| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Кристина не могла с ним поспорить. С одной стороны он прав. И она способна, бросив институт, зарабатывать намного больше. Вместо этого выносит по ночам за живыми трупами "утки". Идти работать врачом в нашей стране — дело неблагодарное. Причём так думали все её сокурсники. Каждый получал диплом ради диплома. Зачем? Кристина из-за мамы. Остальные из-за чего?
— Пойдём, покажешь своё хозяйство! — предложил Дима.
Осмотр начали со сто первой палаты. Там лежала высокая женщина тридцати пяти лет. Кристина не помнила её имени. Изначально поступила она в состоянии комы. И хотя этот негосударственный хоспис не специализировался на больных такого уровня, её родственники уговорили главного врача. А потом у неё диагностировали запредельную кому и шлем стал в принципе не нужен. Уже год она существовала при помощи аппарата искусственной вентиляции лёгких.
В сто второй палате лежал их ровесник с раком поджелудочной железы. Диму даже в лице поменяло, когда он узнал, сколько лет пациенту хосписа. Видимо он никогда не задумывался, что смерть всегда-всегда рядом. Что она стоит позади и ждёт, когда ты допустишь хоть малейшую оплошность. Дашь ей хоть крохотный шанс вцепиться в твое тело.
Кристина рассказала всё, что знала об этом пациенте. Но её слова улетали в пустоту. Дима не слушал. Его лицо вытянулось, кожа побелела, глаза блестели. Не моргая он смотрел на парня.
— Пойдём отсюда, — голос возлюбленного был таким же резким, как и крик ворона.
Молча они вышли в коридор. Тихий-тихий щелчок замка возвестил о том, что дверь закрыта.
— Пойдём, — потянула Кристина в сто третью палату.
— Не пойду, — упёрся Дима. — Я больше никуда не пойду!
Медсестра вопросительно взглянула на своего парня.
— Прости, — опустил он взгляд. — Не хочу... не могу... — помотал опущенной головой не в силах подобрать слова.
Кристина уже видела такую реакцию. Любой пышущий здоровьем человек, для которого смерть бывает с другими, отреагирует подобным образом. Особенно при встрече со своими ровесниками.
— Пойдём на вахту, кофе попьём, — взяла она его под руку.
Кофе-машина приготовила крепкий напиток. Бодрящий запах разлился по всему коридору. Дима сидел на принесённом из подсобки стуле и держал кружку обеими руками. Словно на улице зима, а помещение не отапливается. Кристина, как ей и полагалось, разместилась в кресле дежурного.
— Может приглушить сплиты? — насторожилась она.
Медсестра рассчитывала на секс. Под коротким халатом она специально оставила лишь чулки и нижнее бельё. На уровне подсознания она даже хотела, чтобы в самый ответственный момент спустился кто-нибудь с других этажей. Зачем? Она не могла на это ответить. Но сама идея, что другие будут смотреть на их секс, очень сильно её возбуждала.
Однако на данный момент Дима был не в том настроений, чтобы требовать от него физического удовлетворения.
— Нет, не надо, — смотрел он отсутствующим взглядом на чёрную жидкость. — Это не тот холод... это... изнутри.
— Всё хорошо? — не на шутку перепугалась Кристина. — Может, ты домой пойдёшь? Если что-то не так...
— Нет, не пойду, — твёрдо ответил он. — Прости, просто... Просто...
— Я всё понимаю. Наверно зря я тебя вообще сюда позвала.
— Нет. Не зря. Хорошо, что я пришёл. Сейчас я наберусь смелости и... пойдём дальше.
Кристина посмотрела на возлюбленного широко раскрытыми глазами.
— Зачем? — только и нашлась она что спросить.
— На старика хочу посмотреть. Помнишь, ты говорила?
Медсестра рассказала ему о том, как старик из сто десятой палаты, перед погружением в сон, поцеловал фотографию жены.
— Может не надо? — неуверенно произнесла Кристина.
— Расскажи о нём, — проигнорировал её вопрос Дима.
Работница хосписа несколько минут молчала. Не знала с чего начать. Издалека донёсся приглушённый женский голос. Кто-то разговаривал по телефону на площадке между этажами. Пару мгновений вслушивалась, кто бы это мог быть, но так и не догадалась.
— Я не против, если ты мне и прочитаешь, — по-своему расценил Дима воцарившееся молчание. Он сделал маленький глоток из кружки. Довольно крякнул. После этого залпом выпил. Кофеин взбодрил его. К лицу прихлынула кровь. Он потянулся и поставил кружку на подоконник.
Кристина уцепилась за возможность прочесть. С чего начать она так и не придумала. Мозг отказывался вспоминать необходимую информацию. Так иногда бывает на экзамене, с плохо выученным билетом. Вроде и знаешь, а вспомнить не можешь. Открыла на компьютере папку озаглавленную "110". Пробежала глазами файлы.
Если руководство узнает, что она рассказывает о личной жизни пациентов, то по головке её никто не погладит. Даже больше — с позором выгонят. При самом худшем раскладе, родственники ещё и засудят.
— Значит... — открыла она один из файлов. — Его зовут... Майоров Игорь Петрович. И он полковник ВДВ.
— Фамилия Майоров, но он полковник? — Дима понемногу начал оживать от посещения сто второй палаты.
— Угу, — кивнула Кристина. — Наград у него тут... Много. Очень много. Даже улица в честь него есть в Москве... Вот! Самое примечательное! Его жену сбила машина. Насмерть. Сразу после этого у него обнаружился рак мозга четвёртой степени.
— Предпоследней, — уверенно произнёс Дима, будто всю жизнь проработал в онкологии и о раке знает всё.
— С пятой степенью рака уже в гробу лежат, — улыбнулась Кристина. — У него обнаружили четвёртую. Дело не в том. Самое интересное, что дети настаивают, будто у отца ничего не было! Он был здоров, как молодой жеребец! А как только жены не стало, сразу четвёртая стадия! И от лечения он отказывался. Представляешь?
— Вообще-то нет, — Дима почесал затылок. — Это же невозможно! Насколько я знаю, там же сильные боли...
— Да. Сильные боли. Но он отказывался.
— Не хотел жить без неё, — покивал Дима своим мыслям. — А разве может быть, чтобы у человека было всё нормально и тут ба-бах! Четвёртая стадия? Это же невозможно.
Кристина тяжело вздохнула. Достало её постоянное "невозможно".
— Я бы поменьше употребляла "невозможно", — с неожиданной даже для самой себя злостью, процедила она сквозь зубы. — Да. Это странно. Здесь не разбирались, когда у него появился рак. Здесь ему предоставили круглосуточное наблюдение. Может дети ошиблись... или ничего не знали. Может быть они с женой скрывали от них. А когда она умерла... А может и действительно, на нервной почве, у него первые три стадии протекли с феноменальной скоростью? Не думал об этом?
— Ты врач, — Дима равнодушно пожал плечами. — Тебе виднее.
Он вырос в традиционно-патриархальной семье, где слово и мнение отца было законом и правдой в последней инстанции. Мать не имела права перечить, повышать голос, дерзить. Она могла только мягко и ненастойчиво донести своё мнение. Если отцу оно симпатизировало, то он прислушивался.
Дима понимал, что с этой девушкой такой жизненной модели не сложится. Не тот темперамент. Предстояло выбрать: ломать её характер или перекраивать свой. Определиться он не мог. Себя переделывать лень, да и кажется, что невозможно. А получится ли сломить её характер и вовсе неизвестно.
— Я ещё не врач, — Кристина чуть убавила тембр голоса. — Я только учусь. И учиться мне ещё долго. Но кое-какие азы я знаю.
— Хорошо, — Дима равнодушно и отстранённо смотрел в окно.
В крошечном внутреннем дворике, между лавочек для посетителей, прыгала стайка воробушков. Медсестра никогда не видела, чтобы там кто-нибудь сидел. Но красились лавочки два раза в год, а дворнику полагалось убирать там ежедневно.
— И вообще! — вспылила от его поведения Кристина. — Нет ничего невозможного! Знаешь такую поговорку?
— Хорошо, — ответил Дима с той же интонацией.
Медсестра виновато опустила голову. Она знала об отношениях в его семье. Он умудрился рассказать об этом на первом свидании. Тогда она не придала этому значения. Мы многого стараемся не замечать, пока не становится слишком поздно.
— Пойдём, — встала она. — Посмотришь на него.
— Не хочу, — Дима отстранённо наблюдал за стайкой воробьёв.
Кристина почувствовала, как ей в голову бьёт кровь. Такую комедию ей молодые люди ещё не устраивали. И это они лишь встречаются! Что будет при совместной жизни?! Она открыла рот высказать, всё, что думает о его выкрутасах. Но слова не находились. А уже через секунду и вовсе перехотела поднимать эту тему. В пылу гнева можно наговорить много такого, чего даже в голову обычно не приходит. Унижаться и просить прощения? За что? Она видела, что именно этого от неё и ждут. Оставалось ответить самой себе на вопрос: нужны ли ей такие отношения?
На вахте загорелась красная кнопка сто девятой палаты. Кристина ушла. Всю дорогу гадала: вернувшись, застанет Диму? А ещё больше её волновало: хочет ли она его застать?
В сто девятой лежал мужчина сорока с хвостиком лет — Иван Ильич. Пару лет назад они с женой купили новую квартиру. Вешая гардину, он упал с лесенки и ударился боком. Поначалу не придал этому обстоятельству значения. Через месяц на месте удара появилась шишка. Она не болела и вообще не тревожила. Иван Ильич, тульский прокурор, не мог вырваться с работы ради собственного здоровья. Да и не болело ничего, зачем беспокоить врачей из-за всяких пустяков? К тому же бесплатной медицине он верил так же, как и шлюхам, с которыми изредка проводил время. Однажды ночью, перевернувшись на другой бок, он проснулся от дикой боли. Шишка надулась, посинела и сильно болела. У врача Иван Ильич был первым. Даже выложил кругленькую сумму, чтобы быть принятым сразу и без очереди. Лысый светила науки постучал, пощупал, задумчиво почесал подбородок, а после выписал кучу направлений на анализы. Начались бесконечные хождения, то с баночкой мочи, то сдать кровь, рентген... Конечно, прокурорская должность и деньги упрощали эти процедуры, но само по себе посещение врачей было неприятно. Там, за пределами больницы, текла радужная и весёлая жизнь. А самочувствие с каждым днём только ухудшалось. Шишка причиняла сильную боль и ужасный дискомфорт. А врачи продолжали отправлять на анализы и мычать непонятные обывателю термины. Жена затащила к знахарю, тот и вовсе повёл разговор о блуждающей почке. Мол, почка оторвалась от какого-то крепления и перекатилась в другое место брюшной полости. Там ей, соответственно, пространства не хватило, вот она и выперла. Намекал, что его друг может проводить операции подобного рода, но требуются соответствующие риску суммы. На лечение в Европу съездить не успели. Поначалу задержали рабочие вопросы, а потом болезнь резко спрогрессировала. В один обычный день Иван Ильич пришёл домой и понял, что чувствует себя хорошо, только с поднятыми вверх ногами. Приходилось лежать у стенки. Иногда ноги держали жена или сын. Но с каждым днём становилось всё тяжелее и тяжелее принимать положения в пространстве, свойственное людям. А врачи по-прежнему разводили руками. Каждый из них пытался отправить на дополнительные анализы. Тогда прокурор сдался. Решил пустить всё на самотёк. Лечь в хоспис, где будет в постоянной отключке. Прекратить мучение с поднятыми ногами. А если умрёт, то перестанет мучить семью.
Кристина заглянула вначале через окошечко в двери. Всё штатно. Тогда она тихонько вошла. Все жизненные показатели находились в норме. На пижаме, с левого бока, выделялся бугорок. Та самая шишка, которой медицина не нашла ответа, и которая сделала жизнь пышущего здоровьем человека невыносимой. На экране транслировался стандартный сон хосписа. Медсестра уже хотела выйти, когда вспомнила о ещё одной вещи, которую не проверила — "утка". Забравшись под койку, она действительно нашла там наполненную отходами жизнедеятельности ёмкость. Пришлось сходить за новой к вахте. Дима сидел. Что-то делал в телефоне. Кристина молча взяла чистую посуду и ушла. Даже не взглянула на возлюбленного. Она уже чуть остыла, но странное поведение молодого человека всё равно не давало покоя.
"Почему женщина не может сказать мужчине и слова поперёк? — размышляла, пока шла к сто девятой палате. — Что за средневековые замашки?! Если твоя мать расстилается ковриком перед твоим отцом, то это совершенно не значит, что я буду делать то же самое!"
Ручка тихо щёлкнула. Кристина вошла в палату Ивана Ильича. Опустившись на колени, достала грязную "утку". Заменила на чистую. Тихо вышла из комнаты, где проводил свои последние дни некогда страшный человек. Пусть не был он Тамерланом, самомнения у него было не меньше. Кристина об этом знала лишь понаслышке. Сменщица, при которой он прибыл, рассказывала, что этот тульский прокурор пальцами крутил не хуже братков из лихих девяностых.
Появилось желание сходить и отнести грязную "утку" на вахту. При этом поставить на подоконник, чтобы Дима сидел и нюхал отходы человеческой деятельности. А может и вовсе сравнить его с ними.
Кристина помотала головой, выбрасывая дурные мысли. Направилась в душевую. Сразу вымыть судна и забыть. Там, кстати, стояла ещё и прошлая. От женщины с раком шейки матки из сто четвёртой палаты.
Пока мыла, вспоминала, как противно было эти действия выполнять в первый раз. За смену её даже два раза стошнило. И вот, прошло всего лишь пол года, а она, даже не поморщившись, уже вычистила и вымыла две "утки". Вытерла их насухо вафельной утиркой. Старое полотенце вернула на крючок, а судна установила в стопку таких же.
Работа успокоила. Вернула свежесть мыслям и покой в душу.
За дверью её ждал Дима. Кристина вздрогнула, когда увидела в полутёмном коридоре мужской силуэт. Марина рассказывала, что как-то вышла из туалета, а в коридоре её ждал внезапно очнувшийся пациент, который замогильным голосом поинтересовался, где он находится и как отсюда добраться на кольцевую "Парк Культуры".
— Покажи мне этого старика, — миролюбиво произнёс Дима. — И... — тяжело вздохнул. — Прости меня.
Медсестра несколько мгновений смотрела ему в глаза. Раскаяние было настоящим. По крайней мере, ей так показалось.
— Пойдём, — взяла она его за руку.
К сто десятой палате прошли молча. Кристина чувствовала победу. Но рада ли ей была? Ответить на этот вопрос не могла. Однозначно утешало, что ради неё Дима поступился своими принципами.
Палата со стариком, как две капли воды, походила на другие. Кроме одного: на его прикроватной тумбочке в рамках стояли бумажные фотографии. Это сразу бросилось Диме в глаза.
— Ничего себе он древний! — прошептал он. — Я последний раз бумажные фотки видел лет десять назад!
— Дети принесли, — так же шёпотом ответила Кристина.
Дима подошёл ближе. Наклонился рассмотреть снимки. На одном из них старик получал награду из рук президента. На другом был какой-то парень с рыжеволосой девицей. Не сразу Дима понял, что видит одного и того же человека с разницей лет в сорок.
— Её он и поцеловал, — указала Кристина на центральную фотографию, где молодой парень обнимал за талию рыжеволосую красавицу. У последней на майке красовалась надпись: "Наглая рыжая морда? Да, это я!". Её левый глаз скрывало бельмо.
— Крутой наверно парниша, раз презик ему награду вручает, — поджал Дима нижнюю губу. — И жена у него красивая. Была. Кем он говоришь, был? Майором ВДВ?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
