Перед Бурей 2-1

Перед бурей

Моему отцу

Прошло два года после Летней войны. Мы жили и радовались покою, но потом это время назвали затишьем перед бурей.

Книга Еджи

Он летел.

Бесплотным неосязаемым духом над рекой, лесом, полем. Смерть коснулась мягкой лапой, он вздрогнул... хотя ему, не имеющему тела, нечем было вздрагивать.

Поле первого боя. Кровь давным-давно впиталась в землю и проросла цветами, но смерть осталась. Два года назад здесь ненадолго остановили непобедимое войско Каррионы. Он был в первых рядах обороны, на поле есть его кровь и кровь, пролитая им.

Он скользнул над знакамнем, достиг посёлка, прошёл сквозь брёвна частокола и башен. Увидел тело, как всегда, показавшееся нелепым и смешным. И — как всегда — его неведомой силой потянуло к нему.

Он не стал сопротивляться, и через бесконечно малый промежуток времени оказался в собственном теле.

Александр открыл глаза, уставился в низкий потолок из неошкуренных брёвен.

— С возвращением, — сказал сам себе, полежал немного, заново привыкая к собственному телу. Сел на низкой лежанке, поморгал, пережидая головокружение и снова учась видеть мир только перед собой, а не всё со всех сторон.

Свет проникал через узкие щели бойниц. Этот этаж башни представлял собой квадратную площадку, такую тесную, что деревянному лежаку еле хватало места. На стенах висели щиты, в специальных держаках — короткие сулицы, метательные копья, прямо на полу лежали пучки стрел, завёрнутых в промасленную бумагу. Пахло деревом, железом, тухлым салом, которым смазывали оружие от ржи и гнили.

Чулан...

В углу стояла бочка с водой, Алек потянулся и зачерпнул деревянным ковшом. После полётов всегда ужасно хотелось пить. Руки тряслись, разливая на пол и себе в рукава, молодой мужчина жадно опорожнил ковш.

— Теперь встать, — и последовал собственной команде, его шатнуло. Алек зажмурился и сунул голову в бочку. Вынырнул, фыркая, поморщился — вода набрала запахов кладовки. Повёл плечами, с седых волос ручейками бежала вода на рубаху.

— Тьфу, вот ведь пакость, — повёл рукой, словно тянул за невидимые канаты... и передумал. — Скажу кому-нибудь из мелкоты, пусть натаскают.

Обнажённый меч лежал на полу, так, чтобы лежащий мог легко дотянуться. Алек подобрал, снял с деревянного гвоздя сбрую наспинных ножен. Вышел из башни в коридор с внутренней стороны стены, зажмурился от яркого солнца, с наслаждением вдыхая тягучую жару после затхлой прохлады чулана. Проверяя равновесие, вспрыгнул на перила, прошёлся по жерди туда-сюда, балансируя ножнами и мечом в руках. Забросил вещи на крышу, взобрался сам. Сел, разглядывая посёлок.

Мечта — название осталось прежним — был больше и суматошнее, чем старое поселение, чьи развалины порастали бурьяном в двух вёрстах отсюда. Больше ста домов, лишь часть их охватывает городьба. Высокая — более пяти ростов, воротные и угловые башни и того выше. Кроме того, стена была китайская. Киты, деревянные срубы, засыпанные внутри землёй и камнем, могли выдержать осаду с применением грохотов и пороков.

В центре Мечты — площадь для собраний, утопает в зелени многолетних деревьев. По всему посёлку ветер носит тучки белых семечек-прилипаек, на радость детворе.

Дети играют, народ работает... прежний посёлок не был таким суетливым.

Ровно два года прошло с тех самых пор, как он своими руками уничтожил его. Руками... Алек невесело усмехнулся. Не самое подходящее выражение. Тогда же потерял друзей. Тогда же впервые убил.

Ровно два года... всего два года, а всё так изменилось. Посёлок. Люди. И он сам.

За прошедшее время Алек вытянулся и раздался в плечах, нарастил мышечную массу. Пропала детская мягкость черт, лицо заострилось, вытянулось, глаза не подростка — много повидавшего мужчины, тёмные, глубокие, цепкие. Поперёк лба под линией волос — бледная черта шрама. Юношеский пушок на щеках и подбородке сменился негустой щетиной, у Алека вошло в привычку каждый день "косить траву". Кое-кто из сверстников для солидности отпустил усы и бородки, он тоже собирался, но этот контраст между тёмной щетиной и совершенно белыми волосами...

Алек тряхнул головой, разбрасывая брызги, волосы налипли на лицо. Он рассеянно отплюнулся:

— Нет, надо выкупаться... — кинул через плечи ремни ножен, убрал на место меч. Пошёл по крыше, выбрав место, спустился по наружной стене. Спрыгнул в сухой ров, выбрался и пошёл к речке.

С крыши одной из поселковых башен за ним следили внимательные глаза.

Девочка полулежала, опираясь локтями на гонту крыши, задумчиво проследила, как Александр разделся и прыгнул с обрывистого берега.

Вынырнул, отфыркиваясь, на середине реки, почувствовав взгляд, завертелся на месте. Наблюдательница припала к крыше, так, чтобы её нельзя было разглядеть за коньком. Ящерицей скользнула прочь.

Убедившись, что с реки её не видно, встала, потянулась, явив миру неуклюжую грацию подростка, данность этого нелепого возраста. Вытряхнула из волос чешуйки древесной коры, несколько раз пропустила меж пальцев, рыжие пряди легли ореолом вокруг лица. Тонкая рука привычным движением тронула рукоять ножа, висевшего на поясе. Легко ступая, девочка прошлась по гонте, прищурилась, глядя сквозь крышу коридора, соединяющего башни по верху стены. Убедившись, что внизу никого нет, спрыгнула, подняла несколько незакреплённых досок крыши и скользнула в переход.

Спустилась на пару пролётов и вышла из бойницы, направленной внутрь посёлка, спрыгнула в ветви растущего под стеной раскидистого вяза. Дерево протестующе застонало, она скользнула по стволу, подхватила закреплённый канат и в лихом прыжке едва не налетела на стоящего у корней парня.

— Троллик!.. чтоб те!..

Он подхватил, не давая ей упасть.

— А я думаю, кто это акробатничает, — сказал задумчиво. Гарий не подходил своему прозвищу — невысокий, узкоплечий, светловолосый парнишка с тонким лицом, рябым, меченым множеством оспинок.

Они стояли вплотную, Мона могла бы сосчитать, сколько этих оспинок. Она знала, что это ожоги, а не следы болезни. Прикосновение обострило восприятие, девочка даже почувствовала его давнюю боль.

Торопливо отстранилась и, кажется, покраснела.

— Ждёшь брата? — голос дрогнул. — А он купается.

— Нет, — Троллик усмехнулся. В тени его глаза казались синими, на свету вспыхнули точками зелёного малахита. — Жду тебя.

— Чего?!. — неуверенно возмутилась Мона. Юноша перенял у неё верёвку, подёргал, задрав голову. Блестящий лист порхнул вниз.

— Ну, тебя же всегда Кнопка страховала. Которая сейчас может только лежать на пузе и стенать о несправедливости взрослых. Так что теперь я за неё!..

— Угу. Ясно, — Мона не сводила глаз с его лица. Почувствовав взгляд девочки, Гарий поднял руку, провёл по лицу и внимательно разглядел ладонь:

— Что?

— Нет, ничего, — она торопливо отвела взгляд. — Ты... это... больно было?

Гарий моргнул.

— Не помню, — сказал неохотно. — Страшно. Страх был сильнее боли.

Он передёрнул плечами.

— Извини, — сказала Мона. Гарий уставился недоверчиво, пытаясь понять, в чём тут подвох. Девочка смутилась.

Гарий взялся за канат и пошёл вверх, почти побежал, быстро перебирая руками и упираясь ногами в складки коры старого вяза. Добравшись до первой развилки, остановился, глянул вниз.

— Выпендриваешься? — спросила Мона.

— Обязательно, — сказал Гарий. — Пошли тоже купнёмся?

Мона покачала головой.

— Потом, может быть... — заметила, что Гарий пристально смотрит в сторону посёлка. — Что там?

Послышался гул голосов, что-то с грохотом обрушилось.

— Это бузит сын моего названного брата, — Гарий улыбался.

— Бузит? — переспросила Мона.

— Кэрри.

— Ну да?! — восхитилась девочка. — На это я хочу посмотреть!

— Ну так пошли, — оставив канат, Гарий спрыгнул вниз.

Они прошли боковой улицей и свернули, перемахнули чей-то забор, прошли между грядок, сократив себе путь по огороду, перелезли через ещё одну ограду и оказались среди деревьев в центре Мечты. Гарий поднырнул под ветку и едва не врезался в чью-то широкую спину.

— Что там? — нетерпеливо спросил.

— Кэрри, — ответил человек даже с каким-то удовольствием.

— Сам вижу, — вообще-то он как раз ничего не видел из-за широкой спины. Мона ничтоже сумняшеся вскочила на ветку, пробралась в кроне черёмухи и спрыгнула перед дядькой.

— Бэзил, — узнала девочка.

Кожемяка приветственно кивнул.

— Видала? — с удовольствием смотрел, словно сам устроил это зрелище.

Гарий наконец миновал мастера кожевенного цеха и оказался перед детским садом. Вокруг толпились десяток людей.

В детском саду, отгороженном невысоким, по колено, плетнём, росли деревья, валялись игрушки. Детей приносили сюда родители, иногда оставляли на целый день под чьим-нибудь присмотром.

Сейчас в детском саду творилось кэрри. Дети визжали, смеялись, бегали кто умел и ползали кто ещё не сподобился научиться. Игрушки, во множестве бывшие в детском саду, внезапно оживали, прыгали в траве, пытались взлететь, натыкались на деревья, заборы.

Роки, двухлетний сын Александра, сидел под деревом в центре всего этого безобразия, управляя по меньшей мере половиной его, и верещал от восторга.

— Полегче, малой! — кто-то сделал вид, словно увёртывается от агрессивной игрушки.

Сила вихрилась вокруг, по Узору шел звон, Жива несла чистую радость ребёнка всем вокруг.

— Ну и ну! — сказал Гарий. Мона тоже восхитилась, но тем не менее сказала:

— Нашли себе развлечение, — и решительно перешагнула плетень.

Увидев знакомую, ребёнок радостно завизжал и с удивительной для его возраста силой и точностью отправил в её сторону глиняного болванчика. Мона уклонилась, болванчик врезался в забор и разбился. Роки недоумённо уставился на осыпавшиеся осколки. Предметы вокруг него прекратили свою пляску. Ребёнок жалобно округлил рот.

— Счас как начнётся, — предсказал кто-то. — Народ, надо ховаться!.. Сейчас он нам устроит падение молота Амара!..

Забор, о который разбилась игрушка, затрещал и прогнулся вовнутрь двора под тяжестью детского взгляда. Мона вжала голову в плечи, но влезла между Роки и объектом его гнева, чувствуя, как об неё разбиваются неумелые построения Узора — словно игрушки об забор. Ребёнок нерешительно заревел, девочка опустилась на колени возле и принялась вытирать чумазую мордашку подолом рубахи.

— Я сама вам устрою сошествие Ангры с небес! — через толпу сердито проталкивалась Линета. — У ребёнка соображения больше, чем у вас! Спасибо, девочка...

Она подняла Роки, на руках у матери малец заулыбался. Женщина цыкнула на детей, кэрри как по волшебству прекратилось. Грозно воззрилось на толпу.

Невысокая, стройная, роды ничуть не огрузнили её фигуру. Тонкие черты лица, глаза карие, тёмно-русые волосы заплетены в тяжёлую косу.

— Взрослые дурни, а ума нет... А если бы он повредил себе или кому-то ещё?

— Он и повредил, — сказал кто-то из толпы.

Линета оглядела покосившийся забор, обрушенную поленницу за ним, покачала головой.

— Войко! Ты где?

— Здесь я, госпожа, — толпа расступилась, пропуская женщину со странным именем.

Войко была полной противоположностью Лине. Она была лишь на пару лет старше молодой матери, но выглядела старше на пару десятков. Высокая, худощавая до поджарости, с острым лицом и острым взглядом. Сейчас, впрочем, смотрела виновато. На руках у неё был ребёнок, ровесник Роки.

— Ну?! — потребовала ответа Лина.

В качестве оправдания женщина со странным именем предъявила свою ношу. Малыш меланхолично обвёл взглядом разгром, толпу, и что-то невнятно сказал. Роки гукнул в ответ.

— Тихоней притворяешься, — укорила Войко своего. — Куда удрал, едва я отвернулась? Вы не поверите... — обратилась, оправдываясь, к Лине.

— Поверю, — женщина улыбалась несердито. Малышу явно надоело сидеть на руках у матери, Лина опустила сына на землю, и Роки тут же проявил поползновение уползти через плетень. Ходил он ещё нетвёрдо, а вот ползал быстро.

Войко сноровисто перехватила его, развернула, отпустила и своего. Роки и Рик подумали, глядя друг на друга, обменялись невнятными фразами, встали, дружно упали, хныкнули в унисон. Снова встали, помогая друг другу, сделали несколько шагов.

Лина смотрела умилённо, Войко — с затаённой тоской. Рука женщины невольно поднялась, тронула охватывающий шею железный обруч.

— Хозяйка?.. — полувопросительно начала женщина.

— Можешь идти, — кивнула Лина. — Только скажи Вики, что Рик со мной.

Войко поклонилась, — скорее просто кивнула, — развернулась и пошла прочь.

Мона и Гарий переглянулись, догнали рабыню, пошли по сторонам. Женщина думала о чём-то своём и не сразу обратила внимание на своё сопровождение.

— Вики, наверное, уже вернулась из леса, — начал издалека Гарий.

— Ну?

— Значит, она на игровой поляне, — сделала вывод Мона.

— Туда и иду.

— А мы тоже! — провозгласила Мона. Рабыня промолчала.

— Войко... — неуверенно начала Мона. — Раз уж мы всё равно туда идём... покажешь тот приём?.. — повела перед собой рукой.

— Который? — Войко поморщилась. — Локоть ниже держи, не в танце... и вообще, я вам не наставник!.. — спохватилась.

— Ну Во-о-о-о-о... — дружно заныли дети. Рабыня раздражённо фыркнула.

— Ладно, не во-о-ойте!.. Если мне не найдут других дел, покажу. Только, чур, слушаться, а не как в прошлый раз!..

Мона и Гарий обещающе вскинули ладони.

Игровая поляна располагалась недалеко от посёлка. Топоры поселенцев проредили здешнюю растительность, но пощадили несколько вековых деревьев. Небольшие домишки на могучих ветвях соединялись канатными мостами. В стороне была полоса препятствий, поле камней, рвы с тухлой водой, жердяные стенки, механизмы с подвесными грузами и палками.

Игрушечная крепость — лишь в три-четыре раза больше деревенской избы, — часто переходила из рук в руки в военных игрищах, которые затевали войи.

Стойки с потешным оружием. Палки, обмотанные паклей, копья с мягкими наконечниками, деревянные тупые ножи. Деревянные же мечи, шинаи, вырезанные нарочно небрежно, корявые и неудобные, больше похожие на дубины. Другие шинаи — тяжелые, гладкие и ладные, игрушки старших учеников и войев. Попадались мечи, которые не вдруг отличишь от настоящих — да это и было настоящее оружие, с таким опытные войи выходят против стальных клинков и побеждают.

Шинаи совсем лёгонькие — детские, учебные, связанные из прутьев, а то и свитые из тростника.

И, конечно, круги игр, куда же без них на игровой поляне?..

Неровно очерченные круглые площадки от десятков шагов в диаметре до таких, где двум вооружённым и доспешным войям было тесно. Некоторые из них были земляными, вытоптанными до крепости камня, другие действительно вымощены каменной плиткой или засыпаны галькой, иные — устланы крупными каменными осколками, хищно-острыми, такими, что проворачиваются под ногами, рвут сапоги и ранят босые ступни.

Круг с нарочно насыпанным песком, круг с корявым пнём внутри, почти не дающим места бойцам, круг с лужами, с вязкой грязью...