Скрамасакс (эпизод два)

Тюрин Роман Вячеславович.

г. Владимир.

Июль 2016.

СКРАМАСАКС — эпизод два.

Дорогой читатель, прошу не забывать — в основе представленного произведения лежит фантастика. Персонажи и события являются вымышленными — любые совпадения случайны. Трюки выполнены профессионалами, не пытайтесь их повторить в домашних условиях!

Часть первая:

Глава 1. Арест

"Опять началось — передышка была недолгой. Три дня и всё заново — хотя, может быть обойдётся?..

Нет. Вряд-ли. Что-то подсказывает — круговерть сия не случайна. Один вроде бы остался в прошлом...

Впрочем, о чём это я, ведь ему пофиг на такую мелочь как время.

Однако быстро он нас нашёл... а может божок не при делах?.. Просто запустился некий механизм, меня схватил и не отпускает..." — стремительно мелькают мысли, пробиваясь сквозь тяжёлое дыхание под бешеный стук сердца.

Погоня, что может быть столь же волнующим для беглеца: ночь, гулкие звуки выстрелов, вспышки из дул табельного оружия, мелькающие шпалы, и бесконечные вереницы товарных вагонов.

— Стоять! — доносится крик, — будем стрелять... — удивил, так удивил. Пуль пролетело с пяток, предупреждение же — только поступило.

"Азартные охотнички, наверняка считают, что ловят очень опасного диверсанта. Как же от них оторваться?.. Вероятно, уже всполошилась вся местная милиция. По военному времени на вокзале должен присутствовать пусть не большой, но всё-таки гарнизон, думаю, прямо сейчас и его поднимают в ружьё. Направление ведь стратегическое. От относительно благополучного востока нашей необъятной родины, до охваченного пожаром войны запада, словно кровеносная артерия струится железный поток рельс, перенося в одну сторону толпы растерянных беженцев, а в другую — свежую боевую технику да тонны боеприпасов. — Ух! Устроил я здесь суматоху..."

Сам виноват, недооценил, так сказать, исторический момент. Тупо послонявшись по окрестностям, решил забраться в товарняк да двинуть к фронту, помочь родине в борьбе за место под солнцем. А что прикажете делать?.. Отсиживаться в лесу на подножном корме?.. Бежать к Джугашвили, как предложил Серафим, со своими совсем не ясными и абсолютно не полными типа пророчествами? Бред! Что смогу рассказать?.. Была сталинградская битва, где-то примерно в сорок третьем, или донести до генералиссимуса бесценную информацию о дате великой победы, единственное, что знаю наверняка, всё же остальное лишь в общих чертах... к чему?.. Смысла не вижу. Эх, надо было лучше учиться и не прогуливать уроки истории, как-то так. Впрочем, даже если бы и помнил что-то стоящее, то до главнокомандующего доберусь навряд-ли, максимум на Берии мой путь и закончится.

"Не суть, — мысленно возвращаюсь к преследователям, — задницей чувствую — один меткий выстрел и перенесёт меня опять — хрен знает куда. А не очень-то хочется попасть, например, в каменный век. Нет уж, увольте, лучше тысяча девятьсот сорок второй тут всё — более-менее ясно".

Несусь как лось, адреналин, подобравшись к краю, расплёскивается с каждым шагом. На путях стоит с десяток составов, где-то вдалеке лают собаки, ныряю под ближайшую цистерну. Перекатываюсь под поездом и, забравшись на соседний, припускаю что есть сил, перепрыгивая через тёмные стыки вагонов.

— Бабах... Жжжж... — В считанных миллиметрах от затылка пролетает пуля. Волосы встают дыбом, мурашки толпой проносятся по телу. Вжимаю голову в плечи, едва не упав шарахаюсь, всё же остаюсь на ногах, пригибаюсь да вновь ускоряюсь. Аура окружающего становится значительно интенсивней, видимо вновь открылись новые возможности организма. Увы, анализировать времени нет.

"Неудачная идея, надо спускаться", — на фоне июльского ночного неба мой силуэт как на ладони. Очередной выстрел... Не задумываясь, прыгаю.

В полёте осознаю: "Сейчас по-любому переломаюсь". — Однако случается чудо: перед самой землёй тело независимо от мозга, даже ему вопреки, группируется и пару раз перекатывается через плечо.

"Здорово получилось, опять повезло", — констатирует сознание. Новая вспышка, гулкий звук взрыва пороховых газов и поджатые ноги выстреливают телом аккурат меж колёсных пар состава. В то место где я мгновением раньше изображал акробата хлёстко ударяет пуля, рикошетит в цистерну, на землю льётся жидкость, острый запах бензина выводит меня из ступора, рывок...

Остервенелый лай уже ближе и что больше всего напрягает — прямо по курсу. Окружили — загоняют как кабана. С ностальгией вспоминается убитый мной боров, с которого началась вся эта история, резко торможу, щебёнка брызжет из-под каблуков. На меня несётся крупная овчарка, видать тут она основная, товарки её брешут вдали, до этой же псины, пару прыжков и вцепится мёртвой хваткой. Опять тело идёт наперекор мозгу, чувствую — ум даёт команду пустить в ход скрамасакс, однако рука, игнорируя приказ, выкидывается открытой ладонью в сторону зверя и сознание непроизвольно выбрасывает клубок силы. Собака в торможении идёт юзом останавливается, начинает скулить и задом пятится в тень.

"Ни хрена себе! Как же так вышло?.. Потом, всё потом, разбираться совершенно некогда..."

"Почему я сразу не остановился, когда впервые услышал слово стоять? Вместо того чтобы застыть, поднять руки, и сдастся властям, как испуганный заяц — чисто на инстинктах, припустил вовсю прыть. Ну, чего бы они мне сделали?.. Допросили бы, пробили бы по базам, ничего бы не нашли и отправили либо в лагерь, либо на фронт, скорее — второе, чего я, собственно, и добивался. Теперь же: в лучшем случае каторга, в худшем — к стенке. Как я помню — здесь всё достаточно просто. Однако с другой стороны по Серафиминому учению поступил я правильно — в связи с отсутствием времени да полной неожиданностью, не подключая мозг, интуитивно выбрал бег.

Всё произошло, как произошло, значит — по-другому быть не могло. Логично? — Логично, тем более это опять вписывается всё в ту же концепцию — смиряйся, плыви по течению... — отгоняя тревожные думы, трясу головой. — Дёргай, Роман, к Клязьме, плаваешь ты не плохо, если значительно оторвёшься — шанс уйти неплохой".

Пути редко-редко освещены фонарями, где-то справа, видимо на разгрузке, бьют в землю прожектора. В отличии от преследователей мне прекрасно всё видно, здорово помогает изменённое состояние сознания — аура окружающего, чуть подсвечивая действительность, красиво играет полутонами, увы — не до любования. От противно визгливой трели милицейского свистка, вздрагиваю, нога попадает в какую-то ямку, подворачивается... В последний момент группируюсь и вновь кувыркаюсь на другую сторону состава.

Вскакиваю: "Уф... пронесло..." — только подумал, и на тебе... мощный толчок под лопатку. Ударом тело разворачивает на триста шестьдесят градусов, колени подгибаются, в ушах стремительно нарастает гулкий шум, перед глазами мелькают кроваво красные круги. Падаю...

"Пипец котёнку, больше гадить не буду... куда же меня забросит в этот раз?.." — проносится последняя мысль и накатывает тьма.

Неделей ранее:

Битва в тысяча четыреста пятьдесят четвёртом с приспешниками тьмы за рай закончилась нашей победой — скрамасакс разминирован, планы Одина рухнули. Однако с другой стороны картина смотрелась не совсем радужно: ватага распалась — я, Беляш да Серафим, демоном Алконостом были утащены, как оказалось, в будущее, Аника же с Атанасом остались в пятнадцатом веке, и их дальнейшая судьба вызывала нешуточные опасения.

В новой реальности, увидев эскадрилью немецких бомбардировщиков, мы поняли — попадос...

Сидим, значит, на травке да осмысливаем новости. Светит полуденное солнышко, весело щебечут лесные пташки, ласковый ветерок обвивает лицо. По ощущениям — середина лета.

Волк, нас оставив, потрусил в чащу.

То, что на дворе второй год войны мы выяснили у местных практически сразу.

Переварив увиденную картину — низко летящих фашистских самолётов, и чуть придя в норму, я начал в общих чертах рассказывать батюшке Серафиму о Великой Отечественной. Старец смурнел на глазах, как всегда, на самом интересном, мой монолог бесцеремонно прервали. Где-то на середине повествования лесную идиллию разорвал отчаянный визг.

Мы вскочили, стартанули на голос и обнаружили следующее: прижавшись спинами к стволу огромной сосны, закрываясь полупустыми корзинками, с ужасом застывшим на детских лицах замерли два подростка, лет по десять — двенадцать. Суматоху вызвал Беляш, тот сидел напротив и, склонив голову набок, с интересом их разглядывал.

Девчонки, увидев Серафима, громко выдохнули, надо заметить, старец, имея облик доброго дедушки, у всех неизменно вызывал беспричинное расположение даже при беглом взгляде. Когда же подростки обнаружили меня, то я увидел, как неестественное расширение глаз может с лихвой компенсировать необычайную вытянутость лиц. Ну да, я же весь в железе, хоть при перемещении из реальности в реальность крови на одежде не осталось, все дырки исчезли, однако видок был ещё тот...

Бородатый, лысый мужик в поблёскивающем сталью куяке, с зажатыми в обеих руках ножами, неожиданно выскакивает из-за деревьев... для двадцатого века картина, мягко говоря, нестандартная, тут кто хочешь — обделается. Катана Будды осталась в прошлом, надеюсь — Анике она сослужит добрую службу, а вот скрамасаксы Перуна батюшка во время погребения бесчисленных душ положил в бездонный карман подрясника и они перенеслись вместе с нами.

— Белый, зачем детей испугал? Иди сюда! — разобравшись в ситуации, расслабившись, крикнул я волку и, подзывая того, похлопал себя по бедру. Зверь потрусил ко мне, старец направился к девочкам. Подростки громко выдохнули и словно у них из позвоночника вынули штырь брякнулись на пятую точку. Ручонки тряслись, выпученные, испуганные глазищи недоумённо хлопали — колбасило детей не по-детски.

— Ну что же вы, красавицы, испугались?.. Это Беляш — он хороший, зверь вас не тронет. Давайте знакомиться, меня Серафимом зовут, а дядьку... — старик указал на меня, — Романом кличут, хоть тот с виду грозен, однако добрейшей души человек...

"Ну, тут он по-любому преувеличивает..." — я, виновато улыбнувшись, подошёл ближе, и также как старец сел на мох по-турецки. Волк лёг рядом, положил голову мне на колени да просительно глянул в глаза. Только я приступил к почёсываниям, довольное урчание вмиг наполнило округу. На худеньких подростковых личиках и без того огромные глазища снова вытаращились, на этот раз с неподдельным интересом.

— А можно его погладить? — после продолжительной паузы, видимо справившись со страхом, под напором любопытства, выпалила рыжая и, испугавшись сказанного, прикусила губу. Я пожал плечами, прекратил теребить Беляша и кивнул тому на девчонок. Волк обречённо вздохнул, встал и нехотя к ним подошёл. Просительно ткнулся носом в плечо испуганного ребёнка — типа сама же просила. Не дыша, девочка приступила к сей процедуре, он вновь заурчал и несмелая, но счастливая детская улыбка озарила округу. Вторая пигалица также не справившись с искушением робко присоединилась к подруге. Зверь, пребывая в полном восторге, счастливо млел.

Анна и Мария, так звали наших лесных красавиц, оказались двойняшками, жительницами деревни Толстово, она и в моём времени аккурат крайняя перед дремучим массивом леса. Не большое поселение на пятнадцать дворов относилось к Головинскому совхозу. Из мужиков в деревне остались три деда, один безногий калека, да ещё какой-то бобыль, при помощи связей откосивший от службы. Подростки друг на друга были совсем не похожи, одна — шебутная, огненно-рыжая, вся в веснушках оторва; другая — полная противоположность: тёмно-русые волосы, огромные карие глаза и застенчивый нрав. Как позже выяснилось, Машка пошла в мать, ну, а Анька — в отца. От них-то мы и узнали о местных реалиях.

Поначалу вызвавший в подростках жуткий испуг Беляш после нескольких минут поглаживания привёл детей в полный восторг, они немного расслабились — надо думать здоровенный волчара, а ластится словно кот. Серафим, это подметив, поспешил закрепить поменявшийся их настрой и, солгав, что мы потерявшиеся путники, пришедшие издалека, окончательно успокоил девчонок. Впрочем, почему солгав, лжи ничуть в словах старика не имелось.

Около часа мы болтали обо всём и ни о чём одновременно. Дабы снова не испугать девчонок да избежать встречного любопытства, попутно, исподволь, задавая вопросы, аккуратненько узнали действительность. Под конец осмелевшие сёстры позвали нас в гости. Мы вежливо отказались, сказав, что не хотим их стеснять и поживём пару дней на полянке с дубом, благо погода пока великолепна. В ответ, вновь увидев вытянувшиеся лица и выпученные глаза, услышали следующее:

— Место там нехорошее, люди там погибают, то зверь разорвёт, то молнией стукнет, то непонятно что, просто беспричинная смерть.

"Да уж, знакомая ситуация..." — подумалось мне, а двойняшки, перебивая друг друга продолжили:

— Говорят, раньше под дубом в землянке баба Яга обитала. Позже за какое-то страшное чародейство колдунью сожгли, но дух её так там и бродит...

"Не наша ли это навка бесчинствует?.. — зацепившийся за информацию мозг, стал сопоставлять известные факты. Хоть мне казалось, что дух её я упокоил, однако дед поднимет мятежную душу лишь через семьдесят лет... наверняка ведь она хулиганит..."

Девчонки попросили разрешения завтра навестить Беляша — Серафим дал добро, те восторженно щебеча, ушли. Мы остались — решили пару дней перекантоваться в лесу подумать над планом.

* * *

Напомнив батюшке об истории с навкой и высказав опасение по данному поводу, в ответ я услышал, как выяснилось из последующего повествования, очередной скупой урок:

— Во многих страхах, многие печали, — он перефразировал крылатую фразу царя Соломона, и сокрушённо вздохнул. — Переживаешь о многом, расслабься — Богу доверься. Он в обиду не даст, даже если что и произойдёт с виду не очень приятное, при правильной на это реакции приведёт исключительно к благу, всё по воле Его, смирись и страхи уйдут.

Старец на мгновенье умолк, затем вновь тяжело вздохнув, выдал экскурс в библейскую историю:

— В раю смерти не было, страхов тоже, лишь при грехопадении они появились и самый главный из них — боязнь смерти. С тех пор ими напитана вся наша жизнь, мы страшимся того, боимся сего, тем самым разжигая смятение и глубже загоняя себя в ад. Вот только представь — ты ничего не боишься, нет колебаний, сомнений, есть лишь уверенность. Как изменится жизнь?..

Осмысливая услышанное, мозг заключил: "А ведь и впрямь, не будет страхов и прочего существование станет совершенно другим, по крайней мере, комфортней. Однако осознать вред боязни — ничто, изгнать её из души — вот в чём проблема, я вообще не уверен, что такое по силам".

— Да, это не просто, — Серафим качнул головой, — мыслимо сие лишь смирившись, смирение же основа покоя и противоположно гордыни. Возгордившийся ангел, в итоге — стал бесом.

Судя по интонации, старик данным высказыванием попытался подвести в разговоре черту, однако увидев на моём лице муки разума, он выдал, как думал, постскриптум: