Конфедерат: Ветер с Юга

— Оно и понятно. Кто ж про себя любимого подобное напишет. Особенно этот вот дипломат, обоснованно считающий, что язык дан человеку для того, чтобы как следует скрывать свои мысли.

— А вы сами?

Вот как хочешь, так и понимай! Вопросы любит задавать короткие и такие. что на них можно ответить по разному. Хотя я то её понимаю без особых проблем, но другим подобное не сильно бы понравилось. Да уж, необычная персона, как ни крути.

— Умею, но не люблю. Хотя бы потому. что в большинстве случаев лень одевать маску на лицо и на душу. Лучше уж уподобить свою суть кристаллу.

— Это как?

— Просто. Вот смотри, — сняв с пальца массивный серебряный перстень с изумрудов, напоминавшим о том, памятном ограблении банка в Нью-Йорке, я показал его Вайноне. — У камня множество граней. Стоит его чуть повернуть, и то одна отразит падающий свет, то другая. И все грани разные, все они по разному преломляют хоть солнечные лучи, хоть свет от керосиновой лампы. Так и у души есть множество граней. Не маски, а грани. Лучше идти по такому пути. Понимаешь?

Задумалась. Неудивительно, ведь загружать индианку из середины XIX века такими вот сложными концепциями на грани философии и психологии — тот ещё садизм. А с другой стороны, без этого никак, если действительно хочу попробовать получить из исходного материала нечто достойное.

— Я буду думать. Дух — это очень важно. Его цельность. Так предки говорили, жрецы так учат. Я почитаю Окасту, бога в каменном плаще.

— Так ты не христианка...

— Это плохо?

— Нет, но важно, — улыбнулся я. — Даёт тебе возможность смотреть на мир иначе. Может стать как преимуществом, так и уязвимостью. Но я попробую научить тебя использовать сильные стороны и сгладить слабые.

— А разве ваша, полковник, вера не требует иного?

Устами младенца... Хороший вопрос, хотя и несколько примитивный. Только вот мимо цели. Потому как назвать меня ревностным да и вообще христианином было бы крайне сложно.

— Откуда тебе, Вайнона, знать мою веру? Или ты видела меня молящегося Христу? — изумление. Интерес, желание спросить, впрочем, подавленное на корню. А ведь я мог бы ответить, хотя это было бы не совсем ко времени. Ну да оно и лучше. — Потом узнаешь и про мою веру, довольно необычную. Пока же расскажи немного про своего Окасту. Мне интересно знать.

Вот мне и рассказали про довольно необычного бога... по нынешним меркам. Если же взглянуть в глубину веков, то подобных хватало. Окаста хоть особо и не выделялся на фоне особо ярких представителей, но среди богов чероки был наиболее интересным. Хотя бы из-за того, что был словно сшит из света и тьмы, добра и зла. Наставник в магии и любитель путешествовать от одних людей к другим, кого-то одаряя, а кого то ставя в откровенно идиотские ситуации. Божество, забавы ради давшее поймавшим сжечь телесную оболочку на костре, а в то время, пока горел, поющее песни, пронизанные знаниями простыми и мистическими. Почитаемый бог. Ненавидимый бог. Мозаика... как и те люди, среди которых любил ходить.

Сам не заметил, как время оказалось не просто к вечеру, а уже к ночи. И ведь усталости совсем не чувствуется, несмотря на тяжелый день Похоже, разговор с этой необычной девушкой послужил неплохим таким стимулятором. Но пора и честь знать. То есть приказать отвести Вайнону в гостиницу, ведь не пешедралом же ей по ночному Ричмонду топать. Как-никак есть у меня чувство ответственности за тех людей, кого... Нет, не приручил, а кем заинтересовался. Поневоле задумался, а с каких пор эта чероки стала настолько интересна, что не жаль тратить время на то, чтобы довольно часто с ней вот так вот возиться? Загадка да и только.

— Сейчас я...

И вот кому я это сейчас говорю? Девушка самым банальным образом отключилась, заснув прямо в кресле. Встав и подойдя к ней, я сначала аккуратно дотронулся до её плеча, потом попробовал растормошить. Впустую. Спит крепким сном. Оставалось лишь взять её на руки, мимоходом отметив, что девушка не сильно тяжелая, полсотни кило или немного больше, да перенести на диванчик. Так, теперь прикрыть лёгким пледом, да так и оставить. Разве что ещё прислугу предупредить, дабы не удивлялись подобному сюрпризу с утра, когда придут сюда пыль смахнуть.

Вот и что тут сказать? И впрямь пошаговое проникновение сначала в дом, потом... Потом пока ещё ничего. Хотя поднимать мне настроение у этой персоны получается неплохо. А дальше... Поживём-посмотрим.

Глава 3

КША, штат Виргиния, Ричмонд, октябрь 1861 года

Иногда в сети, предназначенные для мелкой рыбёшки, заплывает куда более ценная и зубастая добыча. Это называется — фарт! Буквально через несколько дней после состоявшегося с Борегаром и Пикенсом разговора, в Ричмонд прислали очередную 'партию' пойманных членов 'подземки'. Их было немного, всего восемь, но на одного из них просили обратить особо пристальное внимание. Почему? Этого второй лейтенант ди Ченто не знал, но в прилагающемся к пленникам письме всё же черкнул несколько строк, объясняющих его подозрения.

Арестованный по подозрению к причастности к 'подземке' Грегори Мюррей был слишком... податлив. Признал свою причастность к попытке освобождения рабов и переправке их на север, но и только. Более того, даже привёл доказательства своей причастности, изображая не то чтобы раскаяние, но готовность сотрудничать.

Почему Мюррей не отпирался? Доказательства его причастности к аболиционистам были железные, при нем имелась немалая сумма денег и рекомендательные письма к видным квакерам штата Южная Каролина. Тем самым, которых пока нельзя было взять за шиворот, но чья причастность к аболиционистам была очевидна для умеющих думать.

Подозрения же. возникшие у лейтенанта ди Ченто... По его словам, Грегори Мюррей был слишком 'чистым и лощёным' для простого члена 'подземки', занимающегося исключительно содействием беглым рабам. И манера держаться, она была свойственна лишь имеющим привычку отдавать приказы. Не военный, но обладающий властью. Именно такое впечатление он произвёл на лейтенанта. Ди Ченто изложил свое мнение довольно сумбурно, со свойственными итальянцам живописными оборотами, но суть я ухватил. Мюррей не соответствовал взятой на себя роли. Той роли, которую он мог разыгрывать, попавшись, дабы избежать куда более крупных неприятностей. И это значило одно — с ним требовалось побеседовать. Лично, без проволочек.

Дом на окраине Ричмонда. Ничем особо не примечательный, но именно такой и требовался для того, чтобы послужить в качестве базы для зародыша тайной полиции. Довольно обширный, плюс подвалы, в которых можно было как хранить некоторые нужные вещи и особенно документацию, так и использовать в качестве небольшой тюрьмы для особо важных или в настоящий момент жёстко допрашиваемых персон. Окна... с решетками. Пусть они выглядели как элемент декора, но прочность была очень даже приличная. Через них не выбраться, никак. Да и ограда вокруг дома тоже не способствовала попыткам как проникнуть на территорию, так и выбраться оттуда.

И охрана. Сейчас — да и в любой момент времени — в особняке и поблизости находилось не менее двух десятков до зубов вооруженных 'диких'. Вооружённых не напоказ, конечно. Так что при себе имелись лишь пара револьверов или же пистолетов 'вулканик', это уж исходя из предпочтений того или иного бойца. Что же до более серьезного оружия, так и оно имелось. Честно сказать, в доме находился миниарсенал из полусотни 'спенсеров' и даже одного пулемёта на совсем уж маловероятный случай попытки штурма превосходящими силами. Безумие? Отнюдь. Просто желание с самого начала приучить 'диких' быть готовыми к нападению с любой стороны.

Мы с Джонни прибыли на 'базу' не совсем ранним, но всё же утром. А чего время то тянуть? Есть интересный объект, имеется желание вдумчиво с ним поговорить.

Разумеется, оказавшись внутри дома, я не собирался спускаться в подвальные помещения, где сейчас находились присутствующие тут пленники. К чему? Есть специальная комната для особо интересных 'гостей'. Там и интерьер приличный, и в то же время можно проводить допросы сколь угодно высокого уровня. Обстановка, так сказать, не пострадает. В отличие от объекта допроса. Ну а на случай форс-мажора имелась и квалифицированная медицина в лице врача, не слишком связанного клятвой Гиппократа. Ага, я про Маркуса Шмидта, который в настоящее время занимался не только передачей опыта наиболее способным бойцам из числа 'диких', но и помогал в работе с вразумлением аболиционистов. Вот и сейчас он вполне мог понадобиться.

— О'Рурк, — устроившись в специально подобранном под себя кресле, обратился я к сержанту, который окончательно стал кем-то вроде телохранителя и порученца. — Проследи, чтобы сюда из подвала доставили Грегори Мюррея. И доктор Шмидт пусть будет готов появиться.

Ирландец лишь кивнул и утопал в нужном направлении. Молчалив, зато верен и исполнителен. Главное не требовать от него ничего сверх того, на что тот способен. Иными словами, не нужно излишне напрягать его мозг. А вот Джонни, тот наоборот, с каждым месяцем всё сильно качает 'мозговую мышцу'. Понимает, что в нынешних условиях ум становится наиболее важным качеством, поважнее хитрости и изворотливости, на которые он раньше опирался в несколько большей степени. Хотя и про них тоже забывать не намеревался. Понимал, что в игре против агентов янки все средства нужны и важны.

Вон он, стоит, к стене прислонившись, пепел прямо на пол стряхивая. Учи его, не учи его, а эта привычка, как я понял, воистину неискоренима. Хорошо ещё, что в жевании табака не замечен, право слово! Эти 'жевуны' просто удручают. Меня так точно, порой доводя до приступов с трудом подавляемой злобы. Слава богам, что среди ирландцев таковых как-то нет, сия привычка им не свойственна. Откуда столь сильное раздражение? Так ведь они плюются, как стадо верблюдов! Табак сильное слюноотделение вызывает, вот они и следуют 'зову природы', порой прямо в помещениях. Мрак да и только. Конечно же, это больше у простых людей, но неприятно ж. Ладно, не суть. К тому же Джонни явно хочет чем-то у меня поинтересоваться, но почему-то не решается.

— Говори уже давай.

— А не зря ли мы сюда приехали. Вик?

— Не зря, Джонни. Чутьё подсказывает, что такие вот 'мюрреи' могут быть оч-чень интересными. Это не мелочь, как ты думаешь, да и узнанное нашими людьми в Южной Каролине кое-что подтверждает. Телеграфировали уже. О, вот и шаги.

Я не ошибся, шаги были как раз теми самыми. Уже через несколько секунд дверь открылась и вошёл сначала О'Рурк, а за ним ещё двое 'диких', конвоирующих арестованного аболициониста. Связанные за спиной руки, общая потрёпанность, но цел, здоров и даже не исхудал от нервов. Именно от нервов, а не от недокорма, потому как голодом морить тут точно никого не собирались.

— Сержант, останешься здесь. Остальные — свободны. Только руки арестованному развяжите.

Сказано — сделано. Каких-либо резких действий со стороны Мюррея я не опасался. Не потому что не учитывал их возможности, а по причине отсутствия серьёзной угрозы. На окнах решётки. Предметов, могущих быть использованными в качестве оружия, практически нет. Да и не ниндзя же он какой-нибудь, право слово! В случае же попытки дёрнуться его тот же О'Рурк своим пудовым кулачищем быстро в ум-разум приведёт.

— Присаживайтесь, Мюррей, — указал я аболиционисту на стоящий буквально посреди комнаты стул. Простенький, из разряда тех, который и сломать не жалко. — И побеседуем о делах ваших скорбных. Только не надо пытаться меня обманывать. Не люблю!

Молчит. С определённым достоинством присел на указанный предмет мебели, положил руки на колени. И смотрит... На меня, на Джонни, затем скользнул взглядом по комнате, задержавшись сначала на решётках, затем на стопке документов на моем столе. Интересный такой взгляд. Подобный встречается у людей не просто уверенных в собственных силах, но и привыкших в любую дырку без мыла вкручиваться. Нет, не зря я сюда приехал, совсем не зря.

— Поговорим, мистер Мюррей?

— О чём, мистер 'не знаю как вас зовут'? — изобразил долю наивности 'подземщик'. — Я уже признался во всём, в чём была моя вина. Да, я считаю рабство заслуживающим уничтожения как явления. И не скрываю этого. Да, я хотел помочь беглым рабам пробраться к нам, в США. Именно потому у меня нашли деньги и рекомендательные письма к уважаемым людям штата Южная Каролина. Если я виноват, пусть меня судят. Честно, открыто, как и положено в цивилизованной стране.

— Суд от вас не убежит, мистер Мюррей, — слегка улыбаюсь, глядя на матёрого зверя, сидящего передо мной. — Вот только ваши дела мало общего имеют с беглыми рабами. Для начала посмотрим на список изъятого у вас имущества. Итак, начнём. Деньги, а именно двадцать три тысячи долларов золотом и серебром. Майор Смит, только мне одному кажется, что данная сумма сама по себе навевает на грустные мысли?

— Не только вам, полковник. Это большие деньги. А ведь были не только они.

— Все верно, майор. Ещё у этого благообразного господина имелся счёт... точнее счета в банках, имеющим представительство как в Колумбии, так и в столицах иных штатов. И там у нас было...

— Более шестидесяти тысяч

— Итого восемьдесят с лишком. Немало!

Промельк не страха, но тревоги в глазах Мюррея. Понимаю. Про то, что мы успели добраться до счетов, он узнал только сейчас. Неприятная для него новость, но раздавленным он не выглядит. И явно собирается выкручиваться.

— Это не преступление — иметь деньги. Я обеспеченный человек, разве это плохо?

— Нет-нет, это просто замечательно, выставляю руки в как бы защитном жесте. — Не нервничайте. Ведь деньги в руках добропорядочного человека никогда не являлись преступлением. Да, не хотите ли закурить?

— Я не курю.

— Жаль. Успокаивает нервы. Тогда может быть глоток виски, немного вина, или чашечку кофе?

— Кофе. Если вас не затруднит.

— О чём вы...

Протягиваю руку к стоящему на столе серебряному колокольчику и встряхиваю его три раза. Мелодичный перезвон сообщает о том, что это не тревога, а всего лишь требование появиться за ради какой-то будничной услуги.

— Кофе, чай без сахара и виски, — посмотрев на Джонни, жестом показавшего, как он держит в руке стакан, приказываю появившемуся на пороге 'дикому'. — Ну а мы покамест продолжим. Знаете ли вы, достопочтенный мистер Мюррей, что банки просто и банки в воюющей стране — это две очень большие разницы? Вижу по глазам, что не знаете. Тогда разрешите прояснить вам сей любопытный нюанс. Конфедерация находится в состоянии войны с США, а потому банки, которые обслуживают интересы нашего врага, могут быть поставлены перед рядом очень неприятных процедур. Штрафы, ограничение деятельности, в крайних случаях даже конфискация. О, я вижу, что вы начинаете понимать!

— Конечно понимает, — насмешливо хмыкнул Смит. — И беспокоится, потому что не лично деньги вносил, а переводили ему их с другого счёта. Из банка в Нью-Йорке. Того, который очень тесно связан с финансированием нынешнего президента, его избирательной кампании.