— Про Югановых мы вместе поговорили. Технически малограмотные, не доказано, что знали о болезни Павла Георгиевича, редко бывали в этом доме. Их я готов был рассмотреть, если провалятся все остальные версии. О Нине Георгиевне я думал очень серьезно. Она каждое утро встает рано, бывает одна на первом этаже, это не привлекает ничьего внимания. Она общается с Акимовым, которого, как и ее саму, дядя Паша обидел в своих записках. Наконец, она наследница. Но вот еще два момента. Во-первых, весьма маловероятно, чтобы она или Акимов знали номер секретного счета Эдуарда. А во-вторых, и это главное — ей не просто невыгодно, а крайне нежелательно, чтобы ее брат исчез. Я узнавал, при любом раскладе дача достанется не ей, а жене или сыну. Она получит солидную сумму в банке, но не дачу. К тебе в гости ей будет неудобно приезжать почаще и оставаться подольше, а ее интересует именно это...

— Что ты несешь? Причем тут дача, зачем она ей сдалась?!

...Затем, что одиночество пугает даже самых разумных и храбрых женщин. Затем, что романтических затей старики стесняются больше, чем подростки, а шифруются куда хитрее. (Да и кому из нас есть дело до того, как проводит свободное время пожилая тетушка?) Затем, что в Москве невозможно отыскать приличный повод для встречи с другом брата. Затем, что этот друг то ли несообразителен, то ли опасается женщин с серьезными намерениями, то ли сам не знает, чего ему надо, и утренние катания на лыжах — пока максимум, которого удалось достичь...

— Думаю, нас это не касается, — сказал он вслух. — Вернемся к первому пункту. Ты, напротив, был в курсе семейных проблем Гаджиева, мог знать и то, куда он складывает деньги втайне от своей матушки. Вполне возможно, что ты знал пароль от счета Акимова — он мог попросить сына друга о какой-нибудь услуге или подсказке, это старики не знают паролей молодых, а наоборот — сплошь и рядом. Его чип-карта могла заваляться у тебя в кармане — меня убивает эта местная манера выбрасывать чипы, как мусор, если на них не осталось денег. Организовать звонок от соседей по московской квартире и совсем несложно. Теперь Вячеславу Никитичу предстоят незабываемые часы в обществе майора Хохлова из следственного управления. Пока он докажет, что не высадил друга юности где-нибудь в лесочке у Ленинградского шоссе, может пройти много времени.

Сергей встал со стула и прошелся взад-вперед. Вадим молча наблюдал за ним. По его лицу ничего нельзя было прочесть.

— Кстати, я пока не знаю, что на самом деле собирались делать с похищенным. Мне лично не верится, что его высадили в лесочке и уехали. Скажи, что нет.

— Да ты... Ты... — Вадим сжал кулаки. Ага, разозлился и подогревает в себе злость.

— Рад слышать. И вряд ли его увезли на вертолете, не прошло бы это незамеченным в таком тихом месте. Вряд ли также увели пешком — погода не та, здоровье не то, свидетели могли попасться, хоть и темно. Возможно, он и сейчас в поселке. А Акимов в Москве. Может быть, конечно, он нанял сиделку и уехал. Но есть и другой человек, вхожий в этот дом: доктор Наталья Владимировна.

— А с ней что не так?

— Я заметил две вещи. Во-первых, ты человек, абсолютно не склонный к паспортным формальностям. Ну, вторую жену отца по имени-отчеству, это понятно, но моя мама для тебя тетя Аня, курьер из супермаркета — дядя Коля, Эдуард — Эдька, я через полчаса знакомства — Сергей. Она же пять лет наблюдает твоего отца, постоянно бывает в доме, и вдруг почему-то Наталья Владимировна. Мелочь, а цепляет. Люди так разговаривают, когда хотят скрыть отношения. А во-вторых, когда я ее увидел утром — она мало спала и не переплетала волосы с вечера. Когда косу заплетают утром, она иначе выглядит.

— Господи, — Вадим криво усмехнулся, покачивая головой, — ты сам-то понимаешь, что говоришь? Это же несерьезно.

— Сейчас будет серьезно. Вы спустились в подвал, чтобы выключить пожарную сигнализацию, которая орала на весь поселок. Но почему она сработала?

— Откуда я знаю, почему? Она каждую неделю срабатывает.

— Я тебе скажу, почему. Один из тех, кто сидел за столом, взял зубочистку или гвоздь, проткнул в свече отверстие до фитиля и затолкал туда что-то — комочек волос, нитку, саму зубочистку — не знаю, теперь уже не установишь. Запах пошел примерно через полчаса, когда свеча догорела до нужного места. Хорошо, что есть видеоролик...

— Да ты совсем уже? Что ты мог увидеть?! Где была камера и где мои руки? Я снимал капли со свечи, понятно? Криминалист, блин.

— Значит, если я сейчас заеду к Наталье Владимировне, я никого не встречу у нее в гостях?

Вадим поднялся с кровати, шагнул вперед, шаря у себя в кармане. Сергей едва удержался, чтобы не вскочить в боевую стойку. Какого хрена я не провез нейроствол, комната тесная, мне только грохота не хватало...

— О, а вот этого не надо, — он замедлил движение руки и почесал подбородок, — ты ж понимаешь, я не просто так пришел. Майор Хохлов и мне сбросил свою визитку. Письмо у меня в почте, мой ящик тебе не взломать, отправка отсрочена... м-м... четверть часа у нас есть на размышления, но не больше.

— Ты ненормальный.

— Нет вопроса, — спокойно сказал Сергей, — докажи мне, что я ошибаюсь, и я сотру письмо.

Вадим первым отвел глаза и снова сел.

— Да, и еще три мелкие детали, просто для порядка, — Сергей знал, что теперь он будет слушать и что надо дать ему немного времени. — Ты зачем-то соврал, что лег вечером и спал, пока моя мама тебя не разбудила, — знаю, что соврал, потому что Нина Георгиевна, когда возвращалась с прогулки, видела свет в твоем окне. А у доктора Наташи машина той же марки, что у курьера из службы доставки местного супермаркета. Если кто заметил ее утром, — решил, что везут йогурты или пиццу, и никто не сможет поклясться, что это был не курьер. Очень удобно. И третье: я едва не рехнулся, пока пытался понять, как соучастник узнал, что все сделано и можно подъезжать. Все исходящие под контролем, не платочком же вы махали в окно. А ответ элементарный: вам не нужно было трудиться. Она, как лечащий врач Павла Георгиевича, получала сигналы с вашего главного компьютера, наверняка все дублировалось к ней. Следователю она могла сказать, что спала и не заметила отключения сигнализации, и не было причин ей не поверить. Но ведь Наталья, как мы договорились, не спала той ночью. С ее мотивом у меня по-прежнему провал. Она врач, она участник уникального эксперимента, и вдруг... Хотя догадка есть. И при этом мотиве в сообщники подходишь опять же только ты — не Виталий, потому что она не похожа на любительницу женатых мужчин, не мальчишка Эдуард и тем более не дамы.

Последнюю фразу Сергей договорил устало. Кураж улетучился, решение сошлось с ответом — достаточно было взглянуть на лицо Вадима, на то, как он сидит. Пора было двигаться дальше, и что будет, если я скажу неправильные слова?

— Вадим, давай заканчивать это дело.

— Какое дело?

— Хватит разыгрывать роман Достоевского. Ты не Раскольников, я не Порфирий, вообще никогда эту книгу не любил, как и "Карамазовых"... Ладно, извини. Ты затеял такое, что тебе не выдержать. Ты все просчитал, кроме одного: это затея для социопата. А нормальный человек не может такое сотворить со своим отцом. То есть технически ты мог бы, как тот же Раскольников. Следуя принятому решению, проявляя силу воли и все такое. А через месяц сам попал бы в психушку.

Вадим то ли фыркнул, то ли всхлипнул. Потом тихо спросил:

— Чего ты хочешь?

— Хочу, чтобы мы вернули Павла Георгиевича сюда. Прямо сейчас.

— А я чтобы отправился в тюрьму?

— Нет, зачем? Я плохо разбираюсь в здешних законах, но если я не разучился читать по-русски, добровольное возвращение похищенного освобождает от ответственности. Дело будет закрыто, и никто не пострадает. Конечно, если нет вреда здоровью похищенного. И это возвращает нас к фактору времени, Вадим.

— Думаешь, перезагрузка пройдет успешно? — Вадим оскалился — улыбкой, даже кривой, эту гримасу назвать было невозможно, белые зубы страшновато поблескивали в бороде. — А если...

Его оборвал тихий стук в дверь.

— Мама?

— Мальчики, вы тут? — Анна Островски заглянула в комнату. — Сережа, что случилось?

— Все в порядке, мам, — Сергей старался говорить спокойно. — Сейчас едем за дядей Пашей. На твоей машине.

Он сделал приглашающий жест, и Вадим покорно встал. Сергей пропустил его вперед и подмигнул маме.

Ради этого стоило не спать ночь. Она хмурилась, но морщинка между бровей появлялась и исчезала, а губы улыбались. Как когда он в двенадцать лет взял кубок штата по сетевому поиску. Молодец, Островски. Еще два-три найденных родственника, и тебе простят отказ от Гарварда.

* * *

На улице чернота сменилась темной синевой, и опять пошел снег — в белом пятне света под фонарем мелькала крупка, совсем не похожая на вчерашний лебяжий пух. Снег, несомый ветром, сверкал перед фарами машины, как бенгальский огонь, жалил в лицо, стучал по жесткой ткани куртки. Мама села за руль, Вадим и Сергей залезли на заднее сиденье.

— Я позвоню ей? — не глядя на него, спросил Вадим.

— Не стоит, — кротко сказал Сергей, — лучше мы подождем у входа. Хотя ты же знаешь код от калитки, так?

Вадим промолчал.

— Мам, налево и потом второй поворот опять налево, там я покажу... Вадим, пока мы едем, могу я задать тебе вопрос?

— Почему нет? Задавай.

— Зачем ты это сделал?

— Не догадался, умный?

— Ты захотел отомстить за твою маму?

— Господи, — Вадим скривился, — да что ж вас всех так тянет на эффекты... Нет, в принципе ты прав, может, и стоило. У мамы был инсульт, она так и не встала. Никто ей не построил когнитивного протеза, что ты. Обычный человек, обычная болезнь, Бог дал, Бог взял, мужайтесь. Он переводил деньги, но не пришел к ней ни разу.

— А сама она хотела, чтобы он ее увидел? — подала голос мама с водительского места. — Чтоб бывший муж зашел и посмотрел на нее в таком положении?

— Ну, вы все знаете лучше меня, — тут же ощетинился Вадим.

— Сколько тебе было лет?

— Ты же прочитал, раз спросил про это. Девятнадцать — когда первый инсульт, двадцать один — когда ее не стало.

— Сочувствую. — Сергей покосился на свою маму, и дурацкое слово прозвучало лучше, чем могло бы. — Но если не месть, тогда что?

— Деньги... — он опять усмехнулся а-ля Рогожин и шутовски развел руками.

Прежде чем Сергей успел открыть рот, в допрос опять вмешалось стороннее лицо:

— Вадька, ты охренел?! Какие еще деньги? Что, тебе не хватало? Или ты так шутишь? Нет, ты совсем...

— Мама, пожалуйста, смотри вперед, будет глупо, если мы засядем в сугробе! — рявкнул Сергей и, против ожидания, получил возможность продолжать.

— Вадим, я сам удивлен. И мне тоже казалось, что тебе хватает на жизнь.

— На жизнь хватало. А на здоровье — нет.

— Объясни.

— У меня болезнь Чена, — безразличным тоном сказал Вадим.

Машина резко тормознула, их мотнуло вперед. Доктор Анна Островски вывернулась на сиденье, насколько позволяли ремни, уцепилась рукой за подголовник:

— Да? У тебя болезнь Чена, что ты говоришь!

— Хорошо, сейчас еще нет. Мне дали два года, — так же монотонно сказал Вадим.

— Кто тебе дал два года, что за добрые люди?

— Я обращался в частную клинику, где рассчитывают предрасположенность к заболеваниям... Девяносто шесть процентов, что в течение двух лет, оставшийся процент на то, что протяну пять.

— Девяносто шесть процентов. Кошмар! — мама взмахнула кистями рук и растопырила пальцы, как дикобраз иголки, — компактный вариант жеста отчаяния. — А что методик расчета предрасположенности для болезни Чена не существует, они тебе забыли сказать?

— Конечно, если у вас в Америке чего-то нет, этого нет.

— Причем тут Америка! Да вообще не факт, что это заболевание наследственное, у Пашки с двадцати лет допуски по вредности! Какой, нафиг, расчет предрасположенности?! По каким факторам?

— Если вы чего-то не знаете, этого нет, — с той же тупой язвительностью повторил Вадим. Мама молча схватилась за лоб.

— Дай угадаю, — сказал Сергей. — Та же клиника предложила тебе пройти курс лечения?

— Не та же, но по их рекомендации! — с вызовом ответил Вадим.

— Курс дорогостоящий.

— Миллион на одного.

— Рублей?.. Мамочка, время! Давай поедем, а разбираться будем потом.

— Сам же начал, — буркнула мама, но нажала кнопку.

— И ты решил получить наследство. Скажи уж, что хотел сделать с Павлом Георгиевичем, — мамочка, держи руль и смотри вперед, третий участок отсюда... Не под протокол. Честное слово, ничего не пишу сейчас.

— Я бы оставил его в метро, — сдавленным голосом сказал Вадим. — Если бы полиция вышла на меня, сказал бы, что нечаянно потерял его и боялся признаться.

Мама промолчала, но Сергей увидел ее лицо в зеркальце.

— Ну да, без документов... — торопливо сказал он. — Пока введут портрет в базу, прочитают ДНК, пока получат все разрешения, сделают запросы — двадцать четыре часа?

— Я тебя умоляю, — сказала мама. — Пока его доставят куда надо — сутки, пока все пройдет по инстанциям — еще двое суток, а хватило бы и меньше...

Спрашивать, почему на простое дело уйдет двое суток, Сергей не стал. Впрочем, в другой ситуации ничего страшного в этом не было бы.

— Мамочка, стоп, мы приехали. ...А просто поговорить с отцом, рассказать ему все — такой вариант не рассматривал?

— Я начинал с ним говорить. Предлагал ему самому, хотя у него уже вторая стадия, там они не дают гарантии... Он, как вы, сказал, что все это ерунда, они шарлатаны, предложил мне обратиться к этим... которые ему натаскали этой фигни в подвал. Но его вариант меня не устраивает. Не хочу жить как в тюрьме. Еще неизвестно, кто шарлатаны.

— Я понял. Значит, ради того, чтобы получить миллион и спасти свой разум...

— Два миллиона, — перебил его Вадим. — Два нужно. У меня сын в Нижнем Новгороде. Ему три года. Мы не знали... я не знал, чем отец болен, он же секретность соблюдал!

— И у сына тоже предрасположенность, — сказала мама, подражая его обреченному тону. Вадим злобно зыркнул на нее.

Оценив расположение видеокамер, Сергей отступил в сторону и отвел за локоть маму, когда Вадим звонил в дверь. Света в окнах не было, но доктор Наталья открыла дверь почти сразу. На ней были блуза и домашние брюки, темные волосы заплетены в простую косу. Увидев на пороге троих вместо одного, она отшатнулась.

— Все-таки выследили?

— Доброе утро, Наталья Владимировна. Да, можно и так выразиться. Теперь, пожалуйста, проводите нас к вашему пациенту.

Наталья встала перед ними в проеме двери.

— Вам так поперек горла, чтобы Павла Георгиевича посмотрел Коссар? Вы хотели бы, чтобы он оставался таким? Подумайте!

— Коссар?

— Этьен Коссар из Каролинского института, — подсказала мама, — он сейчас в Москве, да. Но он же не консультирует, это я знаю точно, потому что... Вадим?!