Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Искра


Опубликован:
14.05.2016 — 23.09.2016
Аннотация:
В мире, где землю Альбиона делят люди и существа древней крови, где Королева столь же жестока, сколь и прекрасна, а прошлое и себя можно потерять в одночасье, дар воровки Этансель оказался единственной надеждой на исцеление для прóклятого мага. Кем она для него станет? Спасением? Любовью всей жизни? Или всего лишь очередной забавой? Однотомник.
 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 
 
 

Искра


Сказка, где нет плохих — что в ней толку?

Кто-то должен быть злым. Просто надо.

[Эффект Лестницы]

недостающие главы можно прочесть на лит-эре. всю первую часть — бесплатно

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

'Господи, пожалуйста, только не меня, пожалуйста!'

Безносой Сьюзан я боялась до икоты.

'Только не меня, пожалуйста, Господи...'

Хозяйка притона приезжала к Арчеру каждые три-четыре месяца,

'Господи, Боженька, пожалуйста, только не меня, пожалуйста...'

и девушек, которых она увозила с собой, я больше не видела.

Безносая остановилась перед новенькой, Лорой, или как-то так.

— Ты. — Голос Сьюзан был хриплым, прокуренным. — Покажи зубы. Распусти волосы.

Краем глаза я заметила, как она пропускает между пальцами ярко-рыжие кудри шотландки, и снова уставилась в пол. Хоть бы не меня, пожалуйста...

— В угол, — Сьюзан толкнула девушку к близняшкам, в чьей крови отметился Маленький народец. Их она отобрала раньше.

'Господи, пожалуйста...'

— Ты, — серые юбки заколыхались совсем рядом. — Квартеронка?

— Полукровка, — гордо задрала нос Ферн.

— В угол.

Ферн присела в книксене и, улыбаясь, вышла из шеренги. Луговые феи все такие — красивые и глупые.

— Ты.

'Господи, пожалуйста!'

— Голову подними. Что с глазами?

— Болят, мэм. — Я перевела взгляд на лампу и заморгала, сгоняя выступившие от света слезы.

Сьюзан сжала мой подбородок, дернула вправо-влево.

'Господи, пожалуйста!..'

Еще рывок — вверх. Вправо. Влево.

— Стань ровно.

Я выпрямилась и закашляла. Воровато вытерла рот рукавом.

Сьюзан стиснула мою руку, развернула ее тыльной стороной. Увидела темное пятно на ткани и отпустила меня, брезгливо отерла ладонь.

— Ты, — шагнула она к Мире.

'Господи, спасибо!'

Облегчение накатило волной, сбивающей с ног. Я прислонилась к стене за спиной, прикрыла покрасневшие и слезящиеся от втертого в них мыла глаза. Прокушенная губа саднила, но это не страшно. Спасибо, Триединый! Спасибо!

Сьюзан отобрала еще двоих, прежде чем Арчер разрешил нам уйти. Ссутулившись и покашливая, я вместе с другими девчонками поднялась на второй этаж. Села на свой тюфяк в темном углу, закуталась в пахнущее плесенью одеяло. От других 'помощников', как называл собранных по всему Ист-Энду беспризорников Арчер, я всегда держалась в стороне. Впрочем, особых попыток подружиться со мной они и не делали — самая старшая, самая странная. Несмотря на четыре уличных года, все еще домашняя.

Сквозь щели в полу было видно свет лампы и слышно торгующихся Арчера и Сьюзан. Я натянула одеяло на голову, отгораживаясь от их спора, от шепотков укладывающихся девчонок и сопения уже спящих. Глаза немилосердно болели, кажется, даже сильнее, чем раньше, и несдерживаемые больше слезы потекли по щекам.

Раньше Арчер не пытался меня продать, наоборот, сразу отсылал наверх, стоило появиться кому-то из покупателей. А теперь... Будто почуял! Будто узнал о тайнике с двумя флоринами!

Прятать деньги я начала осенью, когда окончательно решилась на побег. Заталкивала за щеку пенни, иногда два. Однажды, когда стащила кошелек у зазевавшегося франта, удалось скрыть целый шестипенсовик. Я копила на дилижанс и приличную одежду, на меблированные комнаты где-нибудь в пригороде Эденбурга. Если мне не повезет и я не найду Мэри, то... Дешевая прислуга нужна всегда, а работы — любой — я не боюсь. Лишь бы не здесь, лишь бы не воровать. Лишь бы подальше от Ландона и Арчера. Ист-Энд, он... засасывает. Иногда я представляла, в какой бы ужас пришла тетя Скарлетт, если бы увидела меня здесь, и радовалась, что...

Я заглушила всхлип ладонью и уткнулась лицом в тюфяк.

Нельзя плакать, нужно спать. После сегодняшнего вечера бежать придется гораздо раньше, а значит, мне потребуется много сил. Пробравшийся сквозь прореху в одеяле сквозняк обдал холодом мокрые щеки, часы внизу захрипели, забили, отмечая полночь, а над Уайтчепелом поплыл тяжелый, тягучий звон Биг-Бена.

Утро было сырым и холодным. Клацая зубами, я протерла лицо наметенным на подоконнике снегом, разлепила ресницы. Глаза по-прежнему болели и слезились, и, вдобавок все вокруг выглядело каким-то размытым — видимо, я вчера перестаралась с мылом. Я несколько раз зажмурилась, поморгала, но легче не стало.

Вниз, к завтраку, я спустилась последней, когда остальные 'помощники' и 'помощницы' Арчера уже выскребали свои миски. Остывшая каша подернулась сероватой пленкой, вязла в зубах, но я все съела. Заботливый хозяин кормил нас по утрам, а ужин зависел уже от того, сколько денег ты ему принесешь. Раньше, до того, как выросла на пять дюймов, я приносила много.

— Джек и Ланс, — огладил окладистую каштановую бороду Арчер, сидящий во главе стола, и мальчишки вскочили.

— Да, сэр!

— Вентор-стрит.

— Да, сэр! — поправил дырявую кепи Ланс, и мальчишки сбежали.

— Конн, Артур, Оливер, Томас — Биллингсгейтский рынок.

— Да, сэр!

— Дафна, Мэри, Дейзи, Люси...

Спрятав руки под стол, я искоса смотрела на Арчера, распределяющего юных воришек и попрошаек по улицам Уайтчепела, и чем дальше, тем сильнее крепло во мне подозрение, что он догадывается. Или, еще хуже, знает. Двойки, тройки, четверки подростков разбегались, пока за столом не остались только мы с Джереми — подручным Арчера.

— Что у тебя с глазами, Тин? — заботливо спросил хозяин.

— Я не... — Голос сорвался, и закашляла я непритворно. — Я не знаю, сэр. Они болят.

— Подойди, я посмотрю.

Пальцы, сжавшие мое лицо, были холодными, липкими. Несмотря на благообразный вид, Арчер был мне отвратителен. Больше всего он напоминал мокрицу из тетушкиного сада: эта гадость выползала из-под камней, из щелей сарая, где хранились мотыги, и портила цветы у самых корней — не выходишь.

Я заглянула в колючие серые глаза и опустила ресницы.

— Боюсь, ты не сможешь работать одна, — сказал Арчер. — С тобой пойдет Джереми, — улыбнулся хозяин. — Поможет, присмотрит...

Сердце споткнулось.

...поможет, присмотрит. Чтобы я не околачивалась там, где не следует. Чтобы случайно не потеряла несколько монет. Чтобы не потерялась сама...

— ...ты же не думала, что все будет так просто, Тини?

— Просто, сэр?

От пощечины зазвенело в ушах. Я с грохотом упала на пол, ударилась виском о скамью.

— Встала, — пнул меня по ребрам Арчер и бросил лоскут, в который я заворачивала свои флорины, прежде чем спрятать их за выпадающим из кладки камнем. — С сегодняшнего дня пятьдесят шиллингов, — увеличил он размер вечерней добычи. — Джереми, поедешь с ней в Саутворк. Головой отвечаешь, — улыбнулся Арчер, открыв острые заточенные клыки.

2

С неба сыпалась изморось вперемешку с пеплом. Дым Уайтчепела стекал вниз по фабричным трубам, по стенам бараков и, окрашивая туман в землистый цвет, полз вниз, к Темзе.

Ежась от холода, я втянула голову в плечи, сунула руки под мышки, но едва сделала пару шагов, как Джереми схватил меня за шкирку и толкнул к стене.

— Значит так, Тинка, — дохнул в лицо табаком кокни.— Предупреждаю один раз: попытаешься сбежать, я тебя выслежу и отделаю так, что родная мать не узнает. Поняла?

Покрытый рыжеватыми волосками кулак был размером с мою голову.

— Да... — сглотнула я.

— Молодчага.

Деревянный тротуар прогнил, стоило мне ступить на разъезжающиеся доски, как те ухнули вниз, в грязь; скопившаяся под ними вода волнами пошла по настилу. Вскоре она захлюпала в ботинках, до самых колен вымочила штаны. Сырой ноябрьский ветер забирался под старый пиджак, под дырявый свитер, ерошил волосы. Если бы я была одна, то с больными глазами подалась бы к церквушке тремя улицами ниже — к десяти утра туда приезжает пожилая леди, раздающая милостыню с просьбой помолиться о пропавшем в Америках сыне, иногда там даже кормят, но Джереми гнал меня в сторону доков.

От очередного пинка я полетела на камни, но никто из прохожих даже не взглянул в нашу сторону — люди и нелюди Уайтчепела никогда не вмешивались в чужие дела. Только торопящийся полуоборотень раздраженно рыкнул, вздыбив шерсть на загривке, и одним звериным прыжком перескочил через меня, и, заодно, через грязь. На деревянном столбе, за который он схватился, приземляясь, остались глубокие следы когтей.

Я поднялась и, оскальзываясь, побрела дальше.

Ночной Уайтчепел сменялся дневным. Улицы заполнили рабочие, спешащие на фабрики ко второму гудку, и только кое-где мелькали яркие шали жмущихся к стенам проституток. Тонкими голосами предлагали кресс-салат прозрачные, похожие на духов, девочки, их перекрикивали продавцы газет:

— Новая жертва Потрошителя! Первое описание убийцы!.. Всего за два пенса! Энни Дарк [вольный авторский перевод прозвища Энни Чепмен, второй жертвы убийцы] найдена с перерезанным горлом!..

— Всего два пенса, мистер! — вынырнул перед Джереми мальчишка.

Джереми отвесил ему подзатыльник и отобрал пачкающийся типографской краской газетный лист.

Раньше я перебиралась на правый берег Темзы через Ландонский мост — когда бегом, когда ухватившись за чей-то экипаж или фургон, изредка на подводе — если извозчик не гнал, но в этот раз Джереми поймал меня за шиворот и потащил к воде. Паромщики-кэлпи его знали — Джереми-Булла, компаньона мистера Арчера, и предпочитали не связываться, даже когда он, глумясь, 'просыпал' монеты в грязь. А потом еще и втоптал их.

— Пошел, — толкнул он меня на хлипкий паром. Толкнул так, что я налетела на высокого мужчину в темном пальто и низко надвинутой на глаза шляпе.

— Простите, мистер, — пробормотала я.

Джереми снова встряхнул меня, развернул:

— Осторожно, сачок!.. Вот отец тебе задаст!.. Из дома сбежал, стервец! В доках околачивался! Мать с ума сходит... — не краснея, врал он, пока я, прижатая к его животу, чистила только что украденный кошелек. — Смотри у меня! — рыкнул Джереми.

Кошелек упал на настил парома, а после меткого пинка — в темные, почти черные воды реки.

— Из дома убегать нехорошо, — низким, чуть хриплым голосом сказал мужчина и отвернулся.

Я отстранилась от Джереми, истово завидуя мелькнувшей в тумане водяной крысе — работая хвостом, как рулем, зверек старательно греб перепончатыми лапами.

— Стоять, — прошипел мой надзиратель, поймав меня за ухо, и снова завел волынку о принимающей сердечные капли матушке.

Так, за ухо, он спустил меня с парома, втащил в грязную улочку Саутворка.

— Сколько?

— Две кроны, восемь шиллингов, — отдала я монеты.

— Раззява и не заметил, — ухмыльнулся Джереми. — Еще три фунта [Джереми увеличил сумму], и будешь молодец. Проболтаешься Арчеру — убью, — потрепал он меня по макушке, пряча деньги.

Если Уайтчепел принадлежал полукровкам всех мастей, в Саутворке издавна заправляли гоблины. Их специфический прелый запах не перебивали ни дешевые духи и пудра притонов, ни кислый медвежий дух арен, ни металл крови от кругов для петушиных боев, куда привел меня Джереми.

— Работай, — указал он на толпу мастеровых и прогуливающих уроки студентов.

Мысль раствориться в толчее мелькнула и исчезла. Отобрав у меня деньги, Джереми подобрел — но не на столько, чтобы потерять бдительность. Я сбегу позже, через два или три дня, когда кокни уверится, что запугал меня. Но не позднее, чем через неделю, до морозов и снегопадов, потому что из Ландона надо выбираться, пока добрый хозяин не продал меня Безносой Сьюзан.

Я покорно кивнула и шагнула к рингу. Петушиный круг двадцати футов в диаметре был выкопан в земле и облицован диким камнем, окружен металлической сетью, которая не позволяла птицам выбраться. Дно покрывала солома в розовых разводах.

Серокожий судья-гоблин, привлекая внимание, с жутким скрежетом провел когтями по металлическому столу.

— Фландриец Лайон! — пролаял он, и в круг бросили крупного желто-красного петуха. — Фьюри из Хиндостана! [бельгийский и индийский бойцовые петухи соответственно]

Я пригнулась, когда белый соперник Лайона чуть не задел мою макушку стальными накладками шпор. Внизу, на арене, мелькнула рыже-красная молния фландрийца, и я попятилась, не желая смотреть на брызнувшую кровь и взвившиеся в воздух глянцевые перья.

Рев толпы оглушал. Я лавировала между пьяными от азарта мужчинами, стараясь не смотреть на их раззявленные рты с желтыми пеньками зубов, на перекошенные лица. Кошельки и монеты жгли руки. Орущий мастеровой в заплатанном пиджаке с пустыми карманами заехал мне локтем под дых, я согнулась и под визгливый смех принимающего ставки гоблина вывалилась из толпы.

Хватая воздух, завертела головой, пытаясь высмотреть Джереми слезящимися от тусклого солнца глазами. Нужно смываться, пока бой не закончился — все схватятся за кошельки, и... И будет облава.

Кокни нашел меня первым. Он появился откуда-то из-за спины, схватил меня за руку, ругаясь сквозь зубы, потащил в подворотню.

— Ногами шибче!

— Что случилось?! — вскрикнула я, поскользнувшись на очистках.

— Повылазило, Тинка? — плюнул Джереми.

Я оглянулась на бегу, но куда смотреть, не поняла.

— Раззява с парома за нами пошел! — прошипел Джереми, и только тогда я разглядела высокую фигуру в темном пальто. Мужчина стоял чуть поодаль от петушиного круга и напряженно высматривал кого-то.

— Ищейка?

— Хрен его...

Мы протиснулись между стоящими впритирку домами и оказались на задворках. Улица шумела в сорока футах впереди, а здесь сушилось растянутое на веревках сероватое белье и пахло луковым супом. Я выглянула из-за сваленных горой деревянных ящиков, приготовленных для растопки, проморгалась — Триединый, как же болят глаза! — и охнула, когда расплывающаяся фигура качнулась из стороны в сторону и, будто с сомнением, повернулась к нам.

Джереми чертыхнулся, распластался по стене, прижимая меня к животу. Незнакомец явно потерял интерес к петушиному бою, поднял голову вверх, так, что стало четко видно острый, похожий на вороний, нос, и медленно пошел мимо закоулков, радиально разбегавшихся от площадки с ареной.

— Наш запах сносит, — ухмыльнулся Джереми, когда незнакомец исчез за поворотом. — Не отвяжется, покажу его ребятам, — приговорил он мужчину. — ...А ты ему, похоже, приглянулась. Кажется, наш приятель любит мальчиков, — загоготал кокни. — Хотя... Сиськи у тебя, вроде, есть... — Грязная пятерня залезла под свитер, больно ущипнула.

— Отпусти! — рванулась я.

— ...и даже неплохие. — Голос Джереми стал противным, как у тех, кто приходил к Арчеру в поисках новой 'служанки'.

— Не трогай меня! — забилась я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

— Ладно тебе... — просопел на ухо кокни, тиская грудь. — Давай дружить, Тинка? — Липкий, пахнущий табаком и жирной рыбой рот мазнул по губам, и меня вырвало. — Сука!

Джереми оттолкнул меня — я полетела на груду ящиков, с грохотом обрушила на себя баррикаду. Взвизгнула, закрылась руками, оберегая голову. Тяжелая деревяшка рухнула на живот, вышибла воздух. Я подавилась криком, застонала, но помогать мне никто не собирался, только в чердачном окне мелькнуло чье-то лицо. Кокни стоял, утираясь сохнущей простыней — его сдерживало только воспоминание об Арчере. И, пожалуй, мысль о том, что за утро я принесла столько же денег, сколько остальные воришки вместе взятые.

Сжав зубы, я выбралась из-под ящиков, встала, исподлобья глядя на этого скота. Из глубокой царапины на щеке текла кровь.

Прищур кокни не сулил ничего хорошего.

— Потом с тобой поговорим, — пообещал он, спрятав руки в карманы. — Пошла, — указал он подбородком на узкий проход между домами.

Повернуться к нему спиной я не решилась, в темный лаз нырнула боком, зашагала вдоль стены, собирая на спину склизкий мох. Крыши над головой почти смыкались, срывающиеся с черепицы капли били по плечам, по стриженому затылку — не увернуться. Джереми не отставал, мягко ступая тяжелыми ботинками в двух шагах позади меня. От его глумливой усмешки не осталось и следа.

Я ускорила шаг, почти побежала к белому просвету между домами. Надо было в толпе, на петушином кругу...

— Куда так резво? — Затрещал натянутый пиджак.

Лаз вывел нас на Маршалси-роуд. Заново отстроенная после летнего пожара улица тускло блестела решетками на окнах домов, металлической оковкой дверей магазинов. Ползущие по стенам плети дикого винограда в преддверии снега горели охрой и лихорадочно-красным. У ворот особняков размахивали метлами дворники, у черных входов толпились мальчишки, предлагавшие рыбу и мясо. Люди победнее ходили за покупками самостоятельно: тетушка-гусыня в капоре, похожем на печную трубу — двигаясь в потоке, она едва не размазала меня по торцу здания. Женщина с острым лисьим лицом, тащившая в одной руке сумку, а в другой — зареванного мальчишку лет четырех, сосущего большой палец. Чья-то горничная в сером форменном платье, выглядывающем из-под плаща, обгоняя ее, пренебрежительно фыркнула; шляпные коробки в руках служанки доставали ей до самого подбородка.

Людей — чистокровных людей, вроде меня — здесь было значительно больше, чем в Уайтчепеле, и даже гоблинами почти не воняло благодаря сильному ветру. Гремели по камням экипажи, цокали копыта лошадей, щелкали кнутами кучера и извозчики, а звериный рев, доносящийся из парка Минт-стрит — там шла травля — пробирал до самых поджилок.

В той, другой жизни, медвежьи арены я ненавидела, а крови, своей и чужой, боялась до истерики.

Джереми постоял, минуту раздумывая, посмотрел, как я болезненно щурюсь, и направил меня вверх по улице.

— Работаем вместе.

'Вместе' означало, что Джереми, будто бы разглядывая вывески, заступал намеченной жертве дорогу, а я, не успев затормозить, сталкивалась с выбранным им человеком.

...однажды, когда я еще носила короткие платья и ленты, на прогулке в Гайд-парке нам с тетушкой заступила дорогу разыскивающая сбежавшего пса женщина, а спустя секунду налетел мальчишка с книгами под мышкой. Извинился, раскланялся, подобрал учебники и сбежал. А у тети Скарлетт пропал кошелек, она потом долго вздыхала, что даже не представляет, где могла его выронить, а дядя Чарли ворчал, что с годами жена становится все рассеянней, и не пеки она такие вкусные пироги, давно нашел бы себе другую...

Деньги я отдавала Джереми, а кошельки сбрасывала в сточную канаву.

Место, выбранное кокни, было отменным. Саутворк — район развлечений: здесь театры, рынок Барроу, медвежьи арены и петушиные ямы, на каждом шагу — лавки и пабы, и, несмотря на одиннадцать часов утра, народ бурлил. Пока — мещане, но ближе к вечеру в Саутворк съедутся аристократы в бархатных масках. Им скучно в рафинированных Мэйфери, Блумсберри и Мэрилебонде, не хватает остроты в Сохо, и они тянутся сюда, как мухи... на то самое. Им любопытно.

Джереми, сделав мне знак, заступил дорогу юнцу в пиджаке с эмблемой Оксфордского Университета.

— Простите, — буркнула я студенту и, лишив его пары шиллингов, перебежала на другую сторону улицы, присела у стены часовой лавки, делая вид, что завязываю шнурки. Джереми, пропустив гремящий колесами экипаж, пересек мостовую в сотне футов от меня.

Ругая мужей, мимо прошли две женщины с тяжелыми корзинами, из которых свисал лук-порей и шеи неощипанных кур. Я отодвинулась, давая дорогу. От таких ведьм лучше держаться подальше, им сглазить, как высморкаться. Злые, визгливые, громкие...

Громкие! Ну конечно!

Как мне сразу в голову не пришло?! Если вот такая... поднимет крик, у меня появится отличный повод удрать от Джереми, не погонится же он за мной впереди констеблей! В том, что от полицейских сбегу, я не сомневалась. Приходилось уже. Деньги сейчас есть — кокни еще не отобрал — достать еды, отсидеться, пока меня не перестанут искать, где-нибудь на чердаке, добраться до пригорода, сменить одежду, сесть в дилижанс, и...

Несмотря на холод, в горле пересохло.

Я поднялась, отряхнула колени и пошла навстречу Джереми, указавшему на франта с закрученными проволочными усами. Лавируя среди спешащих, субботне-прогуливающихся, просто глазеющих по сторонам жителей Ландона, я догнала женщин с корзинами и запрыгала перед ними, не позволяя себя обогнать.

Намеченный Джереми мужчина был высоким, странно-загорелым для осени. Он вышел из лавки оружейника, постоял минуту, глядя на грязно-белое небо, и, проверив время, двинулся вниз по улице. Цепочка брегета, тускло поблескивая, свисала из кармана его пальто.

Только бы не облажаться!..

Джереми отделился от стены, двигаясь наперерез загорелому.

Я на ходу несколько раз сжала руки в кулаки, разгоняя кровь, встряхнула запястьями и резко остановилась. В спину врезался сухой костистый кулак.

— Стал, как столб! — прокаркала та, что ругала мужа, приютившего кузину-бесприданницу.

Я зашипела, проглотив проклятие. Джереми, будто невзначай, толкнул франта плечом, а я, став боком, продемонстрировала ведьме с корзиной, как вытаскиваю из чужого кармана часы.

Ее вопль, наверняка, было слышно даже на окраинах.

— ВО-О-ОР!.. Мистер, вас ограбили, мистер!

— Держи вора! — присоединилась к ней подруга.

— Вор!.. Полисмен! ВО-ОР!

Бежать!..

Я поднырнула под чьей-то рукой, обогнула франта, оттолкнула Джереми — его лицо налилось кровью — и бросилась прочь. Бежать! Бежать!..

Лица вокруг слились в одно большеротое пятно. Ботинки громко стучали по настилу тротуара, хриплое дыхание вырывалось из легких. Бежать!

— Держи вора!

Впереди, на перекрестке, раздался пронзительный свист констебля. Я резко свернула и выскочила на дорогу, едва не угодив под копыта. Лошадь, запряженная в ландо, громко заржала, встала на дыбы. Ругающийся кучер огрел меня кнутом. Боль оглушила, ослепила. Взвизгнув, я покатилась по камням, по луже на обочине, зашарила руками, пытаясь встать, и закричала, когда жгучее заклинание оплело меня сетью, а потом рывками, ударяя о колеса, о камни, потащило обратно.

Перебирающий руками загорелый маг был похож на паука, подтягивающего муху: тонкие пальцы, острые клыки, усы-жвала... Он еще полюбовался, как я, подвывая, бьюсь в сетке, оставляющей частые алые квадраты ожогов на животе, на спине — пиджак и свитер задрались — и сделал пасс.

— Я смотрю, за тринадцать лет здесь ничего не изменилось, — усмехнулся он. Наклонился, отобрал у меня часы. Щелкнул крышкой, проверяя циферблат. — В Хиндостане ворам отрубают стопы и ладони, а потом вешают их на шею, как ожерелье, — вперился он в меня взглядом. — И заставляют носить, пока вор не сдохнет, надышавшись миазмами. Жаль, что мы не в Хиндостане.

Образовавшая круг толпа почтительно внимала каждому его слову, а меня трясло. Маг! Настоящий маг!

— Я с удовольствием сдам воровку полиции, — донеслось откуда-то сзади. Голос был знакомым — низкий, хрипловатый — 'Сбегать из дома нехорошо'. — Мне тоже от нее сегодня досталось.

Маг кивнул.

— Забирайте. ...Твое счастье, что не разбила часы, — поджал он тонкие губы, протирая серебряную луковицу тонким платком. Скомкал ткань, брезгливо швырнул ее мне в лицо. Я дернулась, уворачиваясь, и наши взгляды на мгновение встретились.

Маг вдруг ругнулся, прошипел что-то на непонятном языке. Пальцы с длинными острыми ногтями сжали свитер у меня на груди.

— Встала! — С неожиданной силой мужчина поднял меня на ноги, дернул за вихры, оттягивая голову назад. Мелькнули усы-жвала, жестокий рот.

Я зажмурилась.

— Глаза открыла! — стиснул он мой подбородок.

Зрачки у мага вспыхнули, загорелись красно-желтым.

— Потрясающе... — выдохнул он, обдав меня запахом мяты и рома. И, кажется, крови.

Я закусила губу, сдерживая всхлип. Колени подгибались, дрожали, и если бы не тихий рокот людей вокруг, нетерпеливое сопение того, кого я обокрала на пароме, не приближающийся полицейский свисток, то было бы слышно, как стучат мои зубы.

Констеблю хватило всего одного взгляда, чтобы узнать мага.

— Ваша светлость, — поклонился он. — Благодарю вас за помощь. Если соблаговолите написать...

— Не соблаговолю. — Глаза мага потухли. Криво улыбаясь, он оттянул шейный платок, продемонстрировав метку Королевского Гончего. — Девчонку я забираю, а вы займитесь ее подельником. Вот им. — Лежащий у стены Джереми был не то без сознания, не то парализован. — Где-то здесь еще один пострадавший, примите показания у него. Доброго дня.

Маг сжал мое плечо, и мир завертелся каруселью портала.

3

[...]

4

Без мага в комнате стало жутко. Щурилась желтыми стекляшками глаз тигриная голова, угрожающе блестели кинжалы в руках танцующих статуэток — казалось, фигурки следят за каждым моим шагом. От чугунной каминной решетки все еще шел жар.

Я закрыла лицо ладонями, не в силах поверить, что все это происходит со мной. Всего восемь часов назад меня избил Арчер, пять — чуть не изнасиловал Джереми. Час прошел с тех пор, как я — чудом ли? — избежала Ньюгейта, и десять минут, как заключила сделку с дьяволом.

И снова, как в тот день, беспомощность и скулящий страх. Только теперь я знаю, что их нужно давить и никому не показывать. И не плакать. У меня снова будет дом. И сад. И розы. Обязательно тускани. [Tuscany, сорт красных роз с бархатными лепестками]

Горячая капля расчертила щеку, упала на воротник.

Я прерывисто вздохнула и приказала себе успокоиться. Лишь бы маг не обманул, лишь бы меня потом отпустили. А сейчас нужно поесть, — оторвала я руки от лица. Пожив на улице, я хорошо усвоила, что нужно есть, пока дают.

Так и не рискнув наступить на тигриную шкуру, я обошла ее по широкой дуге и опустилась на колени перед низким столом, пододвинула поднос. На восьмирукие статуэтки при этом старалась не смотреть.

По серебряным крышкам блюд шла затейливая вязь виноградных лоз с тяжелыми выпуклыми гроздьями — я потрогала их пальцем. Точно такой же узор украшал черенки вилки и ножа, ложку, выплетал косы на сахарнице. Красиво...

В нос ударил ароматный пар — я сняла одну из крышек — и рот моментально наполнился слюной. Крепкий говяжий бульон был похож на янтарное озеро с черными островками гренок — я опустошила горшочек, даже не почувствовав вкуса. Жадно съела шепардский пирог, пальцем собрала с тарелки последние мясные крошки, выпила подряд три чашки чаю с топленым молоком и поняла, что сейчас лопну.

С трудом двигаясь, я оперлась о кресло. От сытости и тепла разморило: веки отяжелели, голова то и дело падала на грудь — я вздрагивала и просыпалась.

Мага все не было. Прошла четверть часа, час. Два. По окну, по балконной двери поползли морозные узоры, за стеклом заплясали снежинки. В углах поселились тени, только зубы оскаленной тигриной головы белели в полумраке. Кажется, даже фосфоресцировали. Я отвернулась и от шкуры, и от статуэток, похожих сейчас на гидр, прижалась щекой к сиденью кресла и закрыла глаза. Как мне думалось — ненадолго, просто чтобы не смотреть на хиндостанских божков, но когда на столик с громким стуком опустилась чашка чая, за окном занимался рассвет.

— Вставай. Переходим через двадцать минут.

Холодная вода для умывания и крепкий, как деготь, напиток взбодрили. Я даже умудрилась отдохнуть, хоть и спала полусидя. Вчерашняя истерика, спровоцированная появлением Сьюзан, побоями и домогательствами, прошла, но страх перед будущим, даже не завтрашним — сегодняшним! — днем, засел глубоко внутри. Я давила его, убеждая себя, что людей хуже Арчера и Безносой просто не бывает.

'Мой друг — неплохой человек'.

— Одевайся, — указал маг на теплые чулки и кофту. Рядом, в коробках, лежал капор, аккуратно сложенное пальто с пушистым воротником и перчатки поверх, у кресла стояли ботинки. Все, в отличие от надетого на мне платья, совсем новое.

— Мистер Уилбер, — спрятала я руки за спину.

— Да? — Маг поднял голову, продолжая перебирать амулеты в шкатулке.

— Сколько времени мне нужно будет провести с вашим другом?

— Недолго, — сказал мужчина, выбирая между гладким кольцом и перстнем.

— Мистер Уилбер...

— Что?

— Я смогу получить рекомендательное письмо? Потом, — быстро добавила я, глядя на вытягивающееся лицо мага.

— Рекомендательное... что? — спросил он, будто ослышался.

— Письмо... Для работы...

— Чтобы ты в первый же день обчистила хозяев? Да еще прикрываясь моим именем? — Между тонкими пальцами засверкали молнии, выбранный перстень вспыхнул зеленым. — Долго думала?

— Я не...

— Не думала? — оборвал меня Уилбер. — Это заметно. Одевайся!

Маг был уже полностью готов к выходу. Плотные брюки, высокие начищенные сапоги, рубашка и теплый свитер — он будто собрался на зимнюю охоту. Выбивалась только клипса с крупной белой жемчужиной на мочке левого уха.

Спрятавшись в ванной, я натянула колючие чулки, закрепила подвязки. Ботинки чуточку жали, в кофте сразу стало жарко. Вернувшись, подхватила пальто, плотный капор с широкими полями и засеменила за Уилбером, запустившим над лестницей блуждающий огонек.

Портреты встретили меня буравчиками глаз и поджатыми, как у мага, губами. Свет бликовал на золоченых рамах, на инкрустации, выхватывал нахмуренные брови и схлопнутые веера, и казалось, напудренные лица поворачиваются мне вслед.

Внизу нас ждал дворецкий; лампы в этот раз не зажигали — видимо, опасаясь разбудить мисс Шелл хлопками, — на высокой тумбе за спиной хиндостанца горела высокая толстая свеча. Молча поклонившись, дворецкий помог надеть пальто — сначала мне, потом Уилберу, подал магу шляпу. Ленты на капоре я завязывала на ощупь.

— К обеду меня не ждите, — сказал маг.

— Да, господин.

Снежное покрывало двора расчертили черные дорожки следов, изо рта при дыхании шел пар. Примыкавший к особняку сад ронял с веток белые искрящиеся пушинки — они вальсировали, то взмывая вверх, то снова опадая. Аккуратные округлые кусты самшита превратились в шары сахарной ваты, решетка ограды за ночь оледенела, и теперь блестела в лучах уличных фонарей. Улицы Уайтчепела в это время уже запружены народом, а здесь — в Вестминстере? или Гринвиче? — только-только просыпаются слуги.

Маг собрал в горсть снег с каменной вазы у входа в особняк, сжал его в кулаке и поморщился, вытер ладонь о рукав.

— Верхом ты, конечно, не ездишь?

— Нет, сэр.

В детстве, в Эденбурге, у меня был пони. Гнедой, с маленькими ушками, длинной мягкой челкой и грустными глазами — мне было стыдно на него садиться. Ему же, наверное, тяжело...

Подведенная конюхом кобыла была серой. Она аккуратно переставляла сухие мускулистые ноги, и на снегу оставались полукруглые отпечатки новеньких зимних подков. Лошадь негромко заржала, потянулась к магу. Тот погладил ее нос, протянул раскрытую ладонь, на которой, по волшебству, появился кубик сахара. Лошадь аккуратно сняла его губами и громко захрустела.

Маг отобрал поводья у слуги, вычертил свободной рукой контур телепорта. В воздухе замерцал ярко-синий прямоугольник. Пространство внутри него смазалось, исказилось, а вырвавшийся с той стороны порыв стылого ветра едва не сорвал с меня капор — я отшатнулась. Лошадь, в отличие от меня, даже ухом не повела, только наклонила голову, оберегая глаза. Уилбер расширил пробой и, крепко сжав мою ладонь, шагнул вперед.

Портал открылся на пустоши, в ложбине между холмами, сплошь поросшими вереском. Сырой, пахнущий солью и снегом норд укладывал бурые стебли на землю, развевал юбки, гнал по небу черные тучи, грозящие бурей. Дикое, безлюдное, бесплодное место — только камни, камни, камни... Камни и потемневший от дождей верещатник.

Впереди, в трех десятках футов, лежал испещренный рунами кимров валун — не то страж, не то предупреждение.

Маг сделал короткий жест, будто раздвигая шторы, и ругнулся:

— Кретин твердолобый... Отойди назад, — велел он мне и, развернув, шлепнул по крупу лошадь.

Позванивая копытами по камням, кобыла зарысила прочь. Приподняв юбки, я последовала за ней.

Маг засунул в карман пальто перчатки, которые приготовился, было, надеть, и швырнул в валун файерболом. Камень ярко вспыхнул желтым и погас.

— Осел.

Еще один файербол, теперь крупнее. Снова желтая вспышка, шипение — будто на угли плеснули водой, — и завывание ветра среди холмов.

— Баран валлийский! — Кажется, Уилбер начал злиться. Слепленный им плазменный шар по размеру превышал тыкву с осенней ярмарки, и валун потек, теряя очертания не то свернувшегося кольцом дракона, не то чудовищного пса.

— Остатки!..

Вспышка, и долетающий даже до меня жар.

— На щит!..

Файербол, вспышка, дрожащий раскаленный воздух впереди.

— Переводить!..

Файербол, вспышка, горячее марево.

— Moorkh! [идиот, хинди]

С пальцев мага сорвалась сдвоенная молния, и валун взорвался, засыпав все вокруг мелкой крошкой.

Уилбер натянул перчатки и свистнул.

— Айше!.. — Лошадь, фыркнув, вернулась к хозяину. — Тебе особое приглашение? — покосился на меня маг, заметив, что я медлю.

Уилбер крепко стиснул мою талию и усадил боком в седло, уперев ногу в стремя, устроился сам. Повинуясь поводьям, кобыла обогнула дымящиеся останки каменного стража, а выбравшись из низины, перешла на рысь, на ровных участках ускоряясь до галопа.

Дорога петляла, и Уилбер направил Айше напрямик, через пустоши. Маг торопился: он то и дело нюхал воздух, смотрел на тучи, оглядывался в сторону моря — туда, где горизонт затянуло свинцово-серой мглой — и подгонял кобылу резкими командами.

Мое же внимание было целиком поглощено высотой, на которой я оказалась, непрекращающейся тряской и безумной скоростью, с которой мы двигались вот уже пятый час. Сидеть было неудобно, прислоняться к магу, только что взорвавшему камень размером с кладовку, где тетя Скарлетт хранила джемы, страшно, падать — еще страшнее, и в лошадиную гриву я вцепилась так, что свело руки. Я не запомнила ни поворотов, ни подъемов, ни спусков — только комья грязи из-под копыт, пожухший вереск с белыми, потерявшими краски от осенних дождей лепестками, шумящие над головой валлийские сосны и огромного одноглазого волка.

Зверь появился из ниоткуда. Секунду назад дорога была свободна, и вот он стоит поперек тропы, скалится, прижав уши к голове, предупреждающе рычит. Айше пронзительно заржала, прянула в сторону, и если бы не маг, поймавший меня поперек живота, я бы кубарем вывалилась из седла.

Матерясь, как рабочий из доков, Уилбер одной рукой удерживал меня на весу, другой натягивал поводья, заставляя лошадь плясать и кружиться на месте, волк все рычал, не собираясь отступать, я, бестолково пытаясь схватиться за мага, с ужасом чувствовала, как соскальзываю вниз — под копыта, на камни, к зверю! — и отчетливо понимала, что между мной и кобылой Уилбер выберет Айше.

— Да твою ж мать!.. Райдер, я знаю, что ты здесь! Отзови свою паскуду, или я его зажарю! — рявкнул маг.

— Один! — Резкий мужской голос донесся с вершины холма. — Назад!

Рычание смолкло. Волк смерил нас предупреждающим взглядом — я слежу за вами! — и, гигантским прыжком перемахнув через заросли лещины, исчез среди камней.

Маг сбросил меня на землю, склонился к лошадиной голове, успокаивая, поглаживая, почесывая Айше между ушами.

— Все, все девочка... — донеслось до меня.

Я сидела на подмерзшей траве и, зажимая ладонями рот, смотрела на лошадиные копыта, украшенные шипами. Если бы я упала... Если бы кобыла махнула ногой... Капор ведь не защитит, в Уайтчепеле я видела ограбленную с проломленным черепом...

От испуга началась икота. Зажмурившись, я вздрагивала всем телом, пытаясь справиться с судорожными вдохами, давила всхлипы, и тихо вскрикнула, когда на плечо опустилась рука в меховой перчатке — в первую секунду мне показалось, что это волк.

— Шон, ты, как всегда, заботлив и отвратительно бесцеремонен, — сказал тот, кого маг назвал Райдером. — Мисс Уилбер, вы в порядке? Не ушиблись?

— Н-нет... — выдавила я.

— Это не Шелл, — поднял голову маг. Убедившись, что лошади ничего не угрожает, спешился. — Привет, Алекс, — хлопнул Райдера по плечу. — Вирджиния, хватит ползать на коленях, — приказал он мне.

— Мисс, — передо мной снова замаячила ладонь в перчатке с серой кроличьей оторочкой.

— Спасибо, — прошептала я. Оперлась о предложенную руку, подобрала юбки, поднимаясь. Новое пальто было испорченно — налипшая грязь не отряхнулась, только размазалась, выдранный из подола лоскут тянется скоморошьим шлейфом. Опять оборванка...

— Отлично, общий язык вы уже нашли, — довольно кивнул Уилбер. — Думаю, и за остальным...

Это ОН?

Мужчина все так же поддерживал меня под локоть.

— Шон, ты ничего не хочешь объяснить?

Маг, жестикулируя, быстро заговорил на хинди, я же чуть повернулась, из-под ресниц разглядывая мужчину, с которым мне придется...

'Мой друг — неплохой человек'.

Высокий — я не достаю ему до подбородка. Очень крупный. Кажется, действительно нестарый. Голос приятный, низкий. Изумленный:

— Ты шутишь?! — И снова хинди, на котором я не понимаю ни слова.

На ногах у Райдера высокие болотные сапоги, старые кожаные штаны с заплатками на коленях. Рядом, в траве, связка зайцев — охотился. Коричневый полушубок расстегнут, на левой руке перчатка. Голова непокрыта. Волосы темные, собраны в низкий хвост, и тонкие выбившиеся прядки развевает северный ветер. Красивый профиль, но четкую линию скул портит длинная, в полдюйма, щетина, почти борода.

— Вирджиния, ты ведь согласна? — пощелкал пальцами перед моим носом Уилбер. Спрашивает вроде бы участливо, а в глазах — Только попробуй сказать 'нет'.


* * *

— Шон, ты ничего не хочешь объяснить? — сухо спросил Александр. Незваные гости его не радовали.

— Что я хочу — так это задать тебе трепку! — прошипел Шон. — Ты рехнулся, Райдер?! Тратить на щит остатки магии! Тебе жить надоело?!..

— Это уже не твое дело.

— С тех пор, как твой дед выдрал у меня клятву помогать тебе — мое, — сверкнул глазами Уилбер.

— Я тебя от нее освободил! — процедил Райдер. Мужчина сдерживал гнев, но тот все равно прорывался — раздраженными вопросами, оставшимися без ответа, валлийским акцентом. — Какого черта ты сюда явился? Кто дал тебе право ломать защиту? Какого хрена вам всем от меня нужно?! Дайте хотя бы подохнуть спокойно!

Шквальный, все усиливающийся ветер на мгновение разорвал тучи. Бледный солнечный луч скользнул по траве, по холмам, по лицу Алекса, и померк — прореху в небе затянуло. Посыпался снег.

— Болит? — спросил Шон, глядя на изуродованное лицо друга.

— Болит, — не стал отказываться Александр. — Ты за этим приехал? Посочувствовать?

— Лекарство привез, — криво усмехнулся Шон, кивнув на девушку. — Неучтенный Источник.

— Ты шутишь? — выдохнул Алекс, и Шон удовлетворенно отметил, что рука валлийца сжала локоть девчонки. Как бы Райдер не бравировал смирением, как бы демонстративно не отрезал себя от мира — умирать на четвертом десятке он не хотел.

— Я похож на шута?

— Королева...

— О ней не знает. Никто не знает — я всю ночь просидел над документами. Думаю, один из лордов задрал юбки ее бабке, не озаботившись последствиями. На твое счастье. Пользуйся. — Предупреждая очередной вопрос Александра, Шон поднял руку. — Она воровка из Саутворка. О даре не знает. Если решишь тянуть через секс — она не против. ...Ты ведь согласна, Вирджиния? — спросил он на английском.


* * *

— Согласна, — тихо ответила я.

— Прекрасно. В гости не напрашиваюсь, — сказал Уилбер, поднимая воротник, — надеюсь увидеть тебя в Ландоне в ближайшее время.

Маг насмешливо приложил два пальца к полям шляпы и вернулся в седло.

— Заплатку на щит я поставлю, но слабую. Это тебе для стимула! — крикнул он, разворачивая кобылу. — Адью!

Айше заржала и взяла с места в карьер. Темная фигура всадника быстро скрылась в опускающейся на холмы снежной мгле.

А я осталась. Где-то в Уэльсе, одна, с чужим мужчиной, которого должна соблазнить. Или он все сделает сам? Неужели прямо сегодня? — разлилась в животе противная слабость.

'Мой друг — неплохой человек'.

— Буря идет, — сказал Райдер. — Вирджиния, будет лучше, если мы встретим ее в укрытии. До моего дома полчаса ходьбы.

— Меня зовут Тин, — подняла я голову. — Тин Хорн, сэ...

Я не договорила, подавившись словами и отвращением. Всю левую, прежде скрытую от меня половину лица Райдера покрывала черная глянцевая чешуя. Она начиналась чуть выше виска, у границы темно-русых волос, обрамляла глаз, наростами бугрилась вдоль носа, шелушилась на щеке и шелестела на скуле. Крупные, размером с пенни, выпуклые овальные чешуйки сбегали вниз по шее и неприкрытому горлу, прятались под рубашкой. И, наверное, под перчаткой — вот почему она только одна!

Я почувствовала, как придавленные капором волосы на затылке встают дыбом. В глазах Райдера отразилась моя перекошенная ужасом физиономия, и мужчина сделал шаг назад, запахнул полушубок. А я впервые в жизни упала в обморок, увидев вблизи поймавшего смертельное проклятие человека.

5

— Тини! Тини!..

— Мэри!

— Тин!

— Мэри! Девочки!..

— Тш-ш! — прижимает палец к губам Мэри Агнесса МакЛин, моя лучшая подруга.

Мы прячемся в вымоине под кустом роз. Желто-зеленые листья зефирен друэн [Zephirine Drouhin, сорт бурбонских роз] отлично скрывают нас от взрослых, крупные малиновые лепестки светятся на просвет, и мне кажется, что я смотрю на маму сквозь витраж.

-Тин!

— Мэри!

— Тин!

— Несносные девчонки, — ворчит под нос миссис Пембрук, гувернантка. Она похожа на ведьму, и Мэри ее не любит — вечно недовольную чопорную старуху с бородавкой на подбородке и двумя черными котами. — Без сладкого останетесь!

На фоне ее серого форменного платья и коренастой фигуры мама и леди МакЛин похожи на порхающих бабочек: мама — на лимонницу, леди МакЛин — на голубянку.

Взрослые проходят мимо, не подозревая, что мы совсем рядом. Вот они скрываются за поворотом садовой дорожки, и Мэри — заводила и непоседа — вылезает из-под куста, тащит меня за собой: Питер, помощник конюха, поклялся Триединым, что в старом домике привратника живет настоящий проклятый, и у Мэри прямо свербит на него посмотреть.

— Говорят, он поймал лепрекона, и не отпускал, пока тот не отдал горшок с золотом! А Джонсу этого показалось мало, и он отобрал у лепрекона еще и кольца! — рассказывает на бегу Мэри. — А лепрекон его за это проклял!..

Удобная, выложенная округлыми камнями дорожка обрывается, и мы сбавляем шаг. Цветы вокруг становятся невзрачнее, бузина и черемуха гуще, деревья выше — сад переходит в старый парк с шепчущими над головой березами и кленами. Домик привратника раньше стоял у самых ворот, но лет двести назад, а может, даже целых триста — еще до того, как имение стало просто летней резиденцией графов МакЛин, прадед Мэри расширил поместье, и коттедж теперь прячется в глухом углу, среди дрожащих осин и терновника. Если не знать, где он — не найдешь.

Здесь сыро и как-то жутко. И голосов не слышно. И птиц — только взлетела, громко каркая, ворона.

Мэри притихла, смотрит то на меня, запыхавшуюся от бега, то на старый дом с крышей, усыпанной прошлогодними прелыми листьями.

— А почему у вас в поместье живет проклятый? — шепчу я.

— Он дедушкин ублюдок... Только никому не говори, что я это сказала! — щипает она меня.

— Никогда! — клянусь я.

— И не смотри ему в глаза, иначе умрешь! — инструктирует Мэри. — Поняла?

Я киваю. На самом деле, я бы прекрасно обошлась без этого Джонса, и мама, наверное, волнуется... А папа скажет, что я расстраиваю его своими шалостями. Но не могу же я бросить Мэри одну!

Моя подружка решительно поправляет ленту на прямых, зеркально-гладких волосах с зеленоватым отливом — наследие Морской Девы — и бросает в дверь дома камень. Удар выходит неожиданно громким, и мы испуганно приседаем.

Дверь обита листами железа.

Камень падает на ступени, катится вниз и останавливается рядом с лужей.

Тишина.

— Мне кажется, здесь никого нет. — Только, наверняка, привидения, но неупокоенных духов я боюсь, и потому не упоминаю.

— Не может быть! — топает ногой Мэри. Она сбежала от Пембрук, пропустила чай, вымазала панталоны, лазая под розами, и ради чего?

Когда Мэри злится, кончики ее ушей становятся чуточку острее, а зрачок расширяется, перекрывая радужку. Мама говорит, что у Мэри дар Старой крови, и я ей немножко завидую. С другой стороны, перепонки между пальцами я бы себе не хотела. Мэри их стесняется и прячет под митенками.

Камни летят в дверь один за другим. Стучат, прыгают, шлепают по луже, разбрызгивают зацветшую воду.

— Никого, — повторяю я и тяну Мэри обратно, к прячущейся за сиренью тропинке.

— Я посмотрю, что там внутри.

Мэри старше меня на два года, но иногда мне хочется залезть на табурет — чтобы оказаться выше — и хорошенько ее потрясти.

— Я тебя не пущу, — хватаю я ее за рукав. Мэри сердито вырывается. — А вдруг там крысы? — нахожу я аргумент. Это работает — крыс моя подружка боится.

— Откуда им взяться... — неуверенно говорит она, остановившись на полпути. — Здесь и грызть нечего.

— Крысам всегда есть что грызть! — авторитетно заявляю я. — Миссис Финн, наша кухарка...

Договорить я не успеваю. Дверь коттеджа распахивается, и на пороге появляется ...существо. Высокое, сутулое, очень худое, с торчащими ребрами и впалым животом — по-рыбьи белый, вялый, контрастирующий с черной чешуей, подобно болотной ряске затянувшей тело, он приковывает взгляд.

Существо слепо, но на мое тихое

— Мэри...

шипит и хищно прыгает вперед. Гремит, разматывается удерживающая его цепь.

— Мэри, бежим! Мэри!..

Кусты хватают за юбки, за волосы, хлещут по лицу. Ежевика опутывает ноги, хрипло каркающая ворона будто указывает где нас искать, а позади беснуется и бьется о землю рвущийся с цèпи прóклятый лепреконом бастард лорда Джона...

Свечи чадили. Пламя на длинных, необрезанных фитилях вытягивалось вверх стрелами дикого лука, расцветало иссиня-белым и опадало, расплескивая воск — его дорожки прихотливо наслаивались друг на друга, разглаживали узоры на канделябре, пятнали стол.

Я смотрела на свечи, чтобы не глядеть на сидящего передо мной Райдера. За то время, что я была без сознания, он успел переодеться, сменив потрепанную одежду охотника на белую крахмальную рубашку и серые брюки. Жилет не надел.

Лицо Райдер скрыл полумаской, оставляющей открытыми лоб, правую щеку, рот и подбородок. И глаза в прорезях — черные, блестящие.

За стенами дома завывала буря.

— Как вас зовут, мисс Хорн? — спросил, наконец, мужчина. — Тин — это сокращение, а полное имя? Кристин?

— Этансель [une etincelle — искра, фр.]

— Необычно, — чуть улыбнулся Райдер. — Меня зовут Александр. Можно Алекс. Приятно познакомиться, Искра-Этансель.

— И мне, — выдавила я.

— Лгунья вы неважная. Уилбер не упомянул об этом? — прикоснулся Райдер к своей маске.

Я покачала головой.

— И теперь вы сожалеете о согласии стать моей гостьей. ...Боюсь, вам все же придется задержаться здесь на ближайшие несколько месяцев, — сказал он после паузы. — Зима на пустоши приходит быстро и надолго. Дороги уже замело, раньше апреля снег не сойдет. Дом большой, думаю, сосуществование не станет для нас проблемой. И прекратите, ради Триединого, трястись, на обед я предпочитаю ростбиф, а не юных леди.

Это пока.

Проклятие быстро сводит с ума, превращая человека в бешеного зверя.

— Ваши комнаты уже готовы, я провожу вас. — Протягивая руку, Райдер встал одним слитным — слишком змеиным, слишком нечеловеческим! — движением, и я шарахнулась прочь, забившись в угол кушетки.

Мужчина проворчал что-то под нос, отодвинулся.

— Идемте, — взял он подсвечник и пошел впереди, указывая дорогу.

Я на секунду зажмурилась, выдохнула, крепко стиснув ладони, последовала за Райдером.

Лестница терялась в темноте, и на меня нахлынуло ощущение дежавю. Вчера я точно так же поднималась наверх, держась за кованые перила... Пальцы коснулись полированного дерева, и стало чуточку легче. Портретов на стене тоже не было. Ни портретов, ни ламп, ни ковра на полу — только знамя с красным драконом [герб Уэльса] и потемневшие щит и секира в нише, а на двери отведенной мне спальни красовался засов. Благо, с внутренней стороны.

— Располагайтесь.

— Спасибо, мистер Райдер...

— Моя комната дальше по коридору. Система звонков, к сожалению, не работает, если что-то понадобится, придется спуститься вниз, на кухню — там дежурят слуги. Ужин в восемь.

— Я не голодна.

— Тогда доброй ночи.

— Доброй ночи, — эхом повторила я и, дождавшись, когда мужские шаги стихнут, осторожно, стараясь не лязгнуть бронзой, задвинула засов. Я бы еще и подперла дверь комодом, но сдвинуть с места тяжелый дубовый массив не смогла.

Вся мебель в спальне была старой и очень основательной. Встроенный шкаф, больше похожий на гардеробную — при желании, туда бы поместился десяток таких, как я. Трюмо с тусклым зеркалом в рост, кровать с приставной лесенкой. Под потолком балдахин с плотными занавесями, от которых заметно тянет прелью — видимо, комнатой давно не пользовались. Стены — шлифованный дикий камень, прикрытый гобеленами, камина нет, нет стола, но есть кресло. И жаровни есть — две штуки, но, несмотря на них, в комнате стоит пронизывающий холод.

Портьеры, прикрывающие окно, надулись от сквозняка пузырем. Я отодвинула их, но за облепленным снегом стеклом не было видно ни зги.

...в Ландоне сейчас тоже снег, но в Уайтчепеле он никогда не задерживается, превращаясь в грязную кашу и стекая в канавы. В метель Арчер никогда не выгонял нас на улицу, наоборот, кухарка заваривала два ведра жидкого чаю, который мы черпали жестяными кружками. Чай был сладким.

Кажется, я скучаю по Арчеру. Точнее, по эфемерной, но все же определенности, которую дает жизнь воришки. А сейчас я совсем не уверена в том, что доживу до весны.

Жить хочется. Очень.

Как же хочется жить, Триединый...

На трюмо, отбивая восемь, захрипели часы. Их старческий кашель вернул меня в темную спальню с дрожащим пламенем свеч и красноватой окалиной на жаровнях. Я с усилием разжала руку, отпуская порченую молью портьеру, и, изогнувшись, начала расстегивать платье. Стянула его через голову, аккуратно повесила на спинку кресла, клацнув зубами от холода, умылась — на трюмо стоял таз с чуть теплой водой. Какая-то добрая душа оставила на разобранной кровати грелку, ночную рубашку и старомодный чепец с порыжелыми от времени кружевами. Мысленно благословив ее, я переоделась и залезла под одеяло — слава Триединому, сухое, пусть и пахнущее пылью. Укрывшись с головой, я оставила щелку для воздуха, подтянула колени к груди, создавая маленький островок тепла, и крепко зажмурилась.

Нельзя плакать.

Дядя Чарли говорил, что у каждого из нас есть конечный запас прочности, и эти два дня — как те — подвели меня опасно-близко к его пределу. Я совсем не помню, как уснула — просто закрыла глаза и провалилась в черноту. Не было ни снов, ни красок, я даже не шевельнулась ни разу, и если бы не удары, от которых затряслась дверь, пролежала бы еще не один час.

— Этансель! Этансель!

— Да, — сипло ответила я, сев на кровати.

— С вами все в порядке? — спросил Райдер.

— Да. — Я закашляла, прочищая горло.

— Вы не больны?

— Нет, мистер Райдер, все хорошо.

— Тогда почему не отвечаете?

— Я спала. Извините, я не хотела заставлять вас волноваться. — Заученные слова и фразы пустой вежливости легко слетали с губ. Оказывается, я еще помню, как это делается.

— Выходите ужинать, — уже спокойнее сказал... кто? Хозяин дома? Или просто новый хозяин?

— Я не голодна.

— Этансель, не дурите, — голос Райдера снова стал недовольным. — Вторые сутки без еды — вы решили уморить себя голодом?

О. Двое суток? Я глупо хихикнула, прикрыв рот ладонью. От двухдневного поста еще никто не умирал. В ушах звенит, и голова немного кружится, но это не страшно.

— Этансель, если вы не выйдете, я сломаю дверь и запихну чертов ужин вам в рот. Вам все ясно? — сухо спросил Райдер, и сонливость моментально исчезла. Нельзя злить тех, кто сильнее.

— Да, мистер Райдер.

— Я жду.

Я торопливо, на ощупь, натянула оставленные в изножье кровати чулки, нижнюю юбку, сменила рубашку, расправила платье. Оставила чепец на подушке. Побрызгала на лицо водой, кое-как пригладила волосы и налегла на дверь, отодвигая засов.

Райдер стоял всего в двух шагах, прислонившись к стене. У его ног горел подсвечник.

— Добрый вечер...

— Добрый, — кивнул мужчина и, подняв, светильник, зашагал впереди.

Ужин накрыли внизу, в — наверное — гостиной, перед камином, от которого шло замечательное тепло.

— Садитесь к огню, — отодвинул для меня стул Райдер. — Вы дрожите.

— Спасибо.

Опустив глаза и стараясь не коснуться затянутой в светлую замшевую перчатку руки на изогнутой спинке, я опустилась на сиденье и тихо выдохнула, когда Райдер отошел. Мужчина сел напротив, внимательно глядя на меня сквозь прорези маски. Черная рубашка, черные брюки, черный бархат на лице — он был похож на демона, о которых я, тайком, читала в папиных книгах. Или на пирата, из тетушкиных.

— Сколько вам лет, Этансель?

— Семнадцать, сэр, — спрятала я ладони в складках платья.

— А на самом деле?

— Семнадцать.

— Выглядите моложе, — проворчал Райдер и налил в стоящий перед моей тарелкой бокал воду. Себе вино. — Ешьте, — указал он на отбивные и зеленые стручки фасоли.

Мясо было потрясающим. Сочное, горячее, чуточку переперченное, но от того не менее вкусное, оно таяло во рту. Панировка похрустывала, фасоль наполняла рот ароматным соком, а мягкого хлеба была целая корзинка — я с трудом заставила себя остановиться на четвертом ломте.

Заметила, что Райдер наблюдает за мной, и положила приборы, чувствуя, как краснею. Леди не едят много...

— Десерт? — нейтрально спросил мужчина. Сам он за это время съел только половину отбивной.

— Нет, спасибо...

Райдер негромко звякнул столовым серебром о край тарелки, отпил вина.

— Давайте договоримся, Этансель, — заговорил он, поглаживая ножку бокала. — Обед в два. Ужин в восемь. В это время вы сидите здесь, вот на этом стуле. В остальное — занимайтесь, чем хотите. На втором этаже есть библиотека — вы ведь умеете читать? Запертые шкафы не трогать, книги по дому не разбрасывать. Гулять рекомендую в саду, холмы опасны, а погода коварна. Завтрак в девять, присутствие на нем желательно, но необязательно.

Я кивнула.

— Можете идти.

— Спасибо за ужин, мистер Райдер, — пробормотала я, вылезая из-за стола. Сделала книксен.

— Это необязательно, — снова принялся за еду мужчина. — Этансель! — окликнул он меня, едва я повернулась к лестнице. — Возьмите свечи. Ступени не в лучшем состоянии, я не хочу, чтобы вы упали.

Ворот его рубашки был расстегнут, и когда Райдер откинулся в кресле, в треугольном вырезе заблестела чешуя.

Странно. Непонятно, страшно.

Рыдает воском свеча, трещит, трепещет на сквозняке. Шторы раздуваются так, словно за ними кто-то стоит, и в зеркале с испорченной сыростью амальгамой мелькают тени.

Жутко.

Не выдержав, я вскочила с матраса и отдернула портьеры, впустив в комнату лунный свет и ледяной ветер. Пятясь, вернулась в кровать. Так лучше. Так видно, что у окна никого нет, а за стеклом — застывшие волны холмов в искрящейся снежной пене и сине-черное небо.

Внизу зазвенела посуда, засмеялся Райдер.

...не тронул. И взгляда этого — противного, липкого — не было. И все равно страшно: не от душевной же доброты он оставил меня в своем доме!

Но спросить, что он собирается делать — еще страшнее.

Шорохи, скрипы, и тихие стоны ветра. Я убеждаю себя, что это ветер. Приоткрытая дверца шкафа — я уже знаю, что его невозможно плотно закрыть. Старые часы — секундная стрелка на них то замирает, то вдруг раскручивается, догоняя время.

И очень хочется пить.

За четыре года я совсем отвыкла от соли и специй, и рот после отбивных в черном перце просто горит. Воду — все, что было в кувшине для умывания — я давно выпила, а запоры на окне, когда я попыталась добраться до снега, не открылись.

Снова смех, а потом шаги. По лестнице, за стеной. Перед моей спальней они стихли, и я съежилась. Сейчас раздастся стук, и...

Тишина.

Шаги...

В конце коридора хлопнула дверь, и я перевела дух. После ужина с Райдером засов уже не выглядел надежной защитой — слишком уверен в себе и своей силе хозяин дома. Это не самоуверенность Джереми, а именно спокойная уверенность в том, что при необходимости он войдет в дверь вместе с дверью.

...как Уилбер.

Сердце стучало, лихорадочно гоняя кровь, ладони оставили влажные пятна на старом атласе покрывала. Губы обметало, сухой язык царапал нёбо. Задыхаясь от жажды, я почти час просидела, не шевелясь, и только убедившись, что Райдер не собирается покидать своих комнат, отодвинула засов, на цыпочках вышла в коридор.

Половица у порога заскрипела так, что, наверное, поднялось ближайшее кладбище. Я вцепилась в косяк, прислушиваясь к темноте, готовая в любую секунду нырнуть обратно в спальню. Тик-так, — стучали за спиной часы. Где-то внизу им вторили другие — тик-так. И погромыхивание жести на крыше.

Крадучись, я спустилась вниз, в пустую гостиную, но кувшин с водой, стоявший на столе во время ужина, исчез. Тогда, ориентируясь на запахи и тихие голоса, я решилась зайти на кухню.

— Добрый вечер...

Разговор смолк. Стоять под перекрестьем двух пар глаз было неуютно, как если бы меня обыскивали. Или допрашивали.

— Здра-а-авствуйте... — собирая с пальцев тесто, протянула пожилая, плотно сбитая валлийка в сером чепце и белом переднике с оборками на груди. Сидящий за столом мужчина, на вид годящийся Райдеру в деды, не ответил.

— Можно попить? — попросила я, жадно глядя на ведро с плавающим в нем резным ковшом. — Пожалуйста...

Мужчина плеснул воды в высокий стакан, протянул мне.

— Спасибо.

Стакан я осушила залпом.

— Еще?

— Да! — Триединый, как же хорошо... Пожар во рту хоть и не стих окончательно, но унялся.

— Стало быть, ты... вы, — сдвинул кустистые брови старик, — и есть гостья мистера Райдера?

Я кивнула. На тыканье я не обиделась, слишком хорошо представляя, что видит валлиец — поношенное платье с чужого плеча, куцую стрижку, обкусанные ногти.

— А ваши родители об этом знают?

...если леди задают неуместный вопрос, ей следует либо сделать вид, что не расслышала, либо упасть в обморок, либо оскорбиться и уйти.

— Спасибо за воду, сэр. Я могу взять стакан с собой?

— Берите.

В комнату я возвращалась чуть ли не бегом. Четыре года на улице, четыре года презрения и брезгливого недоумения — и все равно обидно...

6

[...]

7

Орхидеи выглядели настоящими: кожистые листья веером расходились в стороны, гладкие стебли оканчивались причудливыми гроздьями соцветий. Бархатистые лепестки с прожилками узоров подрагивали на сквозняке, и казалось, что на трюмо слетелась стая бабочек.

Цветы я не получала ни разу. В тринадцать слишком рано, и тетя Скарлетт, подозреваю, посадила бы меня под замок за авансы, а дядя Чарли вызвал бы незадачливого поклонника для Очень Серьезного Разговора.

По губам скользнула улыбка. Даже не улыбка — тень от нее. Я повернулась на бок, вдыхая легкий, почти незаметный запах сладкой свежести — одну орхидею я взяла с собой в постель. Лежала, вспоминая прошедший день, ужин, объяснение с Райдером, то, как он подначивал раскладывающую по тарелкам пирог миссис Ллойд, а она шутливо шлепнула его по рукам. Со мной Райдер не заговаривал, позволив отсидеться и все обдумать.

...неужели все-таки повезло?

— Клянусь Королеве, я не причиню вам вреда.

...наверное, это мама и тетя уговорили Триединого обратить на меня Взор, ведь сама я не очень прилежна в постах и молитвах.

— Спасибо, — прошептала я. — Спасибо вам.

...а если еще попробовать уговорить Райдера написать мне рекомендации... Я ведь образована, я могу быть не просто горничной, а гувернанткой! Документов об окончании школы у меня нет, но Райдер маг, и... Нет, лучше не думать. Если он откажет, будет обидно. А обижаться на того, кто приютил в зиму — глупо и неблагодарно.

...цветы вот подарил.

...вреда он не причинит, поклялся, но что потребует взамен? Бесплатного сыра ведь не бывает!

От этих мыслей начинала болеть голова. Я крутилась, крутилась в постели, не в силах заснуть, теребила орхидею, одергивала сорочку, поправляла съезжающий на нос чепец, слушая громыхание жести на крыше и шорохи старого дома. Он постукивал, поскрипывал, будто живой, искал собеседника, и пустошь отзывалась ему посвистом ветра и шелестом поземки. Чешуйки снега облепляли окно, разрастались, чернели, и вот уже за стеклом не то Джонс, не то...

— Этансель, вы спите?

— Нет, — села я на кровати, прогоняя дремоту, слава Триединому, не успевшую стать кошмаром.

— Днем вы забыли книгу в библиотеке, — сказал Райдер. — Я принес.

— Спасибо...

— Возьмете? — помолчав, спросил маг. — Или оставить у двери?

— Возьму, — решилась я.

Засов долго не поддавался, будто надо мной решили подшутить пикси. Или гремлины. Наконец я справилась с ним и выглянула в коридор.

— Вот. — Райдер протянул пухлый томик пьес, но из рук его не выпустил. Я тоже не стала разжимать пальцы — 'Ваше недоверие раздражает'. — Этансель, идемте завтра гулять, — чуть улыбнулся мужчина. — Мне скучно одному. Ей-богу, я скоро с Одином дуэтом буду выть.

Вдалеке, будто в подтверждение, завыл волк.

— Охотится, — успокаивающе сказал Райдер, — не пугайтесь. ...Я вам пещеру Короля Артура покажу, хотите? — предложил маг.

— Вы смеетесь надо мной? — коротко взглянула я на Райдера.

— Отнюдь. — На неприкрытой маской щеке образовалась ямочка, и я снова опустила глаза. — Соглашайтесь! Сколько можно сидеть на одном месте? В конце концов, это дурно для цвета лица.

Я хихикнула и, испугавшись смешка, прикрыла рот ладонью.

— Ну... Хорошо.

— Отлично. — Получив согласие, маг отдал, наконец, книгу. — Тогда встретимся за завтраком. Не опаздывайте, утром будет отличная погода.

Погода была такой, словно ее наколдовали. Яркое солнце повисло в бездонно-синем небе, отодвинуло тучи к морю, и бахрома толстых сосулек на перилах моста засияла, как горный хрусталь. Холмы горели белым стерлинговым серебром. Смотреть на них было больно, но и не смотреть — невозможно: они вспыхивали, переливались в висмутовой дымке, звали, дразнили, и если бы не Райдер, поймавший меня за конец шарфа, я бы даже не пошла, — поплыла к ним — по пояс в снегу, напрямик.

— Пробрало, да? Скоро привыкнете.

— Они поют, — изумленно прошептала я.

Райдер кивнул, замер, прислушиваясь к едва слышным хоралам, а потом решительно тряхнул головой, прогоняя наваждение.

— Магия эллиллон, — сказал он, растирая виски. И повторил: — Привыкнете.

— Возле дома ее не слышно.

— Дому шесть сотен лет, он намолен, заклят, неприкосновенен по Договору со Старой кровью, и только Триединый знает, что еще с ним происходило. Лет двести назад случился пожар, и семейные хроники сгорели, а из того, что рассказывал дед, я мало что не помню. Он умер, когда мне было шестнадцать. — Райдер помолчал, и, не дождавшись вопроса, добавил: — Сейчас мне тридцать один.

Я кивнула, разглядывая коттедж и примыкавший к нему сад — с высокого моста он был, как на ладони.

— Сад одичал, — продолжил, заполняя молчание и заглушая зов холмов, Райдер. — Бабушка разводила там цветы — розы, в основном. Белые, красные, черные. Даже синие и зеленые — их клубни привезли с материка.

— Черенки.

— Что? — покосился на меня Райдер.

— Клубнями размножают георгины, а розы — черенками.

— О. Ну, может, и так, — улыбнулся мужчина. — Садовник из меня, признаюсь, неважный. На чем я остановился?

— Сад разбила ваша бабушка.

— Леди Эвелин. После ее смерти дед передал титул отцу, назначил его опекуном младшей сестры, леди Маргарет, моей тетки, а сам заперся здесь. Выбрался только один раз, на мои крестины. Тогда же дал разрешение привозить меня в гости — я похож на бабушку. Он умер, оставив это поместье мне. Как знал, что пригодится, — хмыкнул Райдер. — Несколько лет назад отец лишил меня наследства и титула. Вот такая история, — задумчиво сказал маг. — Вон там Ллавелин, — повернулся он на восток. — Городок с почтой, лавками, ярмаркой дважды в год. До него почти тридцать миль, так что надеюсь на ваше благоразумие, — намекнул он на глупость побега. — Поселений ближе здесь нет. Не замерзли?

— Немного.

Маг вытащил меня на прогулку сразу после завтрака, а сейчас время близилось к полудню. В теплой одежде 'от Уилбера' было не холодно, я даже запыхалась, когда мы, хрустя настом и проваливаясь в снег, трижды обошли дом по широкому кругу, а потом спустились к замерзшей реке, но стоять без движения было зябко. Нос и щеки ощутимо щипало, пальцы на ногах покалывали.

...тролля под мостом, к слову, не было.

И в пещеру Короля Райдер меня не повел.

— Не сегодня. Во-первых, она далеко, в двадцати милях по бездорожью. А во-вторых, видите дымку? — указал он на радужный флер над холмами. — Она небезопасна для людей. Вы не указаны в договоре, а я не в том состоянии, чтобы отвоевывать вас у эллиллон, пусть даже сонных. ...Снова мне не верите? — проворчал он, заметив мой скепсис. — Тогда идемте, городская леди, послушаете настоящую магию пустошей, — повел он меня к реке. — Туман — это граница, из-за которой приходят дети Старой крови, древние боги и чудовища, Этансель, — помогая мне взобраться на оледенелый мост, сказал Райдер. — Остерегайтесь туманов.

Туманы заботили куда меньше, чем маг. Не заметить, как его злят мои опасения, промедление, с которым я принимала помощь, было сложно — дергалась щека, играли на скулах желваки. И при этом он сдерживал раздражение, был милым. Опекал меня, не пытался допрашивать, не лез в душу.

— Мистер Райдер? — решилась я.

— Да?

— Вы добры ко мне. Почему? — заглянула я в прорези маски.

Райдер стоял против солнца, и я впервые разглядела цвет его глаз. Серые. Темно-серые с рыжими крапинками, как усыпанная осенними листьями поверхность пруда.

— Мистер Уилбер сказал, что вам нужна... Спутница. А я... Я не... Но вы все равно... — Храбрость кончилась.

— Ну а что мне с вами делать? — спросил Райдер. — Изнасиловать? Простите за грубость, не могу подобрать эвфемизма. 'Взять силой' звучит не менее отвратительно. Или нужно было выгнать вас на мороз?

...другие выгоняли.

— Этансель, я не самый добрый человек в Альбионе, но, смею надеяться, и не последняя скотина. Вы не просидите места в этой груде камней, — кивнул он на дом, — и не объедите меня. В конце концов, мне скучно одному, а Ллойды не читают месье Виктора. ...Летом, когда восстановлюсь, я верну вас в Ландон.

— А можно в Эденбург?

— Можно и в Эденбург, — пожал плечами Райдер. — У вас там родственники? — На высоком лбу мужчины наметилась складка.

— Нет, подруга.

— Друзья — это хорошо. — Морщинка исчезла. — Если хотите, напишите подруге, я отправлю ваше письмо на почту Ллавелина. Вы узнали все, что хотели?

Я кивнула.

— Тогда идемте обедать. Да, — остановился он. — Я прямо вижу, как в вашей хорошенькой головке зреет мысль 'отработаю'. — Я едва не растянулась на скользкой дорожке. — На кухне чтоб я вас не видел, за отскребанием пола тоже. Мне только детского труда не хватало.

— Я не ребенок!

— Разве? Ведете себя по-детски. Непонятно за что на меня обижаетесь, прячетесь, пропускаете завтрак...

— Я не обижаюсь...

— Но последние два пункта не станете отрицать?

Последний раз меня отчитывали, когда мне было одиннадцать.

— Я больше не буду...

— А вот это отличная новость. — Маг предложил руку и ожидающе поднял брови. Помедлив, я положила ладонь на его локоть. — Я не съем вас, Этансель, — сказал Райдер, повернув к дому. — Просто я хочу видеть этой зимой не только волков.

Он помогает мне от скуки.

Но разве так бывает?

Потом на ум пришла подобранная дядей Чарли кошка, оставшаяся жить в магазине, а в благодарность за еду и эликсир от блох приносившая к его ногам пойманных мышей. Регину дядя выловил из канавы, услышав истошные мявы, а потом тайком от жены и служанок — тетя Скарлетт не терпела животных в доме — купал в ванной, пока я отчищала его замаранные брюки и ботинки. А ведь дядя полез в грязную жижу совсем не для того, чтобы Регина воевала с мышами за его раритеты...

Выходит, я для Райдера такая же кошка?.. Ну... Пусть так.

Когда я в первый раз осталась в гостиной после обеда, маг насмешливо отсалютовал бокалом:

— За смелость! ...В шахматы играете? — с надеждой спросил он чуть погодя.

В шахматы я играла. Не очень хорошо, но играла, большей частью, правда, любуясь точеными фигурками с глазами-агатами, серебрением в складках одежды и бриллиантовой тиарой ферзя. Еще были шашки — корона с обратной стороны нефритового кругляша блестела кровавым рубином — и потрепанные карты, отчетливо пахнущие бренди и конфетами.

— Это не конфеты, это индийский ром, — смутился Райдер.

В шахматы он был выше меня на голову, обидно разбивая тщательно выстроенную защиту всего за четверть часа, и в висте я едва сдерживалась, чтобы не начать жульничать — научилась у Арчера. Блефовал Райдер мастерски, но о том, что карты можно подтасовывать, кажется, даже не подозревал. Или не ожидал от меня. Я вспоминала, что леди не рекомендуется играть в карты, тем более, мухлевать. И честно побеждала один раз из пяти.

Время от времени маг доставал лото, и тогда к нам присоединялась миссис Ллойд. Валлийка морщила лоб, шевелила губами, водила пальцем по карточке, разыскивая нужную цифру, и по-детски радовалась, выигрывая. Щеки-яблочки наливались румянцем, глаза сияли, а заваренный ею травяной чай можно было смело подавать Королеве. А после просить себе пэрство.

В один из вечеров, когда миссис Ллойд везло, как благословленной Триединым, я обнаружила в своей чашке с чаем щедрую ложку меда.

— Спасибо, — поблагодарила я служанку, когда Райдер ненадолго отлучился.

— Ай, да что там, — отмахнулась валлийка, качнув кружевами на чепце. — Вы хорошая девочка, порядочная. Скромно себя ведете, не то, что другие...

О. Оказывается, тут и другие бывали. Хотя чему я удивляюсь — Райдер взрослый мужчина...

...Тини, слуги всегда знают, что происходит в доме.

Маг вернулся и передал мешочек с бочонками мне. Я потрясла его, запустила руку в покрытый черным крапом плесени старый шелк и чуть не подпрыгнула, получив пинок по ноге. Ай!

Миссис Ллойд напряженно рассматривала свою карту, зато Райдер, сделав страшные глаза, уставился на меня.

'Что?'

Маг указал подбородком на служанку, потом на мешок с бочонками.

'Что?..'

Райдер снова ткнул на карточку, на мешок, на высокую стопку выигранного миссис Ллойд печенья — мы использовали его вместо ставок.

'И?..'

Маг, возмущенный моей недогадливостью, комично всплеснул руками, подражая выигравшей валлийке, и снова уставился на меня.

'Теперь ясно?'

Я кивнула и на ощупь отыскала нужный бочонок.

— Четырнадцать.

— Это у меня! — чуть ли не хлопая в ладоши, обрадовалась миссис Ллойд.

Маг откинулся на спинку кресла и подмигнул, а я закусила нижнюю губу, сдерживая смех.

— Чаще улыбайтесь, Этансель, — сказал позже Райдер. — Вам идет улыбка.

Общая тайна, пусть и глупая, сблизила. Мы заговорщицки переглядывались поверх головы подслеповатой служанки, обменивались секретными знаками, вздыхали в унисон, отдавая проигранное печенье, и уже через неделю я поймала себя на том, что спокойно кладу руку на локоть мага и разбираю вместе с ним газетные листы.

Мокрые почему-то, страницы в буквальном смысле свалились нам на голову во время воскресного завтрака; письмо в плотном конверте, красиво планируя из стороны в сторону, завязло уголком в дрожащем лимонном желе.

— И тебе хорошего дня, Шон, — пробормотал Райдер. Прочел записку, дернул щекой, искоса взглянул на меня, смял бумагу и отправил ее в камин.

Газеты мы высушили, разложив их в кухне на печи, потом читали, передавая друг другу. Райдер подолгу изучал разделы о колониальной политике — особенно тщательно новости Хиндостана и Персии, — и внимательно просматривал полосы о магии, науке и контактах с древними народами.

Я читала раздел домоводства и, немножко стесняясь, сплетни. Оказывается, этой зимой рекомендуют подавать не лимонное, а ягодное желе, а салфетки на вечерах и балах, где присутствуют дебютантки, складывают розами. Эту страницу я отложила, как несущественную — меня бы все равно не представляли Королеве. А у Мэри, наверное, было очень красивое платье. Ей идет белый... И шелковые цветы в волосах. Я потерла кончик носа и вытащила номер десятидневной давности.

'Новая жертва Потрошителя!' — выкрикнул мне в лицо крупный, на весь разворот 'Дэйли Телеграф', заголовок. 'Нечеловеческая жестокость!', 'Сумасшедший убийца!', 'Жители Уайтчепела обвиняют Скотланд-Ярд в бездействии!' Статью я читать не стала, мне хватило фото. Крупного, очень подробного. И того, что тело девушки

...нет, Тини, ты ошиблась. Ты ее не знаешь. Просто похожа!

нашли в двух шагах от дома, где я провела последние четыре года. Ногти сжатой в кулак руки остро впились в ладонь.

...в прошлом. Все это в прошлом. Эта улица, эта грязь, эта выщербленная каменная кладка стены, эти лица — репортер запечатлел тесный полукруг любопытных, постоянный изматывающий страх оказаться в тюрьме, быть избитой, быть изнасилованной, быть проданной на декокты — все это в прошлом. Что бы ни случилось, к Арчеру я больше не вернусь. Никогда.

— Что-то интересное? — Райдер уже закончил свою стопку и теперь с любопытством смотрел на меня.

— Что?.. О да! — зашелестела я бумагой, приподняв уголки губ. Леди не хмурятся. — Из-за новой книги месье Виктор стал затворником и даже обрил себе голову, чтобы не покидать парижской квартиры!

— Ох уж эти творческие люди, — хмыкнул маг. — Поменяемся? Или в шахматы?.. Этансель, хотите апельсин? — упал мне в руки кроваво-красный тарокко. Из кухни донесся возмущенный крик миссис Ллойд и мужчина в притворном ужасе закрылся газетами.

Кажется, магу действительно было одиноко. Из обмолвок Райдера я поняла, что раньше его всегда окружали люди — в Ландоне, где он был вхож в джентльменские клубы и на приемы, затем в Хиндостане, в полку. А из-за, образно выражаясь, болезни, Райдер оказался в полной изоляции. Все друзья, кроме подарившего игрушку Уилбера, исчезли. Визитов ему не наносили, писем не слали. Как никто из друзей тети и дяди не пришел и не написал мне, когда я оказалась в приюте.

Одиночество — страшная штука. Уж я-то знаю.

Забивая, заглушая его, мы допоздна засиживались в гостиной над черно-белым шахматным полем — Райдер поддавался, и партии растягивались на часы. Читали по ролям пьесы, подолгу гуляли вокруг дома, а оказавшись в тепле, вместе грели руки у камина. Или у печи — если миссис Ллойд не выгоняла нас из кухни.

Несколько раз я находила на полу чешуйки. Крупные, жесткие, они были похожи на зеленоватых жуков. И так же громко захрустели под ботинком, когда я случайно наступила на них. Ойкнув, я отпрянула и врезалась в Райдера.

— Все в порядке? — подхватил меня маг, не позволив упасть. Увидел чешую, ругнулся и ногой затолкнул ее под софу. — Хорош бы я был сейчас где-нибудь у вице-короля. 'Мистер, это не вы обронили?' — передразнил он лакея. — ...Сыпется, — пожаловался маг. — И зудит, — потер щеку под маской.

— Может, снимете? — кивнула я на черный бархат, закрывающий половину лица. — Я не испугаюсь, правда, — сказала я прежде, чем подумала. А потом поняла, что действительно не боюсь. Чешуя на лице — это не провалившийся нос Сьюзан. Слава Триединому, Райдер не имеет ни малейшего отношения к чудовищам, порожденным Уайтчепелом.

— Не стоит, — покачал головой маг, и его глаза потемнели. — Мне не нужна жалость, Этансель.

— Я не...

— Превосходно. — А рыжие пятнышки вокруг зрачка стали ярче. Я вспомнила, как разгорались глаза Уилбера, и замолчала.

Райдера я действительно не жалела — он жив, он выздоравливает, он силен и небеден, к чему жалость? — но сочувствовала. Жить, дышать, творить, быть самим волшебством и воплощенной свободой, а потом оказаться запертым в глуши — это больно. Как лишиться руки. Или семьи...

Отблески пламени плясали на полированной шахматной доске, рельефно высвечивали высокие скулы Райдера, упрямый жесткий подбородок и крупный рот. Плечи широкие, обтянуты белой рубашкой с воротником-стойкой, прикрывающей шею. Не по моде длинные темно-русые волосы собраны в низкий хвост, выбившиеся пряди маг заправляет за уши правой рукой. На левой тонкая замшевая перчатка. Райдер старается ей не пользоваться — всякий раз, когда он шевелит пальцами, бежевую кожу натягивает выпуклый узор чешуи.

Маг перехватил мой взгляд, и я опустила ресницы.

— Вам шах, Этансель.

Пожертвовав конем, я вывела короля из-под угрозы.

— Шах.

Минус ладья, зато Его Величество счастливо сделал скипетром из-за спины ферзя.

— Шах и мат.

Опять!

— Как вы это делаете?! — стукнула я высокой, в треть фута, фигурой по доске. Единорог упал, покатился, сверкая хрустальным рогом. Мы с Райдером одновременно бросились ловить его и, столкнувшись руками, смахнули выстроившиеся клином пешки.

Ладонь мага, накрывшая мое запястье, была обжигающе горячей.

— Извините, я все соберу, — смутилась я, поспешно сползая на пол.

— Я помогу.

Мужское дыхание качнуло тонкие волоски у меня на виске. Маг опустился близко, очень близко. Так близко, что я почувствовала тепло его тела и легкий свежий запах одеколона. И смотрел он совсем не на рассыпанные шахматы.

Во рту пересохло. Он меня что, целовать собрался? Я не хочу!.. Меня уже целовали, мне это не нравится! Это больно, противно, я... Я даже сбежать не могу, здесь не подняться! -в панике застучало в висках. Он же обещал, он Королеве клялся!.. Скрытое маской лицо оказалось в дюйме от меня, и я, не придумав ничего лучше, зажмурилась.

Губы мага были теплыми. Не поцелуй — просто осторожное касание. И бархат маски по моей щеке.

...все? Слава богу!

Не всё. Неожиданно мягкие, совсем не такие, как у Уилбера, губы прижались к моим, согревая их дыханием. Горячая ладонь погладила щеку, чуть приподняла подборок, и поцелуй стал крепче. Мужской рот требовательно накрыл мой, раздвинул губы, поймал испуганный стон и умерил напор, лаская и успокаивая.

Я затихла, принимая поцелуй Райдера, и понимая только то, что мне не больно. И что маг не лапает меня и не лезет под юбку. Если так, то я потерплю.

В тот момент я видела нас будто со стороны — себя, перепуганную девчонку, забившуюся в угол между креслом и стеной, и мужчину рядом, наконец-то оторвавшегося от моих губ.

— Искра, — прошептал Райдер, — отомри. — И дунул мне в нос.

Я сглотнула, глядя на мага.

— Не удержался, — чуть улыбнулся он. — Ты красивая, особенно, когда злишься. ...Первый раз, м? — полуутвердительно спросил маг.

Я кивнула. Не рассказывать же об Уилбере.

— Надо же. — Улыбка стала шире. Райдер вытащил из-под ноги пешку, поставил ее на стол. — Продолжим?

— Да... — с облегчением сказала я.

Решив, что он говорит о шахматах, я потянулась за остальными фигурами, и тихо ахнула, когда маг накрыл мой рот поцелуем. Другим. Нежным, приятно-неторопливым и очень собственническим. Я почувствовала это, даже не смотря на неопытность — Я первый, значит, мое.

Щеки вспыхнули. Я уперлась в его грудь,

— Мистер Райдер!

но маг осторожно сжал мои запястья и опустил их, притянул меня к себе. Снова склонился к губам — я задрожала от долгой и очень настойчивой ласки, завертела головой, пытаясь глотнуть воздуха.

— Мистер Райдер...

— Александр, — поправил маг. — Ты права, пожалуй, нам стоит остановиться, — отпустил он меня, и только сейчас я сообразила, что практически лежу у него на руках.

Я отодвинулась, неловко собирая рассыпанные пешки, под внимательным взглядом мага составила их на стол и встала, пряча руки.

— Я... Я пойду к себе. — Попыталась сказать твердо, но вышло жалко.

— Я провожу, — потянулся к свечам Райдер, но я уже бежала по лестнице в спасительную темноту спальни.

8

Обожженные поцелуями губы горели, лицо пылало, а стоило закрыть глаза, как передо мной всплывала довольная улыбка мага — Первый?— и, почему-то, длинные пальцы, поглаживающие ножку бокала. При воспоминании об их ленивом скольжении снизу вверх, до самой чаши, меня обдавало жаром, будто Райдер все еще держит меня в объятиях.

Застонав, я перевернула подушку холодной стороной и уткнулась в нее лицом. Маг, наверное, решил, что я дурочка. Испугалась поцелуя, сбежала, несмотря на его клятву не причинять мне вреда. Или, еще хуже, обиделся — подумал, что я, как и его 'друзья', брезгаю им...

Обижать Райдера, после всего, что он для меня сделал, точнее, не сделал, не хотелось. И поцелуй мне понравился, — все-таки признала я, натянув на себя одеяло — будто вытканные на гобелене рыцари могли увидеть мои мысли. Не тот, не первый — тогда я даже не поняла, что происходит, а второй, когда маг привлек меня к себе и... Стало жарко, и одеяло полетело в изножье кровати.

Я перевернулась, полежала, глядя в темный балдахин, и, чувствуя себя невероятно глупо, сползла с кровати, на цыпочках подошла к зеркалу. Последний раз я задумывалась о внешности лет пять назад. Да, точно, пять — мы были на параде, и мне отсалютовал проезжавший мимо кавалерист. Тетушка ахнула и рассмеялась, дядя нахмурился, но ничего не сказал, тем более, что этого кавалериста я больше не видела. Но все равно весь вечер прокрутилась перед зеркалом, пытаясь найти в себе что-нибудь эдакое. Тогда я решила, что светловолосому юноше понравилась моя коса — длинная, цвета вишневого дерева, и румянец.

Сейчас у меня не было ни косы, ни румянца — ни считать же за него лихорадочные пятна на щеках. Волосы едва достают до плеч, обрамляют лицо с узким подбородком и припухшими, все еще чувствующими поцелуи, губами. Глаза большие, в полумраке не видно, но я знаю, что они ореховые. Ресницы густые, но короткие, — расстроилась я, почти упершись лбом в зеркало. Нос с горбинкой. Кожа бледная, шея длинная, как у цыпленка. И руки ужасные. Царапины зажили, но все равно...

И он считает меня красивой?

'Вам идет улыбка, Этансель. Улыбайтесь чаще'.

Я выпрямила спину, задрала подбородок, растянула губы, прищурившись, осмотрела себя и фыркнула: нелепый чепец, нелепая сорочка, сползшая с плеча, нелепая стрижка, нелепая я... Что бы мама сказала, увидев, на кого я похожа...

И ледяной водой — в лицо, из кружки: что бы сказала мама, если бы узнала о сегодняшнем вечере! Леди не позволяют себя тискать, не целуются у камина, и уж точно не крутятся потом перед зеркалом, размышляя, насколько они соблазнительны! От накатившего стыда стало тошно. Когда я стала такой доступной?

Улыбка стекла с лица, плечи поникли. Я забралась на кровать и, спрятавшись под одеяло, отвернулась — и от двери, мимо которой шел Райдер, и от мерцающей в темноте розы, подаренной им вместо осыпавшихся призрачными блестками хиндостанских орхидей.

Небо затянуло плотными слоистыми тучами, а уже ставший привычным мелкий снежок превратился в тяжелые мокрые хлопья. Крупные, размером с голубиное яйцо, они засыпали низины, сгладили холмы, и окружающий пейзаж теперь походил не на штормовые волны, а на легкую прибрежную зыбь. Солнце, все утро безуспешно пытавшееся пробить серую пелену, сдалось, поползло бело-желтым тусклым пятном, а потом и вовсе исчезло.

Ноги проваливались в снег по самую голень, но на вопрос 'Возвращаемся?' я качала головой и ускоряла шаг, обеспечивая себе усталость за обедом и сонливость за ужином, а заодно — уважительную и необидную причину не сидеть с магом до полуночи.

— Еще полчаса с такой скоростью, и мы будем в Кэрдиффе! — донеслось до меня. — Искра, поворачивай, дальше земля эллиллон!

Райдер стоял почти в трех сотнях футов — черная фигура в белой снежной кисее. Возвращаться к нему не хотелось. Я счастливо избежала разговора за завтраком, выскочила во двор, забыв перчатки, чтобы не остаться с магом наедине в коридоре, сделала вид, что не расслышала вопроса, как спалось, когда мы спускались к реке, и теперь самой идти к нему навстречу?

Маг ждал, скрестив руки на груди, и я, понурившись, побрела обратно.

— Что с тобой? — спросил Райдер, когда мы поравнялись.

Не 'с вами'. 'С тобой'. Похоже, после вчерашнего я потеряла даже те крохи уважения, что он испытывал.

Я попыталась обойти мага, но он заступил дорогу.

— Хватит бегать, Искра, — сжал мои плечи Райдер. — Ты из-за поцелуя переживаешь?

— Нет, сэр, — отвернулась я.

— Сэр? Я думал, мы остановились на Александре.

Я молчала, старательно ковыряя ботинком снег и радуясь широким полям капора, скрывающим лицо.

Недолго. Райдер стянул перчатку и погладил меня по щеке, бережно, но решительно заставил посмотреть на него.

— Это всего лишь поцелуй.

— Это неприлично!

— Кто тебе сказал? — качнулись листья в осеннем пруду его глаз. Я моргнула, и взгляд зацепился за четко очерченный мужской рот, за подбородок с ямкой. — Тебе было неприятно? — спросил маг, поглаживая большим пальцем мой висок. — Этансель?

Наверное, Райдер колдовал, потому что от его прикосновений и взгляда в груди разливалось тепло, а в ногах слабость. Голова закружилась, губы пересохли — я поймала ими снежинку, кончиком языка подобрав холодную каплю. Как завороженная, я смотрела на приближающееся лицо, чью скульптурную лепку не портила даже маска, и только в последний момент смогла отвернуться.

— Отпустите меня... Ну пожалуйста...

Райдер выпрямился, убрал руки. Воспользовавшись моментом, я сделала шаг назад, подальше от раздосадованного мужчины. И еще шаг. А потом развернулась и побежала к дому.

Первый снежок врезался мне между лопаток, когда я взбиралась на холм. Второй скользнул по плечу и взорвался, как пушечный снаряд. Третий ударил в затылок, осыпался за шиворот, за ворот платья — по спине, под сорочкой, до самых панталон! -взвизгнув, я оступилась и съехала вниз по склону.

— Мистер Райдер! Вы с ума сошли!

— А ты струсила.

— Вы!.. Вы!.. — От возмущения я потеряла дар связной приличной речи. На языке крутилась сотня словечек, почерпнутых в доках и на петушиных боях — я едва сдерживалась, чтобы не вывалить их на этого... хлыща! — Вы!..

Снежки гудели рассерженными шмелями, не позволяя подняться, благо, ни один больше не попал, а на все увещевания маг только обидно ухмылялся.

— Прекратите! Мистер Райдер! Хватит! Сэр! — Я приподнялась и снова шлепнулась на зад, закрываясь руками. — Мистер Райдер! Да сколько можно!.. Вы же джентльмен!

— И что? — поигрывая снежком, спросил маг.

— Вам не положено!

— Да? Где это написано? — заинтересовался Райдер, наклонив голову к плечу.

Я перевела дух, встала, отряхиваясь.

— В книге Э. Л. Джеймсон, 'Пятьдесят советов юным леди и джентльменам', — нацелилась я пальцем в мага. Так делала тетушка, когда дядя Чарли возвращался навеселе. Действовало безотказно.

Райдер задумался.

— Это такая тонкая серая книжица?

— Именно!

— С шейным платком на обложке?

— Да!

— Не читал, — усмехнулся он, когда я уже отпраздновала победу и мысленно сплясала ирландскую джигу. — Огонь! — Он даже не лепил снежки, он их из воздуха создавал! Не аристократ, а жулик!

Взвизгнув, я упала в сугроб и на четвереньках поползла прятаться за валун. Ну все! Войны хотите, мистер Александр Райдер?! — мокрый снег легко спрессовался в комок. — Будет вам война!.. Получайте!.. Нравится?.. Нет?.. А вот так?.. Что, съели?!.. — прыснула я при виде его лица, когда снежок прилип к вельможному лбу. А еще хотите?!..

Я остановилась только тогда, когда пальцы совсем посинели и скрючились от холода. Согреть дыханием их уже не получалось. Я спряталась за камнем, дожидаясь, пока магу надоест валять дурака, разгоняя кровь, потерла ладони о сукно пальто и ахнула от боли.

— Искра? Ты в порядке? — Бомбардировка прекратилась. — Этансель?

Райдер появился не дожидаясь ответа — перепрыгнул валун, приземлившись рядом.

— Что случилось? Ты поранилась? — Маг увидел негнущиеся пальцы с синюшными ногтями и тихо ругнулся. Расстегнул полушубок, поймал мои руки, не слушая возражений, засунул их к себе под свитер.

Ладони будто окунули в кипяток.

— Сейчас пройдет, — тихо сказал Райдер, когда я часто задышала, сдерживая слезы. — Потеряла перчатки?

— Забыла, — шмыгнула я носом.

— Искра-Искра...

С неба сыпался снег. Цеплялся за волосы Райдера, за свитер из овечьей шерсти, таял на голой шее. Простудится же...

А вокруг никого. Совсем никого — только спящие эллиллон и маг, за месяц с которым я смеялась больше, чем за предыдущие годы. Но когда он потянулся к моим губам, я отвернулась.

— Это неправильно.

— Разве?

— Да!

— По-моему, ты сейчас убеждаешь в этом себя.

— Нет! — вспыхнула я.

— Я настолько тебе неприятен?

Нет...

Я замолчала, беспомощно глядя на Райдера.

Я запуталась. До вчерашнего вечера мне даже в голову не приходило рассматривать его, как... поклонника? Или тут уместнее уайтчепелское 'дружок'? Какое кошмарное слово...

Мало ли, что требовал Уилбер, ведь Райдер ни словом, ни жестом не давал понять, что я ему интересна больше, чем партнер по шахматам! В конце концов, пожелай он меня — кто бы его остановил? Но нет, не тронул, даже клятву дал, хотя за язык его никто не тянул. Магу я сочувствовала, симпатизировала — сложно держать дистанцию с тем, с кем проводишь день напролет, была безумно благодарна за приют и человеческое отношение, даже начала доверять, а поцелуй перевернул все с ног на голову.

Он ведь на мне не женится, так? Так. Значит, позволять ему вольности — неправильно.

— Искра?

— Вы мне не неприятны. — В глаза я ему не смотрела, опять затянет. — Но все это неприлично.

Сидеть вот так, почти уткнувшись ему в плечо, и чувствовать его дыхание на своей щеке. Греть руки под его свитером. Да просто обсуждать саму возможность поцелуев!

— Корсеты и фраки — это для Ландона. Кто упрекнет нас, если здесь, — обвел он взглядом пустошь, — если здесь мы будем самими собой?

— А что будет потом? — попыталась я отобрать руки, к которым медленно возвращалась чувствительность.

— Потом не будет ничего, что бы ты сама не захотела. — Моих запястий он не выпустил, поглаживая тонкую кожу у кромки рукава.

Я вдохнула и снова попыталась договориться:

— То есть, если я скажу, что не хочу, вы не станете...

— Если скажешь? — перебил меня Райдер. — Выходит, сейчас ты этого говорить не собираешься? — улыбнулся он.— Рад слышать, — легко поднялся маг. Пальцы, оказавшись на холоде, снова стали мерзнуть. — Думаю, нам пора возвращаться.

Это что же, выходит, я дала согласие на...?! Я же не собиралась! Я отказаться хотела!

— Но мистер... Райдер... Сэр...

Насвистывающий маг меня не услышал.

Домой я вернулась продрогшей и усталой. Оказывается, я успела убежать почти за четыре мили [около 6 км], и к моменту, когда впереди показались каминные трубы коттеджа, ноги налились свинцом. Мокрые чулки и юбки только добавляли проблем, а стоило остановиться, чтобы перевести дух, как влажную от пота и попавшего за шиворот снега спину пробирало морозом.

Встречавшая нас миссис Ллойд — мы вернулись на три часа позже обычного — заахала, увидев похожую на Ледяную Деву меня и сбивающего снег с полушубка Райдера. Маг, даже не моргнув глазом, и, что примечательно, ни словом не соврав, сообщил, что я упала в сугроб, а сам он нарвался на ловушку. А больше и говорить ничего не пришлось — миссис Ллойд обвинила во всех грехах эллиллон и, призывая на их головы кары Триединого, убежала греть обед.

Ботинки я оставила внизу, в спальне обувь не удалось бы высушить при всем желании. Повесила пальто и капор у камина и, шмыгая носом, поднялась наверх. Подол платья и напитавшиеся влагой чулки пришлось отжимать над чашей для умывания, рубашка, нижняя юбка и панталоны противно липли к телу. Пока я их стягивала, вспомнилось ворчание тети Скарлетт о луизианских леди, потерявших стыд, мозги и совесть, и перед выходом в люди обдающих юбки паром. Брр!

Я надела ночную сорочку и запрыгнула на кровать. Боже, как здорово завернуться в теплое одеяло, вернувшись с мороза! Подложить под спину подушки, подогнуть под себя ноги и, чувствуя, как согреваются стопы, смотреть, как падает снег за окном! Маленькая радость, которую не ценишь, пока не лишишься...

— Искра, ты снова капризничаешь? — стукнул в двери маг. — Выходи, еда стынет.

При слове 'обед' в животе заурчало. Есть хотелось, и даже очень. Но...

— Я не могу, мистер Райдер, — закусила я губу.

— Почему?

— Мне нечего надеть.

— Что-о? — судя по тону, маг засомневался в моем душевном здоровье. — Искра, это обед, а не прием Ее Величества!

— У меня только одно платье, — тихо сказала я. — И оно мокрое.

Райдер замолчал. Выбил пальцами дробь по стене и ушел, а я улеглась поудобнее и закрыла глаза. Когда спишь, кушать не хочется.

...а еще я все-таки отделалась от него. По крайней мере, до утра.

— Искра, открой. Я нашел для тебя одежду.

Триединый, Райдер просто невозможен! Настойчивый, упрямый, упертый, несносный!

— Ты за завтраком почти ничего не съела, выходи. Или принести обед сюда?

...заботливый, — вздохнула я. — И добрый.

— Этансель?

Злоупотреблять добротой не хотелось. Вдобавок упаси Триединый, маг с подносом увидит сохнущие панталоны!

— Спасибо, — забрала я сверток.

Одежда была мужской. Шерстяные чулки, замшевые бриджи, внезапно оказавшиеся впору, полотняная рубашка со старомодной шнуровкой у горла и на рукавах, жилет. И толстые носки — маг заметил, что я без обуви.

— Семнадцать лет, говоришь, — Райдер покачал головой и закашлял. — Жилет застегни.

— Вы простудились? — виновато спросила я, поправляя пуговицы на груди.

— Я в порядке, — пробормотал он. Пропустил меня вперед и снова прочистил горло. — У нас живет подменыш [существо, которое Маленький народец оставлял вместо украденного ребенка], — отрекомендовал меня маг миссис Ллойд, чьи удивленно поднявшиеся брови почти заползли под чепец.

— А... Э...

— Платье все в снегу, и теперь сохнет, — объяснила я серо-зеленый жилет и полосатые носки. А потом увидела свое отражение в кофейнике и чуть не села мимо стула: — МИСТЕР РАЙДЕР! Уберите это! — вцепилась я в длинные и острые, как народов Древней крови, уши. На ощупь иллюзия походила на мокрый шелк.

— Господи прости, мистер Александр, — сделала знак Триединого миссис Ллойд, — шутки у вас...

Похохатывающий маг щелкнул пальцами и уши уменьшились, но я весь обедо-ужин то и дело проверяла их размер. Миссис Ллойд тоже косилась — то на меня, то на Райдера, то на жилет, то на уши, то улыбалась, то хмурилась...

— Шахматы? — спросил маг, едва валлийка ушла. — Одну партию и разойдемся.

Я настороженно посмотрела на него, но попыток, как говорят в Уайтчепеле, подкатить, маг не делал, — и кивнула.

Оклеенные бархатом основания фигур мягко скользили по доске, глухо стучали, если приходилось брать единорогов. Звенела на кухне посуда, переговаривались Ллойды, завывала в трубах метель. За окном было черным-черно, и только контур холмов слабо светился во мраке. В городе я никогда не видела такого призрачно-синего цвета.

Маг встал и задернул шторы.

— Совсем обнаглели, — буркнул он, наливая себе вина. — Сок?

— Да, пожалуйста.

Я умудрилась довести свою пешку до дальней горизонтали и, выбирая между ферзем и единорогом, крепко заподозрила, что Райдер поддался.

— Вам не угодишь, мисс Хорн. Выигрываю — обижаетесь, даю возможность выиграть...

Маг замолчал, поглаживая ножку бокала и любуясь радужными брызгами граней. Рука у него крупная, сильная, — вспомнила я, с какой легкостью Райдер удерживал мои запястья под свитером, — и вместе с тем осторожная, боли он не причинил. Пальцы длинные, гибкие, но совсем не такие противно-тонкие, как у Уилбера. Скорее, как у учителя музыки, приходившего дважды в неделю. Только мистер Батлер был пожилым, даже старше дяди Чарли, а Райдер...

— Твой ход, Искра, — напомнил маг.

Покраснев, я заменила пешку ладьей и проиграла.

Райдер хмыкнул, коротким пассом затушил свечи в гостиной.

— Не беги, упадешь, — поймал он меня за хлястик жилета, едва я встала со стула.

— Чьи это вещи? — спросила я, чтобы нарушить тишину спящего дома. — Рубашка, бриджи?

— Семнадцать лет назад были моими. — В темноте лицо мага не рассмотреть, но по голосу я догадалась, что он улыбается. — Миссис Ллойд никогда ничего не выбрасывает.

— О... — Получается, мне было меньше года, когда Райдер носил зеленый жилет. Забавно... И чуточку страшно — он ведь нарочно не взял свечи, а моя рука уже утонула в его ладони.

Надо сказать магу все то, что не успела днем. Да, так будет правильно. И лучше прямо сейчас, пока мы на лестнице. Я остановилась, схватившись за перила свободной рукой,

— Мистер Ра...

и вдруг оказалась прижатой к его груди.

— Мистер...

— Тш-ш.

Рот мага был сладким от ламбруско, настойчиво-нежным, и я сама не заметила, как мои губы открылись навстречу поцелую. Легкому, осторожному, ягодному, такому ласковому, что я смешалась, чувствуя, как в груди разгорается маленькое солнышко. Жар от него побежал по венам, наполнил болезненно-вязким теплом низ живота. Колени задрожали, подогнулись, закружилась голова, застонав, я обмякла на руках у Райдера, и объятия стали теснее, а поцелуй из осторожного — жадным.

Сильные руки гладили мои плечи, спину, ерошили волосы. От их прикосновений, от ласки скользнувшего в рот языка я забыла о воздухе, и маг поделился дыханием. Он будто знал, что происходит со мной, знал о томлении, и на шаг опережал, как дирижер опережает звучание струн.

Когда жар внутри стал почти нестерпимым, маг прикусил мою губу, коротко и сильно потянул, будто желая выпить душу, и отпустил меня. Прижимаясь к высоким перилам, я смотрела, как медленно гаснут его глаза в прорезях маски.

— Все хорошо? — негромко спросил Райдер, погладив меня по щеке.

— Да... — опустила я голову и порадовалась, что в темноте не видно, как горят мои щеки.

— Тогда почему прячешься?

Потому что стыдно. Говорить одно, а делать совсем другое — отказываться от поцелуев, а потом млеть в мужских руках — это жеманство и лицемерие. И, наверное, распущенность. Хорошо, что мама и тетя не видят...

— Знаешь, Искра, я бы с удовольствием выпорол твою гувернантку...

— Откуда вы... — Откуда он знает, что у меня была гувернантка?

— ...и выгнал бы к черту без рекомендательных писем. Делают из женщин ледышки. ...Ты ведь совсем не такая.

— Это и плохо... — вырвалось у меня.

— Это замечательно. Ты живая и настоящая. Не путайте хорошее воспитание и унылую чопорность, мисс Хорн. — Райдер легко поцеловал меня в кончик носа. — Чувствую себя стариком, поучающим юную леди, — усмехнулся он. — И песок так же сыплется.

Мелкие чешуйки, сорвавшиеся с его щеки, кружились в воздухе, как пляшущий над костром раскаленный докрасна пепел. Тухли и исчезали, не оставляя даже пыли.

Ночью я с ногами сидела в кресле и, уткнувшись подбородком в колени, думала, что делать дальше. Думалось плохо: в ушах все еще звучал низкий, бархатный голос Райдера, а перед глазами стояла его широкая улыбка.

Губы пахли ламбруско.

...что случится, если я откажу Александру? Если завтра утром категорично потребую, чтобы он прекратил? Наверное, ничего. Райдер порядочный человек, он просто дернет щекой, усмехнется, кивнет, и все станет таким же, как два дня назад, до злосчастного поцелуя. Мы будем гулять вокруг дома, вместе обедать, играть в шахматы после ужина, и ровно в десять расходиться по комнатам. Вот только что-то подсказывало, что Райдер больше не станет греть мои руки под свитером, если я снова забуду перчатки. И подшучивать, пожалуй, тоже. Летом маг переведет меня в Эденбург, где я попытаюсь найти Мэри, а если не выйдет, или если она предпочтет забыть обо мне, поступлю на службу. Я смогу. Накоплю денег, может, выйду замуж — пусть даже за вдовца. У меня снова будет дом и сад с тускани и гиацинтами...

Наверное, так будет правильно, — будто наяву увидела я одобрительную улыбку тети. — Уж точно правильнее, чем тайком от миссис Ллойд вместе с магом жарить ночью каштаны...

В носу защипало. Мечта, благодаря которой я выжила в Уайтчепеле, вдруг потеряла краски, и стало больно — будто я откромсала ножом что-то очень важное.

— Он хороший, добрый! — прошептала я, оправдываясь перед памятью мамы и тети.

Умный, заботливый! Обезображен, но это неважно! Александр очень сильный, я вижу, чувствую это в развороте его плеч, в спокойной уверенности и привычке командовать, но эта сила не подавляет, наоборот, благодаря ему я могу позволить себе быть собой — мисс Этансель Хорн, а не Тинкой или Стриженой.

— Он мне нравится...

Мне нравится проводить с ним вечера, шутить и смеяться! Разыгрывать миссис Ллойд, совершать набеги на кухню, а потом прятаться за его спиной от размахивающей длинной ложкой валлийки! Александр веселый и безумно обаятельный, с ним легко и не страшно, я не хочу его отталкивать! Неужели поцелуи — это так дурно? Просто поцелуи, и все, Райдер не требует большего! Он вообще ничего не требует...

А дальше будет лето, Эденбург и Мэри...

— Доброе утро, Искра.

— Доброе утро, мистер Райдер. То есть... Александр...

9

[...]

10

Снег хрустел под ногами, как корочка подгоревшего пирога. Хруп! Хруп! — если идти по вытоптанной Райдером тропе. Хр-р-руп! — и по колено в заносах, стоило сделать шаг в сторону. Образовавшийся в подмерзшем насте след не осыпался, чернел дырой, а острые сломы верхушки кололи ноги даже сквозь чулки.

На пустошь опускались сумерки. Густо-лиловые тени выползли из сугробов, траурной вуалью укрыли дом, сад, мост, само небо — бледная луна, не исчезающая даже днем, казалась скорбящей. Хоралы эллиллон тянули что-то заунывное, похоронное, вызывающее не восторженную радость, а тошноту и мигрень.

Один в один к моему настроению.

От равнодушия Александра было больно, как от саднящей раны. Ноющей, горящей, незаживающей. Ты стараешься не тревожить ее — кособоко шагаешь, осторожно садишься, осторожно ложишься, но одно-единственное резкое движение,

...длинные пальцы, ласкающие за ужином ножку бокала.

...поворот головы и широкие плечи, к которым нельзя прикасаться.

...ледяная вежливость вместо бархатного смеха,

и от алой пелены в глазах хочется выть.

Терпеть телесную боль я неплохо умела, но что делать с этой не знала. Вот и бродила вокруг дома, надеясь вымотаться и уснуть. В снах все хорошо, в снах мы снова друзья, и я, придерживая юбки, веду Александра между кустами роз, к чайному столику, где сидят родители...

Я все-таки расплакалась. Ну зачем, зачем, зачем я его оттолкнула?!.. Ведь могла бы сейчас сидеть с ним в гостиной, болтать обо всем и ни о чем, греть руки в его ладонях...

Слезы мочили воротник, холодили щеки. Длинная ломаная тень бежала впереди, и все рытвины и ямы тропы, не то по совпадению, не то по промыслу Триединого приходились на левую, сердечную, как говорят доктора, сторону.

Визг и грызню я услышала издали. Остановилась, завертела головой, пытаясь понять, куда смотреть, и, подобрав полы пальто, взбежала на холм. Сумрак и мгла дышали, пульсировали в ритм мерцанию призрачного тумана эллиллон, становясь то совсем непроглядными, то истончаясь. В одно из таких просветлений я увидела катающийся по снегу клубок из когтей и шерсти — наст под ним был порчен черными пятнами.

Рык, вой, пронзительный — детский?! — крик.

— О Господи...

Я оглянулась на светящийся в темноте коттедж — не услышат, а если услышат, все равно не успеют, — и плохо представляя, что буду делать, начала спускаться вниз, держась за смерзшиеся метелки чертополоха. Сделала три осторожных шага и ахнула: клубок налетел на валун и распался. Искристо-белое, скулящее, откатилось в сторону. Рычащее серое — Один! — встал, закрывая собой волчицу с располосованным боком. Зверей, урча и повизгивая, по-детски смеясь, окружали пять... семь... девять... Триединый, двенадцать! — существ, похожих на огромных крыс в сорочках из паутины. Сизое марево колыхалось, тянулось за ними, отмечая резкие не то скачки, не то перемещения из стороны в сторону.

Гвиллион!

Один вдруг ощерился и взвился в прыжке, и от пронзительного визга заныли зубы. Волк мягко опустился на четыре лапы, мотнул головой, перекусывая самую нетерпеливую гвиллион пополам, швырнул ее к ногам сжимающей кольцо нежити. Гвиллион зашипели, забормотали, застыли, покачиваясь из стороны в сторону. На секунду мне даже показалось, что они сейчас исчезнут — я обрадовано нарисовала на лбу знак Триединого. Но руку опустить не успела. Гвиллион завизжали и скопом бросились на Одина, сбили его с ног, покрыв живой черной массой тел и паутины.

Они же его загрызут! И его, и волчицу!

А у меня ни ножа, ни даже иголки...[по англ. легендам, гвиллион боятся железа. Достаточно показать им гвоздь, чтобы они исчезли.]

— О Господи...

Голос тетушки я услышала, как наяву.

— Мисс Этансель Хорн, не смейте! Не вздумайте! Даже не пытайтесь!.. Чарли! Дэвид, Лилиан, вы только взгляните на свою дочь!

Я прогнала назойливый призрак и стянула перчатки, дрожащими пальцами расстегнула тяжелое пальто, оставила его на сугробе. Обломила верхушку заледеневшего чертополоха — он треснул пистолетным выстрелом. Пятясь, поднялась на гребень и, выдохнув, распорола ладонь острым сломом.

Дом далеко внизу светился желтыми окнами. Успею. Должна успеть!

— Эй! — Эхо отразилось от холмов, запрыгало, перевирая мой голос. — Эй, я здесь!

Я обмакнула сосульку в горячую кровь и швырнула ее вниз, молясь, чтобы алое не стерлось о снег. Одна, затем вторая, третья гвиллион спрыгнули с Одина, принюхиваясь, поползли к ледышке.

— Я здесь! — снова выкрикнула я и, не оглядываясь, скользя на крутом спуске, во весь дух понеслась к дому.

Потому что для нечисти нет ничего слаще человеческой крови.

— Мистер Райдер!.. Мистер Райдер! Алекса... — Морозный воздух резал легкие, заталкивал крики обратно. Гвиллион перевалили через холм и теперь стремительно догоняли меня — я слышала их довольные визги. — Алекс! Алекс!

Капор свалился, повиснув на лентах, бил по спине. В ушах свистел ветер. Давай, Тини, еще треть мили, ты сможешь! Представь, что сзади Джереми!

— Алекс!

За холмом раздался протяжный вой, в котором отчетливо слышалось 'Ду-у-ур-а-а-у-у...'

— Алекс!

Краем глаза я заметила темное пятно и резко затормозила. Каблуки ботинок ковырнули наст, застряли. Потеряв равновесие, я взмахнула руками и неуклюже упала на спину — это спасло: нацелившаяся в горло тварь пролетела в пяти футах надо мной и зарылась в сугроб.

— О Господи... Алекс, ну где же ты... Алекс!

Семьсот футов.

Шестьсот.

— Алекс!

Гвиллион были совсем рядом, в пяти шагах, может быть, в десяти.

— Алекс! Алекс!

...а если он не выйдет? Не захочет выходить? Я ведь сама прогнала его! Ударила, оскорбила!

— Алекс! — Голос сорвался, перешел в рыдания. — Алекс...

Гвиллион окружили меня, когда до дома осталось три сотни шагов. Я уже видела дверь, металлическую оплетку окон, мигающие огоньки свечей за стеклами, кажется, даже миссис Ллойд, а потом нечисть отрезала мне дорогу. Вместо крика из горла вырвался всхлип.

— Алекс...

Гвиллион гаденько захихикали, потирая не то руки, не то передние лапы. Мертвенный лунный свет заиграл на длинных когтях, на острых зубах, запутался в саванах.

— И-и-и...

— Хи-и-и...

— Хи-хи-хик!

Смеющаяся гвиллион исчезла, оставив тающие клочья паутины, и появилась у меня за спиной. Зашипела, рассекла когтями воздух — я отскочила в сторону

— Алекс!

понимая, что меня загоняют в ложбину. Чтобы пир не было видно из окон.

— Алекс!

— Хи-хи-хи-и-и-И-И-И!

Смешки перешли в визг, от которого заложило уши. Гвиллион вспыхивали факелами — одна за другой, как лампы в доме Уилбера. Только смеющаяся шипела и хныкала, вздернутая за заднюю лапу невидимой рукой.

— Мне кажется, вы забыли, кто хозяин этой земли, — негромко сказал появившийся из темноты Райдер. — Я вам напомню. — Его глаза светились красным.

— Алекс! — Я бросилась к магу, повисла на нем, заливая рубашку слезами. — Там Один!.. Они на него... и на волчицу!.. А я... кровью... а они за мной! А я... я... я... — рыдала я, обнимая его за шею.

Александр осторожно снял мои руки с плеч.

— Все закончилось, Этансель. Все хорошо.

Прохладные пальцы легли на мои виски, надавили и исчезли. Райдер кивнул, снял с себя полушубок и завернул меня в жесткую овечью шерсть.

— Идите в дом.

Я замотала головой:

— Там О... О-дин, — икнула я сквозь слезы. Успокоиться не получалось. — Его покуса-са...а...

— Я все понял. — Александр развернул меня и подтолкнул к желтому прямоугольнику входа. — Идите. Миссис Ллойд ждет.

Невысокая коренастая фигура действительно маячила на ступенях коттеджа. Вытирая мокрые щеки ладонью, я побрела к ней, потом побежала, загребая снег. Обернулась только раз, услышав визг последней гвиллион, но что происходит, не разглядела.

Миссис Ллойд хлопотала надо мной, как над цыпленком. Отвела в дом, прикрикнула на брата, велев ему наполнить низкую бочку для купания — 'Заледенели совсем', — заставила выпить молока с медом, добавила дров в очаг, прогревая кухню, помогла раздеться, заахала над порезом на ладони, а потом, когда я сидела по горло в горячей воде, перевязывала руку. Я думала, она будет ругаться после моего рассказа — тетя точно бы отчитала за глупый риск, — но валлийка ни словом не упрекнула меня, только морщины на ее лице стали резче и глубже.

Хлопнула дверь, загремела мебель в гостиной.

— Кипяток! — услышала я Райдера. — Иглу, бинты, нитки!.. Джейн, Мартин!

— Я сейчас, — погладила меня по волосам валлийка. Обжигаясь, перелила воду из чайника в глубокую миску, отнесла магу. — Волка нашел, — сообщила миссис Ллойд, вернувшись. — А я вашу сорочку, — положила она валик желтоватой ткани на табурет.

— Как Один?

— Порвали сильно, передние лапы сломаны. — Увидела, что мои глаза наполняются слезами, и успокаивающе добавила: — Выживет. Мистер Александр его и не такого вытаскивал.

Я шмыгнула носом и поднялась из воды, закрываясь руками. Миссис Ллойд помогла мне вытереться, найти рукава в ночной рубашке.

— Вы нас очень напугали, мисс Хорн, — тихо сказала женщина.

— Простите...

— Не отходите далеко от дома, — попросила миссис Ллойд.

— Я больше не буду, — легко пообещала я. Меня до сих пор знобило — уже не от холода, от нервов, — а в голове не укладывалось, что я сама подставилась нечисти. О чем я думала?!

...об Александре. И о том, что он любит своего зверя.

Миссис Ллойд сняла с себя пуховую шаль и набросила ее мне на плечи, а потом вдруг коснулась моего лба сухими губами.

— Вы храбрая безрассудная девочка, мисс Хорн, — улыбнулась валлийка.

— Тини, — смутилась я. — Меня зовут Тин.

— Зовите меня Джейн. Идемте, я провожу вас в спальню.

Я вышла из кухни вслед за валлийкой и ошарашено уставилась на разгромленную гостиную. По комнате будто прошел ураган: опрокинутые стулья валяются у стены, массивный диван, который не под силу сдвинуть и пятерым, каким-то образом оказался под лестницей. На его месте сейчас стоял обеденный стол, а в грязной окровавленной тряпке на полу с трудом угадывалась скатерть.

Над столом склонились мужчины. Мистер Ллойд сводил вместе лоскуты, в которые превратился волчий бок, а Райдер ловко накладывал швы.

— Этансель, сядьте в... — поднял голову Александр. Обвел взглядом комнату и осекся. — Куда-нибудь сядьте. Я закончу с Одином и займусь вашей рукой.

Удивительно, но боль в распоротой ладони я почувствовала только сейчас, когда Райдер заговорил о ней. А до этого почти не замечала — подумаешь, царапина от ледышки. Это же не дыра в палец глубиной от ржавого гвоздя... Кутаясь в шаль, я забралась с ногами на диван — чтобы оказаться за спиной у Ллойда, — и положила забинтованную руку на колени. Губы сами собой разъезжались в улыбке: Райдеру не все равно!

От десятка плавающих под потолком плазменных шаров в гостиной было светло, как днем. Даже, пожалуй, светлее, и в их агрессивно-белом сиянии Один казался безжизненным творением чучельника. Свисающий со столешницы хвост не шевелился, глаза закатились.

— Он будет жить, мистер Райдер?

— Будет, — ответил маг. — Сейчас он спит, не переживайте.

Ну и хорошо.

— А волчица...

— Удрала.

Я кивнула и замолчала, наблюдая за Александром. Ноготь на мизинце мага вырос, заострился. Райдер, как бритвой, провел им вдоль жуткой рваной раны на боку волка, стряхнул на пол клоки шерсти. Мистер Ллойд смыл кровь, и маг положил ладонь на глубокий укус гвиллион. Из-под пальцев Райдера полилось мягкое желтое сияние, а спустя несколько секунд на его левом предплечье, открытом подвернутым рукавом рубашки, проступила чешуя.

Триединый!

Кажется, я вскрикнула. Ллойд недовольно оглянулся на меня, но Александр даже не моргнул.

— Зашиваем, — наконец сказал он.

Процедура повторилась еще дважды, и когда волка, наконец, перевязали, а на лапы наложили лубки, предплечье мага оказалось в броне из черной глянцевой чешуи. Получается, каждый раз, когда Райдер обращается к дару, проклятие набирает силу?! Я вспомнила все наколдованные цветы, все сброшенные мне в руки фрукты и пирожные, сожженных гвиллион, и в животе похолодело.

Александр снял волка со стола и перенес его к камину, опустившись на колени, уложил на шкуры. Погладил зверя по голове, прошептал что-то. Один дернул ухом и заскулил.

— Мартин, приберитесь здесь, — указал на затоптанный пол Райдер. — Этансель, дождитесь меня, — велел он и, на ходу снимая рубашку, ушел мыться.

Сидеть под неприязненно-оценивающим взглядом Ллойда было неприятно. Пожелав ему доброй ночи, я взбежала наверх, опустилась на ступени. Лечить себя я все равно не позволю, а поблагодарить Александра можно и здесь. Даже лучше здесь. Я покосилась на темную нишу за спиной и покраснела.

...а у Ллойда плешь на макушке. Снизу ее не видно, но с высоты лестничного пролета она забавно желтеет среди серо-седых, как руно, волос. Приволакивая ногу, валлиец вынес чашу с плавающими в ней окровавленными тряпками, вытер стол, пока миссис Ллойд отмывала полы.

— Джейн, достаточно, эти камни никогда не были такими чистыми, — услышала я Александра. — Где мисс Хорн? — резко спросил он, увидев, что на диване никого нет.

— Поднялась к себе, мистер Райдер, — проскрипел старик.

Маг хрустнул чешуей на шее и сжал руку в кулак.

— Джейн, я сказал 'достаточно', — бросил он, щелчком потушив светящиеся шары под потолком. — Еще немного, и вы дотрете до фундамента. Мартин, отведите сестру спать.

Наступившую темноту теперь разгоняло только пламя горящего камина. Райдер проверил состояние волка, дождался, пока слуги уйдут и, затеплив свечу, зашагал по ступеням.

— Этансель?

Я встала, кутаясь в шаль.

— Рад, что у вас хватило благоразумия не прятаться. Показывайте руку. — Маг капнул воском на перила, приклеил свечу, повернулся ко мне.

Я спрятала ладони за спину.

— Там царапина. Я не успела поблагодарить вас, мистер Райдер... Вы спасли меня.

— А вы Одина. Давайте руку.

— Не нужно, правда...

Маг проворчал что-то и схватил меня за локоть, после короткой борьбы зажал под мышкой.

— Мистер Райдер, не надо! Правда, не стоит! — зашептала я, боясь, что нас снова услышат. — У вас же проклятие, вам нельзя тратить магию!

— Пройдет, — буркнул Александр, снимая успевшие прилипнуть бинты. Я зашипела, дернулась, и маг сжал меня крепче. — Этансель, у меня нет настроения с вами драться! Может, мне обездвижить вас?

Я затихла, уткнулась в плечо мага, радуясь нечаянным объятиям. Пусть даже таким. Закрыла глаза, вдохнула его запах — хвойное мыло, горьковатый одеколон и что-то неуловимо-мужское, от чего сохнет во рту и чаще бьется сердце — мое сейчас стучало, как после бега.

Райдер бросил повязки на пол, погладил ладонь кончиками пальцев.

— Не шевелитесь, — предупредил он, накрывая мою руку своей.

Я не шевелилась. Просто часто дышала, сгорая от его близости — на вдохе моя грудь тесно, ужасно неприлично прижималась к боку Александра — и стыда: он спас меня, лечит, отодвигая собственное выздоровление, а я ему оплеуху...

— Все.

— Все? — Я ничего не почувствовала, даже щекотки.

— Да, все, — сосредоточенно ощупывая руку, повторил Райдер.

Сейчас он отпустит меня, пожелает спокойной ночи и уйдет, а завтра опять будет холодная вежливость 'Доброе утро, мисс Хорн' и равнодушие, от которого хочется плакать...

Отчаянно храбрясь, не позволяя себе думать — иначе не решусь — я поднялась на носочки и легко коснулась губами гладковыбритой щеки мага. На лице Райдера мелькнула и пропала улыбка.

— Правее, Этансель.

Он хочет, чтобы я...?

Маг сделал шаг назад, к перилам, и положил ладони на поручень, испытывающе глядя на меня.

Я качнулась за ним, остановившись совсем рядом. Язычок свечи метался, плясал на длинном фитиле, и по стенам, как живые, прыгали тени — иллюзорная реальность, сводящая с ума: дракон на знамени свернул кольца туже, заблестел чешуей, а Райдер вдруг стал очень похожим на Арчера. Или на кота, скогтившего глупую мышь.

Свеча затрещала и потухла. Я положила руки на плечи Александра и, потянувшись вверх, неумело, но очень старательно поцеловала его, вкладывая тоску, сожаление, умоляя простить. И едва не расплакалась от радости, когда маг обнял меня, перехватывая инициативу. Как же я соскучилась по его поцелуям — то дразняще-нежным, то жадным, пьющим жар, который мешает дышать...

Ладонь Райдера скользнула вверх, легла на грудь. Надавила, забирая ее в горсть. Я закусила губу, но отталкивать его не стала.

— Идем.

— Куда?..

— Туда, где нам не будут мешать.

К нему.

Дверь мягко закрылась, щелкнул замок, и как-то очень четко стало ясно, что будет дальше. Триединый, что же я делаю...

Александр попытался отобрать у меня шаль, но я вцепилась в шерсть так, что побелели костяшки пальцев.

— Ты меня боишься?

Его? Нет. Грязного шевеления в подворотнях. Пронзительных криков за стеной. Противных ухмылок... Я знаю, что случится, если я не убегу прямо сейчас, и эта муть поднимается, всплывает — я ничего не могу с ней поделать.

— Кто тебя обидел, Искра? — Александр присел на край стола, привлек меня к себе, успокаивающе гладя по волосам. — Хочешь, я его убью?

Я замотала головой, прижимаясь к магу. Джереми наверняка уже повесили, а того, другого, зарезал Арчер. Не от большой заботы, нет. Просто испугался, что я стану приносить меньше денег.

Александр потянулся за бутылкой, плеснул на дно бокала.

— Держи. ...Ну как? — спросил он, когда я пригубила вино.

— Вкусно...

Вино было сладким, а поцелуи Райдера нежными, неторопливыми, прогоняющими страхи. Хмельными.

— Вы не отдадите меня мистеру Арчеру?

— Кто такой Арчер? — нахмурился маг.

— Он негодяй, — доверительно сообщила я.

— Никому я тебя не отдам, — пообещал Райдер, разжимая мои пальцы, стискивающие ножку бокала. — Ни Арчеру, ни гвиллион, ни Королеве.

— Обещаете?

— Обещаю.

В объятиях мага было уютно. Я прижалась щекой к его плечу, глядя на пару, отраженную оконным стеклом — крупный мужчина в маске ласкает тоненькую девушку с короткими вьющимися волосами цвета ламбруско. Мужские губы скользят по девичьей шее, по узким плечам в вырезе сорочки, ладони гладят хрупкое тело сквозь ткань — клетчатая шаль валяется на полу — и девушка выгибается, тихо стонет.

Даже не верится, что это я и Райдер.

— Искра... — проследил за моим взглядом маг. — Любишь подсматривать, м?

Винный дурман путал мысли. Я захлопала ресницами, пытаясь понять, что имеет в виду маг, а сообразив, вспыхнула.

— Нет!

— А мне кажется, да, — фыркнул Райдер. Притиснул к себе, впился в губы долгим, бесконечно долгим поцелуем — до головокружения, до подкосившихся ног — я бы упала, если бы он меня не держал.

Комната пошла рябью. Воздух задрожал, сгустился в мерцающую взвесь. Серебряные пылинки сияли, кружились, звенели, как поющий хрусталь, и от пола — вверх, до самого потолка — вырастали зеркала. Много, много зеркал! И в каждом, куда ни взгляни, куда ни повернись, девушка и сжимающий ее в объятиях мужчина.

— Не закрывай глаза, — раздался шепот у моего уха.

На плечи девушки в зеркале легли мужские ладони — выступили из окружающей темноты. Скользнули вниз, натянув сорочку, и под полотном обозначились напряженные соски. Длинные пальцы обрисовали их, надавили, сильно ущипнули — мы с девушкой вскрикнули в унисон — и начали медленно стягивать сорочку.

Я заворожено смотрела, как обнажаются плечи, высокая полная грудь, тонкая талия. Мягкий лен скользнул по бедрам, с тихим шорохом упал на пол.

— Так и знал, что ты рыжая. — Смешок. — Везде.

Девушка в зеркале молчала, глядя на меня расширенными глазами. Смуглая ладонь огладила ее грудь, живот, накрыла треугольник мягких кудряшек. Пальцы спустились ниже, и девушка рефлекторно сжала ноги.

— Тише... Не бойся, Искра...

Сильная рука обхватила талию, заставляя стоять смирно, пальцы добились своего, запутавшись в кудряшках, раздвинув нежные лепестки. Вниз-вверх — замерли в высшей точке. Вниз-вверх — дразняще обвели. Вниз-вверх — надавили, и девушка ахнула, подавшись навстречу мужской руке.

— Какая ты...

Не я.

Не могу быть я, но спину жжет горячая грудь, губы болят от поцелуев, крепкая рука удерживает на месте, а по низу живота разливается жидкое пламя.

Вверх-вниз — и немного вглубь. Совсем чуть-чуть, но бедра сводит судорогой. Вверх-вниз — с легким нажимом. Вверх-вниз — неторопливо, словно по ножке бокала. Вверх-вниз...

Шепот Райдера, пряное удовольствие ласки превращали меня в податливый воск. Я текла, плавилась под умелыми пальцами, давила стоны, но они все равно прорвались, когда маг, склонившись к груди, начал пощипывать губами ставшие такими чувствительными соски.

Рот Александра скользнул по шее, а дарившие умопомрачительное наслаждение пальцы исчезли.

— Первый раз лучше на кровати, а не у стола, — тихо сказал Райдер, когда я разочарованно заерзала.

Маг подхватил меня на руки и шагнул вглубь комнаты — прямо сквозь сотворенное им зеркало. Разгоряченную кожу, отрезвляя, окутало свежестью, запахло снегом, а потом все исчезло, остался матрас под спиной и нависший надо мной мужчина.

Что будет больно, я знала, но что так... Жалобно вскрикнув, я уперлась в плечи Райдера. По щекам потекли соленые ручейки слез.

Маг стиснул меня, толкнулся еще дважды, проникая глубже, и остановился.

— Сейчас пройдет, — глухо сказал он. — Не шевелись.

Шевельнуться я бы не смогла при всем желании — так крепко он прижимал меня к себе. Внизу, внутри, остро пульсировало горячее.

Рот мага нашел мой, прижался, целуя. Нежно, но сквозь нежность прорывалась страсть. Она клокотала в Райдере, как лава в вулкане, светилась в его глазах алыми отблесками магмы, и если бы я не знала Александра, то испугалась бы этого не-человека, с видом собственника ласкающего мое тело.

— Не зажимайся, Искра, — гортанно шептал он, перемежая слова поцелуями — в губы, шею.

Боль постепенно стихала. Я перестала цепляться за рубашку Райдера, смущенно погладила его плечи, ответила на прикосновение губ и ахнула, когда он начал двигаться. Сначала медленно, позволяя мне привыкнуть, потом все быстрее и быстрее. Мягкие частые толчки затронули струны, о которых я даже не подозревала. Это не было похоже на сладкую негу зазеркалья, наоборот, меня словно затянуло в дикую пляску ирландских ши — когда тело не слышит рассудка, когда движение навстречу — единственное, что нужно, когда кровь костяными амулетами грохочет в ушах, а высоко в небесах — отчего-то серых, как осенний пруд, усыпанный листьями, — так пронзительно-звонко кричит чайка.

— Ты громкая, — услышала я тихий смех.

Неохотно открыла глаза, фокусируя зрение на Александре. Меня все еще качало на волнах чувственного удовольствия, низ живота сжимался, подрагивал, и за каждым спазмом по телу разливалось блаженство.

— Мисс Хорн, я буду крайне признателен, если вы прекратите таскать меня за волосы. — Райдер потерся щекой о мою щеку, накрыл руку ладонью у себя на затылке, и только сейчас я сообразила, что не позволяю магу отстраниться, не только обнимая за шею, но и обхватив ногами его талию.

— Ой...

— Ой? — улыбнулся Райдер. Чмокнул в кончик носа и с видимой неохотой скатился с меня, натянул на нас одеяло.

Я думала, он отвернется и уснет — как шептались девчонки на соседних тюфяках в доме Арчера, а я тихонько уйду к себе. Вместо этого Райдер притянул меня ближе и начал целовать. Ласково, но очень настойчиво: когда я попыталась отстраниться, чтобы вдохнуть, он не позволил. Последнее, что помню — его горящие красным глаза и падение в темноту.

 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх