Когда входили в населенные пункты, то если наличествовал гарнизон, или хотя бы жандармский участок — разоружить, у населения спросить, кто тут убежденный чанкайшист, таковых к стенке, прочих под замок, оставить свой гарнизон из тех же корейцев, обязательно с рацией — и с нами связь, что позади творится, и с вторым эшелоном, кто их сменит как подойдет. Сопротивления никто не оказывал, дураков не было.
Помню в одном таком городке, гоминьдановский батальон, выстроился на площади, готовый к сдаче. И у многих солдат — красные банты, красные ленточки, ну прямо, как партизаны! Что сие значит? Товарищ Чень, из команды, нам приданной от гаогановцев (в роли, как у немцев "служба гражданского тыла" была) перевел — желают перейти на службу к коммунистам. Что ж, милость к врагу на войне — это тоже оружие: чтобы враг не дрался насмерть, как загнанная в угол крыса, все равно не пощадят — а при первом случае хенде хох, а то и как здесь, в перебежчики. Вот только веры им нет, в настоящем деле — хотя повязать их можно, чтобы назад не спешили переметнуться.
-А переведи: вижу, тут не все с бантами? Есть ли те, кто за Чан Кай Ши? Пусть сами таких накажут, тогда подумаю!
Я ожидал, будет как в кино про семнадцатый год — ор, матюги, драка с толкотней, кто за грудки а кто и за оружие хватается, кого-то прибьют, но в большинстве, "врагов" повяжут и нам вытолкают на расправу. Но колыхнулся лишь строй, две-три секунды, меньше, чем запал у гранаты горит — и все! Офицеров на штыки, кого-то просто забили. И так же дружно, все отшагнули назад, оставляя на наше обозрение валяющиеся в грязи трупы. И не было среди живых, как после выяснилось, никого в чине выше ефрейтора. Ох, чувствую, не только врагов — всех "служак" прикончили, кто от них что-то требовал, и уж конечно, "зверей", кто морды бил. Ладно!
-Переведи — они будут подчиняться тем, кого мы назначим. За неповиновение — смерть. А если убьют нашего командира, и виновных не найдут, то будет расстрелян каждый второй. Кто не согласен, выйти из строя и в плен на общих основаниях.
Не вышел никто. В плен на общих основаниях — так у китайцев, что у японцев: жизнь пленного не стоит ничего. А солдат в Китае раньше считался ниже крестьянина — но война и смута всем показали, что у кого винтовка, у того и власть!
Дальше я досматривать не стал. Как обычно, гарнизон оставили, китайское воинство к нему вспомогательным подразделением — и вперед!
Шли, выжимая из моторов все. Заглохших тащили на буксире. Если не удавалось починиться — то оставляли в следующем по пути гарнизоне, вроде как на усиление, и безопасней, чтоб ремонтировались и догоняли. Самоходки со "святой" эмблемой на броне переход выдержали все, а вот два ИС и один Т-54 отстали. Причем корейский экипаж буквально плакал — на весь полк позор! Наши относились более философски, все-таки ИС для таких рейдов подходит мало. И тяжел, и тихоходнее, и посреди маршрута дозаправлять пришлось, когда у Т-54 и самоходок еще больше чем по полбака оставалось.
Мы ворвались в Синсянь 29 августа вечером. И сразу влезли в настоящий бой — в городе оказался не только китайский, но и американский гарнизон! Полугусеничные БТР с крупнокалиберными "браунингами", солдаты в американских мундирах — численностью, в усиленную роту, для нас немного, но драться пришлось по-настоящему. Не слишком заботясь о населении — считая город вражеским. А корейцы пленных брать вообще не любили.
Уже в темноте прямо на нашу заставу у южной окраины наскочила автоколонна — несколько джипов, три десятка грузовиков. Везли, как выяснилось, снабжение для американского корпуса. Увидев танки, сдались без сопротивления — положим, не сумели бы быстро развернуться на узкой дороге, но что мешало выскочить и пехом убегать в поля? Приняв нас поначалу за северокитайцев, пытались качать права, именем Соединенных Штатов, и требовать к себе особого отношения — но пришлось им смириться с заключением в городскую тюрьму (было тут такое заведение, куда же без него?). А из груза, что они везли, ценность для нас представлял лишь бензин, подходящий для наших грузовиков. Ну еще продукты. А что делать с 90мм снарядами, у нас и калибра такого на вооружении нет? Ладно, патроны 12.7 не к нашим ДШК подошли, но к трофейным пулеметам.
Всю ночь в городе шла стрельба — корейская пехота вылавливала остатки гарнизона. Как оказалось, американцев там был лишь взвод, и то не строевые, тыловики — и еще рота так называемой "гвардии" Чан Кай Ши. Потери у нас были очень небольшие, жалко лишь что выспаться не удалось. И еще, плохо было, что дождь прекратился — если прежде тучи висели совсем низко над землей, то сейчас солнце выглянуло, что земля просохнет, это конечно хорошо, но ведь теперь и авиация в работе, и здесь скорее чужие прилетят, чем свои!
30 августа днем частью сил (1й танковый полк, усиленный артиллерией) выдвинулись на запад, к городу Чаоцу. Там не застали ни гарнизона, ни кого-либо из представителей местной власти — как оказалось, они сбежали еще ночью, услышав о нас от беглецов из Синсяня. И это было очень плохо — американцев предупредят!
Мы уже слышали по московскому радио, что вчера генерал Макартур, командующий американскими войсками на Дальнем Востоке, открыто призвал "загнать мировой коммунизм в его естественные границы, то есть в Сибирь". И что он требовал от СССР не только "убраться из Китая, Кореи и Монголии", но и пересмотреть границы в Европе, "освободив культурные нации из-под русского варварского ига". Угрожая при отказе атомной бомбежкой (а как иначе понимать его слова?).
-Это что, Гитлер воскрес? — спрашивали наши бойцы — того вразумили, теперь этот хочет?
-Вот он, звериный оскал империализма — отвечали политработники — и прав был товарищ Сталин, мировой капитал само существование СССР, а теперь социалистического лагеря, терпеть не может! Тесно нам и им на земле — и значит, мы их похороним!
В 16 часов разведка, выдвинутая от Чаоцу на северо-запад сообщила о подходе крупных американских сил (это был разведбатальон 1й танковой дивизии США, усиленный танковой ротой). В этот момент в Чаоцу находились лишь наш второй танковый батальон, мотострелковая рота, и до двух рот корейцев. Подходил дивизион РС.
Гвардейцами-минометчиками командовал майор Сергей Павлов, среди товарищей имеющий прозвище "Мозг". Товарищ был с большим боевым опытом — Украина, сорок первый, Севастополь, сорок второй, затем Кавказ, Днепр, Карпаты, войну в Австрии закончил. Именно ему мы обязаны, что тот первый бой мы выиграли, считай что "всухую" — а ведь как артиллерист, скажу, это труднейшая задача, чтобы с ходу, на незнакомой местности, с марша развернуться в боевой порядок, и с закрытой позиции единственным залпом точно накрыть цель! Не подвели и разведчики, обеспечив целеуказание. Ну и комбат-2 Первого полка, "корейский" товарищ майор Буряков Иван Павлович, огнем, а затем и гусеницами добивший тех, кто уцелел — может кто-то и убежал пешим, но танки и машины все остались здесь, грудами горелого железа. А у нас не было потерь, не считая сбитой гусеницы на одном Т-54.
Но гораздо более важным результатом этого боя было внесение неопределенности в планы американцев...
Томас У.Ренкин, бригадный генерал армии США (в отставке). Из интервью журналу "Лайф".1954 год.
В тот день мы всего лишь хотели вернуться домой, в Штаты. Какого черта американские парни, всего через пять лет после ужасной кровопролитной войны, должны погибать из-за каких-то макак — если этим макакам не хочется изнывать под коммунистическим игом, пусть они воюют за свою свободу и демократию сами!
Внезапно пропала связь с передовым отрядом. По радио успели лишь передать, нас обстреливают, и ничего больше! Что там произошло?
Главные силы корпуса были в этот момент в поворота шоссе (по китайским меркам, лучшего качества дорог тут больше не встречалось). В месте, на карте именуемой Чинченг (проклятые китайские имена), дорога делала резкий поворот на север, а к югу уходила долина реки Тан-хо, в пятнадцати милях к юго-востоку был железнодорожный мост, дальше на таком же расстоянии, город Чаоцу. По восточному берегу реки (и краю долины) вставали горы, но от моста к югу уже начиналась долина Хуанхэ. Хотя ошибаюсь, там была еще одна речка, Чин-Хо, куда впадала Тан-Хо. И еще одна река текла позади Тан-Хо, также на юг, пересекая долину еще до Чаоцу. Эти проклятые реки доставляли нам кучу хлопот с переправой танков, местность была обжитая, с дорогами и мостами — но китайские мостики никак не были рассчитаны на танки, особенно "паттоны"!
В передовом отряде было двадцать три танка — в том числе десять "паттонов", но и легкие "чаффи" могли драться с японскими или ранними немецкими танками практически на равных! Тридцать шесть бронетранспортеров и бронеавтомобилей, в том числе четыре с зенитками. Больше трехсот американских парней — разведчиков, хорошо обученных солдат! И всех их уничтожили за какие-то минуты — если так, то это были потери большие, чем за весь поход!
Спасшиеся утверждали — это было пекло! Ничего похожего на недавние стычки с китайцами — сначала внезапный и очень точный артиллерийский удар, а затем появились танки, русские Т-54, они попадали в цель с первого выстрела, а сами вертелись как наскипидаренные, отстреливая дымовые гранаты, умело используя складки местности и хорошо взаимодействуя друг с другом. Утешало лишь, что русских танков было замечено немного, так что у нас даже после потерь численное превосходство, раза в два или три.
Потому, генерал Уокер был за немедленную атаку — ну что, ребята, надерем задницу этим мерзавцам, что посмели встать у нас на пути! Вы же славные "железнобокие", что вам какие-то китаезы, пусть даже и с русскими в советниках, что славяне могут понимать в современной войне? Генерал Робинсон колебался, помня Лиссабон — когда "железнобокие", Первая бронетанковая, брошенная в лобовую атаку против "тигров" ужасного Роммеля, сгорела там целиком, и после, к высадке в Гавре, была фактически воссоздана заново. А сам Робинсон провел почти год в немецком плену — в отличие от Уокера, волею случая (а не стратегии) оказавшегося на северном, а не южном плацдарме. Теперь, хотя тогда к нему не было претензий, наш генерал понимал, что еще одно поражение скажется на его карьере самым пагубным образом.
Поскольку погода наконец стала летная, решено было запросить авиаподдержку, а уже после атаковать. Отправили радиошифровку, получили согласие. Стали готовить войска к прорыву.
Командирская рекогносцировка, в которой я лично принял участие, дала печальный результат. Река Тай-Хо, хотя и не слишком широкая (и по заверениям макаки-переводчика, в сухой сезон пересыхающая совсем), сейчас была совершенно непроходима для техники. И был единственный мост, тот самый железнодорожный, который мог с гарантией выдержать танки. Наличествовали еще два моста в десяти милях к югу, на грунтовых дорогах, они подходили для грузовиков, и даже, возможно, для "шерманов" — но не для тяжелых "паттонов". И уже на той стороне чернели обгоревшие коробки, еще недавно бывшие танками и бронемашинами — им дозволили переправиться через реку, а затем расстреляли не дав уйти. Противника (русских или китайцев?) не было видно — впрочем, обзору мешала гряда холмов, уходящая на юг. Интересно, что там на обратных скатах высот?
И тут послышался свист снаряда. Я поспешно нырнул в люк, разрыв (гаубичный, калибр не меньше пяти дюймов) был ярдах в ста. Надо было скорее сматываться, пока не заиграл более серьезный оркестр — пока мой танк поспешно отходил к главным силам, было еще пять разрывов, один довольно близко. Но все же, для стрельбы с закрытых позиций, танк — очень сложная цель!
Авианалет последовал где-то в три часа пополудни. Даже издали это впечатляло — сотни самолетов, кружащиеся над чем-то, невидимым нам за холмами. На земле что-то горело, поднимались клубы черного дыма (напалм!), но и самолеты падали тоже. А затем в небе что-то изменилось, сбиваемых самолетов стало гораздо больше, а после небо вдруг очистилось, и в завершение мы видели, как над рекой, совсем близко от нашего НП, прошла четверка реактивных, странного вида, со скошенными крыльями наподобие стрелы. Через час к нам в штаб привезли нашего сбитого пилота.
-Капитан Паркс, 53я истребительная... Парни, это было черт знает что! Надо было китаез послать — нет, решили, что это наше дело чести! Сначала бешеный зенитный огонь, у гуннов никогда такого не видел, моего ведомого, лейтенанта Рэмси свалили в первом заходе на цель. А затем появились эти — они играли с нами в бум-зум, как мы когда-то с япошками, клевали и уходили вверх, у них скорость больше нашей на двести миль минимум, не догнать! Отчего нас не предупредили, что у русских есть такие истребители? Нас просто бросили на убой!
Трое летчиков, найденных после, подтвердили сказанное. И никто не мог сказать, что авиаудар нанес противнику существенный ущерб!
А через два часа бомбили нас. Не меньше тридцати самолетов, похожих на трезубцы, свистя турбинами, пронеслись над долиной, забитой техникой и войсками. Это точно русские — у китайцев не могло быть реактивных бомбардировщиков! Зенитчики открыли огонь с запозданием, и никого не зацепили. А на земле все взрывалось и горело. Тогда я впервые увидел вакуумные бомбы, ещё не зная, что это такое. Сперва хлопок и белесое облачко, а потом — мощный взрыв, разбрасывающий бронетранспортеры как пустые жестянки. В танках потери были не велики, но крепко досталось мотопехоте, и особенно артиллеристам, сгорело больше ста автомашин. Было убито и ранено почти тысяча американцев!
В чем была наша ошибка? Мы были уверены, что нам предстоит идти по союзной нам стране, где все под контролем у наших карманных макак — как они клялись и обещали! Мы всего лишь хотели усмирить коммунистическую макаку, посадить ее в клетку, и с триумфом возвращаться домой! Мы не ждали, что нас будут бомбить и обстреливать, мы не думали встретить здесь превосходящие силы врага, да еще с лучшим оружием, чем наше! Проклятая макака Чан Кай Ши, ты обещал нам совсем иное! И наш старый Дуг оказался слишком доверчив!
Ночью выслали пешую разведку, уточнить силы и потери противника. Утром вернулись двое. Доложили, едва не в истерике:
-Обнаружили опорный пункт. Стали подбираться к нему, чтобы взять пленного. И тут нас сначала забросали гранатами, а затем расстреляли из пулемёта. Те, кто шел впереди, погибли, а нам удалось залечь и отползти. Это были кто угодно, но не китаезы, сэр!
31 августа опять прилетали "мясники" (как успели прозвать русские реактивные бомбардировщики). Мы стреляли в небо из всего, что стреляло, и кажется даже, одного подбили (хотя не уверен — падения сбитого не видел никто) — а потерь у нас было меньше, потому что успели рассредоточиться. Но все равно было ужасно — в этот раз русские сбрасывали не только бомбы, но и напалм — на нас, белых цивилизованных людей, как на каких-то туземцев! В этот день я впервые глубоко задумался о важности и полезности Гаагской и прочих конвенций — должных ограничивать средства ведения войны.
