Колодец лесной ведьмы

Бойтесь, девушки, своих желаний! Они имеют нехорошее свойство сбываться. Особенно, когда желаешь увидеть суженого. Да и точность важна! Не перепутайте слова! А то мало ли, что может приключиться...

Часть 1. Встреча

Глава 1. Святые Деды

Тук-тук-ш-ш-тук-тук. Стучат коклюшки, трутся друг об дружку, греют ладони. Разговаривают между собой, плетут длинное кружево, словно историю слагают, связную и красивую. Словно баушка старая кажет сказку долгим зимним вечером при неровном мерцании свечей и посмеивается, глянув на соловеющих от страха детишек. Запнутся коклюшки, на мгновение, чтоб вспомнить историю, да снова шепчут-пришёптывают про добра молодца да девицу писану красу, и про злую ведьму глупую, и про брегиню-заступницу, и про лесных человечков алчных до злата...

Дрянные коклюшки у тётки Мирославы, пустые внутри, лёгкие. Шероховатые, плохо заточенные края цепляют нитки. Вот у Варены знатные — батька из Облочина привёз, с ярмарки. А все знают, что на ярмарке самые лучшие изделия продаются, со всех концов Триречья, от известных мастеров, что славятся ремеслом даже и в отдалённых краях! Ну ничего, вот закончится ученичество и ей тоже купят тяжёлые гладенькие коклюшки, которые и в руку взять приятно, и кисти от них не устают, и ниток на них намотать можно вдосталь. А пока и эти сгодятся. Шепчут, шелестят, постукивают, погружая в полусон, в думы приятные...

Говорят девушки, что Дарина подзудила всех снова гадать на Дедов! У ней всегда в одном месте шило, неуёмная, немирная Дарка! Даже вовсе маленькой она любила носиться по улицам с хлопцами, вместо степенных девичьих игр с куклами и куличиками. Айлина никак не могла понять, как подруге удалось выйти замуж раньше неё. Ведь и обличьем вроде не удалась — толстоногая, широколицая и волосы цвета перезрелой соломы, — и характер у неё не женский: ни смирения, ни терпимости. А жениха Дарина нашла знатного. Лучший парень в деревне, сын зажиточного лавочника, Варенин брат Витай получился ни в мать-белошвейку, ни в отца-лавочника, а неизвестно в кого, умный он, покладистый, внимательный. Свадьбу они сыграли скромную — из-за великого поста, в который не положено веселиться, без танцев и нанятых певальниц, зато с дорогими подарками и столами, что ломились от постных яств. Священник уж как злился, как уговаривал подождать до разговенья, не согласились родители. Ясное дело — ведь понесла Даринка, надо было приличия соблюсть, чтоб не пошла под венец с раздутым пузом.

Айлина вздохнула, вспоминая тихое празднество, тихое-тихое, да на три дня, и тут же ощутила весьма чувствительный тычок в шею. Тётушка Мирослава, незаметно подобравшись сзади, заплевала словами подобно водохлёстке:

— Погляди, что ты наплела!

Айлина пригляделась к кружеву и ахнула. Жар бросился в лицо. Узор был загублен! Распутывать нитки придется теперь, ох, тянуть в стороны, расплетать да распутывать! Тётка Мирослава стояла над ученицей, как ворон над добычей, и зудила:

— Говорила я твоей матери, не выйдет из тебя толку, лучше не переводить время и золото, всё одно тебе кружевницей не быть.

Айлина закусила губы. Девушки хихикали, шёпотом обмениваясь мыслями о ней, и явно не самыми хорошими. Тётке Мирославе пришлось шикнуть и на них:

— Смотрите на свою работу, сороки!

Девушки опустили головы, склонившись над узорами, и тётка Мирослава ткнула узловатым, скрюченным от долгих лет плетения пальцем в кружево Айлины:

— Распустишь и заново начнёшь! Отсель распускай!

— Но... Здесь на многие часы работы...

— Не перечь, поперечина! Раньше начнёшь — раньше нагонишь остальных! И не витай в облаках, чай не птица божья!

Айлина вздохнула, принимаясь распутывать неудобные деревянные коклюшки. Эх, распускать не плести, когда сами нитки слаживаются в узор, а и делать нечего. Тётка Мирослава не отвяжется, новое кружево начать не дозволит.

Мать была счастлива, когда оказалось, что у старой рукодельницы есть место ученицы для Айлины. А по другому поглядеть, выбора перед дочерью кузнеца особо не стояло: либо учиться на кружевницу в Ореховке, либо ехать в другое село к другой мастерице, на долгое обучение вышивке или шитью. Конечно, можно остаться без ремесла, понадеевшись на богатого мужа. Но разве это дело, если девушка не умеет ничего, кроме хозяйства? Работы в доме-то завсегда хватает: сготовить еду, скотину обиходить, там почистить, тут отскоблить, стирка да хлеба, а ещё покосы, жатва, заготовки на зиму... Но как же приятней, когда есть ремесло, когда вечером, после домашних дел, руки творят из ткани рубаху, из ниток полотно или узор на сарафане, а в мыслях ярмарка в Облочине да те новые мягонькие сапожки из обёрнутой кожи, которые можно будет купить на вырученные деньги!

Айлина с трудом распутывала неправильно сложенное кружево, а уши её сами собой ловили разговоры, которыми скрашивали привычную работу более опытные товарки. В основном, это были сплетни и пустые пересуды о соседях, реже сладкие мечты о неженатых парнях, о предстоящих праздниках и о связанных с этим приготовлениях. Обсуждали платья, скромные украшения, лакомства, которыми угостят их женихи... Айлину не занимало чесание языком. Жениха у неё ещё не было, хотя время невеститься пришло уже давно. А вот гадание, о котором возбуждённо шептались две её соседки, интересовало Айлину намного больше. Дарина, хоть и замужняя, конечно, поучаствует — надо же знать, сколько деток даст им с Витаем Всемогущий.

Назло деревенскому священнику, вяло и постоянно борящемуся с языческими обычаями, девушки устраивали гадания на каждый праздник, который имел отношение к семье. Гадали для смеху, а сами верили. Верили, ежели на Святых Дедов встретить первым мужика в добротной одежде, найдёшь богатого мужа, а увидеть пьяного — останешься ранней вдовой. Всё это не мешало деревенским усердно молиться Всемогущему и соблюдать все церковные посты. А гадания жили своей жизнью и помирать не желали. Собираясь большими компаниями, молодки лили плавленный воск в воду — угадывали ремесло суженого, ломали не глядя весенние веточки трешни и считали раскрывшиеся цветки — столько детей будет рождено. Для девушек гадания были поводом похихикать и посудачить вдали от мамок и бабок, значительных, сурьёзных, в тёмных скучных одеждах. Тем более, что на Дедов, как и на Мучеников, не веселились...

— Эй, Айлина! — звенящим шёпотом позвала её толстенькая Варена и для надёжности пихнула в бок локтем. — Ты гадать придёшь?

— Не знаю, — пожала плечами Айлина. — Если получится.

— Дарка что-то новое придумала! — в голосе соседки слышалось нескрываемое возбуждение. — Ей тётка рассказала о старинном средстве, чтобы привлечь того, кого желаешь!

— Это против Всемогущего, — расширила глаза Айлина. — Привороты и зелья колдовские — этим проклятые чёрные ведьмы балуются, те, которых извели из Триречья!

— Да брось! — пренебрежительно отмахнулась Варена. — Что плохого в том, что суженым станет парень, который те кажет?

— От судьбы не спрячешься, — строго ответила Айлина. — Ведьмино проклятье достанет завсегда. Лучше положиться на сваху и родителей! Они дурного не присоветуют!

— Святоша! — скривилась Варена, поджав пухлые губки. — И трусиха!

— Кто трусиха? — возмутилась Айлина, чувствуя, как бьётся нахлынувшей обидой жилка на шее, под цепочкой со святым крестом в круге. — Было бы что страшного в дурьем гадании!

— Вот приходи, тогда и посмотрим, струсила или нет!

— Вот и приду! — запальчиво забещала Айлина и тут же пожалела о том. Что, если матушка не пустит? Или ещё какая безделица не даст прийти, а девушки подумают, что она и вправду испужалась?

Да всё едино! Что стоит улизнуть от матушки? А ведьминское гадание... Ни один парень в возрасте жениховства не нравился ей настолько, чтобы ради него преступить запретную черту. Так что она на рожон не полезет, придёт, посмотрит, а гадать не будет, вот и всё!

— Растрещались, сороки! — недовольно прервала их тихий разговор тётка Мирослава. — У одной узелков не счесть, а другая так и не переправила узор! А ну-ка молча за работу! Иначе всё матерям вашим расскажу, вот они розог-то об вас пообломают!

Собеседницы склонились лицами к станкам, сосредоточенно разбирая коклюшки. Угроза рассказать родителям про лень на уроках подействовала получше тычков. Плачено за учёбу было немало, часто, как в случае Айлины, с жертвой последних денег, с надеждой, что, выучившись, дочь станет богатой мастерицей да в свой черёд поможет родителям в старости. И про розги не пустые слова. Матушка может! Да ещё как, ежели всерьёз рассердится! Лучше уж помолчать немного, а наговориться всласть по дороге домой.

В назначенный час, незадолго до полудня, ученицы сложили коклюшки, поклонились хозяйке в пояс и одна за другой покинули светлицу. Варена вновь подтолкнула Айлину в бочок:

— А мне батюшка ленты атласные печатные для понёвы заказал! Лучшей в Облочине мастерицы! А ты чем свою украсишь?

— Кружевом, ведомо, — вздохнула Айлина. Кружево было уж сплетено простыми солнечными кругами, сшито в длинные полосы и ждало только быть притороченным к подолу, обшлагам, рукавам домотканой весенней понёвы. Да косу с очелком украсить кружевом, а что ль? Кружевница она или так, на тятькиных харчах живёт?!

— А ленты, Айлюшка, алые-алые, что твоя трешня, спелая, сладкая! — продолжала Варена. — Да по ним птицы райские изузорены, хвостами и клювками друг за дружку держатся! Айлина снова вздохнула. Может Варенька себе дозволить дорогие ленты печатные, двое их у отца, кровиночек родных, а и золота в ларях у лавочника полным-полно, на кого ж трошить как не на дочку едину. У её тятьки их пятеро, хоть старшего женили, а всё подмогой посылают то монету, то куль муки, а то клинков на продажу... Да ждут сваху сей год, время ей, Айлине, за мужем уж следовать.

Выйдя из душной избы тётки Мирославы в кругу других будущих кружевниц, Айлина увидела на дворе брата. Вихрастый, рыжий и конопатый, как все дети кузнеца Иренея, мальчишка танцевал от нетерпения по земляной дорожке, не решаясь прервать занятия сестры, хотя и прибежал с явно важным поручением. Айлина встревоженно кинулась к нему:

— Зорко, что случилось? Кто тебя послал?

— Матушка! — брат шмыгнул носом, утёрся подолом полотняной рубахи и зачастил: — Пришла сваха, хотела матушку с тятькой видеть, за тебя болтали, за твой замуж, сваха хочет, уж так хочет-уговариват, а матушка в затруднении, сказала — без тебя никак, надо бежать быстрее!

— Всемогущий! — всплеснула руками Айлина и, подобрав подол, бросилась по дороге к дому. — А кто жених-то, кто?

— Не знаю, того не слышал! — легкомысленно ответил брат, следуя за ней.

Деревня была большой, дороги до дома — вдоль одной длинной улицы, но Айлине казалось, что конца не будет этим избам с палисадниками, с подворьями, с садами, с лавками и мастерскими. Она бежала быстро, ловко избегая грязных весенних луж в выбоинах, пугая редких пташек, заставляя брехать ленивых цепных собак. Зорко подотстал, отвлёкся, и до родного дома Айлина добралась одна. Запыхавшаяся, остановилась у ворот, держась за створку, попыталась отдышаться и увидела во дворе запряжённую мулком повозку.

Этот простенький, но дорогой возок знали все в округе. Тётка Марыля, которую одинаково принимали и в богатой избе, и в последней нищей хижине у реки, занималась довольно прибыльным делом: сватовством. Она соглашалась на любые предложения, никому не отказывала, но и не обещала успеха. А чего обещать-то? Дело такое, сладится, не сладится промеж родни, а всё молодые решают. Родители хлопцев всегда обращались к ней: считалось, что тётка Марыля приносит удачу, как талисман. А ещё, если первое сватовство заканчивалось отказом девушки, сватья принималась за второе без оплаты. Третьего обычно не требовалось. Тётка Марыля знала всех, кто какого зятя жалует, кто за дочкой даст богато, а кто и погонит со двора, хоть и вежливо.

Мулок стоял смирно, прядая длинными ушами, похлопывая себя по бокам смешными хвостами с кисточкой — левым по левому, десным по десному. Изредка тянулся к зарыжевшим веточкам айлы и обдирал круглые сочные листики, в самой весенней поре сладкие, точно медовые груши. Айлина обошла повозку почтительно, страшась и краем платья коснуться, да заправила ветки за палисад. Сваха свахой, мулок животина, что с него взять, а своё деревце негоже на порчу отдавать. Айлу посадил тятька в год рождения старшей дочки, да по дереву её и назвали. Такая же рыжая, как и листочки, вышла Айлина, а распустит косу — ни дать ни взять айла весенняя, словно волосы не волосы, а золотая с красным куща у ворот.

Ой, да о чём думает-то? О чём мыслит голова бестолковая? Кто за тёткой Марылей стоит? Какая семья побрататься с кузнецом желает? Какой хлопец приметил невесту на её дворе? В вечёрки ли кто за ней глазом следил масляным? Когда и не свечи даже, а лучины палят в бедных хатах, и девушки с бабками приходят чесать тёмную овчиную шерсть, да в кудли собирают, да прядут, а между делом слушают сказки баушкины, со старых времён пришедшие, что баушка с печи сказывает. А хлопцы с мороза в сени ввалются, гомонят, перепихиваются да на девушек зыркают. А те и рады, что же, зазря очелки новые вязали или сарафаны красные расшивали осенью? Да не прямо на хлопцев глядят, а из-под ресниц, коротко, да чтоб тётка-блюдельщица не приметила, да чтоб руки не остановились, а трудились себе на благо общины... На вечёрках обычно и виделись девушки новыми, не подружками по детским играм, а взрослыми, умелицами, хозяюшками, а и такими волнующими, что аж тянет какую глупость крикнуть или заблеять страшным гласом, чтоб напугать и баушку, и тётку во вдовином платочке, и девушек, и пацанят, что из печи горячие орешки тягают...

Кто же? Кто приметил её, Айлину, да так крепко, что за зиму не забылась? Вот сей час войдёт в горницу и узнает, а страшно-то как, страшно!

Айлина прижала руку к сердцу, бешено рвущемуся из-под тонкой льняной рубашкой, и тут на дворе появились сёстры. Младшая, ещё совсем чадо, розовенькая, как молочный поросёнок, пухленькая и весёлая Галыська, бросилась к ней, уткнулась личиком в сарафан, обхватив ноги ручками, и тоненько, по-бабьи, заголосила:

— Ой, не ходи замуж, Айлюшка, не ходи, не надо! Как же мы без тебя?! Айлина бессознательно прижала ладонью её голову к животу, как всегда, утешая лаской, не зная, что сказать, а средняя, Милина, рассудительная и чистоплотная, самая миленькая и пригожая из сестёр, вынула из кармана передника любимый роговой гребень и, протягивая Айлине, пожурила Галыську:

— Что ревёшь, как последняя себялюбица! Сопли по платью развозишь, вот овца глупая!

— Ха, дура и есть! — звучно сплюнул в траву неожиданно появившийся Зорко. — Девкам надо замуж!

— Причешись-ка, косу переплети! — деловито оглядела Айлину Милиша, принялась ловко оглаживать сестрин сарафан и поправлять рукава рубахи. — Тётка Марыля страсть как не любит нерях. А и матушка со стыда сгорит, коли тебя вот такой растрёпой увидит! Ждан, и тот не погладит по головке!

— Ждан приехал? — радостно переспросила Айлина, не слушая наставления сестры, но всё же приглаживая выбившиеся из косы вихры. Если брат здесь — всё будет хорошо! Внезапно даже волнение прошло. Ждан старший, он умный, он всё-всё знает и уж точно — то, как Айлине распорядиться своей жизнью!