эпизод

— Смотрите только, наш брат Иоганн Альбрехт стал большим московитом, чем они сами, — громко воскликнул король.

Офицеры свиты услышав королевскую шутку, дружно оскалились и лишь Ульрика, таинственно улыбнувшись, проговорила тихо, так чтобы слышал лишь король.

— Ошибаетесь, ваше величество, — промурлыкала она, — он всегда был московитом в душе. Диким, грубым и необузданным, хотя иногда и нежным.

— Вы полагаете? — отчего-то так же тихо спросил Густав Адольф.

— Вы знаете что по-русски означает solnushko?

— Э, кажется так они называют дневное светило, — удивленно ответил король, немного понимающий русскую речь.

— Не только дневное, — сложила губки бантиком Ульрика, — и не только светило.

Между тем московиты подъехали и Иоганн Альбрехт легко спрыгнув с жеребца небесной красоты, легко вбежал по ступенькам и остановился напротив Густава Адольфа.

— Здравствуй, брат! — раздался звонкий голос в наступившей тишине.

— Здравствуй, — немного удивленно отвечал ему король, но новоявленный русский царь уже порывисто шагнул вперед и заключил его в объятия, прежде чем кто-либо успел что-то понять.

— Ты очень изменился Иоганн, — проговорил Густав, освободившись из крепких рук своего родственника.

— А ты ничуть, — с улыбкой отвечал ему тот, — я давно не имел вестей из Швеции, как твой брат?

— Увы, он недавно скончался.

— Скорблю с тобою. Бедный Карл Филип был еще так молод.

— Да, это очень печально. Ее величество королева мать, до сих пор безутешна.

— Еще бы, родителям не должно хоронить своих детей.

— Спасибо, брат, ты так озираешься, кого-то ищешь?

— Да, принцессу Катарину....

— Что?

— Густав. Где. Моя. Жена!

* * *

-Густав, где моя жена? — спрашиваю я коронованного свояка, как только мы остались одни.

Тот мрачнеет и, как видно, тщательно подбирая слова, отвечает:

— Ты же ничего не знаешь.

— Что я должен знать? Ты говоришь так, будто меня заочно развели с твоей сестрой!

— Что ты, нет конечно, просто возникли кое-какие обстоятельства.

— Какие еще, ко всем чертям, обстоятельства?

— Пока вы отсутствовали, ваш кузен и соправитель, который ко всему еще был вашим полным тезкой, неожиданно скончался. Древний трон Никлотичей оказался пуст и нам пришлось принять меры.

— Что значит принять меры?

— Ваша супруга, вместе с вашим сыном немедленно направились в ваше княжество, с тем чтобы предъявить подданным законного наследника мекленбургского престола. Чтобы придать ее словам больший вес с нею отправился королевский викарий, большая свита и изрядный регимент.

— Проклятье!

— Сочувствую вашему горю, брат, впрочем, если вы помните покойный Гюстровский* герцог был и моим кузеном.

* Мекленбургское герцогство хотя и было внешне единым, но внутри делилось на три основные части. Гюстров, Шверин и Стрелиц. В последних двух герцогом был ГГ.

— У меня не слишком много причин скорбеть о покойном, так уж сложилась что мы не слишком ладили. Но меня, черт возьми, ужасно беспокоит то, что Катарина и мой сын сейчас в Гюстрове. Там может быть слишком опасно!

— О чем ты говоришь?

— Мой покойный отец и дядя, в молодые годы натворили много разных дел и теперь за их грехи расплачиваемся мы. Скажу тебе лишь, что покойный Шверинский кузен и его бедная жена умерли не просто так.

— Ты мне этого не говорил, — заметил Густав Адольф.

— Ты думаешь, мне приятно говорить о грехах своего отца? Или о том, что мои двоюродные братья едва не отправили меня на костер по наущению каких-то негодяев! Впрочем, я говорил герцогине Софии чтобы она дала знать обо всем этом своей сестре, вашей матушке. Боже, как королева Кристина могла отпустить вашу сестру!

— Вы верно совсем забыли вашу жену, мой друг. Если принцесса Катарина сочла что-то необходимым, то ее уже не остановить.

— Н-да, интересно еще что обо всем этом скажет император Матвей? Еще сочтет, чего доброго, это оккупацией.

— Ты думаешь?

— Войны начинались и по меньшим поводам, а в империи сейчас неспокойно.

— В империи неспокойно последние сто лет, но ты прав. Что будем делать?

— Нам нужен мир!

— Разве между нами война?

— Между нами — нет. Между нашими государствами — да!

— Пожалуй ты прав, но на каких условиях?

— О, на самых выгодных! Ты не претендуешь на русские территории, а я на шведские.

— Ты очень щедр, — едва не поперхнувшись, проговорил Густав Адольф.

— Можешь пользоваться!

— Прости, но это мои войска контролируют Новгород!

— Я знаю, — не стал перечить я, а еще какой-то месяц назад они контролировали Тихвин.

— Но Делагарди...

— Ни черта не добьется под его стенами!

— Говорят, ты взял Смоленск за неделю.

— А Новгород, случись что, сам бы открыл мне ворота. Это не ваша земля Густав и ты сам это видишь. Ты же пытался вербовать тут солдат?

— Да получилось не очень хорошо, но послушай, разве эта земля твоя?

— Теперь моя, брат, а еще твоего маленького племянника, которого я еще и не видел. Ведь он мой наследник.

— Я все это понимаю, но то что ты предлагаешь мне неприемлемо! Меня в риксоде с потрохами сожрут, что я им скажу?

— Тоже мне проблема, скажи им, что, сохранив эти земли они потеряют всю русскую торговлю! Мед, кожи, воск, хлеб, сало и еще чертова прорва всего пойдет через Архангельск в Голландию и Британию, но только не в Швецию!

— Но это неправильно, мы же родственники!

— Ты думаешь твой родственник долго будет русским царем если он не вернет Новгород?

— Твое положение столь непрочно?

— Оно прочно, пока я побеждаю. Не забывай, когда я представлял интересы бедного Карла Филипа, он был фактически герцогом Новгорода. Естественно я пообещал, что если его выберут русским царем, то Москва и Новгород будут в одном государстве. Это ведь логично! Но когда его кандидатура отпала, эти обязательства стали моими.

Густав Адольф задумался, а вспомнил о последнем козыре. Быстро расстегнув поясную сумку, я вытащил из нее небольшой моток грязно серых ниток, случайно найденных мною еще в Москве.

— Ты знаешь, что это?

-Какая-то пряжа?

— Пряжа?! Да это шелк сырец!

— Что, откуда?

— Из Персии, там этого добра больше чем в Швеции камней. А знаешь какой путь туда самый короткий?

— Какой?

— По Волге, через Астрахань. И если у меня будут развязаны руки, он станет еще и самым безопасным. Персы постоянно воюют с турками, и торговля от этого страдает, а если путь через мое царство станет спокойным, весь поток персидских товаров хлынет через нас. Богатство Франции не в последнюю очередь произрастает от левантийской торговли. Чем Стокгольм и Москва хуже Парижа?

— Хорошо, ты меня убедил. Но есть условия.

— Говори.

— Корела...

— Я признаю все договоры прежних царей!

— Ты и твои подданные не будут строить корабли на Балтике.

— Как скажешь, только не забудь указать в договоре, что речь о русских подданных.

— Не понял?

— Ну, помимо русских подданных, у меня есть еще и мекленбургские, а у кое кого из них есть корабли.

— Понятно, я согласен с этой оговоркой. Теперь следующее, твой сын становится твоим соправителем в герцогстве, под регентством Катарины.

— Помилуй я еще жив!

* * *

В герцогском дворце Вольфенбютеля, было непривычно людно. Герцогская чета принимала у себя в гостях свою невестку принцессу Катарину Шведскую с маленьким сыном. Принц Карл-Густав, впрочем, был еще очень мал и потому не участвовал в церемониях, устроенных его любящей бабушкой. Принцесса Катарина Шведская ставшая после замужества герцогиней Мекленбургской имела к тому же все права называться царицей Московской. Принимать таких людей большая честь и ответственность, так что герцогиня Клара Мария и ее любящий супруг герцог Август постарались на славу. Впрочем, их невестка, носящая траур по безвременно умершему кузену ее супруга, настояла на максимально возможной скромности в торжествах, чем сразу же завоевала симпатии своего свекра Августа Младшего. Сказать по правде, тот был совсем не в восторге от своего пасынка, хотя регулярно получаемые в последнее время щедрые подарки из варварской Московии привели его к мысли, что тот, возможно, не совсем уж пропащий человек.

После торжественного ужина, все приглашенные собрались в парадной зале замка. Из уважения к трауру гостьи танцев устраивать не стали, но несколько музыкантов весьма искусно играли для услаждения слуха присутствующих. Сам герцог, будучи большим любителем игры в шахматы, не теряя ни минуты нашел себе партнера из числа своих придворных и тут же отдался любимому развлечению. Некоторые из гостей последовали его примеру, другие разбившись на кучки стали развлекать себя беседой, третьи же слушали музыку. Герцогиня Клара Мария и принцесса Катарина принадлежали ко вторым.

— Все же мне немного не ловко, моя милая, — продолжала начатый ранее разговор Клара Мария, — вы имеете право на много титулов, но всем им предпочитаете титул шведской принцессы.

— Что поделаешь, ваша светлость, — отвечала ей с достоинством Катарина, — всем им я предпочитаю тот на который имею право от рождения. Впрочем, я не буду против если вы будете называть меня дочерью.

— Конечно-конечно, дорогая моя, я со своей стороны настаиваю, что вы называли меня матушкой.

— Разумеется, матушка.

— Как вам, нравится Вольфенбютель?

— О, он прекрасен! У вас чудесный замок и великолепный парк. Находясь у вас в гостях, я отдыхаю душой.

— Неужели Гюстровский замок не столь уютен?

— Вовсе нет, но в нем не хватает жизни. Бедный кузен в последнее время жил весьма уединенно и как будто боялся чего-то.

— Ваша тетя, герцогиня София, не рассказывала вам о причинах его уединения?

— Рассказывала и не только она. Моя матушка, единственная при шведском дворе была осведомлена о печальных событиях, произошедших в замке. Единственная кроме меня...

— Кроме вас?

— Да, мой супруг кое что рассказывал мне. Не вдаваясь, впрочем, в подробности.

— Именно поэтому вы взяли с собой столь внушительный регимент?

— Это была идея моего брата, точнее канцлера Оксеншерны. Впрочем, он не так уж велик. В конце концов, мой муж был генералом шведской армии, а стал царем. Мне полагается свита приличная моему положению.

— О несомненно, дочь моя, но все же в Империи могут найтись люди, которым это не понравится. Вам следует сохранять известную осторожность.

— Вы имеете в виду императора Матвея?

— И не только его, а кстати, как отнесся ваш брат к избранию моего сына на московский трон?

— Сказать по правде он очень удивился. Вам верно известно, матушка, что Иоганн Альбрехт был послан чтобы поспособствовать избранию моего бедного брата. И судя по донесениям надежных людей весьма преуспел в этом начинании, однако болезнь, а затем и смерть бедного Карла Филипа перечеркнула их. Но, поскольку народ в тех краях совершенно дикий, они потребовали, чтобы на престол взошел его ближайший родственник.

— Весьма занятная история.

— Так нам доложили. Хотя, были люди и с иной точкой зрения, однако благодарение небесам, мой брат весьма расположен к моему мужу и не стал никого слушать.

— Это очень отрадно слышать, а много ли было этих людей?

— О, мой дорогой Иоганн Альбрехт кроме командования войсками хорошо умеет две вещи. Заводить себе добрых друзей и приобретать злейших врагов.

— Да уж, узнаю моего мальчика, его покойный отец был почти таким же. Почти, это потому что у него хорошо получались лишь враги.

— Матушка, что мы все о делах. У вас прекрасные музыканты.

— Благодарю вас, Катарина, вы очень любезны.

— Легко быть любезной, когда говоришь правду. Однако отчего они только играют, я слышала у вас служит девушка с прекрасным голосом?

— Вы, наверное, говорите о Марте?

— Да, кажется мне называли это имя. Мне можно ее услышать?

— Разумеется, — немного помрачнев отозвалась герцогиня и велела позвать свою воспитанницу.

Когда, через несколько минут, та появилась, придворные встретили ее с большим воодушевлением. Девушка, с достоинством поклонилась своим покровителям, а затем всем присутствующим и встала рядом с музыкантами. Те переглянувшись с ней начали играть кантату и Марта запела. Голос у нее был высокий и сильный и лицо, не слишком может быть идеальное с точки зрения канонов красоты, совершенно преобразилось. Особенно красивы были огромные лучистые глаза, предававшие девушке невыразимое очарование. Пела она с большим чувством и к тому же весьма искусно, так что, когда она закончила, придворные восторженно ей рукоплескали. Даже сам герцог Август, бывший не слишком большим охотником до пения, оставил на минуты свои любимые шахматы и с удовольствием слушал ее. На принцессу ее пение также произвело большое впечатление, и она выразила желание поближе познакомится с ней.

— Как тебя зовут, дитя мое? — любезно спросила Катарина, подошедшую по ее зову девушку.

— Марта Рашке, ваше королевское высочество, — присела та в книксене.

— У тебя красивый голос.

— Благодарю вас, вы очень добры.

Принцесса внимательно рассматривала стоящую перед ней Марту. Платье ее было довольно простое, по сравнению с нарядами прочих дам, однако красивое и хорошо сшитое. К тому же носила она его с природным изяществом, которое не всегда встречается и среди женщин весьма благородного происхождения. Единственными украшениями были довольно простые серебряные серьги в ушах и нитка речного жемчуга на шее.

— Ты что-нибудь споешь нам еще?

— Если вам будет угодно.

— Пожалуйста, прошу вас!

Девушка еще раз присела в книксене и вернулась к музыкантам. Герцогиня Клара Мария, немного нервничающая в последние минуты, совершенно успокоилась и заулыбалась.

— Какой прекрасный голос, — обратилась к ней принцесса, — мне будет не хватать его.

— Вы собираетесь покинуть нас? — удивленно спросила ее герцогиня.

— Простите, матушка, много дел. Хотя моя любезная тетя ведет дела весьма тщательно, мне хотелось бы принимать в них больше участия. Кроме того, я хотела бы навестить Померанию. Вы не хотели бы составить мне компанию, ведь это, кажется ваша родина?

— Да, разумеется, но что вы хотите увидеть в Померании, чего нет в Мекленбурге или Брауншвейге?

— Я никогда не бывала в Дарлове.

— Это чудесный город, но что вы ...

— Я очень хочу узнать, какими достоинствами должна обладать женщина, чтобы в ее честь мужчина назвал корабль. О, ваша воспитанница снова поет, давайте послушаем, у нее такой чудесный голос!

— Вы все знаете? — немного печально спросила Клара Мария, когда Марта закончила.

— Все? Не думаю, — задумчиво ответила ей Катарина, — знаете, если будете писать ему письма, не говорите об этом. Пусть сам догадается.