Птице нужно небо. Часть 2

— Да. Моя соседка.

— Она впустила парней по вашему распоряжению?

— Нет.

Истина.

— По вашему согласию?

— Нет.

Истина.

— С вашего ведома?

— Нет.

Истина.

— Как происходило нападение?

— Вышибли дверь в ванную...

— И?

— И бросились лапать меня за все доступные места! — истина — истиной, но вспоминать, а тем более озвучивать — крайне неприятно. А дознаватель прекрасно осознает это, но все равно давит, мерзавец.

— Как вы отреагировали?

— Испугалась и разозлилась, — истинная правда.

— И что сделали?

— Ударила. И не один раз.

Истина.

— Свидетели утверждают, что моего сына выволокли из ванной в бессознательном состоянии его друзья, которые сами были чем-то очень напуганы. Что их напугало?

— Не знаю. Спросите у них самих.

Истина. Я действительно не знаю, но догадываюсь, что это проделки саа-тши.

Дознаватель вдруг сник, сморщился, будто собирался заплакать, обернулся к своему сыну. Тот поднялся из кресла навстречу отцу, растерянный и напуганный, а господин Сельмир... влепил ему пощечину, развернулся на каблуках и, ссутулившись, вышел из кабинета.

— Я могу идти, господин ректор?

— Идите, студентка. Вы свободны.

Глава 5

На учебу времени уже не оставалось. Я наскоро пообедала, закинула в сумку сменную одежду, прихватила свой арсенал и выдвинулась на дорогу, ведущую к центру города.

Изящный экипаж обогнал меня и остановился в нескольких шагах впереди. Из приоткрывшейся дверцы выглянул магистр Релинэр:

— Садитесь, студентка, подвезу вас до города.

Я решила не отказываться, и забралась в карету, усевшись напротив преподавателя.

— Вам куда?

— Тренировочная площадка стражи.

— Вот как?

— Угу.

— Скажите, студентка... — Релинэр запнулся и поморщился. — Вы позволите обращаться к вам просто по имени?

— Пожалуйста, магистр.

— Так вот, Лариса, мне интересно знать, почему вы не стали предъявлять обвинение по поводу магического нападения?

— Во-первых, я не знаю, кому его предъявить...

— Это несложно выяснить.

— Во-вторых, и это для меня имеет приоритетное значение, в том, что произошло вчера в общежитии, этот студент не участвовал.

— Возможно, не потому, что он сам отказался.

— А в-третьих, магистр, во время... инцидента в парке, он боялся и нервничал. И у меня сложилось впечатление, что на него надавили.

— Так вы... — Релинэр слегка напрягся и наклонился ко мне.

— Эмпат. Я чувствовала его эмоции.

Магистр расслабился и улыбнулся:

— Что ж, полезное умение для будущего целителя. Так вы считаете его эмоции... достаточным основанием для... оправдания?

— Я его не оправдываю. Просто хочу дать ему шанс. Уверена, что он больше не пойдет на подобное. Ему хватило.

— Он трус. На трусов легко надавить.

— Вы знаете, магистр, обвинение в трусости — это очень серьезно... Потому что никто из нас не знает своих пределов. Может оказаться, что и нам немного надо, чтобы поддаться давлению, сломаться...

— Вот как вы рассуждаете...

— Я просто стараюсь не судить. Получается не всегда.

— И эту троицу судить не станете?

— Я бы вообще не поднимала вопрос о нападении, если бы не вмешательство папаши Ингора. Более того, мне думается, что эти напуганные ко мне в любом случае впредь не полезли бы, а Ингор без поддержки своих теней побоялся бы выступать, ему уже крепко досталось.

— Кстати, вы действительно не знаете, что их напугало?

— Не имею ни малейшего представления.

— Показать? — заговорщицки подмигнул магистр.

— А давайте! — повелась я.

Магистр взял меня за руку, мгновенно установил контакт и послал картинку — я с клочьями мыльной пены на лице, болезненно щурящимися глазами и извивающимися змеями вместо волос на голове. Горгона Медуза. Интересно, мать-змея выловила образ из моей памяти или это ее собственное творчество?

— Вы знаете, что это? — голос Релинэра вырвал меня из раздумий.

— Персонаж старинной легенды, имевшей хождение в тех краях, где я выросла.. Змееволосое чудовище, взглядом обращавшее людей в камень.

— И вы, конечно, знаете, кто создал такую впечатляющую иллюзию? — магистр снова навис надо мной.

— Догадываюсь.

— Но не скажете.

— Не скажу.

Магистр удовлетворенно улыбнулся и откинулся на спинку сидения.

Вечером я рассказывала Дэйнишу о пережитом за эту декаду. Следователь хмурился озабоченно.

— Я надеюсь, Аргел мер Сельмир не затаил на тебя зла. Он... очень жесткий человек. Иметь его во врагах опасно.

— Вполне мог — за то, что я открыла ему глаза на собственного сына. Но я надеюсь, что он достаточно умен, чтобы не считать меня в этом виноватой. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.

— А ты готовишься к балу? — сменил тему Дэйниш.

— К какому балу?

— Осеннему. Бал осеннего равноденствия, традиционно проводится в школе в последние выходные месяца Семнира.

— Что-то такое слышала краем уха, но не придала значения. Кажется, ректор говорил в самый первый день.

— Значит, не готовишься?

— Дэйниш, что мне там делать?

— Развлекаться, танцевать... познакомиться наконец толком со своими соучениками.

— Ну-у-у... Не знаю. Все равно мне надеть нечего, не хочу тратиться на платье, которое, может, после бала никогда больше не буду носить.

— Глупости все это!

— Да?

— Конечно! — заявил этот... следователь. — Так. Придешь с дежурства, поспишь пару часиков — и мы пойдем выбирать тебе бальное платье.

— Дэ-э-эйниш! — но тот не готов слушать мои возражения.

— Детка, я зарабатываю достаточно, чтобы иметь возможность сделать тебе такой подарок!

И я сдалась. В конце концов, похоже, эта идея нравилась самому Дэйнишу, а кто я такая, чтобы лишать ребенка развлечений? Поэтому в последний выходной декады мы отправились в торговую часть города на поиски сногсшибательного наряда для осеннего бала.

Мы обошли несколько модных лавок и пересмотрели несколько дюжин нарядов, которые я решительно забраковала — слишком вычурно, местами аляповато и где-то даже пошло. И запредельно дорого. Хотя Дэйниш и уговаривал меня не смотреть на цену.

— У меня впечатление, что я вожу по магазинам капризную дочку, — ворчал Дэй.

— Дочку? Ты чувствуешь себя настолько старым? — рассмеялась я.

— Или младшую сестру. Никогда не думал, что выбрать платье — это так трудно.

С моим платьем мы встретились в пятой по счету лавке — осенняя гамма, как раз в цвет праздника, простой крой без лишних деталей, который в то же время подчеркивал, что какая-никакая фигура у меня все-таки уже имеется, даже грудь в наличии. Я выглядела в этом платье чуточку взрослее, девушкой, а не девочкой. К платьицу были подобраны и туфельки под стать.

Хозяйка салона с удовольствием поцокала языком, разглядывая меня в очаровательной обновке, потом нахмурилась:

— Вот только волосы... Что делать с вашими волосами, юная лейва?!

Волосы мои, хоть уже и слегка отросшие, все еще ни коим образом не напоминали подобающую юной девице прическу, с этим я не могла не согласиться. Зато у меня имелся некоторый опыт в обращении с волосами подобной длины — еще из моего мира. А если учесть, что они у меня теперь буйно вьются, то достаточно нескольких шпилек, чтобы создать иллюзию забранных в прическу длинных волос. Что я и озвучила.

Шпильки в модной лавке нашлись тоже — десяток "невидимых" и несколько крупных, украшенных медового цвета камнями, напоминавшими обработанный янтарь.

— Ты доволен, Дэй?

— Просто счастлив, — облегченно вздохнул следователь.

Нашу покупку аккуратно упаковали, и Дэйниш вызвался доставить довезти меня до школы в наемном экипаже, нужно было только заехать по пути к нему домой, чтобы захватить остальные мои вещи.

Дома я поднялась в комнату за своим барахлишком, а Дэй оставался внизу. Встретил он меня озабоченным взглядом и волной беспокойства.

— Что? — встрепенулась я.

— Сейлиар бежал. Мне только что сообщили.

— Он по-прежнему опасен для меня? — озвучила я свой основной вопрос.

— Трудно сказать. С одной стороны, суд уже состоялся, твои показания зафиксированы, на их основе было предъявлено обвинение. Так что устранять тебя как свидетеля больше необходимости нет. Но я не уверен, что он не захочет отомстить. — Дэйниш вздохнул. — Я думаю, малыш, тебе какое-то время не стоит у меня появляться, чтобы у преступников не было возможности тебя отследить. Ну и будь осторожна, покидая территорию школы. Вот только лечебница... Тебя там видели — могут попробовать перехватить.

— Они меня видели мальчишкой. Буду приходить на дежурство в платье, и уже в больнице переодеваться для удобства.

— Неплохая идея, — одобрил Дэй.

Он все-таки отвез меня в школу, и я целый вечер сидела над учебниками, наверстывая упущенное из-за разбирательств время: закончила учить местные названия человеческих костей и перешла к мышцам, повторила материалы по магической географии, с удовольствием изучая выданный в библиотеке атлас — карта магических потоков напоминала наши климатические карты с изолиниями. Взялась было за сермирит, но снова отложила — не шел у меня пока реферат. Впрочем, еще вагон времени впереди.

Было грустно. Думалось о безголовых парнях, которых наверняка подбила на подвиги моя глупенькая соседка... О ней самой и о том, как ей отольются давешние деяния... О Сейлиаре проклятом, который снова на свободе... И кто там знает, что у него на уме — месть или благоразумное спасение собственной жизни и свободы... И о себе — о том, что все опять сбилось с ритма, а так хотелось чуть-чуть спокойствия. И о том, что жизнь на адреналине может войти в привычку, и тогда ничего другого уже не захочется. Знаем мы это — проходили.

А на следующий день я получила письмо — первое мое письмо в новой жизни. Его вручил мне комендант общежития, когда я возвращалась с уроков.

"Уважаемая госпожа Май,

мне сообщили, что Вы отказались от судебного преследования моего сына и его друзей и не настаивали на их исключении из школы. Поражаюсь Вашему великодушию.

Когда общение с Вами открыло мне глаза на истинную сущность собственного сына, я был убит, уничтожен. В тот день я был готов смириться с любым наказанием для него... да что там, я едва не заявил самому себе и всему миру, что сына у меня больше нет. Теперь, после нескольких дней мучительных раздумий и попыток понять, где ошибся я сам, воспитывая его, я понял, что не могу предать своего ребенка и готов молить о том, чтобы ему дали шанс. И вот я узнаю, что шанс ему предоставлен — Вами. Не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность. Я понимаю, что сын мой вел себя недостойно будущего служителя правопорядка, и потому чувствую себя обязанным с особым вниманием отнестись к его поведению в дальнейшем и не допустить его принятия на государственную службу, покуда не сочту его достойным этой высокой чести.

Я безмерно виноват перед Вами, допустив в Ваш адрес оскорбительные высказывания и подвергнув Вас унизительному допросу. Мне хотелось бы каким-нибудь образом загладить свою вину, но, видят боги, не представляю, как это сделать. Предложи я Вам денежную компенсацию или дорогие подарки, это наверняка оскорбило бы Ваше достоинство.

И все же мне кажется, я нашел тот дар, который Вы не откажетесь принять. То, что Вы обнаружите в конверте вместе с моим письмом, не просто драгоценное украшение, это амулет-накопитель. Очень прошу Вас не отказываться от вещи, которая прежде принадлежала моей покойной жене и которую я преподношу Вам как знак моей благодарности и в искупление вины. Амулет может использоваться в активном режиме на восьмом уровне в течение десяти минут, на десятом расходуется за две-три минуты. Полностью израсходованный амулет восстанавливает свой заряд за сутки. Научить обращению с накопителями вас сможет кто-нибудь из школьных преподавателей.

Безмерно благодарный вам,

Аргел мер Сельмир, дознаватель на имперской службе".

Амулет представля собой искусной работы сермиритовую брошь-птицу с туловищем из неизвестного мне драгоценного камня, обработанного в виде кабошона. Украшение можно было носить и как кулон — головку птинцы венчал гребень-петелька, предназначенная для цепочки...

Глава 6

Бальный зал сверкал и переливался — осенняя листва, иллюзорные паутинки, блистающие бриллиантами росы, медово-янтарные светильники под потолком. И неуловимо тонкие запахи, сменяющие друг друга...

И я — часть этого зала в своем осеннем платье, стоит захотеть — и сольюсь со стенами, мимикрирую под окружающую среду. Осталось только понять, действительно ли я этого хочу. Зеркало мне сегодня польстило — оно отразило сказочную фею, таинственное и нереальное существо, лесного духа. И, чего уж там, пусть и не красавицу, но весьма привлекательную девушку.

Мне нравилось быть красивой, но в ухажерах я не нуждалась и была готова весь вечер провести у стеночки с бокалом фруктового сока. Не получилось.

— Вы позволите, прекрасная госпожа? — шутовской поклон.

Это Мерриш, за месяц учебы я видела его всего несколько раз, да и то мельком. Теперь он стоял передо мной — большой, сильный, добродушный — протягивал руку и с высоты своего роста вопросительно заглядывал в глаза.

Я улыбнулась и подала руку, которая тут же утонула в его лапище. Танцором Мерриш был посредственным, но по ногам не топтался — и то хорошо. Я немного переживала, как сама буду выглядеть на паркете, но память тела вкупе с памятью, прихваченной из другого мира, сделали свое дело — я двигалась под музыку, совершенно не задумываясь.

— Птичка, про тебя по школе уже легенды ходят. Я прямо горжусь, что первым с тобой познакомился.

Я пожала плечами — легенды мне не нужны.

— Это правда, что...

— Ай, брось, Мерриш. Давай просто потанцуем. Мне не слишком интересно, что обо мне рассказывают.

Мерриш на мгновение обиженно умолк, насупился, но тут же снова расцвел в улыбке:

— Ну ладно, я знаю, что ты просто скромная. Ты небось и летать умеешь, только не признаешься.

Я рассмеялась. На какой-то миг мне и впрямь показалось, что я умею летать — так стало легко. Но легкость ушла вместе с танцем, мрачные мысли, тревожившие меня всю прошедшую декаду, вернулись, отстаивая свое право на место в моей голове.

— Птичка?

Нат! Вот кого я всегда рада видеть!

— Привет! — улыбнулась я полуэльфу.

— Потанцуем? — Наттиор протянул мне руку.

— Как обычно? — отозвалась я вопросом.

— Как музыка подскажет.

Музыка подсказывала медленные, плавные движения — весь этот танец был похож на текущую воду. И я плыла — с волны на волну, по течению. Вместе со своими мыслями.

— Лари? — выдернул меня в реальность голос партнера.

— Нат?

— Мне не нравится твое настроение, птичка. Расскажешь, что с тобой происходит?