Именем Тьхери. Будни тёмного мага

Ознакомительный отрывок (примерно половина текста) представлен на моей авторской странице. Книги Ольги Романовской на ПродаМане Там же есть информация о покупке полной версии.

Семейная Жизнь

Одана

— Что, страшно? — с усмешкой поинтересовался Лэрзен.

Рука с кинжалом скользила по моему обнажённому телу, на грани того, чтобы поранить. Сверху вниз, от ложбинки у основания шеи до округлившегося живота: я была на шестом месяце беременности.

Лежала на кровати и непроизвольно задерживала дыхание, когда, казалось, кинжал должен был разрезать кожу. Совсем не этого я ожидала и, честно говоря, не на шутку испугалась.

— Одана, неужели ты думаешь, что я способен причинить вред тебе и своему ребёнку?

Лэрзен пристально взглянул на меня, отведя руку с кинжалом в сторону. Но из пальцев не выпустил — тёмный, что с него взять? Он управляется с кинжалом или ножом лучше любого врача или кухарки — доводилось видеть. К сожалению. Одна из немногих вещей, с которыми я никак не могла свыкнуться, потому что это противно природе. Но Лэрзена не переделаешь, радует лишь то, что он не страдает припадками безумия и не рыскает по окрестностям в поисках жертв для кровавых обрядов.

Кинжал был ритуальным, искривлённым, предназначенным для жертвоприношений. Он неизменно вызывал во мне трепет, а уж тем более в подобной ситуации. Я, конечно, доверяю мужу, но кто знает, что может взбрести в голову некроманту? Лэрзена, к слову, бесило, когда я называла его некромантом. В его манере, разумеется. Он неизменно усмехался своей нехорошей улыбкой, окидывал меня взглядом тёмного и елейным голосом интересовался, сколько раз он уже меня расчленил. Дело прошлое — во время истории с Наместником я обвиняла его во всех некромантских грехах. Я знала: он не любит некромантию, но не настолько, чтобы при случае ей не заняться.

Поневоле сожмёшься от страха от прикосновения острия к своей груди. И покроешься гусиной кожей.

Вот так, ждёшь, готовишься, хочешь сделать ему приятное, — а получаешь такое...Он ведь дождётся, что у меня выкидыш случится, сам же виноват будет.

Не понимаю, как это может его возбуждать? А ведь явно возбуждало... Что-то раньше я за ним такого не замечала. Или никак от работы отойти не может? Так или иначе, не нравится мне такое разнообразие в супружеской жизни.

— Убери его, пожалуйста.

Лэрзен пожал плечами и метнул кинжал в стену. Что с ним дальше случилось, я не видела: муж наконец-то занялся тем, чем и положено, полностью завладел моим вниманием, заставив забыть обо всём на свете. Помнится, пять с половиной лет назад я стеснялась, зажималась, а теперь и в мыслях не было оттолкнуть, даже наоборот.

Права была мама: постель важна для брака. Сейчас у Лэрзена не было поводов жаловаться, называть меня недотрогой: от супружеского долга я не уклонялась, даже обычно удовольствие получала. Иногда баловала мужа чем-то из секретов мамы. Из тех, что я ни с кем до этого не делала и никому не расскажу. После таких ночей муж был шёлковый, то есть довольный, благодушный и на всё согласный. Особенно на повторение.

Кажется, он меня любил, хотя ни разу за пять лет брака так и не сказал мне об этом. Единственный намёк был сделан перед самыми родами нашего первенца, Элькасира (имена детям выбирал Лэрзен, я не вмешивалась, понимая, что у магов они особенные), когда у меня уже начались схватки. Муж обещал, что будет рядом и, если потребуется, вытащит из-за Грани и меня, и младенца. Слово сдержал: стоял рядом, помогая повитухе. Его родами не испугаешь, мне кажется, он даже проявлял профессиональный интерес к моим мучениям.

Напрасно повитуха (тоже из тёмных, кстати, ведьма) над ним посмеивалась: какой там обморок может быть у некроманта? Он ещё и саркастические комментарии делать умудрялся — побыть бы ему на моём месте! Но, спасибо, страх убирал.

Элькасира первым ему на руки дали, ещё не обмытого. Другой бы побрезговал — этот нет. Что-то сказал сыну и начертил на лбу пальцем знак. Я потом пытала Лэрзена — так и не признался. Думаю, посвящение Тьхери. Со вторым сыном он то же проделал.

Детей у нас двое, оба мальчики. И будет ещё кто-то.

Он их хотел. Нет, Элькасир был зачат случайно, зато его брат — вполне осознано. Отлично помню, как через полтора года после родов Лэрзен вкрадчиво поинтересовался: "А ты не хочешь второго?". Пришлось. Зато на третьего ребёнка я решилась сама. Надеюсь, будет девочка.

Плохо только, что все дети с тёмным знаком, но что поделаешь? И верят не в Светоносного, а в рогатую Тьхери. В храм палкой не загонишь — я пробовала. Ума ни приложу, как их отец смог туда зайти?

Настоящиё тёмные. Старшего Лэрзен уже учит. Он хвостиком за ним болтается, собирает травы для Стьефа (он всё ещё живёт с нами, хотя муж косо на него смотрит и однозначно намекает, что пора искать свой дом), что-то смешивает, даже с духами разговаривает. Похоже, это нравится ему куда больше, чем мои уроки чтения.

Прикрыла глаза от удовольствия и приняла супруга. У нас давно этого не было, три недели, пока Лэрзен пребывал в отъезде.

Судя по желанию, кажется, был верен, хотя я ничего и не требовала. Догадывалась, что он до сих пор общается с Ланит, но спокойно отпускала его в лес. Однажды даже составила ему компанию, видела эту фею — красивая, обольстительная. Я понимаю, такую хочется, с такой любому мужчине приятно. Я по сравнению с ней — бледная немочь, хотя, по словам мужа, стала привлекательнее после родов.

— Как я понимаю, можно было особо не торопиться, в других местах меня сильнее ждали, — рука мужа легла на живот, поглаживая.

Ребёнок тут же ответил изменением положения тела, заставив меня вскрикнуть. И ведь до этого вёл себя тихо, не мешал нам, а тут вдруг началось...

— Что ты хочешь, девчонка, — флегматично прокомментировал Лэрзен. — Радуется мужскому вниманию. В отличие от тебя.

— Откуда ты знаешь? — я проигнорировала его намёки. Тем более, они беспочвенны. Да, я не могу, как раньше, но вовсе не из-за моего нежелания. И он прекрасно это знает и чувствует.

Я честно ждала Лэрзена, мне тревожно без него — беременность сказывается. Всё время боюсь, что за время его отсутствия с ребёнком что-то произойдёт, или с ним самим что-то случится — а тут он ещё постоянно меня пугает, повторяя, что тёмные долго не живут и своей смертью не умирают. Прав, конечно, но я не хочу об этом думать. Да и к нам немного лучше относятся, чем к другим тёмным: Лэрзен ведь помог уничтожить волка в овечьей шкуре — Асдеркона под личиной лайонгского Наместника. Кстати, там начальник стражи сменился, даже не знаю, не рук ли мужа дело. Он ведь его ненавидел.

— Оттуда. Через три месяца проверишь. Ладно, супружеский долг ты частично отдала, теперь можешь накормить, обласкать и письма принести.

— Нет, Лэрзен, ты серьёзно? — я приподнялась на локте и взглянула на лежащего рядом мужа. — Ты по ауре определил? Он, вернее, она сама тебе сказала? Я ведь знаю, между вами связь...

Обидно: я мать, ребёнок растёт внутри меня, а общается с ним супруг. И не в одностороннем порядке: будущие Азархи ему отвечали (часто пинками в многострадальный мамин живот) и слушались. Вот и теперь он уже знает, кто там, а я бы только после родов узнала.

— Несчастье моё, какая тебе разница? Допустим, я это вижу. Ну, легче тебе от этого? — он притянул меня к себе, поцеловал, а потом легонько оттолкнул. — Ужин и кофе, Одана, или ты стала настолько неповоротлива?

Я промолчала — привыкла к подобным подколкам. Села и начала одеваться. Чувствовала на себе взгляд Лэрзена и улыбалась: недаром купила этот пеньюар в Дажере.

Заглянув в детскую и убедившись, что двухлетний Самарэн спит, а Элькасир и не думал ложиться (даже не сомневалась), осторожно спустилась вниз, надеясь, что сыну не пришло в голову устроить какую-нибудь шутиху. С него станется! Отец как-то уши надрал за то, что тот бросил под ноги Марте дохлую мышь, и заставил извиниться. Лэрзен ценит нашу кухарку, знает, что другой такой не найти.

Элькасир объявился через минуту, когда я склонилась к подносу с письмами — одной из немногих вещей, которые Лэрзен разрешал поднимать. Помню, как после свадьбы он вкрадчиво, но абсолютно серьёзно предупредил, что если в моих руках окажется что-то тяжелее фунта, то он сам меня убьёт, чтобы не мучилась.

— Свою собственную жену и своего собственного ребёнка? — я тогда горько сожалела о величайшей глупости в моей жизни — браке с Лэрзеном Азархом.

— Одана, если ты будешь таскаться по дому с вёдрами, кастрюлями и стопками белья до макушки, то заработаешь выкидыш. Тебе, как женщине, видней, какими последствиями это грозит. Так что для твоего же блага. Нет, другая бы радовалась, что муж предпочитает, чтобы его жёнушка сидела или лежала, грея пузико на солнышке, а ты... Так с тряпками сроднилась? Отвыкай, у меня слуги есть. Я тебе не позволю. Только на кухне с половником, и то, когда разродишься. Твоя главная и единственная обязанность — муж и дети.

И вот одна из моих обязанностей явилась с улицы. Чумазая, вся в земле, но довольная. И тут же бросилась ко мне с воплями:

— Мама, мама, смотри!

Смотреть я боялась. Элькасир в отца, так что представления о "радости" у нас разные. Но сын так настойчиво требовал внимания, что я решилась взглянуть, что он притащил. И тут же завизжала:

— Сир, убери немедленно!

Светоносный, почему, почему у всех дети как дети, а мои... В прочем, я знаю, почему. Вернее, в кого.

Хоть бы червяка принёс или крысу... Пожалуй, крысу не надо. Так нет же — череп! Не человеческий — и то хорошо.

На мои крики сбежались все: и полуодетый мокрый муж (он умывался), и Анже, и наскоро утиравшая руки о передник Марта. Наверное, и Самарэн проснулся. Так и есть, уже заплакал. Но я его знаю — через минуту замолчит и попытается выяснить, что произошло. Лэрзеновы дети больше не от страха плачут, а от обиды, досады и гнева. И темноты ни один не боится.

Девочка в животе заворочалась, заставив вскрикнуть ещё раз, — её активные действия создавали иллюзию, будто ей тоже не терпится взглянуть, почему мама кричит. На самом деле не смешно, она ведь может... То есть я могу... И действительно, больно как! Нет, Светоносный, я не хочу, чтобы малышка родилась сейчас, она же умрёт!

Мне стало страшно. Выронив письма, схватилась за живот и принялась молиться (единственная в этом доме, за исключением Марты), молиться иным богам, кроме Тьхери.

Лэрзен обнял меня, сказал что-то вроде: "Всё хорошо".

Почувствовав руки мужа, ощутила себя в безопасности, безропотно осела ему на колени. И боль сразу утихла, а разум напомнил, что такое нормально, что, когда я носила обоих мальчиков, тоже переживала ложные схватки.

Перепугала саму себя, накрутила... Если бы рожала, не так бы было. Схватки ведь совсем слабые, прошли за минуту, а моё воображение превратило их в невесть что.

Вот чем хорош муж-маг — так это тем, что не нужно говорить ему, что чувствуешь, что у тебя болит. Сам узнает и предпримет все необходимые меры. Он и предпринял, одновременно успокаивая и меня, и распинавшуюся дочку. Когда мы обе утихли, меня снова поставили на ноги. Ох, мои ноги...По вечерам они безбожно отекают, но хоть не покрыты сетью синего узора, которым меня пугали. С опухшими ногами Лэрзен меня будет терпеть, а вот с цветными точно бы не стал.

— А теперь, молодой человек, разберёмся с вами.

Муж обернулся к притихшему сыну и протянул руку. Тот, потупившись, вручил ему свою находку.

— Я тебе говорил, не сметь пугать мать, когда она в положении?

— Говорил.

— Говорил, носа не совать на кладбище, лес и овраг без меня?

— Говорил, — с каждым ответом голос Элькасира становился всё тише.

— Говорил, не сметь выходить за ворота после захода солнца?

Сын кивнул.

Бросив череп на пол, Лэрзен влепил Элькасиру затрещину. Сын попытался оправдываться — и получил вторую.

— Лэрзен, не надо, он же не хотел... — встала я на защиту Сира.

— Дана, не лезь! Он уже взрослый и в состоянии отвечать за свои поступки. Не бойся, ничего такого я ему не сделаю — сын ведь. Так что иди в столовую, посиди, мы скоро вернёмся. Вот только проведу воспитательную беседу с этим исследователем.

Муж подошёл к входной двери и кивнул сыну. Тот, понурившись, покорно поплёлся во двор.

Вернулись они действительно через пару минут. Элькасир уже чистый, но понурый. Извинился передо мной и, пожелав всем спокойной ночи, ушёл в детскую.

— Ты его бил? — я с тревогой взглянула на мужа, машинально помогая Анже всё разложить и расставить.

— Нет, но больше он так делать не будет. Ты тоже хороша! Как малолетка из пансиона светлых. Забудь и привыкни, наконец, к крови, костям и прочим издержкам моего ремесла. Женился на свою голову на неженке с этикой жреца Светоносного! Что же ты согласие любить и принимать меня такого, как есть, давала, если работы мужа чураешься? Будь добра, подай бутылку. Тебе не предлагаю — нельзя.

Лэрзен ел, а мы с Анже подкладывали ему куски. Вернее, подкладывала я — всё-таки мой муж. Анже пусть забирает тарелки. Пожалуй, к ней я иногда испытывала нечто, вроде ревности: тёмная, давно знает Лэрзена, ходит с ним по ночам, когда он её "выгуливает" (Анже — оборотень), жутко привлекательна в мужских глазах. Ну не верю я, что до свадьбы она регулярно не бывала в его постели, а уж подсмотренная как-то сценка навела на мысль, что скоро Анже опять Лэрзена заграбастает. Ему ведь нужно, а мне на последних месяцах и после родов нельзя, не будет он терпеть. А Анже без одежды...

Видела я, как она перед мужем разгуливала. Нагло, бесстыдно. К чести Лэрзена, он отправил её за одеждой, продемонстрировав кольцо, но вот уже скоро...

Лучше бы он с Ланит, надеюсь, он будет спать с Ланит. Не в нашем доме. Вот в этом, пожалуй, и таилась разгадка моей неприязни к Анже — я теоретически не против измен мужа, но не под одной крышей со мной. Так, чтобы я не знала.

Наверное, я напрасно накручиваю себя — беременность делает меня другой, более мнительной. Не соблазняла его Анже, просто только что обернулась. А не стыдно ей потому, что спала с ним до женитьбы.

Говорю — и сама себе не верю. Не знаю, почему, но я убеждена, что не способна быть для него единственной и самой желанной. И все мои прошлые мужчины лишь подтверждали этот тезис.

А Анже я завидую — такую же грудь хочу. И тело. И характер.

Невольно засмотрелась на нашу горничную, за что тут же поплатилась — заработала ехидный комментарий мужа:

— Смотрю, без меня ты сменила предпочтения. Что ж, одобряю, вкус хороший. Покажешь, чему научилась?

Я покраснела, пробормотала что-то невразумительное, а Лэрзен, наклонившись, шепнул на ухо:

— Рад, что без меня в постельке будет тепло, а то ты меня оттуда скоро выгонишь. А, знаешь, я с удовольствием на вас посмотрю. Две ладные девочки — отдохновенье для глаз. Ты у нас в теории сильна, Анже — в практике... И безопасно, Дана, не то, что с мужем, который в третий раз обрюхатил. Женщины, они ведь аккуратные, нежные, с мягкими губами, тонкими пальчиками...