудню будем на месте, — и, поклонившись, ушёл, возвращаясь к своим обязанностям.

Зато вместо него появилась тётушка Фло. Она некоторое время смотрела в море, держась за басовито гудящие на свежем ветру ванты, а затем посмотрела на свою ученицу. Покачала головой эдак неодобрительно.

— Догадываешься хоть, каким способом я удержала чернокнижника от того, что он собирался с тобой сделать?

Линн внимательно посмотрела в фиалковые глаза. Неизвестно, что она там высмотрела, но в голосе её прорезалось эдакое лёгонькое ехидство.

— Что-то, тётушка, я не вижу в вашем взоре ни сожаления, ни раскаяния...

Поразительно — но волшебница на сетанг смутилась! Однако, быстро справившись с собой, она заметила:

— Язвишь? Значит, жить будешь, — и тут же извлекла откуда-то, мучительница, толстый том в потемневшем кожаном переплёте с массивной застёжкой. — Вот, отвлекись немного, заодно и с пользой время проведи.

Погладив рукой увесистый труд под названием "Ведьмы: легенды и вымыслы", девушке ничего не оставалось, кроме как послушаться совету старших и наверняка — более мудрых.

И пусть болит, болит и рвётся из клетки ноющее сердце — назад пути нет. А впереди ещё одно, последнее дело...

Некогда, в те далёкие времена седой древности, когда небожители ещё спускались на землю, красавица Андромеда, богиня и дочь богов, нашла себе возлюбленного — среди смертных. Прекрасный телом и душой юноша не знал, кто его подруга. И чисты были их помыслы, незамутнённые расчётом или корыстью. И прекрасны были годы их любви — не было на земле войн и болезней, урожаи были обильными, а дети рождались здоровыми и светловолосыми. Однако всемогущий бог времени не позволил внучке забрать своего избранника в обитель богов. И послал бога ветра вниз.

И уже покидая земную юдоль, Андромеда, будучи разлучённой по приказу сурового Хроноса со своим любимым, взмолилась о пощаде. Но только шум нахмурившегося ветра был ей ответом. Заплакала тогда красавица, и пролились в океан её слёзы, оставив длинную цепочку островов.

Однако же, как бы там ни было, остров Сегед в Малой Наветренной гряде начисто был лишён всяких легендарных черт. Вблизи, он предстал глазам тем же самым, что и ранее — перед внутренним взором чуть воспользовавшейся своими новыми возможностями Линн.

Девушка стояла возле бушприта. И, старательно не замечая грызущую её изнутри холодную пустоту, смотрела на эту едва выглядывающую из океана верхушку подводной горы. Едва поллиги в диаметре, почти сплошь голый камень с чахлыми покрученными сосенками, невесть каким ветром занесёнными сюда — короче, Линн он совсем не вдохновлял.

Капитан осторожно маневрировал бригом — к тому месту, где нанимательница усмотрела подходящее место, дабы бросить якорь. Наконец, ван Хален получил сигнал от обоих непрерывно проверявших глубину матросов, и после громовой команды "Отдать якорь!" разлапистая железка бултыхнулась в воду с носовой части. К слову сказать, с железом на Зееландии всегда были проблемы, потому вместо якорных цепей с сопутствующим им грохотом, столь часто описанным в романах для незнаек, здесь по старинке пользуются толстенными канатами.

Задрав голову и подставив осунувшееся лицо свежему ветру, Линн следила, как на воду спустили шестивесельную крутобортую шлюпку. Опять же — с помощью талей, заведенных с нока гротарея. Откуда девушке знать этакие морские словечки и подробности, спросите вы? Да заботливая тётушка Фло старательно следила, чтобы её ученица не имела и сетанга свободного времени, дабы предаться унынию.

Учёба с основами магии, лекция ван Халена по корабельным делам во время прогулки по палубе. Затем избиение проклятущим некромансером её, хорошей, мягкой и пушистой. Правда, экзекуция почти не удалась — даже с учётом того, что Линн стояла на шатком полу каюты с полностью завязанными глазами. А то как же — надо и своё внутреннее зрение тренировать. Так что барон напрасно истрепал до кожаных лохмотьев здоровенный извозчичьий кнут — дело ограничилось парой ссадин, тут же сведённых корабельным лекарем.

А едва закончился приём пищи в просторной кают-компании, как тётушка вновь погнала Линн по кругу. Хвала богам, всё когда-нибудь кончается. И вот он уже, остров, стоит совсем рядом с кораблём, и над ним вьются стаей переполошенные птицы. А другой, более солидной живности тут испокон веков не было.

Призадумавшись, юная ведьма обратила внимание, как сидящая рядом на фальшборте дрорда помахивала свесившимся над палубой хвостом. А внизу резвился кот Хенрикс. Мягко прыгая по доскам, он пытался поймать вожделенную цель, но Синди каждый раз успевала дёрнуть хвостом, и стрелка на кончике ускользала из мохнатых лап отнюдь не распускающего когти кота. Надо же... да они ведь играются!

Из задумчивости девушку выдернула Шалика.

— Ты идёшь? Эта... лодка готова, — и шагнула куда-то прямо за борт.

Спускаясь следом по штормтрапу, Линн поглядывала вниз, отмечая сквозь холодную отрешённость — ещё бы, целый пузырёк успокоительного вылакала! — что серо-стальная вода приобрела еле заметный зеленоватый оттенок. "Суша близко" — меланхолично подумала девушка, когда дюжие руки боцмана кое-как отодрали её от нижних ступенек (или не ступенек?) трапа и переставили, словно статую, в покачивающуюся на мелкой волне шлюпку.

Капитан самолично командовал высадкой десанта. Гребцы оттолкнулись от смолёного борта брига, взмахнули вёслами.

Сидя на доске... на скамейке... нет, на шлюпочной банке, Линн смотрела на приближающуюся каменную громаду. Правда, вид немного загораживал капитан, но он высматривал подходящее место, чтобы пристать, а посему находился при исполнении. Лично она такого места не видела — остров обрывался в океан почти отвесно.

Однако же, что-то такое ван Хален высмотрел, ибо по его команде боцман направил шлюпку чуть в сторону. И через пару ангов приткнулись в глубокой расселине, по уступам коей вполне можно было бы и взобраться наверх. Чем высаживающиеся на остров незамедлительно и занялись.

Слегка запыхавшись, Линн взобралась на более плоскую макушку островка, с удовольствием чувствуя бьющий здесь наотмашь ветер. Осмотреться бы — так даже и не на что толком положить глаз. Подождав чуть, пока тётушка Фло, поклав обе ладони на седой от соли камень, пошепчет что надо, все направились в ту сторону.

Вообще-то, Линн и так знала куда. Ещё вчера вечером её посланец, солёный морской ветер, облазил и обследовал каждую трещинку и выбоинку на этом забытом богами и людьми островке...

Вход кой-куда вниз обнаружился именно там, где ничуть не оживившаяся девушка и предполагала. Правда, что там глубже — выяснить не удалось, но она ничуть не страдала по этому поводу, вполне резонно рассудив, что когда-нибудь — а именно в ближайшем будущем — всё выяснится.

Тем временем, повинуясь указаниям волшебницы, капитан размотал хозяйственно прихваченную с собой верёвочную лестницу, привязал к зубцу белой породы, и скинул свободный конец вниз. Спуск оказался не столь трудным, сколь забавным, и завершился входом в пещеру в боковой стенке уходящей вниз расселины.

Последним влез некромансер, тихо ругаясь и облизывая обцарапанные о камень костяшки пальцев. В другое время Линн немало позабавилась бы такому зрелищу, но сейчас ей было решительно всё равно.

Ван Хален хотел было разжечь факел, но тут почти одновременно зажглись два магических шара, и процессия осторожно двинулась вперёд.

Паутины, а равно её восьмилапых хозяев тут не оказалось и в помине, за что Линн тихо была благодарна устроителям этой пещеры. Равно как и за отсутствие душного, спёртого воздуха подземелий и погребов. Дышалось легко, даже несмотря на толстый слой птичьего помёта под ногами. Шагов через пару десятков неровный ход повернул, уперевшись в... хм, а что же это такое на самом деле?

Взорам прибывших предстала угольно-чёрная завеса. Гладкая и лоснящаяся в свете магических светильников, с иногда протекающей по ней то ли дрожью, то ли струйками огоньков.

— Тётушка Фло, вам это, случайно, не знакомо? — чернокнижник без особой надежды проверил на преграде несколько заклинаний и повернулся за поддержкой к волшебнице.

Та попробовала тоже, и результат был примерно тот же — то есть никакого. Дрорда с плеча Линн тоже кашлянула огнём, явно увлечённая усилиями окружающих — с тем же успехом. Зато менее впечатлительный капитан наклонился, подобрал кусок камня и что есть силы бросил в преграду. Ага!

С глухим "Уфф" камень пролетел насквозь, и даже было слышно, как он упал и покатился на той стороне. Ван Хален совсем уже хотел было коснуться поверхности рукой, но чернокнижник проворчал:

— Не советую...

Засим он осмотрелся под ногами, поднял облепленную гадостью, невесть каким ветром или птицей занесённую сюда веточку и осторожно коснулся преграды.

От ослепительной шипящей вспышки едва не выжгло глаза. Старательно игнорируя возмущённые и энергичные восклицания окружающих, Линн кое-как проморгалась сквозь выступившие слёзы и, хотя перед взором всё ещё плавало мутно-яркое пятно, разглядела, что часть веточки то ли сгорела, то ли с ней приключилась ещё какая беда.

— Занятненько. Так и запишем... — пробормотала Шалика, платочком утирая всё ещё слезящиеся от ярчайшего света глаза.

— Ну, и какие будут идеи? — поинтересовался чернокнижник, отбросив остатки обгоревшей ветки и зачем-то глянув на Линн.

Она похолодела. Идея была безумной, просто-таки безрассудной — но она шагнула вперёд. Отметив краем сознания, как взметнулась волшебница, девушка подняла руку — и припечатала ладонью прямо по центру мерцающей преграды.

Свет. Ласковый, мягкий и нежный свет разгорелся где-то в глубине, расходясь от изящной девичьей ладошки в стороны. А когда он померк — проход почти беззвучно открылся. Никто даже не успел понять — растаяло ли препятствие, или же втянулось в гранитные стенки прохода.

Сразу же за поворотом открылась маленькая круглая пещера, явно носившая на себе следы обработки. Небольшой круглый зал. А в центре...

А в центре, на небольшом, низеньком круглом постаменте стояла статуя. Из слабо светящегося тусклым зелёным свечением камня был то ли искуснейше высечен, то ли отлит обнажённый юноша. Молодой, красивый как утренняя заря, он застыл на полушаге, указуя вдаль рукой. И на запястье этой руки тускло блистал в свете магических шаров широкий узорчатый браслет со вставками из полосок камня всех цветов — от тёмно-синего, до лазорево-голубого.

— Ага... — неопределённо воскликнула Шалика, первой обойдя вокруг диковинного хранилища драгоценности. — А мальчик очень даже ничего, отчего только такие в наших краях не встречаются?..

В самом деле — даже на самый требовательный женский взгляд это был образчик. Красоты, если не сказать — породы. Изображённый до мельчайших подробностей, он казался живым, и Линн поймала себя на ощущении, что красавчик сейчас завершит свой шаг, повернётся и спросит:

— Ну, какого рожна припёрлись?

На самом деле, ничего такого не произошло. Лишь барон, осмотрев запястье, сообщил, что браслет цельный, застёжек не имеется, и вообще — как снять его с неширокого запястья? Через ладонь с чуть раздвинутыми свободно пальцами драгоценность явно не пролезала.

Осмотрев и обсудив, все пришли к тому же выводу. Линн осторожно коснулась пальцем статуи, затем браслета.

— Холодный, — заключила она.

Потеребила упрямо не сдвигающееся с каменного запястья кольцо металла — шириной с пару её пальчиков — но безрезультатно.

Капитан предложил послать на корабль за ножовкой по металлу и распилить, но Линн сразу отвергла идею, заявив, что браслет может и потерять свои свойства от таких над собой издевательств. Тут вперёд шагнул барон.

— А ну-ка, посторонитесь... — он одним движением обнажил свой меч, неизменно обретающийся в заплечных ножнах и замахнулся — с недвусмысленным желанием отмахнуть руку каменного парня как раз по запястье.

— Фу, как грубо, — поморщилась Шалика, на всякий случай спрятавшись за спину ван Халена.

— Погодите, — волшебница отвела в сторону руку с длинной, тускло блистающей острой сталью.

Подойдя к статуе, тётушка Фло тоже осторожно коснулась её рукой. Ничего не произошло. Тогда волшебница сделала то, чего от неё никогда не ожидали — она положила ладонь на вытянутую руку, и стала напевно, медленно и величественно напевать какое-то древнее, полузабытое заклинание. Чуть гортанно и протяжно, печально и торжественно — Линн даже чуть не стала подпевать следом, хотя ни язык, ни мелодия ей были ни в коей мере не знакомы.

Анг протекал за ангом, и казалось, что так будет длиться целую вечность, как вдруг каменная ладонь шевельнулась. Слабо светящиеся пальцы сошлись вместе, кисть сжалась, наклонилась — и в подставленную ладонь понятливой Линн съехал браслет Морских Ярлов.

— Ну вот, а тут некоторые торопыги уже собирались меры применять... Кстати сказать, неизвестно, барон, чем бы твой удар обернулся...

А Линн, повинуясь некоему неясному чувству, шагнула вперёд. Всмотрелась в застывшее безмятежное лицо. Забралась на постамент, встала на цыпочки, придерживаясь за плечи парня.

И, оставив на гладкой и оказавшейся вовсе не холодной щеке лёгкий поцелуй, шепнула:

— Спасибо.

И пусть она будет проклята, если в ответ не ощутила легчайшее, дружелюбное мысленное послание...

Браслет никак не хотел надеваться на руку. Соскальзывал, увиливал, отлетал в сторону, норовясь вырваться из пальцев девушки. И лишь после того, как тётушка Фло щёлкнула застёжкой и сняла с правой руки своей ученицы магический браслет-заглушку, древняя драгоценность словно сама собой скользнула на левое запястье, обернув Линн мягким теплом и блистая всеми оттенками синего, голубого и зелёного света.

— Вот так-так! — капитан восхищённо закрутил головой.

— Ура! — заключила Шалика, обняв за плечи чуть смущённую Линн и зашипев в ответ на недовольное ворчание дрорды.

Путь обратно и наверх не ознаменовался никакими событиями, равно как и возвращение в шлюпке на застывший с подветренной стороны острова бриг. И лишь собираясь взобраться по трапу на вздымающийся ввысь борт, девушка спохватилась:

— Тётушка! А мой старый браслет где?

Все участвовавшие в экспедиции переглянулись, охлопали карманы и даже Шалика проверила свою заплечную сумочку.

— Вот глупышка! — ругнулась волшебница. — Я же там с тебя его сняла, и наверное, оставила. А сплав, из которого браслет-заглушка сделан, подороже золота будет...

Капитан ван Хален вызвался было вернуться на остров, но барон весьма резонно возразил, что присутствие того на борту нужнее.

— Пора бы и к отходу готовиться... что-то у меня предчувствие нехорошее...

В конце концов он сам решил вернуться в пещеру. За ним по своей неугомонности увязалась и Линн, после временого возбуждения опять впавшая в вялое спокойствие. Шлюпка вновь отвалила от борта, о понеслась к острову. Сидя на банке, девушка равнодушно щурилась от иногда попадавших ей в лицо солёных брызг, отупело глядя вперёд и поглаживая новое украшение, отзывающееся радостным журчанием на каждое касание — пальцами или мысленное.

Вскарабкавшись снова по расщелине следом за чернокнижником, девушка прищурилась на мелькающее в разрывах облаков полуденное солнышко и заметила вслух, что погода портится, а устраивать над ней насилие вновь ей отчего-то не хочется.

— Наверное, что-то я на пути сюда перемудрила...

Спутник её в погодных делах разбирался совсем никак, потому лишь бросил хмурый, встревоженный взгляд вверх и кивнул. Подойдя к спуску в расселину, он привязал за приметный каменный палец давешнюю верёвочную лестницу. Подумал чуть, явно слегка встревоженный своими предчувствиями, и стал спускаться.

Линн демонстративно огляделась по сторонам, погладила тоже встревоженную Синди.

— Я здесь побуду. Что-то и меня трясёт...

Спустившись по перекладинам так, что наверху виднелась лишь голова, барон посмотрел на подрагивающую невесть от чего девушку, подумал, кивнул опять — и стал спускаться дальше.

А юную ведьму трясло так, словно она стояла на ветру в лютый мороз — даже лицо и руки побелели. Несколько раз с усилием заглотив воздуха, ибо от страха даже дыхание отказало, Линн дождалась, пока привязанная лестница прекратит вздрагивать.

Из рукава её в ладонь скользнул до поры закреплённый в наручных ножнах стилет.

Всё?

Или нет?

Есть ещё возможность свернуть!

— Нет... простонала трясущаяся от лихорадочного возбуждения юная ведьма — и одним взмахом отточенной стали отрезала трос, держащий верёвочную лестницу. С тихим шорохом та улетела в бездонную глубину расселины, унося с собой последние сомнения.

Нет назад пути, нет...

А Линн уже неслась обратно к шлюпке, напрасно уговаривая себя не спешить — не споткнуться и не сломать чего-нибудь о скалы. Кубарем, обдирая ладони о шершавый камень, она слетела в шлюпку.

— Уходим! Быстро!

У матросов, завидевших бледное, перекошенное лицо девушки и её ободранные руки, не возникло даже вопросов. Толстая, пузатая крутобортая шлюпка рванула с места, словно завидевший кошку пёс. Гребцы налегали так, что вёсла если и не гнулись, то потрескивали в уключинах точно.

А на расстеленном на дне парусе, скрючившись и подрагивая, лежала Линн и бескровными губами шептала беспокойно мечущейся дрорде:

— Только бы успеть...

Капитан стоял на мостике, и снятая, прижатая к груди шляпа трепетала в его руке. Он смотрел не отрываясь — как гигантская, выросшая, казалось от самого морского дна волна вздыбилась на полнеба — и накрыла кажущийся таким крохотным удаляющийся островок своей широкой, тяжёлой лапой.

"Колесница славы" на всех парусах удирала от канувшего в океанской пучине острова, словно за ней гнались все морские демоны. В шуме ветра ван Хален почти различал их свист и хохот, а потому порадовался своей предусмотрительности, когда наряду с ремонтом провёл и чистку днища своего корабля от водорослей и ракушек, что весьма прибавило бригу скорости.

Едва поднявшись на борт, ведьма приказала немедля уходить от острова. Приказ был выполнен хоть и с колебаниями, но беспрекословно. И всё же, доблестный моряк всё стоял и стоял на корме, глядя вдаль. И прижимая к груди снятую шляпу.


* * *

Как прошла больше похожая на полёт безумная гонка с попутным штормом, Линн не запомнила. В мутной, давящей и раскачивающейся тишине на неё смотрели тёмные глаза. С удивлением, обидой и укоризной. И решётки тюремной кареты всё сильнее и сильнее разделяли их.

Уплывали, уплывали прочь милые, непослушные чёрные локоны. И в глухом мельтешении таял,

таял,

Таял — этот родной и любимый взгляд...


* * *

Яростный, прилетевший вслед за кораблём шторм ударил по острову с неистовством безумца. Он гнал с полночного заката тяжёлые океанские валы, проходившие беспрепятственно в бухту. Раскачивающие тяжело переваливающиеся на волне корабли и заставляющие их с глухим скрипом наваливаться на каменные стенки причалов.

— Линн, ты меня слышишь? — крик колдуна прорвался сквозь завывание ветра. — Помоги, я один не справляюсь! Иначе весь флот разобьёт к чертям морским!

Две ладони взметнулись навстречу тугой порывистости ветра — большая и сильная Эккера, и маленькая, бледная — ведьмы. Властно взметнулся призыв, и привёл разгулявшуюся погоду к повиновению.

Несколько ангов спустя облака развеялись, выглянуло несмелое солнце, и лишь чуть более сильный ветер с моря да выброшенные на мол рыбачьи баркасы напоминали о недавней стихии.

Линн упрямо встряхнула головой.

Унеси мою печаль, солёный ветер!

И иголочка, исподволь точившая душу, улетела вместе с уносимой воздушным потоком чайкой.

Спрячь мою кручину, да на дне морском — под тяжёл камень, под присмотр чудищ неведомых!

Сгинула грусть-тоска, схоронившись в глубинах тёмных.

Не прошу радости, но прошу покоя — и силы сделать всё как надо.

И успокоилось сине море, выдохнуло наверх пару дельфинов. И понеслись те, радостно выпрыгивая из воды, к закатному солнышку.

Спасибо тебе, океан предвечный!

Высокие узорчатые двери дома главы Купеческой Гильдии отворились. Линн вошла в свою комнату, оставленную, казалось, целую вечность назад. Осмотрелась — новым, серьёзным взглядом. Почувствовала присутствие сзади, обернулась. Снаружи, из коридора сюда заглядывали лица.

Хмурое — колдуна Эккера. Строгое и чуть осуждающее — тётушки Фло. И задумчивое — умницы Шалики.

Злобствуете? Ну и зря. Да, с Карлосом неладно вышло, согласна. Только почувствовала я, что не могу — вы слышите? — уже не могу разорвать по живому. Силой пришлось, да хитростью. И не поджимай губы, тётушка. Будь у него хоть капля волшебного дара — какой парой мы были бы!

А так... мне ведь много столетий теперь отмерено. И видеть, как стареет тот, с кем я бы рада провести жизнь — превыше сил моих. Видеть, как старятся и умирают дети мои, и внуки... тётушка, ты ведь наверняка через это прошла... и не сердись.

Да, и те двое узкоглазых... в полночь перед выездом из Тиренолла, вышла я в сад срезать розу. Помнишь, тётушка — с того куста, что цветёт только ночью? И это не я послала убийц — они сами подошли ко мне в саду, двое посланцев из далёкой Степи. И принесли страшное предупреждение.

О Чёрной — и Синей звезде.

Только не послушали они моего совета — взять жизнь только одного некромансера. Решили по-своему сделать... ну и пусть теперь их демоны милуют. Не надо было Кану трогать.

А чернокнижник... даже моя волна не смогла взять жизнь его. Отказалась. Глубоко загнала его в Призрачные Миры, и когда-нибудь он вернётся. И к тому времени я должна быть готова. Хоть и знаю, что мстить он не будет... Как ты там сказала, тётушка? Умри или стань сильнее? Вот я ему и предоставила такую возможность...

И вообще — зачем нам здесь чужаки? Это наш остров, сами и разберёмся.

Под двумя взглядами — властным Линн и чуть испуганным сидящей на плече Синди — со столика брызнули чашки, салфетки и прочая дребедень. Вынув руку из кармана, юная леди поставила посередине пустой столешницы изящную фигурку Маленькой Ведьмы — одну, в гордом одиночестве победительницы.

Вот так.

И только так!

Донбасс, 04.04.2005

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх