|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 23
— Не пущу! Так и знай! Вот тебе моё слово материнское — не пущу! — тонкая фигурка матери перегородила собой выход и никакая сила на свете неспособна была бы сдвинуть с места её. — Нет! Отец сгинул невесть где, так ещё и ты туда же? Выкинь это из головы и забудь! Достаточно!
— Но, матушка! — попытался образумить женщину Вася.
— Не дерзи! — взвилась Авдотья. — Ишь взял моду матери перечить! Вот не посмотрю, что большой и на государевой службе состоишь, так отгуляю ремнём, что год спать на пузе будешь!
— Вы чего тут? — всунулся с улицы Пахом.
— Деда, — чуть ли не плачущим голосом взмолился юноша, — помоги хоть ты мне её образумить!
— Меня? Образумить? — взъярилась ещё больше Авдотья. — Да это у тебя, похоже, что — то в мозгах отказывает!
— Молчать! — входя в дом, раненным медведем взревел старик. Авдотья, утирая лицо, испуганно уставилась на Пахома. — Цыц! — чуть тише проговорил старик. — От твоих воплей куры нестись перестанут.
— Ты вот только послушай..., — попыталась что — то проговорить Авдотья.
— Я ещё не договорил! — треснул кулаком старик по столу, стоявшему посреди комнаты. Адвотья молча замерла. Когда же в тереме наступила тишина, что было слышно как в соседней комнате кошка лакает молоко, старик продолжил. — Вот теперь, можешь говорить, — повернулся он Авдотье. — Что за крики, почто меня перед соседями позоришь?
— А как же мне не кричать, — прорыдала женщина, — коли сын пропасть решил!
— Не понял! — сурово нахмурил седые кустистые брови старик и повернулся к внуку. — Это что ещё за новости?
— Да ничего такого я делать не собираюсь, — затряс головой солодой скороход. — Царь меня отправляет на поиски Насти. И мне уже пора собираться.
— Так — таки, и отправляет? — прищурился Пахом.
— Отправляет, — ответил, глядя в пол, Вася. Он страсть как не любил лгать старику, но тот, по всему было видно, сам всё прекрасно понимал.
— Тут уж, — припечатал дед, — коли царь отправляет, то беги скорее, даже если портки спадают. — Вася благодарно посмотрел на дедудшку. Тот всегда умел найти особые и весомые слова. — С царём спорить негоже, — продолжил Пахом. — Коли сказал: иди, то иди, а если велит лететь, то только и остаётся спросить на сколько высоко. Ты, что, Авдотья, ты — то уж должна понимать, что почём. Столько лет с Проклом бок о бок прожили, — при воспоминании о сыне на лицо старика набежала тень, но он быстро взял себя в руки и продолжил. — С царём — батюшкой не поспоришь.
— Вот именно, — на глазах матери Вася вновь увидел слёзы, — прожили с Проклом. А где он сейчас? Нету. Сгинул невесть где, а ещё и сына я терять не собираюсь.
— Молчи, дура! — рявкнул Пахом так, что Васе почудилось, что стены дома дрогнули. Стрелой у ног юноши промелькнула кошка и скрылась на улице, несмотря на начинающуюся непогоду.
"А может и не почудилось, — подумал Вася. — Вон как хвостатая чесанула".
— Ты небеса не гневи зазря, — продолжил дед. — Пока не увижу бездыханного Прокла нипочём не поверю, что мог он так вот сгинуть. Значит — жив, а коли так — подаст о себе знать. И ты прежде срока его не хорони, не бери грех на душу. Чувствую — жив. Сердце отцовское не соврёт, не обманет.
Авдотья хотела что — то сказать, но глянув в глаза старика передума и заговорила о другом.
— Всё — равно не пущу. К царю пойду, в ноги кинусь, авось, услышить мать.
— Это ты сейчас, мать, услышишь по матушке, — вконец разошёлся Пахом. — Не позорь сына и память, тьфу пропасть, наслушался я тебя, не память, а мужа не позорь. Что будут говорить и нём, коли сын его не способен на продолжение отцова дела? Отпусти его, — уже тихо, чуть слышно, проговорил Пахом, — смотри, что с ним делается. Не отпустишь в дверь, в окно сиганёт, а запрёшь в подполе — землю руками выкопает.
Авдотья кивнула, вытерев слёзы:
— Думаешь, не вижу? — проговорила она. — Всё вижу и всё понимаю. Но сердце материнское не пускает.
— Отпусти, — проговорил Пахом. — Его жизнь. Не пойдёт — сгорит быстро. А так — как судьба повернётся. А нам с тобой остаётся только молиться за него, чтобы судьбина — дорога не подвела и вывела куда надо.
— Ох, не зря сердце материнское чувствовало, — проговорила женщина, — ещё когда Вася маленьким был, что дружба эта не доведёт до добра. Слыхано ли дело, что сын скорохода, хоть и старшего, водил дружбу с царёвой дочкой. Ещё тогда....
— Ты уже повторяешься, — прервал Пахом. — Что касается меня, — повернулся он к внуку, — то я тебе такую штуку скажу. Думаю, что будь здесь твой папка, он бы меня поддержал. Если сердце вещует, что это правильно, то что ты делать собрался — делай. Никого не слушай. И я, и мать не можем за тебя прожить жизнь. Она твоя. И только ты вправе писать её так, чтобы нестыдно было смотреть в зеркало. Мы можем говорить, что угодно. И ты, всё — равно, разумей и делай так, как тебе подсказывает здесь. — Старик приложил руку туда, где у него было сердце. — Здесь ты получишь самый правдивый ответ на заданный вопрос. И если, ты решил, то — ступай. Вижу я, что тебя и верёвкой не удержать — перегрызёшь. Только одно обещай — не рисковать почём зря и не показывать свою удаль молодецкую, коли этого не требуется.
— Обещаю, — проговорил Вася. Он смотрел в глаза деду и поражался тому, что раньше не замечал какие у деда ясные, нисколько не стариковские глаза.
— Что же ты, старый, делаешь? — тихо проговорила Авдотья. — Зачем?
— А ты не видишь? — удивился Пахом. — Ты посмотри, он ведь уже всё давно для себя решил. И ни ты, ни я что — либо уже сделать не можем. Остаётся только напутствие дать, да сказать пару слов, какие мог бы сказать батька, окажись он чудом здесь.
При упоминании о муже предательская влага вновь побежала из глаз Авдотьи.
— Не волнуйся, матушка, — бросился к ней Вася. Что ты? Всё хорошо будет. Я тебе обещаю.
Женщина прижала к себе сына и юноша чувствовал как по его лицу бегут материнские слёзы. Вася очень старался сдержаться, чтобы к слезам матери не добавились его собственные.
— Ну, будет! — проговорил крякнув дед. — Хватит сырость разводить, а то парень, не ровен чаc, простудится.
— Хорошо! — с трудом отпуская от себя сына, проговорила Авдотья. — Ступай. Вижу, что в дорогу тебя зовёт сила сильнее слёз матери.
Пахом покачал головой:
— Зря ты так. У парня и так на душе не спокойно. Не усугубляй.
Женщина развернулась и вышла из терема.
Пахом проводил её взглядом и проговорил со вздохом:
— Всё ведь понимает, а ничего поделать с собой не может. Мать — есть мать.
— Да так всё это, — проговорил Вася, но и ты пойми...
— Понимаю, — не дослушав, серьёзно прогорил старик. — Ещё как. Думаешь бабка Варвара, светлая ей память, мне с неба упала да женой стала? Нет.
Действительно, бабушка Варвара, а тогда совсем не бабка, а юная Варюша, вместе со своими односельчанами, не встречься на пути отряд, возглавляемый статным красавцем — сотником Пахомом, успевшем, несмотря на молодость и невеликие годы доказать царю, отцу нынешнего царя — затупника, что он способен не только в бою храбро рубиться, но и умеет людей сорганизовать, да, что самое главное, сберечь, так бы и сгинула в плену. Связанных да голодных пленников уставший отряд отбил, да обратил врагов в бегство. Сразу запала в душу молодому сотнику кареокая красавица. Да и ей глянулся бравый Пахом. Много лет прожили они душа в душу пока не остался Пахом без любимой жены. Но сын, внук, и Авдотья как могли скрашивали старику утрату.
Дед с внуком были особо дружны. Пахом рассказывал Васе кое — что и из того, чего не знали сын и Авдотья. И про то как добивался Вареньку, далеко не сразу давшую своё согласие на женитьбу.
— Пусть многое в нашей жизни — случай, — любил говаривать дед, — но и на него только уповать нельзя. — Это как каша — зерно есть, а то что ты из него сваришь — это лишь на твоей совести и дела рук твоих.
Старик не отговаривал внука, лишь поглядывая на него с небольшой грустью. Либо сам, вопреки своим словам, не хотел внука отпускать, а может — грустил о том, чего уже было не вернуть.
Пахом положил сохранившую силу руку на плечо внука:
— Об одном прошу — не рискуй зазря. Помни о матери.
— Не волнуйся, деда. Даст Бог — сдюжу.
Вместо ответа дед обнял внука.
Вошедшая через десять минут Авдотья нашла старика и сына мирно беседующими. Дед рассказывал что-то о своём прошлом, а Вася внимательно внимал его словам. Ей и нивдомёк было, что всего несколько секунд назад Пахом, плюнув на свои же слова, старался убедить внука, впрочем, понимая, что это бессмысленно, одуматься и не бросаться в неизведанный омут.
Вася ответил, что он очень любит и деда и мать, но против сердца и собственной души идти не может. Да и будь здесь отец он осудил бы все душевные метания родни. Коли судьба так повернулась, сказал бы он, то найди в себе силы и иди вперёд. Да и юноша не мог не следовать повелению сердца.
Пусть он и не пара царской дочери, — рассудил молодой скороход, — но он ни в жизнь не простит себе, коли с царевной случится что — то худшее, что уже произошло. Зная. что он мог помочь, имел бы на это минимальный шанс, пусть даже малюсенький шансик, но не потрудился его использовать, жизнь была бы ему не мила.
Пусть он не сможет быть с ней — кто он и кто она! — но видеть её хоть изредка, иметь возможность полюбоваться любимой — Вася уже не скрывался сам перед собой — и того, кажется, будет достаточным. А чтобы вызволить её из беды и вернуть домой он не пожалеет и жизни. Конечно, невестой ей ему не стать. Но и что ж! Не след врагам изголяться над беззащитной девушкой. Подумав об этом юноша скрипнул зубами. И тут же одёрнул себя. Нужно казаться перед матушкой, да и перед дедом, уверенность свою и непоколебимость. Вот уж слово хорошее! Услышал как-то от царицы и вот оно пригодилось.
Юноша подумал о том, что и небольшая кубышка, в которую он откладывал по несколько монет, пригодилась. Нужно отдать её содержимое матушке. Она сумеет распорядиться этим по уму. Придумает как половчее в хозяйство пустить. Лишним не будет. Ему — то она сейчас без надобности. Царь отсыплет ему монет в дорогу — кто знает как и когда пригодятся. Но и об экономии, как сказал Васе царский счетовод, забывать не стоит. Одним словом, крутись как хочешь.
Да и куда путь держать, кто бы подсказал. Это ведь только малая часть дела — собраться и отправиться на поиски. Надо знать — куда. А вот с этим было совсем плохо. Можно сказать — ахово, если не хуже, так как никто не знал где даже приблизительно следует проторить дорожку, дабы оказаться поближе к Насте. Естественно, первым делом необходимо отправиться к Яге. Она единственная кто может чем — то помочь. Поколдовать, помагичить — это она сделает, но вот сможет ли указать дорогу, пусть примерную, это вопрос вопрсов.
Вася очень надеялся на то, что за то время, что он доберётся до избушки на курьих ножках, её хозяйка что — нибудь да придумает. Конечно, юноша был готов обойти всю землю, заглядывая под каждый камушек, осматривая каждую нору, но времени, да просто человеческой жизни, на это не хватило бы. Да и было ли время у самой девушки ждать пока её найдут — тоже очень непростой вопрос.
"Как должно быть раньше было замечательно, — с тоской думал Вася. — Стоило пропасть красавице как было ясно где её искать. Коли не водяной утащил девицу, что случалось крейне редко, то с уверенностью можно было сказать, что это сотворил Кощей. Можно было сразу запрягать коней и нестись к супостату освобождать красу. Как там дело потом оборачивалось вопрос уже другой. Главное, что сразу было понятно кто, где и почему. А сейчас? Если бы не пришлось Васе погостить у Кощея, то он может быть ещё и сомневался, но после всех перепитий, юноша был уверен, что замок Кощея — это последнее место где следует искать царевну. Да и не самоубийца Кощей такое вытворять при жене. Та бы, если что, не взирая на всё его бессмертие, сотворила бы с муженьком такое, что и вообразить тошно. Да и царь сам так и сдувает с ненаглядной пылинки. Короче, хотя бы Кощея теперь можно исключить."
А вот кого включить — юноша даже не представлял. Вся надежда на Ягу. А если нет — то... Даже не хочется об этом думать.
— Да, — хлопнул себя Пахом по лбу. Вася отвлёкся от своих мыслей и посмотрел на деда. На него также смотрела и Авдотья. Старик снял с шеи шнурок с медальоном. — Возьми, он приносит удачу.
— Не могу, деда, — запротестовал внук. Это же твоё.
— Возьми, — повторил Пахом настойчевее. — Он приносит удачу. Уж я — то знаю.
Вася не стал спорить со стариком и благодарно приняв из рук деда подарок с осторожностью подрузил себе на шею и спрятал под кафтан.
Дед никогда не расставался с этой вещицей и коли сам отдал, то знал, что делал. В небольшом медальоне, стоило открыть затейлевую крыжечку, взору представлял малюсенький портрет бабушки Варвары, совсем юной, вовсе не похожей на ту, которую помнил Вася.
За этот портрет Пахом отдал тогда всё своё месячное жалование и целый месяц перебивался с хлеба на воду, но нисколько об этом не жалел. Знакомый живописец, которому мельком Пахом показал на девушку, задержав её разговором на несколько мгновений, чтобы приятель успел её хорошенько запомнить, смог перенести Варины черты на бумагу так, что диву можно было даться сколь точно он смог отобразить черты лица молодки. Это потом он уже стал рисовать портреты царя и его семейства, а тогда Пахом отделался сравнительно небольшой платой. Это было задолго до женитьбы и только так Пахом мог любоваться образом неприступной красавицы когда пожелает, так как сама девушка, хоть и была неравнодушна к молодому сотнику, но вела себя строго и частого общения не поощряла.
Но что самое удивительное, за все эти годы образ бабушки нисколько не померк и не стёрся. Знающий человек, чьё имя дед скрывал, говорил, что портрет непростой и приносит удачу. Это утверждение дед подтвердил не раз, выходя живым из таких переделок, что это казалось невозможным. Пахом утверждал, что в особо холодные зимы, когда очередной поход уводил прочь из дома сотника портрет тогда уже жены согревал и не на словах как это бывает, а на деле. Необъяснимое тепло исходило от небольшой вещицы и Вася никогда не видел, чтобы дед расставался в медальоном даже в бане. Поэтому, когда дед протянул ему свой талисман сердце юноши так и сжалось.
Вместо слов молодой скороход крепко обнял старика.
— Ну будет! — проговорил дрогнувшим голосом Пахом. — Возвратишься — вернёшь.
При этих словах Авдотья всхлипнула, но постаралась взять себя в руки.
— Эй, хозяева! — раздалось с улицы. — Есть кто?
— Тут я, Петь, заходи! — узнал голос Вася сослуживца.
Входная дверь распахнулась и в терем просочился молодой человек невысокого роста, но из — за невероятной худобы он казался выше. Бледный цвет лица не менялся никогда, во всяком случае за годы их знакомства, точно. Несколько несуразные длинные руки выглядывали из рукавов камзола, а сам их владелец не мог стоять спокойно и всё время переступал с ноги на ногу, словно всё время куда — то опаздывал. При всё при этом, при всей своей кажущейся болезненности и немощности — весь вид скорохода говорил о его некрепком здоровье — Пётр по прозвищу Стрекулист был одним из самых быстроногих царских скороходов, и имел такое здоровье, что и Муромец позавидовал бы, но карьерно расти не желал абсолютно. Его вполне устраивало то положение, которое он занимал и от каких — либо попыток старшего скорохода присвоить ему новый чин, что влекло за собой и увеличение обязанностей наталкивалось каждый раз на его противодействие. И родство с царевной, пусть и очень дальнее, но всё — таки имеющееся, позволяло Петру всё оставлять как есть.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
